Текст книги "Любовь по-английски (ЛП)"

Автор книги: Карина Хейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

Глава 17

Я не знала, как другие провели эту ночь. Это было полнейшее безумие, эмоциональный срыв со слезами, еще хуже, чем любой эпизод «Анатомии страсти».

Все началось с представления после ужина. Мануэль играл на гитаре, Нира сольно танцевала фламенко в платье, Джерри пел еще одну песню. Вскоре к ним присоединились Сара, Беатрис, Антонио, Карлос Лягушатник, а Хорхе стоял за ними и громко хлопал в такт музыке.

После этого никто не мог сдержать слез, правда, кто-то рассмеялся после того, как Ангел вручил англичанам крошечные фигурки бронзовой свиньи с выгравированной на них надписью «Акантиладо». Он пожал мне руку и всем остальным, сказав лично каждому, со слезами на глазах, что испанцы благодарили нас за проделанную работу и что по нам будут ужасно скучать.

Я сжимала в руках холодный металл свиньи и смотрела на Матео, сидящего рядом со мной, думая, что скоро его потеряю.

Он улыбнулся мне. – На память о нас.

Моя нижняя губа дрогнула. Я посмотрела через стол на Клаудию и Рикардо, которые улыбались мне, в их глазах также наворачивались слезы.

Как я уже сказала, здесь все плакали. С наступлением ночи все стало только хуже, полилась сангрия. Все были пьяны. Я видела Лорен и Тайлер, обнимающихся и плачущих одновременно (что было непривычно), Антонио спрятался в туалете и вытирал слезы свитером Карлоса Лягушатника, Ангел не терял времени и признался в любви Сэмми, к счастью, она ответила тем же, затем последовал долгий, но неловкий поцелуй.

Ко мне подходили люди и говорили, что им жаль, что они так и не узнали меня лучше, другие говорили, что никогда не забудут меня. И чем больше я поглощала сангрии и пива, тем чаще стала замечать, что порю ту же чушь. У всех были красные носы и потекшая тушь. Мы давали обещания.

Мое сердце разрывалось между тем, чтобы остаться там со всеми и тем, чтобы побыть с Матео. Когда я не смогла больше ждать, то направилась к нему – он о чем-то разговаривал с Эдом и Хорхе у двери.

– Ты просил меня более подробно рассказать тебе о звездах, – сказала я Матео с нажимом.

Он кивнул Хорхе и Эду, сдерживая улыбку. – Простите меня, джентльмены.

Мы вместе вышли в темноту ночи и скрылись в моей спальне.

Мы рухнули на кровать: наша страсть отгоняла нашу грусть, губы и руки жаждали удовольствий, которые мы могли дать друг другу. Я забыла про слезы, отложила все мысли в сторону и решила просто жить. Это был простой, первобытный секс.

– Ты еще видишь звезды?– спросила я, когда он вышел из меня, его большой палец ласкал мой клитор, доводя до безумия.

– Только тебя, – простонал он мне на ухо. – Моя Эстрелла.

Несколько часов спустя, когда мы были, наконец, удовлетворены, наши вспотевшие и пресыщенные тела устроились под одеялом. Я положила голову на сгибе руки и водила пальцем по волосам на его груди, спускаясь ниже, к его прекрасному, но истощенному члену. Я пыталась жить этим моментом, но он ускользал от нас, как и стрелки на часах, и я знала, что завтра вечером этого не будет, я буду спать в самолете.

Я больше никогда не смогу пережить такое.

Я тихо плакала до тех пор, пока из моей груди не вырвались рыдания. Я была полностью разбита.

Матео нежно поцеловал дорожку слез и сильными руками прижал к груди. Я слышала, как громко бьется его сердце, чувствовала запах океана и мускуса. Он провел рукой по моей спине и поцеловал макушку.

– Будут ночи, когда ты будешь чувствовать себя одинокой и потерянной, – прошептал он в мои волосы. – Когда я буду чувствовать себя одиноким и потерянным. Когда это произойдет, я хочу, чтобы мы оба вспоминали этот момент, возвращались мыслями обратно в эту комнату. Где мы не одиноки. Где мы друг друга нашли.

Я проглотила ком в горле. – Я надеюсь, что этого будет достаточно.

– Этого никогда не будет достаточно, – сказал он.

Я заснула в его объятиях.

***

Мимо проносилась сухая местность, золотые поля, старые каменные амбары и облупившиеся стены. Стало попадаться больше заправок, домов, дворов, больше заборов. Больше движения, людей, бетонных дорог. Мы приближались к Мадриду, моя любовь и жизнь оставались позади.

Мы сидели в конце автобуса, и я положила голову на плечо Матео. Я поняла, никого это не заботит. Все испанцы и англичане были погружены в собственные чувства либо пытались справиться с похмельем. Некоторые, такие как заплаканный Эдуардо, которого уже стошнило в пакет, казалось, имели дело и с тем, и другим. Испанцы и не собирались сдерживать эмоции. Я буду скучать по ним.

Не было такого, за чем бы я не скучала…

В то утро мы оба пропустили завтрак, потому что нам было не до этого. Времени и так не оставалось. К десяти часам мы все собрались у автобуса и в последний раз посмотрели на Лас Палабрас. Ну, если мы снова не вернемся. Но даже у Бэкки блестели глаза и каждый раз, приезжая сюда, она прощалась снова и снова. И я могла бы вернуться в Лас Палабрас снова. Но только были бы новые люди.

И не было бы Матео Казаллеса.

Когда мы приблизились к городу, водитель, Маноло, решил включить радио, чтобы попробовать поднять настроение людям. К сожалению, Lana Del Rey с песней «Летняя грусть» пришлась не к месту. Совершенно неподходящая песня.

«Поцелуй меня крепко перед тем, как уйти», – пел ее нежный голос. Слова были слишком реальны и звучали резко, напомнив о доме. Снова полились слезы, рухнула еще одна платина.

Я встала. – Выключите эту гадость. – Я крикнула Маноло и в гневе села на место. Кажется, кто-то аплодировал. Радио выключили и все, что мы могли слышать, это всхлипывания вокруг.

Я услышала, как Матео тихо хихикнул. Я подняла на него глаза, надеясь, что не сильно залила его пиджак. – Что? – спросила я.

– Я буду скучать по твоим выходкам, – сказал он с едва заметной улыбкой.

Вскоре автобус проезжал мимо университета и многолюдных, шумных, жарких летних улиц города. Движение было невероятно интенсивным, и даже при том, что это могло означать, что я опоздаю на свой самолет, я наслаждалась каждой секундой, когда мы стояли в пробке, словно нам предоставлялась возможность побыть вместе еще чуть-чуть.

Однако затем мы снова продолжили движение.

Время неслось с каждым оборотом колеса. Паника охватила меня и душила. Не будет второго шанса.

Я убедилась, что на нас никто не смотрит. Быстро схватила Матео за подбородок и поцеловала. Поцелуй вышел жесткий, и я едва могла дышать. Слезы снова потекли по щеке к месту соединения наших губ. Соль и печаль.

Я отстранилась, не отпуская Матео, пытаясь сказать то, что раньше не говорила. Его глаза блестели от слез, он собирался мне сказать то же самое. Мы смотрели друг на друга, пока автобус не остановился перед всем знакомым входом в офис Лас Палабрас.

Приехали.

Месяц истек.

Все было кончено.

Мы вышли из автобуса и взяли наши сумки, и началась официальная церемония прощания. Некоторые, как Дэйв, Полли и Бэкка, отправились в бар поесть, пока было время. Другие, быстро попрощавшись, поспешили к встречающим их родным. Немногие, такие как я, Матео, Клаудия и Риккардо, задержались у автобуса. Только они были почти дома. Рикардо хотел поехать в квартиру Клаудии, Матео нужно было домой. Я плохо представляла, где это, но знала, кто будет его ждать.

И я улетала домой. Как бы мне хотелось умереть.

– Когда у тебя рейс? – осторожно спросила Клаудия.

Я разговаривала сквозь боль. – Примерно через два часа или около того. Думаю, мне лучше как можно скорее вызвать такси.

Матео подошел к обочине и, сложив два пальца, громко свистнул, да так, что едва не лопнули барабанные перепонки. Вернувшись ко мне, он сказал. – Говоря об испанском языке, я предполагаю, что никогда не учил тебя бранным словам.

– Puta cona, vete a la mierda, punta, tonta, bastardo, pendajo, chinga tu madre (долбанная шлюха, пошла на хуй, дура, сволочь, тварь, твою мать), – выпалил радостно Рикардо.

– Рикардо! – Клаудия предупреждающе толкнула его в грудь.

Я еще умудрилась рассмеяться, но звучало это фальшиво. Затем к тротуару подъехало такси, и Матео быстро махнул водителю подождать минуту.

Мы так и стояли.

Вот и все. Это был конец.

Заебись.

Я не готова была прощаться.

Я никогда не буду готова попрощаться.

Я так и стояла, глядя на этих троих. Я боялась, что если пошевелюсь, то это будет конец. Я бы вечно так стояла на оживленной улице Мадрида, полной рабочих, спешащих на обед, мне не хотелось прощаться. Мы могли бы уйти и быть счастливы, сохранив любовь и понимание. Если я продолжу стоять там, то больше никогда не буду чувствовать себя одинокой.

Клаудия первой заключила меня в объятия. Она крепко меня обняла, гладя по волосам, улыбка постепенно сходила с ее губ. – Пиши мне каждый день на Facebook, телефонные звонки для меня тоже не проблема. Я люблю тебя, девочка.

Я стиснула челюсть, стараясь держаться. Я могла только кивать и улыбаться. Глаза жгло.

Следующим был Рикардо. Он ничего не сказал. Просто расцеловал меня в обе щеки и похлопал по спине – и все. Но я заметила слезы в его глазах, и этого было достаточно, чтобы задрожал мой подбородок.

Он вернулся к Клаудии, обнял ее и отвел подальше, чтобы оставить нас с Матео наедине.

Теперь я не сдерживала слезы, нос щипало. Я быстро смахнула их рукой и почти улыбнулась при мысли, как я сейчас выгляжу: волосы спутались и прилипли к моему мокрому лицу, нос весь красный и сопливый.

Глаза у Матео были грустные, и он подошел ко мне с распростертыми объятиями. Он прижал меня к себе, обнимая так сильно, как только мог. Я ухватилась за его пиджак, как за спасательный круг, не заботясь о том, что помну его, и крепко держала. Я не могла дышать. Я не слышала, бьется ли мое сердце. Я чувствовала себя, как в ловушке, полной боли, и единственная причина, по которой я не упала на землю и не разбилась, его руки.

Потом я сорвалась на громкий плач, давая выход эмоциям. Я хотела побыть с ним еще, но мое тело воспротивилось, исстрадавшись, и я решила: будь, что будет.

Но так не могло продолжаться. Не здесь. Не сейчас. И уж точно не с ним.

С этим было покончено. С этой маленькой жизнью, что была у меня в течение месяца, было покончено.

Теперь это была просто память.

– Вера, – хрипло произнес Матео мне в ухо, сжимая все крепче. – Не переставай верить в нас.

Затем он расслабился и отпустил меня, сделав шаг назад.

Я судорожно глотала воздух, пытаясь выровнять дыхание. Я уставилась на него, отметив печаль на его лице и сжатую челюсть. Я по-прежнему не могла говорить.

Он поднял руку, чтобы попрощаться.

Мне удалось махнуть в ответ.

Собрав всю силу воли, которая у меня оставалась, я развернулась и пошла к машине. Водитель взял мой рюкзак, бросил его в багажник и жестом предложил сесть на заднее сиденье.

Я приказала себе не оглядываться.

Но все же сделала это.

Матео все еще стоял там, подняв руку. Затем он положил ее на свое сердце.

Мое дыхание сбилось, и я с трудом заставила себя сесть на сиденье. Дверь захлопнулась – барьер между мной и мужчиной, которого я люблю и которого никогда не увижу снова.

Мы тронулись, и я смотрела назад, пока Матео совсем не исчез из виду.

Глава 18

Ванкувер

Я сошла с ума.

Совершенно свихнулась.

После восемнадцати часов без сна, трех пересадок и беспрерывного потока слез, я, наконец, приземлилась в Ванкувере, как зомби, лишенный чувств и онемевший. Это пришлось кстати, несмотря на плохую еду авиакомпании и пиво Даунинг, которым я пыталась приглушить чувства – это не принесло мне никакого психического успокоения. Я продолжала чувствовать эту боль, разъедавшую мой мозг, однако жизнь продолжалась, но я была слишком напугана, чтобы это понять.

Сыграл свою роль и культурный шок. Что удивительно – я всю свою жизнь прожила в Ванкувере. Мне вдруг показалось, что все надписи сделаны на китайском, а английский язык слышался с канадским диалектом. Все было стерильно, выглядело современно и скучно. Люди, которые натянуто улыбались и не смотрели вам в глаза. Когда я выхватила свой рюкзак из багажа и вышла на улицу, чтобы подождать брата – меня поразил влажный воздух и темно-серое небо. Был июль. Шел дождь.

К счастью, как и обещал мой брат, вскоре к обочине подкатил черный VW Golf.

Джош выбрался с водительского сиденья и поднял руку. – Я здесь!

И, наконец, я впервые улыбнулась, как мне казалось, за долгое время. Джош. Несмотря ни на что, я чертовски по нему скучала.

– Бля, ты загорела, – сказал он, обходя машину, чтобы обнять меня. Подойдя ближе, он скривился. – Но выглядишь дерьмово.

– Вот спасибо, – произнесла я, отдавая ему свой рюкзак. Он бросил его в багажник и заключил меня в медвежьи объятия.

Я почему-то думала, что он изменится за эти шесть недель, но он выглядел так же, как всегда. Джош был довольно неуклюжим подростком, пока ему не исполнилось девятнадцать. Затем он перестал расти (потому что рост его составлял 16 футов), накаченные мышцы, лицо прояснилось, а заикание исчезло. У него были голубые глаза отца и темно-коричневые волосы нашей мамы, вместо черных. Кольцо в губе, которое он не всегда носил, руки были в татуировках и не только они, благодаря моему влиянию. Я знала, что Джослин думает о нем, как о «плохом, красивом парне», но от этого описания моего брата, если честно, мне хотелось блевать. Джош и был в некотором смысле плохим мальчиком, симпатичным, но не больше.

– Хорошо, что ты дома, – сказал он. Затем отстранился и нахмурился. – Я так полагаю, что это чувство не взаимно.

– Я очень устала, – это все, что я могла сказать.

Мы мало разговаривали на протяжении всей поездки через весь город, которая заняла сорок пять минут. Я не могла говорить. У меня в груди образовалась дыра, и она разрасталась. Это было худшее эмоциональное похмелье в моей жизни. На самом деле это было похоже на жизненное похмелье. Как будто ты умираешь? Такое же чувство, когда кончается жизнь: боль потери за все переживания, через которые мы прошли?

Джош пробормотал что-то насчет того, что ему неловко от того, что придется остановиться, чтобы заправиться. Он хорошо мог угадывать чувства других людей. Но я не слушала, только смотрела в залитое дождем окно его нового автомобиля. Здания здесь выглядели такими простыми и скучными – нет истории, все однообразное. Все куда-то торопились, топая по лужам. Хотя в Ванкувере было много красивых растений, они выглядели темными и мрачными на фоне неба. Даже вид на горы Норт-Шор, которые возвышались над городом, как правило, захватывали дух, но сегодня они ничего во мне не всколыхнули. Я была всего лишь оболочкой.

Мне нужно поспать.

Когда мы подъезжали к задней подъездной дорожке нашего дома, Джош сказал, что мама готовит сюрприз, который в действительности не был таковым. Она заказала суши. Моя мама никогда не готовит, попросту не умеет, и в этом не было ничего необычного – мы по нескольку раз в неделю заказывали суши с доставкой на дом (мол, ешь суши, иначе помрешь с голода в Ванкувере). Я знала, что он просто пытается меня подбодрить, поэтому улыбнулась ему и снова достала телефон. Режим «в самолете» был отключен, и телефон не был в роуминге, я лихорадочно принялась просматривать сообщения в надежде, что Матео написал мне по электронной почте.

Ничего не было.

Я вздохнула и отложила его в сторону. Джош это заметил, когда парковался, и кивнул на мою сумочку. – Я следил за обновлениями на Facebook.Думал, ты будешь все выкладывать. Но ни пьяных лиц, ни испанского флага, обернутого вокруг вас, или потягивания сангрии я не заметил. Ничего.

Я пожала плечами. – У меня совсем не было времени, чтобы зайти на Facebook. – Кроме того, этой жизни и вовсе не было, пока я была в Лас Палабрас.

Наш дом был довольно-таки милым, в три этажа, с небольшой лужайкой и высоким сплошным забором, скрывавшим нас от чужих глаз. Но сумма за него была выставлена абсурдно огромная. Моя мать, считавшая себя настоящим агентом по продаже недвижимости и все такое, собиралась караулить его как можно дольше, чтобы «сорвать свой куш». На рынке недвижимости стоимость на него то поднималась, то опять опускалась, потом опять поднималась – это выглядело так, словно они цены не могли ему сложить.

Джош взял из моих рук рюкзак и с легкостью закинул его на спину. Сказывались тренировки в тренажерном зале. – Ты и слова не сказала о Германе.

Я приподняла бровь. – Герман?

– Мой автомобиль. Он же немец?

– Автомобиль разве не женского рода?

Он закатил глаза. – Ты гомофобка.

– Посмотрим, как ты будешь говорить «я собираюсь покататься на Германе» или «мне нравится заправлять Германа»?

Он пожал плечами, пока мы шли по гаражу мимо маминого Volvo. – Я не гомофоб. Кроме того, в сериале «Рыцарь дорог» автомобиль Хассельхоффа был мужского рода. Да, и в фильме «Влюбленная малютка» это был Хэрби.

– Ладно, ладно, – сказала я, отмахиваясь от него. Мы шли вверх по лестнице к главному входу. Он выглядел так же, как и всегда, знакомо, но стал каким-то чужим для меня.

Моя мама была на кухне, с бокалом вина и телефоном. Увидев меня, она одарила меня по-настоящему счастливой улыбкой, но затем повернулась спиной и продолжила разговор. По напряжению в голосе я поняла, что она разговаривает с клиентом.

Моя мать была красивой женщиной, даже для ее возраста. Хотя она была крошечной и набрала много лишнего веса в нижней части за последние годы, на ее лице не было морщин, а глаза за квадратными очками были молодыми. У нее были длинные темно-каштановые волосы, которые она всегда собирала в пучок. Я знала, она делает это для того, чтобы, как она считала, выглядеть по-деловому и тем самым подчеркивала свои высокие венгерские скулы.

Она была одета так же, как всегда, ее шкаф был переполнен строгими костюмами, и сегодня на ней был цвета военно-морского флота. Это вызвало в воображении образ Матео в столовой Лас Палабрас, одетый в серебристо-серый костюм, который сидел, как влитой. В моих мыслях он улыбался мне, обнажив ряд белых зубов на фоне смуглой кожи.

Так, что захватывает дух.

Чувство потери охватило мое сердце. Все, связанное с ним, казалось таким далеким. Ничего нельзя вернуть.

– С тобой все в порядке? – спросил Джош, положив руку мне на плечо.

Я кивнула, успев заметить, что на глаза снова наворачиваются слезы. – Часовые пояса.

Теперь мне пояса служат оправданием. Я то же самое сказала и маме за ужином, когда она заметила угрюмое выражение на моем лице. Почему-то мама все еще настаивала, чтобы мы ужинали в столовой, хотя во времена еще до развода многие разбредались по комнатам со своей тарелкой.

– Жаль, что Мерси здесь нет, – сказала мама, изящно поднося кусочек тунца ко рту. – Они с Чарльзом собирают средства.

Ну конечно. Будущий муж Мерси, Чарльз, был приезжим и работал на одного из крупнейших застройщиков в городе. Его компания всегда ставит на сбор средств или другую благотворительность, сама же я думала, что это был лишь способ уйти от налогов.

Я пожала плечами. Было что-то сверхъестественное, если Мерси оставила бы своего жениха ради меня. Смешно, но эти шесть недель заставили меня осознать, кто в моей жизни стоит моего внимания.

После ужина я сказала Джошу и маме, что иду спать в свою комнату. Было только семь, но опять же, часовые пояса. Но сейчас дело было даже не в этом. Я ощутила, как моя бессонница дает о себе знать, я едва чувствовала под собой ноги, когда шла по коридору в свою комнату.

Я достала ноутбук из сумки и запустила его с шумным вентилятором, чтобы загрузить фото, и оглядела свою комнату. Плакаты Mr.Bungle, Deftones, Nine Inch Nails, Soundgarden, Pearl Jam, Nick Cave, Bad Seeds и Depeche Mode – все смотрели на меня, а несколько располагались у меня в компьютере. Я оформила их в рамки, поэтому это не напоминало увлечение подростка. На комоде у меня лежали украшения из дерева, ретро-фенечки и фамильные драгоценности, которые я насобирала. На небольшой рабочий стол были свалены стопки журналов, твердые обложки книг в жанре фэнтези и мои учебники. На потолок я прикрепила карты звездного неба и звездочки, которые сияли в темноте.

Мой взгляд упал на созвездие Пегаса и Льва, и я вдруг снова увидела Матео, услышала его сильный акцент, когда он делал презентацию с такой легкостью и уверенностью, как он покраснел в конце, когда я аплодировала.

Полный отстой.

Вроде бы это было совсем недавно, а уже просто память. Что я буду помнить до конца жизни.

Я вздохнула, ожидая, что снова польются слезы, когда поняла, что их во мне не осталось, то подошла к кровати, рухнула на нее и сразу же заснула.

***

Проснувшись следующим утром, я на какие-то несколько секунд ощутила блаженство, думая, что все еще была в Лас Палабрас, но потом на меня свалилась реальность. Я моргнула несколько раз, чувствуя сырость. Дождь с шумом ударял в оконное стекло, частично скрывая небо.

Я вздохнула и некоторое время еще лежала, гадая сколько сейчас времени. Моя сумка была на столе, там, где я ее и оставила. При этом я была поражена внезапно нахлынувшей эйфории. Мой телефон. Кто знает, может, было сообщение. Мне нужно услышать Матео, я как наркоман нуждаюсь в новой дозе.

Я встала с кровати и бросилась к столу в той же одежде, в которой была в самолете. Которая была на мне, когда Матео обнял меня на прощание.

Стоп, сказала я себе. Тебе не пережить этот день, если ты берешься за все с плохим настроем.

Я убрала свои непослушные волосы за уши и достала телефон. Я получила сообщение от Мерси: «С возвращением», хотя она не умерла бы, если поставила восклицательный знак в конце. Было еще одно от Джослин, в котором она спрашивала, как я съездила. И это все, что было.

Я почувствовала почти физическую боль.

Я достала из бумажника листок бумаги, который Матео дал мне. Он сказал, что я могу отправлять сообщения в любое время. Я могла бы отослать его, но боялась, что телефон не был его личным. Что, если его жена очень любопытна и всегда проверяет его вещи? Что, если его жена безумно ревнива и после месячного отсутствия теперь не сводит с него глаз?

Что, если она узнала?

Я была расстроена. Я чувствовала, как с каждой минутой все, что было в Лас Палабрас, отдаляется, то, что произошло между нами, потихоньку ускользало, это как будто очнуться ото сна, но продолжать идти.

Я была плохим человеком. Это не было новостью, но теперь я это действительно знала. Я не была белой вороной, а была черной дырой. Я влюбилась в женатого мужчину, спала с женатым мужчиной. Он сказал, что я заставила его забыть свои обеты, и это сделало меня счастливой. Люди, как мне было противно.

И все-таки, это до сих пор делало меня счастливой. Я была очень счастлива. Это он подарил мне счастье.

Боже, я была подобно персонажам из мультфильма «Луни Тюнз». Внушая это себе, я пошла к своему телефону, чтобы проверить электронную почту, в надежде получить хоть что-то от него.

Но ничего не было. Никаких признаков того, что Матео когда-либо существовал, кроме как в моей голове.

И так начался мой новый день. Я медленно собралась, приняла душ, мои волосы обрадовались новому шампуню и кондиционеру. Я надела свежую одежду, которая недавно была постирана. Хотя горничная в Лас Палабрас раз в неделю относила нашу одежду в прачечную, я подолгу носила одно и то же. Я впервые за шесть недель наложила макияж, с ума сойти, ярко зеленые тени.

Каждую свободную минуту между душем, одеванием и макияжем, я проверяла телефон. От постоянного ввода пароля мой чертов большой палец атрофировался. И когда я наложила себе миску безглютеиновой каши (у моей мамы была аллергия на глютен, а мои хлопья Froot Loops были несвежими), то получила письмо. Я чуть не запрыгала от радости.

Это был Эдуардо, он создал группу о программе и теперь просил поделиться впечатлениями от пребывания в Лас Палабрас: что кому понравилось. Странно было снова смотреть на эти имена, стоя в стерильной кухне моей мамы – мои воспоминания тепла и света шли в противовес серости и сырости. Это было похоже на два разных мира, которые никогда не пересекутся.

Через минуту появился первый комментарий от Уэйна. Затем еще и еще. Мне не было интересно, что привлекло внимание Карлоса Лягушатника в первый день – я просто хотела услышать Матео. Но он так ничего и не написал.

Я реально не знала, что делать с собой. Мне не хотелось даже распаковывать вещи, чтобы не признавать, что это действительно конец. Но я не могла больше держать рюкзак, полный грязной одежды. Я взяла его, и мое сердце сжалось при виде турона Ниры и бронзовой свиньи, подаренной испанцами. Я аккуратно взяла их и положила на тумбочку, как будто это были птенцы. Теперь это была святыня Испании.

Да. Может, это и было странно.

Я сидела на постели уже несколько часов, обрабатывая фотографии на своей цифровой зеркальной камере, когда Джош просунул голову в мою комнату. Моей мамы не было весь день, так что на этот раз я была рада компании.

– Ты дома! – воскликнула я.

Он посмотрел на меня недоуменно. – Да, только что освободился. Медленный день какой-то.

Я могла по запаху определить, где он был: смесь гамбургеров и табака.

– Ты в порядке? – спросил он.

– Ты еще спрашиваешь.

– Ты, кажется, не очень рада меня видеть.

Я пожала плечами. Я, наверное, просто привыкла, что меня окружали люди двадцать четыре часа, семь дней в неделю.

– Что ты делаешь? – спросил он, облокотившись о дверной косяк. Он взглянул на мой рюкзак, на одежду, разбросанную по всему полу. – Уже сдалась?

Не ставь крест на нас. Последние слова Матео звучали у меня в голове. Я не могла. Но почему же он не связался со мной? Может, я должна написать ему. Он сказал, что это его личный номер.

– Вера, – позвал Джош громко. – Спустись на землю, сестра.

– Извини, – сказала я рассеяно, выключая камеру, и закрыла объектив.

– Слушай, – сказал он, – я собираюсь вечером в бар «Мэт» с несколькими приятелями. Ты пойдешь?

Тьфу. «Мэт». Тот стремный бар был популярен. Все равно… я собиралась выйти из дома, чтобы проветрить голову. Я не могла поверить, что ни с кем не разговаривала целый день.

Пришло еще сообщение от Клаудии и письмо от Сэмми, позже я влезла в узкие джинсы и натянула топ с глазами Фредди Меркури прямо на сиськах. Письма от девчонок подняли мне настроение, хотя Сэмми и прислала мне в письме изображение члена.

«Мэт» находился в той части города, что походила на декорации фильма «Ходячие мертвецы». Это было слишком далеко, чтобы идти пешком, а на такси дорого, к тому же Джош не собирался пьяным садиться за руль, поэтому мы сели в автобус. Было странно сидеть там и смотреть на людей вокруг. Хотя Мадрид и был шумным городом, там было больше жизни и дружелюбия. Больше улыбок.

– Почему у тебя такой вид, как будто ты замышляешь массовое убийство? – спросил Джош, наклоняясь, в то время как автобус проносился вниз по Бродвею. – Я чего-то не знаю?

– Они были правы, знаешь, – сказала я, – когда говорили, что Ванкувер не для развлечений.

– Может быть, но... ты же знаешь, что и здесь можно повеселиться?

– Люди в Испании были настолько... я не знаю... рады нас видеть. Дружелюбнее. Разговорчивее.

– В Ванкувере всегда было так. Он не слишком отличается от других крупных городов.

– Он изменился.

– Нет, Вера. Ты изменилась.

Он был прав. До недавнего времени я была счастлива здесь. Сегодня ночью это стало еще очевидней. Мы заняли стол в углу, возле грязной стойки бара, и пока мы ждали его друзей – я огляделась. Все было как всегда: пьяные телки, самоуверенные типы, пиво Pabst Blue Ribbon со льдом за три доллара, но теперь я сравнивала с Испанией. Там мужчины пялятся только, если пьяны, или чрезвычайно самоуверенные подойдут к женщине. Все это выглядело забавно: из колонок доносилась музыка, но никаких дружеских улыбок и кокетливых разговоров.

Друзья Джоша мало чем отличались – я знала это, но, по крайней мере, когда они были рядом со мной, разговаривали, то старательно пытались не смотреть на Фредди Меркьюри. Ну, не все из них. Я знала долговязого Бреда с самого детства. Фила я знала со школы. Я была для них практически сестрой.

Потом был еще Адам, парень, которого я встречала только несколько раз прежде. Он был довольно горячим, я бы отдалась ему: зелено-голубые глаза, широкая челюсть, колючие русые волосы, крепкого телосложения, поэтому я бы обычно не возражала, когда он уставился на мою грудь. Впрочем, сейчас это чувствовалось каким-то неправильным. Он смотрел плотоядно, хотела бы я, чтобы Фредди осадил его взглядом.

– Как Испания? – спросил Адам. – Наверное, тебе было не до веселья. Ты была на Ибице?

Я покачала головой, вертя в руках банку пива. – Нет, я была только в одном месте, в Акантиладо, помогала изучать английский.

– Какой отстой.

Я смерила его взглядом – Уж будь уверен, это не так.

Он откинулся в кресле и криво усмехнулся. – Как будто я не знаю, что такое преподавание? Это отстой. А вовсе не отпуск. Ты должна была увидеть какую-то культуру или что-то еще.

Я с шумом выдохнула. – Там много культуры.

– Так что это были за учения? С детьми?

– Нет, со взрослыми.

– Они что, были умственно отсталые?

Я посмотрела на него, готовая к обороне. – Нет, это были успешные люди. У всех был базовый уровень знания английского. Они хотели улучшить свой разговорный язык. Пополнить свой словарный запас и обрести уверенность в деловом общении.

Он пожал плечами. – Не знаю, что еще может звучать так же скучно.

Я закатила глаза. – Все, что угодно. Я встала со своего места и взглянула на Джоша, который смотрел на меня со странным выражением на лице. – Хочешь пить?

Он кивнул, а Адам сказал. – Возьми и мне, красотка.

Я протянула ладонь и пошевелила пальцами. Он был сбит с толку. – Дай мне денег, – сказала я, – и я принесу тебе выпивку.

Он хмыкнул и достал немного денег, бросая мне через стол. Он широко улыбнулся Джошу. – Черт, Джош, старшая сестра вернулась из Европы и вдруг ее от меня воротит.

Я странно на него посмотрела и взяла деньги со стола. Меня от него воротит? Я даже не знаю его. Я состроила ему глазки и несколько раз прошлась по его обиженному лицу, как раньше делала, но теперь все было по-другому. Адам – мальчишка, а я не хотела мальчишку. Я хотела мужчину, мне нужен был мужчина и один в частности.

Я пошла в туалет, чтобы проверить телефон – нет ли сообщений и писем. От Матео ничего.

Я почувствовала, как сжимаю в руке телефон, губы поджаты. Я засунула его обратно в сумочку и пошла к бару. Стоя в очереди, кто-то разлил пиво мне на ботинки, и я подумала, может мне уже достаточно этого места. Когда из колонок зазвучала песня «Летняя грусть», завизжали девчонки – тогда я все поняла. Я купила Джошу и Адаму пиво и поставила на стол.

– А где твое пиво? – спросил Джош.

– Я иду домой, – сказала я ему.

Он начал вставать, но я вытянула руку. – Нет, я в порядке. Оставайся. Это часовые пояса. Нужно идти спать. – Прочих я одарила быстрой улыбкой. – Спокойной ночи.