Текст книги "Невеста для герцога"
Автор книги: Карен Рэнни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)
– Как мне кажется, я знаю все подробности в нужном порядке. Но я еще не опробовала их на практике.
– Вы говорите об этом, как об изучении французского. – Он снова сел на край кровати, разрываясь между смехом и вожделением. Одна бретелька ее ночной рубашки упала, и показавшееся округлое плечо как будто привлекло к себе сияние свечей с каким-то особым очарованием. Тень от ключицы указывала путь к другим изгибам, скрытым тканью и защищенным темнотой.
– О, вы имеете в виду спряжение глаголов, прежде чем учиться произносить их? Вы думаете, оно и супружество имеют какое-то тайное родство?
– Я думаю, что это всего лишь совпадение.
Она наклонила голову набок, снова растрепав восхитительные кудри.
– Как вы считаете, ну разве не удивительно, сколько настоящих совпадений происходит в жизни?
Он погрузил пальцы правой руки в пряди, рассыпавшиеся по ее плечам, и не обращал никакого внимания на ее слова.
Она покраснела, сжала простыню и одеяло обеими руками, но не отвернулась.
– Я пугаю вас?
– А разве не должны?
– Думаю, что нет, – сказал он, нежно целуя ее в висок. Она не то чтобы задрожала, но как будто каждая частичка ее тела насторожилась. Он буквально почувствовал внезапное напряжение, когда ее взгляд упал на простыню, и она облизнула губы. Любопытство слишком быстро снова превратилось в невинность.
– Ваши страхи уменьшатся, если я скажу, что не меньше вашего испуган?
Она отстранилась и пристально посмотрела на него.
– Это шутка?
Теперь пришла его очередь отпрянуть.
– Вы, похоже, считаете это невозможным. – Почему-то это был совсем не тот разговор, который он представлял во время своей брачной ночи.
– Вас считают распутником. Со склонностью к жизни на широкую ногу, из-за чего вы считаетесь настоящим мотом. Я даже слышала, что вы вовсе не герцог, что весьма сомнительно. Ведь тогда вас не стали бы принимать в светских кругах.
– Вот это заявление! Светские сплетники питаются такими повесами, как я. – Он улыбнулся ей. – Старые склочницы шушукаются за своими веерами и тем не менее первыми открывают двери своих гостиных. В то мгновение, когда они перестают быть шокированными, они начинают скучать.
– Вы не слишком высокого мнения об обществе, в котором вращаетесь, да?
Он встал и подошел к камину, где задул свечи, стоящие на каминной полке.
– Я думаю, – сказал он, взглянув на нее через плечо, – что, поскольку положение, которое вы занимаете, продлится какое-то время и определенно связано с некоторой интимностью, вы могли бы начать называть меня по имени.
Даже в свете единственного оставшегося гореть канделябра на прикроватном столике он видел, как она покраснела. Он сбросил с себя халат; эти глаза стали еще шире; ее дыхание как будто замерло в груди. Он смотрел, как румянец поднимается от ее груди по шее к щекам, где расцветает еще ярче. Она никогда раньше не видела обнаженного мужчину, это можно сказать с уверенностью. И, судя по взгляду, была испугана его возбужденным состоянием.
Она не протестовала, когда он откинул то самое одеяло, которое она сжимала всего мгновение назад. И не сказала ничего, когда он схватил очаровательную шелковую ночную рубашку и стянул ее. Когда они оба оказались обнажены, он перекатился на бок и протянул к ней руку. Она лежала неподвижно, как мертвая, руки сжаты под подбородком, локти прикрывают груди, колени скрещены в тщетной попытке спрятать мягкий треугольник волос. Ее глаза смотрели куда угодно, только не на него, даже когда он осторожно повернул ее к себе.
– Я не собираюсь насиловать вас, – мягко сказал он, чувствуя бешеный стук ее сердца. Ее шея пульсировала от этих ударов – признак паники. Он пожалел, что нет другого способа, кроме действий, чтобы рассеять ее страхи. Но он не мог уговорами лишить ее девственности.
– Я не боюсь, – произнесла она, едва не подавившись словами.
– И не надо, – сказал он, прежде чем поцеловать ее. Это был только поцелуй. Ничего больше. И все же он опустил его по темной спирали, в глубокую и тающую теплоту, где ждали искушение и освобождение. Мягкое, робкое движение ее языка заставило его кровь закипеть, тепло ее дыхания, нежность ее губ продлили поцелуй, пока он не почувствовал, что роли как будто поменялись и это он стал невинным.
Он отстранился, смущенный.
Ее руки упали по бокам; ее губы влажно блестели; у нее был нежный, светящийся взгляд, наверное, такой же, как у него.
И в нем были любопытство и ожидание. Ему захотелось, в нехарактерном порыве благодушия, заставить этот взгляд продлиться. Захотелось, чтобы она смотрела утром не с такой же робостью, а была наполнена тем же самым страстным возбуждением. Ожиданием, которое говорило не о страхе или апатии, а об открытии.
Он приподнялся, провел рукой от ее плеча к подбородку. Одним пальцем стал водить по контуру ее рта, скользя по полной нижней губе.
– Ваши губы созданы для поцелуев, – тихо произнес он, прежде чем быстро завладеть одной из них. Он улыбнулся, когда она потянулась к нему, но отстранился. – Некоторые женщины красят свои губы или нещадно натирают их. Вашим не нужны никакие уловки.
– Спасибо.
– Какая неизменная вежливость, – пробормотал он, прежде чем снова обнять ее. – Пожалуйста. – Он стал осыпать ее поцелуями, от которых она все заметнее теряла голову. – Вы невероятно чувствительная, Тесса. Это же прекрасно.
Его пальцы спустились с ее плеча к полускрытой груди. Она снова сжалась. Он засунул пальцы под ее локоть.
– Позвольте мне ласкать вас. – Нежная просьба. Соблазнение. Ее рука снова упала на кровать, неохотно, или так только казалось. Он поднял голову и посмотрел на грудь, которую обнажил, провел, едва касаясь, ладонью по вершине, перебирая в пальцах сосок, который воспрянул в напряженной мольбе.
Тихий звук, изданный ею, почти что вздох, и он чуть было не поддался нахлынувшему вожделению. Он чувствовал, что его член становится еще больше, напряженнее, тверже. Его губы окружили коралловый сосок, его язык ласкал его. Тесса, казалось, стала еще горячее под ним, как будто под ее чувствительной кожей нарастала волна жара.
Его губы безошибочно нашли ее рот. В ответ ее руки крепко сжали его плечи, будто он дарил ей жизнь своим ртом, наполнял ее страстью. Девушка под ним, невинная, почти что ребенок, очаровывала его. Ее руки обнимали его, а не отталкивали. А когда он положил пальцы на ее живот, выше лобка, она не отпрянула, а просто прикусила нижнюю губу, как будто чтобы подавить стон. Звук, вырвавшийся у нее, был одновременно слабой мольбой и едва озвученным возбуждением.
Ее колено было поднято; он нежно положил на него ладонь, потом проскользил пальцами вниз – к бедрам, к талии. Она затрепетала, по коже побежали мурашки. И снова нежное изысканное путешествие, когда он изучал ее, маленькие открытия, познание ее тела. Ее щиколотки были так же сладостно восприимчивы к его ласкам, как и ее прекрасные груди, прикосновение к подколенной ямке заставило ее вздрогнуть; это было исследование, которое нужно продолжить позже. Внутренние стороны ее бедер были бесконечно притягательны; здесь ее плоть, казалось, становилась еще горячее, как будто ведя к входу, скрытому под нежными, похожими на лепестки складками. Когда он коснулся ее там, она чуть было не вскочила с постели – так была потрясена.
Принуждение... нет, желание взять ее было таким всепоглощающим, что почти победило его в это мгновение.
Невинная!
Он лег на кровать, закрыв рукой глаза. Легкое движение сбоку, и вдруг прохладная рука легла на его грудь, несогласная лежать там спокойно. Пальцы скользили и запутывались в волосах, растущих там. Это было все равно что подкинуть дров в печь. За исключением того, разумеется, что его физический ответ совсем не собирался догорать.
– Почему вы остановились? – Она поднялась на локте и смотрела на него.
Он повернул голову, чтобы взглянуть на нее. Ее глаза были все такие же огромные, но темнее, чем раньше, как будто зрачки расширились настолько, что поглотили всю коричневую радужку. В них были искорки золота. Губы как будто стали полнее. Ее волосы лежали в буйном беспорядке.
– Потому что вы не готовы.
– О-о!
– Вы не понимаете, да? – Он закрыл глаза, чтобы не видеть ее. Сейчас она выглядела слишком уж соблазнительно. – Если я возьму вас прямо сейчас, это будет для вас болезненно. А я не уверен, что смогу прикасаться к вам, не делая этого.
– Мне жаль. – В ее словах звучало раскаяние, последняя из эмоций, которую он хотел бы видеть в своей брачной постели.
– Вас нельзя винить, – сказал он, – во всяком случае, не больше, чем меня. Это всего лишь дело мужчины и женщины. Мне просто нужно ненадолго остановиться.
– Это будет часто случаться?
Черт возьми, в ее голосе звучало любопытство. Как будто это какой-то наглядный урок, она – ученица, а он – профессор, терпеливо разъясняющий материал. Все-таки с девственницами слишком много проблем. Даже с этой.
– Надеюсь, только в эту ночь.
– О! – Сейчас в ее голосе прозвучало разочарование.
Он открыл глаза и посмотрел на нее.
– Если только у вас нет склонности заново выращивать вашу девственность, мадам. Девственницы – деликатные создания. Как я понимаю, в первый раз вас легко поранить.
– Так вот почему?
Черт, она выглядела слишком уж довольной. Афродита во время обучения. Нет, этой не нужно было никакого обучения. Факт, который должен был бы порадовать его, но почему-то странным образом раздражал. Почему – он понятия не имел.
– Я не против, если будет больно. Правда! Если только это произойдет всего один раз.
– Ну а я против. Я совсем не хочу, чтобы женщина подо мной корчилась от боли.
– В ваших устах это звучит ужасающе.
Он нахмурился и посмотрел на нее.
– Не говорите глупостей.
– Ну, это же вы отказываетесь продолжать. – Она легла на спину рядом с ним.
Несколько секунд спустя он перекатился и накрыл ее.
– Это на самом деле нелепая ситуация, – сказал он.
– Вы улыбаетесь. Я должна понимать это как знак, что вы достаточно отдохнули?
– Вам нужно научиться кое-каким манерам, – ответил он, удивляя самого себя тем, что поддразнивает ее. – Вы что, не знаете, что я герцог?
– Я в должном благоговении. – Ее ладонь легла на его щеку, глаза сверкали слишком уж ярко. Целовать ее было как проваливаться в пустоту, в ночь, усыпанную звездами. Его возбуждение, которое за время передышки не уменьшилось ни на йоту, стало еще больше.
– Боюсь, в этом нет никакой пользы, – сказал он, выныривая из их поцелуя, как пловец, только что выброшенный волной на берег. – Мне жаль, если я сделаю вам больно. Это нехорошо.
Ее глаза как будто поглощали его.
– Я не боюсь, честно.
– Перестаньте говорить такие вещи.
– Нет смысла так хмуриться на меня. Я ничего не могу поделать с тем, что никогда раньше не занималась такими вещами.
– Черт побери, некоторые люди называют это «заниматься любовью».
– Тогда почему мы кричим друг на друга?
Смеху не место в спальне, это уж точно. Но самым естественным на свете в эту минуту было захохотать над двусмысленностью ситуации. Ее губы становились слаще, когда изгибались в улыбке, а ее кожа теплела, когда она заливалась смехом.
– Вы должны сказать мне, о чем думаете, – потребовал он мгновение спустя. Каждая мысль сосредоточилась на том, чтобы заглянуть в ее глаза. Широко распахнутые и встревоженные. Она, такая нежная, трепещущая в его объятиях, казалась бесконечно хрупкой. Ему безумно хотелось завершить это, свершить действие, которое свяжет их и законом, и плотью.
Она моргнула, глядя на него, ее улыбка дрожала.
– А у вас было много практики в этом? – Ее голос прозвучал слабо, как-то испуганно.
– Достаточно, – сказал он, наклонился и поцеловал ее снова, прогоняя ее тревоги единственным способом, который знал сейчас.
– Вот с какой стати, – пробормотала она под его губами, – это называют дефлорацией?
Он поднял голову, чтобы посмотреть на нее. Ее губы, полные и розовые, изгибались в улыбке.
– В конце концов, я же не роза. Но я совершенно готова, чтобы меня сорвали, Джеред.
И он сделал это, со всем мастерством, какое смог собрать, хотя и почти сходил с ума от вожделения. Уже потом Джеред осознал, что никогда раньше не овладевал женщиной, которая улыбалась ему и поощряла его стонами и легким смешком.
Глава 2
Солнечный свет играл как языки пламени на простынях цвета светлой слоновой кости. Тесса моргнула, разбуженная теплом и странным ощущением, что что-то не так. Она подняла глаза на изумрудно-зеленый бархатный балдахин над головой, гигантское сооружение, поддерживаемое четырьмя высокими резными столбиками красного дерева. Постель, достойная герцогини.
Солнечный свет коснулся ее сонного лица. Рука потянулась вверх, пальцы пробежали по распухшим губам.
Вдруг она совершенно очнулась. Повернула голову. Она была одна! В одно мгновение ее захлестнули все вообразимые эмоции. Осознание. Все ощущения, передаваемые ее телом, требовали внимания. Первым делом – боль. Она чувствовала себя совсем разбитой. Потом смущение – полная, обширная и горячая вспышка его, – когда она с болезненной ясностью вспомнила прошедшую ночь. Он видел ее нагую. При свете. Он трогал ее. Она натянула подушку на голову, чтобы заглушить стон. О Боже! Он ласкал ее. И даже больше.
Она вынырнула из-под подушки, приподнялась на локтях и посмотрела в сторону окна, откуда раздражающе ярко сияло солнце. Нет. Она не будет об этом думать. Простыня упала с нее, и она взглянула вниз, на свое тело. На ее груди пылало красное пятнышко. Он целовал ее, прикасался к этому месту своими губами.
Она откинулась на кровати, прижимая подушку к груди. Потом повернула голову и посмотрела на то место, где он лежал. Щека коснулась прохладной простыни. Он назвал ее невинной. И если бы он видел ее сейчас, он бы определенно знал, насколько правдивым было это утверждение. Она снова посмотрела вверх, на балдахин. Конечно, сейчас она должна чувствовать себя более опытной.
Почти распутной. Но она не испытывала ничего подобного. Вместо этого она ощущала себя даже более наивной, чем раньше, почти ребенком.
Они смеялись вместе, и это было чудесно. Даже разговаривать с Джередом было чем-то более чем реальным, как если бы бог Эрос решил усесться на облако и поболтать с ней. С его черными волосами и чувственным ртом, с этими серыми глазами, отражавшими все эмоции мира, он был абсурдно прекрасен, ее муж. Муж. Это слово было такое теплое и приятное!
Он продемонстрировал такую заботу о ней, такую нежность. Все ли невесты получают такое обращение? Она подозревала, что нет, так же как и знала, что не было удобного случая задавать подобные вопросы. Люди просто не говорят о таких вещах.
Муж... Ночью они с ним снова будут заниматься «этим». После первого раза было почти не больно. Честно говоря, все это, вместе взятое, начинало казаться ей многообещающим. А сегодня? Сегодня они будут разговаривать, и, возможно, он расскажет ей об их свадебном путешествии и местах, которые он запланировал посетить. Рим? Париж? Она хотела увидеть все эти знаменитые города, и, конечно, именно с ним.
Она встала на колени на кровати, пристально глядя на место, где он лежал прошлой ночью. «Пожалуйста, пусть любовь придет к нему, пусть даже не великая и не долгая любовь. Надеяться на это было бы слишком. Но пусть он захочет узнать меня, говорить со мной. Позволь мне быть его другом». Это была короткая молитва. Но, о милосердный Боже, если бы только он мог смотреть на нее не как на препятствие его счастью, а как на дополнение к нему. Возможно, потом в этом браке появится нечто большее, чем просто расчет. Он был такой потрясающий, а она чувствовала себя совершенно готовой обожать его.
Когда ей было шестнадцать, она была уверена в том, что знает о любви все. Но два лондонских сезона развеяли ее иллюзии. Оказалось, трудно сохранить образ романтической любви посреди столичной ярмарки, среди водоворота сплетен и множества девушек, которым предстояло стать невестами и женами. Иногда их смех становился горьким, а глаза блуждали по бальным залам в поисках партнера – не на всю жизнь, а хотя бы на вечер. Крушение иллюзий здесь было обычным делом.
Она уже видела лучшее, что может предложить высший свет. Молодых людей с сияющими улыбками и робкими голосами, которые умоляли ее о благосклонности и едва не прыгали от счастья, когда она позволяла им принести стакан пунша. Или кавалеров, которые интересовались состоянием ее отца больше, чем внешностью дочери, и считали излишним узнавать, умеет ли она вообще говорить. Чаще всего ей было просто скучно в их обществе. Иногда ее это раздражало, и тогда она отваживалась открыть рот и высказать им все, что она думает. Никто из молодых людей, ухаживавших за ней, не оценил степень ее откровенности.
Когда родители брали ее с собой в Лондон за покупками, она была ребенком. С тех пор Тесса выросла, стала красивой девушкой. И вот ее выпустили в плавание в океан других девушек, ищущих богатого и знатного мужа. На это потребовалось два сезона, но она поняла, что в Лондоне нет места романтической любви, да и в самой жизни ее трудно найти. Что редкость то, что было между ее родителями, – союз умов, тел и сердец.
И все же, может же она мечтать? А прошедшая ночь была такой волшебной, как если бы мечта вдруг обрела шанс стать реальностью.
Ее немного разочаровало, что под утро он оставил ее. Ее родители спали в одной комнате, шокируя слуг. Но, возможно, то, что он предоставил ей возможность просыпаться одной, было еще одним знаком его трогательной заботы? Может быть, он в любой момент войдет в эту дверь. И что увидит? Ее волосы в ужасном беспорядке, лицо не умыто, нагота вовсе не соблазнительна.
Тесса вскочила с постели, на ходу хватая халат, и бросилась в соседнюю комнату, которая чудесным образом была превращена в ванную Ей нужно всего каких-то тридцать минут, и она предстанет перед своим мужем такой, какой должна выглядеть жена.
– Что значит «уехал»? – Тесса крепко стиснула руки, полная решимости быть герцогиней до кончиков ногтей. Как могла она не делать этого, когда как минимум пятьдесят человек наблюдали за каждым ее жестом?
Она стояла у подножия резной лестницы, разговаривая с дворецким. Люди потоком заполняли столовую. Она и понятия не имела, что в Киттридж-Хаусе столько гостей. Но, опять же, свадьба герцога – не рядовое событие.
– Его светлость уехал в Лондон.
Вот так просто – взял и укатил.
– Он оставил записку? – Как странно, что это так трудно вынести.
– Нет, ваша светлость.
Никаких инструкций – можно ли ей присоединиться к нему, никаких объяснений, когда вернется, никакого намека на извинения или что его вызвало какое-то неотложное дело, или хотя бы что он справляется о ее здоровье.
Она повернулась, подобрала юбки и стала подниматься по лестнице, слушая позади гул голосов.
Тесса с величайшим достоинством прошла по огромному коридору к своим покоям, бесшумно закрыла дверь и прислонилась лбом к позолоченной стенной панели. И только тогда заплакала.
Глава 3
– Какая миленькая малышка, – сказала женщина. – Но с другой стороны, я полагаю, все девственницы выглядят так.
– Если я знаю Джереда, она больше не в этой кондиции. – Худой женоподобный молодой человек стоял, прислонившись к стене, и оглядывал Тессу с тем же безразличным презрением.
Это был уже не первый раз, когда ее так бесцеремонно рассматривали. Тесса закрыла книгу и подняла голову. Раньше библиотека казалась безопасным местом. Гости Джереда редко забредали сюда. Но она, очевидно, ошибалась.
Дама с лорнетом в руках выглядела вызывающе. Ее губы были накрашены, а брови слишком черны, чтобы быть натуральными. На ней было желтое платье, открывавшее слишком много. Молодой человек в атласном костюме цвета слоновой кости был чересчур манерен, словно принц. Они были неплохой парой, но сразу чувствовалось, что воспитания им недостает.
Конечно, ее все знали. Такая милая малышка. Такое прелестное дитя. Каждый раз, когда она слышала это, Тессе хотелось швырнуть чем-нибудь в говорящего все эти банальности. Вместо этого она молчала. По крайней мере эти комментарии были лучше, чем сплетни, которые она слышала в прошлые несколько дней. Они сопровождали каждое ее появление в комнате. Слишком невинна для него. Почти наверняка скучает.
Она еще выше вскинула подбородок и встала со стула у окна.
– Вы что-то хотели? – спросила она. Голос настоящей хозяйки дома. Поймут ли они это? Сомнительно. Все гости Джереда более чем пренебрежительно относились к ней.
Они захихикали. Даже это было оскорблением. Их смех был такой бесстыдно-грубый, что она растерялась.
Слава Богу, что в этот момент дверь распахнулась, и, протягивая руки, в комнату с широкой улыбкой на лице вошел Стэнфорд Мэндевилл.
Тесса повернулась и позволила обнять себя. Нахальная парочка тут же ретировалась. Стервятники, оставшиеся без еды, когда жертва проявила признаки жизни.
– Слышал, что мой племянник сбежал в Лондон. Это правда? – спросил Стэнфорд Мэндевилл, когда отпустил ее.
Должно быть, выражение ее лица невольно выдало ответ, потому что он выругался. Ее крестный отец не стал затруднять себя извинениями: он никогда этого не делал. Люди терпели его крутой нрав или видели его спину. Как странно, что ей всю жизнь советовали сдерживаться, помнить о ее происхождении, семье, о ее положении в свете, в то время как другие безнаказанно вели себя как хотели. Или это просто Мэндевиллы считали себя выше манер и приличий?
– Он всегда был безрассудным, – сказал ее крестный, делая знак лакею пройти вперед. – Это у него от матери.
Лакей поставил около его кресла огромный сверток и когда Стэнфорд кивнул, поднял eго.
– Знаешь, его мать была шотландкой, – сказал Стэнфорд, быстро разворачивая муслиновую обертку. – Она умерла, когда он был совсем мальчишкой. Устроила скачки на пустоши, и он был с ней. Я бы не сказал, что он стал причиной ее смерти, но подозреваю, что мой брат винил его в этом. С тех пор всегда называл его диким, до самой своей смерти.
Тесса едва смогла спрятать улыбку. Ее муж дик? Совсем не то описание, которое она использовала бы для герцога Киттриджа.
– Я уверена, у Джереда были причины уехать в Лондон, – сказала она, побуждаемая странным желанием защитить мужа. А ведь он-то не проявил таких чувств к ней.
– Я ведь и правда думал, что твое влияние смягчит его буйный нрав.
Она избегала взгляда крестного, говорящего яснее, чем слова, начертанные на стене: он знает, как относиться к Джереду Мэндевиллу. И все же о чувствах ведь не следует признаваться вслух, не так ли?
Крестному наконец удалось распутать муслин и открыть портрет.
– Ты была сногсшибательной невестой, моя дорогая. Заслуга твоих родителей. А мне захотелось увековечить этот момент вот таким подарком. В конце концов, именно эта картина оказалась своеобразной свахой.
Тесса встала перед ней, протянула пальцы и коснулась руки на портрете, лежащей на пьедестале, потом дотронулась до лица, которое смотрело на мир с таким презрением и тайным весельем. Это зрелище заставило что-то перевернуться в ее груди.
Все три прошедших бесконечных года она ждала объявления о его женитьбе. Но он не спешил; вместо этого по стране ходили слухи о его излишествах, циркулировали сплетни о сумасбродных выходках герцога Киттриджа. Где возникал скандал, там обязательно присутствовало его имя. Если был разгул, он был в самой гуще его. И везде, где собирались люди, разговор рано или поздно сворачивал к герцогу, его проступкам. Шепотом и округляя глаза рассказывали истории, немыслимые для девушек. Тесса знала достаточно подробностей, чтобы нарисовать картину безнравственной жизни. Это должно было заставить ее забыть о нем. Странно, но этого не произошло.
На портрете он был без парика. Его собственные, черные как вороново крыло, волосы были собраны назад и перевязаны черной шелковой лентой. Сюртук до колен и бриджи были темно-синие, короткий двубортный жилет расшит цветами. Его чулки были точно так же украшены.
Одна рука лежала на рукоятке трости, в которой, без сомнения, скрывалась шпага, другая покоилась на мраморном фронтоне. Он был высоким мужчиной, герцог Киттридж, с широкой грудью, которая, как сказал ее крестный, заставляла чертыхаться его портного. Не было ничего похожего на раскаяние в его сером взгляде, ничего хоть каким-то образом указывающего, что человек, стоящий перед ней, сожалеет о своей распутной жизни. Создавалось впечатление, что весь свет и его мнения просто не существуют для Джереда Мэндевилла, как будто вместо него он создал свой собственный изысканный мир.
С прошествием лет выражение лица изменилось. Исчез вызов в его глазах, мягкий насмешливый блеск подавляемого веселья. Теперь в них читались усталость, ощущение безысходности, которое как будто излучала фигура, написанная с таким совершенством. Или это юноша превратился в мужчину и увидел то, чего раньше не замечал? Или, того хуже, может быть, Тесса напредставляла себе то, чего и не было?
Дикий? Возможно, он таким и был. А она была слишком наивной для него, чересчур инфантильной.
– Итак, – произнес Стэнфорд, похлопывая ее по руке, – что ты собираешься делать?
Тесса подняла глаза.
– Я еще не решила, сэр.
– Дитя, я твой дядя – теперь, после замужества. Я настаиваю, чтобы ты обращалась ко мне соответственно. – Его улыбка была слишком нежной для властного приказного тона.
Тесса встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.
– Спасибо, дядя.
– Я все равно продолжаю утверждать, что ты для него лучшая, Тесса. Но может потребоваться время, чтобы ты могла заставить его понять это.
Она снова посмотрела на портрет.
Честно говоря, она сомневалась, что молодого аристократа, изображенного там, можно легко убедить – хоть в чем-то.
Она поедет в Лондон. По крайней мере думает, что поедет.
Тесса удивлялась, почему она медлит. Ее сундуки были уложены, единственное, что оставалось сделать, – это приказать отнести их в карету.
На стук в дверь ответила горничная, которая провела посетительницу в ее гостиную.
Дама высокого роста решительной походкой вошла в комнату. Стянув перчатки, она посмотрела на дочь мрачным взглядом. Когда-то она считалась красавицей. Ее волосы, хотя уже немного поседели, все еще были густыми и блестящими. Черты лица – все те же, хотя возраст немного смягчил их, как будто размыв, затуманив эффект совершенных губ и аристократического носа. Однако глаза Елены бросали вызов прошедшим годам. Они все еще сияли, как топазы.
– Я очень сильно опасаюсь, – сказала Елена Эстли без предисловий, – что твой отец пристрелит его. Кроме того, один из твоих братьев забыл о своем солидном возрасте – восемь лет – и угрожает укусить его.
– Гарри, – простонала Тесса, точно угадав имя своего защитника. – Полагаю, мама, что теперь каждый сосед в радиусе пяти миль уже в курсе того, что меня бросили.
Елена посмотрела на дочь, как будто определяя, что еще ей предстоит узнать.
– Немногие из наших гостей известны своим тактом, Тесса. Боюсь, весь Лондон уже оживленно судачит о том, что Киттридж покинул свою молодую жену на следующий день после свадьбы. Очень мило с его стороны!
Она села на стул у окна рядом с Тессой.
– Знаешь, так просто невозможно. Я терпеть не могу видеть тебя безучастно смотрящей в пространство, как ты сидела, когда я вошла, да еще наверняка романтически вздыхала о своей утрате. Ты что, даже ничуть не разозлилась?
Тесса вздохнула.
– Я не сержусь, – сказала она, поднимая руку, чтобы остановить новые замечания матери. – Возможно, это произойдет позже. Сейчас же я просто чувствую, что что-то неправильно поняла. Видите ли, я думала, что мы начали становиться друзьями. Что со временем он будет чаще видеть меня и я ему понравлюсь. Особенно после... – Повисла неловкая пауза. Залившееся краской лицо только подчеркнуло ее.
– Вашей брачной ночи? – Елена протянула руку и накрыла ладонью руку дочери. – Тогда я рада, что ты не осталась в полном неведении, что это влечет за собой.
– Вы рассказали мне не все, мама.
Теперь настала очередь Елены краснеть.
– И правильно сделала, Тесса. Лучше, если некоторые вещи тебе объяснит твой муж.
– Объяснил бы, если бы оказался поблизости.
Елена встала и подошла к восточной стене, которую покрывал гобелен. Край его потемнел от времени и выглядел почти серым. На заднем плане возвышался замок с башенками. Впереди сидела дама, ее волосы украшали собранные цветы.
– Замок, – пробормотала Елена, – достойный принцессы. Только вот принц сбежал...
– Может быть, он оставил своей невесте записку или что-нибудь еще.
Елена обернулась.
– Так вот что больше всего расстраивает тебя, Тесса?
Та взглянула на мать, потом стала смотреть в окно.
– Нет, – тихо произнесла она. – Я бы, без сомнения, к этому времени уже совсем расклеилась. Просто не могу поверить, что он оставил меня.
– Тесса, меня так огорчают твои страдания. Мне скорее всего не следовало соглашаться на этот брак. Но я надеялась, что Киттридж остепенится и станет хорошим мужем.
– Сомневаюсь. Он даже вряд ли вспомнит теперь, что у него есть жена.
– Твой отец в ярости. Но старается скрыть это. Ты унаследовала от него эту прискорбную черту. Мне было бы гораздо лучше, если бы вы оба время от времени могли признаваться, какие чувства испытываете.
Тесса улыбнулась. Ее отец и мать постоянно напоминали о ее дурных чертах и о том, кто из родителей ответствен за это. И никогда не кончалась эта битва, наполненная юмором и нежными взглядами. Почему между ними с Джередом не могли установиться такие отношения?
– Вы бы предпочли, чтобы я швыряла подушки на пол, мама? Топала ногами и срывала занавеси с окон?
– Я бы хотела, чтобы ты занялась чем-то другим, вместо того чтобы плакать по Киттриджу. Он этого не заслуживает.
– Тогда вы будете рады узнать, что я еду в Лондон.
Не часто Тесса удивляла мать. Еще реже ей удавалось лишить ее дара речи. Прошло несколько долгих мгновений, во время которых Елена просто смотрела на свою дочь. Когда она заговорила, вопрос не удивил Тессу. Она даже ожидала его.
– Зачем?
– Чтобы почувствовать себя женой. Я нахожу это довольно странным, когда мой муж скрывается в Лондоне.
– Ты считаешь, что это разумно? – Лицо Елены стало мрачным. Намерение дочери показалось ей чересчур экстравагантным. Но Тесса была уверена, что раздражение ее матери направлено только на Джереда.
– Какая еще альтернатива у меня есть, мама? Ждать, пока Джеред осознает, что женат?
– Возможно, ему следует об этом напомнить.
– Мама, я бы предпочла, чтобы вы не брали на себя разговор с ним, – сказала Тесса.
– Чепуха, должен же кто-то сказать ему, как неправильно он себя ведет.
– Вы не сделаете этого. – Она сурово посмотрела на родительницу.
– Ты моя дочь. Он, очевидно, с чего-то решил, что причинять тебе боль допустимо. Но я так не думаю.
