Текст книги "Невеста для герцога"
Автор книги: Карен Рэнни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
Почему же он чувствовал, будто наказывает ее за это?
К тому времени как закончился вечер, Джеред проиграл почти пять тысяч фунтов – больше, чем когда-либо в своей жизни. Ему не доставило удовольствия подписывать долговую расписку, но он сделал это вместе с распоряжениями своим поверенным.
Провожая жену до кареты, он подумал об опасности находиться в таком притоне. Он мог защититься от нападения пистолетом, и в трости его, как у многих, была спрятана рапира.
Джеред подождал, пока Тесса сядет в карету, прежде чем самому подняться по ступенькам и тоже войти внутрь. Небо на востоке уже начинало светлеть. Приближался рассвет. Он любил это время утра, медленное пробуждение от ночи. Лондон никогда не засыпал, но казался особенно тихим в эти несколько часов перед восходом солнца, как будто настороженно замирал в ожидании появления светила.
Тесса сидела в углу, безучастно глядя на светлеющее небо. В какое-то неуловимое мгновение ему захотелось рассказать ей, что он чувствует, поделиться своими мыслями. Но сделать это означало уничтожить все, чего он достиг сегодня, разве не так?
«Действительно, Джеред, это великий подвиг!»
Черт побери, он проиграл сумму, на которую можно было содержать двадцать семей долгое время. Выбросил на ветер за один только вечер! И еще то, другое. Нет, она не могла об этом думать.
Тесса закрыла глаза и прислонилась лбом к холодному стеклу. За кого она вышла замуж? Почему считала, что любит этого человека? Того, кто мог унизить ее, привезя в этот вертеп, того, кто так мало думал о своем состоянии, что выбрасывал его на ветер? Кто мог проявлять так мало интереса к миру, в котором жил, что просто не видел бедных, изувеченных, нуждающихся?
Ей хотелось оказаться подальше от него еще до того, как боль, которую она испытывала, отразится на ее лице. Оказывается, она совсем не знала своего мужа! В глубине ее памяти жило воспоминание о «незнакомце», который ласкан ее кожу, обнимал ее, утешал, когда она всхлипывала.
Ей хотелось, чтобы мир был таким, как месяц назад. Ей хотелось возвратить его, чтобы она могла отвернуться от Джереда, объявить о своем отъезде в Киттридж-Хаус словами такими же убийственными, как его собственные в таверне. Она хотела вернуться в прошедший день, чтобы могла закрыть за ним дверь и никогда не испытывать и намека на нежность, в мир, где нежное прикосновение заменяло слова, ведь он был слишком горд, чтобы произнести вслух ласковое признание.
Все это время она подпускала его все ближе к сердцу и думала, что полюбила его – вопреки всему, что он делал. А он плевать хотел на ее чувства, на ее нежность. И все надежды вдруг в одну минуту сжались в комок и тихонько умерли.
Джеред сидел напротив нее и упрямо молчал. Слова извинения никогда не слетят с его губ. Он никогда не опустится до объяснения, не захочет помочь ей понять его.
Он был не просто аристократом, он был островом в самом себе – отдельным, одиноким, заблудившимся в океане.
Все передаваемые шепотом сплетни, все грязные истории, которые она слышала о нем, не подготовили ее к восприятию мужа таким, каким он был на самом деле. Неужели у Джереда нет других интересов, кроме как по-глупому развлекать себя? Разве нет дел, интересующих его, умных мыслей, посещающих его мозг, чтобы быть высказанными или написанными? Было ли что-нибудь ценное для него, кроме его собственных забав?
Ее жизнь проходила среди аристократов, и она была свидетельницей, что мужчины, имеющие от рождения благородный титул, никогда не довольствовались только своим рангом. Они хотели большего. Ее отец, объединившись с Уильямом Уайберфорсом с целью прекращения дальнейшей перевозки рабов в британскую Вест-Индию, преуспел в этом. Он проводил много вечеров, объясняя дочери, почему так ненавидит торговлю живым товаром, как надеется однажды увидеть палату лордов, принявшую соответствующее предложение.
Стэнфорд Мэндевилл проводил свои дни, проектируя и строя военные корабли, большинство которых продавал Короне. Он был так же помешан на бригах с гербом Киттриджа, как Джеред на своей погоне за дешевыми наслаждениями Если только эти занятия можно сравнить!
И было много других людей с такими же представлениями, которые хотели укрепить свою нацию, готовились к будущему силой своей воли, талантом своих рук и властью своих кошельков и имен.
А вот Джеред Мэндевилл не был одним из них. Неужели нет ничего, чего бы он по-настоящему хотел в жизни? Быть герцогом – это все, чего он смог достичь? Вопросы, которые она собиралась, но не имела смелости задать ему. Нет, не вопросов она боялась, скорее ответов.
Когда он касался ее, тело становилось воском в его руках. А дух? Он обитал где-то далеко, испуганный, утративший иллюзии и даже как-то потускневший от мысли, что придется весь остаток жизни провести так же, как Джеред.
Любить его портрет было намного легче.
– Вы кажетесь немного мрачной, моя дорогая.
– Я полагаю, вы хотели сказать «испорченной», Джеред.
Он не ответил на ее колкость, игнорируя легкую волну эмоций, пробежавшую в нем при этих ее словах. Кто она такая, чтобы судить его? Он сделал глубокий вдох и тихо выдохнул, стараясь скрыть глубину своего раздражения. Это же то, чего он хотел, не так ли? Она отступила. Битва, которую они вели, была так же важна, как любая война за территорию. Он начал ее и должен победоносно завершить.
– Испорченной? Немного мелодраматично звучит, не так ли? – Он улыбнулся ей, но она избегала его взгляда.
– Как скажете, Джеред. – Ее голос был усталым. Так же, как и взгляд, который она бросила на него. Как будто она вдруг постарела за один день. Нет, месяц. Столько времени понадобилось, чтобы девичья наивность покинула ее глаза. Он знал, потому что отсчитывал это время на часах в своей груди, тех, которые тикали, когда она была поблизости, тех, которые замедляли ход, а потом почти останавливались, когда ее не было рядом.
Опасная женщина. Вооруженная чарующей улыбкой, саркастическим смехом и такая противоречивая. Когда она вернется в Киттридж-Хаус, он вздохнет с облегчением. Когда она будет далеко, втиснутая в эту маленькую нишу, которую он неохотно выделил для нее в своей жизни, он может продолжать то, что планировал. Проживать свою жизнь без постоянного осуждения в этих темных глазах.
– Вы так сильно ненавидите меня, Джеред?
Этот вопрос заставил его вздрогнуть.
– Это вовсе не так, Тесса. Напротив, у вас много черт, которыми я восхищаюсь. – Смелость. Настойчивость. Юмор. Ум.
Его раздражало, что достоинства его жены явно перевешивали ее недостатки. Она не была образцом. Она спорила с ним, задавала бесконечные вопросы. Она также обладала неизбывным оптимизмом. Она каждый день просыпалась с улыбкой, полной надежды и радостного предвкушения. Чувствовал ли он когда-нибудь такое?
– И все же, – продолжала она, – всякий раз, когда мы счастливы в какое-то одно мгновение, в следующее – вы делаете что-то ужасное, чтобы снова оттолкнуть меня.
– Тесса, вы меня извините, но я не собираюсь исследовать мой характер.
– Вы хотите сказать, что не терпите критики, не так ли? Потому что вы герцог? Знаете, что я думаю, Джеред? Мне кажется, что все эти развлечения, переполняющие вашу жизнь, планируются вами потому, что вы не можете долго находиться наедине с самим собой. Вы крепкий на вид, но внутри пустой.
Неужели она права?
– Мне в общем-то понравилась та полногрудая блондинка в театре, – сказал он. – Она собирается искать богатого покровителя. Вы согласны?
– Вы опять за свое. Стараетесь ранить меня. Интересно, почему мне понадобилось так много времени, чтобы распознать вашу суть? Таким способом вы пытаетесь защитить себя, когда чувствуете угрозу.
– Замолчите, Тесса.
– Почему, Джеред? Чтобы вы могли в тишине придумать еще что-то ужасное, чтобы сделать это со мной? Чтобы вы могли спланировать что-то, что нарушит скуку ваших будней, чем-то заинтересует вас? Вы хватаетесь за все, что может разрушить вашу жизнь. А заодно и мою. Вы становитесь как тот пьяница на улице. Каждый день ему требуется все больше виски, чтобы напиться.
– Я сомневаюсь, что он пьет виски, моя дорогая, – сказал он, развеселившись.
Она резко забарабанила по крыше, и когда карета стала тормозить, распахнула дверцу, удивляя его. Но еще больше его потряс взгляд, который она бросила на него в отблеске уличного фонаря. Он был наполнен гневом, способным испепелить оппонента. Значит, он хорошо сделал свою работу.
– Я не знаю точно, какое чувство испытываю сейчас, Джеред, но подозреваю, что это ненависть. Я никогда не чувствовала ее раньше. Наверное, это глупо и, уж конечно, наивно. Вы победили, Джеред. Оставайтесь со своими скачками, цирками и любовницами. Вы можете грабить кареты и водить по дому голых женщин, мне до этого уже нет никакого дела. Проиграйте все свое наследство или выбросьте его на ветер. Исчезните совсем. Меня это больше не интересует. Я вернусь в Киттридж-Хаус и никогда больше по своей воле не захочу встретиться с вами, – выдавила она.
За время их короткого союза ей удалось поразить его больше раз, чем он смог сосчитать. Сейчас ее гнев привел его в замешательство, как будто ручная диванная собачка вдруг взбесилась. Но ей удалось потрясти его еще сильнее, когда она выпрыгнула в открытую дверь кареты.
– Проклятие, Тесса!
В своем не слишком грациозном прыжке из экипажа на землю она вывернула лодыжку. Но она не вернется обратно. Она не могла больше вынести ни одной секунды рядом с ним. Казалось, что все ужасные вещи, произошедшие за этот месяц, слились воедино, вызывая у нее дурноту. Тесса обернулась через плечо и увидела, что он выходит из остановившегося экипажа. Она продолжала идти.
– Не будьте ребенком, Тесса. Это небезопасно.
Он еще поучает ее? Она чуть не подавилась горьким смехом.
– Не будьте идиоткой.
Она снова оглянулась через плечо. Джеред догонит ее через два шага.
– Джеред, я возьму кеб, чтобы доехать домой. Оставьте меня в покое.
– Герцогиня Киттридж не пользуется наемными экипажами.
Она повернулась к нему. Если не считать яркого пятна рубашки, он был черной тенью. Как точно! Он погряз в темноте, в самых худших человеческих пороках.
– Это не имеет значения, Джеред. Разбойники и воры мне не страшны. Я предпочту быть в их компании, чем в вашей.
Она побежала, ее мягкие лайковые туфельки почти не защищали от влажных камней мостовой. Недавно прошел дождь, и хотя он прибил пыль и очистил воздух, но превратил дорогу в грязь.
– Проклятие, вернитесь в карету!
Тесса всегда бегала быстрее своих братьев. Она бросила шаль, жалея, что не может так же легко избавиться от корсета. Но недостаток скорости Тесса восполняла решимостью. Она слышала грохот его шагов сзади, на мгновение почувствовала укол страха, и так же внезапно он превратился во что-то еще. Это было неприятное чувство, вмещающее в себя тревогу, горе и ярость. И все же оно помогало ей продолжать бежать, несмотря на то что Джеред наступал ей на пятки.
Прямо впереди была церковь Святой Агнессы, а еще через две улицы городской особняк Уэллборнов. Странно, как инстинкты юности управляли ею. Дом. Он не был величественным зданием, созданным для Мэндевиллов, и не был их древним родовым гнездом. Это были объятия ее матери, защита ее отца.
Святая Агнесса была старинной церковью, выросшей в центре разрастающегося Лондона. Тесса ходила туда на службы. Северный вход церкви выходил на улицу, поэтому она побежала на юг. Покойников всегда хоронили с южной стороны от церкви по двум причинам. Дьявол мог войти на церковный двор только с севера, и тень церкви никогда не должна падать на могилы. Суеверия, управлявшие размещением усопших. Но самым трогательным было то, что могила всегда ориентировалась головой на запад, чтобы глаза могли видеть восходящее солнце. Обрывки познаний, почерпнутые где-то и вдруг всплывшие в ее памяти. Предостережение не прятаться здесь? Мертвецы не могут причинить ей вреда больше, чем ее муж. Разве не так?
Она нырнула за одну из самых высоких могильных плит. Некоторые их них были датированы еще двенадцатым веком. Тесса никогда не была легкоранимой, при шести братьях это было бы странно. Но все же сейчас было не время вспоминать все те истории, которые рассказывали ей, – о призраках, гоблинах, женщинах, замурованных в стены замка, наказывающих своих обидчиков, блуждая по земле в мстительном гневе. Она почти слышала зов их духов. Она коснулась камня, чтобы восстановить равновесие, и подтянула перчатку. Полная луна осветила что-то на ее пальцах, что-то блестящее, фосфоресцирующее. Она вытерла перчатку о сырую траву.
– Тесса? Проклятие, ответьте мне!
Она не собиралась отвечать. И не собиралась возвращаться в его дом. Ей не оставалось ничего, кроме как вернуться в Киттридж-Хаус, хотя она с гораздо большим удовольствием вернулась бы в Дорсет-Хаус. Жизнь снова стала бы простой среди людей, которые ценили то же самое, что любила она. Не было бы больше ночей, превращенных в дни, уверенности, что людей больше интересует ее титул, чем ее душа. Она бы проводила время за чтением, могла бы гулять в парке и наслаждаться свежим воздухом, вместо того чтобы прижимать платок к носу и желать, чтобы в Лондоне было поменьше лошадей.
А как же личная жизнь?
Она забудет и это тоже. В конце концов воспоминание поблекнет. Возможно, когда-нибудь она не сможет вспомнить, как он научил ее вожделению, как она испытывала страсть.
Луна сияла ярко, освещая железное кружево на старых могилах, заставляя тени казаться еще темнее. Она могла помочь Джереду легко увидеть ее, но, с другой стороны, она сомневалась, что он догадается искать ее здесь, среди могил древних мертвецов. Он не мог понять, что сейчас она сделает все, что угодно, лишь бы убежать от него.
Короткие толстые вертикальные плиты обозначали новые могилы. Она использовала их как укрытие, чтобы оценить ширину церковного двора. Надгробные плиты, придуманные для защиты от грабителей могил, которые выкапывали свежие трупы и продавали их студентам-медикам, были более современным нововведением. Они покрывали всю могилу целиком, иногда даже заключая и само тело в прочную каменную гробницу. Тесса обогнула одну из них, прячась за надгробием.
– Тесса?
Его голос, кажется, прозвучал откуда-то издалека. Значит, он движется в противоположном направлении.
Она встала, устав сгибаться в три погибели. Теперь он вряд ли ее найдет. И все же она не забывала об осторожности, двигаясь вдоль вереницы могил у маленькой дорожки, ведущей к западной стороне церкви. Она была уже почти на улице, когда проходила мимо свежей могилы и наступила на что-то твердое, врытое в землю. Это что-то издало странный звук, взорвавшись под ее ногой.
Шок от чего-то, ударившего в грудь, бросил ее спиной на землю. Она не могла вдохнуть, лежала и смотрела на небо и луну. Она была у нее прямо над головой, нависая, как огромный белый шар. Земля была мокрой; сырость просачивалась сквозь спину ее платья.
«Вставай, Тесса. Ты испортишь платье. Леди не ложатся на землю в общественных местах. Что скажет твоя мама?»
«Веди себя прилично, помни о своем происхождении, о месте твоего отца в палате лордов, о любви высшего света к сплетням. Помни, что хотя ты теперь и герцогиня Мэндевилл, ты всегда будешь Эстли, сейчас и навсегда».
«Я стараюсь, мама. Честно».
Она поднялась на локте. Ее правая рука онемела. Она попыталась поднять ее. Ничего не получилось. Ощущение влажного тепла расползалось по ее груди. Она посмотрела на свой корсаж. В лунном свете желтая ткань превратилась в черную.
Сейчас ее будет ужасно тошнить. О Господи, только не сейчас. Она заставила себя подняться на колени, покачиваясь. Ее сердце не билось. Нет, билось. Так слабо, что она едва могла чувствовать его. Но ведь она не могла и дышать, гигантский кулак сжал ее грудную клетку, влез внутрь и вытягивал легкие через ее горло.
Она снова попыталась дышать. Получился только неглубокий вдох. Она не могла даже закричать, получался только едва слышный писк, слабее, чем плач недоношенного младенца. Она обхватила себя руками, чувствуя влагу, сочащуюся сквозь перчатки, покрывающую ее пальцы.
Что с ней происходит?
– Джеред? – Это был шепот. Никто не услышал, ничьи шаги не приближались. Она смотрела в небо, стараясь дышать, снова позвать на помощь. Все вокруг качалось, дрожало перед ее глазами. Она вытянула левую руку. Ее пальцы в перчатке скребли по земле, коснулись угла большого камня. Она посмотрела на него невидящим взглядом.
– Мама? – Детский плач, растерянный и умоляющий.
Она снова упала на землю, немая и беззащитная.
Это место серого камня и нависающих теней было монументом смерти. Боль, которую она ощущала, была совсем уж неуместной – свидетельство агонии живого человека.
Глава 23
– Это было пружинное ружье, – сказал граф Уэллборн. – Возможно, намерения были благими. В других обстоятельствах я, возможно, мог бы это понять. Я бы тоже не хотел, чтобы могилу моего любимого человека раскопали. Мне только кажется, что можно было бы каким-то другим способом защититься от грабителей могил.
– Я пригласил моего личного доктора, – сказал Джеред.
– В этом нет необходимости. У моей жены есть к кому обратиться за медицинским советом. Она уже послала за тем, кому доверяет.
Эта новость, похоже, тоже его не обрадовала. Но, с другой стороны, Грегори Эстли не дал бы и ломаного гроша за то, чего хочет и чего не хочет Киттридж в данный конкретный момент. Все происходящее было кошмаром. С той минуты как в их дом прибыл лакей с сообщением, что дочь ранена и зовет мать, по настоящий момент, когда они оба стояли у дверей комнаты Тессы и изображали нечто вроде взаимного участия.
Его жена сейчас занималась Тессой, то разражаясь дрожащими всхлипами, то впадая в безудержную ярость. В данный конкретный момент для здоровья Киттриджа лучше было бы находиться подальше от Елены. Тем более что она все равно не пустит его в комнату. Глаза Тессы приоткрылись только раз, чтобы заметить Киттриджа в ногах ее кровати. Она просто отвернулась и пробормотала: «Нет». Этот еле слышный шепот имел эффект папского указа, королевского эдикта. Отныне Киттриджу не позволено приближаться к его дочери.
– Я хочу видеть ее!
Грегори еще раз окинул взглядом Киттриджа. Какое счастье, что его лицо не выдает никаких эмоций. Иначе он был уверен, что его зять увидел бы всю степень его презрения.
– Боюсь, она не хочет видеть вас.
– Я ее муж.
– Немного поздновато вспоминать о супружеских правах, не так ли, Киттридж? Какого черта она оказалась на церковном дворе? Ей следовало быть дома. А если не там, то на балу или в театре. Она не должна была наступать на пружинное ружье, установленное около свежей могилы. Почему она оказалась там, Киттридж? Объясните мне. Если меня удовлетворит ваш ответ, я подумаю, стоит ли заступиться за вас перед моей женой.
Очевидно, он не единственный, кто умеет контролировать свои эмоции. Ему ответил злой взгляд этих странных глаз, и больше никакого выражения не появилось на лице Киттриджа. Ни заботы, ни сочувствия, ни вины. И ни слова объяснения не слетело с его губ.
Ну и хорошо. Он вообще сомневался, что смог бы скрыть свой гнев настолько, чтобы просить Елену позволить Киттриджу увидеть Тессу. Никакая причина не была достаточной, чтобы объяснить то, что произошло; ничто из того, что Киттридж мог бы сказать, не было бы достаточно значимым и разумным, чтобы уравновесить безумие этого момента.
Пружинное ружье! Его дочь! Она была невероятно бледна, как будто вся кровь из ее тела вылилась на платье. Ее губы были почти белыми, и в первый раз в своей жизни Грегори захотелось поднять кулак к небесам, закричать и выплеснуть свой гнев. Его обожаемая дочь! Его Тесса с ее улыбкой, с ее благонравием, ее карими глазами с искорками золота. В детстве у нее была привычка приходить к нему в библиотеку, когда он работал, пробираться под его письменным столом и вставать рядом с ним. Она терпеливо молча ждала, пока он заметит ее. Конечно, он видел ее сразу, едва она открывала дверь. Но прятал улыбку и ждал, пока она от нетерпения не начинала дергать его за брюки. Тогда он откладывал перо, сажал ее на колени и рассказывал сказку, пока она не засыпала у него на руках.
Когда она выросла, она улыбнулась ему и сказала, что хочет Джереда Мэндевилла в мужья. Какой отец мог бы отказать такой дочери?
Но это согласие могло убить ее.
Они стояли молча, пытаясь сохранить остаток светской любезности, которая становилась все тоньше с каждой проходящей минутой. Грегори наконец сел в одно из ближайших кресел. Киттридж стоял, его взгляд время от времени направлялся на куполообразную крышу, венчающую лестницу.
Или это он взывал к небесам?
В этом Грегори сомневался.
Это была действительно случайность, что его кучер нашел ее. Они разделились, чтобы искать Тессу, и как раз тогда, когда он уже уверился, что ее невозможно найти, Джеред услышал крик. Он побежал по улице, ведущей к церковному двору. Добежав до него, он понял, почему в голосе его кучера был такой ужас.
Тесса была залита кровью. Ее кровью.
Сначала он подумал, что она мертва. А потом его жена застонала, едва слышная мольба, от которой у него чуть не остановилось сердце. Единственным словом, которое она произнесла, было «мама». Не «Джеред».
«А какого черта ты ожидал? Ведь это именно то, чего ты хотел, что планировал, разве не так?» Охладить этот любящий взгляд в ее глазах, погасить эту нежную улыбку. Он не желал никаких эмоций, замыслил отослать ее назад в Киттридж-Хаус. Он хотел заставить свою жену быть покорной, послушной, молчаливой.
Теперь она была даже слишком молчалива. Только то одно слово в его сторону. «Нет». Просто и по существу.
Абсурдно, что он чувствует себя преданным. Нежеланным в своем собственном доме.
Час назад он старался унизить ее. Она только сидела и принимала его выходку с царственным видом, который произвел на него впечатление, а потом также сильно пристыдила его. Он сделал то, что пытался. Она отреклась от него так решительно, как он и хотел.
«Нет». Простое слово, простое действие. От ворот поворот.
Его тесть выглядел так, будто предпочел бы ударить его, чем все эти разговоры. Но это и к лучшему; он все равно не знал, что может сказать. Что сделал бы Грегори Эстли, если бы Джеред поведал ему правду? Можно ли рассказать эту правду? Могут ли слова передать всю растерянность, которую он чувствовал, все ею сожаление?
Он смотрел вверх на купол, на витраж с изображением греческой богини Геи, дочери Хаоса, матери и жены неба и моря. Искусные художники создали его, чтобы радовать глаз. В солнечный день сияющие синий и зеленый цвета были видны даже в холле. Сегодня они казались странно приглушенными из-за только что вставшего солнца.
Звук шагов, и невысокий мужчина с усами суетливо поднялся по лестнице. За ним появился дворецкий, совсем не такой торопливый, как незнакомец. Джеред сделал ему знак удалиться, когда его тесть приветствовал прибывшего и проводил его в спальню Тессы.
А потом захлопнул дверь у него перед носом.
Питер Лэнтерли склонился над Тессой и аппаратом, который называл цилиндром, снова прослушал ее грудную клетку. Цилиндр был полым куском дерева в фут длиной и два дюйма в диаметре.
– Таким способом возможно, – объяснил он, – услышать звук сердца более отчетливо, чем просто прикладывая ухо. – Он подошел к другой стороне кровати, встал на колени и снова наклонился над своей пациенткой. Хотя кровотечение из раны уменьшилось, появление крови у нее на губах было плохим знаком. – Дыхание не прослушивается в правой части груди. Действительно, перкуссия гораздо более четкая. И есть характерный шум флуктуации.
– Что за чертовщину он несет? – спросил Грегори Елену.
Питер Лэнтерли посмотрел на мужа своей покровительницы.
– Я очень боюсь, сэр, что это означает, что у вашей дочери проблема с легкими.
На вопросительный взгляд обоих родителей он продолжил:
– В теле два легких. Я не знаю, возможно ли жить без одного из них. Мы могли бы попытаться провести операцию, чтобы снова надуть этот орган. Но тут есть определенный риск.
– Какой риск? – Елена крепко сжала руку Грегори. Ее взгляд не отрывался от лица Тессы с того момента, как час назад она вошла в эту комнату.
– Гной в плевральной полости, последующее истощение, частый кашель, желтая вязкая мокрота, одышка, диарея. Перипневмония, почти наверняка фатальная.
– Я не понимаю ни черта из того, что он несет, – сказал Грегори.
Питер Лэнтерли продолжил:
– Простите, сэр, я иногда забываю, что говорю не с медиком. Я хотел сказать, что может развиться инфекция. Хотя вашей дочери повезло, сэр, в том, что пуля не задела сердце. Но инфекция – это реальная опасность.
– Существует ли альтернатива? – спросил Грегори.
– Боюсь, ее нет. Как я уже сказал, я не знаю, можно ли выжить с одним только легким. Без операции ваша дочь, вероятнее всего, умрет. С операцией тоже может умереть. Боюсь, разница только в степени риска.
– Что мы можем сделать? – Елена выпрямилась. Ее спина была твердой, ее напряженность такой ощутимой, что, казалось, ее можно потрогать.
Операция началась несколько минут спустя. Кровать окружили свечами, большинство из них закрыли стеклом, некоторые шипели и брызгали воском. Справа под Тессу подложили чистые простыни, чтобы поднять ее тело и чтобы впитывать кровь, которая неизбежно прольется во время операции.
Врач объяснял, что собирался сделать, в таких подробностях, что Елене дважды хотелось попросить его остановиться. Их проинструктировали, что, когда операция начнется, никто не должен ничего говорить и не задавать вопросов. Ничто не должно отвлекать его от точного процесса. На кону стоит жизнь их дочери.
Перо, такое же как те, которыми они каждый день пишут письма, будет вставлено в грудь Тессы. Доктор Лэнтерли будет дуть в него, чтобы расправить легкое. Тесса еще не пришла в себя, благословение Богу, потому что иначе она чувствовала бы все.
Елена пожалела, что не верит в магию. Но пусть это будет чудо. Она сжала спинку кровати Тессы и смотрела на лежащую дочь, такую бледную и неподвижную.
«Мама, пожалуйста! Дороти хочет носить высокую прическу, а все знают, какая она кокетка».
«Ну почему у меня шесть братьев? Почему столько? Они такие грубые, мама. Лучше бы у меня были сестры».
«Мама, ну разве розы не прекрасны этой весной? Я думаю, нам надо назвать одну из них в вашу честь. У нее такие изящные зеленые листья, точно такого же оттенка, как ваши глаза».
О Боже! Ее горло сжалось, и она прикусила губу. Она подняла глаза к потолку и даже не чувствовала обнимающих ее рук Грегори, сосредоточившись только на том, чтобы не всхлипывать вслух.
– Дорогая, все будет хорошо.
Она положила голову на его плечо, уткнулась лицом в его рубашку.
– Пожалуйста, продолжайте говорить это. Снова и снова. Пожалуйста.
– Как она?
Питер Лэнтерли закрыл за собой дверь, отвернул закатанные рукава и застегнул запонки.
– Вы Киттридж? – В его тоне не было ни капли любезности.
– Да. – В ответе Джереда не было ни капли тепла.
– Родители молодой леди просили меня, сэр, воздержаться от общения с вами. Если вы хотите знать о ее состоянии, я бы рекомендовал вам спросить их.
– Она будет жить?
Упрямое молчание в ответ. Джереду ужасно хотелось вытолкать этого докторишку пинками из своего дома, но он не мог, пока жизнь Тессы в опасности.
– Это моя жена лежит там, идиот, – наконец сказал он.
Под усами появилась слабая улыбка, говорящая вполне ясно, лучше, чем любые слова, что доктору глубоко плевать на то, чего хочет герцог Киттридж, муж он Тессы или незнакомец с улицы.
– Леди Уэллборн просила меня передать вам ее слова, если вы будете настаивать. Я с удовольствием повторю их. Все, что ее родители могут сделать сейчас, – это думать о том, что будет лучше для их дочери. О вас, ваша светлость, не было сказано ни слова. Всего хорошего!
И с легкой улыбкой он спустился по лестнице.