Текст книги "Линкольн"

Автор книги: Карл Сэндберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 41 страниц)

На реке Теннесси, поблизости от границы штата Миссисипи, у местечка Шайло Черч, генерал Альберт Джонстон бросил 40-тысячную армию конфедератов в наступление на 36-тысячную союзную армию под командованием генерала Гранта. Союзные войска начали отступать. Неужели ночь застанет их прижатыми к берегу широкой реки Теннесси, через которую не было мостов? Под генералом Шерманом пали три лошади, сам он был ранен в руку, вторая пуля пробила ему шляпу, третья – плечо. Плотность ружейного огня была такова, что в одном дереве нашли около 90 пуль, в другом – 60. Между деревьями лежало столько убитых, что нельзя было ступить, чтобы не наткнуться на трупы.

К исходу дня генерал Грант, сидя на коне, наблюдал, как конфедераты пытались приступом взять холм. Их обстреливали батареи и канонерские лодки союзных войск. Кто-то спросил его, очень ли плохо обстоят дела. Он ответил: «Не торопитесь с выводами. Завтра мы их атакуем со свежими силами и, конечно, отбросим». Ночная мгла опустилась на поле боя. На обе армии обрушился ливень. С рассветом союзные войска пошли в атаку и отбросили противника. Генерал Альберт Джонстон, считавшийся одним из самых блестящих командиров армии конфедератов, был убит.

В эти дни Север впервые переживал радость победы. Вскоре это ликование было омрачено слухами, что в битве при Шайло генерал Грант был пьян. В один из вечеров Линкольн принял в Белом доме своего друга Мак-Клюра, который от имени группы членов республиканской партии в течение двух часов убеждал Линкольна, что общественное мнение настроено против Гранта и что для того, чтобы сохранить доверие страны, президент должен отстранить генерала. Линкольн выслушал Мак-Клюра до конца. Затем, как вспоминал Мак-Клюр, «когда я высказал ему все, что мог, мы оба долго молчали. Наконец Линкольн приподнялся в кресле и с серьезностью, которой не забыть, сказал: «Я не могу пожертвовать этим человеком – он сражается».

22 февраля 1862 года в Ричмонде Джефферсон Дэвис, вступая в должность президента конфедерации сроком на шесть лет, принимал торжественную присягу. Шел сильный дождь; президент Дэвис, стоя под навесом, обратился к толпе, укрывшейся под зонтиками. «После ряда успехов и побед, – сказал он, – мы за последнее время потерпели ряд серьезных поражений». Он ссылался на потерю форта Донелсон. Бледный, постаревший, но исполненный решимости, стоял Дэвис перед окружавшими его людьми, также исполненными решимости, готовыми пожертвовать своими трудами, собственностью, жизнью ради своего государства. Слезы текли по лицам седых аристократов-плантаторов.

У президента в Белом доме были свои огорчения. Его сыновья Тед и Вилли и два их товарища нередко радовали его сердце. Но однажды они сделали куклу из тряпья и старого платья и назвали ее Джеком. На ней были красные, широкие, мешковатые штаны, синяя куртка в обтяжку и красная феска на голове. Этот Джек был форменный зуав. Его приговорили к расстрелу за сон во время ночного дозора. Садовник набрел на похороны Джека и спросил у ребят:

– Почему бы вам не помиловать его?

Он погнал мальчиков в Белый дом, вверх по лестнице, к письменному столу, за которым, склонившись, работал человек. Выслушав их, Линкольн невозмутимо взял правительственный бланк и написал на нем:

«Куклу Джека помиловать.

По приказу президента А. Линкольна».

Тед передал документ ребятам и сказал, что никакого погребения Джека не будет. Однако неделю спустя все же Джека нашли повешенным на толстой ветви разросшегося куста. Тед заявил, что «Джек был предателем и шпионом».

В феврале 1862 года Вилли, кумир родителей, простудился и слег. Президент хотел отменить давно назначенный бал в Белом доме, но ему это не удалось. Линкольн принимал гостей, а в комнате наверху умирал его сын. Линкольн почти не видел окружавших его людей – все его мысли были с сыном.

Через несколько дней Вилли умер. Линкольн подошел к постели, открыл лицо умершего, долго-долго на него смотрел и еле слышно произнес:

– Как мне тяжко без тебя!..

В воскресенье 9 марта 1862 года пришло сообщение, которое заставило морского министра Уэллеса поспешить к президенту. Линкольн немедленно созвал заседание кабинета министров. Оказалось, что конфедераты, в распоряжении которых находился фрегат «Меримак», оборудовали его чугунным тараном и покрыли борта листовым железом толщиной в 4 дюйма. В субботу после полудня фрегат напал на два союзных корабля: «Конгресс» и «Камберленд», расстрелял, протаранил их деревянные корпуса и бросил в безнадежном состоянии. Еще один деревянный союзный военный корабль, «Миннесота», вынужден был выброситься на берег. Предполагалось, что в воскресенье утром «Меримак» беспрепятственно сможет двинуться на Вашингтон или Нью-Йорк.

У Уэллеса была одна надежда – на «Монитор». Это был новый тип морского боевого корабля, и стал он в строй лишь накануне ночью. Когда Уэллес упомянул о том, что «Монитор» вооружен всего только двумя пушками, Стентон взглянул на министра неописуемым взглядом, в котором сочетались презрение и неверие.

Стентон приказал адмиралу Долгрену приготовить 60 судов, нагрузить их камнями и затопить в реке Потомак, чтобы блокировать подходы. Но Долгрен отказался принять приказ военного министра: он служил на флоте, и у него был свой министр. Возник спор между министрами на тему: должен ли военно-морской министр подчиняться сухопутному?

За три дня до этого маленький «Монитор», буксируемый катером из нью-йоркского порта, попал в шторм. Волны заливали машинное отделение, вентиляторы и дымовые трубы. Поставили помпы и стали выкачивать воду. Хорошо, что ветер стих и волны улеглись, иначе «Монитор» пошел бы ко дну. Потом капитану пришлось бороться с бурным морем в мелководье, и команда боялась, что буксирный канат лопнет. Он действительно лопнул, и команде пришлось выдержать еще один шторм.

Команда «Монитора» выбилась из сил, матросы питались жесткими, сухими бисквитами, 48 часов не знали сна, дважды они чуть не утонули. Командир «Монитора» лейтенант Джон Уорден сказал, что лучшей команды не было ни у одного капитана; матросы клялись, что ни на одном корабле не было лучшего капитана. Когда следующим утром конфедератский «Меримак» двинулся на «Миннесоту», маленький «Монитор», как библейский Давид против Голиафа, пошел прямой атакой на «Меримак», у которого было десять пушек против двух на «Мониторе». На «Мониторе» была вращающаяся стальная башня; она давала возможность вести круговую стрельбу. Его палуба, словно плот, едва высилась над уровнем водной поверхности, и «Меримаку» было бы трудно его протаранить.

Миниатюрный «Монитор» вертелся вокруг «Мернмака», как боксер легчайшего веса вокруг большого, тяжеловесного бойца. Громадина палила всеми орудиями одного из бортов, а малышка отвечал двумя. Мужество орудийной прислуги прошло через первое испытание, когда снаряды с «Меримака» ударили по башне и ее стало трудно поворачивать. «Меримак» сделал попытку протаранить противника, но Уорден искусно повернул руль, и скользящий удар не причинил «Монитору» вреда.

В башне кончился запас снарядов, и «Монитор» оставил арену боя на 15 минут, чтобы поднять новый комплект боеприпасов в башню. «Меримак», имевший осадку в 22 фута, не смог преследовать отошедшего к берегу «Монитора» – у того осадка была всего 12 футов. Вскоре «Монитор» вернулся; снова две пушки действовали против десяти. После боя один из конфедератов с «Меримака» рассказал: «Монитор» подобрался к нашей корме и дважды выстрелил. У нас броня погнулась на 2–3 дюйма. Вся орудийная прислуга на корме свалилась с ног, у матросов кровь пошла носом и из ушей. Еще одно попадание в это место – и броня была бы пробита».

«Меримак» прекратил огонь. Командир корабля спросил начальника артиллерии:

– Почему вы не стреляете?

– Порох нам дорого обходится, – ответил лейтенант, – а два часа беспрерывной стрельбы причинили противнику не больше вреда, чем если бы я щелкал пальцами каждые две с половиной минуты.

Снаряд с «Меримака» все же попал в штурвальную, оглушил лейтенанта Уордена и засыпал ему глаза порохом. Он ничего не видел, лицо было все в крови. «Монитор» отошел, чтобы оказать помощь своему командиру и осмотреть, насколько серьезно повреждена штурвальная. «Меримак» ретировался в Норфолк.

Шестичасовой бой кончился вничью. У обеих сторон были ошибки. Если бы «Меримак» с самого начала направил весь свой огонь на штурвальную рубку, он бы разбил командный пункт «Монитора». Если бы последний посылал снаряды в корпус «Меримака» ниже ватерлинии, где броня была тонкая, корабль был бы потоплен. Как бы то ни было, этот бой послужил уроком флотам всего мира; Лондон и Париж заявили, что эра деревянных боевых кораблей кончилась. Вашингтонское правительство решило начать строительство мониторного флота. Блокада южных портов должна была продолжаться.

Бой этот доставил много радости Джону Эриксону, шведу, проектировавшему «Монитор». Он работал на шахтах и чугуноплавильных заводах Швеции, стал армейским капитаном, вышел в отставку, изобрел аппарат для измерения морских глубин, гидростатические весы, искусственную воздушную тягу, которая дала возможность уменьшить высоту труб и экономить топливо, автоматический замок для морских орудий, паровую карету, передвигавшуюся со скоростью 30 миль в час. В 1839 году он приехал в США и два года спустя сделал чертежи первого винтового боевого корабля. Он совершенствовал орудийные лафеты, оптические инструменты, получал медали за новшества в использовании тепла.

Первоначально его проекты «Монитора» были отвергнуты – специалисты опасались, что у него не будет остойчивости и он перевернется.

На одном из заседаний министров Линкольн подержал в своих руках картонную модель «Монитора» и сказал:

– Я могу лишь повторить слова девушки, впервые сунувшей ногу в чулок, – мне кажется, что в этом что-то есть.

С Эриксоном подписали договор, в котором оговорили, что если «Монитор» не окажется «неуязвим», изобретатель должен будет вернуть казне все расходы. Он построил корабль за сто дней.

По приказу президента флот подошел к Сюэлс-Пойнту, чтобы обстрелять батареи конфедератов. «Меримак» вышел из гавани, покачался на волнах, простоял в нерешимости. За линией кораблей флота выжидал «Монитор»; «Меримак» воздержался от боя и отступил.

Линкольн выехал на позиции под Норфолком. Он расспросил местного лоцмана, изучил карту, нашел плацдарм для высадки войск ближе к Норфолку, чем облюбованное генералом Вулом место, но предоставил генералу возможность сделать выбор.

Вул высадил на берег шесть полков. Норфолк оказался эвакуированным конфедератами, которые перед отступлением сожгли свои огромные склады снабжения. Президент, Стентон и Чэйз проехали в город и осмотрели разрушенный корпус «Меримака». Конфедераты предпочли взорвать его, но не вступать я бой с «Монитором».

Президент и сопровождавшие его лица выехали на пароходе «Балтимора» обратно в Вашингтон. Чэйз написал своей дочери: «Так закончилась неделя успешных боевых операций президента; я уверен, что без его участия Норфолк все еще был бы занят неприятелем… Теперь почти весь берег в наших руках».

Эта неделя представила большой интерес для Линкольна, впервые попытавшегося лично руководить морскими и сухопутными силами. Весь полевой штаб находился у него под шляпой.

Армия Мак-Клеллана после девяти месяцев организации, боевой подготовки и строевых учений впервые оказалась под огнем в апреле 1862 года. При отходе армии к Уайт-Хауз Лэндингу, находившемуся в 20 милях от Ричмонда, завязались арьергардные бои у Вильямсберга. Попутно медлительный, безынициативный Мак-Клеллан потребовал еще солдат и орудий и со своей группой генералов продолжал оживленную кампанию политических интриг.

Раненого командующего армией конфедератов Джозефа Джонстона заменил Роберт Ли. Он приказал Джексону Каменной Стене повести наступление на долину Шенандоа. Семнадцатитысячный корпус Джексона прошел весь район долины – 170 миль – за 14 дней, разгромил части северян численностью в 12 500 человек, захватил трофеи стоимостью в 250 тысяч долларов и 9 тысяч ружей, взял в плен 3 тысячи солдат. Этот рейд угрожал Вашингтону настолько, что Линкольн вынужден был отозвать с фронта части Мак-Доуэлла.

Стратегия, разработанная Линкольном, заключалась в том, чтобы ударить по корпусу Джексона с трех сторон, что было вполне логично. Но Джексон оказался призраком, действовавшим вопреки логике; он ускользнул вместе с трофеями и пленными и присоединился к армии Ли под Ричмондом. Мак-Клеллан считал, что раз Ли мог отрядить Джексона в долину Шенандоа, следовательно, у него не меньше 200 тысяч солдат… Фактически у Ли было меньше 83 тысяч, когда Джексон вернулся из рейда.

Президент доказывал своему окружению, что необходимо завербовать 300 тысяч человек на три года военной службы. Эта кампания была подорвана продолжавшимся бездействием Мак-Клеллана и нападением конфедератов на склады его армии у Уайт-Хауз Лэндинга, где было сосредоточено огромное количество продовольствия, пушек, пороха, фургонов, мулов. Это наступление стало известно, как «семидневные бои». Мак-Клеллан решил перебазироваться к Гарисонс Лэндингу на реке Джеймс. Как только началось отступление северян, генерал Ли бросил в дело все резервы до последнего солдата и последней пушки. Он стремился сокрушить Мак-Клеллана и захватить его армию в плен. После кровавых боев Мак-Клеллану удалось удержать Гарисонс Лэндинг, потеряв при этом лишь 16 тысяч солдат. Конфедераты потеряли 20 тысяч В первый же день семидневных боев Мак-Клеллан послал длинную телеграмму Стентону: «Я видел слишком много убитых и раненых товарищей, чтобы не почувствовать, что правительство не поддерживает мою армию. Если вы немедленно не пришлете подкреплений, считайте игру проигранной… Если мне удастся спасти армию, то в этом не будет никакой вашей заслуги или любого лица в Вашингтоне. Вы сделали все от вас зависящее, чтобы погубить армию».

Полковник Санфорд, цензор на телеграфе, счел, что заключительные фразы телеграммы возмутительны, позорны и похожи на измену. Он отрезал конец телеграммы, и Линкольн со Стентоном узнали об этом лишь много времени спустя. Поэтому ответ Линкольна гласил: «Армию нужно спасти при любых условиях. При первой возможности пришлем подкрепления».

Солдаты воюющих сторон выказывали большую храбрость и упорство. В бою под Малверн Хил полковник-конфедерат призывал солдат: «Вперед, вперед, ребята! Неужели вы хотите жить вечно?!»

Юмор не оставлял людей при самых мрачных обстоятельствах. Генералу Хоуарду раздробило правую руку. Генерал Кирниу потерял левую руку еще во время войны в Мексике. Когда они встретились и пожали друг другу руки, Хоуард сказал: «Отныне мы покупаем одну пару перчаток на двоих».

Мак-Клеллан требовал еще и еще подкреплений. Линкольн как-то сказал:

– Если бы я дал ему столько солдат, сколько он требует, им негде было бы прилечь. Им пришлось бы спать стоя.

Линкольн прихватил с собой Стентона и отправился в Гарисонс Лэндинг. Он поговорил с МакКлелланом, расспросил его генералов и выяснил, что у Мак-Клеллана в строю было 86 500 человек, кроме того, 34 тысячи находились в отъезде с разрешения начальства, 3 700 отсутствовали без разрешения. В общем в его распоряжении числилась 120-тысячная армия.

Линкольн, Стентон и Мак-Клеллан верхом объехали ряды войск, построенных для осмотра. Один капеллан в письме от 9 июля 1862 года писал своему отцу: «…Казалось, что в любой момент ноги президента и ноги лошади переплетутся и оба свалятся… Рука, которой он держал повод, походила на заднюю ногу кузнечика – ладонь где-то впереди, а локоть торчал позади над конским хвостом. Когда при подъезде к очередному полку Линкольн снимал шляпу, нельзя было не рассмеяться – кони шли рысью, и нужно было большое искусство, чтобы удержать шляпу на весу, а себя в седле. Положение президента выглядело ненадежным, если не опасным. Но парням он нравится, фактически он в армии стал общим любимцем…»

Линкольн вернулся в Вашингтон с длинным письмом, в котором Мак-Клеллан широко излагал свои предложения о том, какой политики должно придерживаться правительство. Войну следует «вести согласно высшим принципам христианской цивилизации». Нужно уважать частную собственность, «радикальные взгляды, в особенности в вопросах рабства», приведут к разложению в армии. Однако он не был откровенен до конца, иначе он сообщил бы Линкольну, что у него в штабе побывал мэр Нью-Йорка Фернандо Вуд, предлагавший выдвинуть Мак-Клел-лана кандидатом в президенты от демократической партии. Вуд в 1861 году сделал попытку отделить Нью-Йорк от Союза и переметнуться к конфедератам.

Начальник штаба Мак-Клеллана – его тесть Р. Марси – усилил беспокойство в Вашингтоне, когда в беседе со Стентоном он сказал, что его нисколько не удивит, если армия Мак-Клеллана будет вынуждена капитулировать. Весьма встревоженный Стентон тут же пошел к президенту и доложил ему о сказанном. Линкольн вызвал к себе генерала Марси, поставил перед ним вопрос ребром, и тот пробормотал какие-то объяснения, извинения и оправдания.

Линкольн отозвал генерала Галлека с Запада, намереваясь назначить его главнокомандующим всех сухопутных вооруженных сил, – Галлек был загадкой для Линкольна. Галлеку в то время было сорок семь лет от роду. Он был уроженцем Нью-Йорка, выпускником Уэст-Пойнта. Во время мексиканской войны он был артиллерийским инженером; написал книгу «Элементы военного искусства и науки». Когда началась война, он руководил юридической конторой в Сан-Франциско и состоял генерал-майором в народном ополчении штата. После дела под Шайло он принял командование армией Гранта и продвигался медленно вперед, воюя киркой и лопатой: все время строил окопы, окружая ими войска конфедератов численностью в 50 тысяч, которые он намеревался взять в плен, так как у него, у Галлека, было 100 тысяч солдат. Через шесть недель он окружил Коринф, но выяснилось, что противник ускользнул из города и находился уже в 50 километрах от него. В рапорте Вашингтону он изобразил это как победу.

Постепенно пришлось рассказать народу всю правду о семидневных боях. По всей стране вера в национальные силы сменилась сомнениями. Потомакская армия со всеми ранеными и больными, пушками и лошадьми, солдатами из батраков, приказчиков, студентов, конторщиков оставила полуостров и вернулась на старые позиции у реки Потомак, которые были видны из столицы.

Мак-Клеллана освободили от командования действующей армией и приказали выехать в Александрию за новым назначением. Распространился анекдот о том, что Линкольн ругал Мак-Клеллана за прекращение присылки подробных, исчерпывающих докладов о продвижении армии. Однажды Мак-Клеллан прислал Линкольну телеграмму: «Захватил две коровы. Как прикажете с ними поступить?» Линкольн ответил: «Подоите их, Джордж».

4 августа 1862 года Линкольн вторично обратился с призывом завербовать 300 тысяч рекрутов. Это означало, что штаты должны были ввести у себя обязательную воинскую повинность. Шерифы и военные комиссары взяли списки мужчин в возрасте от восемнадцати до сорока пяти лет, проживавших во всех графствах и городах. Их имена были записаны на сложенных записочках и брошены в лотерейный барабан. Человек с завязанными глазами вытаскивал билетики, и лица, помеченные в них, должны были пойти на девять месяцев на войну либо в течение пяти дней уплатить определенную сумму людям, желавшим их заменить, – «подставе».

Тысячи призванных не хотели идти воевать. Они писали заявления об освобождении под разными предлогами: одни были физически слабы, другие были подданными других государств, третьим их религиозные убеждения запрещали воевать, так как это грех. Только в Нью-Йорке таких заявлений было подано 14 тысяч. Тысячи бежали в Канаду или уезжали в Европу. Один пароход настигли в открытом море; всех мужчин сняли с борта и отправили обратно в Нью-Йорк.

Сопротивление набору, уклонение от военной службы приняло такие размеры, что президент вынужден был объявить, что всех нелояльных будут судить военно-полевым судом и предписание о неприкосновенности личности к ним применяться не будет.

Линкольну в эти дни приходилось принимать сотни решений: да или нет, принять или отвергнуть, верно или неверно.

Некоторые решения было легко принимать: например, о постройке трансконтинентальной железной дороги. Предстояло уложить пути от западной оконечности линии в Айове до залива в Сан-Франциско. Правительство предоставляло согласно закону от 1 июля 1862 года заем компаниям из расчета: за каждую милю пути на равнине – 16 тысяч долларов, в пустыне – 32 тысячи и в горах – 48 тысяч долларов.

20 мая 1862 года Линкольн подписал закон о передаче бесплатно земли фермерам, которые пожелают поднять целину. Необозримые пространства земли предоставлялись на Западных территориях. Любой гражданин США или любой житель, подавший заявление о своем желании перейти в американское подданство, уплативший 10 долларов за регистрацию заявления и обрабатывавший один и тот же участок в течение пяти лет, получал документ, делавший его владельцем 160 акров земли. Десятки тысяч британцев, ирландцев, немцев, скандинавов пришли в бюро. Они восклицали: «Какая это чудесная новая страна, которая отдает землю даром!» Это был акт военной необходимости – тем самым увеличивались продовольственные ресурсы, а также выполнялось обещание, данное республиканской партией; Линкольну было приятно подписывать этот закон.

7. Второй Булл-Рэн. Кровавая битва при Антьетаме. Хаос

В течение всего тяжелого лета 1862 года Линкольн часто старался понять, как могло произойти, что его армия в 200 тысяч человек потерпела в Виргинии поражение от вдвое меньшей армии противника. Неужели ему придется менять одного генерала за другим? И до каких пор это будет продолжаться?

Наиболее значительной фигурой, с которой Линкольну предстояло состязаться в течение многих месяцев, был 55-летний Роберт Эдвард Ли. У Ли был широкий и разносторонний опыт, он умел командовать людьми и умел понимать их. Полное согласие между Ли и Дэвисом находилось в полной противоположности отношениям между Линкольном и Мак-Клелланом. В военном отношении Ли и Дэвис представляли собой единый мозг, управлявший армией Северной Виргинии.

Ли находился в Александрии, когда он узнал об отделении Виргинии от Союза. Накануне этого дня он заметил аптекарю в Александрии:

– Должен сказать, что я принадлежу к тем упрямцам, которые не видят ничего хорошего в отделении.

Ли послал Камерону письмо со своей отставкой и написал Скотту: «До конца своих дней я сохраню самые лучшие воспоминания о вашем добром отношении ко мне. Ваше имя и ваша репутация всегда будут дороги для меня… Я никогда не стал бы обнажать вновь свою саблю, если бы дело не касалось защиты моего родного штата». Сыну он писал: «Я хочу найти правильное решение и не сделать ошибки, выбирая между Севером и Югом». Он писал о своей надежде на сохранение Союза: «Я оставался верен этой идее до конца». Он остро переживал и возмущался «агрессией Севера» и в то же время писал: «Я отнюдь не одобряю политический курс хлопковых штатов». По поводу предложения Южной Каролины узаконить и вновь открыть работорговлю неграми из Африки Ли в письме к сыну высказался совершенно недвусмысленно: «Похоже, что одним из их планов является возобновление работорговли. Я, безусловно, против этого».

Когда Ли получил предложение стать главнокомандующим армиями Союза, он, как вспоминал Блэйр, заявил: «Если бы я владел всеми четырьмя миллионами рабов Юга, я бы их всех пожертвовал Союзу», – и задал Блэйру вопрос, на который тот не мог ответить: «Но разве я могу обнажить свой меч против Виргинии?» В самой постановке этого вопроса уже заключался ответ.

Вскоре после своего прибытия в Ричмонд Ли писал своей жене, что «эта война может продлиться лет десять». Он предупреждал военных и политиков, что они находятся «на пороге длительной и кровавой войны», и советовал исходить в своих планах именно из этого, ибо, говорил Ли, он знает северян и знает, что «они никогда не уступят, разве только в результате длительной и тяжелой борьбы».

Правая рука Ли – Томас Джонатан Джексон был человеком, рожденным для войны. Его военные действия в долине Шенандоа, когда он захватил в плен половину одной из союзных армий, разбил три другие армии, с помощью которых Линкольн рассчитывал окружить его, и быстрым маршем ускользнул, чтобы соединиться с Ли, стали одной из самых блестящих страниц в истории конфедерации.

Когда Линкольн советовался с Мак-Доуэллом о наступлении с целью нанести поражение Джексону, Мак-Доуэлл заявил ему, что он мог бы выступить в следующее же воскресенье, но его и так поносили по всей стране за то, что он начал битву при Булл-Рэне в воскресенье. Линкольн помедлил и улыбнулся: «Подготовьтесь хорошенько и выступайте в понедельник», видимо не подозревая, что, когда идет охота за Джексоном, один день может оказаться решающим.

Джексон так почитал воскресенье, что никогда, например, не отправлял письма жене так, чтобы они шли в воскресенье по почте, и не распечатывал письма от нее, пришедшие в воскресенье. Однако «с благословения всемилостивого провидения» он мог сражаться, убивать и громить врага, если воскресенье было подходящим днем для нанесения удара. Сирота, добившийся того, что его приняли в Уэст-Пойнт, Джексон закончил академию намного хуже первого ученика в его выпуске Джорджа Мак-Клеллана. Он отлично сражался в мексиканской войне, стал профессором естественной философии и артиллерийской тактики в Виргинском военном институте. Любитель книг, он особенно почитал две книги, которые всегда возил с собой в дорожном мешке: библию и томик афоризмов Наполеона о войне.

Ни один из командиров-южан, пользовавшихся расположением Ли и Дэвиса, не был таким убежденным сторонником правила, что нападение – лучший вид обороны, как Джексон, который всегда стремился прорваться на территорию северян. О своем командующем он говорил, что «Ли – это феномен. Это единственный человек, за которым я пойду с закрытыми глазами».

В новое соединение союзных войск, получившее название Виргинской армии, вошли три армии, находившиеся под командованием Мак-Доуэлла, Банкса и Фремонта. Они были подчинены генералу Джону Поупу; однако Фремонт решил лучше подать в отставку, чем служить под командованием Поупа. Джон Поуп, уроженец Кентукки, окончивший Трансильванский университет и Уэст-Пойнт, прославился во время мексиканской войны своей храбростью. Он был инженером, топографом, исследователем; в 1860 году присоединился к республиканской партии; военная служба была делом его жизни. В результате его победы у Блакуотер в штате Миссури было захвачено 1 300 пленных, а у острова № 10 на Миссисипи – около 6 тысяч человек. Свои письма он помечал: «Штаб в седле»; в своем первом приказе по вновь сформированной армии он писал: «Я пришел к вам с Запада, где мы привыкли видеть спину наших врагов». Его самоуверенность переходила в напыщенное позерство. Ведь против Поупа сражались два крупных и испытанных полководца – Ли и Джексон.

В последнюю неделю августа 1862 года, когда Линкольн подолгу засиживался по ночам, Ли и Джексон обводили Поупа вокруг пальца. Линкольн телеграфировал Мак-Клеллану: «Каковы новости на направлении к станции Манассас? Что вообще происходит?» Мак-Клеллан ответил, что, по его мнению, остается только два выхода: один – бросить все имеющиеся силы на помощь Поупу, и второй – «предоставить Поупу самому выбираться из той переделки, в которую он попал, и использовать все средства для обеспечения безопасности столицы».

Линкольн сильно задумался над словами «предоставить Поупу самому выбираться». Не имел ли МакКлеллан в виду, что если армия Поупа может одержать победу с помощью людей из потомакской армии, то этих людей не следует посылать? Линкольн ответил Мак-Клеллану: «Я полагаю, что ваше первое предложение, а именно – «сконцентрировать все имеющиеся силы для того, чтобы восстановить связь с Поупом», – правильно. Но я не хочу приказывать. Я предоставил это теперь генералу Галлеку, которому помогут ваши советы».

Джон Хэй в своем дневнике записал разговор, который имел место, когда он с Линкольном возвращались верхом из Солджерс Хоум в Белый дом. Если бы этот разговор стал известен, страна была бы ошеломлена. «Мы разговаривали о Булл-Рэне и перспективах Поупа. Президент очень откровенно высказывался по поводу нынешнего поведения Мак-Клеллана. Он сказал, и это кажется похожим на истину, что Мак-Клеллан хочет поражения Поупа. Президент считает, что Мак-Клеллан немножко сумасшедший. Зависть, ревность и злоба, вероятно, являются наиболее правильным объяснением поведения Мак-Клеллана. Он все время шлет послания президенту и Галлеку, спрашивая, каково его действительное положение и кем он командует… Он действует сейчас как самый большой паникер и главный дезорганизатор в армии…»

Как представлялось Линкольну и Хэю, в субботу 30 августа все шло хорошо. «Мы отправились спать, надеясь, что восход солнца принесет нам хорошие вести. Но около восьми часов, когда я одевался, ко мне в комнату вошел президент и, вызвав меня, сказал: «Джон, боюсь, что мы опять разбиты. Противник напал на Поупа, потеснил его левый фланг, и Поуп отступил к Сентрвилю, где он рассчитывал удержать своих людей. Мне это выражение не нравится. Мне не нравится, что он допускает, что его людей надо удерживать».

В воскресенье положение выглядело как будто лучше. «Президент был в самом воинственном настроении. Он часто повторял: «Мы должны разбить противника, прежде чем он уйдет».

В понедельник, когда Хэй сказал, что дела выглядят неважно, Линкольн ответил ему: «Нет, мистер Хэй, на этот раз мы должны разбить противника. Поуп должен разбить их. Если они слишком сильны для него, он может постепенно отступать к укреплениям. Если это не так и если мы действительно разбиты, мы можем с таким же успехом прекратить войну».

В результате ревности, злобы, споров, формализма, политических соображений, гордости, лени, невежества большие воинские части спокойно оставались на разбросанных позициях, в то время как Поуп дал себя обмануть; его обошли с фланга, ошеломили, его армию расчленили и отбросили от Булл-Рэна. В ходе битвы и отступления Поуп потерял из 80 тысяч 14. Ли потерял 9 тысяч из 54.

Штормовые волны паники сотрясали Вашингтон, когда туда входили остатки разбитой армии. Поезда дальнего следования были переполнены – тысячи людей покидали столицу. Здание федерального казначейства было забаррикадировано сотнями мешков с цементом. По приказу президента служащие гражданских правительственных учреждений были зачислены в армию и начали проходить военное обучение. Стентон упаковал наиболее важные документы в мешки, чтобы в случае необходимости их можно было увезти с собой на лошади.