Текст книги "Дело смерти (ЛП)"
Автор книги: Карина Халле
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)
ГЛАВА 11
– Футболка дня! – говорит Мунавар, когда я подхожу к толпе студентов у лабораторного корпуса.
Я смотрю на него. На футболке написано «Сморчально серый» с изображением сморчка.
– Поняла шутку? – спрашивает он. – Как морально неоднозначные персонажи в книгах.
– О, поняла, – отвечаю я. – Может, я даже украду ее у тебя.
– Можешь взять, если хочешь, – говорит он, хватая подол, начиная снимать, оголяя свой круглый живот.
– Нет-нет, – восклицаю я, смеясь.
– Мунавар, – говорит Лорен с улыбкой. – Смотри-ка, готов отдать одежду с плеч.
Он пожимает плечами, на его щеках появляются ямочки.
– Извините за опоздание, – раздается запыхавшийся голос. Доктор Джанет Ву появляется позади нас с ключ-картой в руке, ее белый лабораторный халат развевается позади. – Была небольшая чрезвычайная ситуация в лаборатории размножения.
Она миниатюрная, молодая и привлекательная, с тонкими чертами лица и квадратными очками на кончике носа, ее длинные черные волосы блестят в слабом утреннем свете. Она одаривает всех извиняющейся улыбкой, проходя мимо, хотя заметно напрягается, увидев меня.
Я ее не виню – этим утром я выгляжу ужасно.
Я измотана, как обычно, несмотря на то, что съела всю свою порцию овсянки за завтраком. Мои мышцы болят, вероятно, из-за похода в лес, не говоря уже об ушибленной заднице и голове после падения. Плюс рука, в которую делали уколы, не перестает болеть. Я не могла спать на боку, как обычно.
Совсем не удивилась бы, если бы она знала о слухах моей встрече с волком. Уверена, что здесь нет такой вещи, как врачебная тайна. Обычно я слишком переживаю из-за того, что обо мне думают другие. Мне часто кажется, будто все меня недолюбливают. А теперь, похоже, у людей и правда появились причины относиться ко мне с подозрением.
Когда дверь открывается, мы все входим внутрь. Лаборатория оказывается меньше, чем я думала, с дверью в другом конце, которая, судя по размеру здания, не ведет наружу. Она напоминает мне лаборатории в Стэнфорде, предназначенные больше для обучения, чем для реальной работы.
Доктор Ву включает свет и просит всех занять места. Стулья расставлены вдоль столов, которые занимают половину комнаты, микроскопы, пробирки, сканеры и приборы IVD21 разбросаны повсюду.
Сажусь рядом с Лорен, на одно из немногих мест у окна. Только сейчас я понимаю, что окна односторонние, потому что я никогда не видела с улицы, что происходит внутри здания.
Доктор Ву стоит перед аудиторией возле доски, на которой видны следы от маркеров.
– Это «MiSeq», секвенатор ДНК, – говорит она, похлопывая по машине рядом с собой. – Я знаю эту машину лучше, чем собственного мужа. Шучу. У меня нет мужа.
Некоторые из нас смеются над ее милым, но неловким юмором, но, оглядываясь вокруг, я понимаю, что это не настоящая лаборатория. Это просто учебная лаборатория. Она только для нас. Настоящая работа фонда Мадрона, должно быть, ведется где-то в другом месте.
Сказать, что я разочарована, – ничего не сказать.
Пока я осматриваю комнату, встречаюсь взглядом с Клэйтоном. Он выглядит не лучшим образом и бросает на меня взгляд, типа «я же говорил».
Быстро отворачиваюсь, пытаясь сосредоточиться на докторе Ву.
– Я очень рада вести занятия в этом году, – говорит она, потирая руки.
Ее искренность и доброта сразу располагают к себе. Я чувствую, что хочу ей понравиться. Наверное, придется стараться изо всех сил и быть примерной ученицей.
Она начинает рассказывать о своей роли в фонде, о том, как долго она здесь работает, и о текущих достижениях с «Аманита эксандеско» и неврологией.
– Как вы все знаете, – продолжает она, глядя на стену позади нас, – различные антагонисты NMDA-рецепторов22 смогли исцелить инсульт и травмы головного мозга. Когда мы обнаружили «Аманита эксандеско», мы выяснили, что у него есть свойства, схожие с «Херициум эринацеус». При правильном секвенировании мы смогли выделить циатиновые дитерпеноиды, которые проявляли биологическую активность как стимуляторы синтеза NGF23. Сначала на крысах, но позже на свиньях и козах.
Затем она рассказывает о том, как они обнаружили, что Эксандеско может преодолевать гематоэнцефалический барьер, туда, куда не может добраться Ежовик, и что их исследования основываются на этом. Они пытаются выяснить, могут ли простые добавки с этими грибами действительно снимать воспаление в мозге или предотвращать его.
Внезапно доктор Ву замолкает. Она смотрит в пол, и ее нижняя губа начинает дрожать.
– Затем мы… – начинает она, и ее голос срывается. – Затем «Фармацевтика Мадрона» предоставила финансирование и оборудование для…
Она закрывает лицо руками.
Все в классе обмениваются недоуменными взглядами, не зная, что делать.
Доктор Ву поднимает голову, слезы текут под очками.
– Простите, я не могу продолжать, – говорит она, поворачивается и поспешно выходит из класса, хлопнув дверью.
Что за черт?
– Что это было? – спрашивает Лорен. – О нет. Может, у нее действительно был муж, и он умер?
Но я едва слушаю ее.
Я смотрю на Клэйтона.
Он улыбается мне.
У меня сводит живот.
– Пойдем, – говорю я Лорен, сразу же вставая и выходя из кабинета. – Занятие окончено.
– А если она вернется? – спрашивает она, хотя следует за мной. Остальная часть класса решает сделать то же самое, расходясь, как только мы выходим на улицу.
– Тогда она знает, где нас найти, – говорю я ей. – Мы все равно не сможем далеко уйти.
– Хотите побросать камешки на пляже? – спрашивает Мунавар.
– Нам что, двенадцать? – смеется Рав.
– Отличная идея, – говорю я. Все что угодно, лишь бы выбраться из той лаборатории, подальше от нервного срыва доктора Ву и этих странных намеков Клэйтона.
Мы идем по тропинке налево, пробираемся через кусты и спускаемся по неровному грунтовому склону, пока не оказываемся на пляже. Я сажусь на бревно рядом с Лорен, наблюдая, как Рав и Мунавар пытаются заставить камни скользить по воде, но у обоих ничего не получается. Камни с плеском тонут.
– Как твоя голова? – спрашивает Лорен.
– Все в порядке, – отвечаю я. – Просто болит, когда трогаешь.
Она наклоняется ближе, с хитрым выражением в глазах.
– Рав сказал, что вы с профессором Кинкейдом выглядели очень близки. Когда ты упала.
Я закатываю глаза.
– Он просто переживал за меня.
– Угу, – говорит она. – Думаю, ты не видишь того, что вижу я.
– Видимо, нет, – говорю я. Кусаю губу, чтобы не спросить, что именно она видит. Но не получается. – Что ты видишь?
Она играет с молнией на своей университетской толстовке.
– О, просто то, что он всегда смотрит на тебя. Пристально смотрит. Даже когда ты не смотришь. Особенно когда ты не смотришь.
Мое сердце пропускает удар, и я ненавижу себя за это.
– Правда? Я не замечала. У него же всегда такой пристальный взгляд, знаешь?
– Да. И причиной этого взгляда являешься ты. Он точно так не смотрит, когда я с ним разговариваю.
Я опускаю взгляд на свои ногти.
– Он сказал, что я очаровательна, – признаюсь я, чувствуя легкое смущение. – Хотя не уверена, что стоит повторять то, что он говорит во время наших сеансов.
– Детка, ты должна рассказать Лорен все! – говорит она, сжимая мое больное плечо.
– Ай! – вскрикиваю я громко, что аж Рав и Мунавар перестали бросать камни.
– Что? Прости. Я не хотела, – говорит она. – Ты в порядке?
Я киваю, правда вертится на кончике языка. Потребность поделиться становится непреодолимой.
– Вчера мне сделали прививки от столбняка и бешенства, – шепчу я. – Вот в эту руку. Она до сих пор очень болит.
Рав и Мунавар останавливаются перед нами, держа в ладонях плоские камни.
– Из-за удара головой? – спрашивает Рав, вопросительно поднимая бровь.
– Нет, – делаю глубокий вдох. – Я расскажу вам кое-что, и вы подумаете, что я сошла с ума, как Кинкейд и Эверли, но вы мои друзья, наверное.
– Я все равно отдам тебе эту футболку, – говорит Мунавар, поднимая подол свободной рукой.
– Мы твои друзья, – умоляюще говорит Лорен, заправляя прядь волос за ухо, ее взгляд серьезен. – Ты можешь нам рассказать.
Я смотрю на Рава и Мунавара, они кивают. Знаю, что Кинкейд не хотел, чтобы я рассказывала, но какая разница, если он все равно мне не верит?
– Пожалуйста, не… не переставайте со мной общаться, если решите, что я несу чушь, – говорю я им. – Я не переживу этого, особенно в таком месте.
– Обещаем, – говорит Мунавар.
И тогда я решаюсь и рассказываю им все, что случилось вчера, начиная с Клэйтона и заканчивая тем, как оживший волк скрылся в лесу.
– Тогда почему профессор Кинкейд солгал нам? – спрашивает Рав. – Он сказал только, что ты ударилась головой. Хотя я знал, что это не так. Ты говорила так, будто на тебя напали.
– Не знаю. Наверное, он не хотел, чтобы вы запаниковали из-за бешеного волка поблизости, особенно учитывая, что мы были в изолированном месте.
– По-моему, это действительно похоже на бешенство, – говорит Лорен. – Возможно, болезнь была настолько сильной, что фактически поддерживала жизнь волка.
– Еще кое-что, – медленно произносит Рав. – Разве вы не думаете о том же, о чем и я?
– Понятия не имею, – отвечаю я. – О чем ты думаешь?
– Только я? Ладно, ну, Аманита. Грибы. Возможно ли, что местные дикие животные съели этот знаменитый гриб? Мы все знаем, что Офиокордицепс влияет на некоторых муравьев. Что, если он попал в волков? Что, если этот штамм гриба может создавать зомби-волков вместо зомби-муравьев?
– Это не то, о чем я думаю, – говорит Лорен, кривясь от отвращения.
– Я тоже так не думаю, – говорю я. – Грибы не могут выжить при высоких температурах, которые есть у теплокровных млекопитающих, таких как волки или люди. Есть теории, что люди специально эволюционировали, чтобы иметь такую высокую температуру тела. К тому же этот конкретный гриб распространяется иначе.
– Думаю, ты посмотрел слишком много серий «Одни из нас», – говорит ему Мунавар.
– Видеоигра? – спрашиваю я. – Из нее сделали сериал?
– Ты не видела? – Мунавар смотрит на меня с недоверием. – Все студенты-микологи помешаны на этом сериале. Педро Паскаль? Ну?
– Мунавар, – резко говорит Лорен, пока Рав пинает его в ногу. – Давай вернемся к делу, хорошо?
Его лицо мрачнеет от стыда.
– Простите.
– Это просто предположение, – быстро говорит Рав. – Нам же нужны теории, правда?
Я вздыхаю и опускаю голову на руки. Хотя сейчас утро, хотелось бы лечь поспать.
– Не знаю. Может, я просто была в стрессе и видела галлюцинацию. Не в первый раз.
Все замолкают. Я смотрю на них, их глаза полны жалости.
– Ты часто видишь галлюцинации? – тихо спрашивает Лорен.
– Нет, – говорю я, неуверенная, лгу ли. – Только вчера, когда мне показалось, что я слышу, как кто-то зовет меня по имени.
– По тебе видно, что ты не высыпаешься, – говорит она, похлопывая меня по колену. – По крайней мере, ты стала больше есть. Может, тебе нужен выходной, чтобы отдохнуть. Скажи им, что тебе нужен перерыв по состоянию психического здоровья. Они поймут.
– Прошла всего неделя, – усмехаюсь я. – Впереди еще пятнадцать.
– Тогда это отличный момент, чтобы прийти в себя. Нас здесь ждет долгое лето.
Впервые с момента моего приезда я в полной мере ощущаю бремя нашего пребывания здесь.
Это начинает давить на меня так, что становится удушающе тяжело.
ГЛАВА 12
Проснись, Сидни.
Мои глаза резко открываются в темной комнате.
Кто это сказал? Это было во сне?
Сердце колотится, кровь стучит в ушах. Я делаю прерывистый вдох, прижимая одеяло к груди и пытаясь собраться с мыслями.
В комнате ужасно холодно. Когда я выдыхаю, вижу пар. До этого ночи были теплыми, но сегодня я начинаю сомневаться, работает ли вообще отопление. Может, его отключают на ночь для экономии энергии, и я просто раньше не замечала. Хотя днем было тепло и солнечно – наконец-то похоже на лето.
После срыва доктора Ву мы остались на пляже. В итоге все начали соревноваться, кто лучше запустит камень по воде, и наслаждались погодой до обеда. Потом была очередная «экспедиция за грибами» с Ником. Мы пошли по лесной дороге на запад собирать образцы лишайников с клена. Ник сказал, что у доктора Ву сейчас личные проблемы – она потеряла друга, и на следующей неделе Эверли заменит ее на занятиях.
За ужином у меня был хороший аппетит. Я с удовольствием съела жареного лосося и запеченные овощи, а потом рано легла спать, как обычно, но на этот раз записала кое-что в дневник.
Я вздыхаю, надеясь снова уснуть, и глубже зарываюсь в подушку, стараясь не давить на больную руку. Уже почти засыпаю, когда слышу то, что вырывает меня из дремы.
Громкий стон за дверью.
Скрип половиц.
– Черт, – шепчу я, застывая. Только не снова.
Поворачиваю голову к двери.
Под щелью тусклый свет, странное белое свечение.
В коридоре тень от двух ног.
Я резко вдыхаю. Холодный воздух застывает в груди, страх проникает в кости, словно хочет поселиться в костном мозге.
Что за чертовщина?
«Пожалуйста, пусть это будет студент», – думаю я. Пусть даже Клэйтон.
Не знаю, почему мой разум обращается к сверхъестественному, но это неудивительно в таком старом скрипучем домике, да еще с зомби-волками в лесу.
Человек двигается, перенося вес с одной ноги на другую. Что-то в этом движении говорит мне, что он нервничает, и это точно не призрак.
Затем он идет дальше, половицы скрипят.
«Не двигайся», – говорю я себе.
«Пусть уйдет».
«Не вставай».
Но я все равно встаю, будто кровь моя – металл, а снаружи держат огромный магнит. Надеваю тапочки, хватаю халат и кутаюсь, потом иду к двери.
Я не хочу слушать. Не хочу слышать этот ужасный нечеловеческий голос, шепчущий «пожалуйста». Я уже слышала говорящего волка – этого достаточно.
«Освободи меня», – сказал он.
Это то, о чем я умолчала, рассказывая Кинкейду, Эверли и остальным об этом. Им не нужно было знать.
Вместо этого я кладу руку на ручку и резко открываю.
Коридор темнее обычного. Вместо светильников, горящих через равные промежутки вдоль стены, только одна лампа посередине, погружающая все остальное в тень.
В конце коридора размытая фигура – девушка в белой ночной рубашке, вспышка длинных темных волос и она исчезает в душевой.
Я смотрю на нее, пытаясь привыкнуть к темноте. Это могла быть Наташа – у нее похожие волосы – но было что-то тревожное в том, как она шла, как держалась…
Словно сломленная.
Я стою, ожидая, когда она закроет дверь душевой.
Но она не закрывает. Дверь приоткрыта, и я могла бы заглянуть внутрь, если бы было достаточно света. Но там кромешная тьма – не просто тени, а настоящая пустота.
В доме так тихо, будто он затаил дыхание вместе со мной. Я не слышу ни храпа, ни шорохов спящих людей, ни звука душа, ни голосов в душевой.
Что происходит?
Я иду по коридору в тапочках, стараясь не наступать на скрипучие половицы. Проходя мимо светильника, замечаю, что это ночник – он включается при отключении электричества.
Когда подхожу к концу коридора, наконец слышу звук.
Он доносится из душа.
Шуршание, похожее на…
Хриплое дыхание.
Я останавливаюсь у самой двери, боясь открыть ее, боясь спросить, все ли в порядке, нужна ли помощь. Грудная клетка сжимается, будто сдавливая сердце все сильнее и сильнее, пульс становится неровным, словно пытается вырваться.
Я протягиваю руку.
Она дрожит.
Холодный воздух ползет по спине, кожа покрывается мурашками.
Хватаюсь за ручку.
Тяну ее.
Смотрю в бездну, в черную пустоту, где есть только смерть и бесконечность. В душе никого нет, и я боюсь, что нигде больше никого живого не осталось. Есть только я и эта бесконечная тьма, поглощающая меня целиком. Это дом пожирает меня заживо.
Скрип.
Позади меня.
Я резко оборачиваюсь и вижу, как дверь моей комнаты в конце коридора закрывается.
Что за чертовщина?
Бегу по коридору к своей двери, хватаюсь за ручку.
Она не поворачивается. Я не могу открыть. Трясу снова и снова, но она не поддается.
Я оставила ключ в замке с другой стороны, и теперь кто-то там не пускает меня.
Черт, теперь я даже не хочу туда заходить.
«Посмотри в замочную скважину», – думаю я.
Но я боюсь представить, как наклоняюсь и смотрю в отверстие, а оттуда на меня смотрит белый глаз того волка.
Я отступаю. Могу попросить помощи у Лорен или Рава, но что они сделают? Мне нужно найти Дэвида Чена и взять запасной ключ.
Решаю поговорить с Эверли. Она говорила, что можно прийти к ней даже посреди ночи.
Я быстро спускаюсь по лестнице и выхожу в ночь.
Туман густой, скрывает луну. Я торопливо иду по настилу, стараясь не поскользнуться на влажных досках, ведь я в тапочках. Кутаюсь в халат, холодный влажный воздух кусает кожу. Все вокруг в темноте, только кое-где горят фонари. Вода гладкая и темная, как обсидиановое стекло.
Подхожу к домику Эверли и останавливаюсь у двери. Не хочу ее будить, особенно после того, как она уже имела дело со мной вчера, но выбора нет.
Стучу быстро, пальцы болят от холода. Боже, сейчас же май. Здесь должно быть тепло. Почему так холодно?
В окнах мелькает луч фонарика, затем дверь открывается. На пороге стоит Эверли с фонариком в руке, в шелковой пижаме, маска для сна сдвинута на лоб.
– Сидни. Что случилось? Ты в порядке?
Она выходит и тянется к моей голове, ощупывая ее, будто я снова ударилась.
– Кто-то в моей комнате, – говорю я. – Я слышала кого-то за дверью. Пошла проверить в коридоре, но, наверное, это была ловушка или что-то такое. Они зашли в мою комнату и заперли дверь. Я не могу войти, а ключ там.
Она хмурится.
– Кто-то разыгрывает тебя?
«Надеюсь, это просто розыгрыш», – думаю я.
– Один из тех «плохих яблок», о которых ты говорила? – Я смотрю на фонарик. – Электричества нигде нет?
– Генератор отключился, – говорит она. – На пару часов.
– Почему?
– Техническое обслуживание, – говорит она, беря меня за руку. – Ты, должно быть, замерзла. Заходи, я зажгу свечи.
Она заводит меня внутрь, закрывает дверь и ведет через темную комнату к дивану, накрывая мне ноги одеялом.
– Согрейся и подожди здесь. Я разбужу Дэвида и возьму запасной ключ, потом мы все вместе пойдем.
Она подходит к свече на кофейном столике, берет спички и зажигает ее. Затем надевает пальто и угги.
– Скоро вернусь.
Она уходит, луч фонарика мелькает между деревьями за окном, прежде чем исчезнуть.
Я осматриваю гостиную Эверли. Здесь, по крайней мере, намного теплее, чем в главном корпусе. В мерцающем свете свечей, наполняющем воздух ароматом апельсинов и гвоздики (прямо как на Рождество), я различаю современную мебель и изысканные картины на стенах. Может, домик и небольшой, как остальные, но я не сомневаюсь – все здесь стоит тысячи долларов.
– Привет.
Я подпрыгиваю на месте и вскрикиваю.
В комнату входит мужчина, кутаясь в фланелевый халат.
Не просто мужчина – Майкл Петерсон, муж Эверли. Требуется мгновение, чтобы узнать его. Я не видела его с самого первого дня.
– Прошу прощения, я не знал, что у нас гости, – говорит он монотонным голосом. – Где Эверли?
– Мою комнату заперли. Она пошла за Дэвидом, – протягиваю руку. – Я Сидни.
– Сидни, – произносит он медленно, словно смакуя слово, хотя его глаза, как всегда, холодные, а выступающие брови отбрасывают глубокие тени. Он подходит ко мне и встает прямо напротив, возвышаясь надо мной. – Да, я помню, Эверли рассказывала о тебе.
Он не пожимает мою руку.
Я неловко убираю ее, чувствуя, как горят щеки.
– Надеюсь, говорила хорошее.
– О да, только хорошее. – Он садится в кожаное кресло напротив меня. – Расскажи, Сидни, как дела?
– Если не считать того, что пришлось потревожить доктора Джонстон посреди ночи, а заодно и ее мужа, потому что заперли мою комнату? Все прекрасно.
– О, не беспокойся из-за меня, – говорит он. – Я редко сплю. Мозг, знаете ли, – он постукивает себя по виску, – он не умолкает.
– Понимаю.
Он слегка улыбается, но от этой улыбки мне становится не по себе. Он наклоняется вперед, опираясь на локти, и просто смотрит на меня. Ничего не говорит, просто смотрит.
А я… ну, я из тех, кто всегда найдет, что сказать в тишине.
– У вас здесь очень красиво, – говорю я, оглядываясь по сторонам, хотя особо ни на что не смотрю. Он все еще таращится, и это начинает нервировать. Когда же вернется Эверли?
– Как долго вы здесь живете? – спрашиваю я просто чтобы что-то сказать. – У вас есть где-то еще обычный дом? Наверняка есть.
Он откидывается в кресле, приподняв бровь.
– Я бываю здесь не так часто, как моя жена. Приезжаю, когда есть важная работа. В остальное время меня можно найти в Кармеле. Кармел У Моря. Бывала там?
– Нет, – отвечаю я.
– Но ты же родом из Северной Калифорнии. Это меня удивляет.
Он знает, откуда я? Наверное, Эверли рассказала.
– Кармел – богатый район. А я выросла в бедности, – говорю я прямо, просто чтобы посмотреть, как он отреагирует.
Но он даже не шелохнулся.
– Вот как? Какая трагедия.
Я неловко пожимаю плечами.
– Все было не так плохо. У меня была замечательная бабушка.
– А твой отец погиб в море, – вздыхает он.
Мои мышцы напрягаются. Я бросаю на него резкий взгляд.
– Откуда знаете?
– Я знаю все о каждом студенте. – Он натянуто улыбается. – В моей голове столько информации, что иногда я путаю, кто есть кто за все эти годы. Но да, Сидни Деник, я знаю все о тебе. Столько ужасных потерь. Ты, наверное, удивляешься, почему смерть так привязана к тебе.
Ладно, теперь мне точно нужно, чтобы Эверли вернулась.
– Я просто списываю это на чертову неудачу, – говорю я с резкими нотками в голосе, предупреждая его прекратить.
Он усмехается. Звук пустой.
– Понимаю. Да. Невезение. С этим я согласен. Ты – женщина с неудачной судьбой. И все же ты – чудо. Ты здесь. Ты одна из немногих, кто может увидеть фонд в его самом первозданном состоянии. Ты заглядываешь за кулисы, проходишь за бархатный шнур. Ты станешь примером для будущих.
– Примером чего? – спрашиваю я.
Но он только ухмыляется, его зубы очень белые, а глаза ужасно недобрые.
Я не хочу оставаться с этим человеком наедине.
Внезапно дверь распахивается, и входит Эверли с Дэвидом Ченом.
– Сидни, – говорит Дэвид, когда я вскакиваю на ноги, радуясь, что могу уйти. – Эверли рассказала мне, что случилось. Мы проверили твою комнату. Там никого не было.
Я яростно качаю головой.
– Нет. Был кто-то. Я знаю, что был. Я не могла войти!
– Мы тебе верим, – говорит Эверли, вкладывая ключ мне в руку. – Думаю, кто-то просто разыграл тебя. Но он знал, что его поймают, и ушел, чтобы не попасться. – Она понижает голос, вглядываясь в меня. – Ты знаешь, кто это мог быть?
Я хочу сказать, что это Клэйтон, и после моей беседы с Кинкейдом я чувствую, что именно этого она от меня и ждет. Но я не уверена, что это был он. Он и так ведет себя странно, и я не хочу его оговаривать.
– Понятия не имею, – говорю я. Вижу, что она мне не верит.
– Ну, это похоже на безобидную шутку, – говорит Майкл. – Рад, что все разрешилось. Я иду спать. Приятно было познакомиться, Сид.
Он уходит, а я оборачиваюсь к Дэвиду и Эверли.
– Так там действительно никого не было?
Никакого призрака, стоящего в углу лицом к стене в стиле «Ведьмы из Блэр»?
– Нет, – говорит Дэвид. – И ключ был вставлен в замок с внутренней стороны, но не повернут. Студенты иногда шутят, но я понимаю, почему это тебя расстроило.
– Пойдем, я провожу тебя обратно, – говорит Эверли, направляя меня к двери.
Мы выходим в туман, Дэвид уходит проверить генераторы. Эверли молчит, пока мы идем по усыпанной сосновыми иголками тропинке за корпусом, вместо того чтобы идти по настилу.
– Прости, что разбудила тебя, – говорю я ей.
Она одаривает меня мягкой улыбкой, едва заметной в темноте.
– Я же сама тебе сказала. Днем или ночью. Я рада, что ты пришла, иначе ты бы спала в коридоре. Или, что еще хуже, подралась бы с другим студентом. Это последнее, что тебе нужно во время пребывания здесь.
Я с трудом сглатываю и киваю.
– Да.
– Я все равно собиралась с тобой поговорить, – говорит она.
– О чем?
– Мне позвонили из Стэнфорда.
Я резко замираю.
Могу только смотреть на нее, пока она останавливается и поворачивается ко мне.
Лукаво улыбается.
– Ах ты хитрая маленькая сучка.
