Текст книги "Прекрасный каратель (ЛП)"

Автор книги: Каролайн Пекхам

Соавторы: Сюзанна Валенти
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)

Мое сердце остановилось, мир перестал вращаться, и все, что случалось со мной в этой жизни, внезапно стало казаться, что все было по одной причине.

Слоан нуждалась во мне.

Рев чистой ярости и боли оставил меня, разбивая мою душу и умоляя об искуплении. Этого не произойдёт.

Я не позволю этому случиться.

Я спрыгнул с капота машины Джузеппе прямо к кромке воды, побежал так быстро, как только мог, прежде чем спрыгнуть с моста и нырнуть прямо за ней.

Я сильно ударился о поверхность и погрузился под неё, направляясь вниз, вниз, вниз, преследуя единственную хорошую вещь, которую я когда-либо пытался получить в своей жалкой жизни.

Я не позволю тебе умереть вот так. Это не заканчивается так!

Ледяной поцелуй воды проник прямо в мои кости, и я мгновенно почувствовал силу течения, которое пыталось оттолкнуть меня от нее.

Я начал плыть, мои мышцы толкали меня к точке, где я видел, как она падала.

Под водой было темно. Слишком темно, чтобы даже увидеть мою руку перед лицом, не говоря уже о девушке, которая держала мое сердце в своих руках.

Паника нарастала во мне, пока я плыл все дальше и дальше, мои руки метались взад и вперед, мое сердце билось в отчаянном, паническом ритме, пока я искал и искал ее под водой.

Она не могла уйти. Я отказывался в это верить. Не было мира без нее в нем. Она и наш ребенок. Маленькая жизнь, зародившаяся среди самых мрачных обстоятельств. Ребенок, который был и Калабрези, и Ромеро, соединивший невозможный разрыв между нашими семьями. Жизнь, которая едва началась и которой я не хотел позволить закончиться здесь и сейчас.

Я плыл и плыл, отчаяние охватило меня, а легкие начали гореть.

Она не собиралась умирать вот так. Не здесь, в темноте и холоде, в полном одиночестве. Она рассчитывала на меня. Она нуждалась во мне. Это не будет нашим концом. Нам никогда не будет конца.

Я продолжал рыскать в темноте, холод давил и воровал мои мысли.

Мои глаза были широко раскрыты, а легкие горели силой адского огня от вдоха, в котором я отчаянно нуждался. Но если я так сильно нуждался в кислороде, то и она тоже.

И я бы не позволил ей утонуть здесь, на дне этой чертовой реки. Я не позволю ей вечно страдать во тьме.

Если бы мне понадобилась жизнь, чтобы спасти ее, я бы отдал ее охотно. Чего стоила одна запятнанная, почерневшая душа в качестве платы за нее? Она не была свободна ни дня в своей жизни. Я выкрал ее из позолоченной клетки и заковал в цепи из колючей проволоки. И хотя она могла приблизиться к свободе вместе с моим хаосом, мы оба знали, что это не так.

Она заслужила свободную жизнь. Наш малыш заслужил свободную жизнь.

И если бы я мог подарить ей что-то взамен за все проступки в моем гнилом существовании, то это была бы она.

Пожалуйста, не забирай ее из этого мира.

Пожалуйста, не забирай ее у меня.

– Что ты здесь делаешь, Николи? – холодно спросил Джузеппе, направляя на меня свой пистолет и останавливая меня на месте.

Я знал его достаточно хорошо, чтобы узнать этот взгляд в его глазах. Он бы нажал на курок, не задумываясь. Что ранило меня прямо в душу. Это был человек, на которого я равнялся, уважал и которому подражал. Я работал не покладая рук, чтобы угодить ему, надеясь, что он будет смотреть на меня как на сына, ведь я смотрел на него как на отца.

Но это не было правдой наших отношений. Вся моя жизнь была для него какой-то больной игрой. Я был его маленьким питомцем Ромеро. Зверь, которого он приковал годами тщательно спланированных манипуляций. Но я все равно был зверем.

– Я разговаривал с Ройсом перед его смертью, – сказал я сильным и твердым голосом, глядя ему в глаза, желая, чтобы он открыл мне хоть немного правды. Чтобы дать мне понять, что не все это было ложью. Что на каком-то уровне я был для него больше, чем фигурка на доске.

– Я должен был убить этого предателя много лет назад. Только не говори мне, что ты купился на его ложь? – прорычал Джузеппе.

Мой взгляд переместился на воду далеко под нами, куда он только что бросил свою дочь на смерть. Рокко не появлялся. Он не нашел ее, и мое сердце грохотало в панике.

– Зачем тебе ее убивать? – спросил я, мой голос сорвался. – Она была твоей дочерью. Твоя кровь. Она должна была быть моей женой…

– Моя дочь умерла в тот день, когда ее схватили мои враги. Она раздвинула для них ноги, как обычная шлюха, и получила смерть, которая была добрее, чем она того заслуживала, – выплюнул он, в его взгляде не было ни капли раскаяния.

– Но ты был готов, чтобы она раздвинула для меня ноги, – прорычал я. – Кровь Ромеро течет и в моих жилах. Не так ли?

– Он сказал тебе. – Джузеппе вздохнул, как будто я его разочаровал. – Тогда вся моя тяжелая работа с тобой была напрасной. Я превратил тебя в Калабрези. Но полагаю, грязная кровь выйдет наружу.

Его палец дернулся на спусковом крючке, и я рванул вперед как раз в тот момент, когда он выстрелил.

Звук этого выстрела рикошетом пронесся сквозь ночь, сквозь мое тело и мою душу. Это разрушило все, чем я себя считал, разрушило все, чем я себя строил. Я был тенью двух людей, а в сумме ни одного.

Я больше не был Анджело Ромеро. А Николи Витоли вообще не существовало.

Я столкнулся с ним, когда боль, не похожая ни на что, что я когда-либо чувствовал, пронзила мою грудь.

Я истекал кровью. Кровь хлестала из моего тела, и агония разрывала меня на части. Но физическая боль, которую я ощущал, не имела ничего общего с войной, шедшей в моем сердце.

Мои руки сомкнулись вокруг его горла, и мы сильно ударились о землю, пистолет отлетел от нас. Джузеппе вскрикнул, когда я ударил его головой о бетон, моя челюсть сжалась, а ярость подпитывала мои мышцы.

Он пытался оттолкнуть меня от себя, а я крепче сжимал его.

Глаза Джузеппе были дикими от обвинения и страха, я зарычал на него, и моя кровь залила нас обоих, но моя сила не дрогнула.

Если бы мне потребовалось все, что у меня осталось, чтобы избавить мир от этого паразита, я бы это сделал.

За мать, которую он убил. За братьев, которых я никогда не знал. За девушку, которую он бросил на смерть.

Его руки вцепились в мои руки, он брыкался, его глаза были выпучены, когда я продолжал душить.

Это существо украло у меня мою жизнь. И я собирался взять его в оплату.

Я зарычал с такой чистой и грубой яростью, что пронзила меня до костей. С приливом силы я схватил его за подбородок и сильно повернул. Раздавшийся щелчок был настолько громким, что все остальные звуки замолчали, чтобы его заметить.

Джузеппе все еще был подо мной, и его смерть была словно бальзамом, успокаивающим мою больную душу.

Мой мир разлетелся на тысячи осколков, и я откинулась назад, когда меня поглотила боль от пулевого ранения.

Я отполз от его тела, подошел к краю моста и заглянул через низкую стену, окаймлявшую его, в мутную воду внизу.

Кровь продолжала пульсировать из моего живота, и я прижал к ней руку, глядя на реку, не переводя дыхания. От них по-прежнему не было никаких признаков.

Мое сердце забилось быстрее при мысли, что мы опоздали. И по мере того, как тянулись минуты, я начал терять надежду.

Мое сердце сжалось от мысли, что я подошел так близко и потерпел неудачу. Если Слоан умерла, то все было напрасно. И если Рокко умрет, он оставит меня прежде, чем у меня появится шанс сказать ему, кто я на самом деле. Кем он был для меня.

Боль пронзила мой желудок и сердце, когда я с тревогой посмотрел на воду, и моя надежда угасла вместе с моей энергией. Неужели мы все зашли так далеко только для того, чтобы умереть здесь?

Неужели это все, к чему мы в итоге пришли?

Мои легкие горели от вдоха , который я отказывался сделать. Мое тело пульсировало от жажды кислорода, ожидающего на поверхности. Но я не поплыву наверх ради этого. Я не покину этот замороженный гроб, если не возьму с собой Слоан и нашего ребенка.

Если судьба решила забрать ее у меня, то я не буду жить без нее. Мы покинем эту реку вместе или не покинем вовсе.

Под водой царила тьма, но по краям поля зрения мерцали точки света.

У меня было мало времени.

Я выдохнул воздух, который держал в себе, и пузыри потянулись от меня к поверхности.

Мое сердце колотилось, разрывалось, терялось.

Я не буду жить без тебя, белла. Смерть была бы более сладким проклятием.

Мои движения теряли энергию, мои конечности становились бесконечно тяжелыми.

Но я не сдамся, пока мое тело не подведет меня.

Я снова дернулся вперед, и мои пальцы внезапно коснулись руки.

Мое сердце подпрыгнуло, забившись сильнее, мои глаза напряглись, чтобы разглядеть что-нибудь во мраке, и вдруг я увидел ее.

Ее глаза были закрыты, голова покачивалась в течении, пока она плыла, отягощенная веревкой, привязанной к камню.

Меня покинул рёв ярости, поглощенный водой, когда я пробирался вниз к скале, лежащей на дне реки.

Мои мускулы вспыхнули с отчаянной силой, пока я рвал веревку, наконец не выдернув ее из огромного камня.

Позже я схватил ее поперёк груди, и поплыл к поверхности, которая сияла светом луны бесконечно высоко над нами.

Мое зрение еще больше потускнело, мое тело замедлилось, несмотря на то, что мне нужно было ускориться. Но я не сдамся. Я не подведу ее сейчас. Не тогда, когда она нуждается во мне больше всего. Когда они нуждаются во мне больше всего.

Моя голова, наконец, вышла на поверхность, и я с отчаянием глотнул воздух, подняв ее голову над водой.

Она неподвижно лежала у меня на руках, ее голова откинулась на мое плечо, и с ее губ не слетело ни звука.

– Нет! – Взревел я. Не в отрицании, а в отказе. Она не покинет меня. Она не сможет. Я не позволю. Я требовал ее себе и отказывался отдать.

Я поплыл к скалистому берегу, вытащил ее из реки и хлопнул рукой по ее спине, пытаясь вытолкнуть воду из ее легких. Немного воды вышло, но она не кашляла, совсем мне не помогала.

Боль наполнила мое тело, и я перевернул ее и начал делать массаж сердца.

Мои губы встретились в самом холодном поцелуе, который мы когда-либо делили, когда я набирал воздух в ее легкие.

Ничего.

Ни капли реакции.

Но я не сдавался.

Я продолжал давить на ее грудь, вдыхая в неё воздух снова и снова, несмотря на то, что она все еще не двигалась.

– Слоан, – выдохнул я. – Не оставляй меня. Не так, детка. Не так.

Я продолжал. Я умру, прежде чем остановлюсь. Но по мере того, как шли минуты и горе разбивало мою душу на миллион неузнаваемых кусочков, я начал терять надежду.

Это не работало.

Она оставила меня здесь одного.

И не было ничего ни в этом мире, ни в следующем, что могло бы исправить эту ошибку.

Весь мир был болью.

Агония была настолько сильной, что больше ничего не было. Я умирала. Я знала это. Ничто не могло причинить такой боли, если это не закончится смертью.

Я хотела драться, но во мне ничего не было. Мои конечности были лишены сил, и я тонула в бескрайнем море тьмы.

Я подумала о Рокко и о страсти, с которой он любил меня. О Ройсе и о том, как он пытался мне помочь. Потом о маме и ее нежной улыбке, ее теплых объятиях и музыкальном смехе.

– Слоан! Ты потеряла сознание! – Кто-то тряс меня, и я застонала, приходя в себя. – Ты должна тужиться, белла! Ты должна тужиться , ты почти у цели, ребенок почти здесь!

Свет был слишком ярким, и боль снова захлестнула меня волной.

– Я не могу, – простонала я, и Рокко схватил меня за руку.

Он наклонился ко мне, обхватил мою щеку, заслоняя этот ужасный яркий свет. Мой рыцарь, моя тень.

– Ты можешь все, партизан. Ты мой воин, помнишь?

Я кивнула, задержав дыхание, и акушерка приказала тужиться еще раз. Мои ногти впились в руку Рокко, когда я использовала каждую унцию силы своего тела, чтобы родить нашего ребенка. Наш ребенок. Наша недостающая часть.

Крик сорвавшийся с моих губ, был не похож н что-либо, что я когда-либо слышала, и внезапно боль исчезла, сменившись самым непреодолимым чувством облегчения.

– Поздравляю, – сказала акушерка, когда я откинулась на подушку. – У вас девочка.

Крики малышки наполнили мои уши, и я зарыдала, когда ее положили мне на грудь. Она была слишком красива для слов. И такая хрупкая. Я хотела обернуть ее и сохранить ее в безопасности навсегда. Но не в цепях. Эту маленькую девочку никогда не будут запирать, контролировать или владеть.

Рокко наклонился, чтобы поцеловать ее в голову, несмотря на кровь, грязь, ему было все равно. Мое сердце не могло вместить такое количество любви, пытающейся жить в нем. Оно наверняка взорвется.

– Не могу дождаться, чтобы рассказать тебе все о том, как мы с твоей мамой познакомились, – прошептал ей Рокко, и измученный смех сорвался с моих губ.

– У неё уже есть имя? – спросила акушерка, улыбаясь нам.

Я переглянулась с Рокко, улыбка растянула мои губы.

– Она названа в честь места, где ее спас доблестный отец, – сказала я.

Это все еще был один из самых темных дней в моей жизни, но этот маленький огонек сиял, становясь все ярче и ярче до этого самого момента. Рокко вытащил меня из глубины воды, и тело моего отца заняло мое место среди камыша.

– Ривер.

– Ривер Ромеро, – выдохнул Рокко, наклоняясь, чтобы прижаться своим ртом к моему. – У меня такое чувство, что она доставит столько же хлопот, сколько и ты, моя принцесса.

Мы поженились на следующий день после того, как меня выписали из больницы. Я едва избежала переохлаждения после купания в реке, и врачи сказали, что если бы Рокко вытащил меня чуть позже, я бы не выжила.

На церемонии были только мы, Коко и его братья в крошечной церкви у самой воды. Когда солнце зашло, мы поклялись принадлежать друг другу. Мой маниакальный, дикий, чудесный муж сделал меня своей, как только смог. И я буду его, свободная от цепей, свободнее птицы в небе, на все времена.

ТРИ МЕСЯЦА СПУСТЯ

У меня зазвонил телефон, и я схватил его с тумбочки, прежде чем выбежать на балкон, чтобы ответить, и не побеспокоить Слоан. В эти дни она не получала достаточно сна, и я не хотел добавить к этому больше, чем необходимо. Я был удивлен, когда Слоан захотела сделать это место нашим домом после того, как я держал ее здесь в плену. Но она сказала, что это место освободило ее и сплотило нас, и она полюбила его по этим причинам.

Папа был в ярости, когда я впервые рассказал ему о себе и Слоан, но я прямо сказал ему, что не собираюсь менять свое мнение по этому поводу. И как только появилась Ривер, он как будто совсем забыл о наследии Калабрези Слоан. У него никогда не было девочки, и жесткий мужчина, которым он был всю мою жизнь, казалось, таял, когда он был с ней, и я мельком видел мужчину, которым он был, пока моя мать была жива.

– Как моя любимая девочка? – На другом конце линии раздался голос Фрэнки, и я ухмыльнулся, глядя на горы. Мои братья были почти так же одержимы Ривер, как и я.

– Я не так уж и плох, спасибо. Просто красил ногти и целыми днями мечтал о мальчиках. Как обычно, – ответил я.

– Пока у Ривер нет идей о мальчиках, мне все равно, чем ты занимаешься, – пошутил он.

Я фыркнул.

– Ей три месяца. Малышка только и мечтает о молоке. Но когда на сцену выйдут мальчики, ты с Энцо можете помочь мне их прогнать.

– Они уже на ней, – согласился он. – На днях я увидел, как годовалый ребенок посмотрел на нее в парке, и я погнался за ним прямо к его маме.

Моя улыбка на мгновение стала шире, но когда между нами воцарилась тишина, я понял, что он звонит не с хорошими новостями.

– У тебя все еще нет зацепок? – Предположил я.

– Нет, – вздохнул Фрэнки. – Мы думали, что идем по его следу, но это похоже на очередной тупик.

У меня упало сердце от этой новости. Фрэнки и Энцо неустанно пытались выследить Николи с тех пор, как Слоан рассказала нам правду о том, кто он такой. Папа все еще боялся верить, что это правда, но он ничего не сделал, чтобы остановить поиски, которые были настолько близки к его одобрению, насколько мы могли получить. Мы просто хотели, чтобы наш брат вернулся домой. Мы хотели, чтобы у нашей семьи был шанс выздороветь. Но с того дня на мосту Инверно мы не видели ни его кожи, ни волос.

Он убедился, что со Слоан все в порядке, а потом я отвёз его лечить огнестрельное ранение у доктора Калабрези. Мы оставили его там, чтобы я мог отвезти Слоан в больницу, и мы знали, что его лечили – звучало так, будто он прекрасно пережил пулю. Но с тех пор никто не слышал от него ни слова. Он был подобен призраку. И его отсутствие глубоко ранило нас.

– Мы найдем его, – поклялся Фрэнки. – Я дам тебе знать, когда получу еще одну зацепку.

– Хорошо.

Из спальни донеслись тихие крики, и я оттолкнулся от края балкона, прерывая вызов.

Слоан перевернулась в нашей постели, услышав, как Ривер тоже шевелится, но я успел первым, подхватив нашу крошечную малышку на руки и прижимая ее к своей голой груди. Коко смотрел на меня со своей кровати через всю комнату, склонив голову набок. Маленький ублюдок довольно быстро проникся ко мне симпатией с тех пор, как я начал потихоньку кормить его фрикадельками Слоан. И, может быть, я тоже полюбил его.

Я завернул малышку в мягкое одеяло и выскользнул обратно на балкон, мягко покачивая ее, и она прижалась ко мне, прислушиваясь к моему сердцебиению.

Я начал тихонько напевать песню, которую сочинил специально для нее, о женщинах-воительницах и бесконечной зиме.

Она прижалась ко мне, когда ее крики стихли, и я продолжал прижимать ее к себе.

– Знаешь, дети обычно плачут по ночам, потому что хотят молока, – поддразнила меня Слоан, я повернулся и увидел, что она стоит в дверном проеме в моей синей рубашке.

– Ривер просит своего папу спеть ей, – возразил я. – Ей нужны объятия со мной больше, чем молоко.

Слоан закатила глаза и подошла к нам, обняв меня за талию так, что наша малышка оказалась между нами.

Я наклонился вперед и поцеловал ее в макушку, вдыхая ее сладкий аромат. Наша маленькая семья объединилась в одно целое.

– Я думаю, что я самый счастливый человек, который когда-либо жил, – выдохнул я.

– Ты говоришь это каждый день, – поддразнила Слоан, запрокидывая голову и предлагая мне свои губы.

– Это потому, что сегодня это еще более верно, чем вчера.

Она засмеялась, и я поцеловал ее, чтобы украсть ее счастье. Я почувствовал полноту ее губ и страсть ее любви на долгое мгновение, и я не мог не улыбнуться, когда она притянула меня ближе.

Мы вернулись в спальню и положили Ривер в ее кроватку, где она устроилась со счастливым бормотанием.

– Тебе нужно поспать? – спросил я, повернувшись к Слоан.

– Нет, – промурлыкала она, расстегивая пуговицы на своей рубашке. – Думаю, мне нужно, чтобы ты напомнил мне, как мне повезло.

Я улыбался, как голодный волк, и подкрадывался к ней, поворачивая ее от кровати и выводя обратно на балкон.

Если я собирался бросить такой вызов, тогда нам нужна была закрытая дверь между нами и спящим ребенком. Потому что, если бы Слоан Ромеро захотела, чтобы я что-то для нее сделал, я бы горы свернул, чтобы ее желания сбылись. Это означало, что она собиралась выкрикивать мое имя так, что едва могла вспомнить свое собственное. И я был готов купаться в радости ее любви, пока она не изгнала каждую тень, которая таилась в моей душе.