Текст книги "Невеста для герцога"
Автор книги: Карен Рэнни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
Глава 21
«Она милая девочка, ты будешь гордиться ею. Умная, здоровая. Лучше жены не найдешь». Слова дяди пронеслись в его мозгу. Так же, как и другие замечания. Полин, которая неплохо разбиралась в людях, сказала, что Тесса очаровательное дитя.
«Я задаю слишком много вопросов, и у меня прискорбная привычка говорить все, что придет в голову, до того, как я подумаю. Это очень мешает». Она так и не переросла эти привычки.
Высший свет не живет по правилу, что, если ты не можешь сказать ничего хорошего о человеке, промолчи. Сплетни затихали до того момента, когда человек доказывал, что о нем стоит говорить или осуждать. Тесса сделала все, что могла, чтобы обеспечить себе место в сборнике историй светских гарпий. Кричала на него в театре, устроила из себя посмешище, таскаясь за ним по Лондону, как ищейка. Он не удивился бы, если бы она стала темой для жарких обсуждений по всему городу. То, что он не слышал сплетен, в большей степени объяснялось его нежеланием в них вникать, а не благородством и сдержанностью его знакомых. Ни у кого просто не хватало смелости рассказать ему.
И все же она осмелилась смотреть на него так, как будто обнаружила в нем какой-то прискорбный недостаток. Как будто он был недостоин даже ее презрения.
Джеред медленно поднялся по лестнице. Она была как пламя, а он был тем самым пресловутым мотыльком. Он помедлил и вошел через соединяющую их покои дверь без стука. Ему же не нужно спрашивать у нее позволения войти.
Тесса обернулась, когда он вошел. Горничной при ней не было.
На ней была прозрачная шелковая рубашка; она не скрывала ничего. Ее груди выпирали вперед, натягивая ткань, словно проверяя ее на прочность. Соски были большими, темно-коралловыми, с торчащими кончиками, дразнящими своей выпуклостью сквозь тонкую ткань. Ему захотелось целовать их сквозь материал, обжечь ее своим влажным ртом. Вместо этого он подошел ближе, протянул руку и положил ладонь на ее левую грудь. Она задрожала, но не отстранилась.
– Тесса? – Его голос был само соблазнение – теплый, бархатный. Она подняла руки и положила ему на плечи. Прикосновения ее пальцев к его коже там, где шея переходит в грудь, было достаточно. И все же он не поцеловал ее, а просто стоял и вдыхал ее аромат. Лаванда и лимон. Она стояла перед ним в облаке распущенных волос, дыша так тяжело, что он знал, что она возбуждена одним только фактом его присутствия. И все же он не двигался, довольствуясь наслаждением моментом.
– Да? – наконец произнесла она. Слово, которое было высечено в граните тупым резцом, подумал Джеред, за все то бесконечное время, потребовавшееся, чтобы его произнести. А ведь это было всего несколько секунд, подумал он со слабой улыбкой. Его пальцы дрожали, сердце гулко билось.
Было бы лучше, если бы она захлопнула дверь, ответила ему отрицательно, даже потребовала, чтобы он ушел. Она вела себя не так, как должна вести себя добропорядочная жена. Вместо этого она искушала и соблазняла.
Она была свечой в почти кромешной тьме, сияющая и нежно улыбающаяся, ее губы розовые, пухлые, чуть влажные. Ее нужно было уважать, а не вожделеть, почитать, а не хотеть. Она была матерью его будущих детей, но чтобы это случилось, ему нужно войти в нее со всей силой и желанием, на какие он способен, даря ей наслаждение и высвобождение и доводя себя до безумия.
Благословенная обязанность. Он никогда не уклонялся от нее.
Ее босые ноги были сомкнуты, пальцы поджимались, как будто от холода. Как это нелепо – первый раз в своей многоопытной жизни он чувствовал желание и нежность, слитые воедино. Это была пьянящая смесь, чувство, которого он никогда не испытывал раньше: желание коснуться ее, заставить ее ощутить то же самое безрассудство, которое ощущал он. Он вдыхал ее манящий запах, прекрасно зная, что хочет не просто обладать ею, что это желание превратило границы простого вожделения во что-то неотвратимое и пугающее. Он хотел, понял Джеред в проблеске ясности, испугавшей его, любви этой женщины.
Когда его губы коснулись ее шеи, она задрожала всем телом. А потом сама поцеловала его – жадно, страстно. Это был поцелуй любовников, хорошо знающих все чувствительные места друг друга. Это был отклик тел, помнящих восторг первого соития.
Ее рука скользнула по его груди. Его ладони прижались к ее спине, нежно подталкивая ее вперед. Она не могла не чувствовать, что он безумно хочет ее. Казалось, что между ними вспыхнул огонь, настоящий пожар, разгоревшийся от той искры, вызванной нежностью.
Джеред отстранился, заглянул в ее лицо, веря в этот момент в силу женской магии, в колдовство изнывающей от желания плоти.
Он наклонился и задул одинокую свечу.
Здесь, в этой комнате, было темно, но ее наполняли и аромат цветов, и легкое дыхание Тессы.
Его губы едва касались ее губ, жест не страсти, но исследования – или, может быть, укрощения. Его руки опустились с округлостей ее плеч на скрипичный изгиб ее талии – восхитительная и соблазнительная женская плоть в облаке теплого аромата.
Тесса положила ладонь на его затылок, пальцы изогнулись, обхватив его голову. Такое бесхитростное пожелание целовать ее крепче. Что-то, питаемое трепетом, превратилось в тихое мурлыканье, нежное воркование, неслышное и едва ощутимое. Они покачивались вместе, как будто на ветерке, прижимаясь друг к другу в безмолвной страсти. Это было вожделение, усиленное жаждой, приправленное тающей нежностью.
Ее руки обвили его шею, она прижалась к нему со страстью, которая удивила его. Прикосновение ее тела к нему было как искра на сухом дереве, как вода на иссушенной земле, сладостный дождь чувств, питающий его до самой глубины. Он прижал ее к себе еще сильнее, опустил руку вниз, как будто не мог ничего делать, не касаясь ее, не чувствуя свою ладонь на ее плоти.
Из ее горла вырвался слабый стон, что-то похожее на всхлип, звук такой соблазнительный и женственный, что возбудил его еще сильнее.
Он поднял чуть дрожащую руку и погрузил в гриву ее каштановых волос, лаская тяжелые пряди и оттягивая ее голову назад, чтобы открыть шею для его поцелуев.
Проклятая рубашка, так мешавшая ему, создавала ироническую непорочность, которую он имел все намерения разрушить. Он нетерпеливо снял ее и швырнул на пол это последнее препятствие к ее влекущему телу.
Джеред потянул Тессу на кровать, сбросил покрывала и одеяла. Если она дрожала, то не от холода. Он должен, однако, сохранить какой-то контроль над собой. Ему казалось, что он попал в водоворот, разум и тело отказывались повиноваться.
Где это написано, что мужчины соблазнители? Он чувствовал себя на седьмом небе. Вот оно, настоящее мужское счастье. Тесса улыбнулась ему, дрожащая невинная улыбка с оттенком дерзости. Или, может быть, это ему только показалось?
Его ладонь провела по ее ребрам к груди, накрыла ее, ощущая гладкую сферу в ее совершенстве, кончик был такой тугой и жаждущий. Ее сосок приглашающе торчал.
Джеред ответил ему нежным поцелуем. Затем последовал хриплый вдох Тессы, короткий, прерывистый звук страсти.
Нетерпеливые пальцы создавали волны необычных ощущений, скользя по ее закрытым глазам, ныряя в шелковистые волосы. И все время, пока он касался ее, Джеред не говорил ни слова. Тишина, если не считать их дыхания.
Она была вся – шелк и атлас. Даже кожа на локтях и пятках была нежная, как у младенца.
Ее губы были такими податливыми под его губами, ее язык касался его робким, нежным прикосновением.
Его пальцы скользили по ее коже, наслаждаясь ощущением. Когда они задержались на внутренней стороне ее локтя, он наклонился, чтобы коснуться губами там, подтверждая свое право обладания нежным поцелуем. Ее груди манили его, их кремовая мягкость принимала его язык, их торчащие соски, нежные и беззащитные, – такая легкая победа, учитывая его решимость. Он поймал ее в плен этим прикосновением, ее горячий сосок, окруженный губами, не желающими отдавать свой приз. Где бы он ни касался ее, ее женский жар изливался в ответ на жадное требование его языка. Джеред хотел поглотить ее с первобытной яростью хищника. Вполне вероятно, что роль жертвы в этой ситуации пришлась бы ей по душе.
Он лег рядом с ней, его пальцы скользили по ее ногам, обхватывая тонкие щиколотки, выпуклость колена, пробегая по плоти бедра, где его рука задержалась, пробираясь сквозь мягкое руно ее шелковистых волос. Она подвинулась – движение самозащиты, скромности, легкого игривого кокетства.
Казалось, будто сам воздух остановился, замер в ожидании продолжения его движений. Вместо этого она только тихо вздохнула, когда он продолжил свое нежное исследование, познавая в этом молчании больше, чем она могла бы рассказать ему.
И все же роль жертвы была не той, для которой она была рождена; даже только вступая на путь любви, она не была пассивной. Тесса требовательно протянула руку и притянула его голову к себе для поцелуя, ловя тихую усмешку, которой он отреагировал на ее ласковую тиранию.
Он наклонил голову, его губы коснулись ее губ. Только это, и не больше. Легчайшее прикосновение языка к изгибу ее плеча, от которого ее трепет усилился.
Ее руки блуждали по его спине, губы открылись широко для вторжения его языка, ее бедра подались вперед, чтобы принять его, приглашая войти. Он не делал ничего, только целовал ее, поднимаясь по спирали ощущений, а Тесса отвечала ему, вбирая в себя неповторимую чувственность этого момента, сладко извивалась под его неукротимым напором.
Его грудь коснулась ее груди, дразня ее жесткостью волос, щекоткой прикосновений. Ее руки нетерпеливо провели по его спине, ногти готовы были вонзиться в покрытую испариной кожу. Снова ее бедра качнулись вперед, ноги раздвинулись шире, сердцевина ее жара приглашала, завораживала, манила. Он ласково погладил шелковистые волосики – мягкое движение, заставившее ее снова задрожать.
Когда он вошел в нее, медленно скользя внутрь, ее ногти вонзились в его кожу так сильно, что он вздрогнул. Джеред нетерпеливо вошел совсем глубоко и полностью растворился в чудесном жаре ее тела.
Он вышел из нее, и она вздохнула, вся во власти наслаждения. Джеред наклонился и поймал ее грудь, дразня губами соски. Когда он снова погрузился в нее, она вздохнула и тихонько застонала.
Его губы зарылись в мягкие влажные пряди волос на ее виске.
– Тесса! – Ее имя казалось произнесенным как ласка или мольба. – Тесса!
Потом он снова стал ритмично двигаться, и она издала тихий нежный звук, природа и инстинкт заставляли ее бедра двигаться к нему навстречу, когда он отстранялся, соблазняя его, когда он возвращался.
Теперь она всхлипывала – настойчивые звуки, сводящие его с ума, забирающие остатки сдержанности. Она не могла знать, как сильно он хочет познать ее до конца, заставить ее плыть в этом чувстве, вновь и вновь испытывая настойчивое вожделение, неземную страсть.
Джеред наклонил голову, стал целовать и сосать ее грудь, заставляя ее стонать – умоляюще и одновременно требовательно.
Он обрушился на нее, касаясь ее лона, погружаясь в нее с неистовой страстью. Он чувствовал, как она взрывается, ее вздохи превратились в тихий стон, конвульсивная дрожь сделала теснее канал, который окружил его плоть, сжал с жадным трепетом, приглашая его сдаться, подчиниться природе.
Когда он наполнил ее собой, не в силах продлевать момент невыразимого наслаждения, он был опустошен и в то же время счастлив, как никогда.
Джеред ни разу в жизни не чувствовал такого. Не испытывал этого чуда, чистого восторга вожделения и любви. Никогда раньше он не хотел одновременно так яростно побеждать и сдаваться.
Возможно, это было предостережение, которое следует принять во внимание.
Глава 22
Когда объявили о визите матери, Тесса вздохнула. Она встала и встретила ее быстрым объятием и поцелуем.
Елена стянула перчатки, продолжая внимательно смотреть на нее. Наверное, таким взглядом львица смотрит на своего детеныша. Очень сердитая львица.
– Почему ты молчишь, Тереза?
– Я так понимаю, вы все слышали, – ответила дочь. – Честно говоря, я ожидала вас несколько дней назад. Что-то случилось? – Она сделала знак подать чай.
Все-таки здорово быть окруженной людьми, которые понимают каждый твой жест. Несомненно, еще одна привилегия быть герцогиней. Дома ей везло, если удавалось получить что-то первой. Печенье, конфету, ломтик арбуза – все призы выигрывал самый быстрый или самый хитрый, и надо было еще убрать это подальше от липких пальцев братьев.
– Твой отец болел. – В ответ на встревоженный взгляд Тессы она продолжила: – Простуда. Ему уже лучше. Однако я не сомневаюсь, что все эти разговоры отсрочили его выздоровление. Тереза, как ты могла! – Вот оно, внушение, которого она так боялась. – Отец узнал о твоем поведении даже раньше меня.
– И не сказал вам. – Она села. Это было хуже, чем она ожидала. Мать ненавидела, когда отец пытался защищать ее. Сколько раз Тесса слышала, как она говорила ему, что родила семерых детей без его помощи и вполне может сама разобраться с ними. Отец никогда не отвечал на это, ему оставалось только шипеть, фыркать и беспомощно смотреть на Тессу.
– Ты выглядишь ужасно. Брак с Киттриджем стал виной этому? Как ты могла произносить все эти ужасные слова? И где? На людях, в обществе!
– В свою защиту, мама, скажу, что король Генрих VIII довольно часто использовал одно из таких словечек. И слушатели были в восторге.
– Где ты откопала этот бред? Не важно, если архиепископ Кентерберийский любит каждый день повторять это своим розам. Тебя воспитывали не для того, чтобы ты вела себя в такой манере. Да еще и в театре!
Надо промолчать. Хорошо, что ее мать еще не все знает.
– Сесили Кроуфорд не может смотреть мне в глаза. А Дениз все еще не встает с постели.
Тесса подумала про себя, что это больше связано с холодной погодой и тем, что старшей из сестер Кроуфорд было уже за шестьдесят, но мудро воздержалась от высказывания этого вслух.
– И ты недосыпаешь. Я точно это знаю, Тесса. У тебя постоянно эти темные круги под глазами.
Тесса постаралась вздохнуть не слишком громко. Услышав шаги дворецкого, она ослепительно улыбнулась Майклзу. Он был немного удивлен этим, но ничего не сказал, а просто выскользнул за дверь с этой неземной беззвучной плавностью, которая была свойственна всем слугам ее мужа.
– Как Гарри?
– Замечательно.
– Стивен? Роберт? Алан?
– Все здоровы. И Майкл, и Джеймс. Никто из твоих братьев, и младших, и старших, не сделал ничего, что опозорило бы семью. Должна сказать тебе, Тесса, что я чрезвычайно недовольна тобой. Истории, которые я постоянно слышу, крайне неприятны.
Тесса разлила чай, подала матери чашку. Улыбнулась и придвинула тарелку с пирожными. Снова улыбнулась. Эх, выпить бы сейчас бренди! Но это из области фантазии. Жаль. Когда Тесса впервые приложилась к бренди, она не страдала от головной боли, просто тупо ломило лоб. Однако это продолжалось почти весь день – предупреждение, что больше одного бокала пить не стоит. Но сейчас бы это так помогло!
– Что сказал папа?
– Что-то идиотское о том, каково это – девчонке расти вместе с шестью братьями.
Тесса слабо улыбнулась.
Ее мать продолжала хмуриться.
– Что вы хотите, чтобы я сказала, мама?
– Что ты будешь вести себя прилично, помнить о своем происхождении, о положении твоего отца в палате лордов и о любви высшего света к сплетням. Что ты постараешься провести оставшееся время в Лондоне, помня, что хотя ты теперь и герцогиня, но всегда в первую очередь будешь Эстли, сейчас и всегда.
Закончив эту страстную речь, ее мать откинулась в кресле и сердито вздохнула.
– Я знаю, что лучше не оставлять вас одну, – сказал Джеред в тот вечер, глядя на себя в зеркало.
Тессе всегда было трудно долго находиться в чьем-то присутствии. Брак только усугубил это состояние. Столько людей то и дело входили и выходили из ее комнаты, совершенно не заботясь, что она не одета.
Джеред, однако, совершенно не заботился о том, что слуги присутствуют при самых интимных его нуждах, и принимал такое положение, казалось, не замечая его. Его как будто просто не было здесь. Не замечал он и то, что его лондонский дом был на удивление тихим. Складывалось ощущение, что их обслуживают призраки.
Все слуги были отлично вышколены, никто из них никогда не осмеливался даже на робкую улыбку в ее сторону. Молоденькая горничная, Мэри, призналась однажды в нежных чувствах к одному из лакеев. Но даже Мэри в последнюю неделю была менее разговорчивой, как будто сожалея о своей первоначальной дружелюбности. А Чалмерс взял в привычку быстро опускать глаза, когда видел ее: раболепный жест унижения, ничуть, однако, не одурачивавший ее Джеред кивнул дворецкому и тот ушел. Когда за ним закрылась дверь, Тесса только один раз подняла голову, а потом принялась рассматривать рисунок ковра под ее ногами.
– Дорогая, вы с тем же успехом могли бы пойти со мной. Если я не приглашаю вас, вы просто идете следом. – В ответ она подняла на него глаза, встретилась с ним взглядом в зеркале. И первой отвела взгляд.
Неловкость между ними должна была бы уже исчезнуть. Особенно после прошлой ночи. Но казалось, что напряженность стала даже более ощутимой, чем раньше, как будто бы слова, сказанные в темноте, стали досадным воспоминанием при свете дня. Если бы она не знала его лучше, то подумала бы, что Джеред злится на нее. Опять чем-то недоволен?
Почему? Потому что она расплакалась в его объятиях? Потому что он шептал такие ласковые, нежные слова? Потому что прошлой ночью она начала думать, что для него, может быть, еще совсем не поздно превратиться в человека доброго и великодушного. Человека чести, который не растрачивает на пустяки свою жизнь.
– Вы идете со мной или нет? – Он взглянул на нее и потянулся за тростью. Манерность, присущая людям его ранга? Он едва ли нуждался в ее советах, авторитетом для него был разве что страдающий подагрой дядя. Кто она такая, чтобы подсказать ему, что он выглядит с тростью как-то нелепо? Это была часть образа распутного аристократа. Быть именно таким считалось модным в их кругу. Но она замечала в Джереде черты, намекающие на что-то «человеческое», особенно когда лицо его озаряла улыбка. Вот тогда она им восхищалась. Но это было настолько редко, что она могла и ошибаться. А как на этот раз?
– Куда вы собрались?
Эти глаза Мэндевиллов как будто обжигали ее. И в то же время она ощущала напряженность, природу которой не могла понять. Тесса снова отвернулась, чувствуя абсолютную беспомощность, как ребенок, которого ругают за какой-то проступок. Но она же не маленькая девочка, она женщина и жена. И совсем не наивная дурочка, которой он ее считал, она не позволит обращаться с собой так.
– Я жду ответа. – На этот раз в ее голосе прозвучало не любопытство, а требование. Он улыбнулся ей, и она подумала, что, может быть, такое безапелляционное обращение – это то, что нужно в общении с мужем.
Оказалось, они намерены посетить таверну, слишком близкую к докам и обслуживающую очень разных клиентов, большинство из которых определенно не пустили бы в приличное общество.
Тесса вышла из кареты, взяла Джереда за руку. Он прошел мимо мужчин, собравшихся у стены здания. Среди них было немало инвалидов, людей без руки или без ноги, слепых или просто больных. Один из них что-то крикнул ей, это было не ругательство, а просьба. Тесса отпрянула от Джереда, сунула руку в ридикюль и бросила несколько монет калеке.
Джеред тут же отчитал ее:
– Никогда не давайте им денег, Тесса, иначе они никогда не оставят вас в покое.
– Джеред, у этого человека нет руки. Можно ведь проявить к нему немного сочувствия?
– Не сомневаюсь, что он напился и потеря конечности стала результатом несчастного случая. Не смотрите на все так романтично, Тесса.
– И вам его совсем не жалко?
Он остановился и посмотрел на нее сверху вниз. Свет из открытой двери почти не падал на них.
– Теперь, Тесса, вам не нравятся мои взгляды. На следующей неделе будет подвергнут критике мой костюм. Или, может быть, мои манеры за столом? Я должен считать, что мне повезло, что вы не инспектируете меня каждый вечер, чтобы убедиться, что я поменял белье.
– Джеред, я только хочу видеть в вас прежде всего добропорядочного человека.
Его рука рубанула воздух.
– А вы имеете на это право, мадам? У вас что, совсем нет недостатков, что вы так хорошо видите мои? Кто назначил вас целомудренной жрицей моей совести? Вы желаете изменить мою жизнь по своему образу и подобию. – Сейчас он был так близко, что она чувствовала его дыхание на своей щеке.
Его руки схватили ее за плечи. Пальцы впивались в ее тело. Было ощущение, что он еле сдерживает себя от дальнейших, более агрессивных действий.
– Джеред, я вовсе не хочу изменить ваш характер. – тихо произнесла она, глядя вниз, на тени у своих ног. – Я лишь пытаюсь понять вас.
– Зачем вам это? Мы ничего подобного друг другу не обещали. Я присутствовал на церемонии бракосочетания, мадам, и не припомню ни одной такой клятвы.
– Похоже, Джеред, что у вас проблема с памятью. «Брак предназначен для взаимопонимания, помощи и утешения, мужу и жене надо быть вместе в беде и в радости». Или вы забыли это так же, как и другие слова? – Она добавила: – «Отвергая всех остальных, храни себя только для нее, пока смерть не разлучит вас». Мы поклялись в этом перед Богом.
Он не ответил ничего, просто отпустил ее и вошел в таверну. Ей не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ним.
Внутри не было ни хрустальных канделябров, ни богатых ковров, ни тихой музыки. Если это был игорный притон, то непохожий на все, какие она видела раньше. Честно говоря, это было самое непрезентабельное заведение, которое она видела в своей жизни.
Здесь воняло дымом, рыбой и какой-то гнилью. Войдя, Тесса поняла, что, хотя она не единственная женщина в зале – очень много девиц сидели на коленях у мужчин, – только она была прилично одета. Платье, которое выбрал Джеред, было из желтого шелка, расшитого золотой нитью. Корсаж – облегающий, декольте весьма скромное – оно считалось бы обычным нарядом в свете. Но в этой огромной комнате с сотней пар глаз, нацеленных на нее, Тесса поняла, что одета чересчур скромно для подобного заведения – она была одной из немногих женщин, чья грудь не была открыта жадным взглядам присутствующих мужчин.
Тесса последовала за Джередом в какое-то помещение вроде занавешенного алькова, отгороженного от основной комнаты. Здесь сидели три человека в нетерпеливом ожидании, если она правильно поняла выражение их лиц. Один из них, с фатоватыми усиками, неторопливо осмотрел ее с ног до головы. Этот взгляд был одновременно презрительным и как будто раздевающим ее. Она прильнула к мужу, но Джеред отстранился, давая понять, что не намерен опекать ее. Может быть, он хотел, чтобы она пожалела, что не осталась сегодня дома?
А ведь Тесса была так по-детски рада, что ему потребовалось ее присутствие в этот вечер. Почти благодарна, честно говоря. Он впервые взял ее с собой! «Тесса, не будь идиоткой. На самом деле он не хотел, чтобы ты была здесь, это же вполне очевидно, начиная с того, как он игнорировал тебя в карете, до только что возникшего небольшого, но красноречивого эпизода».
Он что, считает ее полной дурой? До сих пор ему не удалось шокировать ее, но он явно не прекращал попытки: хотел, чтобы она все больше возмущалась его поведением, относилась к нему с презрением, чтобы предпочла уехать в Киттридж-Хаус, чем быть с ним. Его жена не должна выходить за рамки тщательно прописанных границ, которые он установил для нее. И в эти ограничения входило: не возражать, что он проводил время со своей любовницей; не подвергать сомнению его выбор развлечений; никогда не критиковать его друзей, его способа тратить деньги. Другими словами, никогда не интересоваться тем, что делает Джеред Александр Мэндевилл.
Появилась служанка с подносом, уставленным полными до краев кружками. Она со стуком поставила одну перед Джередом, а потом встала, уперев поднос в бок и улыбаясь ему. Она была довольно красива – молодая женщина с черными волосами, кудрявыми и короткими, и явно накрашенными губами. Ее синее платье было сшито просто, с лентой, пропущенной по краю корсажа. Оно доходило до лодыжек, умудряясь скрывать и в то же время подчеркивать округлости ее тела. Когда она смотрела на Джереда, в ее глазах читалось откровенное приглашение. Она низко наклонилась и сказала ему что-то, заставившее его улыбнуться. Даже отсюда Тесса видела ее грудь, почти не скрытую тканью.
Служанка кокетливо хихикнула. Джеред кивнул, сунул руку в ее корсаж и вытащил наружу полную грудь с коричневым соском. Под аккомпанемент смеха его соседа большой палец Джереда погладил его. Женщина снова улыбнулась ему в ответ, прежде чем смахнуть его руку.
Он даже не повернулся посмотреть, заметила ли это Тесса.
Даже карты в этом помещении пахли дурно.
В воздухе было что-то удушливое, как будто кто-то побрызгал одеколоном, чтобы замаскировать вонь. И везде, куда бы Джеред ни клал свои руки, на них оставалось ощущение чего-то липкого, как от столетней грязи, которую никогда не смывали со столов и стульев.
Этот притон не входил в число его любимых игорных заведений, но здесь было интересно. В припортовой таверне редко жульничали в карты. Сделать это означало без лишних препирательств умереть от удара ножом или просто получить удар камнем по голове и быть сброшенным с пирса в море. А большинство к тому же не любили проигрывать, что добавляло азарта игре. Джеред был не против проиграть, но он все-таки чаще выигрывал. В любом случае это было забавнее, чем быть окруженным сотней людей, которым все равно, жив ты или мертв.
Он взглянул на жену, не выказывая интереса в своем небрежном взгляде. Она выглядела потрясенной и расстроенной, даже больше, чем он ожидал. Ну что ж, так ей и надо.
Джеред кивнул, когда один из его компаньонов предложил начинать. «Двадцать одно» – не слишком сложная игра, не требующая сосредоточенности, особенно когда знаешь все нюансы вдоль и поперек.
Тесса выглядела усталой. Ну что ж тут удивительного? Как же винить ее за это? Надо принять во внимание тот факт, что она совсем недавно была в центре самого эротичного события в своей жизни. Кстати, и в его тоже. Он до сих пор чувствовал ее, выгибающуюся под ним, обнимающую его за шею и дрожащую, как будто она была лук, а он стрелок, натягивающий его с умением и силой и... Тысяча чертей! Все это прекрасно, конечно, но ее надо вернуть в Киттридж-Хаус.
Джеред заставил себя отбросить воспоминания и сосредоточиться. Он кивнул и понял, что проиграл эту партию. Значит, отдаст сто фунтов. Достаточная цена за приятные мысли.
Он взглянул на Тессу. Ее расширенные глаза не отрываясь смотрели на потного матроса: тот флиртовал с местной красоткой, и этот факт совсем не скрывала полузадернутая занавеска. Джеред проследил за ее взглядом, поморщился, когда матрос жадно присосался к открытой груди сидящей у него на коленях шлюхи. Она смеялась, прижимая его лицо к возбужденным соскам, но не забывала в то же время протягивать руку к кружке эля.
Тесса повернулась, ее глаза встретились с глазами Джереда, и под его взглядом покраснела до корней волос. Он отвернулся к столу, только чтобы понять, что только что проиграл еще одну партию.
Он все время ощущал присутствие жены, это сбивало столку. Предостережение, если не что-то другое. Она могла даже стать необходимой в его жизни. И все-таки ее лучше отправить в Киттридж-Хаус – заниматься цветоводством и рукоделием.
Он проиграл еще один кон. Пятьсот фунтов – солидная сумма, а ведь не прошло и половины вечера. Ну, он все равно пришел сюда не за тем, чтобы выигрывать в карты. Это был бы бонус, но далеко не главная цель этого вечера.
Джеред бросил взгляд на Тессу:
– Вы уже беременны?
Она посмотрела на его партнеров, потом снова на него. Щеки пылали румянцем.
– Нет! – отрезала она, а потом, как раз когда он уже решил, что она больше ничего не скажет, выпрямилась и смерила его взглядом, напомнившим высокомерную холодность его бабушки. Та уже двадцать лет как умерла, но за последние пять минут Тесса как будто приобрела ее осанку и царственные манеры. – Курице довольно сложно вывести цыплят без хорошего петуха.
Его компаньонам это заявление показалось остроумным. Оно стоило ему еще сотни фунтов.
Было уже далеко за полночь. В соседней комнате началась драка, которая закончилась ударом ножа в живот. Жертву унесли, и никто в алькове не поинтересовался, жив человек или мертв. Джеред обнаружил, что теряет все больше и больше денег, он проиграл почти неслыханную для него сумму. Обычно у него хватало ума остановиться вовремя, особенно когда было очевидно, что он не в форме и так много проигрывает. Но эта ночь, это место и эта женщина губительно влияли на его разум и на здравый смысл.
Когда развлечение начиналось, он осознавал, что ему все равно, сколько денег будет ему стоить этот вечер. Было вполне очевидно, что он в любой момент достигнет того, чего хотел.
Таверна «Три колокола» была известна полностью раскрепощенной атмосферой. Здесь можно было выиграть в карты целое состояние, а каждую среду посмотреть состязание между шлюхами. При желании можно было даже стать его участником.
Откуда появилась эта идея, не знал никто. Джеред подозревал, что она возникла у какого-то книголюба, который читал о похожем состязании между римской императрицей и шлюхой. Но в данном случае оно происходило между двумя известными проститутками, которые желали испытать свою выносливость в обмен на изрядную сумму, которую платил владелец «Трех колоколов». Говорили, что в хорошую ночь приз достигал такой суммы, что победительница могла оставить свою работу. Однако это было не то зрелище, которое он бы с удовольствием посмотрел.
Двух женщин подняли на столы. Они заткнули юбки за пояс и раздвинули ноги. Какая из них выиграет – определялось по количеству обслуженных ею мужчин. Это был только чистый секс – иногда быстрый, иногда дольше.
Джеред теребил в руках карты, он опять проиграл, больше заинтересованный реакцией Тессы на происходящее в соседней комнате, чем картами. Он поднял глаза, отвел взгляд от ритмично двигающихся мужских ягодиц. Не вызывающее страсти действо. Вуайеризм был не его коньком, он не часто предавался ему, несмотря на то что так могла подумать Тесса. И все же искусное посвящение в любовь молодого человека опытной женщиной было гораздо более приятным зрелищем, чем это скотство. Сколько из них заболевают сифилисом после этой ночной забавы? Французы называли его «неаполитанской болезнью», итальянцы – «французской сыпью».
Джеред был прав, когда сравнил Тессу со своей бабкой. Она не двигалась, не отводила глаз от зрелища. Пожалуй, выглядела даже еще более надменно, чем раньше. Ее гордый профиль мог послужить моделью для художника или скульптора. Казалось, что вся эта грязь нисколько не марает ее чистоты. Неужели это та же самая невинная девушка, которая бесхитростно захватила его, поймала его в паутину страсти?
