Текст книги "Не бойся волков"

Автор книги: Карин Фоссум

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

– Не поймешь этих взрослых, правда? – вновь улыбнулся Сейер. – Халдис знали все приютские мальчики?

– Все, кроме Симона. Он здесь новенький.

– И вы приходили к Халдис в дом и болтали с ней?

– Мы иногда просили у нее стакан сока или бутерброд.

– Вы заходили к ней на кухню? – И Сейер испытующе посмотрел на Канника.

– Нет, что вы! Она дальше коридора нас не пускала. Каждый раз говорила, что только что помыла пол. Так и говорила: «Я только что тут все протерла».

– Ясно. В тот день ты напрямую побежал к ленсману и сообщил о том, что увидел?

– Да. Гурвин сначала решил, что я вру.

– Вон оно как?

– Знаете, – расстроенно проговорил Канник, – я сказал, что я из приюта.

– Ясно. Понимаю, – откликнулся Сейер, – говорят, ты хорошо стреляешь?

– Неплохо! – с гордостью ответил мальчик.

– Откуда у тебя лук? Он ведь, наверное, дорогой?

– Служба соцзащиты дала деньги. Чтобы я проводил свободное время с пользой. Он стоит две тысячи, но это недорого. Когда я вырасту… то есть когда у меня будет много денег, я куплю себе «Супер Метеор» с карбоновыми вставками. Цвета голубой металлик.

Сейер восхищенно кивнул.

– А кто учит тебя стрелять?

– Два раза в неделю приходит Кристиан. Я скоро буду участвовать в чемпионате Норвегии по стрельбе. Кристиан говорит: у меня талант.

– Тебе известно, что лук – это смертоносное оружие?

– Ясное дело, известно, – с вызовом ответил Канник. Он знал, к чему ведет полицейский, потому опустил голову и прикрыл глаза, готовясь выслушать нравоучения.

Теперь голос звучал откуда-то издалека и напоминал жужжание мухи.

– И когда ты бродишь по лесу, твоих шагов никто не услышит. А если ты случайно столкнешься, например, с ягодником, то рискуешь стать убийцей. Об этом ты подумал, Канник?

– Там никогда не бывает людей.

– Кроме Эркки?

Канник покраснел.

– Да, кроме Эркки. Но Эркки не собирает ягоды.

Они оба умолкли. До Сейера доносились приглушенные голоса с улицы. Поглядывая на собеседника, Канник кусал губы.

– А где сейчас Халдис? – тихо спросил он.

– В морге при Центральной больнице.

– А правда, что они лежат в холодильнике?

Сейер печально улыбнулся.

– Это больше похоже на такой длинный ящик. – И, решив сменить тему разговора, спросил: – Ты знал ее мужа?

– Нет, но я его помню. Он все время ездил на тракторе. Халдис с нами разговаривала, а он – никогда. Он не любил детей. И еще у него была собака. Когда он умер, собака тоже сдохла. Она отказывалась от еды, – недоуменно проговорил Канник. Видимо, никак не мог взять в толк, как такое случилось.

– Как думаешь, ты долго еще проживешь в приюте?

– Не знаю, – мальчик разглядывал собственные коленки, – это не мне решать…

– Разве? – с деланным удивлением переспросил Сейер.

– Они поступят так, как захотят, – грустно ответил Канник.

– Но тебе здесь нравится? Я спрашивал Маргун, и она сказала, что тебе тут хорошо.

– Мне все равно больше негде жить. Мама у меня безответственная, а мне постоянно нужна помощь. – В голосе мальчика послышалось отчаяние.

– Жизнь – непростая штука, верно? Как по-твоему, что самое сложное?

Канник задумался, а потом повторил то, что слышал уже много раз:

– То, что я сначала делаю и только потом думаю.

– Это называется импульсивный, – успокоил его Сейер, – все дети этим страдают. И со временем это пройдет. Почти. Послушай, – продолжал он, – а ты не заметил, на руках у Эркки были перчатки?

Канник моргнул, и глаза его удивленно распахнулись.

– Перчатки? В такую жару?.. Я вообще не видел его рук. Может, он засунул их в карманы… Нет, не знаю, – честно признался он.

– Я спрашиваю об этом, – пояснил Сейер, – потому что нам нужно разобраться с отпечатками пальцев. А в доме Халдис мы обнаружили множество отпечатков. Ты точно никого больше там не видел и не слышал?

– Точно, – Канник уверенно кивнул, – больше там никого не было.

– Если в доме был кто-то еще, то Эркки мог заметить его, а ты – нет.

– Вы что, думаете, что это не Эркки ее убил? – изумленно ахнул мальчик.

– Мне нужны доказательства.

– Но он же чокнутый!

– Он, конечно, не такой, как мы, – улыбнулся Сейер, – допустим, он нуждается в помощи. Но у меня создалось впечатление, что многим в округе хочется, чтобы Эркки оказался виновным. Знаешь, ошибаться никто не любит… Как думаешь, – медленно проговорил он, – если Эркки забрел в огород к Халдис, что она могла сказать ему? Ведь она знала Эркки, правда?

– Думаю, да.

– Как по-твоему, она испугалась?

– Вообще-то она была не очень пугливой. Но если Эркки чего-то хотел, то он никогда не спрашивал разрешения. В магазинах и киосках он брал все без спроса. Возможно, он просто зашел в ее дом. На него это похоже.

– И тогда Халдис разозлилась?

– Когда мы не слушались ее, она сердилась. Эркки никогда никого не слушает.

– Ясно. Наверное, лучше нам побыстрее его отыскать. Что скажешь?

– А вы тогда наденете на него смирительную рубашку?

Сейер рассмеялся:

– Будем надеяться, что до этого не дойдет. Но пока вам лучше не уходить далеко от дома и не гулять по лесу. Сначала нам нужно выяснить, что на самом деле случилось.

– Ладно, – Канник кивнул, – Маргун отняла у меня лук.

Когда Сейер подошел к машине, мальчишки сбились в стайку и издали разглядывали его. Он торопился, поэтому разговаривать с ними не стал, хотя мог бы вдохнуть глоток свежего воздуха в их жизнь. Они смотрели на него со смесью упрямства и почтительности. Некоторые из этих мальчишек уже много раз имели дело с полицией, а остальные постоянно помнили о подобной угрозе. Маленький темноволосый мальчуган, Симон, помахал вслед удаляющейся машине. Поворачивая к Центральной больнице, Сейер все еще думал о них. Несколько маленьких упрямых человечков, которые не нашли своего места в этой жизни. Они наверняка заинтересовали бы Сару Струэл. Компания бунтарей.

* * *

– Элси Йорма, – Сейер с надеждой посмотрел на медсестру, – родилась четвертого сентября тысяча девятьсот пятидесятого. Умерла в результате несчастного случая восемнадцатого января тысяча девятьсот восьмидесятого и была доставлена в Центральную больницу. Не знаю, умерла ли она до того, как ее привезли сюда, или скончалась позже. Но где-то в архиве у вас должно храниться ее личное дело. Вы окажете мне огромную услугу, если найдете его.

В глазах медсестры засветилось любопытство, однако ей не удалось скрыть недовольства: персонала в больнице мало, многие сотрудники в отпусках, да еще и невыносимая жара. Сейер оглядел тесный кабинет с разбросанными повсюду папками и журналами. Таким кабинетом особо не похвастаешься – они с медсестрой еле умещались в этой тесноте.

– С тех пор прошло шестнадцать лет, – назидательно проговорила она, будто без ее помощи Сейер не подсчитал бы, – и за это время у нас установили систему электронной регистрации. Поэтому в базе данных мы ее скорее всего не найдем. Значит, мне надо спуститься в бумажный архив и искать там.

– Ну, найдете цифру восемьдесят и букву «Й». Вы ведь неплохо в этом разбираетесь, а я никуда не тороплюсь, – не уступал Сейер.

Медсестре было около двадцати пяти лет, она была высокой и крепко сбитой, со стянутыми в хвост волосами. Она сдвинула очки на кончик носа и взглянула на него поверх красной оправы.

– Если я не найду это дело сейчас, то вам лучше зайти попозже. – И она скрылась за дверью, а Сейер приготовился терпеливо ждать. Сперва он попробовал отыскать что-нибудь пригодное для чтения, но наткнулся лишь на журнал, изданный Ассоциацией больных раком. Отложив журнал, Сейер глубоко задумался. Он не мог отогнать воспоминания, мучившие его всегда, когда он оказывался в подобных местах. Прежде он сам бродил по длинным больничным коридорам, а тело Элисы обследовали, проверяли, накачивали лекарствами и облучали, пока она окончательно не ослабела. И в первую очередь он вспоминал приглушенные голоса – их звук и запах. Когда медсестра вернулась, Сейер был поглощен собственными мыслями.

– Больше ничего нет. – Она протянула ему короткую справку из регистратуры.

– А где же протокол вскрытия? – спросил он. – Здесь его нет… Вы не могли бы еще поискать? Это очень важно.

– Не раньше воскресенья, да и то, если у меня будет время. А пока мне больше ничего найти не удалось.

– Спасибо, – поблагодарил Сейер, – я могу это забрать?

Медсестра выдала ему разрешение на бланке и попросила расписаться.

– У вас найдется еще две минутки? Я хотел бы прочитать это здесь… А в справке наверняка найдутся непонятные термины.

Девушка пробежала глазами текст и зачитала: «Регистратура, восемнадцатое января, 16:45. Смерть наступила до госпитализации. Открытые переломы руки и челюсти. Обширное кровотечение».

– Простите, – перебил ее Сейер, – «обширное кровотечение»… Но она ведь упала с лестницы?

– Не знаю, не видела. Мне в то время вообще было только десять лет, – резко ответила медсестра, но потом любопытство опять взяло верх. – Значит, она упала с лестницы?

– Так мне сказали. Ее сын был свидетелем. Но ему тогда было всего восемь.

– Все может статься, – неуверенно проговорила она, – но пока у меня на руках нет результатов вскрытия, я ничем не смогу вам помочь. – Девушка вновь перечитала текст. – Да, – сказала наконец она, – это странно. У нее действительно было сильное кровотечение, и, возможно, оно стало причиной смерти. Но какую причину установили при вскрытии – неизвестно.

– Разве можно серьезно покалечиться, всего лишь упав с лестницы?

– Можно. Особенно если человек пожилой.

– Но она не была пожилой. – Сейер указал на справку. – Элси Йорма родилась в пятидесятом. Следовательно, когда она умерла, ей было около тридцати, верно?

– Почему вы не спросите ее сына? Который присутствовал при несчастном случае?

– Мы его ищем, – задумчиво ответил он. Сейер встал и, поблагодарив девушку, вышел на улицу. Там он остановился и оглядел здание больницы. Где-то там лежит сейчас тело Халдис. Не решив окончательно, чего хочет, он направился к входу. Но про нее спрашивать еще рано, очередь Халдис подойдет лишь через пару недель. В приемной Сейер предъявил удостоверение, и его впустили в здание. Как он и ожидал, Сноррасон был в патологоанатомическом отделении – повернувшись спиной к двери, он как раз натягивал резиновые перчатки. На столе лежал белый сверток. «Какой маленький, – подумал Сейер, – не больше собаки». Он представил, что это младенец, и нахмурился. Врач повернулся, и одна бровь у него удивленно поползла вверх.

– Конрад?

– Кто там? – спросил Сейер, кивнув на сверток.

Сноррасон пристально посмотрел на приятеля.

– Не Халдис Хорн, как ты, наверное, догадался. А чего тебе надо от меня прямо сейчас, в этот жестокий момент?

– Я прекрасно понимаю, что до Халдис ты еще не дошел, – усмехнулся Сейер, – но я просто оказался тут поблизости и решил заскочить.

– Ясно.

– Хочу посмотреть на нее. И ничего больше. Чтобы иметь представление.

– Надеешься, что она заговорит с тобой?

– Вроде того…

– Она сейчас не особо разговорчивая. – Сноррасон стянул с себя перчатки.

– Понимаю. Я просто хочу посмотреть. Если уж молчание будет совсем невыносимым, то я могу сказать несколько слов за нее.

– Но больше всего тебе, конечно, хочется, чтобы я пошел с тобой и немного поразмышлял вслух. Я тебя знаю: ты только на это и надеешься. И ничего хуже я и представить себе не могу.

– Мы лишь быстренько посмотрим.

– Ты что, не насмотрелся, когда забирали тело? И разве вы не наделали отличнейших фотографий?

– Это было вчера.

И Сноррасон сдался. Они спустились на лифте в самые недра подвала, где лежала Халдис. Сноррасон отыскал в архиве номер холодильной камеры и вытащил тело наружу.

– Прошу, мой господин! – И он откинул простыню.

Красивым зрелище нельзя было назвать. Уцелевший глаз почернел, а на месте второго глаза зияла рана – глубоко раскроив череп, лезвие тяпки разрубило пополам нос, и от внутренних кровотечений лоб и виски приобрели красно-фиолетовый оттенок.

– Восемь с половиной сантиметров в ширину и четырнадцать – в глубину, – коротко сообщил Сноррасон, – лезвие задело еще и правую руку в районе подмышки, там есть небольшая рана. Крупная моноклевидная гематома отслоившихся соединительных тканей правого глаза. Образовалась после перелома костей черепа.

Сейер наклонился над лицом убитой.

– Под каким углом ее ударили?

– Одно из двух, – Сноррасон явно пытался побороть собственные принципы, – либо ее ударили, когда она упала, либо она испугалась, чуть запрокинула голову, и в этот момент лезвие вошло в череп. Как видишь, лезвие вонзилось в глаз, рассекло бровь и проникло глубоко в черепную коробку.

– Все произошло быстро и внезапно?

– Не уверен, – возразил Сноррасон, – но никаких следов борьбы на теле нет. Ее одежда не порвана, а когда нашли тело, на ногах у нее, как ты помнишь, даже были шлепанцы. Поэтому ты, скорее всего, прав. И это очень странно. Если Халдис убили ее собственной тяпкой, значит, убийство не было спланировано заранее. Убийца запаниковал и схватил первое попавшееся под руку орудие. Он ужасно разозлился, или испугался, или и то и другое вместе. По статистике такие убийства очень редки. Без сомнения, оно совершено в состоянии аффекта. Вы, кажется, и отпечатки пальцев обнаружили?

– Да, – ответил Сейер, – в доме. И два нечетких отпечатка на черенке тяпки. К счастью, жила она одна, поэтому мы можем точно установить, кто раньше заходил в дом. И время работает на нас, – добавил он.

– Ну что, насмотрелся?

– Да, спасибо.

Сноррасон накрыл тело простыней и задвинул обратно в холодильную камеру.

– Я тебе позвоню.

Сейер поехал в отделение, а обезображенное лицо Халдис вытеснили из его памяти мысли о Саре Струэл. О ее гладкой, покрытой светлым пушком коже. О ее темных глазах с блестящими зрачками. «Все эти прожитые в одиночестве годы… Но я же сам выбрал одиночество, почему же теперь мне вдруг захотелось все изменить?..» А потом Сейер подумал про Элси Йорму. Почему она вообще упала с лестницы? Это не просто так, что-то спровоцировало падение. Элси Йорма упала с лестницы в собственном доме, со ступенек, которые хорошо знала и по которым бегала каждый день. Возможно, она споткнулась, а может, ступеньки были мокрыми. На это должна быть причина, как и на то, что, упав с лестницы, Элси умерла, хотя вполне могла отделаться сотрясением мозга или сломанной рукой. «Вот выйду на пенсию, – решил Сейер, – и займусь всеми нераскрытыми делами, которые лежат у нас в архиве. Никакой спешки, никаких журналистов, и Холтеманн не будет постоянно подгонять меня. Засяду дома, и работа превратится в хобби, а Кольберг будет греть мне ноги. На улицу буду ходить, только чтобы получить пенсию, а дома начну пить виски и курить самокрутки. Какое блаженство».

* * *

Зрелище было похоже на то, которое описано в Библии, там, где море расступилось. Заметив в дверях Скарре, одетые в белое люди разбежались в стороны. Скарре оглядел жаркую кухню, высматривая того, на кого указал повар. «Вот тот парень возле посудомоечной машины. Это и есть Кристофер Май». Но Кристофер стоял, повернувшись спиной, и Скарре разглядел лишь короткую шею и прямые рыжие волосы. В этот момент парень как раз вытаскивал из посудомойки поднос, уставленный бокалами, от которых валил пар, поэтому – единственный во всей кухне – не заметил приближающегося полицейского. Он даже не заметил, что шум затих. А потом он поставил поднос, обернулся и увидел Скарре.

– Кристофер Май?

Парень кивнул. Он явно не мог сообразить, с чего вдруг к нему нагрянул такой серьезный посетитель. Но потом вспомнил: ну конечно, тетя Халдис. Опомнившись, он кивнул, вытер руки и закрыл крышку посудомоечной машины. Его лоб блестел от пота.

– Где мы сможем поговорить?

– В комнате для отдыха, – ответил Кристофер и направился к двери. Голову он опустил: для коллег он всегда оставался пустым местом, и сейчас, когда их взгляды были обращены к нему, Кристоферу было не по себе.

Комната для отдыха оказалась узкой и тесной, они уселись на стулья спиной к двери. Скарре посмотрел на юное лицо собеседника и внезапно загрустил. «Сколько еще новых знакомых у меня появится, – подумал он, – лишь благодаря ужасным убийствам? И каково мне будет через десять лет? И во что я превращусь, если каждого стану спрашивать: а где вы были вчера? Во сколько вернулись домой? И как у вас с деньгами?» Он вытащил из заднего кармана блокнот.

– Отличное рабочее место – теплое и уютное, – доброжелательно сказал Скарре, разглядывая рыжую шевелюру Кристофера.

– Мне нравится, – улыбнулся Май, – я же из Хаммерфеста. Там я вечно мерз.

Чуть вздернув подбородок, Скарре тоже улыбнулся.

– Когда вы узнали, что ваша тетя мертва?

– Мне мама сказала. Она позвонила вчера вечером, в девять.

– Что именно она рассказала вам? – Скарре повернул голову к кондиционеру и тяжело вздохнул.

– Что кто-то забрался в дом, украл все деньги, а потом зарубил ее саму топором и сбежал.

– Тяпкой, а не топором, – поправил Скарре.

– Ну, в итоге-то одно и то же вышло… – тихо пробормотал Май. – Говорят, что деньги у нее водились.

– Что именно вам известно?

– У нее было полмиллиона, – ответил Май, – но они хранились в банке.

– Вы и это знаете?

– Конечно. Она так гордилась ими.

– Вы кому-нибудь рассказывали об этом? – Скарре испытующе посмотрел на парня.

– Кому, например?

– Друзьям. Или коллегам.

– Я мало с кем общаюсь, – коротко ответил он.

– Но хоть с кем-то вы разговариваете?

– С квартирным хозяином. А больше ни с кем. – Май переменил позу и с любопытством посмотрел на Скарре. – Вы здесь, чтобы вычеркнуть меня из списка подозреваемых? Вы ведь так это называете?

Отложив в сторону блокнот, Скарре повернулся к собеседнику. Парень не убийца – в этом Скарре ни секунды не сомневался. Он не мог убить собственную тетку и сбежать с деньгами. Но сам Кристофер считает себя подозреваемым. «Интересно, – подумал вдруг Скарре, – каково это? Достаточно ли осознания, что твоя совесть чиста? Или же ты понимаешь, что тебя подозревают, и не можешь избавиться от гнетущего беспокойства?» Глаза у Кристофера Мая были зелеными. А зеленоглазые всегда выглядят виноватыми. Скарре внезапно понял, что они все такие, без исключений, – все, с кем он разговаривал, кого допрашивал и вычеркивал из списка подозреваемых. Может, когда-то, хотя бы раз в жизни, они готовы были пойти на преступление?.. Халдис богата. А я тут за гроши мою тарелки. Что, если…

– Вы ведь иногда приезжали к ней в гости, верно?

– Если три раза в год – это иногда, то да, приезжал. Потому что я, кажется, только три раза и был у нее…

– А вы давно навещали ее в последний раз? – И Скарре улыбнулся, чтобы этот вопрос не насторожил парня.

Посмотрев в окно, Май пожал плечами:

– Наверное, месяца три назад. А уж давно это или нет – как посмотреть.

– Но шесть дней назад вы отправили ей письмо?

– Верно. Я пообещал приехать. Но ничего не вышло, – он беспокойно заерзал, – и сейчас я никак не могу выкинуть это из головы. Ей оставалось всего несколько дней, и все это время она ждала того, кто так и не приехал.

– А почему вы не смогли приехать?

– У нас на работе много народа заболело, и мне пришлось выйти сверхурочно.

– И вы не позвонили ей и не предупредили, что поездка откладывается?

– К сожалению, нет… Я ничем не лучше других… Думаю только о себе. И вот еще одно тому подтверждение…

Скарре решил, что, когда кто-то умирает, близких непременно охватывает чувство вины. И даже если на самом деле они ничего плохого не сделали, то обязательно старались очернить себя.

– Вам здесь нравится? – спросил он. Скарре было неловко сидеть и допрашивать одного из немногих родственников убитой, который к тому же еще и навещал ее. Скарре и сам не понимал собственных чувств. Ведь это должно ему нравиться. «Наверное, я просто переутомился, – подумал Скарре, – и это означает, что мне пора в отпуск». – Как зовут вашего квартирного хозяина? – спросил он. – Вы ведь снимаете комнату?

– Вообще-то это что-то вроде маленькой квартирки с собственным входом и отдельной душевой кабинкой. Две с половиной тысячи в месяц. Но это меня устраивает, да и хозяин неплохой. Иногда он печет вафли и угощает меня. Он жутко одинокий, и ему почти семьдесят. Это чтоб вы поняли: если я и рассказывал ему о тетиных деньгах, то вряд ли он поехал бы в лес убивать ее.

– Ясно, – улыбнулся Скарре, – я, скорее всего, не доберусь до него, поэтому из-за возраста давайте сразу его исключим из списка подозреваемых. – Заявив это, Скарре тотчас же понял, что допустил ошибку. Возможно, хозяину лет тридцать или сорок. И возможно, эти двое подружились и разговорились за стаканчиком чего-нибудь крепкого. Молодой парень с севера одинок, с людьми сходится плохо, зато у него есть тетка, которая живет на опушке леса. А у тетки водятся деньжата. И после пары стаканов виски он проговорился об этом. Полмиллиона. Что, если…

– Но, пожалуйста, назовите его имя, – попросил Скарре.

Май вытащил из кармана пиджака бумажник и отыскал в нем оплаченную квитанцию.

– Вот, это арендная плата. Там есть имя и адрес – можете переписать себе.

Взглянув на квитанцию, Скарре едва не ахнул от изумления. Восточная окраина города. Домовладелец – Рейн. Томас Рейн.

– Простите, – тихо проговорил он, – мне придется кое-что уточнить… Вы снимаете квартиру у некоего Томаса Рейна. Не знаете: он не называет себя Томми? И ему точно не меньше семидесяти?

Май удивился и насторожился. На лице его отразился страх, смешанный с желанием сказать правду.

– Нет, ему точно семьдесят, – решительно ответил он, – но у него есть сын Томми, и квартира, где я живу, на самом деле принадлежит сыну. Он куда-то уехал, поэтому отец сдает его жилье. А когда он вернется, мне придется съехать.

– И где он сейчас?

– Не знаю. Знаю только, что он уехал.

Скарре попробовал взять себя в руки. Он принялся быстро делать пометки в блокноте, стараясь ровно и спокойно дышать и состроив бесстрастную мину, которая так хорошо получалась у Сейера.

– Во сколько вы вчера пришли на работу?

– Ровно в двенадцать. И это могут подтвердить двадцать человек. Но если уж на то пошло, то убили ее утром, поэтому, строго говоря, я мог бы успеть. – В его словах послышался вызов. Май явно заметил, что полицейский насторожился, и, хотя угрозы не видел, решил на всякий случай подстраховаться.

– У вас есть машина?

– Есть, старая жестянка.

– Ясно. У вас с Халдис были хорошие отношения?

– Вообще-то нет.

– Но вы же все-таки навещали ее?

– Только потому, что мама настаивала. Понимаете, мы же ее наследники. Но мне у нее очень понравилось. Хотя я об этом даже не задумывался. Пока ее не стало.

– Значит, с Томми Рейном вы не знакомы? – переспросил Скарре.

– Нет. А что, он и есть подозреваемый?

– Нет… – уклончиво ответил Скарре, – кстати, это предпоследний вопрос из моего списка.

– Чистая формальность? – уточнил Май.

– Ну, что-то вроде.

– А последний какой?

– Эркки Петер Йорма… вы о таком слышали?

Кристофер Май поднялся и задвинул стул на место. Засовывая бумажник в карман, он склонил голову, и рыжие волосы упали на глаза.

– Нет, – ответил он, – никогда не слышал.

Эркки проснулся, перевернулся на бок и уставился в стену. Он немного полежал, собираясь с мыслями и пытаясь узнать комнату, где спал. Спал он крепко. А затем вспомнил вдруг про револьвер. Стрелять Эркки ни разу в жизни не довелось, но он знал, что это требует определенных усилий. Зажав в руке револьвер, он прошел через кухню и оказался в гостиной. Морган спал. Кудрявые волосы намокли, а лоб блестел от пота. Возможно, у него действительно началось заражение крови. Эркки было все равно, он лишь отметил это про себя, но вины не ощущал. У него не оставалось иного выбора, кроме как броситься на Моргана и укусить его за нос. К тому же Морган сам потащил его за собой. Эркки пришел в город, потому что ему приснился ужасный, потрясший его до глубины души сон. И Эркки попытался избавиться от этого сна. Почувствовав себя в безопасности, Эркки залез в пустой амбар, положил под голову рюкзак и уснул, а когда проснулся, то лицо и шея чесались. Тогда он встал и пошел в город. Ему хотелось убедиться, что мир по-прежнему существует, что он полон людей и автомобилей. Асфальт в городе раскалился, а за окном в банке Эркки заметил уютные кресла, там было прохладно, и поэтому Эркки зашел внутрь. Только лишь поэтому.

Остановившись возле тахты, на которой развалился Морган, он спрятал револьвер за спину. Эркки представил, как целится и спускает курок: светловолосая голова на зеленой обивке раскалывается на куски, как дыня, а ее содержимое разлетается в разные стороны. Был Морган, а через секунду его не стало. Прямо как тот старик возле церкви. Морган зашевелился, тихо всхлипнул и открыл глаза.

– Ты заболел, – сказал Эркки.

Морган серьезно кивнул. Вообще-то заболел он сильно. Он чувствовал, как по телу разливается слабость, ему казалось, будто он медленно тонет. Ему хотелось, чтобы кто-нибудь утешил его, позаботился о нем.

– Тебе что-нибудь нужно? – доброжелательно поинтересовался Эркки.

Морган застонал:

– Да, чтоб меня пристрелили.

Эркки вытянул вперед руку с револьвером, наклонился и приставил дуло ко лбу Моргана.

– Шах и мат, – улыбнулся он, – король умер.

* * *

– Что ты там разглядываешь? – спросил Скарре, вытащив из кармана блокнот и усаживаясь рядом с Сейером.

– Следы, – пробормотал тот, – я уже давно их изучаю, и у меня какое-то странное чувство, будто здесь что-то не сходится. – Сейер подвинул снимки коллеге, и Скарре решил подождать с собственными новостями. – Скажи-ка, что ты тут видишь, – попросил Сейер.

Скарре посмотрел на фотографии.

– Семь следов. Из них три… хотя нет, четыре почти совсем нечеткие. Зато три других довольно четкие, и рисунок подошвы хорошо виден… С поперечными черточками, – сказал Скарре, – или вроде как с волнами. Довольно большой размер. Сорок третий, верно?

Сейер кивнул.

– Что еще?

– А есть что-то еще?

– По-моему, да.

Посмотрев на снимки, Скарре отложил один в сторону и принялся сравнивать два оставшихся. Те же самые, которые до этого целую вечность разглядывал сам Сейер.

– Оба – правые, – тихо решил Скарре, – скорее всего, от спортивной обуви. Например, от кроссовок.

– Согласен.

– Один след более четкий.

– Верно.

– А вот на этом, – он ткнул в фотографию, – подошва повреждена. Возможно, треснула.

– А на другом повреждений нет, верно? – Сейер в упор посмотрел на Скарре.

– Но ведь это та же кроссовка? Оба следа – от правой кроссовки?

– Думаешь, это тот же самый?

– Не понимаю, к чему ты клонишь. И вообще, может, это просто камешек застрял. И поэтому на снимке кажется, будто посреди узора – белое пятно.

– То есть сначала там застрял камешек, а потом он вывалился? – Сейер не спускал глаз с коллеги.

– Ну да. К примеру.

– Или все-таки трещина в подошве… К тому же, – Сейер вновь показал на снимок, – один след менее четкий. Будто кроссовка более поношенная.

– Ты к чему это? – подозрительно спросил Скарре.

– К тому, что их могло быть двое.

– Двое преступников?

– Да.

– И оба в одинаковых трекинговых кроссовках?

– Такие сейчас носят. Особенно молодежь.

– Тогда это вряд ли Эркки, – медленно проговорил Скарре, – он – одиночка.

– Готовься прыгать с парашютом, – злорадно сказал Сейер, – думаю, прыгать надо с высоты в пять тысяч футов. Чтобы по-настоящему.

От страха у Скарре перехватило дыхание, и он судорожно вздохнул.

– Хуже всего, когда дверь вертолета открывается, – радостно сказал Сейер, – и ты слышишь, как гудит ветер, а холодный воздух обжигает тебе лицо. Ты удивишься, насколько там холодно.

– Смотри, что я выяснил. – Решив сменить тему, Скарре открыл блокнот и указал на одну строчку.

Нахмурившись, Сейер медленно кивнул.

– Ты нашел его?

– Май говорит, что Томми куда-то уехал. И говорит, что не знает, куда именно. Я заходил к ним домой, но отца Томми не было, а сосед сказал, что его не будет все выходные.

– Значит, надо зайти к нему еще раз в воскресенье вечером. По-моему, там можно раскопать что-нибудь интересное… Ах да, пока я не забыл: ты сначала оформи страховку. В «Двойном страховании». Я тебе дам их номер телефона.

– Странно, что не только сын уехал, но и отец – причем именно перед моим приходом!

– Может, поехал в загородный домик. У тебя есть ветровка или лыжный костюм? Специально ради одного прыжка покупать парашютный костюм не стоит. А вот сапоги нужны. И еще купи в аптеке фиксирующую повязку на всякий случай. – И, откинувшись на спинку стула, Сейер с вызовом улыбнулся.

– А ты знаешь, сколько видов пива в «Королевском мече»? – ехидно поинтересовался Скарре. – Пятьдесят! А работает он до двух ночи. Если мы придем в восемь, то успеем много перепробовать. Я забронирую столик поближе к туалету.

– Там такой сильный ветер, что если откроешь в прыжке рот, то закрыть не сможешь. Так и полетишь с разинутым ртом, как рыба, и тебе будет казаться, будто череп твой наполнился ветром.

– И у них есть твое любимое виски – «Фэймос грауз». Я специально уточнил в баре.

– И сосредоточься на прыжке. Потому что ты ошибаешься: Халдис убили из-за денег. Возможно, Томми Рейн тоже не просто так исчез. И возможно, он работает на пару с сообщником.

– Тогда они действовали бы ночью. А не рано утром. И приехали бы на машине, чтобы побыстрее смыться оттуда. – Скарре встал и направился к двери, но, взявшись за ручку, остановился. – Не забудь заранее закупить пива. Пригодится на следующее утро.

Сейер не слышал, чтобы она стучалась. Он лишь поднял взгляд и увидел Сару. В руках у нее был пакет. Она сходила домой и переоделась. «Домой к Герхарду», – подумал он. Она подошла к его письменному столу, а Сейер постарался ничем не выдать удивления и других охвативших его чувств. Саре Струэл показалось, что старший инспектор изменился. Он выглядел ошеломленным. Его явно застали врасплох, и он пытался собраться с мыслями.

– Чем могу помочь? – пробормотал он.

– Пока не знаю, – улыбнулась она.

Они замолчали. Круглые серьги в ее ушах дрожали. На его лице застыла кривая улыбка.

– Вам не интересно, зачем я пришла? – все еще с улыбкой спросила она.

«Вы с Герхардом собрались в отпуск в Израиль, и тебе нужен новый паспорт, а паспортный стол как раз на первом этаже, поэтому ты решила убить двух зайцев одним выстрелом».

– Значит, вы не любопытны?

«Вообще-то я просто испугался».

– Вы сейчас такой беспомощный, прямо как та жаба. – Она по-прежнему улыбалась. – Так вот, пришла я потому, что мне захотелось вновь вас увидеть.

«Скоро я совсем перестану отличать сон от реальности».

– И я хочу пить, – она чуть вскинула голову, – у вас найдется что-нибудь?

Словно сомнамбула, он поднялся и налил ей воды.

«Может, Герхард ее избивает. И она решила от него избавиться».

– Простите, – тихо сказала она, – я вас смущаю. Мне просто кажется, что лучше сразу сказать правду.