Текст книги "Солнечный Ястреб"
Автор книги: Касси Эдвардс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
17
Отважишься – промолвишь;
И память я уйму;
Спеши! Иначе мысли
Вновь улетят к нему!
Эмили Дикинсон
Мир был разноцветным, солнце – огромным оранжевым диском, опускающимся за горизонт. От него остался лишь краешек, вроде перевернутого серпа. Солнечный Ястреб медленно греб, удаляясь от острова, и все время видел вдали шпиль церкви, увенчанный крестом.
Он сжимался, когда стук молотка нарушал звонкую тишину, повисшую над спокойной водой, твердил себе – церковь еще не достроена, еще можно все изменить.
Противоречивые чувства раздирали Солнечного Ястреба. Но ему хватало и одной, чтобы кипеть от гнева.
В который уже раз он мысленно перенесся в прошлое. Давным-давно его отец, гордый и счастливый, стоял между сыном и женой. Они держались за руки и смотрели вверх, на колокольню новой церкви отца, расположенную всего в нескольких милях от города Падьюка в Кентукки.
Этот шпиль, казалось мальчику, связывал отца-проповедника с самим Господом. Когда отец в воскресенье утром будет читать проповедь и молиться вместе со своей паствой, этот шпиль донесет его слова до Господа и примет Божье благословение.
Солнечный Ястреб подумал о церковном колоколе. Он как будто снова был там, стоял вместе с родителями и смотрел на колокол. Он лежал на земле, но скоро его поднимут на колокольню.
По заказу отца на внутренней стенке выгравировали их имена, чтобы они навеки остались там.
«Юджиния, Хершел и Джеффри», – мысленно повторил Солнечный Ястреб, вспоминая, как в тот день водил пальцами по надписи.
Тогда ему было пять лет, но он до сих пор помнил слезы гордости и счастья в прекрасных глазах матери. Он помнил, как, не в силах сдержать радости, обнялись родители.
Чтобы Джеффри не остался в стороне от радости, отец поднял его на руки и крепко поцеловал…
Сейчас, в двадцать восемь зим, он испытывал противоречивые чувства к Черным Рубахам. В раннем детстве Солнечный Ястреб жил только среди белых и не знал, как молятся другие. Его воспитывал отец-проповедник. Мать обучала детей закону Божьему в Воскресной школе, учила читать и считать.
Глубоко в сердце он хранил чувства маленького мальчика, который любил слушать рассказы об Иисусе Христе. Но сейчас, став взрослым, он ненавидел бледнолицых за их жестокость в обращении со всеми, у кого кожа была другого цвета.
– Солнечный Ястреб, ты перестал грести, – Цветущая Долина вернула его к действительности. – Почему?
Он молчал.
Разве мог он изменить свое отношение к белым людям и к их церкви только потому, что какой-то священник напомнил ему о прошлом, которое не вернуть, а от воспоминаний болит сердце?
И как он мог не гневаться, что Цветущая Долина приняла сторону святого проповедника?
Неужели ей так нравятся все эти бесполезные безделушки, что привозят белые, что она готова позволить им поселиться в этих краях? Почему она так стремится торговать с ними?
– Солнечный Ястреб, скажи хоть слово. – Цветущая Долина мягко прикоснулась к его плечу. Но, почувствовав, как он уклонился, отдернула ладонь, будто обожглась. Он повернулся и окинул ее сердитым взглядом, она отшатнулась и невольно вздрогнула, не узнавая своего любимого.
– Почему ты так себя ведешь? – тихо спросила она.
– Я стараюсь заглянуть в твое сердце и по-настоящему понять тебя, – холодно ответил Солнечный Ястреб. – Несколько минут назад мы вместе пережили нечто невообразимо прекрасное. Мне казалось, это с нами навсегда, но теперь я не знаю, что и думать.
– А что изменилось?
– Не то, чтобы изменилось, просто я забыл.
– О чем забыл? – у нее срывался голос. Ей вдруг показалось, будто все, что было между ними, – мираж. В его сердце нет любви, иначе он не стал бы так холодно говорить с ней, как… как с чужой.
Она не понимала, что вдруг произошло?
Ее взгляд вновь обратился к церковному шпилю, прорезавшему вечернее небо. Она не сомневалась: Солнечный Ястреб видел его и уж, конечно, слышал стук молотков. Может, он видел, что ее воины помогали?..
– Ты не права, ты разрешила Черным Рубахам поселиться в этих местах, – сдавленно произнес Солнечный Ястреб. Он повернулся спиной к Цветущей Долине и продолжал бросать через плечо резкие слова, быстро гребя к берегу. – Я видел, твои воины помогали им. Сюда придут и другие белые, ведь церковь – это еще и пристанище для путников. Ты что, не понимаешь, белым может хватить одной ночи, чтобы оценить красоту этой земли? Они не захотят уходить отсюда.
– Но…
– Ты не права, если пришла в эти края, чтобы объединиться с англичанами из Форт-Уильяма, – его голос звенел, как натянутая струна.
Он начал было объяснять, что британцы собирались вообще покинуть форт, но берег был уже близко и спор прекратился сам собой. Он бросил весло на дно каноэ, спрыгнул в воду и вытащил лодку на каменистый берег.
Цветущая Долина выбралась из каноэ. Возмущенная тоном Солнечного Ястреба и тем, что он не дал ей в свое оправдание сказать ни слова, она схватила свернутое одеяло, в котором лежали яйца чаек, и подбежала к Солнечному Ястребу.
Он уже хотел извиниться и предложить обсудить разногласия в более спокойном тоне, но Цветущая Долина обрушилась на него, сверкая глазами.
То, что она сделала дальше, лишило его дара речи: одно за другим вытаскивала она яйца и швыряла в него.
– Забирай! – кричала она. – И уходи! Читай себе свои нравоучения! Видеть тебя не хочу. Никогда! Слышишь? Уходи ма-жон, прочь, вместе со своими нотациями! Не надо мне тебя!
Ошеломленный реакцией девушки на его слова, он только сейчас осознал, каким грубым и высокомерным был его тон. Она, вождь общины, не привыкла к такому явному неуважению. Но его так поразила эта ее выходка, что он даже не сообразил, как остановить ее, – она развернулась и умчалась.
Нельзя было так резко говорить о людях в черных рубахах, чтобы еще и это встало на пути их ново-обретенного счастья.
Ему хотелось ознаменовать приход любви праздником, а вместо этого оскорблены чувства и гордость любимой.
Он оглядел себя – и брезгливо скривился. Попытался стереть стекающие по голой груди желтки, встряхнул руки. Липкие ручейки стекали с пальцев на траву.
Вдруг тихий смех возник у него в горле и вырвался наружу хохотом. До него дошла смешная сторона ее выходки.
Теперь, наверное, гнев ее поутих, она, должно быть, представляет себе, с каким ошарашенным видом он стоял, пока она бросала в него яйцо за яйцом. Конечно, и она смеется, может, это прогонит обиду из ее сердца.
Все еще смеясь, он вошел в воду поглубже, нырнул и долго плавал, пока совсем не замерз.
Когда он вернулся на берег, несколько детишек из древни Цветущей Долины собрались вокруг каноэ и глазели на осетров, лежащих на дне.
Он вышел, отряхиваясь, из озера, и детишки уставились на него. Он улыбнулся, вытащил из лодки рыбину и продел под жабры ремешок.
– Поможешь, а? – он протянул осетра мальчику, на вид самому старшему, по крайней мере, десяти зим от роду. – Отнесешь этого осетра своему вождю?
Мальчика звали Две Стрелы, он энергично кивнул и схватил рыбу.
– Я помогу тебе.
– Спасибо, юный друг. – Солнечный Ястреб положил руку мальчику на плечо. – Как тебя зовут?
– Две Стрелы, – ответил мальчик, глядя на него во все глаза. – А ты – Солнечный Ястреб, вождь общины Заколдованного Озера народа оджибве.
– Ай-у, я – вождь Солнечный Ястреб, – он не стал спрашивать, откуда ребенок знает, кто он такой: он был в его деревне несколько раз, теперь каждый знает его в лицо.
– Я рад, что ты уже не пленник, – выпалил Две Стрелы и побежал к деревне, за ним – остальные дети.
– Я тоже, – вздохнул Солнечный Ястреб.
Хотя в некотором смысле он так и остался пленником… пленником любви. Надо немедленно что-то сделать, чтобы восстановить прежние отношения между ним и Цветущей Долиной. Он умрет, если еще раз не обнимет ее, не почувствует вкус ее губ!
Стук молотка, стихший на время, теперь возобновился, напомнив Солнечному Ястребу о причине их ссоры. Он мечтал о чудесном вечере в ее вигваме. Они сидели бы вдвоем и жарили рыбу, а потом он бы поцеловал ее.
Если она примет рыбу из рук мальчишки по имени Две Стрелы, зная, кто ее прислал, он будет очень удивлен.
Даже если она любит Солнечного Ястреба так сильно, как любит он, упрямство и гордость возьмут верх.
Подумать страшно, сколько пройдет времени, пока она согласится с ним поговорить.
Еще страшней представить, сколько пройдет времени, пока он снова сможет любить ее.
Абсолютно уверенный, что сейчас неподходящий момент для примирения с Цветущей Долиной, он пошел на стук молотка. Уж никак не хотелось ему, чтобы она подумала, будто он, как милости, выпрашивает ее внимания.
Подойдя достаточно близко, чтобы видеть церковь в просветах между деревьями, он присел на корточки, удостоверившись, что никто не видит, как он подсматривает за работой.
Затаился за густыми кустами и болезненно сморщился, разглядев, что индейцы и белые почти достроили церковь. Но когда увидел, как из фургона вытаскивают колокол, он оцепенел.
Будто вспышка солнечного света выхватила из глубин его памяти другой колокол… другое время… и тот страшный день, когда он его видел в последний раз.
Он зажмурился, изо всех сил стараясь представить как можно ярче тела родителей, застывшие на земле, и колокол, что лежал недалеко от того места, где они были зверски убиты.
Ренегат перебросил мальчика через луку седла, и последнее, что он видел перед тем, как был увезен в неизвестность, этот колокол, которым так гордился его отец.
Три человека бережно опустили колокол на землю недалеко от затаившегося Солнечного Ястреба. Индейцы и белые присели на берегу озера передохнуть. А Солнечный Ястреб, едва дыша, не отрываясь глядел на такой знакомый предмет.
Хотя он был очень мал в день резни, он очень хорошо запомнил колокол – тот был точно такой.
Ястреб взглянул на людей – они все еще сидели и разговаривали, закатное небо за ними стало тусклооранжевым – и снова посмотрел на колокол.
Надо было осмотреть его вблизи.
Тяжело дыша, чувствуя странную слабость в коленях, Солнечный Ястреб пополз из укрытия к колоколу.
Дрожащей рукой прикоснулся к металлу. Когда ладонь легла на внешнюю поверхность, он почувствовал ком в горле. Память о том дне всегда жила в его сердце. Он вспомнил, как отец положил свою руку рядом с его ручонкой, как они стояли на коленях, касаясь колокола, и его отец объяснял, какой это важный атрибут его деятельности. Каждое воскресенье колокольный звон будет сзывать паству в дом Господа.
Глаза его наполнились слезами. Он слышал голос, словно это было только вчера.
Что-то заставило его перевернуть колокол набок.
На секунду от потрясения он потерял сознание. Последний закатный луч осветил выгравированные на металле имена.
– Юджиния, Хершел, Джеффри, – прошептал он, не веря своим глазам.
Гадая, как это могло получиться, он вглядывался в надпись. Ай-у, да, это колокол отца. Наверное, кто-то нашел его в тот день и продал… или увез с собой?..
Он был так поглощен мыслями, что не слышал приближающихся шагов. Не сразу Солнечный Ястреб понял, что уже не один. Он поднял глаза на испещренное морщинами лицо человека в черной рясе и был поражен голубизной его глаз. У отца были такие же голубые глаза!
Как часто он сидел у него на коленях, глядя в эти глаза, а отец рассказывал истории о человеке, которого звали Иисус.
Солнечный Ястреб внезапно почувствовал себя мальчиком Джеффри, только повзрослевшим. Что-то в его сердце дрогнуло и заставило понять правду: отец как-то выжил после резни, хотя казался мертвым тогда, в луже крови, а рядом застыла убитая бандитами мать. Но он все-таки жив!
– Отец?.. Это я, Джеффри, – выдавил из себя Солнечный Ястреб и заплакал.
Он увидел, как сначала недоверчиво расширились глаза проповедника, затем он негромко всхлипнул, плечи его затряслись, и он пошатнулся. Солнечный Ястреб вскочил на ноги, и как раз вовремя, потому этот хрупкий человек, потеряв сознание, упал ему на руки.
18
Не вопрошай; луна влечет моря;
И туча, что спускается с небес,
Окутывает гору, либо лес;
А ты меня допрашиваешь зря —
Не вопрошай.
Альфред, лорд Теннисон
Цветущая Долина застыла в дверях своего вигвама, когда увидела, зачем дети позвали ее.
Она смотрела на связку осетров и вспоминала, как Солнечный Ястреб одного за другим бил их копьем.
Ай-у, она пригласила его на ужин в свою хижину. Она даже собиралась сама приготовить рыбу. Но это было до того, как он ее оскорбил.
Она хотела было прогнать детей – и бессильно уронила руки.
Как она могла так быстро забыть всепоглощающую страсть Солнечного Ястреба там, на острове? Забыть его жаркие поцелуи и нежные объятия? Забыть, что это он разбудил ее тело, ведь все это еще горело в ней, она снова и снова переживала тот восторг, что охватил ее тогда.
Она постаралась прогнать это чувство. Ее переполняла любовь к мужчине, которого ей нельзя любить, его надо забыть, переболеть и забыть.
Они не просто расходились во мнениях, они принадлежали разным общинам оджибве, разным мирам.
Но глупое сердце не хотело забыть ни восторга, ни того чувства полного слияния и счастья, что открыл ей Солнечный Ястреб. Она знала, что не сможет жить без него, но и с ним жить не сможет.
Тяжело вздохнув, она взяла рыбу.
Зашла внутрь, села у очага, раздумывая, как почистить и приготовить осетра, но чувство покинутости и одиночества не давало сосредоточиться. Она стыдилась себя, своего необузданного гнева, того, что швыряла в него эти дурацкие яйца.
И не смогла удержаться от смеха, вспомнив растерянное лицо Солнечного Ястреба, разбитые яйца и липкие потеки на его обнаженном мускулистом теле…
Да, да, она любит его. Что бы там ни было, но жить без этой любви она не сможет! Во что бы то ни стало нужно вернуть его и остаться с ним навсегда!
19
Сей мир – не завершение,
И есть иной за ним —
Подобно звуку, внятен,
Как музыка, незрим.
Эмили Дикинсон
Полковник Джон Грин стоял в своем кабинете у окна, глядя на дивный закат. День выдался прекрасный, и лишь легкий ветерок шелестел осенней листвой.
И этот ветер донес стук молотков. Полковник послал людей узнать, что и где строится. Когда они вернулись и доложили, что возле торговой тропы возводят церковь, у него появилась слабая надежда, а вдруг у этого форта есть хоть какое-то будущее? Он уже подумывал все бросить и уйти отсюда, но церковь в здешних краях – редкость. Это вызовет интерес, привлечет людей, а значит – расширит возможности для торговли. Надо хорошо подумать, что лучше: остаться здесь или уйти.
Он обернулся и посмотрел на Пьера, стоящего у другого окна.
– Я собираюсь встретиться с оджибве в деревне Северного Сияния. – Он сел за стол. – И стоит, пожалуй, сходить потолковать с проповедником, который строит тут церковь. Очень неудачно, что ты прячешься, а то пошли бы вместе – мне нужен переводчик. Ты ведь долго жил в этих краях и знаешь, наверное, эти бестолковые индейские наречья.
– Да-а, мне еще долго доведется прятаться, – проворчал Пьер. – Но я все равно отыщу эту скво. Она для меня вечная угроза: укажет на меня своим воинам – и я покойник.
– Возможно, она из общины Северного Сияния, – кивнул полковник. – Опиши ее. Может, я встречу ее в деревне, когда буду там.
– О-ой, не могу я ее описать. Что одна индейская скво, что другая, все они на одно лицо. Но, должен сказать, эта – чертовски хорошенькая малышка. – Пьер пожал плечами. – Нет, мне надо смотреть самому, а узнать-то я ее узнаю. Когда решу, что можно без опаски выйти из форта, я обязательно схожу в эту деревню.
– Думаешь, она о тебе забыла? – саркастически рассмеялся полковник Грин.
– Не думаю, только и я о ней помню, – пожал плечами Пьер. – Я не дам ей первой меня найти. Охотником буду я.
– Только помни, мне не нужны неприятности в форте, – предупредил Джон, что-то выводя в счетной книге. – У меня ведь здесь всего пяток солдат. Численное превосходство на стороне краснокожих, так что не стоит сердить их по пустякам.
– А почему же в этом форте так мало солдат? – угрюмо спросил Пьер.
– Когда-то было больше, – вздохнул полковник. – А после начальство приказало отослать большинство людей в Англию, и мне пришлось подчиниться.
– Начальство велит тебе готовиться к возвращению в Англию? – Пьер взял книгу со стола полковника, пролистал несколько страниц.
– Если я смогу начать торговлю с оджибве, да ещё и с белыми, которые могут поселиться возле новой церкви, необязательно будет бросать форт. – Полковник Грин вернулся к счетной книге. – Я уверен, тогда сюда вернут людей, может, даже разрешат приехать женам. Я по своей уже соскучился.
– Да, приятно иметь женщину под рукой, – прошептал Пьер, но полковник не расслышал.
Сощурив глаза, Пьер смотрел, как опускается солнце. Скоро он пойдет на поиски этой скво, но совсем не для того, чтобы не скучать в постели.
Она должна умереть. Он ненавидел и боялся ее.
И ему хотелось всадить нож ей в сердце!
20
…И если участь тех, кого люблю,
Окажется мрачней полночной тьмы,
Надежда ясноглазая, молю,
Дай светлых утешений мне взаймы.
Джон Китс
Солнечный Ястреб не сводил глаз с отца и потому не заметил, как его окружили воины Цветущей Долины.
Двое прыгнули сзади и повалили его на землю.
Храбрый воин Орлиное Крыло стоял над ним, сложив руки на груди, и буквально испепелял взглядом.
По их поведению Солнечный Ястреб понял, что они не заметили, что проповедник отошел от них, они видели только, как он упал. И тут же решили, что виноват Солнечный Ястреб.
– Что ты сделал с нашим другом Черной Рубахой? – Орлиное Крыло обвиняюще ткнул в него пальцем.
Но Солнечный Ястреб не слышал его, он даже не заметил, что воины все еще прижимают его к земле.
Он смотрел только на отца – слишком уж неподвижен он был. Кто-то из Черных Рубах склонился над ним, проверяя пульс. Другой – положил ему на лоб влажную тряпку.
– Солнечный Ястреб, ты в очередной раз доказал, что не достоин нашего доверия! – Орлиное Крыло кивнул своим людям. – Заберите его и заприте! Он не увидит солнца, пока не ответит на все вопросы!
Солнечный Ястреб нахмурился, когда воины, выкручивая руки, подняли его с земли и повели прочь.
Не стоит говорить им, что этот человек – его отец, и он никогда и ни за что не причинил бы ему боли. Воины все равно не поверят.
Наверно, и его собственные воины не поверят, если сказать им правду. Они видят в своем вожде человека одной с ними крови. Да и сам он считал, что та жизнь среди белых осталась позади.
Чутье подсказывало ему, что лучше пока не разглашать правду. Это может напомнить… уж не станут ли индейцы считать Солнечного Ястреба слабым человеком, если окажется, что он – сын этого белого? Хуже того, не перестанет ли он быть достойным человеком в глазах Цветущей Долины? А может, его посчитают слабаком, если он не откроет правды?
Он не знал, как поступить. Он так долго вел жизнь индейца, что теперь ему было тяжело признать, что он белый по рождению, ведь бледнолицые так бессердечны по отношению к его краснокожим собратьям. Долгие годы прошлое было спрятано в глубине его сердца, и казалось, что оно уже умерло.
Но вот здесь его отец. Солнечный Ястреб любил его сейчас не меньше, чем когда был маленьким мальчиком. Тогда он обожествлял этого человека, стоявшего на страже всего доброго на земле, человека, который был для него всем – священником, отцом, другом.
И тут вдруг сердце замерло – чей-то голос за спиной произнес его имя.
И это был голос отца. Очнувшись, он увидел, как сына уводят прочь, и окликнул его.
Только отец мог доказать, что Солнечный Ястреб не причинил ему вреда. Но он мог и рассказать о нем много лишнего.
Отец назвал Солнечного Ястреба его индейским именем. Сын затаил дыхание, опасаясь, что отец обратится к нему по имени, данному при рождении.
С громко бьющимся сердцем представлял он, как отец Хершел Дэвидсон объявляет всему миру, что он – белый отец Солнечного Ястреба.
Но отец, кажется, понял, что об этом надо молчать. Он подошел к Ястребу, улыбнулся и мягко отвел руки воинов.
– Он не повинен в моем обмороке, – сказал отец Дэвидсон. Он словно смотрел прямо в душу и видел там маленького мальчика из далекого прошлого, который стал сейчас взрослым мужчиной и могущественным вождем.
– Нет, этот человек не виновен, – повторил он. – Время от времени сердце тревожит меня. Потому я и потерял сознание.
У отца больное сердце! Солнечный Ястреб был потрясен. Нет, не может быть! Неужели судьба свела их вновь после стольких лет, чтобы отец тут же умер от сердечного приступа!
Ему хотелось броситься к отцу, обнять его и снова почувствовать себя ребенком, но не двинулся с места. Когда они останутся одни, они раскроют друг другу объятия, которых были лишены столько лет из-за злодеяний изгоев индейских племен. Им так многим нужно поделиться друг с другом, так многое нужно наверстать!
Сердце Солнечного Ястреба переполняло счастье – судьба подарила им радость встречи. Его отец жив, и Великий Дух переплел их пути.
– Я бы хотел поговорить с Солнечным Ястребом наедине, – отец Дэвидсон, не спеша, посмотрел по сторонам, сперва на воинов, потом на своих друзей. Ему не терпелось сказать друзьям, что это – его сын, тот самый сын, о котором он столько рассказывал. Конечно, когда он говорил о сыне, он не предполагал, что его Джеффри зовут сейчас индейским именем и сам он теперь скорее индеец, чем белый.
Для отца Дэвидсона это было неважно. Важно, что Бог вновь соединил их.
Солнечный Ястреб внимательно посмотрел на воинов Орлиного Крыла, их глаза горели недоверием, даже негодованием. Наверно, они считали, что раз глава Черных Рубах выбрал Солнечного Ястреба для Совета, он ставит его и его народ выше народа общины Северного Сияния.
«Да какое это имеет значение?» – убеждал себя Соленый Ястреб. Так или иначе, этим воинам не должно быть никакого дела до выбора людей в черных одеждах. Не пристало индейцам искать союза с ними.
Но теперь, когда Солнечный Ястреб знал, что этот человек – его отец и у него больное сердце, он был рад, что эти воины помогли ему построить церковь.
Он сам позаботится, чтобы его воины пришли завтра, и тоже помогли отцу построить дом, где он будет жить.
Он больше не возмущался, что здесь строят церковь – ведь это церковь его отца.
Он взглянул на колокол и едва сдержал слезы, подступившие к глазам. С какой радостью он поможет поднять его на звонницу, с какой гордостью будет слушать его звон, плывущий над лесом, – ведь это колокол его отца…
– Ты пойдешь со мной? – Отец Дэвидсон мягко прикоснулся к его руке. – Ты хочешь поговорить?
Солнечный Ястреб быстро взглянул на отца и ответил срывающимся голосом:
– Ай-у, да, я хочу поговорить.
Забыв обо всех, Солнечный Ястреб и отец Дэвидсон спустились к берегу и сели у кромки воды. Солнце ушло за горизонт, небо быстро темнело, а отец и сын заново знакомились друг с другом.
Отец рассказал, что он не умер в тот день, а просто потерял сознание от сильного удара.
У Солнечного Ястреба ком встал в горле, когда отец раздвинул белоснежные волосы и показал уродливый шрам. Он не мог поверить, что отец выжил после такого страшного удара томагавком, он просто радовался, что Бог совершил это чудо.
А отец Дэвидсон рассказывал, что, едва окрепнув, начал искать Джеффри. Как странствовал по стране, неся людям свет истины и слово Божье.
Глаза Солнечного Ястреба наполнились слезами, когда отец описывал ему место, где похоронена мать. Он сказал, что если бы не нашел сына сейчас, то никогда бы уже его не нашел, ибо его больное и изношенное сердце уже не выдерживает долгих переходов.
Чем дольше говорил отец, тем сильнее Солнечный Ястреб чувствовал свою вину за то сопротивление, которое он оказывал приходу этих мирных людей с Библией в руках и добром в душах на эти земли, где до сих пор жила вера в Великого Духа.
Но Солнечный Ястреб знал: хоть он и будет помогать отцу и его церкви, это не принесет ничего хорошего самым дорогим для него людям – оджибве!
Он не знал, как сказать отцу о своих чувствах. Как сделать, чтобы отец его понял, если он сам себя не понимает.
А пока что он поведал отцу, как в тот далекий и страшный день его увезли индейцы, как потом они заболели и он убежал от них, умирал от голода и холода, но был спасен оджибве.
Он гордо расправил грудь, рассказывая, как его назвали вождем после того, как прежний вождь, его приемный отец, ушел в мир иной.
– Сынок, я горжусь тобой. – Отец Дэвидсон взял Солнечного Ястреба за руку. – Ты стал таким красивым и сильным, тебя выбрали главой великого народа – от этого сердце мое воспаряет. Но что мы будем делать дальше, сынок? Ты хочешь раскрыть всем наше родство?
Солнечный Ястреб испугался, что воины увидят, как отец держит его за руку. Встреча с отцом принесла ему такую радость, что он был готов кричать на весь мир, – но он понимал: лучше подождать, особенно теперь, когда в жизни его появилась эта необыкновенная женщина. Если она узнает, кто его отец, ей придется признать, что человек, которого она любит, – действительно белый, и она отступится от него.
Солнечный Ястреб понимал, что взрыв гнева, когда она швыряла в него яйца, лишь минутное настроение. Ее злость только подчеркнула глубину чувства.
– Ги-ба-ба, мне кажется, мы должны подождать, – сдержанно попросил Солнечный Ястреб. – Я пойму, когда придет подходящее время, чтобы открыть правду. Ты не против?
– Я хочу тебе только добра. Делай, как ты считаешь нужным, – отозвался отец. А потом вопросительно посмотрел в глаза сыну. – Ты обратился ко мне на языке оджибве. Солнечный Ястреб, что означает это слово?
Солнечный Ястреб улыбнулся:
– Я назвал тебя отцом на языке моего народа. Пока что я не могу обращаться к тебе как к отцу при других людях. Я буду звать тебя отцом только наедине.
– Счастье и гордость наполняют меня, когда ты называешь меня отцом, неважно, на каком языке, сказал он, сдерживаясь – так хотелось ему обнять сына впервые за многие годы. – А как сказать на языке оджибве «сын»?
– Нин-гвис, – ответил Солнечный Ястреб, счастливый, что отец все правильно понимает.
– Нин-гвис, – повторил отец Дэвидсон, поглаживая бороду. – Знаешь, мне хочется хоть немного узнать язык оджибве. Ты будешь меня учить?
– Я выучу тебя нашему языку, раз ты хочешь.
– Со временем, сынок, со временем.
– Отец, я должен предупредить тебя, что жизнь в этой глуши на-ни-за-най-зи, опасна, и сан-на-гад, трудна. – Солнечный Ястреб на ходу переводил слова оджибве на английский. Он только сейчас начинал понимать, что все случившееся – правда, что его отец здесь, рядом с ним, в его родных краях, где белые не то что не живут, а даже проезжают редко.
Белым людям Закон не позволял строить свои дома на этих территориях, оставленных по Договору индейцам. Но Солнечный Ястреб знал, что если никто не подаст жалобу на отца и его друзей, обосновавшихся здесь, то американское правительство не станет вмешиваться и выселять их отсюда.
– Сынок, не волнуйся за меня – я провел в глуши долгие годы. С того дня, как ко мне вернулись силы, я начал искать тебя. Все это время я нигде не пускал корней, нигде не завел постоянного дома. Но мое сердце уже не то, что в молодости. Совсем немного ему требуется, чтобы остановиться и успокоиться навеки. То, что я с тобой, – рука Господня. Он увидел, что дальше идти я уже не смогу.
– Отец, как мне хотелось бы, чтобы мы поскорее зажили вместе. А пока я благодарен судьбе за то, что мы встретились и провели вместе несколько часов.
– Когда я впервые тебя увидел, я спросил о тебе Цветущую Долину, и она рассказала мне, что живешь ты возле Заколдованного Озера. – Отец Дэвидсон напрягал глаза, чтобы видеть Солнечного Ястреба – небо уже темнело, а лунный свет только начинал заливать все вокруг призрачным серебром. – Она сказала, ты из общины Заколдованного Озера племени оджибве. Это название так интригует. Где твой дом? Я бы хотел побывать там, посмотреть, как ты живешь. Я был бы рад познакомиться с твоими людьми.
Все сжалось внутри Солнечного Ястреба. Он очень хотел привести отца и свой дом, но это будет выглядеть подозрительно, ведь он никогда не приводил туда ни одного чужака, более того, никогда не общался с белыми.
Придется объяснить отцу, почему он не должен этого делать. По крайней мере, сейчас не должен.
Может быть, отец поймет ею.
А когда придет время, он обязательно приведет отца домой.
– Великий Дух! Сделай так, чтобы моя женщина поняла меня правильно!
– Ги-ба-ба, отец… Человек, который принял меня в свою семью и воспитал как сына, построил деревню в особом, скрытом от посторонних глаз, месте, – мягко объяснял Солнечный Ястреб. – Он видел, как белые захватывают земли. Он не хотел разделить участь других племен. Он хотел, чтобы его народ не ведал опасности, не проснулся однажды утром под дулами ружей белых. Он хотел, чтобы они были счастливы и свободны как можно дольше. Строя дома на Заколдованном Озере, мой народ надеялся на безмятежную жизнь в Удивительном месте, которое он делил лишь с птицами и зверями. Это место можно назвать раем.
Солнечный Ястреб перевел дыхание, потом добавил:
– Отец, я надеюсь, ты поймешь, почему я не могу пригласить тебя к себе в деревню. Только людям моего народа разрешено туда приходить. Если я приведу чужого человека, да еще белого, моим людям это будет непонятно. Это напугает их. Пожалуйста, дай мне время, отец, и я покажу тебе наш рай на земле.
Отец Дэвидсон слушал сына, очарованный любовью к народу оджибве, которая сквозила в каждом слове Солнечного Ястреба, когда он описывал своих людей и их образ жизни. Отец Дэвидсон понимал, что именно таким он хотел видеть своего сына. Но мысль, что Джеффри живет с индейцами, что он вождь общины, никогда не пришла бы ему в голову.
Он обнял сына.
– Мне достаточно знать, что ты жив и счастлив Достаточно, что мы снова вместе. Я буду благодарен Богу за каждый миг рядом с тобой.
Солнечный Ястреб оглянулся через плечо на церковь. Шпиль, четко выделяющийся в лунном свете, напомнил, как он боялся строительства церкви в здешних местах.
– Отец, я ничего не могу с собой поделать: меня тревожит твоя церковь, она привлечет белых, и они захотят поселиться здесь.
– Сынок, я уже говорил, я строю здесь церковь не для того, чтобы привести поселенцев в твои прекрасные края. – Спокойный голос чуть дрожал. – Она построена, чтобы помогать тем, чей путь лежит через эти земли. Со мной и моей церковью, как и с тобой, Господь Бог.
Ресницы Солнечного Ястреба дрогнули.
– Ги-ба-ба, в моей новой жизни с оджибве я познал другую веру. Отец, я молюсь Великому Духу.
Он увидел изумление в глазах отца, но тут же оно сменилось покоем.
– Как бы ты его ни называл, сынок, Богом или Великим Духом, Он один, Он тот же самый.
Счастливый, что отец его понял, Солнечный Ястреб прижался к нему и на какое-то время забыл обо всем и обо всех. Сжимая отца в объятиях, он не беспокоился о том, что его могут увидеть.
