Текст книги "Родник счастья"
Автор книги: Каролин Лэмпмен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
По большей части койот бежал за ней, как собака на поводке. Но временами он упирался, противясь неумолимой силе, влекущей его вперед. Это было хуже всего. Веревка внезапно натягивалась, Никки оборачивалась и видела, что койот волочится по земле. Тогда она останавливалась, зверь поднимался и снова трусил за всадницей.
К тому времени как они добрались до фермы, Никки чувствовала себя не менее несчастной, чем ее пленник. По дороге ей в голову приходило множество идей, но все они оказывались невыполнимыми. Огневушка держалась хорошо, но и она начала нервничать к тому времени, как они поравнялись с Леви. Леви засыпал землей крышу погреба. Никки была слишком занята, успокаивая молодую и горячую кобылу, но все же успела заметить, как удивился Леви, увидев, кого она притащила. Потом он облокотился на лопату и стал следить за Никки, стараясь сдержать улыбку. Никки почувствовала себя совершенно униженной. Не успела она придумать какую-нибудь колкость, как все полетело к черту.
Койот, стремясь вырваться, бросился туда, где ему почудилось убежище: в открытую дверь погреба. Перепуганная Огневушка встала на дыбы, и Никки пришлось успокаивать кобылу, стараясь при этом не вылететь из седла.
Питер высунул голову наружу, узнать, отчего Леви остановился. Увидев несущийся на него серый комок шерсти, Питер инстинктивно поднял лопату и опустил ее на голову койота. Он посмотрел на койота. Потом на Никки.
– Ты его убил! – вскричала она.
«А ты чего хотела?» – спросил Питер, недоумевающе вскинув брови.
Никки сердито затрясла головой.
– Я хотела… я просто… – и запнулась, обнаружив, что сказать ей решительно нечего. Она исподлобья уставилась на Леви, который все старался сохранять серьезный вид.
«Сделаем тебе отличные перчатки, – продолжал Питер. – Вот закончу работу и обдеру его».
– Перчатки? – ужаснулась Никки.
Питер пожал плечами.
«Ну, тогда шкуру можно продать. За нее много дадут, мех хороший»,
Огневушка гарцевала вокруг погреба. Никки с сомнением поглядела на свалявшийся мех.
Тут ее внимание привлек странный звук. Леви с трудом сдерживался чтобы не рассмеяться. Никки сердито поджала губы, вызывающе тряхнула головой и повернула Огневушку к сараю. Лишь когда Леви разразился хохотом, Никки заметила, что веревка все еще привязана к луке ее седла и койот волочится за ней. Это была последняя капля. Никки на ходу сорвала веревку и отшвырнула ее. Узел ударился о курятник – жаль, что не о башку Леви Кентрелла!
В прохладном сумраке сарая лошадь с хозяйкой несколько поостыли. Огневушка успокоилась под скребницей. Питер пришел доить коров, но Никки сделала вид, что не замечает его. Не хватало еще его дурацких шуточек! Ей и так плохо.
Внезапно куры истошно закудахтали. Никки вылетела на улицу, да так и застыла. Койот ожил! Он метался перед дверью курятника: веревка зацепилась за угол и не пускала его.
– Ах, черт возьми, – произнес у нее над ухом голос Леви. – Я и не подумал, что его просто оглушило. Даже жалко.
Никки обернулась как раз в тот момент, когда Леви вскинул винтовку, и вскрикнула. Несколько долгих секунд они смотрели друг другу в глаза, потом Леви вздохнул и опустил винтовку.
– Ладно, так и быть. Выберем трудный путь.
Он устало покачал головой и отправился в сарай.
Прошло несколько минут. Никки пребывала в тревожном ожидании. Койот метался перед курятником. Наконец появился Леви в своей куртке буйволовой кожи и толстых кожаных перчатках. Когда он проходил мимо, Никки почувствовала острый запах паленой шерсти.
Леви поймал лассо и медленно, осторожно направился к койоту, перехватывая веревку. Подойдя почти вплотную, он изловчился, поймал зверька, прижал его локтем к груди и зажал ему пасть. Потом он обмотал острую мордочку койота куском сыромятной кожи и осторожно снял с него веревку.
Никки видела, как Леви стиснул зубы от напряжения – нелегко было держать перепуганного зверя. Леви медленно поднялся на ноги и вышел на открытое место подальше от курятника.
– Сейчас выпущу, – крикнул он, – не стойте у него на дороге!
Он быстро сорвал повязку с морды койота и отшвырнул зверя. Тот приземлился на лапы и со всех ног понесся в прерию.
– Слушай, а вдруг он вернется и будет таскать цыплят? – спросила Никки. Правда, забеспокоилась она поздновато – койот уже скрылся за холмом.
– Не думаю, – хмыкнул Леви, сматывая лассо. – Похоже, он не остановится до самой Дакоты!
33
Никки устроилась поуютнее и сладко вздохнула. Проснувшись окончательно, она осознала, что лежит в объятиях Леви, плотно прижавшись к нему, отделенная от него лишь одеялами. Ее было охватила паника, но тут она заметила, что Леви еще спит, и успокоилась, втайне наслаждаясь близостью к нему.
В конце концов, она не виновата. Леви с Питером сами настояли, чтобы во время загона она спала между ними. Никки про себя посмеивалась над ними. Все принимали ее за младшего брата Леви.
На загоне было не меньше сотни ковбоев с пятнадцати райчо, так что держаться в стороне от людей Германа Лоувелла было проще простого. До сих пор никто ничего не заподозрил. По большей части на Никки не обращали внимания, как и в прошлые годы.
«Надо бы отодвинуться, пока Леви не проснулся», – сонно подумала она, но тут же решила, что это подождет. Ей было так уютно у него под боком! И вскоре она снова уснула.
Во второй раз она проснулась незадолго до того, как солнце выглянуло из-за горизонта. «А приятно все-таки проснуться рядом с таким мужчиной, как Леви Кентрелл», – невольно подумалось ей. Она с любовью изучала твердую линию подбородка, покрытую темной щетиной, и густые ресницы, отбрасывающие тень на щеки. Он был так близко, что Никки могла бы протянуть руку и коснуться его – если бы посмела. Воспоминание о его объятиях стало смутным, как сон, но зато не осталось угрызений совести, не нужно было придумывать для себя оправданий.
К тому времени, как пробудился Леви, Никки давно уже исчезла. Он знал, что она просто отъехала в сторону, чтобы справить нужду где-нибудь подальше от чужих глаз, но почему-то ее отсутствие раздражало Леви. Он поднялся, угрюмый, как старый медведь, и потер небритые щеки. Господи, какая же противная штука – пятидневная борода! Колется, зудит. Впрочем, сейчас его все раздражало, чем дальше – тем больше. Он раз двадцать бывал на таких загонах, но ему впервые довелось наблюдать загон глазами фермера.
Как только они приехали на место, Леви сразу понял, за что Никки так ненавидит скотоводов. Они трое работали наравне с другими, но ковбои смотрели на них, как на пустое место. Не раз Леви слышал за спиной слова «землеройка несчастная» или «крот чумазый». Даже он, с его незлобивым нравом, и то едва сдерживался.
Он толкнул Питера ногой, чтобы разбудить, потом наклонился свернуть спальник. Вот и Питер повернулся к нему новой, неприятной стороной. Когда он напустил на себя этот тупой, полусонный вид, Леви поначалу глазам не верил. Он понимал, что это маска, которую глухой юноша носит, чтобы не привлекать внимания, но все же противно было думать, что умный человек нарочно строит из себя идиота.
А тут еще Никки. Попробуй-ка угляди за ней! Живая, словно ртуть, она ни минуты не сидела на месте. Когда он напоминал ей, что ковбои с ранчо Лоувелла знают, что она женщина, и могут привязаться к ней, Никки только смеялась. Да она этих недоумков запросто вокруг пальца обведет! После нескольких суровых предупреждений все парни с соседнего ранчо старались на пушечный выстрел не приближаться к Никки, но Леви все-таки им не доверял.
Днем было плохо, а ночью еще хуже. Никки спала у него под боком, и оттого сон его был весьма неспокойным. Он чувствовал себя так, словно всю ночь гонялся за ней.
Леви закинул уздечку на плечо и отправился за Леди. Слава Богу, сегодня последний день. После обеда приедет скупщик скота, а потом можно отправляться домой.
– Больше тридцати трех долларов за голову я дать никак не могу, – скупщик замолчал, пережидая недоумевающий гул.
– Это ж, по шесть долларов за центнер! – возмущался кто-то. – Четыре года назад десять давали!
Скупщик пожал плечами.
– Так то ж четыре года назад! Тогда бычки были куда лучше, а теперь вон они какие тощие, кожа да кости. У Вильсона вообще пять с полтиной дают.
– Обдурить нас хочешь? – заорал кто-то. – Пять с полтиной за центнер! Да это просто смешно!
– Не верите – не надо. Ваше дело. А я ждать не стану, утром уезжаю. Если захотите продать, где меня найти, вы знаете.
Он подошел к коновязи, вскочил в седло и ускакал в город.
Никки слышала, как многие скотоводы говорили, что они, мол, скорее лопнут, чем продадут за такую цену. Никки отвела Питера и Леви в сторонку.
– Ну что? Будем продавать или как?
– Цены на скот падают с восемьдесят второго года, – заметил Леви. – Если так пойдет дальше, в будущем году вы получите еще меньше.
– Деньги нам сейчас не очень-то нужны, – напомнила Никки. – Питер, а ты как думаешь?
«По-моему, надо продавать. Сена у нас заготовлено только на тридцать коров».
– Верно, – кивнула Никки. – Решено. Продаем. Я иду к скупщику.
Она было повернулась идти, но Питер схватил ее за рукав.
«Нет. Пусть идет Леви».
– Вы что, опять? Мы ведь вроде уже покончили с этим, и верх взяла я. Ты что, забыл?
Питер замотал головой. «Мы с Леви взяли тебя на загон, это так, но это не значит, что ты взяла верх».
– Ах вот как? – Никки уперла руки в бока. – А почему же вы тогда передумали?
«Боялись, что ты заарканишь пуму», – ухмыльнулся Питер.
– Подумаешь, как смешно! – Никки сердито фыркнула, но все же покраснела.
– Ты знаешь, наверно, Питер все-таки прав, – осторожно заметил Леви. – Даже если этот скупщик примет тебя за мальчишку, он все равно постарается надуть тебя. Мне-то проще будет получить настоящую цену.
Никки уставилась на Леви исподлобья, но потом сдалась.
– Ладно. На самом деле, не так уж важно, кто будет торговаться. Мы с Питером соберем остальной скот и поедем домой. Наверно, Эмили с Лианой уже заждались. Особенно Лиана, – добавила она, лукаво покосившись на Питера.
Через час они уже ехали домой. Никки в душе была рада, что в город отправился Леви. Она очень устала за эти пять дней. Поскорей бы принять теплую ванну и лечь в мягкую постель!
Она решила дать себе поблажку. По дороге домой она будет думать о Леви столько, сколько ей захочется. Может, тогда ей надоест и она перестанет вспоминать его к месту и не к месту и забудет о тех странных чувствах, которые он у нее вызывает.
И в течение трех часов Никки только и делала, что перебирала в памяти все свои хоть сколько-нибудь примечательные встречи с Леви за последние семь месяцев. Но она во многом никак не могла разобраться.
Эмили говорит, что влечение к мужчине вполне естественно. Даже Саманта не делала ничего дурного – именно в этом отношении. Она преступила границы дозволенного лишь потому, что изменила мужу. А Никки уж точно не совершила никакого преступления.
Единственная их ночь – не в счет: Леви ее не помнит, а Никки была настолько наивна, что до последнего момента не понимала, что происходит. И все-таки иногда – и даже слишком часто – она мечтала, чтобы это повторилось.
И началось. В следующие несколько недель Никки напрасно напоминала себе, что Леви скоро уедет, что ее влечет к нему простая похоть, что он принадлежит другой – она все думала и думала о нем. Они собирали яблоки – а Никки думала о нем. Они вовсю готовились к зиме – а Никки думала о нем. Питер с Леви уехали охотиться на неделю – а Никки все равно думала о нем.
Она рылась в воспоминаниях, как барсук, раскапывающий нору суслика. Ей приходило на ум, что она, быть может, влюблена в Леви, но Никки тут же отбрасывала эту мысль. Ведь вот же Питер с Лианой любят друг друга – так они никогда не ссорятся, даже не спорят друг с другом. А они с Леви то и дело грызутся. И все же, когда он поцеловал ее там, у источника, в ее душе произошло что-то, что перевернуло всю ее жизнь.
34
– Я так и думал, что ты здесь, – сказал Леви, усевшись верхом на козлы и взяв в руки уздечку. – Мне надо с тобой поговорить.
Никки чистила седло – щетка застыла у нее в руках. «Ну вот, – подумала она, и в горле встал горький ком. – Уходит. И я его больше никогда не увижу». Она не решилась ответить и молча продолжала чистить седло. Ей вдруг стало душно.
– Зима, похоже, будет тяжелая, – начал Леви.
Никки удивленно подняла глаза. С чего это он заговорил о погоде?
– Откуда ты знаешь?
– Ты заметила, какая у лошадей нынче шерсть?
Никки кивнула. Даже Огневушка, всегда такая гладенькая, и та к зиме сделалась чуть ли не лохматой.
– Да, замечала.
– Никогда не видел, чтобы лошади были такие лохматые, – продолжал Леви, теребя уздечку и рассеянно ощупывая пряжку. – И лось, которого подстрелил Питер, был такой же, и жиру на нем было, как на молочном поросенке – а ведь с кормом нынче было туго.
– К чему это ты клонишь?
– Да я вот думаю, что будет. В природе так устроено, что животные готовятся к борьбе за жизнь.
– Значит, густая шерсть и слой жира предвещают суровую зиму?
Это было похоже на правду, и Никки испугалась. Зимы в Вайоминге и без того не отличались мягкостью. Что же будет, если эта зима окажется тяжелее обычного?
– И что же нам делать?
Леви окунул тряпку в седельное мыло и стал натирать им уздечку.
– Ты знаешь, я предпочитаю не пренебрегать предупреждениями, откуда бы я их ни получил. Но еды у вас больше чем достаточно, дров с избытком хватит месяцев на шесть, у скотины сена довольно. Так что вы подготовились к зиме как нельзя лучше.
– Тогда о чем разговор?
Леви помолчал, словно не находил нужных слов. Наконец решился:
– Я хочу остаться.
– Что-о? – Она не поверила своим ушам. Он хочет остаться!
– Да нет, я знаю, пастухи зимой ездят из дома в дом, но если зима действительно будет тяжелая, вам с Питером вдвоем не управиться.
Никки так и застыла с поднятой рукой, глядя на Леви. Он не хочет уезжать! Она даже не думала, что такое возможно. Ну да, конечно, ему лучше остаться здесь, чем ездить из дома в дом, как это было принято на Западе. Многие возражали против этого обычая. Владельцы богатых ранчо не платили ковбоям в течение зимних месяцев, и ковбои переезжали с одного ранчо на другое, оставаясь на одном месте по неделе, по две. Это была неудобная система, но богатым землевладельцам она была выгодна.
– Никки! – Леви внимательно смотрел на нее, ожидая ответа.
Никки вздрогнула и снова взялась за седло.
– Я не против – Никки очень старалась, чтобы голос звучал спокойно. Но сердце колотилось так громко – она боялась, что Леви услышит.
– Ладно, тогда завтра я уезжаю.
– Уезжаешь? – тряпка Никки снова застыла в воздухе. – А… а ты вроде сказал, что хочешь остаться…
– Я остаюсь, но у меня есть незаконченные дела. – Леви прикинул: до Конского Ручья и обратно – это будет недели полторы. – Если уеду завтра, то вернусь ко второй неделе ноября.
Сердце у Никки упало. Ну да, он снова едет к своей Стефани! Только теперь она живет в Вайоминге. Леви обещает вернуться, но он не вернется. «И зачем только вся эта комедия?» – думала Никки, полируя седло.
– Никки!
Она не подняла головы. Тогда Леви положил уздечку и встал. Никки ничего не видела от слез. Она сердито сморгнула их.
– Знаете, Кентрелл, я передумала. На самом деле, вы нам здесь больше не нужны.
– Вам-то, может, и нет, но мне надо где-то жить?
Леви снова стоял рядом с ней. Его низкий голос звучал мягко, успокаивающе. Ей-Богу, он коснулся ее волос! Но это длилось лишь мгновение.
– Можно тебя попросить? Побереги вот это, пока я не вернусь. Терпеть не могу таскать с собой лишнюю тяжесть, а в дороге они мне не понадобятся.
Никки разглядывала знакомые вещи.
– Твоя бритва и кисточка для бритья…
– Вообще-то они еще дедушкины. Я ими очень дорожу, потому и прошу, чтобы ты приглядела за ними, пока я не вернусь. А тогда я, если прикажешь, уеду насовсем.
Никки медленно подняла глаза на Леви. И у нее перехватило дыхание. Он просит ее о доверии! В комнатке стояла тишина, лишь за окном шуршали опадающие листья. Она медленно протянула руку и взяла бритву и кисточку.
– Хорошо, пригляжу.
– Спасибо тебе, – улыбнулся Леви. Потом снова уселся на козлы, взял уздечку и принялся за работу.
В те две недели, что Леви был в отъезде, у Никки дел было по горло. Эмили обрадовалась, узнав, что Леви решил остаться, но заметила, что он не сможет жить в сарае, как летом. Они перенесли небогатые пожитки Леви в комнату Лианы, которая освободилась с тех пор, как Лиана с Питером поженились. Никки поставила к окну отцовский столик и повесила на стену потускневшее зеркало, но бритвенный прибор Леви она держала у себя в комоде.
Все остальное время Никки потратила на то, чтобы сшить Леви теплую зимнюю куртку. Она сшила ее из того красного одеяла, что купила в Саутпасс-сити. Тете Эмили Никки беспечно объяснила, что решила сшить Леви куртку, потому что на свое жалованье он не может купить себе ничего приличного, а его собственная куртка из буйволовой кожи вся обгорела во время пожара в прерии. Тетя согласилась. Никки даже самой себе не призналась бы, что затем и купила это одеяло. Иногда она бросала шитье и шла в свою комнату, чтобы потрогать его кисточку для бритья. Это придавало ей уверенности. Ну да, он непременно вернется! И Никки снова садилась за работу.
Первая метель налетела неожиданно. Утро было прекрасное, но сразу после обеда пошел снег. Ветер завывал все громче. Никки то и дело подбегала к окну. «Да нет, – говорила она себе, – беспокоиться не о чем». Все дома, а Леви вернется по крайней мере завтра, а то и послезавтра. Но ее все равно тянуло выглянуть на улицу.
Никки глядела в густую белую массу кружащегося снега, и тревожное предчувствие не отпускало ее. Она так напряженно ждала, что, когда дверь наконец распахнулась, с ее губ невольно сорвался возглас. В дом ввалился огромный снеговик, захлопнул за собой дверь, чтобы не выстудить кухню, и принялся отряхиваться. Когда из-под снега появилась знакомая фигура Леви, сердце у Никки, вместо того чтобы успокоиться, заколотилось еще быстрее.
– Я уж думал, не доберусь, – сказал Леви, повесив седельные сумки на спинку стула. – Я было забеспокоился, а тут смотрю – столб у ворот. Никогда не думал, что буду так рад увидеть изгородь из колючей проволоки. – Он посмотрел на дровяной ларь. – Так, дров у вас полно. А как с водой?
– Питер только недавно притащил три ведра, – ответила Эмили, обметая метелкой сапоги Леви. – Вы небось промерзли до костей. Сейчас налью вам чего-нибудь горяченького.
Она отряхнула ладонью его старую кожаную куртку.
– Пойдите-ка переоденьтесь в сухое, а то простудитесь.
Леви стащил с себя куртку, встретился взглядом с Никки и робко улыбнулся:
– Все еще сердишься, да?
– Я, сержусь? – удивилась Никки. – С чего это ты взял?
– А куда подевались мои вещи из сарая?
– А-а! Так это тетя Эмили.
– Как? – Леви перевел взгляд на Эмили. – Вы на меня сердитесь?
– Да что вы! – Эмили смела снег в кучку и высыпала его в ведро у дверей. – Мы просто решили, что в доме вам будет уютнее. Вы будете жить рядом с комнатой Питера и Лианы.
– Только, наверно, сегодня придется тебе ночевать здесь, – заметила Никки и снова подошла к окну, приподняв занавеску. – В метель папа всегда ставил в доме раскладушку для Питера. В пристройке слишком холодно. Она опустила занавеску. – Лиана с Питером будут спать у меня, я – с тетей Эмили, а ты, Леви, на раскладушке.
– Будем стелить постели или поужинаем? – спросила Лиана. Она стояла у печки, помешивая похлебку.
Питер замотал головой. «Поесть можно и потом. Если ветер переменится, проход занесет снегом».
– Тогда пойду за раскладушкой, – сказал Леви и снова накинул куртку.
Никки вспомнила о бритвенном приборе, Леви, только когда зашла в свою комнату заночной рубашкой. Ей почему-то было очень важно отдать его Леви именно теперь. Она набросила куртку, зажала в ладони кисточку и бритву и побежала в новую комнату Леви.
Он стоял и разглядывал красную куртку, лежавшую у него на кровати.
– А, я совсем забыла! Я подумала, что твоя кожаная куртка не годится на зиму, и сшила тебе новую.
– Новую? – Леви недоверчиво посмотрел на Никки. – Это из одеяла, что ты купила в Саутпасс-сити?
– Я решила, раз ты был мне должен лошадь, значит, я должна тебе куртку!
– Ну, это ведь совсем другое дело!
– Ничего подобного, – отрезала Никки, кладя на столик бритву и кисточку. Она подошла к постели, взяла куртку и встряхнула ее.
– На вот, примерь. Надеюсь, она тебе не мала, – продолжала она, пока Леви снимал старую куртку и натягивал новую. – Я шила ее по твоей старой рубашке.
Никки отступила назад и оглядела творение своих рук с довольной улыбкой.
– Сидит отлично. И цвет тебе идет.
– Да уж, в такой куртке не потеряешься, – усмехнулся Леви. – Ты меня теперь за пять миль разыщешь.
Он погладил рукав. Лицо его стало серьезным.
– У меня никогда не было такой красивой куртки.
– Не знаю, как насчет «никогда», но что давно, это точно, – съехидничала Никки, глядя на поношенную буйволовую куртку.
Леви шутливо нахмурился.
– Не советую обижать это благородное одеяние. Да будет тебе известно, что я еще мальчишкой отдал за него отцовского мула.
Он взял куртку и повесил ее на стену.
– Хорошего мула? Вот за это? – Никки насмешливо фыркнула.
– Я всегда считал, что остался с прибылью. Понимаешь, я терпеть не мог этого мула, а тот охотник на бизонов, которому я его загнал, был не меньшей сволочью, чем сам мул.
– Ну и разозлился, должно быть, твой папаша! Небось ты после этого неделю сидеть не мог.
– Да уж, не сказать, чтобы он обрадовался, – ухмыльнулся Леви. – Но наказал он меня куда хуже.
– Что же может быть хуже хорошей порки?
– Он продал мою лошадь. Насколько я помню, это хорошо подействовало. Спасибо, Никки. Мне еще никто не делал таких подарков.
– Ерунда какая! – хмыкнула Никки, стараясь не замечать теплоты, наполнившей ее душу от этих слов. Она подошла к столику. – Я, собственно, принесла твои вещи.
Никки погладила рукоятку кисточки – она так часто делала это за последние две недели!
– Спасибо, что все сохранила.
– А, пустяки. Ну ладно, мне пора идти.
– Погоди-ка. У меня тоже есть подарок для тебя. – Леви растерянно огляделся. – Здесь был такой маленький сверток в коричневой бумаге…
– Он на верхней полке в комоде.
Никки с любопытством смотрела, как Леви достал сверток и торжественно протянул ей.
– А что это?
– Это я купил тебе в Саутпасс-сити.
Никки развернула бумагу и увидела маленькую книжку. Она повертела ее в руках, потом печально посмотрела на Леви.
– Я ведь…
– Знаю-знаю. Ты не умеешь читать. Для того и книжка, – Леви взял книжку и открыл ее. – Это хрестоматия Мак-Каффи. По ней учатся читать.
– Что, правда? – Никки недоверчиво потрогала обложку.
– Правда. Похоже, этой зимой у нас будет масса времени. Если хочешь, можно начал прямо сегодня вечером.
– Я… я прямо не знаю, что сказать.
Никки с трудом сдерживала слезы. Какой он добрый! Откуда он знает, что ей до ужаса хотелось научиться читать?
– Это так здорово…
– Возможно, к весне ты будешь думать иначе, – Леви провел тыльной стороной ладони по щеке Никки. – Дело это нелегкое, а у меня при себе еще две книги.
Никки посмотрела на Леви. Глаза ее стали глубже и темнее.
– Мы тебя сегодня не ждали. Как хорошо, что ты вернулся.
– Я тоже рад.
– Мне тебя не хватало. Питер такой скучный стал с тех пор, как женился, с ним даже не поспоришь как следует.
– Что ж, – усмехнулся Леви, – приятно знать, что тебя так ценят. – Он неохотно опустил руку. – Ну и где же эта раскладушка?
– Что? Ах, раскладушка! Вот она.
Миг близости прошел, но память о нем долго грела душу им обоим.
Для большинства людей эта зима была вереницей кошмарных метелей, морозов и сугробов в пятьдесят футов высотой. Заслонив глаза закопченными стеклами, чтобы сверкание снегов не слепило глаза, Питер с Леви каждый день не меньше часа проводили на ручье, долбя проруби, чтобы скот мог напиться. Они поставили телегу, в которой возили сено, на полозья и отвозили корм маленькому стаду. А иногда разыгрывалась такая непогода, что нельзя было выбраться наружу. В такие дни они по веревке добирались до сарая и кормили скотину, что стояла в хлеву, а за прочих оставалось только молиться.
И все-таки эта зима была хорошим временем, по крайней мере для тех пятерых, что зимовали в хижине Чендлеров. У фермеров только зимой бывает свободное время, и эта зима – не исключение.
Окончив дневные дела, Никки садилась за чтение. Позднее к ней присоединился Питер – он тоже решил учиться грамоте. Между ними началось соревнование: кто первым одолеет книгу. Конечно, не обходилось без болтовни, шуточек и смеха. И все же Леви, был поражен, как быстро продвигались вперед его ученики. Начальную книгу первым закончил все же Питер, зато Никки отыгралась на второй.
По вечерам женщины шили, а Питер и Леви занимались резьбой по дереву. Леви часами корпел над столбиками, подлокотниками и полозьями для кресла-качалки, а Питер вырезал скульптуру в свадебный подарок жене. Видя, как под его пальцами постепенно вырисовываются прекрасные черты Лианы, Леви понял, что у молодого человека настоящий талант.
После долгих уговоров Питер наконец вытащил все, что он сделал за многие годы. Лева был поражен – до того это было красиво. Начал Питер с фигурок птиц и животных, потом попробовал свои силы в изображении людей – Сайреса, Никки, Лоувелла и его дочери.
Леви особенно полюбился один из портретов Никки. Питеру удалось уловить детскую суть, которая до сих пор жила во взрослой женщине. Это был портрет любимой, который Леви носил в сердце.
