Текст книги "Линкольн"

Автор книги: Карл Сэндберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 41 страниц)

В сенате Стифен А. Дуглас цитировал слова Фридриха Великого: «Сначала захват, потом переговоры», и заявил: «Именно так поступил президент Полк».

Американские армии закреплялись на захваченной мексиканской территории. Война обошлась правительству в 27 миллионов долларов, а народ США заплатил за нее жизнью 27 тысяч солдат. Когда Мексику разбили, возникли вопросы: «Какую сумму мы можем заставить заплатить Мексику? И раз у нее нет денег, сколько еще земли должны мы у нее забрать? Или, может быть, захватить всю Мексику?»

12 января 1848 года Линкольн отстаивал в палате представителей точку зрения вигов, что «война с Мексикой, начатая президентом, была ненужной и антиконституционной… Когда началась война, я считал, что все те, кто знает слишком мало или, наоборот, знает слишком много, не могут по совести одобрить действия президента, приведшие к войне, но они должны тем не менее как настоящие патриоты и честные граждане не касаться этого вопроса по крайней мере до конца войны».

Революция помогла Мексике сбросить власть правительства Испании; революция в Техасе отвергла власть мексиканского правительства, и Линкольн обсуждал право народов на революцию. «Любой народ в любой стране, имеющий силу и желание, вправе восстать, сбросить существующее правительство и образовать новое, более для него подходящее. Любая часть такого народа может и имеет право восстать и образовать свое управление на той части территории, которую она населяет. Более того, большинство такой части народа имеет право революционным путем подавить меньшинство, которое живет смешанно с ним или где-то близко, но противящееся движению большинства… Свойство революций – не считаться со старыми традициями или старыми законами, а отбросить и то и другое и создать новые».

В течение ряда месяцев президент колебался. В его дневнике есть такая запись, сделанная после выслушивания бесконечных советов захватить всю территорию мексиканского народа: «Я ответил, что я не готов предпринять такой шаг; более того, я не хочу, чтобы любое мое заявление было настолько неясным, чтобы оно могло дать повод для сомнений или дискуссий по поводу действительного их смысла; и в моем последнем обращении я заявил, что я не намеревался покорить Мексику».

Линкольн голосовал за всемерное снабжение и помощь солдатам на поле брани и за любые резолюции, в которых обвинялись Полк и его администрация. Он надеялся, что люди у него на родине правильно поймут его действия. Однако многие земляки, даже Билл Герндон, не поняли Линкольна. Белвиллская газета «Адвокат» 2 марта сообщила, что митинг «патриотических вигов и демократов» в графстве Кларк принял решение: «Эйб Линкольн есть автор «пятнающих» родину предложений в конгрессе; да будут они долго в памяти избирателей Линкольна, но да забудут они своего избранника, а если вспомянут, то разве только для укора».

Три недели спустя после выступления Линкольна Александр Стифенс (повторяя в известной степени слова и мысли Линкольна) в прочувствованной речи 2 февраля выразил всю глубину презрения вигов к президенту: «Принцип ведения войны против соседнего народа с целью заставить его продать часть своей страны – принцип не только постыдный, но и позорно бесчестный. Неужели будут говорить, что честь американцев можно купить куском земли?.. Никогда я не думал, что увижу день, когда руководитель страны заявит во всеуслышание, что наша слава так отвратительна и непристойна, что не может удовлетвориться воинскими подвигами, пусть самыми блестящими и славными, а обязательно хочет насытиться землей – грубой, простой грязью – и даже требует, чтобы поверженный враг был ограблен, чтобы у него отняли его каменистые горы и пустынные равнины!»

А южанин сенатор Джон С. Калгун из Южной Каролины утверждал, что «народ не понимает ни свободы, ни тирании большинства. Воля большинства – воля сброда. Прогрессивная демократия несовместима со свободой». Джефферсон Дэвис заявил в сенате, что если безрассудство, фанатизм, ненависть и коррупция приводят к нарушению мира и уничтожению процветания Союза штатов, то «пусть Союз распадется на части, лишь бы остались мир и добрая воля».

С этой готовностью разрушить Союз не могли согласиться ни виги юга, ни Тумбе, ни Стифенс, ни тем более Генри Клэй. На севере в нескольких штатах у демократов не было единства по вопросу о том, следует ли распространить рабство на все новые и осваиваемые огромные территории. Среди демократов Нью-Йорка был разброд, появились «искатели», о которых говорили, что они беспринципно охотятся за любой государственной должностью; была и группа «сжигателей амбаров», названных так в связи с тем, что некий голландец однажды сжег свой амбар, чтобы избавиться от крыс. Существовала в Нью-Йорке и группа радикалов.

Поправка, предложенная Уилмотом, разделяла партии на фракции, восстанавливала южных вигов против северных. Тридцатичетырехлетний Дэвид Уилмот из Пенсильвании, демократ, приверженец Джексона, человек, боровшийся за права рабочих и против заключения в тюрьму за долги, еще в 1846 году предложил поправку-«кочевницу» к финансовому законопроекту. Поправка гласила, что рабство не должно быть допущено ни в один район земель, захваченных в результате мексиканской войны. С тех пор снова и снова эта поправка – ибо конгресс ее не принимал – «кочевала» из законопроекта в законопроект. Линкольн как-то писал, что он голосовал за эту поправку по крайней мере 40 раз. Эта настойчивость борцов против дальнейшего распространения рабства вызвала протесты, вопли о несправедливости и угрозы лидеров Юга выйти из Союза.

Изучение деятельности Линкольна в палате представителей говорит о том, что он много и добросовестно работал и хлопотал по поводу прошений, назначений на должности, определения пенсий в интересах своих избирателей, над различным» документами, над проведением таких мероприятий, как благоустройство поселений, строительство дорог, каналов, пристаней и очистка рек. Он пришел к выводу, что пререкания и попытки замазать суть вопроса в палате представителей Соединенных Штатов проводятся по тому же трафарету, что и в иллинойском законодательном собрании.

Однажды вечером в библиотеке верховного суда Линкольн копался в книгах и документах. Когда пришла пора закрывать библиотеку на ночь, он сложил все непрочитанные книги, связал их большим цветным платком, просунул палку под узел, закинул книги за спину и унес их к себе в пансион, чтобы там продолжать работу.

В апреле он написал жене: «Дорогая Мэри, в этом беспокойном мире мы никогда не бываем довольны. Когда ты была здесь, я думал, что ты мне мешаешь отдаться делу целиком, а теперь, когда я занят только делами и нет ничего отвлекающего, я потерял всякую охоту заниматься ими. Я ненавижу садиться за стол и переадресовывать бумаги, я ненавижу свое одиночество в этой ветшающей комнате… Допустим, в дальнейшем ты не будешь в своих письмах ко мне писать: «Достопочтенному»… Что думают Бобби и Эдди о коротких письмах отца к ним? Не дай им забыть отца, да будут они счастливы». Он подписывал свои письма к жене: «Любящий А. Линкольн», а она подписывалась: «Преданная вам М. Л.».

27 июля Линкольн в связи с предстоящими выборами президента заявил в палате: «Я надеюсь и верю, что если будет избран генерал Тейлор, он не наложит вето на поправку Уилмота… Но если будет избран генерал Касс, рабство обязательно распространится на захваченные территории». Линкольн прибегнул к резким сатирическим приемам, применяемым уличными ораторами, когда они выступают перед разношерстной толпой. Он подчеркнул, что генерал Касс в течение девяти лет выписывал себе ежедневно десять казенных продовольственных рационов стоимостью 730 долларов в год. «Он выказал удивительные способности в еде. С октября 1821 года до мая 1822 года он съедал десять рационов в день в Мичигане, десять рационов здесь, в Вашингтоне, и почти на пять долларов в день в пути между этими двумя пунктами. Мы можем говорить о великом открытии, сделанном генералом Кассом: он нашел способ получать деньги за съеденное им, вместо того чтобы платить за всю эту еду… Мистер председатель, мы все слышали о животном, стоявшем в нерешительности между двумя стогами сена и сдохнувшем от голода. Этого никогда не случится с генералом Кассом; поставьте эти стога на расстоянии тысячи миль один от другого, генерал будет стоять между ними и есть от обоих сразу и прихватит еще зелененькую травку между ними». В заключение Линкольн рассказал анекдот, и, как сообщила балтиморская газета «Америкэн», палата ревела от хохота.

В феврале мексиканская война кончилась договором: Нью-Мексико и северная часть Калифорнии были аннексированы США; по нижнему течению Рио Гранде, от устья до Эль Пасо, легла новая граница Техаса. За приобретенную территорию США обязались уплатить Мексике 15 миллионов долларов. Калгун, Дэвис и Рэт открыто пытались организовать выход южных штатов из Союза. На Севере большой силой стала новая партия фрисойлеров, которая выдвигала кандидатом бывшего президента, демократа Мартина Ван Барена. Их платформа отстаивала «права свободного труда против произвола рабовладельческого государства», дешевый почтовый тариф и главное – «дарственную землю» обрабатывающим ее поселенцам. Их лозунг гласил: «Свободная, то есть бесплатная, земля, свобода слова, свободный труд и свободные люди». Аболиционисты-виги и демократы нескольких штатов валом валили в новую партию, говоря, что теперь есть программа, за которую стоит бороться, между тем как виги и демократы в своих партийных платформах всего остерегались, всегда колебались и ничего конкретного не предлагали по любому актуальному вопросу.

Линкольн, Стифенс и другие создали группу под названием «Молодые индейцы». Они возглавляли всех тех, кто видел в Захарии Тейлоре единственного кандидата, который должен победить на ближайших выборах.

Виги в Иллинойсе по-прежнему, придерживались политики: «Поочередность – самая честная игра», и поэтому Линкольн не выставил свою кандидатуру в конгресс.

В штаб-квартире национального комитета партии вигов Линкольн был занят отправкой и оплатой писем, помогал выпускать газету вигов «Батарея», издавал литературу для различных кампаний, писал политические воззвания. Его послали в Новую Англию, где ему предстояло выступить против фрисойлеров, ставших грозной силой. 12 сентября в Вустере, Массачусетс, он заявил, что Тейлор «как раз тот человек, которому можно спокойно доверить интересы, принципы и благополучие страны», а программа фрисойлеров была в общем похожа на кальсоны, которые продавали разносчики-янки: «Достаточно велики для любого мужчины, достаточно малы для любого мальчика». Он выступил в Нью-Бедфорде, Бостоне, Челси, Кембридже. Один молодой виг писал по поводу его выступления в Дедгаме: «…Линкольн подвернул рукава своего альпагового сюртука, затем подвернул манжеты сорочки. Спустя некоторое время он распустил галстук и вскоре снял его совсем. Он заворожил свою аудиторию. Я никогда не видел такого восторга у мужчин. У него был самый фамильярный и бесцеремонный стиль».

Тонтонский репортер писал: «Его неуклюжие жесты, нелепые интонации голоса, комическое выражение лица – все приводило к тому, что слушатели хохотали от одного лишь предвкушения анекдота еще до того, как он начинал его рассказывать».

В двухчасовой речи в Чикаго, где Линкольн выступил за список вигов, в судебный зал набилось столько народу, что пришлось перенести митинг на городскую площадь. О его двухчасовом выступлении в Пеории «Демократик пресс» писала: «Мистер Линкольн усиленно сморкался, дергал головой, отбрасывал фалды фрака и устроил колоссальное извержение шума и ярости. Накануне дня выборов он выступил в десяти иллинойских городах за список вигов и везде доказывал, что голосовать за бюллетень фрисойлеров все равно, что отдать голоса генералу Кассу. Что касается стремления правительства США захватить побольше земли, то это напоминает одного фермера, который говорил: «Я не жадный; я хочу прибрать к рукам только ту землю, которая лежит рядом с моей».

Результаты голосования (за исключением Южной Каролины, где законодательное собрание избирало выборщиков) показали популярность Тейлора. Он получил 1360 752 голоса, Касс – 1 219 962, Ван Барен – 291 342.

В своей спрингфилдской конторе Линкольн занимался изобретательством; он строгал и отделывал модель парохода с «регулируемыми плавучими воздушными камерами… скользящими реями», снастями и блоками. Он как-то видел пароход, застрявший на песчаной отмели реки Детройт; при помощи бочек, бочонков и ящиков, подведенных под корабль, его сняли с отмели. Линкольн закончил модель парохода, описал систему его работы и в следующем году запатентовал свое предложение.

В палате он часто выступал с краткими, выдержанными в умеренном тоне речами в пользу лучшего устройства рек и причалов за счет федеральных средств, за более щедрую политику в вопросе наделения поселенцев государственной землей; неизменно он голосовал за более свободное управление в Калифорнии и Нью-Мексико и, когда представлялась возможность, за поправку Уилмота. Он часто голосовал и против радикальных, слишком прямолинейных предложений аболиционистов, требовавших немедленного, безоговорочного освобождения негров в округе Колумбия.

Он предлагал запретить ввоз новых рабов на постоянное жительство в округе Колумбия, за исключением «необходимых слуг» государственных чиновников, прибывающих временно из рабовладельческих штатов. Начиная с 1 января 1850 года все дети, рожденные негритянками, должны получить свободу, должны получать «в пределах разумного образование и поддержку» со стороны владельцев их матерей, и, со своей стороны, дети до определенного возраста должны оказывать «услуги в пределах разумного» таким владельцам. Принятие этих двух предложений: запрещение ввоза новых рабов и установление, что все дети, рожденные от рабынь, должны стать свободными (и имея в виду, что все рабы, живущие в районе, со временем неизбежно умерли бы), должно было подвести к определенному, поддающемуся» исчислению дню, когда рабство исчезло бы здесь само собой.

Одна поправка принесла ему много неприятностей не только в тот период, но и в течение ряда последующих лет. Он предлагал, чтобы вашингтонские власти имели «право и обязанность» арестовать и отправить владельцам «всех беглых рабов, скрывающихся в упомянутом районе».

Разгневанные фрисойлеры, встревоженные виги и демократы, аболиционисты и защитники рабства схватывались в ожесточенных спорах, а Линкольн молчал. Он выжидал.

Он взялся за письма и в течение ряда месяцев направлял президенту или начальнику департаментов просьбы о назначении того или иного вига на различные должности. Он добился назначений для нескольких старых друзей, но у него появились и враги.

7 марта Линкольн, получив разрешение выступать в верховном суде США, взялся за защиту апелляции, поступившей из иллинойского суда, и проиграл дело.

Он вернулся в Спрингфилд и много месяцев подряд проводил бешеную, хитрую кампанию: писал письма, созывал конференции, заводил политические интриги, направленные на получение для себя или для какого-нибудь другого иллинойского вига назначения на пост комиссара Главной земельной конторы в Вашингтоне с окладом 3 тысячи долларов в год. В первых числах июня он многим писал: «Согласны ли вы с тем, чтобы я или любой другой иллинойсец получил Главную земельную контору? Если вы «за», напишите мне об этом в Вашингтон, куда я скоро приеду. Медлить нельзя».

Когда же государственный секретарь Джон М. Клейтон 10 августа 1849 года известил Линкольна, что он Назначен секретарем территории Орегон, Линкольн ответил: «Я почтительно отклоняю назначение», но добавил, что он будет весьма обязан, если эта должность будет предоставлена Симеону Френсису, редактору старейшей ведущей газеты штата.

2. Снова дома в Спрингфилде

Вернувшись в Спрингфилд, Линкольн возобновил свою адвокатскую деятельность. Чувство юмора не оставляло его, и он следовал совету, который он сам когда-то дал Спиду: когда огорчен, лучшее лекарство – работа. Он был прирожденным адвокатом и любил юриспруденцию. Линкольн изъездил 8-й округ, оставаясь в главном городе каждого графства от двух дней до двух недель. Он знакомился с людьми, с их семьями, интересовался их работой, кухнями, амбарами, полями, церквами, школами, гостиницами, пивными, вникал в религиозные убеждения.

В феврале 1850 года умер его четырехлетний сын Эдвард. Мать очень убивалась, и на Линкольна пала трудная доля утешить сломленную горем жену.

Линкольны уплатили за место в церкви; миссис Линкольн причастилась и стала членом церковной общины. Когда Линкольну предложили последовать примеру жены, он сказал, что не видит в этом необходимости.

Близкие друзья, такие, как Герндон и Матэни, видели в Линкольне некоего язычника, – ведь он заявлял, что не может понять, почему библия есть божье откровение или как это Иисус является сыном бога. Однако Линкольн внимательно читал библию от корки до корки, знал наиболее распространенные цитаты, притчи, псалмы; он часто цитировал библию в своих выступлениях перед присяжными заседателями, в речах, в письмах.

В течение 1850 года Линкольн читал в газетах и «Конгрешнл глоб» об опасных, драматически “бурных событиях политической жизни Вашингтона. Целостность Союза не раз висела на волоске, и только случайные обстоятельства спасали Союз от распада. В сенате и палате представителей раздавались угрожающие крики, люди потрясали кулаками. Сенатор из Миссисипи Фут обозвал сенатора Миссури Бентона клеветником и лжецом. Бентон двинулся на Фута, который выхватил револьвер и взвел курок. Бентон откинул борта сюртука, обнажил грудь и крикнул: «Я считаю ниже своего достоинства носить оружие. Пусть стреляет! Прочь с дороги, пусть убийца стреляет!» Сенаторы вмешались, отобрали у Фута револьвер, и дебаты возобновились.

Последним законопроектом, который вызвал наиболее яростные возражения и споры, был новый «Закон о беглых рабах»: негр, в отношении которого есть обвинение, что он беглый раб, не может быть судим с участием присяжных заседателей и не имеет права давать показания; право решать вопрос о том, является ли такой негр действительно рабом, получает федеральный чиновник, и, если он высказывается в пользу негра, чиновник получает 5 долларов, но если он решает в пользу рабовладельца, гонорар увеличивается вдвое; лица, помогающие беглому негру, подлежат штрафу и тюремному заключению.

Даниэл Вебстер 7 марта выступил с трехчасовой речью; галереи были переполнены. «Отделение?! Мирное отделение?!. Расчленение нашей огромной страны якобы без потрясений?!. Мирное отделение немыслимо!»

Президент Тейлор сказал южным вигам – Тумбсу и Стифенсу: «Если вы восстанете против Союза и мы вас захватим в плен, я вас повешу с меньшими колебаниями, чем в свое время вешал шпионов и дезертиров в Мексике». Сенатор Дуглас маневрировал, выступая против открыто выраженных угроз отделиться, и ратовал за республику от океана до океана.

Большинством в одну треть голосов был принят компромиссный законопроект. В Вашингтоне гремели пушки, пылали костры, улицы заполнили орущие демонстранты, процессии останавливались у домов Вебстера, Дугласа и других, произносились речи, записные пьяницы требовали, чтобы все патриоты в честь события напились по крайней мере до положения риз, и многие из них так и поступили. По всей стране установился своеобразный мир. Во многих семьях люди легче дышали и крепче спали, ибо угроза отделения и, возможно, войны была устранена.

В конце мая 1849 года Деннис Хэнкс сообщил Линкольну о болезни его отца Томаса Линкольна. Несколько дней спустя пришло письмо: опасность миновала, отец скоро поправится.

Когда спустя несколько месяцев пришло известие, что отец умирает, Линкольн в январе 1851 года написал своему сводному брату Джону Д. Джонстону:

«…я не могу сейчас оставить семью, так как моя жена прикована болезнью к постели… всем сердцем надеюсь, что отец выздоровеет; во всяком случае, передайте ему, чтобы он помнил, надеялся и доверился нашему великому, благому и всепрощающему Создателю, – он не отвернется от него в любом крайнем положении… С божьей помощью все мы скоро встретимся с отцом там, куда он уходит».

Отец умер 17 января 1851 года; его единственный родной сын, перегруженный судебными делами, в том числе тремя в верховном суде США, не смог приехать на похороны.

От отца Авраам Линкольн унаследовал его остроумие. Местная газета сообщила, что однажды миссис Линкольн сказала: «Томас, мы с тобой прожили вместе много лет, но ты еще ни разу не сказал мне, кто тебе больше нравился – твоя первая жена или я». Томас ответил: «О Сара, это напоминает мне старого Джона Гардина из Кентукки. У него была прекрасная пара коней; однажды сосед зашел к нему и, любуясь конями, спросил: «Джон, какой конь тебе больше нравится?» Джон сказал: «Право, не знаю. Один из них брыкается, другой кусается, и я не знаю, какой из них хуже».

Четвертого своего мальчика, родившегося в 1853 году, Линкольны назвали по деду Томасом.

Прошло одиннадцать лет совместной жизни Линкольна и Мэри Тод. Вместе они склонялись над колыбелями четырех младенцев и над могилой одного.

Муж и жена познали сильные стороны и слабости друг друга. Он был в плену привычек, и бесплодны были ее попытки их нарушить. Ему нравилось читать, лежа на ковре гостиной на спине. Это у него вошло в привычку. Он обычно садился за стол без пиджака, ел, не видя, что он ест, – взгляд и мысли были где-то далеко. Она пыталась уговорить его не открывать самому дверь на каждый звонок, так как считала, что для этого есть слуга. Но он неизменно направлялся к входным дверям без пиджака, в ковровых туфлях и интересовался, зачем пришли. Однажды две чинные дамы пришли с визитом к миссис Линкольн; он попросил гостей войти, поискал жену и протяжно сказал: «Она сойдет, как только наденет парадную сбрую».

Когда жена вступала в пререкания с развозчиком льда, настаивая на том, что он берет слишком дорого, или когда она кричала Джону Мендонсу, что уплатит ему за корзинку ягод только 10 центов, ибо они никак не стоят 15, Линкольн мягко произносил: «Мэри», и всемерно старался уладить конфликт. Мэри сама шила свои платья и одежду для детей; он предоставил ей управлять домом. Миссис Линкольн как-то сказала: «Деньги?! Он мне никогда не дает денег; он вручает мне бумажник, и я беру сколько надо».

Герндон во многом осуждал ее, но и он отмечал: «Она была для мужа стимулятором в хорошем смысле слова. Она восставала против медлительности Линкольна, она требовала от него постоянной борьбы. Она хотела быть ведущей фигурой в обществе. Осознав, что возвышение Линкольна в мире политики может возвысить и укрепить ее положение, она всеми мерами старалась продвинуть дела мужа, заставляла его энергично действовать, чтобы стать популярным».

Генри Клэй умер в июне 1852 года. На собрании Американского колонизационного общества, посвященном памяти Клэя, Линкольн цитировал слова умершего: «Идея возвращения Африке ее детей имеет моральное основание. Их предки были оторваны от родной земли безжалостной рукой обмана и насилия. Теперь негры, вернувшись на родину, привезут обильные плоды религии, цивилизации, закона и свободы». Насколько безнадежным оказался этот план, Линкольн узнал на личном горьком опыте. На Юге жили 3 миллиона 204 тысячи рабов, оцененных в налоговых книгах более чем в полтора миллиарда долларов. Стояла проблема – заплатить за рабов, как за имущество, если бы это было возможно, и затем переселить их в Африку. Все же о реализации именно этого плана мечтали Генри Клэй и Линкольн.

Герндон писал, что Линкольн был «самым скрытным человеком», которого он когда-либо знал. Один из знакомых Линкольна, житель Данвилла, сказал: «Линкольн никогда не раскрывает своих замыслов». Адвокат, выступавший совместно с ним в суде, утверждал: «Никогда нельзя было знать, как Линкольн поступит». Друг Линкольна, адвокат, выразился так: «Линкольн безобиден, как голубь, и мудр, как змий», а другой добавил: «Он почтительно выслушивал все советы и редко, если вообще когда-либо, следовал им».

Герндон приходил в контору к восьми утра. Линкольн, когда бывал дома, появлялся к девяти. Герндон писал: «Первым делом он брал газету, ложился на старый диван, клал ногу на стул и читал вслух, чем очень мне мешал». Как-то Линкольн ему объяснил: «Когда я читаю вслух, два моих чувства подхватывают мысль: во-первых, я вижу, что читаю, во-вторых, я слышу прочитанное, что дает мне возможность лучше все запоминать».

В конторе они готовились к защите дел; Линкольн писал большую часть всех бумаг для представления в суд, а Герндон часто занимался кропотливыми поисками прецедентов и доказательств. Шелковый высокий цилиндр Линкольна был одним из рабочих аксессуаров адвоката: цилиндр исполнял функции стола, записной книжки, в нем хранились чековая книжка, письма, а за ленту засовывались записки.

Несмотря на кажущуюся безалаберность, фирма «Линкольн и Герндон» в 1850 году обслужила 18 процентов всех дел в суде графства Сэнгамон, в 1853 году – 34 процента, в 1854 году – 30 процентов. Их фирма считалась ведущей в городке с шеститысячным населением. У Герндона бывали приступы отвращения к юриспруденции. Однажды он написал: «Если вам нравятся истории убийств, изнасилований, мошенничества, тогда адвокатская контора подходящее для вас место».

Компаньоны не вели бухгалтерских книг, деля гонорар поровну. Линкольн часто вкладывал деньги в конверт, писал на «ем фамилии клиентов и добавлял: «половина Герндона».

Герндону туго приходилось, когда по воскресным дням Линкольн приводил в контору своих мальчиков Вилли и Теда; ребята вытаскивали книги с полок, опрокидывали бутылки с чернилами, стреляли карандашами в плевательницу. А Линкольн работал за своим письменным столом, как будто, кроме него, никого в конторе не было.

Как-то Джошуа Спид сказал, что у Линкольна быстрый ум, но тот отрицал это: «Я с трудом запоминаю, но зато потом уже не забываю… Мой мозг как кусок стали – на нем трудно сделать царапину, а потом почти невозможно стереть ее».

Линкольн всегда помнил своих клиентов, их глаза, лица, голоса: целая семья, раздраженная завещанием и добивающаяся объявления его недействительным; мужчина, ударивший другого ножом в глаз; клиент, обвиненный в непредумышленном убийстве и приговоренный к восьми годам каторжных работ; другой клиент, одноногий ветеран мексиканской войны, признанный виновным в ограблении почты на 15 тысяч долларов и приговоренный к десяти годам.

В графстве Де Витт Линкольн защищал девять женщин, обвиненных в нарушении общественного порядка; на суде присутствовало более ста женщин. Они потребовали от кабатчика закрыть свой бар, и когда он не подчинился, женщины разбили бочонки и бутылки; обвиняемые не оставили ни капли виски для продажи. Присяжные заседатели признал» их виновными, но судья отпустил их, наложив на каждую штраф в 2 доллара.

Однако большей частью дела были банальными: вопросы имущественные и платежные, о земельных участках, долговых обязательствах, банкротствах, о возмещении убытков, выкупе закладных, лишении права выкупа закладной, о выселениях.

На митинге в Спрингфилде Линкольн написал резолюцию, выражавшую сочувствие Кошуту и венграм, восставшим против надменной и жестокой монархии. В своих записках, предназначенных для возможного использования, Линкольн писал об «обществе равных», в котором каждому предоставлялись одинаковые права.

Он узнал, что южане утверждают: на Юге рабам живется лучше, чем наемному рабочему на Севере. Линкольн сказал, что «у нас нет постоянного класса наемных рабочих. Двадцать пять лет тому назад я был наемным рабочим. Вчерашний наемный рабочий сегодня стал хозяином и завтра сам будет нанимать рабочих, чтобы трудились в его интересах… Много томов было написано, чтобы доказать, какая замечательная штука – рабство. Но мы еще ни разу не слышали, чтобы кто-нибудь пожелал воспользоваться привилегиями раба и попросился в невольники… Труд – повседневное бремя нашей расы. Огромное, постоянное проклятие общества в том, что некоторые стараются переложить бремя труда со своих плеч на плечи других».

Линкольн разбирался в происходивших в стране переменах. Он видел, как граница цивилизации передвигалась все дальше на запад. Он видел, как Сент-Луис со своими 5 тысячами жителей за двадцать лет превратился в город с населением в 74 тысячи, а в Спрингфилде количество жителей с 700 увеличилось до 6 тысяч. Поток людей в Иллинойс шел из Европы: немцы, ирландцы, англичане – десятками тысяч. Четырнадцать пароходов, затертых льдами на Миссисипи вблизи Кайро зимой 1854 года, привезли 2 тысячи немецких и ирландских иммигрантов.

В период между 1850 и 1860 годами население страны увеличилось с 23 до 31 миллиона, что превышало на 2 миллиона население Великобритании. За десять лет из-за океана приехало 2 миллиона 600 тысяч; в отдельные годы количество иммигрантов достигало 400 тысяч человек. Городишки густо возникали в прериях, где до того резвились суслики да зайцы.

Рост населения Америки тесно связан был с событиями в Европе. В Америку стремились мужчины, женщины, дети, испытавшие на себе трудный 1848 год, когда баррикады и батальоны революционеров возникли на всем пространстве от Лондона до Москвы, от Пруссии до Сицилии.

В Англии поднялось чартистское движение. Семнадцать тысяч полицейских в Лондоне и войска переданы в распоряжение не кого иного, как герцога Веллингтона, победителя Наполеона. Англия пускает в ход оружие и против сикхов в далеком Афганистане и против негритянских племен в Южной Африке. Одновременно англичане захватывают поселения буров.

Англия ищет новые территории, новые рынки и контингенты потребителей для продукции своей мощной текстильной промышленности. Британский пароход расстреливает встретившиеся на его пути 13 китайских джонок. Англия блокирует порты Бирмы; английские штыки заполонили террасы Великой Пагоды в Рангуне, над ее священным куполом развевается воинское знамя победителей.

Когда русский царь пытается утвердиться в Константинополе, британская армия и флот совместно с союзными войсками воюют в Крыму. Повсюду Англия бронированным кулаком расчищает пути для пароходов с грузами текстильных фабрик Манчестера и Ланкастера.

И когда периодически текстильные фабрики вынуждены уменьшать выпуск продукции, тысячи рабочих выбрасываются на улицу. Их манят дешевые земли прерий Америки, где плодородный слой бывает толщиной в шесть футов.