Текст книги "Пока муж в командировке"
Автор книги: Карина Тихонова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
На фоне мужчин в потрепанных дорожных костюмах одежда женщины, стоящей перед ними, выглядела особенно изысканно. Дорогое, с белоснежными кружевами черное платье из тончайшего шелка, который изредка попадал в Венгрию от восточных купцов, облегало стройную фигуру хозяйки замка. Она была блондинкой, но только благодаря модной в то время хитрости: частому мытью головы пеплом и отваром фенхеля с ромашкой. Затем волосы полоскали в настое венгерского шафрана и сушили на ярком солнце. А если солнце пряталось за тучами, то слуги часами держали перед горящими свечами длинные локоны хозяйки.
На осветленных волосах покоилась жемчужная диадема. Этот жемчуг венецианцы привозили из Турции, той самой ненавистной Турции, которая оккупировала восточную и центральную Венгрию.
Конечно, следовало из патриотических соображений не носить жемчуг, но с модой не поспоришь! Вся Европа жила под знаком этого лунного камня: законодатель мод – французский двор ввел его в обиход, английский двор могущественной Елизаветы подхватил жемчужное знамя. И самые роскошные платья королевы-девственницы были буквально усеяны жемчужными россыпями. Даже далекая холодная Россия не осталась в стороне от требований моды: воротники, рукава и перчатки бояр при дворе Ивана Грозного расшивались жемчугом.
Но ни изысканное платье хозяйки замка, ни ее фантастическая красота не радовали сердца прибывших. Лица мужчин были суровы и мрачны, а кое-кто смотрел на хозяйку замка с откровенным ужасом.
Неужели это правда, и графине Батори на самом деле исполнилось пятьдесят лет? Ничто в этом спокойном бледном лице, лишенном возрастных признаков, не говорило о старости. Кожа ее свежа и нетронута, как у молоденькой девушки, только выглядела слишком уж бледной, неживой.
Выходит, все страшные слухи, ходящие вокруг вельможной дамы – близкой родственницы трех царствующих королей, – правда? Выходит, она больна страшной болезнью, недавно поразившей Трансильванию: вампиризмом? Если эти слухи правдивы, то король Матиаш стоит перед трудным выбором. Ведь поступить со своей родственницей так, как того требует церковь, значит признать, что кровь королей ничем не отличается от крови простолюдинов. Тех самых простолюдинов, тела которых тысячами жгли на очистительных кострах!
Но и оставить все как есть король не сможет. Уж слишком хорошо известен король Матиаш как строгий моралист и справедливый судья. Если хотя бы десятая часть того, что говорят про графиню, правда, то суд над ней состоится. Не зря же самые знатные люди Венгрии бросили столицу в разгар рождественских праздников и сломя голову понеслись на край света, в родовой замок графини Батори, затерянный среди Карпатских гор!
Молчание, висящее в воздухе, становилось невыносимым. Кто же нарушит эту страшную тишину, у кого хватит духу начать тяжелый разговор?
Пустоту зала прорезал высокий женский голос:
– Добро пожаловать, король, кузен мой. Высокую честь оказали мне господа, прибывшие в скромную мою обитель. И нынешний праздник оттого в два раза дороже моему сердцу…
– Оставь, Эржебета, – перебил человек, стоявший впереди мужской свиты. – Не праздновать мы приехали в Чейте, и ты это знаешь.
Он стянул с пальцев потертые замшевые перчатки, не глядя, протянул их назад. Кто-то услужливо и бережно принял их.
Глаза женщины ярко сверкнули на бледном лице.
– Что же привело тебя, Матиаш, в мой дом? Какая беда стряслась в твоем королевстве? Должно быть, турки вторглись в пределы Верхней Венгрии, коли вся доблестная знать собралась в моем замке? Тронута рыцарской защитой, но прошу храбрых дворян не беспокоить себя попусту. Мои вассалы хорошо вооружены и соберутся у замка по первому зову…
– Не грози мне, Эржебета, – оборвал мужчина ее монолог. – Не соберутся твои вассалы на твою защиту. Защиты от тебя просят они у короля, и мой долг их защитить.
Женщина надменно подняла брови.
– Защиты? От меня? В чем же обвиняют меня эти неблагодарные твари?
Король снова, не глядя, протянул руку. Кто-то вложил в нее свиток на церковной латыни. Матиаш развернул длинный пергамент, нахмурился, заговорил размеренно, словно зачитывая судебный приговор:
– Они обвиняют тебя в сношениях с дьяволом, в том, что ты мучаешь и убиваешь девушек и купаешься в их крови, в том, что в подвале твоего замка есть камера пыток, где ты сама разделываешься со служанками, в том, что тела убитых находят повсюду: в лесу, обглоданные волками, в реке, в старых склепах, в пещерах гор…
– Кто измыслил всю эту гнусную ложь?! – вскричала женщина и в гневе сжала белые костлявые кулаки.
– Это свидетельство пастора Яноша, которому ты повелела тайно похоронить девять молодых девиц, не указывая причину их смерти.
– Пастор Янош – подлый лжец! Я действительно велела ему похоронить девушек, но только потому, что в замке начали болеть! И я должна была предупредить распространение опасной болезни любой ценой!
Мужчина сделал шаг вперед. Женщина, стоявшая перед ним, невольно отступила, столько гнева и мрачного отвращения было в угольно-черных глазах гостя.
– Какая болезнь, Эржебета? – тихо спросил король, упорно называя графиню по имени. – Уж не та ли, от которой вымерла половина Трансильвании?
Лицо хозяйки, и без того мертвенно – бледное, превратилось в восковую маску. Только глаза и жили на этом лице: яркие, голубые, смотревшие на мужчину с бессильной яростью.
– Что же ты молчишь, кузина? – продолжал король, надвигаясь на графиню. – Или неправда, что ты сохраняешь вечную молодость ценой человеческой крови? Или неправда, что ты замучила столько девушек, что в твоих владениях их уже не осталось? Или неправда, что твои приспешники завлекают к тебе на службу крестьянок из самых отдаленных областей? Или неправда, что даже туда дошла молва о «чудовище из Чейте», как тебя называют, и никто не соглашается идти к тебе в услужение? Скажи, что все это ложь, Эржебета, но помни: перед тобой не родственник, а король. Солдаты уже обыскивают замок, и если ты попытаешься солгать, я уличу тебя, не сходя с места.
Женщина молчала. Ничего нельзя было прочесть на ее бледном прекрасном лице.
– Что же ты не отвечаешь, кузина?
Тишина. Оплывшие свечи роняли воск на натертый каменный пол, а армия мужчин, собранная против одной страшной женщины, стояла неподвижно и ждала ответа.
Король опустил взгляд. Еще минуту длилась пауза, затем он поднял голову, сказал ясно и громко:
– Повелеваю отвести графиню Надашди, урожденную Батори, в ее покои! Повелеваю забрать окна комнаты железными решетками! Повелеваю выставить у дверей охрану из шести гайдуков! Повелеваю графине оставаться в своих покоях до суда, который будет назначен в самое ближайшее время!
Король остановился, подумал и сказал чуть тише, обращаясь к высокому человеку, стоявшему за его спиной.
– Проследи, чтобы еду подавали мужчины. И лучше, если они будут вооружены. Женщин к ней не допускать.
Вельможа приложил руку к сердцу, склонился в глубоком поклоне.
Король бросил на графиню последний взгляд, в котором мешались гнев, невольный страх и отвращение, повернулся и пошел к выходу.
Через минуту в зале остались только высокая бледная женщина и шестеро гайдуков, выбранных герцогом Турзо для охраны преступницы.
Высокий вельможа подошел к женщине, коснулся ее плеча и тут же отдернул руку, словно обжегся. Женщина быстро обернулась и злорадно рассмеялась:
– Что же ты остановился, герцог Турзо, пфальцграф Верхней Венгрии? Почему не дотрагиваешься до меня, как раньше? Или мне следует называть тебя Дьердь, как я называла тебя когда-то? Ты ведь любил, когда я называла тебя по имени, мой сиятельный друг!
– Это было давно, – прошептал герцог и вытер капли пота, выступившие на лбу.
– Так давно, что ты успел полюбить другую и жениться на ней. Говорят, твоя жена молода и хороша собой?
– Не смей говорить о моей жене!
– Не буду, – согласилась женщина. – Поговорим о чем-нибудь другом. Чем же мне развлечь дорогого гостя? Помнится, в молодости тебя интересовали древние предания о колдунах и ведьмах. Знаешь ли ты, друг мой Дьердь, что существуют колдовские пергаменты? И если вписать туда имя обидчика и пожелание его смерти, оно непременно сбудется?
– Такие пергаменты давно сожжены священниками, – возразил мужчина, но как-то не очень уверенно.
Женщина забавлялась его страхом, как надоевшей игрушкой.
– Ну, тогда тебе нечего бояться. И твоей молодой жене тоже. Кстати!… – В прищуренных глазах женщины сверкнула голубая молния. – Жаль, что в свое время я не нанесла ей визит. Ведь твоя жена была моей соседкой? Дочь мелкого дворянчика из Буды?
– Замолчи, мерзавка! Подлое отродье!
Эржебета презрительно скривила яркие алые губы.
– Ты стал мужланом, Дьердь. Дочь дворянчика лишила тебя блеска, присущего твоему званию. Впрочем, тебе нечего бояться. По сану и честь. Есть люди, которые гораздо выше тебя, прислужника нашего драгоценного правителя. Пожалуй, я начну с него.
– Король не боится проклятий, – прошептал герцог, не сводя испуганных глаз с бледного лица женщины.
Она снова высоко вздернула брови.
– Вот как? И почему же он не боится древних тайных сил? Уж не потому ли, что король Матиаш не верит в Бога? Разве иначе он позволил бы простолюдинам молиться по любому обряду – католическому, протестантскому?… Выходит, королю все равно, какой веры придерживаются его подданные? Ему безразлично спасение их душ?
– Наш король справедлив и образован, – строго возразил герцог. – Просвещенные люди не принуждают других верить в то, во что верят они сами.
– Странно, – заметила графиня. – Выходит, просвещенный и справедливый король Матиаш не верит в Бога, зато верит в дьявола и вампиров. А ты веришь в вампиров, Дьердь?
– Уведите ее! – Голос мужчины сорвался на крик, надломился где-то в высоких сводах замка.
Охрана сомкнулась вокруг женщины. Она усмехнулась, бросила на герцога снисходительный взгляд, негромко сказала:
– Мне повезло, Дьердь, что я не вышла за тебя замуж. А может, повезло тебе. Так и быть, возвращайся к жене, радуйся жизни, забудь меня. – И добавила шепотом: – Если сможешь…
Повернулась и поплыла над полом, словно невесомое перо птицы. Охрана следовала за пленницей на некотором расстоянии, выставив вперед пики. Один гайдук вытащил из-под ворота тяжелый нательный крест, снял с шеи цепочку, вытянул крест перед собой. Его рука заметно дрожала то ли от холода, то ли от страха…
Я хотела знать, что будет дальше с тем, кто покидал парадный зал замка Чейте.
Но тут прозвенел резкий звонок. Я вздрогнула. Минуту стояла, не соображая, откуда раздался звук. И только когда он повторился, поняла: звонят в дверь.
Я сдернула корону с головы, пригладила растрепанные волосы. Бросила взгляд в зеркало, увидела привычное, ничем не примечательное лицо. Все в порядке. Можно открывать.
Знакомый молодой человек с бритым затылком стоял на лестничной клетке. Несмотря на то что за окном шел проливной дождь, на его носу по-прежнему плотно сидели непроницаемо-черные очки. Я не удержалась и спросила, указывая себе на нос:
– Ты их хотя бы на ночь снимаешь?
– На ночь снимаю, – равнодушно ответил молодой человек.
Он молча протянул вперед правую руку. Я похлопала глазами, потом спохватилась и поспешила вложить в растопыренные пальцы корону короля Матиаша. Молодой человек оглядел корону с некоторой брезгливостью, как дохлую рыбину.
– А почему не завернула в полотенце?
– Рука не поднялась, – объяснила я.
Молодой человек мельком взглянул на меня. Не знаю, о чем он подумал. Взгляд был короткий, черные стекла надежно блокировали его от окружающего мира.
– Тащи полотенце, – велел молодой человек.
Я метнулась на кухню, схватила турецкое полотенце, вернулась обратно. Молодой человек стоял на прежнем месте, хотя я оставила дверь открытой. Корона тускло поблескивала в его руке.
Я молча протянула полотенце, гость ловко обернул корону. И оказалось, что все это очень даже возможно совместить: бесценное наследие венгерской истории и дешевое изделие турецкого текстиля. Когда руки равнодушные, можно совместить что угодно.
– Пакет в доме есть?
Я снова метнулась на кухню. Схватила непрозрачный пакет, висевший на ручке двери, вернулась в прихожую. Молодой человек положил сверток в пакет и, не прощаясь, побежал вниз по лестнице.
Я закрыла дверь, прислонилась к ней спиной. На меня навалилась огромная усталость.
А на следующий день началась революция. Не пугайтесь, революция вовсе не государственного, а личного масштаба! Просто я решила сделать стрижку.
Не знаю, может, для вас это вопрос, не стоящий упоминания, а у меня такое событие случалось дважды в жизни. Один раз в школе, в пятом классе, и еще один раз в десятом. Начиная с восемнадцати лет, я волосы ни разу не стригла, и сейчас они превратились в густую каштановую гриву до пояса.
Почему я приняла такое решение? Объясняю.
Во-первых, я давно мечтала о нормальной женской прическе. Какая прелесть: встала, вымыла голову, уложила волосы, и все это за полчаса! Для меня же обычное мытье волос – сложный процесс, требующий не менее четырех часов. О расчесывании после мытья умолчу из жалости к читателям. Описания средневековых пыток ничто в сравнении с этой процедурой.
Во-вторых, я здраво рассудила, что за прошедший месяц доказала свое право на самостоятельность. Значит, имею право раз в жизни принять решение и сделать так, как считаю нужным.
В-третьих, мне казалось, что изменения, произошедшие внутри меня, требуют и каких-то внешних перемен. Так сказать, новое мышление у женщины с новой прической.
В общем, я рискнула.
Отправилась в парикмахерскую, села в кресло, вынула заколку. Тряхнула головой, чтобы волосы как следует распустились. Девушки, работавшие в салоне, сгрудились позади моего кресла.
– Ничего себе! – сказала одна, осторожно дотронулась до распущенных волос, пропустила сквозь пальцы длинную прядь.
– Да уж, – поддержала вторая. – Наградила природа, ничего не скажешь.
Я терпеливо пережидала, когда стихнут восторженные «охи» и «ахи». Люди, не имеющие длинных волос, не знают, что это не награда, а скорее наказание.
Наконец девочки наговорились, одна из них посмотрела на мое отражение в зеркале и спросила:
– Хотите подровнять?
– Хочу. – Я провела ладонью по плечам и уточнила: – Вот так.
Наступила изумленная пауза. Потом одна девица отмерла и нерешительно сказала:
– Вы с ума сошли! Такие волосы!…
– Девушка! – оборвала я строгим тоном. – Давайте без пререканий. Я все хорошо обдумала, прежде чем прийти. Стригите, или я пойду в другой салон.
Барышни переглянулись. Потом одна из них подняла с туалетного столика огромные ножницы и со вздохом резюмировала:
– Хозяйка – барыня. – Она перехватила толстую прядь у плеча и сурово спросила: – Не передумаете?
– Режьте!
Ножницы заскрипели в волосах. На пол упал длинный локон, свернулся в кольцо. Я посмотрела вниз. Жалко волос? Ничего подобного!
Девушка, стиснув зубы, обкорнала меня до плеч. Уронила на пол последнюю прядь, перевела дух.
– Слава богу. Боялась, что сил не хватит.
Я подняла с пола длинные волосы, перебрала их, словно чужие. Это было очень странное ощущение – рассматривать со стороны то, что минуту назад было частью тебя.
– Продать не хотите? – спросила меня мастер. – Мы хорошо заплатим.
Я улыбнулась и отрицательно покачала головой.
– Ну, как знаете, – не стала настаивать девушка. – Что дальше делать будем? Оставим такую длину или сделаем совсем короткую?
Я устроилась в кресле поудобнее. Процесс обсуждения доставлял мне огромное удовольствие.
– Вы знаете, последний раз я стриглась двенадцать лет назад. Поэтому я не знаю, как сейчас носят. Посоветуйте мне что-нибудь.
Девушка минуту рассматривала мое отражение в зеркале, сосредоточенно сдвинув брови. И унеслась в соседний зал. Вернулась она с большим альбомом, положила его мне на колени.
– Давайте выбирать вместе.
– Давайте! – обрадовалась я.
Открыла первую страничку и углубилась в рассматривание модели.
Не буду описывать вам весь процесс, шаг за шагом. Дамы знают: это долгое занятие. Скажу коротко: через шесть часов из салона вышла незнакомая мне девушка со стильной «рваной» стрижкой. Волосы у нее были светло-каштановые, основной цвет перемежался бронзовыми прядками.
Я плыла над землей, радостно ощущая на себя взгляды прохожих.
Просто удивительно, как приятно быть в центре внимания! Почему раньше я так этого боялась? Я шла по улице и размахивала папкой с рисунками, которые несла в детское издательство.
Да-да! Я же говорила вам, что сегодня день революции в моей жизни!
Объявление о конкурсе на вакантную должность художника-иллюстратора я нашла в газете. Позвонила, записалась на собеседование. И сейчас шла на него с ощущением некоторого трепета в душе. Шла так, словно мне предстоял экзамен.
Больше всего я боялась, что на собеседование явится целая толпа художников, бородато-усатых, как мой заклятый друг Тепляков. И все они станут бросать на меня презрительные взгляды, а обсуждать мою мазню вообще откажутся!
Но приемная оказалась пуста. В ней находилась только секретарша, немолодая дама в строгом брючном костюме. Она приветливо улыбнулась, и я сразу почувствовала себя гораздо увереннее.
– Вы на собеседование? – спросила секретарша прежде, чем я успела открыть рот.
– Да, – обрадовалась я. – Еще не поздно?
– Нет-нет! Мы работаем до шести вечера, а сейчас только четыре. Подождите минутку, сейчас я вас представлю.
Секретарша сняла трубку, дождалась ответа и назвала мое имя своему шефу. Выслушала распоряжения и сделала приглашающий жест в сторону двери.
Смелость куда-то улетучилась, мной овладели уныние и страх. Ну куда я сунулась со своими дурацкими рисунками? Здесь наверняка работают серьезные люди, в сто раз лучше владеющие профессией! Какого черта меня понесло в солидное издательство? Все, на что я гожусь, – это продавать копии. И спасибо, если в месяц продам хоть одну!
Но тут, в самый разгар самобичевания, я услышала строгий мамин голос: «Мария! Не сутулься!»
Я испуганно оглянулась на секретаршу. Мне показалось, что мамин голос прозвучал громко. Но секретарша не подняла головы от газеты. Я выпрямила спину, соединила лопатки и твердым шагом направилась в кабинет редактора.
Через двадцать минут все было кончено. Редактор, небольшой кругленький человек с обворожительными манерами и ласковой улыбкой, мои рисунки одобрил.
– У вас есть талант! – сказал он, перекладывая рисунки. – Честное слово, мне нравится!
– Спасибо, – прошептала я, не смея поверить в собственное счастье.
– Оставьте контактный телефон. Вам позвонят дня через два. У нас в работе одна интересная книжка, нужны хорошие иллюстрации.
Я быстро нацарапала свой номер телефона на обрывке газеты. Редактор хмыкнул, переписал цифры в свой блокнот.
– Вам надо отпечатать визитки, – посоветовал он. – Работы будет много, вполне возможно, что придется знакомиться со многими людьми. Лучше держать визитки наготове.
– Отпечатаю, – пообещала я быстро.
– Хорошо. Теперь такой вопрос: в каких программах вы работаете?
Я собралась с духом и ответила, что ни в каких.
Минуту длилось молчание, потом редактор изумленно спросил:
– Не владеете компьютером?
Я покачала головой, чувствуя, как работа уплывает между пальцев.
Но редактор не дал мне окончательно пасть духом. Откинулся в кресле, громко расхохотался и заявил:
– Какая прелесть! Впервые вижу человека, творящего в наше испорченное время по методу Леонардо!
– Как это? – не поняла я.
– Кисточкой, дорогая, кисточкой!…
Я робко улыбнулась. Редактор отсмеялся, стал серьезным, придвинулся к столу.
– Профессионализм – это, конечно, здорово. Рисунки живые, яркие, очень эмоциональные… Это прекрасно. Но что делать, реальность требует технической обработки!
– Понимаю, – пробормотала я, второй раз прощаясь с мечтой о работе.
Редактор минуту изучал мое смущенное лицо и вдруг спросил:
– Вы легко обучаемы? Ну, тогда компьютер освоите быстро, – решил он, услышав мое тихое «да». – Запишитесь на курсы, но предупредите заранее, что вам нужны не только общие, но и специализированные знания. Будут спрашивать, какие программы вас интересуют… Начните, пожалуй, с «CorelDraw». Заковыристая программка, но с интересными возможностями. Освоитесь в ней – потом видно будет. Вот так, – завершил тему редактор. – Значит, через два дня ждите звонка.
Я подпрыгнула на стуле.
– Как? Вы меня все-таки берете?
– Конечно! Конечно, беру! И рисунки свои пока оставьте, я покажу их автору книги. Думаю, ему понравится.
Я встала и попятилась к двери. Во взгляде редактора было неподдельное изумление. Наверное, он решил, что у меня не все в порядке с нервами.
– Спасибо вам большое! Я так счастлива! До свидания, – пискнула я.
Распахнула дверь, пулей вылетела в приемную. Захлопнула дверь, прислонилась к ней спиной. В ушах стоял непрерывный гул.
– Ну как? – спросила секретарша.
Я посмотрела на нее так, словно только что проснулась.
– Кажется, взяли.
– Поздравляю!
Я быстро перекрестилась. Попрощалась с секретаршей и покинула приемную. Неслась я домой сломя голову, словно в моем ранце лежал дневник с пятью пятерками.
Был в моей жизни один такой удивительный день, когда меня вызвали к доске на всех пяти уроках, и на всех я получила пятерки.
Я влетела в подъезд, не вызывая лифт, рванула наверх. Остановилась перед дверью, отперла замки, ворвалась в квартиру и закружилась в прихожей перед зеркалом.
Все прекрасно, все замечательно, у меня новая прическа, и работу мне дали. Я теперь самый счастливый человек на свете!
Зазвонил телефон. Я схватила трубку. Незнакомый мужской голос быстро спросил:
– Мария Сергеевна?
Я медленно опустила сумку на пол. Сердце пронзила раскаленная иголка.
– Вас беспокоит Валерий Петрович. Помните такого? Я лечу вашу подругу, – объяснил собеседник.
Точнее, бывшую подругу, подумала я, но поправлять врача, конечно, не стала.
– Мария Сергеевна, приезжайте в больницу. Немедленно! Как можно скорее!
– Что произошло?
Врач помолчал и ответил упавшим голосом:
– Отек легких. Боюсь, это конец.
Я выронила трубку. Схватила сумку, рванула на себя ручку двери и бросилась вниз. Поймала такси и назвала адрес больницы.
– Умоляю, быстрее! – попросила я.
– Постараюсь, – флегматично ответил пожилой водитель. – Как дорога позволит.
Дорога позволила. Через пятнадцать минут я влетела в приемный покой. Пулей пронеслась мимо медсестры, не обращая никакого внимания на крик, несущийся сзади:
– Девушка! Куда! Приемное время с двенадцати до двух!
В коридоре я столкнулась с Валерием Петровичем. Задохнулась, произнесла только одно слово:
– Жива?
– Да, – ответил врач, хватая меня под руку. – Скорей, может, успеете поговорить. Она очень просила вас позвать. Даже плакала.
Мы бегом миновали коридор, свернули на боковую лестницу, поднялись куда-то вверх… Передо мной распахивались двери, мелькали незнакомые лица, но Валерий Петрович не давал мне опомниться и тащил дальше по коридору.
Наконец мы оказались перед палатой, двери которой были открыты настежь. Катя лежала на высоком столе, под каким-то высоким прозрачным колпаком. Женщина в белом халате оглянулась на нас, вполголоса произнесла:
– Поздно. Уже не реагирует.
Валерий Петрович выпустил мою руку. Я сделала несколько шагов вперед.
Сначала я не узнала Катю. Передо мной лежала худая девушка с ввалившимися щеками и тонким заострившимся носом. Короткие волосы потемнели от пота и утратили золотой блеск. Глаза были закрыты, брови страдальчески сведены к переносице. Грудь тяжело поднималась в попытке вдохнуть воздух. Хриплое дыхание сотрясало все тело. Я обернулась к врачу, попросила:
– Сделайте что-нибудь!
Валерий Петрович стиснул челюсти. На его щеках заиграли твердые желваки.
Ясно. Как говорится, «медицина бессильна».
Я подошла к Кате, нашла ее руку и крепко сжала. Валерий Петрович подставил мне стул, дотронулся до плеча, показал глазами на стул. Я села и обвела глазами палату, словно пыталась отыскать волшебное средство для спасения бывшей подруги. Но такого средства не нашлось.
Все, что я могла сделать, – это сидеть рядом с Катей, держать ее за руку и слушать хриплое натужное дыхание. И я сидела и слушала.
Сначала вдохи были длинными, а пауза между ними короткая. Потом вдохи начали укорачиваться, а пауза между ними все удлинялась и удлинялась. Наконец не стало вдохов… и осталась одна только бесконечная пауза.
Женщина в белом халате подняла Катины веки, посветила в них узким фонариком. Повернулась к врачу и развела руками.
– Ничего не понимаю, – сказал Валерий Петрович. – Она же на выписку шла! Утром все было прекрасно, она домой просилась! А всего час назад…
Валерий Петрович не закончил. Я тоже немного помолчала, не выпуская Катиной руки. Потом спросила:
– Какое сегодня число?
– Восьмое октября. А что?
Ничего. Просто сегодня ровно месяц с того дня, как Штефан был отравлен.
Ушел и забрал с собой Катерину. Как обещал.
Прошло три дня.
Я успела обложиться газетами с объявлениями, вырезать телефоны компьютерных курсов, чтобы найти учителей поближе к дому.
Редактор издательства позвонил мне, как обещал, ровно через два дня и предложил заключить договор на оформление книги. Я согласилась не раздумывая.
Вечером позвонил пропавший Пашка.
– Машуня, привет, – сказал он гнусавым голосом.
– Привет, муж, – ответила я. – Куда пропал? Слетал с любовницей на Канары?
– Ага, и вернулся с ангиной.
Я встревожилась, по старой привычке засуетилась.
– Паш, ты чего? Серьезная болячка?
– Да нет, черт бы побрал! Просто все время из носа течет! Очень неудобно с документами работать.
Я хмыкнула и спросила:
– Ты домой-то собираешься? Или черт с ним, с домом, тебя и в Нефтеюганске неплохо кормят?
– Да уж получше, чем ты! – не удержался Пашка от легкого ехидства.
– Паш, я исправлюсь.
– Каким образом? Готовить научишься? Или по магазинам станешь ходить?
– И то, и другое, – бодро ответила я. И добавила: – Конечно, в свободное от основной работы время.
– Господи! – застонал муж. – Опять эта твоя работа! Маш, да брось ты ее на фиг! Посмотри, как погода портится! Ну какой смысл мучиться даром? А?
– Полностью с тобой согласна, – поддержала я. – Поэтому с набережной я уволилась. Тепляков подписал обходной лист.
– Что-о-о?!
– То, что слышишь, – весело ответила я.
Пашка немного помолчал.
– Ну-у… здорово, конечно. И что ты собираешься делать? Хозяйством займешься?
– Говорю же: в перерывах между основной работой.
– Маш, не пугай меня, – попросил муж. – Какой работой?
Я подняла руку к глазам и внимательно осмотрела свои ногти. Пора делать маникюр.
– Мне предложили иллюстрировать детскую книжку.
– Кто предложил?
– Редактор издательства.
Пашка помолчал. Потом неуверенно спросил: правда ли это? Услышав мой ответ, муж бурно возликовал:
– Машка! Я так рад! Слава богу, займешься настоящим делом, уйдешь с этой проклятой набережной, где, кроме бронхита, ничего не заработаешь…
– Ошибаешься, муж. Пять моих картин недавно ушли с молотка. Так сказать, косяком. – И добила мужа окончательно: – По двести долларов за штуку.
Пашка провалился в глубокое подполье. Настолько глубокое, что я не выдержала и позвала:
– Эй, муж! Чего молчишь?
– Я в полном ауте. Дай дух перевести. – Пашка немного помолчал и ревниво осведомился: – Слушай, жена, ты там ни с кем не закрутила? Что-то ты сильно изменилась! Такая решительная стала, самостоятельная…
– А ты хотел, чтобы я всю жизнь была домашней кошкой!
– Хотел! – нагло признался Пашка. И добавил без всякой связи: – Я же тебя люблю. Кстати, я завтра возвращаюсь.
– Да ты что! – обрадовалась я, все-таки я ужасно по нему соскучилась.
– Предупреждаю заранее, как полагается интеллигентному человеку. А то мало ли что? Вернусь не вовремя, увижу то, что мне видеть не следует.
Я подумала, что уже, слава богу, не увидит.
– Какой номер рейса?
Пашка назвал рейс и время прибытия. Я записала.
– Ну! – усмехнулся муж. – Может, скажешь что-нибудь на прощание?
Я на мгновение прикусила губу, а потом решилась:
– Я тебя очень люблю. Так соскучилась, передать не могу!
Пашка выпал в осадок. Не часто он от меня получает такие подарки.
– Что-что? Повтори, я не ослышался?
– Не ослышался!
– А почему ты мне раньше этого не говорила?
– Надеялась, сам догадаешься! – сердито ответила я и нажала кнопку на мобильнике.
Нечего глупости болтать, да еще и по телефону, за наши кровные денежки. Завтра наговоримся.
Я пошла на кухню, открыла холодильник, придирчиво осмотрела забитые полки. Все в порядке. Продуктов в холодильнике полно, обед готов, завтра куплю бутылку вина, и все – можно считать, что стол для банкета накрыт.
Я прошлась по квартире с тряпкой, сделала легкую влажную уборку. Постельное белье решила поменять завтра.
В общем, все в доме находилось в состоянии полной боевой готовности. Нужно придумать, чем бы заняться. Может, начать работать над иллюстрациями? Ах да! Я же еще не прочитала книгу! Автор выразил готовность рассказать мне сюжет в укороченном виде и описать героев, но я отказалась.
Первая работа волновала меня так же сильно, как первая любовь.
Кстати, а кто моя первая любовь? Смешно, но получается, что это Пашка. Втрескалась, дура старая, не прошло и тридцати лет со дня рождения!
Я прыснула.
Вышла в коридор, немного покрутилась перед зеркалом. Свет мой зеркальце, скажи…
Хороша! Даже очень хороша! Новая прическа тому причиной или нет, но девушка в зеркале мне безумно нравилась.
«Главное, не сутулься!» – напомнила я сама себе.
Девушка со стильной стрижкой кивнула в ответ.
Я побрела на кухню, включила чайник. Мельком взглянула на часы: полпятого. Время детское, нужно как-то продержаться до вечера. Плохо, когда нет никаких дел. Отвыкла я от свободного времени.
В дверь позвонили. Я насторожилась. Гостей не жду, непонятно, кому я могла понадобиться.
Я вышла в прихожую, заглянула в глазок. Оторвалась от двери, задумчиво выпятила нижнюю губу. Пожала плечами и открыла замок.
На площадке стоял молодой человек в черных очках.
– Здрасьте, – сказала я.
– Ираклий Андронович просит вас приехать, – отбарабанил бритоголовый, не отзываясь на приветствие. Подумал, сморщился, вспоминая заученный текст, и добавил: – Если, конечно, вы не заняты.
– А почему Ираклий Андронович сам не позвонил? – строго спросила я.
Молодой человек переступил с ноги на ногу. На этот вопрос он ответа заранее не приготовил.
– Короче, у него сегодня этот… день варенья.
– А-а-а, – протянула я. – И много гостей?
– Нет, сходняк уже закончился, – поторопился он успокоить меня. – Все разбрелись, шеф один дома остался, тоскует. Вот попросил за тобой съездить. А звонить не стал, чтобы ты с подарком не парилась. А то начнутся приседания: то неудобно, сё неудобно… – Молодой человек перевел дух и подытожил: – Короче, ты едешь?
