Текст книги "Не бойся волков"

Автор книги: Карин Фоссум

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

– Да, конечно, – серьезно согласился он, будто разговаривал со свидетельницей, которая вдруг припомнила что-то важное.

– Я понимаю, что кто-то может со мной не согласиться. Но мы же взрослые люди.

– Все в порядке. – Сейер залпом проглотил стакан минералки и опустил глаза, так что взгляд его упал на бумажную карту мира. Африка. Раздираемая войнами. Прямо как он сам. Казалось, поднеси к нему спичку – и он загорится, как керосиновая лампа. Он запылает от малейшей искры. Например, если ее рука придвинется чуть ближе. Она лежала на столе, такая узкая и мягкая, всего сантиметрах в тридцати от его собственной руки.

– Я же не собираюсь вас убивать. – Ласково улыбнувшись, она похлопала его по руке.

– Убивать? – тревожно переспросил он.

– Как я уже сказала, мне просто захотелось вас еще раз увидеть. Только и всего.

– Мы признательны за любую оказанную помощь… – после заминки ответил он, не сомневаясь, что она вспомнила что-то важное по поводу расследования.

– Я помогу вам, – сказала она, глядя ему прямо в глаза, – ответьте мне на один простой вопрос.

Сжав стакан, он вежливо кивнул.

– Вы рады меня видеть?

И тогда Конрад Сейер, старший инспектор уголовной полиции, рост которого составлял метр девяносто шесть сантиметров, а вес – восемьдесят три килограмма, вскочил со стула. Он не верил собственным ушам. Сейер подошел к окну и посмотрел вниз, на реку и плавающие по ней лодки.

«Все мои защитные механизмы вышли из строя, – понял он. – Она докопалась до самых глубин души. И мне некуда спрятаться».

– Я не тороплюсь, – тихо сказала она, – и дождусь ответа.

«Что будет, если я отвечу? Да решись же наконец. Тебе же не нужно сознаваться в убийстве. Тебе просто надо сказать да».

Он медленно повернулся, и их глаза встретились.

* * *

В дежурное отделение начали поступать первые звонки. Эркки видели в четырех различных местах, расположенных настолько далеко друг от друга, что он вряд ли успел бы там побывать. Эркки видела молодая девушка с коляской, гулявшая вдоль трассы 285. Она запомнила его футболку. В то же самое время его видела сотрудница автозаправки «Шелл» в пригороде Осло – он заходил туда. Причем машины у него не было, он пришел и ушел пешком. А водитель трейлера подобрал Эркки по дороге возле Эрье и перевез через границу в Швецию. Канник Снеллинген узнал только о водителе трейлера – ему рассказал Полте. «Эркки уехал в Швецию, только что по радио сказали. Прикинь, Канник, вот этот водитель попал! Он и не знал, кто садится к нему в машину!»

«Да вряд ли он испугался. Такие обычно ничего не боятся». Канник потерял в лесу две стрелы. Две карбоновые стрелы марки «Зеленый орел» с настоящим оперением, двести двадцать крон штука. Он даже думать не хотел, что можно пойти поискать их. Там полно диких зверей, они могли затоптать стрелы. Или там прошел дождь – значит, сейчас в грязи их уже не разглядеть. Канник хорошо помнил, откуда стрелял, поэтому представлял, куда они могли упасть. Сперва он собирался вернуться за стрелами, но время шло, а выходить ему не разрешали. Поэтому о стрелах придется забыть. Закрывшись в комнате, Канник смотрел в окно и громко смачно рыгал, чувствуя во рту привкус капусты и лука после съеденного на ужин мясного рагу. Сегодня они не пошли купаться, а Маргун весь день просидела с какими-то документами. Его лук она забрала с собой и заперла в большом металлическом сейфе. Там хранились и другие их скудные ценности – фотоаппарат Карстена и охотничий нож Филиппа, который тому разрешалось использовать только в присутствии взрослых. Сейф был заперт, но ключ хранился в столе Маргун, в маленькой пластмассовой коробочке, вместе с другими важными ключами. Об этом знали все.

Канник тоскливо посмотрел в сторону леса и заметил вдалеке несколько здоровенных ворон. А всего в километре от мусорных баков он увидел пару чаек – похоже, живется им тут отлично, вон они какие жирные, прямо как альбатросы… Еще он увидел спину Карстена – стоя возле печей для сжигания мусора, тот пытался прикрутить к велосипедной раме подставку для бутылки. Зажим оказался слишком широким, и Карстен вырезал из шланга кусочек резины, который старался засунуть между зажимом и рамой. Он то и дело вытирал лоб, поэтому физиономия его была вымазана машинным маслом и грязью. Рядом стояла Инга, она внимательно наблюдала за Карстеном. В приюте она была выше всех, даже выше Ричарда, тоненькая, словно Барби, и прекрасная, как мадонна. Карстен старался напустить на себя серьезный вид, но у него не очень получалось. А Инга явно потешалась над ним.

«Преимущества приюта, – подумал Канник, – в том, что хуже уже некуда. Во всяком случае, намного хуже не будет». Даже если он сбежит и чего-нибудь натворит, то его лишь отправят домой. То есть в приют. Есть, конечно, места и похуже, например, тюрьма Уллерсмо или центральная тюрьма Ила, но возраста уголовной ответственности он не достиг, поэтому пока его туда упечь не смогут. Все это – лишь возможное будущее, которое самого Канника не особо занимало. Зато взрослые без умолку о нем болтали. «Что же с тобой будет, а, Канник?» Нет, настоящее их не интересовало – то, что он заперт в этом отвратительном заведении, где вынужден подчиняться правилам. То, что он живет в одной комнате с Филиппом и каждую ночь слушает, как тот сопит. Что он прибирается и пылесосит в комнате для отдыха. И выслушивает брюзжание Маргун… Внезапно отскочив от окна, Канник приоткрыл дверь. Где-то вдали он услышал голос Маргун и журчание воды. Возможно, она стирает одежду, а Симон, по обыкновению, стоит подле нее и несет какую-нибудь чушь. Значит, Маргун на первом этаже, в комнате для стирки, рядом с душевыми кабинками… А ее кабинет, где она спрятала лук, находится в противоположном крыле здания. Пусть Канник толстый, зато он шустрый. Выскользнув в коридор, он добрался до пожарной лестницы. Согласно инструкции, двери туда никогда не запирались. Яффа в восторге от пожарников и их униформы, поэтому пожар в приюте случался уже дважды. Ступеньки поскрипывали. Стараясь равномерно распределить свой немалый вес, Канник осторожно спускался по узким ступенькам. Наконец он оказался возле двери ее кабинета и вдруг с ужасом подумал, что Маргун могла запереть дверь. Однако опасения не оправдались: Маргун полагала, что если воспитанники будут постоянно натыкаться на запертые двери, то это пойдет им во вред. Канник проскользнул в кабинет и, поглядывая на шкаф, подцепил пальцем ящик стола и открыл его. Стараясь действовать быстро и без лишнего шума, он отыскал коробочку с ключами и отпер маленький висячий замок. В сейфе лежал футляр с луком. Его собственным луком марки «Центра», темно-красным с черными вставками. Вот он – великая гордость Канника. Сердце бешено колотилось. Канник вытащил футляр, запер шкаф, спрятал на место ключ и выскочил из кабинета. Он спустился в подвал, а оттуда вышел на задний двор. Здесь его никто не заметит. Откуда-то издалека доносился громкий смех Инги.

В лесу Канник ориентировался прекрасно, поэтому вскоре вышел на тропинку, по которой ходил уже сотни раз. Сейчас, ни от кого не прячась, мальчик грузно ступал по земле, и птицы умолкли, услышав звук его шагов и словно почуяв, какое грозное оружие спрятано в футляре. Канник пошел по тропинке, огибавшей огороды Халдис с запада, решив не приближаться к дому. Вспоминать про убитую было неприятно, а Канник знал, что, увидев дом и крыльцо, сразу вспомнит ту ужасную картину. К тому же стрелы он потерял в другом месте, а сюда пришел, чтобы отыскать их, и когда найдет, то попробует подстрелить пару ворон и двинет домой. И возможно, он даже успеет положить лук обратно в шкаф, так что Маргун ни о чем не догадается. Прежде он так уже делал. Маргун довольно забавная – всегда думает про окружающих лишь хорошее. Это словно превратилось для нее в своего рода религию, ритуал, который она была обязана выполнять. Например, однажды Канник подменил тысячную купюру в кассе купюрой в пятьсот крон, а у Маргун даже мысли не возникло, что у кого-то из них могли водиться подобные деньги. Поэтому она решила, что сама перепутала, потому что «нынче все банкноты одинаковые». Канник резво шагал вперед. Несмотря на полноту, ходил он быстро, но сейчас запыхался и сильно вспотел. Продвигаясь по лесу, мальчик медленно погрузился в мир любимых фантазий, о котором никому не рассказывал. Реальность отступила, а деревья вокруг него изменились, превратившись в экзотический лес. Вдалеке журчала река, и Канник стал теперь индейским вождем Херонимо, кочующим по горам Аризоны. Ему во что бы то ни стало требовалось поймать шестнадцать лошадей – именно столько нужно, чтобы прекрасная Алопе стала его женой. Канник брел с закрытыми глазами, приоткрывая их лишь изредка, чтобы не споткнуться.

«Ветер шепчет: Нимо, Нимо…»

В постели у него спрятаны пять сотен скальпов. Поглаживая футляр с луком, он подумал в точности так, как мог бы подумать великий вождь: «Все вокруг обладает силой. Потревожь их – и они потревожат тебя». Где-то вдали заливисто залаяла собака. А потом все стихло.

* * *

По лбу Моргана градом катился пот. Перед глазами маячило дуло револьвера. Наверное, он все еще спит. Возможно, заражение настолько серьезно, что порождает видения. Вот он и начал бредить. Морган посмотрел на Эркки. Бедняга, ведь у него-то подобные видения случаются намного чаще… Представить страшно: из года в год несчастному кажется, будто его убивают, наказывают, он живет в постоянном невыносимом страхе.

– Мне плохо… – простонал Морган, – по-моему, меня тошнит.

Проспал он долго – свет за окном изменился, а тени стали длинными. Эркки заметил, что кожа у Моргана приобрела желтоватый оттенок, и опустил револьвер.

– Тогда пусть стошнит прямо здесь, – сказал он, – пол все равно грязный.

– Где ты добыл пистолет? Ты же выкинул его в озеро! – Осторожно сев, Морган уставился на оружие. – Ты все время его таскаешь с собой, да? – Он съежился, чтобы живая мишень уменьшилась. – Почему ты тогда не пристрелил старуху? По радио сказали, что ты зарубил ее насмерть!

Щеки Эркки запылали гневом. Он вновь поднял пистолет.

– Стреляй! Мне плевать! – выкрикнул Морган. Удивительно, но ему и правда было все равно. Силы его иссякли.

– Тебе нужно к доктору, – задумчиво проговорил Эркки. Рука с пистолетом дрожала. Если сейчас выстрелить, то пуля либо угодит Моргану в живот, либо застрянет в диване.

– С чего это ты так обо мне заботишься? Думаешь, я куплюсь на это? Кто вообще поверит чокнутому? Ха! Да я даже до дороги не дойду. Голова кружится. И холодный пот. Это значит, что у меня шок, верно? – Морган вновь улегся и прикрыл глаза. Вообще-то этот придурок запросто может пальнуть, и Морган замер, ожидая выстрела. Он где-то вычитал, что, когда в тебя стреляют, боли почти нет, ты лишь ощущаешь сильный толчок – и все кончено.

Эркки разглядывал нос Моргана. Он вспух и отвратительно посинел. Эркки провел языком по зубам, вспоминая вкус кожи и плоти и мерзкий привкус крови. Морган ждал. Но выстрела не последовало.

– Хренов придурок! – застонал он. – Ну и натворил ты дел… Я же теперь умру от заражения крови.

Эркки опустил руки.

– Тогда я поплачу о тебе.

– Да пошел ты!

– Ты всего лишь яйцо в руках ребенка.

– Да заткнись ты наконец! Прекращай трепаться! – Да, Морган попал в театр абсурда. Сомнений у него не оставалось. Сегодняшний день будто кто-то придумал. – Ты же видишь, что у меня воспаление – меня знобит, понимаешь ты это?!

– Ты можешь позвать мамочку, – предложил Эркки, – я никому не разболтаю.

– Сам зови мамочку! – Но прозвучало это не грубо, а жалко.

– Она умерла, – серьезно ответил Эркки.

– Неудивительно. Наверняка ты и ее прикончил.

Эркки готов был ответить, слова едва не сорвались с его губ. Он оцепенел.

– Дай мне куртку, – пробормотал Морган, – я совсем замерз… Эй, ты чего? Ты какой-то странный.

– Она упала с лестницы. – Напрягшись, Эркки сжал пистолет. Все оказалось так просто – это всего лишь слова, но сейчас они предали его. Он и подумать не успел, как уже произнес их. Эркки вдруг повалился на пол, а пистолет отлетел в сторону и негромко ударился о стену. Эркки скрючился, надеясь, что выдержит. В его теле вновь зияла дыра. Он учуял запах собственных внутренностей, гнилой плоти, переваренной пищи, желчи и желудочного сока. Жидкость вздувалась пузырями, внутренности с шипением вываливались наружу, а газы, смешиваясь с воздухом, издавали самые удивительные звуки. Поглощенный собственным ничтожеством, задавленный отчаянием, Эркки ползал по полу.

– Ты чего? Тебе тоже плохо? – ужаснулся Морган. – Не смей! Ты должен пойти и позвать на помощь! Лучше уж посидеть в тюряге, чем сдохнуть от столбняка в этой халупе! Ты же знаешь дорогу! Черт, да приведи же ты кого-нибудь! Нам надо выбраться отсюда!

Эркки не ответил. Постанывая, он метался из стороны в сторону, так что половицы трещали. Будто кто-то невидимый набросился на него и теперь разрывал на части. Немного погодя он закашлялся, словно хотел отрыгнуть или его затошнило, а может, и то и другое. Морган испугался. Господи, он что, попал в дурдом?! Будто в этих стенах было что-то ядовитое. Может, эти бревна прокляты и, когда они оказались здесь, проклятье медленно выползло и поразило их обоих? Целая вечность прошла с того момента, как он зашел в банк и вытащил пистолет. Почему же полиция не ищет их? Ведь они должны были найти машину! И сразу бы догадались, что Морган с заложником прячутся в лесу… Какого черта они накрыли машину брезентом?.. Эркки наконец затих. Лежа на полу, он жадно хватал ртом воздух. Морган взглянул на пистолет.

– Ну ты даешь, – тихо сказал он, – что с тобой такое?

Эркки принялся подбирать с пола внутренности. Моргану казалось, что Эркки поднимает что-то невидимое. Лицо его скрылось за черными волосами, и он напоминал заблудившегося слепого.

– Тебе что-то померещилось? – недоумевал Морган. – Слушай, дай мне виски.

Эркки сел и, склонившись вперед, схватился за живот. Глаза он прикрыл, а тело его напружинилось. По подбородку текла слюна.

– Не трогай меня. – В горле у него забулькало.

– Да не трогаю я тебя. Я просто дико замерз. И хотел надеть твою куртку. Там еще осталось виски? Посмотри потом, ладно? Когда у тебя, э-э… припадок закончится…

– Я сказал: не трогай меня!

Темные синтетические брюки наэлектризовались, и, когда Эркки наконец поднялся, послышался слабый треск. По-стариковски согнувшись и схватившись за живот, Эркки доплелся до стены и подобрал пистолет, а потом прошел в спальню. Свернутая куртка лежала на кровати. Придерживая одной рукой живот, другой Эркки схватил куртку и вернулся в гостиную. Открытая бутылка стояла возле радиоприемника. Глядя в окно, Эркки отхлебнул виски. Телу нужно было время, чтобы прийти в себя. На этот раз все произошло совершенно неожиданно. И будущее его ждет невеселое. Он смотрел на темную гладь озера – рябь исчезла, озеро казалось мертвым. Все вокруг было мертвым. Ты никому не нужен. Им нужно лишь то, что ты сможешь им дать. Моргану нужна куртка и виски. У тебя есть, что дать им, а, Эркки?

Он стоял с курткой в руках и пил виски. Он мог бы накрыть Моргана курткой. Жест дружеского внимания. Вопрос в том, что от этого изменится. Появится ли в жизни смысл?

– Не пей все!

Эркки пожал плечами.

– Ведь алкоголь тебе безразличен, – равнодушно сказал он.

– У меня нос ужасно болит.

– Грабить вместе весело. Умирать вместе – настоящий праздник, – сказал Эркки, протягивая Моргану бутылку.

Морган с такой жадностью хлебал виски, что у него выступили слезы. Затем он отставил бутылку и глубоко вздохнул. Прижав колени к животу, он лег и повернулся на бок, словно освобождая на тахте место для Эркки. Пусть либо садится, либо стреляет. Но Морган чувствовал, что опасность исчезла, хотя и сам не понимал почему. Эркки замешкался. Он видел, что Морган освободил место на тахте, и понял, что это место для него. Он медленно укрыл Моргана курткой. В Подвале раздался смех, и в ушах у него зазвенело.

– Заткнитесь! – с раздражением выкрикнул он.

– Да я же ни слова не сказал, – удивился Морган, – а о чем они говорят, эти твои голоса? Расскажи, каково это, а? Так я хоть что-то еще узнаю перед смертью. – Виски согрело его, и самочувствие улучшилось. – Почему ты слушаешься их? Ты же понимаешь, что на самом деле их не существует? Мне кто-то говорил, что сумасшедшие знают о собственном сумасшествии. Но вот это как-то непонятно. Они сами говорят: «Я слышу голоса». Но, черт, голоса-то я тоже иногда слышу. Внутренние голоса, воображаемые. Но я-то знаю, что они ненастоящие, и никогда в жизни не буду делать то, что они прикажут…

– Даже если они велят тебе ограбить банк? – ехидно поинтересовался Эркки.

– Нет уж, это я сам придумал.

– Откуда ты знаешь?

– Мой собственный голос я ни с чем не перепутаю.

Не ответив, Эркки посмотрел на освобожденное для него место на тахте.

– Расскажи о них, – с неприкрытым любопытством попросил Морган, – ты их видишь? И как они выглядят? У них и правда есть клыки? И покрыты они зеленой чешуей? А добрыми они бывают? Не позволяй им вытворять с тобой такое! Я вообще сейчас думал, что они тебя прикончат. Хочешь, я с ними поговорю? Может, незнакомого они послушаются? – Он тихо усмехнулся. – Знаешь, часто бывает, что сбесившихся собак и непослушных детей отправляют на перевоспитание к соседям. – Морган привстал и осторожно постучал Эркки по лбу. – Эй вы там! Кончайте издеваться над ним! Вы его совсем замучили. Переселяйтесь в другую голову! Всему должен быть предел!

Эркки растерянно хлопнул глазами. Голос Моргана звучал настолько серьезно, что Эркки вдруг захихикал.

– Их что, несколько? Целая шайка?

– Несколько. Двое.

– Двое на одного? Трусливые подонки. Скажи, пусть убираются, а с их начальником ты разберешься наедине, по-мужски!

Эркки грозно рассмеялся.

– Пальто не страшное. Оно тихо лежит в углу и иногда дрожит.

– Пальто? – Морган начал медленно осознавать, насколько серьезно Эркки болен.

– Оно висело на вешалке в коридоре.

Время повернуло вспять. В памяти промелькнули лица и руки, удивленно приподнятые брови, силуэты вполоборота, шелк и бархат, катушки с разноцветными нитками… По разбитой дороге с зелеными лужами он приблизился к дому. Дверь. Узкий коридор. Лестница на второй этаж. Он сидит на ступеньках, почти на самом верху. Отец сам смастерил лестницу из сосновых досок. На дереве осталось множество небольших круглых глазков – они непрестанно следили за ним.

– Оно там висело. Отцовское пальто. Оно было пустым. С чердака тянуло сквозняком, и пальто слабо колыхалось. А когда она свалилась вниз, то поднялся ветер и пальто вывернулось наизнанку.

– Свалилась вниз? – переспросил Морган.

– Моя мама. Она упала с лестницы. Я столкнул ее.

– Зачем? – Морган перешел на шепот. – Ты ее ненавидел?

– Я всем сказал, что это я ее столкнул.

– А на самом деле? Ты ее не толкал? Или ты не помнишь? Зачем тогда врать?

Эркки уставился в стену, и на ней замелькали картинки. Он показал на них, и Морган машинально повернул голову, но увидел лишь грязные деревянные стены. Эркки молчал.

– Слушай, – Морган выпрямился, – а круто было бы, если б твои голоса разговаривали не с тобой, а с какими-нибудь другими голосами. Ведь в лечебнице есть и другие пациенты. Пусть бы голоса донимали друг дружку, а тебя оставили в покое. Черт, да я просто гений! Знаешь, что надо сделать, чтобы они отвалили? Старая добрая тактика: страви их, и они один другого поубивают. Дай-ка бутылку!

Эркки поднял с пола бутыль и замер.

– Давай сюда! Мне надо еще хлебнуть! – Морган протянул руку, но Эркки бутыль не выпускал.

– Тот, кто плывет против течения, умрет от жажды, – серьезно сказал он и ослабил хватку.

Морган два раза отхлебнул.

– Так зачем ты столкнул собственную мать с лестницы? Выкладывай. Давай представим, что я твой врач. Я все пойму, просто дай мне шанс. Давай поведай обо всем дяде Моргану. Слышишь? Расскажи об этом, и жизнь наладится. – Он тихо рассмеялся. Вообще-то он уже порядочно опьянел.

Эркки потер руками обтянутые черными брюками ноги и нащупал револьвер. Его охватило спокойствие. Рукоятка пистолета удобно помещалась в руке. Она специально так устроена – это знак.

– Она шила.

– Твоя мать была швеей?

– Шелковые подвенечные платья. Костюмы, брюки и юбки. Еще заказчики приносили старую одежду – она распарывала ее и перешивала. И в тот день она как раз этим и занималась – распарывала старый костюм.

– Вот, глотни-ка, – перебил его Морган, – старые воспоминания нелегко ворошить.

Эркки глотнул виски. В Подвале было тихо. Пыль улеглась, и Эркки увидел лишь серые стены. На мгновение он подумал, что и они вот-вот исчезнут. И в этой тишине зазвенел его голос. Чистый и звонкий, его собственный голос. Он не продумывал, что скажет, фразы складывались сами собой, и, когда он собирался умолкнуть, слова сами срывались с его губ. Одно слово сменялось другим, и у него не хватало сил остановить это.

– Я играл на лестнице, – тихо начал он, – мне было восемь лет. – «Ты не играл, ты расставлял ловушку. Не выдумывай то, чего не было. Мы там были и сами все видели. Пальто все видело – оно висело в коридоре». Эркки застонал, чувствуя, как в нем нарастает гнев. Или, возможно, отчаяние. Как он смеет сидеть здесь и вываливать весь этот мусор? Болезнь, смерть и убожество, улитки, червяки и жабы. Он сердито тряхнул головой. Морган прислушался. Эркки почувствовал, что Морган слушает, он почувствовал это так, словно Морган прикасался к нему, а прикосновений Эркки не переносил. Даже когда в порыве чувств Сара притрагивалась к нему. Вспоминая звук ее голоса, он всегда слышал прекрасную мелодию арфы.

– Почему на лестнице? – Морган вновь приложился к бутылке. Единственное, что ему сейчас хотелось, это основательно надраться. Пусть цель не великая, зато приятная. – На лестнице же неудобно играть – там слишком тесно.

– Лестница, – мрачно повторил Эркки, – чердак. Внизу, в коридоре, горел свет. Я слышал, как стучит швейная машинка. Похоже на тиканье больших часов. Я играл на лестнице, потому что хотел быть поближе к маме.

– Ладно, декорации расставил, – отозвался Морган, – начинай спектакль. Горит свет, стучит швейная машинка, Эркки восемь лет.

– В подвале я нашел старую рыболовную леску. И сделал из нее канатную дорогу. Привязал ее к верхней ступеньке и дотянул до самого низа.

Морган ахнул:

– Ты протянул леску прямо поперек лестницы!

– Я набрал пустых спичечных коробков и продырявил их, и получились вагончики. В них я складывал миндальные орешки и изюм – и все это съезжало вниз. Мама дошла всего до второй сверху ступеньки… Зазвонил телефон. Она крикнула: «Эркки, сними трубку!» А мне было неохота, я слишком заигрался. И как раз только загрузил очередной вагончик миндалем. Поэтому я просто сидел на лестнице и ждал. Мама вышла из комнаты и шагнула на лестницу. Она зацепилась ногой за леску и полетела вниз. Обычно мама была тихой, но в тот раз все получилось очень громко. Лестница затряслась, и раздался грохот, будто кто-то скинул с лестницы шкаф.

Морган молчал, широко раскрыв глаза, словно ребенок, которому рассказывают жуткую сказку.

– Я сидел на третьей ступеньке сверху, прижавшись к стене. Мама пролетела вниз и стукнулась о пол. Повалилась через порог.

– Она сломала шею? – шепотом спросил Морган. – Черт, ты странный. Иногда ты становишься нормальным и говоришь как обычный человек. Почему так?

Очнувшись, Эркки посмотрел на Моргана.

– Сначала ты орешь, что я псих. А теперь ты говоришь, что я нормальный, и ждешь, чтобы я оправдывался. Естественно, я нормальный. А ты сам, ты нормальный? Ты грабишь банки, а нос у тебя вот-вот сгниет.

– Отчего она умерла?

– Она истекла кровью.

– Чего-о?!

– У нее через рот вытекла вся кровь. Кровь фонтаном била, а на полу возле лестницы натекло целое маленькое озеро. В нем отражались лампочка и пальто. А телефон продолжал звонить, но я не мог подойти. Потому что тогда мне пришлось бы наступить в лужу крови, и по всему дому – на коврах и на полу – остались бы следы. Потом звонки прекратились. Я отвязал леску, спрятал ее в карман, сел и стал ждать. Кровь перестала течь, а мамино лицо стало серым, как камень. Я думал: «Рано или поздно кто-нибудь придет. Отец или заказчики. Кто-нибудь». Но никто не приходил. Кровь на полу запеклась и больше не блестела. Отражения в ней исчезли… – Эркки наконец умолк. Вместо облегчения он почувствовал себя опустошенным. Эркки потрогал револьвер. Там в барабане всего одна пуля. Неспроста. Эта пуля предназначена для него.

– Так почему вдруг у нее изо рта полилась кровь? Почему?!

– Дай мне виски.

– Она что, разбила голову?

– Она была швеей.

– Это ты уже говорил.

– Она распарывала старый костюм. Бритвенным лезвием, стежок за стежком… А разрывая ткань или пересаживаясь поудобнее, она зажимала лезвие во рту. В этот момент зазвонил телефон. Она пошла к лестнице, начала спускаться и полетела вниз, а во рту у нее было лезвие. Мама проглотила лезвие, и оно воткнулось ей в горло.

Морган кивнул, машинально схватившись за шею и чувствуя, как под потной кожей пульсирует кровь. Он представил, каково это – проглотить лезвие, и его чуть не вырвало.

– Голова у тебя отменно работает… – осторожно проговорил Морган. – Может, тебя слишком долго продержали в лечебнице? То, что случилось с твоей матерью, – несчастный случай. И никакой твоей вины здесь нет. Держать лезвие во рту – это идиотизм. И то, что ты обвиняешь себя, – тоже идиотизм.

– Но ведь это я протянул там леску.

– Ты же играл! И это – самый настоящий несчастный случай! – Морган пытался его успокоить, но безуспешно.

– Мы люди. И полагаем, что сами управляем собственной жизнью, – медленно сказал Эркки.

– Нет. То, что происходит, от нас не зависит.

Оба надолго умолкли.

– О чем задумался? – спросил наконец Морган.

– Вспомнил про одного фермера. Про Юханнеса.

– Ну, расскажи и про Юханнеса. Если уж начал говорить.

Моргану казалось, что время остановилось. Будущее исчезло, осталось настоящее, а в настоящем они с Эркки сидели в домике с потемневшими деревянными стенами. Уют и полумрак. От виски кровь у Моргана закипела, и Морган представил, что парит в воздухе. Эркки вспоминал Юханнеса, седого морщинистого старика с потухшим взглядом. Эркки думал, что глаза у них похожи, как бывает у дальних родственников. Взгляд, из которого исчезла надежда. И однажды Юханнес тоже забрался на лестницу. На стремянку.

– Он был пьяницей. У него умерла жена, и всего за несколько месяцев Юханнес сильно сдал.

– Прямо как моя мамаша после смерти отца, – заявил Морган.

– Он начал спиваться. Пил все время без передышки, несколько месяцев подряд. Ему хотели помочь, приходили с увещеваниями, но все без толку.

– И он допился до смерти?

– Нет. Однажды они распили бутылку за компанию со священником, Юханнес проснулся и решил стать трезвенником.

– Похоже, священник у вас не промах.

– Священник меня видел и кричал мне, но я не остановился. Я мог бы остановиться, но вместо этого быстро зашел в ворота и спрятался за теплицами.

– А почему он кричал?

– Не дави на меня. – Эркки потянулся за бутылкой. Морган не возражал. – Священник дал Юханнесу работу. Он стал разнорабочим и в тот день белил стены церкви. Он стоял на высокой стремянке и работал, когда к нему подошел Эркки Йорма. Юханнес был так занят, что ничего не слышал. И еще он насвистывал себе под нос – он вообще был весел и трезв. Я от этого расстроился, ведь теперь Юханнес почти ничем не отличался от других. И я окликнул его. Я закричал: «ЭЙ ТАМ, НАВЕРХУ!» Господи, как он дернулся! От испуга он оттолкнулся от стены, стремянка покачнулась, и он полетел на землю.

– О, черт!

– Он ударился о камень, и его голова раскололась. Сначала ноги у Юханнеса дергались, а потом он затих. Я спрятался за надгробным камнем. Я видел, как прибежал священник, и слышал его вопли.

– И ты взял вину на себя?

– Я же действительно виноват.

– Скажи, почему ты такой невезучий? Ты что, родился в пятницу тринадцатого?

– А потом они пришли ко мне домой и забрали меня.

– Что ты им рассказал?

– Ничего. Нестор велел ни о чем не говорить.

– Нестор? – Морган протер глаза. – Не понимаю, как только тебе удалось вляпаться в такую передрягу. А я-то себя считал неудачником. А эта старуха, которую нашли вчера? Тоже несчастный случай? Давай выкладывай начистоту.

Эркки медленно повернулся к нему:

– Как я уже сказал, все случилось само собой.

– Это слишком простое объяснение. Полицейские будут тебя допрашивать. И ты должен придумать, что ответишь.

– Я – волна, – грустно сказал Эркки, – и разбиваюсь о берег лишь однажды.

– Вот так и отвечай. Тогда они сразу упекут тебя обратно в лечебницу. – Морган вытер лоб. – Нос болит, – сказал он.

Эркки пожал плечами:

– Нос можно вылечить, если немного постараться.

– Это как?

– Силой воли. Ты можешь сам излечиться, если изо всех сил сосредоточишься и остановишь воспаление.

– Я не китаец. И не верю во все эти фокусы.

– Именно поэтому тебе так плохо.

– Может, лучше ты меня вылечишь? – ехидно спросил Морган.

– У меня не осталось сил. Мое тело мягкое, словно желе. Ты должен излечиться сам.

– Вот уж не думаю, что получится, – уныло отозвался Морган. – О, слушай, – вспомнил вдруг он, – я однажды видел по телику парня, который силой воли мог разбить стакан, не прикасаясь к нему. Выглядело впечатляюще! Хотя, конечно, это все монтаж.

– Разбить стакан – невелика заслуга, – заявил Эркки, – я тоже так могу. Стекло находится в постоянном напряжении, поэтому ничего сложного тут нет.

– Вы только посмотрите на него! И чего же ты не ездишь с гастролями?

– Мне неохота.

– И где ты научился подобным штукам?

– Меня научил колдун. В Центральном парке.

– А у тебя хорошее чувство юмора. Оно нам еще пригодится.

– Знаешь, что он еще умел? – не унимался Эркки. – Он умел натягивать кожу на руках так, что она лопалась.

– Может, покажешь пару фокусов? Только смотри не разбей бутылку.

– Здесь нет стаканов, – задумчиво сказал Эркки, – только окна, но они уже разбиты.

– Ну, значит, тут успели побывать другие фокусники.

– Зато вон в том окне торчат куски стекла… – Эркки показал на выходящее во двор окно.

– Тогда разбей их, – настаивал Морган. Ему не терпелось увидеть это, но он никак не мог избавиться от какого-то мерзкого предчувствия.

Эркки медленно поднялся и, глядя на стекло в окне, опустился на пол. Он склонил голову и закрыл глаза. Морган наблюдал за ним со смесью радости и тоски. С правой стороны в оконной раме торчал большой кусок стекла, блестевший в лучах солнца. Эркки затих и сидел неподвижно, как изваяние. «Надо решить, что делать дальше», – равнодушно подумал Морган, но от жары и виски его разморило, и просто тихо дремать было намного приятнее. Он не ожидал, что судьба его сложится именно так. Но и Эркки тоже нелегко пришлось. Какой же он смешной: сидит на полу, а сам напрягся, того и гляди, лопнет. Морган вдруг увидел, насколько его спутник тощий и хрупкий, прямо как комар. А сейчас он еще и фокус вздумал показать. Моргану даже стало жаль Эркки: у него ничего не выйдет, и тот сильно расстроится. Морган уже начал обдумывать, что именно скажет в утешение. Можно, например, свалить вину на виски, сказать, что от алкоголя Эркки совсем обессилел.