Текст книги "Пока муж в командировке"

Автор книги: Карина Тихонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

– Еду, – ответила я. – Только переоденусь. Ты здесь подождешь или в машине?

– В машине.

– Хорошо. Да, кстати! Вы машину во дворе поставили? Не годится! – сказала я решительно. – Встречаемся на том же месте, что и в первый раз! На перекрестке! Понял?

Гонец пожал плечами. Развернулся и потрусил по ступенькам. А я начала собираться.

С некоторых пор этот процесс стал отнимать у меня массу времени. Дело в том, что я купила кое-какую косметику и даже научилась ею пользоваться.

Я привела в порядок лицо, поправила прическу. Пошла в спальню, открыла гардероб, задумчиво перебрала вешалки с тряпками.

День рождения, конечно, грустный праздник. Но не стоит подчеркивать это своим внешним видом.

Я выбрала темно-серое платье-коктейль с элегантной вышивкой у горловины. Платье сидело на мне безупречно.

Решительно я перестала себя узнавать.

На улице сейчас такая погода, что без сапог не выйдешь, значит, возьму туфли с собой и переобуюсь в машине, решила я.

Этот вопрос отпадает. Что делать с украшениями?

Я немного подумала, открыла сейф и достала коробку с серебряным браслетом, украшенным бирюзой. Что-то мне подсказывало, что Ираклий Андронович будет рад видеть его на моей руке.

Я застегнула браслет на запястье, бросила последний взгляд в зеркало. Все отлично.

Подхватила пакет с туфельками, вышла в прихожую. Только прежде задержалась у сейфа и достала из него еще одну вещь. Что бы там ни говорил молодой человек, а являться на день рождения с пустыми руками некрасиво.

Я влезла в сапоги, надела плащ и туго завязала пояс. Поставила квартиру на сигнализацию и поспешила к машине.

Знакомая черная иномарка ждала меня на перекрестке. Дверца открылась изнутри, я скользнула на сиденье.

– Спасибо, – поблагодарила я. – Что-то ты сегодня подозрительно любезный.

– Шеф велел с тобой цацкаться, как с фарфоровой, – равнодушно сообщил бритоголовый.

– И на том спасибо.

Молодой человек широко зевнул, не прикрывая рот, и ничего не ответил.

Машина неслась сквозь бурные дождевые потоки, я смотрела в окно, размытое водой, и думала: хоть бы завтрашний рейс не отложили! Хоть бы Пашка наконец прилетел домой! Хоть бы вернулась назад наша спокойная, беспроблемная жизнь!

Хотя твердо знала, что моя жизнь никогда не станет такой, как раньше.

До знакомого особняка в стороне от дачного поселка мы добрались за полчаса. Ворота отворились, машина въехала во двор.

Я быстро стянула с себя сапоги. Молодой человек одарил меня долгим насмешливым взглядом.

– Ты губу-то не раскатывай, – посоветовал он. – Шефа на интим не возьмешь. Он вежливый-вежливый, а потом как звезданет промеж глаз, все планеты пересчитаешь!

– Спасибо за совет, – сказала я.

Достала из пакета туфли, переобулась и спрятала сапоги в пакет.

– А-а-а! – протянул мой сопровождающий. – Это ты воспитание показываешь! Ну, как в театре, да? Молодец. Шеф это уважает.

– А ты? – спросила я.

Молодой человек хмыкнул и пожал плечами:

– Да не понимаю я ваших приседаний! Мне лучше по-простому: сказал, что думаешь, и хорошо! А всякие фигли-мигли… – Он не договорил и презрительно скривил губы.

«Желаю, чтобы все!» – вспомнила я знаменитый тост Шарикова. Но благоразумно оставила аналогию при себе. Да и вряд ли этот бритенький знает, кто такой Шариков.

Шофер оглянулся, оценил взглядом мои сверкающие туфельки. Осторожно тронул машину с места и подогнал ее вплотную к ступенькам крыльца, чтобы мне не пришлось даже ступить на грешную землю.

Я поблагодарила шофера. Тот улыбнулся, вежливо наклонил голову. Я повернулась к своему соседу и спросила:

– А почему ты мне дверь не открываешь?

Молодой человек не ответил, только едва заметно кивнул на окно.

Я посмотрела направо.

Ираклий Андронович не спеша спускался по лестнице, опираясь на трость. Дошел до машины, открыл дверцу, подал мне руку. Я оперлась на его ладонь, выскользнула из салона. Хозяин дома быстро оглядел мою новую прическу. «Одобрит или нет?» – подумала я с интересом.

– Здравствуй, Машенька. Ничего, что я тебя вытащил из дома?

– Да ну что вы! – ответила я искренне. – Я как раз думала, чем бы заняться!

– Вот и славно, – заключил Ираклий Андронович.

Переложил мою ладонь на свой локоть, и мы пошли в дом. В холле я сбросила плащ, осталась в нарядном платье и сверкающих туфельках. Ираклий Андронович, от которого едва уловимо пахло хорошим вином, отступил на шаг, склонил голову к плечу и прищурился, оценивая мой внешний вид.

– Каков приговор? – спросила я смеясь.

– Ты красавица! – ответил хозяин дома не раздумывая. – Ты редкая красавица, Маша! И прическа эта тебе к лицу, и платье неотразимое! А за браслет… – тут Ираклий Андронович склонился и почтительно поцеловал мое запястье, – отдельное спасибо, – договорил он, выпрямляясь.

Я радостно вздохнула. Слава богу, одобрил. Что ни говори, а женщине очень важно нравиться мужчинам, не важно, какие отношения их связывают: дружеские, деловые или вообще никакие.

Тут я вспомнила о том, что прибыла сюда не просто так. Раскрыла сумку, вынула подарок и протянула хозяину.

– Вот, – сказала я. – Поздравляю с днем рождения, Ираклий Андронович. Надеюсь, вам понравится.

– Откуда узнала? – удивился хозяин. И тут же сам ответил: – Виталик! Я же его просил!…

– Это не важно, – сказала я. – Вы посмотрите сначала, потом будете сердиться.

Ираклий Андронович принял небольшой серебряный медальон на длинной цепочке. Взглянул на меня, приподнял бровь. Я кивнула, отвечая на незаданный вопрос.

Именинник осторожно подцепил ногтем тоненькую щель между створками, поднял вверх крышку и застыл, разглядывая содержимое.

Прошла минута, потом другая.

– Нравится? – неуверенно спросила я.

Ираклий Андронович поднял голову и посмотрел на меня с тем же необъяснимым выражением глаз, которое я видела раньше.

– Это оригинал, не копия! – поторопилась уточнить я. – Маму писал один итальянский художник, кажется, в восьмидесятом году. По-моему, очень славная миниатюра. Маме портрет нравился.

Ираклий Андронович сделал бесшумное глотательное движение и тихо сказал:

– Мне тоже нравится. Спасибо, Маша.

– Рада, что угодила.

Ираклий Андронович закрыл медальон, чуть помедлил и повесил его на шею. Оттянул ворот свитера, спрятал медальон под рубашку, на мгновение придержал его ладонью у сердца. Он немного растерянно покосился на меня. Но я отвела глаза в сторону и сделала вид, что не заметила этого сентиментального движения.

Ираклий Андронович стукнул тростью по носкам замшевых домашних туфель и вдруг весело сказал:

– Давно у меня не было такого праздника! Идем, Маша, я хочу тебе кое-что показать!

Церемонно согнул руку в локте, я положила ладонь на сгиб. И мы медленно пошли через уже знакомую мне анфиладу комнат.

* * *

У закрытой двери в «зал искусств», как я его мысленно окрестила, мы остановились.

Ираклий Андронович торжественно попросил:

– Закрой глаза.

Я не стала спрашивать зачем. Улыбнулась и выполнила невинный хозяйский каприз. Ираклий Андронович отворил дверь, взял меня за руку, и мы осторожно двинулись вперед: слепой и поводырь. Я машинально принялась отсчитывать шаги: один, два, три, четыре, пять…

И когда досчитала до двадцати пяти, хозяин скомандовал:

– Стоп!

Я замерла на месте.

– Можно открыть глаза?

– Открывай, – разрешил проводник.

Я медленно подняла веки. Судорожно вздохнула и прикусила губу, чтобы не ахнуть.

Прямо передо мной на центральной стене висела только одна картина. Но какая!

– Не может этого быть, – сказала я твердо.

– Может!

– Господи боже!

Я сделала еще два шага вперед, закинула голову, рассматривая последнее приобретение коллекционера.

Колеблющееся пламя факелов вырвало из темноты фигуры бравых офицеров, патрулирующих старый город. Знаменитый «Ночной дозор» Рембрандта. Растиражированное название благодаря бестселлеру одного современного писателя. В картине нет элементов модного сейчас жанра «фэнтези»: ни вампиров, ни магов, ни оборотней. Только рота бесстрашных солдат, шагнувших к нам из семнадцатого столетия. [1 – Все указанные картины находятся на своих местах в мировых музеях. Описанные события не более чем плод болезненной фантазии автора. – Примеч. авт.]

– Не могу поверить, – сказала я, нарушая молчание.

Ираклий Андронович не ответил. Я обернулась, взглянула на хозяина дома. Он стоял, закинув голову вверх. На губах бродила легкая умиротворенная улыбка.

– Если бы ты знала, сколько я за ней гонялся!

– Умоляю, ничего не рассказывайте! – быстро попросила я.

Ираклий Андронович снисходительно усмехнулся, хотел что-то сказать, но не успел. Открылась дверь, в зал вошел Виталик.

Лицо Ираклия Андроновича неуловимо изменилось. Брови чуть нахмурились, умиротворенная улыбка спряталась за твердо сжатыми губами.

– В чем дело?

– Вам звонил Асафьев…

– Я перезвоню ему позже, – оборвал Ираклий Андронович, не дослушав.

Виталик почтительно наклонил голову и вышел. Ираклий Андронович проводил его мрачным взглядом.

– Да, – сказал он, когда дверь закрылась. – Смотрю я на молодое поколение и теряю веру в завтрашний день.

– Почему?

Ираклий Андронович пренебрежительно оттопырил губу.

– Чего они хотят от жизни? Вот чего, к примеру, хочет этот парень? Знаешь?

– Догадываюсь, – сдержанно ответила я. – Наверное, того же, что и вы. Денег и независимости. Между прочим, того же хотят и остальные жители планеты. Невзирая на возраст и пол.

– Да, хотят, – согласился Ираклий Андронович. – Только для чего им деньги, для чего? Ты над этим задумывалась?

Я пожала плечами. Ираклий Андронович переложил трость из одной руки в другую и сменил точку опоры. Я оглядела зал в поисках кресла или дивана, но ничего такого не увидела. Наверное, хозяин дома считает, что рассматривать произведения искусства сидя просто неприлично.

– Вот представь: получит Виталик деньги, – продолжал Ираклий Андронович. – Что он с ними сделает?

Я снова пожала плечами. Что попусту рот открывать? И так понятно!

Собеседник не дождался ответа и ответил сам:

– Купит дом на Гавайях или на Лазурном берегу, обзаведется пятью машинами и десятью мотоциклами. Потом ему покажется этого мало, он сменит дом на виллу в Палермо или на Дворец дожей в Венеции. Понавешает на дверях золотые ручки, поставит золотой унитаз, вкрутит золотые краны. Пригласит гостей, таких же недорослей, как он, и начнется бесконечная пьянка. Они хором заблюют бесценный мрамор и отправятся заниматься зоофилией. Потому что женщин для таких уродов не существует. Для них выведена специальная порода: телки!… – Ираклий Андронович задохнулся и тяжело перевел дух.

Я молчала, потому что мне неожиданно стало страшно. Да и что я могла сказать? Что Ираклий Андронович ищет достойную смену не в тех кругах?

– Знаешь, я с ним как-то разговорился, – продолжал хозяин дома. – Так, от нечего делать. Виталик свято верит, что богатые договорились, какие картины и какие художники будут считаться великими. Ну и соответственно стоить. В общем, что у богатых это ритуал. Виталик страшно страдает при мысли о том, что и ему придется освоить этикет. Если, конечно, он разбогатеет.

Я засмеялась.

– Зря смеешься, – сказал Ираклий Андронович. – Все мировые беды происходят оттого, что деньги попадают не в те руки.

– А какие руки «те»? – полюбопытствовала я.

– Руки образованных и культурных людей, – твердо ответил Ираклий Андронович. – Только такие люди понимают, что деньги – это не право, а обязанность. Представляешь, что будет, если мои деньги окажутся в руках Виталика?

Я неопределенно пожала плечами. Что тут представлять? В руках таких Виталиков сейчас полстраны!

– Обидно, Маша, – пожаловался хозяин дома. Стукнул тростью по мыскам туфель и зло рассмеялся: – Уверен, этот придурок считает, что «Ночной дозор» – название фильма. В лучшем случае слышал, что есть такая книжка… Хотя нет, – оборвал он сам себя. – Не думаю, что Виталик умеет читать. Кстати! А ты видела этот фильм?

– «Ночной дозор»? Видела.

– И как тебе?

Я подумала и честно ответила:

– Мессир, мне больше нравится Рембрандт.

Цитата из «Мастера и Маргариты» вернула имениннику хорошее настроение. Он добродушно рассмеялся.

– Сто лет не был в кинотеатре. Говорят, они теперь оборудованы современными стереосистемами. Правда?

– Да ничего особенного! Только звук плывет, потому что стал в два раза громче. Выходишь оглохшая.

Ираклий Андронович был очень удивлен.

– Увеличили децибелы, и на этом все закончилось?

– Ну, еще в кресла вмонтировали подставки для стаканов.

Хозяин дома чуть не поперхнулся. Я засмеялась.

– Не пугайтесь. Для стаканов с колой и поп-корном. У нас теперь все, как в Америке. Жуешь поп-корн, запиваешь сладкой водичкой и краем глаза посматриваешь на экран.

– Какая гадость! – произнес Ираклий Андронович с отвращением. – Тебе нравится?

Я вздохнула и сказала, что мне эти новшества не нравятся.

Затем набралась храбрости, обвела рукой зал и спросила:

– Ираклий Андронович, а что будет со всем этим… потом?

Хозяин удивился, явно не понимая, о чем это я.

– Куда все это денется после… – Я проглотила комок в горле и договорила: – После вашей смерти? Только не обижайтесь! – поторопилась я, заметив сдвинувшиеся брови на лице собеседника. – Дай вам Бог абхазского долголетия, но все люди смертны. Вы думали, что будет с картинами?

Ираклий Андронович нахмурился.

– Не думал, – ответил он немного высокомерно. – Я как-то не представлял, что смогу с ними расстаться… Да что ты, Маша, лучше, чем здесь, им нигде не будет! В доме система постоянной поддержки микроклимата. Причем система самая мощная и современная, полностью автоматизированная. Не у каждого музея такая имеется. Ну, про вакуумные рамки я просто молчу. Сама понимаешь, во что мне это обходится. Если бы не вакуум, угольного наброска Веласкеса ты бы уже никогда не увидела, девочка моя. Сейчас я заказал еще несколько таких рамок для старых холстов. Если посчитать вместе с реставрацией, то все это стоит… – Ираклий Андронович взглянул на меня и деликатно замолчал. – Впрочем, не важно. К тому же в этом зале не бывает скотов, обливающих полотна скипидаром. Просто так, из желания покрасоваться.

Ираклий Андронович сделал паузу, очевидно, вспомнив вандала, чуть не уничтожившего «Данаю». Скрипнул зубами и сладострастно сказал:

– Мне бы его в руки, хоть на полчасика! Да я бы ногтями с него скальп содрал, с гниды!…

Сквозь маску культурного, образованного человека внезапно проглянул жестокий первобытный дикарь. Глаза сощурились, превратились в узкие доты, из которых прицельно сверкали темные оружейные дула. Верхняя губа оскалилась, обнажив белые хищные клыки. Рука сжала резную трость с такой силой, что пальцы побелели. Мне стало страшно.

Я дотронулась до его рукава и негромко позвала:

– Ираклий Андронович!

Лицо хозяина сразу обмякло. Дикарь сгинул. Передо мной снова стоял хорошо воспитанный, учтивый человек.

– Прости, Маша, – извинился он непринужденно. – Я всегда немного психую, когда представляю такие вещи.

Продолжать разговор было страшно, но я обвела взглядом бесценные картины, развешанные по стенам, и почерпнула в них необходимое мужество.

– А вы представьте! – сказала я. – Представьте, что вы умерли. И все это… – я обвела руками зал и смело закончила свою мысль, – лишилось вашей защиты. И пошло с молотка. Или нет! Все это купил разбогатевший Виталик! Ну и с чего он начнет? – Я подошла к стене, на которой висел градусник, совмещенный с барометром, стукнула рядом с ним кулаком. – «Это что такое? Ах, система микроклимата! Ну и на фиг она нужна? Чтоб старье не портилось? А сколько она стоит? Что-о-о?! Такие бабки, чтоб старье не портилось?! Да вы чё, в натуре, охренели? Да я на такие бабки лучше яхту прикуплю и с телкой оттянусь!»

– Замолчи! – закричал Ираклий Андронович, покраснев как рак.

– Не замолчу! – крикнула я в ответ. – Не нравится правда? Лучше сейчас ее скушайте, потом поздно будет! Любая шваль, наворовавшая денег, сможет купить любую вашу картину. Точнее, не вашу, вы их тоже украли, но не об этом речь. Что они будут делать с «Мадонной» Мурильо? До телки ей далеко! Правда, одна сиська наружу выставлена, но в «Плейбое» и погрудастей девки есть!

– Замолчи!

– Или, например, вот эта картонка, – продолжала я безжалостно, хватая вакуумную рамку с наброском Веласкеса. – «Кто такой? Кардинал? Какой кардинал, католический, что ли? Ну и на хрен православному человеку какой-то итальянский поп? Зачем за него такие бабки платить? На фиг эту рамку, я в нее лучше иконку вставлю… Вон ту, новенькую, которая жемчугом отделана. Вот это я понимаю – вещь! На стену повесить не стыдно и гостям показать… А старую драную бумажку – на помойку! Нечего дом захламлять! К нам нынче дружбаны приедут! Обмоем покупку, дом-то не хилый! Поблюем на паркет, все вместе в картинки пальцами потыкаем. Представляешь, старый придурок за них такие бабки отдавал!…»

Ираклий Андронович вдруг выпустил палку из рук и пошатнулся. Трость упала на узорный паркет с громким резким стуком. Я замолчала.

Ираклий Андронович стоял, слегка покачиваясь. Его лицо из красного стало абсолютно белым, губы посинели. Я испугалась еще сильнее. Положила на место вакуумную рамку, подбежала к хозяину дома. Схватила его под локоть, спросила, заглядывая в закрытые глаза:

– Вам плохо, Ираклий Андронович?

– Не тряси меня, – попросил он тихим, но ясным голосом.

Я выпустила его руку, подняла трость. Вложила резной набалдашник в пальцы хозяина, смущенно пробормотала:

– Простите. Что-то я разошлась.

Ираклий Андронович, не открывая глаз, сделал рукой молчаливый жест. «Одну минуту!» – словно говорила ладонь, приподнятая и выставленная вперед.

Молчание длилось так долго, что я, наверное, успела поседеть. Вряд ли Ираклий Андронович простит мне то, что я сейчас устроила. В прошлый раз он мне чуть руку не оторвал только за то, что я хотела дотронуться до картины. Он повернут на всем этом до такой степени, что не выносит даже намека на вандализм. А я устроила жестокое театрализованное представление! Можно сказать, продемонстрировала варварство в «лицах» и испортила имениннику праздник. После всего этого он меня утопит в туалете как котенка.

Ну и ладно, решила я. Меня пускай хоть живьем закопает, зато задумается. Нельзя, чтобы все это пропало. Причем пропало только потому, что старый коллекционер – безумный эгоцентрист.

Ираклий Андронович открыл глаза, помрачнел, словно фокусируя зрение, посмотрел на меня. Я застыла в ожидании расправы. Ираклий Андронович судорожно сглотнул и тихо спросил:

– Маша, можно я на тебя обопрусь?

Я опешила. Я ожидала от этого человека чего угодно, только не такой откровенной слабости! Согнула локоть крендельком, подставила его под ладонь хозяина дома. Он тяжело оперся на мою руку. Похоже, его действительно не держали ноги.

– Надо присесть, – сказала я. – Куда вас проводить?

Ираклий Андронович кивнул на дверь. Мы вышли из зала и направились в гостиную.

Я довела хозяина дома до большого кресла, помогла ему опуститься на мягкое сиденье. Присела рядом на корточки и спросила:

– Может, валерьянки?

– Еще чего! – сварливо отозвался Ираклий Андронович. – Может, я и старик, но не настолько дряхлый! К тому же у меня сегодня праздник. Забыла?

– Я помню, – сказала я и повторила, низко опустив голову: – Простите.

Ираклий Андронович молча смотрел на меня. Я не видела его лица, но чувствовала взгляд каждой клеточкой кожи. Внезапно мне на затылок опустилась тяжелая горячая ладонь. Я замерла. Что дальше? Прибьет сам или Виталику поручит?

Ираклий Андронович погладил меня по волосам и спросил:

– Поужинаешь со мной?

– С удовольствием, – ответила я, не смея шевельнуться.

Хозяин дома снял ладонь с моей головы. Взял телефонную трубку, отдал кому-то короткое четкое приказание и пригласил в столовую.

Я протянула руку имениннику. Ираклий Андронович хмыкнул, но помощь принял. Встал, взял меня под руку, и мы отправились в столовую.

Нас ждал роскошно сервированный стол. Я села напротив хозяина, подняла сверкающую тарелку, внимательно осмотрела.

– Предпочитаете английский фарфор? – спросила я.

– Мейсенский для меня дороговат, – ответил Ираклий Андронович.

– Ну конечно! – не поверила я. – Разве есть на свете то, что для вас дороговато?

Ираклий Андронович скупо улыбнулся и обронил, что есть.

Я смутилась и умолкла. Мне показалось, что собеседник имеет в виду совсем не деньги.

– Что будем пить? – осведомился Ираклий Андронович тоном любезного хозяина.

– Не знаю. Что посоветуете?

– А это в зависимости от конечной цели. Что ты желаешь, Маша: напиться или красиво пообщаться?

Вот так вопрос! Напиться в своей жизни мне пришлось только раз и совсем недавно. Повторять подвиг желания как-то не было.

– А в чем разница? – спросила я.

– Разница принципиальная. Если хочется напиться, то вино пить не следует. Во-первых, его придется выпить много, очень много. А коллекционное вино в больших количествах не пьют. Напиваться двумя литрами бормотухи просто свинство. Для этой цели существуют крепкие напитки: виски, коньяк, водка, на худой конец… Понимаешь?

Я с огромным интересом слушала Ираклия Андроновича и, заметив, что ему нравится тема беседы, спросила:

– Для чего существует вино?

– Хорошее вино существует для того, чтобы его смаковать. Это своеобразный вид искусства, как, например, хорошая парфюмерия. Ты же не выльешь на себя полфлакона французских духов? Вот и хорошее вино бутылками не пьют. Это неприлично. Так что мы будем пить?

– Вино, – решила я. – Напиваться сегодня не станем, лучше пообщаемся.

Через десять минут мы смаковали красное сухое вино из роскошных бокалов и ели настоящее грузинское сациви.

– Очень вкусно, – похвалила я, съев все до кусочка. – Можно попросить у вашего повара рецепт?

– Не советую, – ответил Ираклий Андронович. – Повара – люди творческие, свои секреты не выдают.

Я взяла бокал, сделала маленький глоток, подержала между языком и нёбом. Наверное, я никудышный ценитель. Благородное сухое вино кажется мне не таким вкусным, как полусладкое.

– Тебя что-то тревожит? – спросил Ираклий Андронович. – Мне все время кажется, ты хочешь что-то сказать и не решаешься.

Я пожала плечами и вежливо объяснила, что просто мне немного не по себе.

– Почему? Из-за того, что узнала, кто твой отец?

Я кивнула, не поднимая головы.

– Ты боишься плохой наследственности? – продолжал бередить мои тайные страхи именинник.

– Катя сказала, что Штефан был наследником дегенератов и садистов. Значит, и во мне течет та же… порченая кровь?

– Ничего подобного, – спокойно ответил Ираклий Андронович. – В роду Батори все было доведено до крайности: и отвага, и жестокость. Само слово «батор» означает «храбрый». Кстати, – прервал он сам себя, – любопытная аналогия. «Батор» у венгров, «батыр» у азиатов, «богатырь» у славян. Чувствуешь связь?

Я не ответила. Лингвистические подробности сейчас интересовали меня меньше всего. Ираклий Андронович бросил на меня проницательный взгляд и сказал:

– Тебе нечего бояться. Ты из рода короля Матиаша, а он был достойным и сильным человеком.

– Но были и другие! – напомнила я. – Не отважные, а жестокие! Как отличить одно от другого?

Ираклий Андронович высоко поднял бокал и сделал два маленьких глотка. Вместо рассуждений на затронутую тему он полюбовался на свет насыщенным цветом вина и решил поведать мне одну старую притчу. Ученик спросил: «Учитель, как отличить отвагу от жестокости, если жизнь – непрерывная битва?» И учитель ответил: «Вот перед тобой меч. Одна его сторона называется жестокостью, другая – отвагой. Сможешь ли ты назвать мне без ошибки имя каждой стороны?» Ученик сказал: «Учитель, это невозможно. Стороны меча одинаковы. Никто не сможет узнать, какая его сторона называется жестокостью, а какая – отвагой». Учитель покачал головой и объяснил: «Узнать это очень легко. Когда вынимаешь меч из ножен, спроси себя, во имя чего ты это делаешь? Тогда будешь точно знать, какая сторона меча обращена к тебе: жестокая или отважная».

Повисла недолгая пауза. Я смаковала чудесную притчу, как хорошее вино.

– Какая мудрая сказка!

– Это не сказка, Маша, – возразил Ираклий Андронович. – Это говорил старик Конфуций очень-очень давно, еще до того, как первый Батори появился на свет. Так что если ты боишься или сомневаешься в себе, прежде чем обнажить свой меч, спроси: зачем ты это делаешь? Вот и весь секрет. – Ираклий Андронович откинулся на спинку стула, оглядел комнату и продолжил: – Мне было бы приятно, если бы ты меня о чем-нибудь попросила. Попроси, Маша. Сегодня какой-то необыкновенный день: все перемешалось – хорошее, плохое… Скажи, что ты хочешь, сними с души тяжесть.

– И вы выполните мою просьбу?

– Выполню, – пообещал Ираклий Андронович, однако спохватился и уточнил: – Если, конечно, буду в силах.

Ясно. Хозяин дома испугался, что я попрошу его вернуть украденные картины в музеи. Но я хорошо понимала, что это абсолютно невыполнимо. При жизни этот человек не расстанется ни с одной жемчужиной из своей сокровищницы.

– Есть у меня одна просьба. Только не знаю, могу ли я об этом даже заикнуться.

– Попробуй.

Я посмотрела на Ираклия Андроновича и решилась:

– Можно достать тело Штефана и похоронить по-человечески? Меня страшно мучает мысль, что он лежит на дне того пруда, где мы его…

Я не договорила и с трудом проглотила комок в горле.

– Очень жаль, Маша, но ты опоздала, – сказал Ираклий Андронович. – Штефана уже похоронили.

Я растерялась.

– Видишь ли, мои люди достали его тело сразу после вашего отъезда, – объяснил Ираклий Андронович. – Сделали вскрытие, как полагается. Извини, но я должен был знать, что произошло. А когда все выяснилось, тело Штефана перевезли на родину и похоронили рядом с его матерью.

Я поразилась.

– Как вам это удалось? Его же отравили, убили! И что дальше? Никакого расследования не будет?

– Не будет, – подтвердил Ираклий Андронович. – Какой в этом смысл? Убийцу-то уже в тюрьму не посадишь… В общем, я решил не ворошить эту грустную историю. Пускай Штефан и твоя подруга сами разберутся между собой. Согласна?

– Согласна, – тихо ответила я и сразу спросила: – А как корона оказалась в России?

– Ну, Маша, это долгая история, – ответил Ираклий Андронович, устраиваясь поудобнее. – Подробности рассказывать не стану, скажу только, что некий наследник короля Матиаша был свергнут с трона. Он бежал на Украину, прихватив с собой некоторые королевские реликвии. Долго скитался, потом принял постриг в одном из карпатских монастырей.

– Зачем?

– Ну, не знаю. Очевидно, пытался как-то избежать родового проклятия.

– Избежал?

Собеседник взглянул мне в глаза и без слов отрицательно покачал головой.

Во рту у меня неожиданно пересохло. Не знаю, правда ли существуют родовые проклятия, или это цепь трагических совпадений, но все-таки мне повезло, что я родилась восьмой.

– После его смерти монахи спрятали корону в очень хитром тайнике, упоминание о котором сохранилось в монастырских хрониках. Так уж получилось, что документы попали в руки Штефана. Он был журналистом, много путешествовал по свету. Хотя я думаю, документы попали в его руки не случайно. Судьба!

Я выпила вино до последней капли. Осторожно поставила бокал на стол и снова задала вопрос:

– А как корона попала к вам?

– Я финансировал ее поиски, – пояснил Ираклий Андронович.

– А Штефан?

– А Штефан предложил мне вывезти ее за границу. У него были какие-то свои дипломатические каналы. Вот я и согласился. Понимаешь, сам я к цацкам равнодушен. Меня больше интересует искусство. Представил, сколько картин смогу купить на эти деньги, и попался на крючок, как карась.

– Вы все еще хотите ее продать? – спросила я.

– Не-е-ет! – протянул Ираклий Андронович. – Ни за что! Я понял, что такими вещами торговать нельзя: себе дороже выйдет. Пускай лежит на подушке, дожидается своего часа. Я подумаю, что с ней сделать. Может, верну ее на родину, так сказать, для истории Венгрии. Может, не верну. Не знаю.

Он посмотрел на меня и усмехнулся. Я не стала продолжать разговор на болезненную тему и решила поделиться своей радостью.

– Я получила работу от издательства!

Заинтересованный Ираклий Андронович приподнял брови в ожидании подробностей.

– Мне дали заказ на оформление детской книги, – засмеялась я и добавила: – И велели срочно осваивать компьютер. Кстати! Ираклий Андронович, вы жаждали моей просьбы! Посоветуйте хорошего программиста! Я буду ему платить, сколько скажет!

– Договорились, – откликнулся хозяин дома. – Завтра же с тобой созвонюсь!

– Нет, только не завтра! Завтра Пашка возвращается из командировки.

Повисла мучительная пауза. Потом Ираклий Андронович, как я уже отмечала, обладавший неприятным свойством читать чужие мысли, сухо произнес:

– Понял. Не беспокойся Маша, я не буду компрометировать тебя звонками.

– Ничего вы не поняли. Вы меня не компрометируете. Просто я не знаю, как объяснить мужу наше знакомство. Не могу же я поведать ему всю историю, от начала до конца, понимаете?

– Почему не можешь? – удивился Ираклий Андронович.

– Да кто мне поверит?! – в свою очередь, удивилась я. – Вы бы поверили жене, которая обнаружила на кухне труп незнакомого мужчины в вечернем костюме? Да еще и красавца при этом! Да еще в тот момент, когда муж уехал в командировку! А соседи?… Все видели, как Штефан приходил в наш дом! Он спрашивал номер моей квартиры, так сказать, запасался свидетелями… Понимаете?

– Да, положение, – задумчиво произнес Ираклий Андронович. Посмотрел на меня и решил: – Ты права. Есть вещи, которые мужу надо знать, а есть такие, которые не надо.

Я с облегчением перевела дыхание.

– Вот и я так думаю.

Ираклий Андронович откинулся на спинку стула и сунул руки в карманы брюк.

– Женщина! – произнес он, глядя в потолок. – Удивительное создание! Зачарованный замок с тайными комнатами, переходами, которые не снились ни одному мужчине… – Посмотрел на меня, улыбнулся и добавил: – Загадка!

Я тоже улыбнулась ему. Не знаю, наверное, этот человек далек от идеала, наверное, он великий грешник, наверное, его можно назвать «неподходящим знакомством»… Все может быть! Но при всем этом он умен, образован, хорошо воспитан. А еще он видит в женщине не корову, не самку, не низшее существо, призванное удовлетворять физиологические потребности. Он видит в женщине красоту и загадку.

Как гласит известная английская пословица: «Настоящий джентльмен не тот, кто обращается с герцогиней как с цветочницей, а тот, кто обращается с цветочницей как с герцогиней».

Ираклий Андронович – джентльмен. В самом лучшем смысле этого слова. А все остальное меня не касается: ему самому отвечать за свои дела перед богом.

А еще он очень любил мою маму. И очень помог мне.

И уже за все это заслуживает моего уважения.

Ираклий Андронович еще немного подумал, покивал тяжелой крупной головой.