Текст книги "Неоконченный поиск. Интеллектуальная автобиография"

Автор книги: Карл Поппер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

17. Кто убил логический позитивизм?

Логический позитивизм тогда мертв, или так мертв, как вообще может быть мертва философская доктрина.

Джон Пассмор [121]121
  121 См. статью Джона Пассмора «Логический позитивизм» в Encyclopedia of Philosophy, ed. by Paul Edwards, том V, c. 56 (cm. примеч. 7 выше).


[Закрыть]

Характер происхождения моей книги Logik der Forschung, опубликованной в конце 1934 года, обусловил то, что она была выполнена частично в форме критики позитивизма. То же можно сказать о ее предшественнице 1932 года и о моем кратком письме издателям журнала Erkenntis в 1933 году[122]122
  122 Это письмо [1933(a)] было впервые опубликовано в Erkenntnis, 3, № 4–6 (1933), с. 426 и далее. Оно перепечатано в английском переводе моей «Логики научного открытия» [1959(a)] и позднейших изданиях, с. 312–314, а на немецком языке во втором и дальнейших изданиях Logik der Forschung [1966(e)], [1969(e)] и т. д., с. 245–56.


[Закрыть]. Поскольку в то время моя позиция широко обсуждалась ведущими членами кружка и, более того, поскольку книга была опубликована в преимущественно позитивистской серии, редактировавшейся Франком и Шликом, этот аспект Logik der Forshung имел удивительные последствия. Одно из них состояло в том, что до публикации ее английской версии в 1959 году под названием The Logic of Scientific Discovery философы в Англии и Америке (за немногими исключениями, такими как Р. Вайнберг)[123]123
  123 J. R. Weinberg, An Examination of Logical Positivism (London: Kegan Paul, Trench, Trubner & Co., 1936)


[Закрыть], по-видимому, считали меня логическим позитивистом, или, по крайней мере, диссидентом в среде логических позитивистов, заменившим верификацию на фальсификацию[124]124
  124 Гораздо более полное обсуждение этой легенды можно найти в разделах 2 и 3 «Ответов моим критикам».


[Закрыть]. Даже некоторые логические позитивисты, запомнившие, что книга вышла в этой серии, предпочитали видеть во мне союзника, а не критика[125]125
  125 (Добавлено в 1975) Предполагаю, что эта фраза является эхом слов Джона Лэйрда (John Laird, Recent Philosophy. – London: Thornton Butterworth, 1936), который описывал меня «как критика, хотя и союзника тоже» Венского кружка (см. с. 187, а также с. 187–190).


[Закрыть]. Они полагали, что способны отвести мою критику путем некоторых уступок – желательно, взаимных – и использования некоей словесной стратегии[126]126
  126 Ср. Arne Naess, Moderne filosofer (Stockholm: Almqvist & Wikseil/ Gebers Forlag AB, (1965); англ, перевод Four Modern Philosophers (Chicago Press, 1968). Наесс пишет в примечании 13 на с. 13 и далее английского перевода: «Мой собственный опыт был довольно сходен с опытом Поппера… Полемика [в неопубликованной книге Наесса]… написанная… в период между 1937 и 1939 годами, была задумана как атака на фундаментальные темы и тенденции кружка, но Нейрат воспринял ее как предложение модификаций, которые в принципе уже были приняты и должны были стать официальными в будущих публикациях. После таких заверений я отказался публиковать мою работу».


[Закрыть]. (Например, они убеждали себя, что я мог бы заменить верифицируемость фальсифицируемостью в качестве критерия осмысленности.) А поскольку я не стал усиливать свои атаки на них (борьба с логическим позитивизмом никоим образом не представляла для меня большого интереса), логические позитивисты не ощущали, что их доктрине был брошен серьезный вызов. До и даже после Второй мировой войны статьи и книги, возобновлявшие этот метод уступок и маленьких исправлений, продолжали появляться. Но к тому времени логический позитивизм был уже несколько лет как мертв.

Сегодня все знают, что логический позитивизм мертв. Но, по-видимому, никто не подозревает, что здесь можно задать вопрос: «Кто несет ответственность?», или лучше «Кто это сделал?». (В превосходной исторической статье Пассмора [процитированной в примеч. 110] этот вопрос не задается.) Боюсь, что я должен взять ответственность на себя. Но я не делал этого намеренно: единственным моим побуждением было указать на то, что я считал рядом его фундаментальных ошибок. Пассмор правильно приписывает разложение логического позитивизма непреодолимым внутренним трудностям. Большая часть этих трудностей была продемонстрирована в моих лекциях и обсуждениях, и особенно в Logik der Forschung[127]127
  127 О воздействии этих дискуссий см. примеч. 115–120.


[Закрыть]. Некоторые члены кружка были впечатлены необходимостью перемен. Семена были посеяны. Через много лет они привели к распаду тенет кружка.

Но распаду тенет предшествовал распад самого кружка. Венский кружок был восхитительным институтом. На самом деле, это был уникальный семинар философов, работавших в тесном сотрудничестве с первоклассными математиками и естествоиспытателями, глубоко интересовавшихся проблемами логики и оснований математики и привлекших двух величайших новаторов в этой сфере, Курта Геделя и Альфреда Тарского. Его распад был серьезной потерей. Лично я чувствую долг благодарности к некоторым из его членов, особенно к Герберту Фейглю, Виктору Крафту и Карлу Менгеру – не говоря о Филиппе Франке и Морице Шлике, которые приняли мою книгу, несмотря на суровую критику их взглядов. И еще, косвенным образом, именно благодаря кружку я встретился с Тарским, сначала на конференции в Праге в 1934 году, когда у меня была с собой корректура Logik der Forschung, в Вене в 1934–1935 годах и еще раз на конгрессе в Париже в сентябре 1935 года. И я думаю, что от Тарского я узнал больше, чем от кого-либо еще.

Но, наверное, более всего меня привлекал в кружке его «Научный подход», или, как я назвал бы это сейчас, рациональный подход. Это было прекрасно сформулировано Карнапом в последних трех абзацах Предисловия к первому изданию его первой большой книги, Der Logische Aufbau der Welt. У Карнапа есть многое, с чем я не согласен, и даже в этих трех абзацах есть вещи, которые я считаю ошибочными: потому что, хотя я и согласен, что есть что-то «угнетающее» («niederdruckend») в большинстве философских систем, я не думаю, что виной тому их «множественность»; и мне кажется ошибочным требовать уничтожения метафизики, а также в качестве основания для этого заявлять то, что «ее тезисы не могут быть рационально оправданы». И хотя в особенности требование «оправдания», выдвинутое Карнапом, было (и остается) для меня ошибочным, это обстоятельство почти не существенно в данном контексте. Ибо Карнап призывает здесь к рациональности, к большей интеллектуальной ответственности; он просит нас учиться тому, как работают математики и естествоиспытатели, противопоставляя это жалким методам философов: их претенциозной мудрости, их самонадеянному знанию, которое они преподносят, почти не приводя рациональной или критической аргументации.

Именно в этом подходе, подходе просвещения, и в критическом взгляде на философию – на то, что философия, к сожалению, представляет собой сейчас и чем она должна стать – я все еще отождествляю себя сейчас с Венским кружком и его духовным отцом, Бертраном Расселом. Возможно, это объясняет, почему некоторые из членов кружка, такие как Карнап, считают, что я являюсь одним из них и только преувеличиваю мои разногласия с ними.

Я, конечно, никогда не стремился преувеличивать эти разногласия. Во время написания Logik der Forschung я хотел только бросить вызов моим позитивистским друзьям и оппонентам. До некоторой степени это оказалось удачным. Когда Карнап, Фейгль и я встретились в Тироле[128]128
  128 Ср. «Предположения и опровержения» [1963(a)], с. 253 и далее.


[Закрыть] летом 1932 года, Карнап прочитал неопубликованный первый том моей Grundprobleme и, к моему удивлению, вскоре после этого опубликовал статью в журнале Erkenntnis, «Uber Protokollsätze»[129]129
  129 Rudolf Carnap, «Über Protokollsätze», Erkenntnis, 3 (1932), 215–238; см. особенно c. 223–228.


[Закрыть], в которой дал детальное описание с безупречными ссылками на авторство некоторых из моих взглядов. Он подытожил ситуацию, объяснив, что – и почему – то, что он назвал моей «процедурой» («Verlagen В»), он считал на сегодняшний день лучшей теорией познания. Этой процедурой была дедуктивная процедура проверки утверждений в физике, процедура, которая считает все и даже сами проверочные утверждения гипотетическими и предположительными, пропитанными теорией. Карнап разделял эту точку зрения долгое время[130]130
  130 Cp. Rudolf Carnap Philosophy and Logical Syntax, Psyche Miniatures (London: Kegan Paul, 1935), c. 10–13, что соответствует Erkenntnis, 3, (1932), c. 224 и далее. Карнап говорит здесь о «верификации», где он ранее (правильно) упомянул меня как о говорящем о «проверке».


[Закрыть], равно как и Гемпель[131]131
  131 Cp. С. G. Hempel, Erkenntnis, 5, (1935), особенно с. 249–254, где Гемпель описывает (со ссылкой на статью Карнапа «Uber Protokollsätze») мою процедуру очень близко тому, как она была описана Карнапом.


[Закрыть]. Крайне одобрительные рецензии Карнапа и Гемпеля на Logik der Forschung[132]132
  132 Rudolf Carnap, Erkenntnis, 5, (1935), с. 290–294 (с ответом на критику Logik der Fordchung Рейхенбахом). С. G. Hempel, Deutsche Literaturzeitung, 58(1937), с. 309–314. (Было еще и второе обозрение Гемпеля.) Я упоминаю здесь только самые важные обозрения и критику со стороны членов кружка.


[Закрыть] были многообещающими знаками, равно как и в другом смысле атаки Рейхенбаха и Нейрата[133]133
  133 Hans Reichenbach, Erkenntnis, 5 (1935), с. 367–384 (с ответом на обозрение Logik der Forschung Карнапа, на который Карнап, в свою очередь, дал краткую реплику). Otto Neurat, Erkenntnis, 5 (1935), с. 353–365.


[Закрыть].

Поскольку в начале этого раздела я упомянул статью Пассмора, я должен, наверное, сказать здесь, что считаю самой главной причиной распада Венского кружка и логического позитивизма не различные грубые ошибки в их доктрине (многие из которых были указаны мною), но утрату интереса к великим проблемам, концентрацию на minutiae, частностях (на «головоломках») и особенно на значениях слов – короче, его схоластику. Это было унаследовано и его последователями в Англии и США.

18. Реализм и квантовая теория

Хотя моя Logik der Forschung может показаться кому-нибудь критикой Венского кружка, ее главные цели были позитивными. Я пытался предложить теорию человеческого познания. Но я взглянул на знание человека с несколько иной точки зрения, чем классические философы. Большинство философов, вплоть до Юма, Милля и Маха, рассматривали человеческое знание как нечто установленное. Даже Юм, который считал себя скептиком и который написал «Трактат» в надежде революционизировать общественные науки, почти отождествлял человеческое знание с привычкой. Человеческое знание было тем, что известно почти всякому: кот лежит на коврике; Юлий Цезарь был предательски убит; трава зеленая. Все это казалось мне ужасно неинтересным. Интересным было именно проблемное знание, рост знания – открытие.

Если взглянуть на теорию познания как на теорию открытия, то лучше всего обратиться к научным открытиям. Теория роста знания должна говорить что-то особенное о росте в физике и столкновении мнений в физике.

В ту пору (1930 год) когда я, ободренный Гербертом Фейглем, начал писать свою книгу, современная физика находилась в состоянии брожения. В 1925 году Вернер Гейзенберг создал квантовую механику[134]134
  134 Werner Heisenberg, «Über quantentheoretische Umdeutung kinematischer und mechanischer Beziehungen», Zeitschrift fur Physik, 33 (1925), c. 879–893; Max Born, Pascual Jordan, «Zur Quantenmechanik», там же, 34 (1925), с. 858–888; Max Born, Werner Heisenberg, Pascual Jordan, «Zur Quantenmechanik II», там же, 35 (1926), с. 557–615. Все три статьи переведены на английский в Sources of Quantum Mechanics, ed. by B. L. Van der Waerden (Amsterdam: North-Holland Publishing Co., 1967).


[Закрыть]; но лишь несколько лет спустя аутсайдерам – включая профессиональных физиков – стало ясно, что произошел огромный прорыв. И с самого начала здесь пошли разногласия и неразбериха. Два величайших физика, Эйнштейн и Бор, возможно, два самых великих мыслителя двадцатого века, разошлись во мнениях друг с другом. И их разногласия были настолько же полными в 1955-м, в год смерти Эйнштейна, как и в 1927-м, когда они встретились на Сольвеевском конгрессе. Существует широко распространенный миф, что Бор одержал победу в споре с Эйнштейном[135]135
  135 Отчет об этих дебатах см. в Niels Bohr, «Discussions with Einstein on Epistemological Problems in Atomic Physics», в Albert Einstein: Philosopher-Scient ist, ed. by Paul Arthur Schlipp (Evanston, 111.: Library of Living Philosophers, Inc., 1949); 3 изд. (La Salle, 111.: Open Court Publishing Co., 1970), c. 201–241. Критику позиции Бора в этом споре см. в моей «Логике научного открытия» [1959(a)], новое добавление * xi, с. 444–456, Logik der Forshung [1966(e)] и [1969 (е)], с. 399–411, а также [1967(к)].


[Закрыть]; большинство творчески мыслящих физиков поддерживали Бора и разделяли этот миф. Но два величайших физика, де Бройль и Шредингер, были далеко не довольны взглядами Бора (позднее названными «копенгагенской интерпретацией квантовой механики») и пошли своими независимыми путями. А после Второй мировой войны появился еще ряд влиятельных физиков, не согласных с копенгагенской школой, в частности Бунге, Ланде, Маргенау и Вигер.

Оппоненты копенгагенской школы все еще находятся в очень небольшом меньшинстве, возможно, они в нем и останутся. Они не согласны между собой. Но большие разногласия наблюдаются также и внутри копенгагенской ортодоксии. Сторонники этой ортодоксии, по-видимому, не замечают этих разногласий или, во всяком случае, не выражают по их поводу беспокойства, равно как они не замечают и трудностей, внутренне присущих их взглядам. Но и то и другое заметно аутсайдерам.

Все эти очень поверхностные замечания, возможно, объясняют, почему я чувствовал себя таким потерянным, когда впервые приступил к квантовой механике, или, как ее тогда часто называли, к «новой квантовой теории». Я работал сам по себе, черпая информацию из книг и статей; единственным физиком, с которым я иногда делился моими трудностями, был мой друг Франц Урбах. Я пытался понять теорию, а он сомневался, что она вообще доступна пониманию – по крайней мере, простых смертных.

Я начал видеть свет в конце тоннеля, когда осознал важность статистической интерпретации теории Борна. Поначалу интерпретация Борна мне не нравилась: первоначальная интерпретация Шредингера импонировала мне эстетически и как объяснение сути дела; но как только я воспринял факт, что она неприемлема, а интерпретация Борна весьма успешна, я стал придерживаться этой последней, поэтому мне казалось загадкой, каким образом кто-нибудь может придерживаться гейзенберговской интерпретации уравнения неопределенности, если принята интерпретация Борна. Казалось очевидным, что, если квантовую механику следует интепретировать в статистических терминах, то это же самое необходимо сделать и в отношении уравнения Гейзенберга: их следует интерпретировать в отношениях рассеяния, то есть путем установления нижней границы статистического рассеяния или верхней границы гомогенности любой последовательности квантово-механических экспериментов. Теперь эта точка зрения широко распространена[136]136
  136 James L. Park and Henry Margenau, «Simultaneous Measurability in Quantum Theory», International Journal of Theoretical Physics, I (1968), с. 211–283.


[Закрыть]. Я должен пояснить, однако, что первоначально я не всегда жестко проводил различия между рассеянием результатов множества экспериментов и разбросом множества частиц в одном эксперименте; и хотя в «формально сингулярных» вероятностных утверждениях я нашел ключ к решению этой проблемы, окончательно она прояснилась только с помощью идеи предрас-положностей[137]137
  137 См. [1957(e)] и [1959(e)].


[Закрыть].

Второй проблемой квантовой механики была знаменитая проблема «редукции волнового пакета». Мало кто согласится, что эта проблема была решена в 1934 году в моей Logik der Forschung; хотя некоторые весьма компетентные физики согласились с правильностью этого решения. Предложенное решение состояло в идее, что вероятности квантовой механики являются относительными вероятностями (или условными вероятностями)[138]138
  138 См. [1934(b)], с. 177 и далее; [1959(a)], с. 235 и далее; [1966(e)] с. 184 и далее; [1967(к)], с. 34–38.


[Закрыть].

Вторая проблема связана с тем, что было, пожалуй, центральным пунктом моих размышлений, – с гипотезой, перешедшей в убеждение, что все интерпретации квантовой механики могут быть выведены из проблем интерпретации исчисления вероятностей.

Третьей решенной проблемой было различение между подготовкой состояния и измерением. Хотя мои рассуждения здесь были вполне правильными и, как мне кажется, очень важными, я допустил серьезную ошибку в одном из мысленных экспериментов (в главе 77 Logik der Forschung). Я принял эту ошибку очень близко к сердцу; в то время я не знал, что даже Эйнштейн сделал несколько сходных ошибок, и я подумал, что мой просчет служит доказательством моей некомпетентности. Лишь в 1934 году в Копенгагене, по окончании копенгагенского «Конгресса по научной философии», я услышал об ошибках Эйнштейна. По инициативе физика-теоретика Виктора Вайскопфа я был приглашен Нильсом Бором остаться и подискутировать в его Институте. Ранее я уже защищал мой мысленный эксперимент перед Вайцзекером и Гейзенбергом, чьи аргументы меня не убедили, и перед Эйнштейном, чьи аргументы меня убедили. Кроме того, я обсуждал этот вопрос с Тиррингом и (в Оксфорде) со Шредингером, который сказал мне, что он крайне недоволен квантовой механикой и полагает, что на самом деле ее никто не понимает. Поэтому я был в очень удрученном состоянии, когда Бор рассказал мне о своих дискуссиях с Эйнштейном – тех самых дискуссиях, о которых поведал позже в книге Шлиппа об Эйнштейне[139]139
  139 Albert Einstein: Philosopher-Scientist, с. 201–241 (см. примеч. 122 выше).


[Закрыть]. Мне и в голову не пришло утешаться тем, что, по словам Бора, Эйнштейн ошибался также, как и я. Я чувствовал себя разбитым, и я был не в силах противостоять громадному воздействию личности Бора. (В те дни Бору не мог противостоять никто). Я более или менее замкнулся в себе, хотя и продолжал защищать мое объяснение «редукции волнового пакета». Вайскопф, по-видимому, был готов его принять, но Бор слишком рьяно защищал свою теорию дополнительности, чтобы заметить мои слабые попытки продвинуть собственное толкование. Поэтому я не настаивал на своем, удовлетворившись тем, чему могу научиться, а не научить. Я был всецело потрясен добротой, умом и энтузиазмом Бора; я также почти не сомневался, что он был прав, а я – нет. И все же я не смог убедить себя, что понимаю «дополнительность» Бора, и я начал сомневаться, что ее вообще кто-нибудь понимает, несмотря на то, что некоторым удалось убедить себя в этом. Это сомнение разделял со мной Эйнштейн, как он мне позднее признался, а также Шредингер.

Это заставило меня задуматься о «понимании». Бор некоим образом утверждал, что квантовая механика не поддается пониманию; что понятной может быть только классическая физика и что мы должны смириться перед фактом, что квантовая механика может быть понята только частично и только через посредство классической физики. Часть этого понимания может быть достигнута при помощи классической «корпускулярной картины», а часть – посредством классической «волновой картины»; эти две картины несовместимы, и они находятся друг с другом в отношении, которое Бор назвал «дополнительностью». Надежды на более полное или более непосредственное понимание этой теории нет; и нам следует «отказаться» от всех попыток достигнуть ее более полного понимания.

Я подозревал, что теория Бора была основана на очень узком взгляде на то, чего может достичь понимание. Бор, по-видимому, мыслил в терминах картин и моделей – в терминах своего рода визуализации. Я чувствовал, что этот взгляд был слишком узок; и со временем я развил совершенно иную точку зрения. Согласно этой точке зрения, важным является понимание не картин, а логической силы теории: ее объяснительной мощи, ее отношения к релевантным проблемам и к другим теориям. Я развивал этот взгляд на протяжении многих лет в моих лекциях, сначала, мне кажется, в Алпаче (1948) и Принстоне (1950), в Кембридже на лекциях о квантовой механике (1953 или 1954), в Миннеаполисе (1962) и позднее снова в Принстоне (1963) и в других местах (конечно, и в Лондоне тоже). Его можно найти, хотя и в очень схематичном виде, и в моих более поздних работах[140]140
  140 Cм. особенно [1957(i)], [1969(к)], теперь глава 5 [1973(a)]; [1963(h)]; [1966(f)], теперь глава 6 [1972(a)]; [1967(к)]; а также [1968(s)], теперь главу 3 [1972(a)], в которой также перепечатана в качестве главы 4 [1968(г)], где можно найти более подробное обсуждение.


[Закрыть].

Что касается квантовой механики, то я долгое время пребывал в глубоком унынии. Я никак не мог позабыть мой ошибочный мысленный эксперимент, и хотя, как я полагаю, горевать над всеми своими ошибками – дело совершенно правильное, я теперь думаю, что придавал ему слишком большое значение. И только в 1948-м или 1949-м, после ряда дискуссий с Артуром Марчем, специалистом по квантовой физике, книгу которого об основаниях квантовой механики[141]141
  141 Arthur March, Die Grundlagen der Quantenmechanik (Leipzig: Barth, 1931); cp. с Предметными указателями в [1934(b)], [1959(a)] или [1966(e)].


[Закрыть] я цитировал в Logik der Forschung, я вернулся к этой проблеме с чем-то похожим на обновленное чувство уверенности в себе.

Я снова вернулся к своим старым аргументам, и вот к чему я пришел[142]142
  142 Перечисленные здесь результаты были получены частично ранее и частично позднее. С моими самыми последними взглядами можно ознакомиться в статье, написанной для Festschrift Ланде, «Аннигиляция частиц и аргумент Эйнштейна, Подольского и Розена» [1971(п)].


[Закрыть]:

(А) Проблема детерминизма и индетерминизма

(1) Не существует такой вещи, как особый квантово-механический аргумент против детерминизма. Конечно, квантовая механика – это статистическая теория, которая prima facie не является детерминистской, но это не означает, что она несовместима с prima facie детерминистской теорией. (В частности, знаменитое доказательство этой якобы несовместимости, предложенное фон Нейманом, – о несуществовании так называемых «скрытых переменных» – не проходит, как было показано Дэвидом Бомом и позднее, более прямым методом, Джоном С. Беллом)[143]143
  143 Cp. John von Newmann, Mathematische Grunglagen der Quantenmechanik (Berlin: Springer-Verlag, 1931), c. 170; или в английском переводе, Mathematical Foundations of Quantum Mechanics (Princeton: Princeton University Press, 1955), c. 323. Таким образом, даже если бы аргументация фон Неймана была верна, это не опровергло бы детерминизма. Более, его предполагаемые «правила» I и II на с. 313 и далее (ср. с. 225 и далее) – нем. изд. с. 167 (ср. с. 118) – противоречат отношениям коммутации, как было впервые показано Темплем в G. Temple, «The Fundamental Paradox of the Quantum Theory», Nature, 135, [1935], c. 957. (Ha то, что правила Неймана I и II противоречат квантовой механике, было ясно указано Пейерльсом в R. Е. Peierls, «The Fundamental Paradox of the Quantum Theory», Nature, 136 [1935], c. 395. См. также Park and Margenau, «Simultaneous Measurability in Quantum Theory» [см. примеч. 123 выше].) Статья Джона Белла – это John S. Bell «On the Problem of Hidden Variables in Quantum Mechanics», Reviews of Modern Physics, 38 (1966), c. 447–452.


[Закрыть]. Позиция, к которой я пришел в 1934 году, состояла в том, что в квантовой механике нет ничего, что оправдало бы тезис, будто детерминизм опровергнут, потому что он несовместим с квантовой механикой. С тех пор я менял свое мнение по этому вопросу не один раз. Модель, показывающая, что существование prima facie детерминистской теории на самом деле формально совместимо с результатами квантовой механики, была предложена Дэвидом Бомом в 1951 году. (Основные идеи, лежащие в основании этого доказательства, были предвосхищены де Бройлем.)

(2) С другой стороны, нет совершенно никаких разумных оснований утверждать, что детерминизм имеет основание в физических науках; на самом деле, существуют сильные доводы против него, как было показано Ч. С. Пирсом[144]144
  144 C. S. Peirce, Collected Papers of Charles Sanders Peirce, ed. by Charles Hartshorne and Paul Weiss (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1935), том VI; см. пункт 6. 47 (впервые опубликован в 1892 году), с. 37.


[Закрыть], Францем Экснером, Шредингером[145]145
  145 По словам Шредингера, Франц Экснер сделал это предположение в 1918 году: см. Erwin Schrödinger, Science, Theory, and Man (New York: Dover Publications, 1957), c. 71, 133, 142 и далее (первоначально опубликовано как Science and Human Temperament [London: Allen and Unwin, 1935]; cm. c. 57 и далее, 107, 114); и Die Naturwissenschaften 17 (1929), с. 732.


[Закрыть] и фон Нейманом[146]146
  146 von Newmann, Mathematical Foundations of Quantum Mechanics, с. 326 и далее (с. 172 немецкого издания): «… кажущийся причинный порядок большого мира (… объектов, видимых невооруженным глазом) не имеет, конечно, никакого другого основания, как ‘закон больших чисел’ и совершенно не зависит от того, являются ли законы, управляющие элементарными процессами, причинными или нет». (Курсив мой; фон Нейман ссылается на Шредингера.) Очевидно, что эта ситуация не имеет прямой связи с квантовой механикой.


[Закрыть]: все они привлекали внимание к тому факту, что детерминистский характер ньютоновской механики совместим с индетерминизмом[147]147
  147 См. мои [1934(b)], [1958(a)] и позднейшие издания, раздел 78 (а также 67–70); [1950(b) и (с)]; [1957(g)], Предисловие; [1957(e)], [1959(e)]; [1966(f)], особенно раздел iv ([1972(a)], глава 6); [1967(к)].


[Закрыть]. Более того, в то время как возможно объяснить существование детерминистских теорий как макротеорий, базирующихся на индетерминистских и вероятностных микротеориях, обратное невозможно: нетривиальные вероятностные заключения могут быть выведены (и таким образом объяснены) только при помощи вероятностных предпосылок[148]148
  148 Это точка зрения, которую я поддерживал всегда. Ее можно найти, как мне кажется, у фон Мизеса.


[Закрыть]. (В этой связи следует обратиться к очень интересной аргументации Ланде)[149]149
  149 Alfred Landé, «Determinism versus Continuity in Modern Science», Mind, n. s. 67 (1958), c. 174-81, и From Dualism to Unity in Quantum Physics (Cambridge: Cambridge University Press, 1960) c. 5–8. (Я назвал этот аргумент «бритвой Ланде».) Добавлено в 1975 году: См. теперь работу Джона Уоткинса «The Unity of Popper’s Thought», в The Philosophy of Carl Popper, ed. by Paul Arthur Schlipp, c. 371–412.


[Закрыть].

(B) Вероятность

В квантовой механике мы нуждаемся в интерпретации исчисления вероятностей, которая:

(1) является физической и объективной (или «реалистской»);

(2) предоставляет вероятностные гипотезы, которые могут быть статистически проверены.

Более того,

(3) эти гипотезы должны быть применимы к единичным случаям и

(4) они должны быть сформулированы относительно постановки эксперимента.

В Logik der Forschung я развивал «формалистскую» интерпретацию исчисления вероятностей, которая удовлетворяла всем этим требованиям. С тех пор я ее улучшил, заменив ее «интерпретацией предрасположенностей»[150]150
  150 Cр. [1957(e)], [1959(e)] и [1967(к)].


[Закрыть].

(C) Квантовая теория

(1) Реализм. Хотя я в принципе не против «волнопускл» (волн-с-корпускулами) и иных неклассических сущностей, я не видел (и до сих пор не вижу) никаких оснований для отхода от классического, наивного и реалистского взгляда, что электроны и так далее являются частицами, то есть, что они локализованы и обладают импульсом. (Конечно, дальнейшее развитие теории может показать, что те, кто не разделяет эту точку зрения, оказались правы[151]151
  151 Почему бы частицам не быть частицами, описываемыми, по крайней мере, в первом приближении, например, теорией поля? (Объединенной теорией поля, вида, скажем, предложенного Менделем Саксом.) Единственное известное мне возражение проистекает из «размытой» интерпретации формулы неопределенности Гейзенберга; если «частицы» всегда «размыты», тогда они не настоящие частицы. Но это возражение, по-видимому, не выдерживает никакой критики: существует статистическая интерпретация квантовой механики.
  (После того, как я написал вышеприведенное, я поместил статью для Festschrift Ланде [1971 (п)], на которую ссылаюсь в при-меч. 129 выше. С тех пор я прочитал две выдающиеся работы, защищающие статистическую интерпретацию квантовой механики: Edward Nelson, Dynamical Theories of Brownian Motion [Princeton: Princeton University Press, 1967], и L. E. Ballentine, «The Statistical Interpretation of Quantum Mechanics», Reviews of Modern Physics, 42 [1970], c. 358-81. Это было большим ободрением – найти какую-то поддержку после тридцати семи лет борьбы в одиночестве.)


[Закрыть].)

(2) Так называемый «принцип неопределенности» Гейзенберга является ошибочной интерпретацией определенных формул, которые утверждают статистическое рассеяние.

(3) Формулы Гейзенберга не относятся к измерениям; это означает, что сегодняшняя «квантовая теория измерений» кишит ошибочными интерпретациями. Измерения, которые, согласно обычной интерпретации формул Гейзенберга, «запрещены», в соответствии с моими результатами не только разрешены, но и на самом деле необходимы как раз для проверки этих самых формул[152]152
  152 См. особенно [1967(к)].


[Закрыть]. Отношения рассеяния, однако, связаны с подготовкой состояний квантово-механических систем. Подготавливая состояние, мы всегда вводим (конъюгируем) рассеяние[153]153
  153 Это предложение было добавлено в 1975 году.


[Закрыть].

(4) То, что на самом деле свойственно только квантовой механике, это (зависимая от фазы) интерференция вероятностей. Можно представить себе, что нам придется смириться с этим навсегда. Однако, по-видимому, это не так: возражая против решающих тестов Комптона в отношении фотонной теории Эйнштейна, Дуэйн предложил в 1923 году, задолго до появления волновой механики, новое квантовое правило[154]154
  154 W. Duane «The Transfer in Quanta of Radiation Momentum to Matter», Proceedings of the National Academy of Sciences (Washington), 9 (1923), c. 158-64. Это правило может быть записано:
  Δp_х⁼nh/Δх (п – целое число)
  См. Werner Heisenberg, The Physical Principles of the Quantum Theory (New York: Dover, 1930), c. 77.


[Закрыть], которое можно рассматривать как аналог по отношению к импульсу правила Планка, относящегося к энергии. Правило квантизации импульса может применяться не только к фотонам, но и (на что обратил внимание Ланде)[155]155
  155 Landé, Dualism to Unity in Quantum Physics, c. 69,102 (см. примеч. 136 выше), и New Foundations of Quantum Mechanics (Cambridge: Cambridge University Press, 1965), c. 5–9.


[Закрыть] к частицам, что дает рациональное (хотя и только качественное) объяснение интерференции частиц. Ланде затем утверждал, что количественные правила интерференции могут быть выведены из простых дополнительных допущений.

(5) Таким образом, целый сонм философских духов может быть теперь изгнан, и все эти ошеломляющие философские утверждения о вмешательстве субъекта или разума в мир атома могут быть отброшены. Это вмешательство большей частью может быть объяснено субъективистской ошибочной интерпретацией исчисления вероятностей[156]156
  156 См. особенно [1959(a)], [1966(e)], новое Добавление * xi; a также [1967(k)].


[Закрыть].