Текст книги "Тремор (СИ)"
Автор книги: Каролина Эванс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)
– Что?
Кирилл подумал, что ослышался. Однако Берг говорил вполне серьезно.
– Если ты умрешь, не сможешь петь или станешь похож на бродягу, лейбл потеряет кучу денег. Поэтому мы решили обойтись малой кровью. Реши свои душевные дела и возвращайся. Договорились?
Кирилл кивнул.
– Ах да, и еще, – остановил он в дверях Кирилла.
– Забыл тебе сказать. Присядь, – вновь показал он на кресло.
– Репутация подпорчена, парень. Поэтому, – он деловито закрутил сигару в пальцах.
– От наркоты надо отвести внимание. Ты должен заиграть перед публикой в новом свете.
Кирилл уловил новое выражение в уголках его губ. Она заиграла такими складками, что у него пробежали мурашки по коже.
– Помнишь парнишку Рея Миллигана?
Кирилл кивнул.
– Пососешься с ним на публику.
В комнате повисла тишина. Кирилл иступлено искал в лице Берга признаки шутки, но не находил их.
– Зачем мне выставляться геем? – с усилием выговорил он.
– Ну что ты! Выставляться геем ты не будешь. Все наслышаны о твоих подвигах, малыш. Скажем, ты – бисексуал. Вот это будет интересно. Расслабься, хуже уже не станет. Заручишься поддержкой ЛГБТ, что в этом плохого? Билеты будут брать еще охотнее. Так что парень, в этом одни плюсы. Можешь идти. Рид позвонит тебе.
***
Он вышел из студии как из сна, который внезапно стал реальностью. Вроде высотки, деревья все те же, но, казалось, что все это новое и чуждое ему. Вглядываясь в них, Кирилл слышал свое сердца. Даже после мефедрона оно не билось так сильно. Смутные предчувствия теребили его, хоть он и пытался ободрить себя.
"Сколько я не был дома… Разве важно, с кем там я пососусь? Это же не сложно. Главное, что перед этим я вернусь в Питер".
Но что-то поднималось со дна его души. Что-то вставало прямо перед ним и обращало к себе его мысли. "Ну что, стал, кем хотел? – говорило оно. "Это было твоей мечтой? Стать геем и наркоманом в чужих глазах?"
Конечно, нет. Он что-то придумает, но сейчас нужно просто слетать домой. Там ему станет легче. Он точно знал это.
Глава 8
Небо смотрело на него. Он смотрел на небо. Десятки звезд проглядывали из-за облаков, мигая холодным блеском. Вот бы считать в них какой-то знак, вот бы Вселенная приготовила хоть один для Кирилла. Здесь, вдалеке от суеты, на высоте тысячи километров над землей, сердце приготовилось открыться ее зову.
Уже завтра он проснется в Петербурге. В зимнем городе с серым небом, таким далеким и родным, хранящим все невозвратное, что было с ним. Наконец-то.
Кирилл закрыл глаза. Турбины самолета рассекали тишину глухим шумом, в сотый раз напоминали ему, что кроме пилота и стюардессы больше никого нет здесь. В салоне он один, но впервые за долгое время одиночество отступило от его сердца.
Тело утопало в подушках дивана. Руки даже не тянулись к бокалу с виски. Как бы игриво он не поблескивал в свете ламп, взгляд был прикован лишь к звездам. Кирилл думал о том, что прямо сейчас Таня возможно так же смотрит на них, а это значит, они незримо общаются с ней. В эту минуту.
Он закрыл глаза. Представил ее, стоящую где-нибудь на балконе, в одном из своих свитеров, с пледом на плечах, с замершей на губах улыбкой. «Пожалуйста, будь счастлива. Это все, о чем я прошу. Правда».
В голову пришла детская мысль. Все мы делали так раньше. Кирилл решил, что если звезда, самая яркая в небе, мигнет сейчас так же отчетливо как пару минут назад, то это будет знак, что его пожелание уже давно приведено в действие, и с Таней все хорошо. Придвинувшись к окну, он стал ждать этого. С приоткрытым ртом, со всей внимательностью, что раздала собой эта глупая идея.
Сияние звезды завладело им. Ее разноцветные оттенки быстро переливались сквозь потоки холодного воздуха, но ему нужен был один, самый пронзительный отблеск. «Вот сейчас, сейчас», – подумал Кирилл, когда мерцание ускорилось. Отклонив голову, он был готов зафиксировать его, но не успел. Ее скрыла туча. Серая, вязкая, сквозь которую не проглядывало даже кусочка неба. Вскоре она скрыла собой все остальные звезды.
Замерев, Кирилл впился ногтями в кожаную обивку подлокотника. Шли минуты. «Боже, да что со мной?» – разозлился на себя он и вновь упал на диван. «Уже завтра я буду дома. Уже завтра». Он тут же уснул, когда дождь стал стучать по окнам.
***
Первый шаг на родной земле отдал радостью в сердце. Второй, третий, пятый – он все ускорялся на пути к такси, к его дому.
– С приездом в Россию, Мистер Кир, – улыбнулся ему водитель, и от чего-то Кирилл смущенно отвел взгляд в сторону. Странное это дело. В местах своего прошлого он ощущал себя так же как раньше. Словно этих трех лет просто не было.
За окном плавно опускалось утро. Деревья, высотки скрывали собой первые просветы на небе. Ветки в снегу. Елки, самые обычные елки, вскрывали на его губах детскую восторженную улыбку. Как же он скучал по ним. По всему этому серому, так похожему на его душу, виду. Как же ему не хватало его.
Позади остался зимний лес, заснеженная трасса, и показался его город. Фасады сталинок Московского района рассекала золотистая подсветка. На горизонте замерцали огоньки. Где бы он ни был, они везде встречали его. Во всех городах, во всех странах, но именно эти фонари когда-то были предвестниками его успеха. Это на них Кирилл молился по ночам, это в них ему виделось далекое счастливое будущее. Как тогда его сердце подпрыгнуло в груди, правдоподобно изобразив когда-то бушевавшие в нем чувства. Но ностальгический приступ быстро уступил место грусти. Больше ничего не могло так же обнадежить его.
Невский проспект. Центр. Мелькание цветных гирлянд, раскинувшихся над дорогами. Колонны старинных зданий, неровные ряды домов, те же, что раньше, встречали его. Он с трепетом рассматривал каждый из них. Все составляющие его прошлого сейчас, как никогда, восхищали его.
Позади остался Казанский собор, набережная Грибоедова и Спас-на-крови. Сколько раз он шел мимо них? Истерзанный, пьяный, влюбленный, счастливый. Они во всех ипостасиях видели его. Отражали каждую его мысль, удерживая ее в рамках гранитного города. Теперь они словно очистились от них. Эти улицы вновь стали его убежищем.
Близился его дом, Гороховая была уже за поворотом. Плечи невольно приподнялись вверх, тело напряглось в ожидании. Скоро Кирилл увидит тот двор. Последнее, что было там – это порывы ветра, метель, приступ удушающей тревоги и ужас, ужас, страх. Он закрыл глаза. Машина проехала в арку дома.
– Вам помочь? – учтиво спросил таксист, открыв ему дверь.
Кирилл растерянно посмотрел на чемодан. Сил ни на что не было.
– Я справлюсь, спасибо.
Он понятия не имел, как донесет его на пятый этаж. Наркотики нещадно атрофировали мышцы.
Черный Мерседес скрылся за поворотом. Кирилл облегченно проводил его взглядом. Странно, но он хотел быть один. Впервые за три года, словно и не пытался до этого забыть себя на тусовках.
«Этот заснеженный двор… Пожалуйста, не смотри на него». Ну, когда он слушал себя? Голова настойчиво повернулась в сторону, взгляд впился в ту тропу. Туда, где он тщетно пытался догнать ее. «Не смотри», – с силой развернул Кирилл тело к парадной. «И не пытайся искать ее».
К счастью, на это у него не было времени. Вечером, когда пустая квартира обрела жилой вид, ему позвонила мама.
– Сынок, ты как? Долетел без происшествий?
«Происшествиями» между ними теперь назывались последствия от наркотиков, вроде падения из окна или «отходов» на грани жизни и смерти.
– Да, мам. Все нормально.
– Это хорошо, дорогой. Послушай, я не знаю, как ты к этому отнесешься, но сегодня мы идем на корпоратив. Скорее всего, он продлиться до ночи, так что, может, присоединишься к нам?
– Даже не знаю, я там всегда не к месту.
Он сказал ей, что подумает, но сам и так знал, как поступит. Находиться среди людей, когда-то считавших его ничтожеством, было неприятно и глупо. Однако Кирилл больше не мог ждать. Увидеть семью – это все, что в последние дни было нужно ему. Пускай и при таких обстоятельствах. С другой стороны, чем эти обстоятельства так плохи? Что может быть приятнее заискиваний людей, что когда-то не верили в тебя?
К семи он уже надевал смокинг. Предстоящая речь отчаянно пыталась сложиться в его голове, но каждый раз разрушалась на полуслове. Волнение, как цунами, не давало предложениям сложиться хотя бы в самую примитивную цепочку. Единственное, что беспрепятственно проникало в его мысли – это вопросы. Кирилл не знал, как будет выглядеть в глазах людей после бесконечных сводок о его зависимости. Да и слухов о всевозможных скандалах в последнее время стало слишком много. С другой стороны, когда мнение этих баранов занимало его? Пошли они к черту.
Уложив волосы гелем, Кирилл в последний раз взглянул на парня в зеркале. Жилистого, чуть утомленного, с синяками на бледном лице и еще более светлыми прядями. Берг бы ни за что не пустил его на званый вечер в таком виде. Пришлось бы часами сидеть перед визажистами, чтобы те создали на его лице хотя бы подобие светского лоска. Но сегодня он мог выглядеть как угодно. Мог распоряжаться своей жизнью сам.
Мероприятие проходило загородом. В элитном ресторане с видом на сосновый лес и парк в окрестностях. Кирилл ни разу там не был. От того его удивили ряды машин за поворотом в, казалось бы, пустой ненаселенной местности. Лучи прожекторов проходили сквозь них, дотягиваясь до снежных полей на другом конце дороги. Они ослепили его.
Как только Кирилл вышел из такси, к нему тут же выбежала толпа репортеров. «Твою мать», – все, что успело пронестись в его мыслях.
– Мистер Кир, вы надолго приехали в Россию?
– Как вы прокомментируете последние события?
– Это правда, что у вас депрессия?
Он пытался их обойти, но вспышки камер не позволяли различить дорогу. Паника комком встала в горле. Берг строжайше запретил что-либо отвечать им, пока Кир не вернется в штаты. Вслед за тревогой в кожу вонзился триггер. Пристальное внимание, как спусковой курок, подталкивало к дозе. Перед ним все плыло, ноги норовили уронить его.
– Отойдите.
Крепкие пальцы сжали его локоть и повели сквозь толпу. Глаза, наконец, перестали слезиться от света.
– Привет, – выговорил Кирилл.
Отец похлопал его по плечу, и они поднялись по ступенькам.
Золотые вставки на колоннах напоминали дворцы императоров. Росписной потолок заполоняли люстры. Они хрустальными лентами спускались вниз, отражая свой свет как бриллианты. Столы были уставлены серебрянными подносами. Мимо них уже сновали люди. Они тут же обернулись, стоило Кириллу показаться в дверях. Напялив улыбку, он вновь подставился славе.
– А вот и наша звезда, – развел руками Валентин Сергеевич. Давний друг их семьи знал его чуть ли не с пеленок. Первое, что ассоциировалось с ним – это разочарование, скрытое под маской вежливой любезности. Сколько раз при нем отчитывали Кирилла. Сколько раз тот видел в его глазах готовность признать вину сразу, как отец попросит об этом.
Ладони звонко ударились друг об друга. Другие коллеги отца так же подходили к нему, деловито интересуясь его планами, обсуждая последние события, всем видом показывая, что разбираются во всех тонкостях рок-музыки.
– Кирилл, скажи нам, все эти слухи же выдумка? – спросил один из подчиненных отца.
Все с сомнением перевели взгляд на него. Осторожный, не слишком пристально оценивающий, он снизу вверх проскользил по нему. Охватил собой все выдающие его детали, от висящих на нем брюк до слишком вздутых у висков вен.
– Ну, конечно, все преувеличено, – вежливо улыбнулся им в ответ Кирилл.
– Ну и хорошо, а то мы уже начали за тебя волноваться, – сказал Анатолий Сергеевич, бегло проследив реакцию его отца.
Все это время тот смотрел перед собой, заложив за спину руки.
– Скоро релиз альбома, так что я тут на неделю, – поспешил сменить тему Кирилл.
Все с пониманием кивнули ему.
Весь вечер, вплоть до торжественной части, за ним по пятам ходили фотографы, коллеги отца и просто любопытные люди. Чужие голоса, казалось, раздавались сквозь несколько стеклянных стен. С большим трудом слова воспринимались им как цельные предложения. Их смысл терялся, разбегался в его голове, пока он с улыбкой пил шампанское за свой успех.
Время шло, и постепенно толпа смирилась с присутствием Кирилла на этом вечере. Все чаще он мог спокойно пройтись по мраморным ступенькам ресторана, в одиночестве осмотреть три этажа и не бояться, что кто-то заметит непроходимый мрак в его взгляде.
Родители все так же оставались внизу. Мама сидела в отдельной зоне с женами других руководителей «Газпрома». Золотистое платье на ней разлилось бриллиантами на софе с мягкой обивкой. Бокалы неспешно сменялись в ее руке, пока она о чем-то беззаботно говорила с подругами. Лишь пару раз Кирилл уловил на себе ее улыбку. Кивнув ему, мама вновь вливалась в беседу. Отец тоже увяз в компании коллег. Перед ним мелькали какие-то бумаги, в пальцах мельтешила сигарета. Сколько бы Кирилл не пытался привлечь его внимание, тот даже не поднимал глаз в его сторону. Он был полностью предоставлен себе. Так же, как когда-то в детстве.
Только сейчас в сердце не было того задора. Не было никакого желания резвиться, исследовать новую местность. И дело не в том, что он вырос. Просто теперь все, что вмещал его разум – это бесконечная вереница проблем, сдобренная жаждой «наркоты» после недельной диеты.
Перед ним все плыло. Лишь тоска на сердце делала его живым. Лишь она заставляла Кирилла хотеть хоть что-то, кроме дозы. Хотеть объятий, немного тепла и просто ощущения того, то кто-то любит его. Его, а не натянутую на душу оболочку.
Люди потихоньку собирались у стола. Звон посуды все чаще заглушал инструментал оркестра. Все готовились занять свои места и подвести итоги года. Для этого у небольшой сцены загорелся экран, за трибуной настраивали микрофоны.
Когда Кирилл спустился в зал, большинство мест уже было занято. Официанты выносили на стол блюда, заполняли бокалы гостей для последующих тостов. Пустым взглядом он смотрел сквозь ряды тарелок с деликатесами, горячим и закусками. Его родители затерялись где-то в противоположном конце стола. Аппетита к еде у него не было.
Наконец, шум утих. На сцену по очереди выходили директора и другие служащие высшего звена. Все они говорили о предстоящих целях и заслугах коллег. Кирилл мало что понимал из их слов. Когда зал сотрясали аплодисменты, он бегло натягивал на лицо улыбку и тоже поддерживал их ровное течение. Так продолжалось полчаса. За это время разочарование и грусть успели покинуть его. Все-таки чего он ожидал? Того, что родители бросят все свои дела и будут рядом? Как это вообще могло прийти ему в голову? Эмоции на людях всегда были под запретом в его семье. Лишь дома он мог рассчитывать на теплые слова и объятия. Как глупо к 25 годам все еще сомневаться в этом.
В планах значился завтрашний день. Спокойное утро, размеренная беседа. Может, не такая душевная как в Нью-Йорке, но хоть немного приближенная к ней. Он знал – дом излечит. Вернет ему старого себя и спасет от пропасти, что каждый день норовит поглотить его.
«Мы семья», – заиграла пластинка в омуте. «Мы семья».
Он улыбнулся. Нужно просто пережить этот вечер. Пронести себя, это усталое тело сквозь часы и пространство. Сквозь пустоту. Сквозь остатки бессмысленных ожиданий.
– Марк Санкаров!
Голова вздернулась вверх. Он и забыл о его существовании.
– Поздравляем с назначением на пост финансового директора. В таком юном возрасте Марк Альбертович уже многого достиг и стал гордостью нашего отдела.
Лысый мужчина крепко пожал ему руку и уступил микрофон.
Глубоко вздохнув, Кирилл опустил взгляд.
Марк встал за трибуну. Кончиками пальцев он поправил микрофон и обвел взглядом присутствующих.
– Спасибо, друзья. За эти пять лет я понял, что работа в Газпроме наполняет меня счастьем. Я рад быть полезным обществу и достойно служить ему. Это та компания, которой я готов посвятить жизнь, и я хочу выразить благодарность Вадиму Георгиевичу. Вы дали мне этот шанс, и я надеюсь, что не подвел вас. Я обещаю, что сделаю все, чтобы "Газпром" шел вперед. Спасибо.
Аплодисменты сотрясли зал. Они лились и лились, после небольшой передышки раздаваясь еще громче.
Вадим Санкаров вышел на сцену. Весь зал смотрел, как Марк замер в его объятиях. Как расчувствовавшись, генеральный директор похлопал его по плечу и занял место на трибуне.
– Спасибо за теплые слова. Я помню Марка еще вот таким, – приблизил он руку к полу.
– Еще тогда мой племянник был умным мальчиком – лучший в школе, одни пятерки.
Зал умиленно вздохнул вместе с ним.
– Он поступил в Оксфорд, и я был безумно рад этому. Он упорно работал, чтобы заслужить эту должность. Поэтому, Марк, говорить спасибо должен тебе я. Ты мне как сын, и ты знаешь это. Я горжусь тобой.
И вновь аплодисменты. Они, как стена, пролегли между Кириллом и реальностью. Как никогда, он хотел, чтобы увиденное им было галлюцинацией, сбоем разума, чем угодно, но только не правдой.
Морщинки у глаз отца пролегли плавной рябью. Взгляд потеплел, оттаял, как ледники по весне. Спина и линия плеч больше не напоминали стальной каркас, и даже губы разошлись в улыбке. Кирилл никогда не видел его таким счастливым. Что-то с пронзительным хрустом надломилось в нем.
Все медленнее руки отбивали звон. Они стали неподъемными. Все в теле замерло, омертвело, и лишь душа сочилась потоками крови. Норовила оставить его.
Он выбежал на холод. Тело продрогло в первые же секунды. Позади не было слышно голосов, и даже остатки репортеров не увязались за ним вглубь леса.
Кирилл бежал в темноту. В закрома снега, присыпанные им ветки. Дрожь, как бешенный зверь, что-то с корнем вырывала из него. Он ускорялся. Хотел убежать от всех, от всего мира, чтобы не тревожить никого своей смертью.
Крик эхом прошелся по лесу. Ноги больше не слушались его. Став такими же каменными, как все тело, они споткнулись обо что-то в темноте. Боль едко растеклась по затылку.
Он лежал во тьме, под стволами нависших деревьев, а над ним перемигивались звезды. Он умирал. Вслед за душой медленно умирало его тело. Кирилл не мог пошевелить ни единым мускулом.
Это конец. Никто не бросится искать его. Там, в суете, никто даже не заметит его отсутствия. А как заметит, тело уже сольется с природой. Нужно просто уснуть. Закрыть глаза, вслушаться в тишину, в увядающий стук сердца. Но только не в душу. Ее пронзительный лязг побуждал мелко вздрагивать мышцы. Горловые связки все норовили правдоподобно изобразить его.
Кирилл изо всех сил старался уйти разумом во тьму. Не слышать себя, забыться, просто уснуть. Но разве он мог в последний раз не взглянуть на небо? Оно в эту ночь ясное, со звездами, кажется, всего полушария, смотрит на него, одаривая последним в его жизни светом. Так он и уйдет. Под взор Вселенной, любовь кого-то высшего, того, кто в этот раз не сохранит его.
Звонок прорезал тишину. Кирилл вздрогнул. Загоревшийся экран осветил на снегу пятна крови. Рука потянулась к нему. Это было его ошибкой.
Звонила мама. Он не стал брать трубку. Однако что-то заставило его встать. Подняться и на негнущихся ногах направиться к краю леса. Это было не его решением. Он не хотел жить и, выйдя к дороге, в очередной раз убедился в этом.
Каким-то чудом телефон не сел на морозе. Подумав, он вызвал такси. Пальцы, словно не его, передвигались с символа на символ. Какими же энергичными мы становимся под страхом смерти.
Машина затормозила напротив него. Кирилл, как в тумане, сел на заднее сиденье. Казалось, вся эта поездка, такая быстрая и неестественно слаженная, была лишь последним сном в его жизни.
Доехав до дома, он заказал героин. Фольга упала на пол, а тело словно укрыли пледом. Он решил умереть. Больше ничего не могло сдержать его.
Глава 9
Боль. Адская, непроходимая, безжалостно сковала виски, не давая даже пошевелить шеей. Казалось, кто-то приделал ему суставы рук, ноги, полностью заменил все его тело ночью. Сделал из него заржавелого робота с извращенным подобием души и нервной системы.
Каждый раз, когда он пытался встать, он падал. Лежал на полу, подобно разбитой вазе, и кричал, не в силах даже прикоснуться к ушибам. Тело билось в конвульсиях, то попадая в пекло, то относясь к холоду ледников бескрайнего севера.
Он пытался уснуть, но все безуспешно. Пытался просто лежать на месте, но тогда мысли, как дикие гиены, со всех сторон окружали его. Самая пугающая из них стояла во главе этой стаи. Кирилл изо всех сил старался избежать ее. Переключиться на тревожные галлюцинации, навязчивые идеи, суицид. На что угодно, только бы не думать о том, что все его опасения оказались правдой. Он никому не нужен, а, бросив карьеру, о нем не вспомнит никто. Никто. Даже родители.
Один раз он упал на шкаф. Сил отползти просто не было. Осколки стекла щедро осыпали его, вонзаясь в ключицы, предплечья, норовя окровавить его лицо, пока Кирилл уводил глаза к полу. Попытавшись встать, он сел на полу и, подумав, вновь упал на осколки. Он зарыдал. Физическая боль едва ли помогала закрыть на душе пропасть. Она стала его пристанищем, раем, в который хотелось убежать, забыться, хоть на время нейтрализовать кислоту щелочью.
Он думал, что это продлится недолго. Что к вечеру «отхода» пойдут на спад, и паника, депрессия, боль хоть на время оставят его. Но он ошибся.
Так продолжалось три дня. Изредка телефон издавал из прихожей сигнал, доводя головную боль просто до адских тембров. Его тут же глушил крик.
– Заткнись! – орал Кирилл, с надрывом прячась в подушку дивана.
А ведь его тело сейчас бы покоилось в снегах того леса, если бы тогда этот звук не вскрыл в нем страх. Гребанный страх смерти. Тогда он не употребил бы эту дрянь и не сходил бы с ума от боли.
На четвертый день ему стало легче. Кирилл стал искать выход, но в голову не приходило ничего, кроме мыслей о смерти. Добравшись до телефона, он увидел в нем пропущенные от мамы, Лео и даже Берга. Всех, кроме отца. Сжав челюсть, Кирилл понял, что настал момент принять правду. Тот факт, что он просто не любит его. И все, точка. Что-либо доказывать в этом случае просто бессмысленно.
Рядом стоящий стул разломился об дверь. Шкаф упал вниз, и книги с шумом разлетелись в стороны. Кровь стекала по стене, пока Кирилл ломал об нее руки. На ней осталась вмятина. Его старая гитара с первого же удара стала щепками. Перья от подушек заполонили комнату. Впиваясь в них ножом, ярость становилась меньше, но потом вновь горячила кровь. Он хотел спалить к чертям эту квартиру.
Вечером Кирилл, наконец, вышел на улицу. Холодный воздух тут же привел его в чувство. Снег плотной пеленой скрывал от него мир, но люди все равно вряд ли узнали бы в этом поникшем болезненном парне мировую звезду, что взрывает своими треками чарты. Взгляд – пустой, вдавленный в бездну истерзанной плоти, тут же утапливал смотрящего на несколько этажей своей пропасти.
Пройдя Невский проспект, Кирилл дошел до Сенной площади. Ноги сами повели его к Думской. Он и не знал, зачем вошел в один из ее баров, что именно искал в бокале виски, потом в следующем, зачем смотрел на окружающих людей, ненавидя каждого за слишком светлый взгляд и тягу к жизни, которой не было в нем.
Биты треков стали понемногу заполнять его душу. На миг показалось, что он стал частью пространства – слился с огнями, ковбойскими декорациями, деревянными столиками в стиле вестерн. Руки стали такими тяжелыми, что казалось, продавят собой стойку. Голова упала на них. Все звуки исчезли.
– Какая встреча.
Он резко открыл глаза. Этот голос сковал в нем каждую мышцу.
***
– Что ж, приехать за неделю до релиза это мощно. И ведь странно, я совсем не сержусь на тебя. Словно тот месяц в больнице был вообще в другой реальности.
– Прости за это.
– Что я слышу, Мистер Кир? Вы явно не в себе. – Заткнись, Ден.
Он с улыбкой толкнул его локтем и заказал себе еще виски.
– А тебе не многовато, приятель? Выглядишь ты так себе.
Кирилл с усмешкой взглянул на него.
– Многовато? Не припомню, чтобы ты хоть раз произносил это слово.
Ден с улыбкой опустил глаза. Он выглядел совсем не так, как раньше. Все в нем стало как-то взрослее и сдержаннее. Косой мальчуганской челки на его лбу больше не было. Из черных глаз исчез мятежный огонь, а из движений пропала прежняя резвость. Лишь усмешка помнила его суть. Помнила все то, что когда-то было с ними.
– С тех пор много воды утекло. Теперь я – примерный мальчик.
Он прыснул.
– Ну, хватит, – шутливо толкнул его Ден.
– Может, выйдем покурить?
Снег больше не обжигал лицо. Стены домов прочно спасали от порывов ветра. Пройдя клубную улицу, они свернули в один из дворов и сели на качели.
Фонари не отбрасывали на них свет. Лишь огоньки сигарет виднелись во тьме, изредка разгораясь больше обычного. Тихо. Лишь мелодичный скрип плавно пронизывал воздух.
– Что с тобой? – наконец прервал молчание Ден.
Глубоко затянувшись, Кирилл поднял голову к небу. Звезд на нем было куда меньше, чем в ту ночь над лесом.
– Ну…
Он усмехнулся.
– Я не нашел то, что искал на вершине.
Тишина вонзилась в пространство. Как же тяжело говорить вслух свои мысли.
– Серьезно? Ты звучишь из каждой колонки, гребешь огромные бабки. Да о тебе весь мир говорит…
– Это обертка.
Качели все резче стали взмывать в воздух.
– Красивая, блестящая, в которой по идее должны быть более важные вещи. Любовь, уважение, признание. И не каких-то незнакомых людей, нет. Гордиться тобой должны твои близкие, друзья, люди, что рядом. Но тобой, понимаешь? Тобой, а не выверенным образом.
Тоска сжала сердце. Где-то скрипнула дверь, и раздались голоса детей. Они эхом прошлись по двору, что-то вновь и вновь переворачивая в нем. Ноги плавно коснулись земли. Затормозив, он достал новую сигарету.
– Ты про отца?
Только теперь он заметил взгляд Дена. Огонек сигареты отражался в его глазах вместе с сожалением и горечью. Интересно, кто в эту ночь решил свести их? Бывших друзей, соперников, врагов. Казалось, их разборки остались в какой-то другой, не такой уж и плохой, реальности.
Кирилл кивнул. Забыл, что его не видно.
– Да, отчасти. Ты знаешь, я всегда завидовал твоей семье. Твои родители, такие любящие, знающие все о тебе, о твоей жизни, казались мне недостижимым идеалом. Я почему-то думал, что мои будут относится ко мне так же, если я… Ну, ты понял.
Ден усмехнулся.
– Забавно. А я смотрел на тебя и считал счастливчиком. Каждые каникулы ты уезжал в Европу, Дубай, всегда ходил с новеньким Айфоном и жил на Крестовском, мать твою, острове. Помнишь, как тебя три дня не выпускали из комнаты?
Кирилл тяжело вздохнул.
– Мне казалось, это так тупо. Резать вены, потому что тебя не отпускают на репетицию… С одной стороны, твоя отчаянность всегда восхищала меня, а с другой, я был уверен, что ты усложняешь все сам, понимаешь?
– Понимаю, – сказал Кирилл куда-то в темноту, отдав пар холодному воздуху.
– Ты не замерз?
Встав с качелей, Ден подошел к нему. Только сейчас Кирилл понял, что не чувствует пальцев. Ноги не сразу нашли связь с его телом.
– Замерз. Но дома такой кошмар, что даже вспоминать страшно.
– Хочешь, можем поехать ко мне?
Кирилл с удивлением взглянул на него. Неужели, он слышит это от Дена?
В дороге они не произнесли ни слова. Такси быстро проехало ряд утонченных дворцов, и скоро за окном показались жилые высотки. Фонари осветили мост и замершую воду. Блеск льда смешался со снегом. Его искры даже издалека отдавали серебром, всеми оттенками сказки. Он улыбнулся. Вспомнил, как Таня засматривалась на сияние сугробов. Это казалось ему чем-то странным и детским, а теперь он и сам не мог оторваться от него. В непроглядной ночи, еще больше вскрывающей душу, лишь оно вселяло светлые обнадеживающие чувства.
Наконец, машина свернула во двор. Такой же пустой и заснеженный, как прежний. Они направились к подъезду.
Лифт вез их на самый верх. Долго, не спеша, пока приглушенный свет вырывал очертания лиц из сумрака.
Оба не знали, куда деть взгляд. Дыхание вырывалось из груди, плавно заглушаясь на выдохе. Почему-то лишь теперь каждый из них осознал абсурдность этой встречи.
Глаза в очередной раз искали себе место в пространстве и случайно встретились. Это породило на губах детскую смешливую полуулыбку. Отвести взгляд почему-то было трудно.
– Пойдем, – сказал Ден, когда двери лифта, наконец, открылись перед ними.
Они зашли в квартиру. В скромно обставленную просторную двушку. На стенах бежевые обои с орнаментами, на полу красные ковры. Кирилл уже и забыл вид обычных постсоветских хрущевок.
– А я думал, ты до сих пор живешь на Обводном канале.
– Нет, я решил купить свою квартиру.
Он проводил Дена удивленным взглядом. За три года воды и впрямь утекло слишком много.
Почему-то крохотная, впритык заставленная кухня вызвала у него улыбку. Хлипкие занавески, всевозможные приправы и предметы быта обдали его уютом. Он никогда не жил в такой обстановке, но всегда чувствовал в ней атмосферу дома. С самого детства. Когда друзья звали Кирилла в гости, ему так хотелось остаться у них и больше никогда не возвращаться в просторный вечно холодный дом. В нем ничего не грело его.
– Будешь пиво? Или теперь ты пьешь только апероль и эксклюзивные вина?
– Очень смешно.
Поставив стулья к подоконнику, они закинули на него ноги. За стеклом медленно падал снег, чуть скрывая крыши домов и отражение кухни.
Дежавю. Когда-то давно они сидели с ним точно так же. В те времена дом Дена был для него самой надежной крепостью. Пристанищем, в котором Кирилл мог спрятаться от отца, чувствовать себя в безопасности.
– Странно все вышло, да? – рассек его мысли голос Дена.
– Наверное, ты самый неоднозначный человек в моей жизни. Больше никто не вызывал во мне столько противоречивых чувств.
Он усмехнулся, ничего не ответив ему.
– Мы были лучшими друзьями, а потом…
– Настя.
– Подумать только, не поделили девчонку. Самое забавное, что ей было плевать на нас обоих. Она ушла к тому рэперку, а нам, видимо, понравилось соперничать друг с другом. Ты помнишь то время, Кир? Тех двух молокососов, что решили отведать всю грязь питерских притонов? Доказать каждому, что мы куда хуже, чем все думают. А ведь все сводилось к банальной зависти. Ты завидовал мне, а я – твоему таланту.
– Я просто ненавидел тебя, – тихо произнес Кирилл, смотря на фонари у горизонта. Их блеск напомнил ему все причины этого.
– Знаешь, что мне недавно сказал Берг? Что я должен притвориться бисексуалом. Пососаться с каким-то парнем, чтобы восстановить репутацию.
Ден прыснул.
– И что, ты хочешь потренироваться на мне?
– Да пошел ты, – засмеялся Кирилл вместе с ним.
Закурив, они открыли по новой бутылке. Ряд шуток разбился об реальность.
– Самое забавное, что все с легкостью поверят в это. Публика всегда жадна до грязи. Когда в моем образе появилась биполярка, у меня было чувство, будто ко мне приделали часть чужого тела. И чем больше Мистер Кир отличался от меня настоящего, тем сильнее я уходил от себя. Все дальше и дальше.
