Текст книги "Невеста для герцога"
Автор книги: Карен Рэнни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)
– Вы хорошо себя чувствуете?
Он улыбнулся.
– Я бы спросил у вас то же самое, по ведь мне же запретили. Вам надо немного побаловать себя, Тесса. Я бы порекомендовал длительный океанский вояж, но, разумеется, не такой, что мы с вами испытали. Можно было бы поехать на воды в Бат. Но опять же я сомневаюсь, что вы сможете вытерпеть претензии тамошнего общества. Я бы не назвал их достойными похвалы. Его представители слишком старательно кланяются в присутствии сэра или леди. Их сплетни – не самые свежие. Их манеры – прискорбно прозаичные. И все же они очень ловко умеют испортить репутацию женщины и усугубить мнение о распутнике. Мне кажется, в Бате я заработал большую часть своей славы. Когда был еще зеленым юнцом.
Он откинул голову на спинку сиденья и закрыл глаза. Интересно, Тесса все еще сморит на него? Она уже беременна? Если это так, то пусть у них родится мальчик, чтобы он мог оставить ее в Киттридж-Хаусе и считать себя выполнившим свой отцовский долг. Она раздражала его, беспокоила в самом изначальном смысле, заставляла вспоминать вещи, о которых лучше забыть. Открыла дверь его души, которая должна быть окована железом и закрыта на самый крепкий замок. С ее любопытством, с ее упорством она вскоре узнает, что он совсем не здоров, что его душа сморщена и обуглена.
Он считал себя способным предложить ей сносную семейную жизнь, но вместо этого едва не погубил из-за своей самонадеянности. Неужели он ничего не может сделать правильно? Он вдруг обнаружил, что легче вернуться к роли, которую он создал для себя шестнадцать лет назад. Мужчина, лишенный чувств... Зачем ему ребенок, к которому он будет равнодушен? Ни чувства утраты, ни отчаяния, вообще никаких чувств.
– Полагаю, я должен поблагодарить вас за спасение. Мне о вас такое рассказали! И я поверил. Знаете, вы просто героиня. Матросы будут говорить о вас с восторженным благоговением, по вашему образу и подобию станут делать барельефы на носу кораблей.
Она не ответила. Молчание, возможно, не лучший вариант поведения для нее сейчас. Оно нервировало его. Если ему обязательно испытывать какие-то чувства, то пусть это будет раздражение. Его легко будет достать из багажа привычных душевных состояний. Он часто испытывал это чувство.
И вот оно снова овладело им. Он слышал почти каждое слово, что она говорила ему, когда он лежал обледенелым коконом. Он чувствовал тогда, что для него все кончено. Но Тесса думала по-другому: ее голос манил его, ее тело постепенно отогревало его.
«Пожалуйста, Джеред». Он слышал и это тоже. Женщина, не рожденная просить, но делающая это с таким пылом. Сейчас ее голос был хриплым. Ведь она кричала в бурю, обращаясь к Богу, к ветру, к разъяренному морю. Она молила за него, чтобы только он выжил. Вряд ли он заслужил такое отношение к себе.
Как он мог признаться, что всякий раз, когда он пытался сделать для нее что-то хорошее, все выходило наперекосяк, он сам же все и испортил, едва не погубил ее?
– Вы снова за свое. Насмехаетесь надо мной. – Она с горечью глянула на него. – Становитесь совершенно отвратительным. Мне потребовалось много времени, но я все-таки окончательно поняла вас, Киттридж.
– Вы, кажется, очень сердиты, Тесса.
– Это еще мягко сказано.
– Вы, без сомнения, раздражены. Усталость обычно усиливает эмоции.
– Не пытайтесь говорить банальности, Киттридж.
Глядя на несчастный вид камердинера, Джеред покачал головой.
Чалмерс стал покрываться красными пятнами.
– Мы смущаем Чалмерса, моя дорогая.
– Его гораздо больше может смущать то, что наш брак еще не распался.
– Неужели?
– Не говорите со мной таким тоном, Киттридж. Я не одна их ваших шлюх.
– Ваша светлость, мне совсем нетрудно пересесть к кучеру...
– Бросьте, Чалмерс, – буркнула Тесса.
– Кстати говоря, с момента нашей свадьбы у меня не было любовниц.
Мгновение тишины, пока она переваривала услышанное.
– Я должна этому верить?
– Почему нет? – Джеред взглянул на Чалмерса. Тот, казалось, был поглощен обозреванием заснеженного пейзажа. – У меня не было на это времени, моя дорогая. Да и физически я не всесилен.
– Я не ваши возможности имела в виду.
– Почти все время, что длится наш брак, Тесса, вы не давали мне и слова сказать. Без конца болтали как заведенная.
– Еще одна ваша уловка, Джеред. Довольно неплохая, кстати. Разозлить противника настолько, чтобы он отвлекся от темы разговора.
– Очаровательного противника!
– Как остроумно!
Он улыбнулся. Ему и правда нравилось пикироваться с ней.
– Очень хорошо. Какое монументальное открытие вы сделали относительно моего характера?
– Ваша светлость...
– Не сейчас, Чалмерс, – бросил он.
– Вы предпочитаете ко всему относиться с презрением. Вас пугает, что вы вдруг случайно станете счастливым.
– Даже так?
– И чтобы этого не случилось, вы мгновенно превращаетесь в напыщенного, невыносимого, самонадеянного осла. Счастье проскакивает мимо, и вы очень довольны.
– Ваша светлость, право же...
– Заткнись, Чалмерс! – одновременно рявкнули они.
Бедный камердинер съежился в углу. Воцарилось долгое молчание, и уже Джеред сосредоточился на пейзаже за окном.
Глава 36
– Я не могу уехать домой, пока не пристрелю вас, – сказал граф Уэллборн. Он стоял на пороге библиотеки – невысокий плотный мужчина, с довольно приличным брюшком, который, казалось, увеличивался в объеме каждый раз, когда Джеред видел его.
Однако в прямом противоречии с его словами на лице его играла улыбка. Непохоже, что граф действительно собирается его убить.
Джеред отложил перо, откинулся в кресле и посмотрел на гостя. Его тесть, без сомнения, уже давно получил право распоряжаться в его доме, поэтому возник на пороге без доклада.
– Дуэль? Или я просто должен сидеть здесь и ждать вашего выстрела?
– Полагаю, – сказал Грегори, – что я мог бы поступить так, если вы останетесь на месте. Я бы, пожалуй, совершил такой подвиг. Но признаюсь, что я не считаю себя хорошим стрелком.
– А это совершенно необходимо – стрелять в меня, или, может быть, другое оружие будет предпочтительнее?
– К сожалению, я совсем не спортсмен. Вот рыбачить люблю, но не думаю, что это поможет разобраться с вами, не правда ли?
– Тесса переняла свою привычку все время задавать вопросы от вас или от своей матери?
Грегори улыбнулся.
– Боюсь, это у нее врожденное. Когда она была маленькой, то интересовалась всем на свете. Почему трава зеленая, а небо голубое? Облака, может быть, это посланцы Бога, чтобы разговаривать с людьми? Знают ли цветы, будучи еще семенами, какого цвета они будут, когда вырастут?
– Да, у вас не было свободной минуты.
Грегори кивнул, все еще улыбаясь.
– Позволено мне поинтересоваться, за что я должен быть убит, или чтение перечня грехов приговоренному не позволено?
– По крайней мере вы понимаете, что их целый список. Знаете, а это уже какой-то прогресс. – Он подошел к креслу напротив стола и после кивка Джереда сел в него.
– О, я буду первым, кто признает свою порочность. По добродетельности вашей миссии я должен предположить, что вы человек без недостатков?
– В смысле «святой Грегори»? Звучит заманчиво. Боюсь, однако, что не могу претендовать на это звание. По крайней мере мое потомство точно умрет от хохота. Они, видите ли, дополнительная причина моего присутствия здесь.
– Так вы застрелите меня не от имени Тессы?
– О нет, вовсе нет. От имени мальчиков, конечно. Либо я как их представитель, либо они все шестеро сделают это сами.
Джеред повертел в руке перо, снова бросил его.
– Столько сыновей... Как вам это удалось?
Грегори поднял бровь.
– Вы знаете мою жену. Она очень привлекательна, с ней забываешь обо всем. В том числе и об умеренности.
Да уж, он понимал. Елена Эстли была колючкой в его боку, тигрицей, полной решимости защитить своего детеныша. И при всем при том невероятно очаровательной женщиной.
– Мои сыновья уверены, что вы очень плохо обращаетесь с их сестрой.
– И вы, несомненно, разделяете эту точку зрения.
– А что мне остается?
– С вами трудно не согласиться. – Он улыбнулся, увидев удивление на лице тестя. – Да и как иначе? Она получила пулю, едва не замерзла и пережила кораблекрушение.
– Не забудьте еще похищение.
– Я едва ли соглашусь, что это наказуемый проступок, поскольку я ее законный муж.
– Я все же думаю, что этот эпизод надо добавить к списку.
– Очень хорошо. – Джеред снова откинулся в кресле.
– Скорее всего мне не удастся уйти невредимым, если я убью герцога, – сказал Грегори.
– Это стоит иметь в виду.
– Что вы собираетесь делать дальше, Киттридж? – В глазах тестя был уже настоящий гнев, вся ирония исчезла в одно мгновение.
– Понятия не имею, – признался Джеред.
И он действительно не знал. Все его добродетельные шаги сведены к нулю его же идиотизмом. Его жене пришлось спасать его от самого себя. Он хотел доказать, что достоин ее, а все, что сделал, так только высветил свои новые недостатки, до того прятавшиеся в тени. Он кричал, черт возьми, когда его рука застряла в петле во время шторма, стонал и хныкал, как ребенок, попавший впросак из-за собственной шалости. Не самые подходящие для легенд деяния. Совсем не рыцарь на белом коне. Проклятие, да он наверняка проткнул бы себя собственным копьем, если бы только смог осуществить этот трюк. Кстати, в северном коридоре стоят прекрасные доспехи.
– Она несчастлива с вами, Киттридж.
Поскольку Джеред не видел свою жену три дня, это было ему неизвестно. И все же он не мог сказать, что удивлен услышанным от тестя.
– Елена говорит, что Тесса часто плачет, а мне очень не нравится, когда она страдает, сэр. Кроме этого, когда расстроена моя жена, Дорсет-Хаус становится не самым приятным местом для жизни. А я очень ценю домашний уют.
Джеред не понимал, как их дом может быть спокойным при таком количестве детей, но благоразумно воздержался от комментария.
– Как я понимаю, вы работаете с Уайберфорсом?
Перемена темы явно удивила тестя. Джеред очень надеялся на это, он совсем не собирался ни с кем обсуждать свои брак. Родители излишне назойливы. Он вдруг подумал, не приходила ли когда-нибудь такая мысль в голову Елене Эстли?
– Да. А что?
– Он будет снова вносить свое предложение? – Палата общин недавно обсуждала запрет вывоза рабов в Вест-Индию. Предложение не прошло, не хватило совсем немного голосов.
– Надо, чтобы этой проблемой занялась палата лордов, – заметил Грегори.
– Вам нужна помощь?
Еще один сюрприз, несомненно. Его тесть выглядел сбитым с толку.
– Вы ее предлагаете? Почему?
– Это неплохая альтернатива перспективе быть застреленным, вы не согласны?
Джеред вдруг осознал, что это первый раз, когда он услышал смех своего тестя.
Кстати, почему Джеред не живет в Лондоне? Ведь муж, по существу, вычеркнул ее из своей жизни. Люди приезжали в Киттридж-Хаус в любое время дня и ночи, и он принимал их, дверь его библиотеки никогда не закрывалась. Иногда она слышала смех, иногда только журчание разговора.
Драматических дней на корабле как будто никогда и не было. А ведь именно там, в каюте, он щедро дарил ей нежность и любовь. Может быть, это было только ее воображение, пылкий полет фантазии? Возможно, они даже не общались, не рассказывали друг другу историй и не играли в крикет и карты?
Ничего не осталось от того Джереда, которого она начала узнавать, того, который обнимал ее и шептал ее имя, как самое сокровенное слово. Сейчас в характере этого человека были только высокомерие и герцогская властность. Он держался равнодушно, надменно, отстраненно. Особенно от нее. Он всегда вел себя так. Она пробовала стать ему другом, пыталась следовать за ним везде, быть рядом каждую минуту.
Почему она решила, что сейчас подобные усилия окажутся бесполезными?
Она вспомнила тот взгляд на трапе корабля, когда он пристально посмотрел на нее. Как будто в его сердце проник солнечный луч и все эмоции мужа были предназначены только ей. Теперь в его глазах не было ничего, только холодности, которая уже стала ей привычна.
Какая надежда охватила ее, когда он впервые пошевелился, приходя в сознание! Она бросилась к кровати и позвала Чалмерса, и только потом доктора. Джеред будет жить. Слава Богу! Да, он жил, но тот человек, которого она жаждала найти, исчез.
Самонадеянный во всем. Его синяки цвели желтым и коричневым, и весь он выглядел каким-то потрепанным. На его носу больше не было той ужасающей повязки, но запястье все еще оставалось перебинтованным. Он стал носить трость в левой руке, а правую держал засунутой в карман. И это казалось для него вполне естественным.
Иногда она не могла удержаться от слез, когда, к примеру, получила письмо от Питера Лэнтерли, который справлялся о ее здоровье. Она написала в ответ, сообщая ему, что чувствует себя прекрасно, что шрамы бледнеют и что у нее нет никаких негативных последствий от операции. Она не упомянула, что с тех пор чуть не утонула и успела вполне оправиться после этого. Она вспомнила тот волшебный день, когда Джеред занимался с ней любовью, касался ее так нежно и с таким благоговением, как будто она была хрупкой статуэткой. Но с тех пор он не прикасался к ней. Даже не смотрел на нее, встречая в коридоре. Если бы не синяки, можно было подумать, что того дня вообще не было. А когда они сойдут, Тесса была уверена, что Джеред вернется в Лондон. Не может же он появиться в столице не в лучшей форме.
Она не поедет вместе с ним. Этот урок занял много недель, но она наконец-то выучила его. Он не желает иметь ее в качестве жены, а она не согласна на меньшее.
Странное ощущение смотреть на свой собственный портрет и чувствовать злость на человека, смотрящего с него. Почти такой же идиотизм, как ругаться на зеркало, но, с другой стороны, он же делал это на прошлой неделе.
«Вы немедленно превращаетесь в напыщенного, невыносимого, самонадеянного осла в тот же момент, когда обнаруживаете, что не несчастны». Что-то подобное она ему заявила совсем недавно.
Он очень сильно опасался, что она права. И все же в его жизни были воспоминания о смехе и радости. Это было еще до смерти его матери. Он так долго не мог поверить в эту утрату, что боль от нее, возможно, никогда не была полной. Возможно ли такое?
«Нет, Джеред, мы должны вернуться. Твой папа ждет нас, и я обещала почитать Сьюзи сказку. – Она откинула назад волосы, ее ослепительная улыбка соперничала с солнцем. – Не смотри так. Тебе удавалось смягчать мое сердце жалостным взглядом, когда тебе было четыре года, но сейчас я не поддамся». Она тронула лошадь и поскакала в Киттридж-Хаус. Через несколько мгновений он услышал крик и нашел мать лежащей на земле без признаков жизни.
Это ли был момент, когда он стал другим человеком? Или это случилось, когда умер его отец? Тогда он выучил урок, тот, который довел до совершенства повторением. Легче не ощущать ничего.
Быть равнодушным проще, чем чувствовать боль. Это делает тебя почти неуязвимым. Его отношения с приятелями были поверхностными и непрочными, избегал он и родственников, потому что те вытаскивали его из-за тщательно возведенных им стен.
Он отказался от Тессы. Боялся, что своей любовью она выведет его на дорогу жизни, где ему предстоит познать истинные человеческие чувства. А он бежал от них, пытался заглушить их в себе.
А порочность? Это ведь единственный способ соприкасаться с реальностью, то, что он хотел доказать себе своей непутевой жизнью. По внешним признакам он еще живой. Возбуждение, опасность, попрание закона, традиций и правил – своего рода наркотик. Он стал нуждаться в нем, просто чтобы чувствовать себя еще не погребенным.
Парализованная конечность не может чувствовать укол. А оцепеневшая душа? Нежный женский смех. Множество вопросов. Разбитая вдребезги ваза.
Молодой человек на картине был образцовым джентльменом. По крайней мере старался казаться таким, прикрывая внешней бравадой пустоту души.
Его дядя ошибался. Он вовсе не стремился стать воплощением зла. Это была укоренившаяся привычка. Отсутствие любви, повторяемые банальные поступки и слова, отторжение всего, что может ранить душу.
Почему портрет тревожит его? Ведь он льстит ему, показывает очень выгодно: чуть меньше морщин вокруг глаз, немного смущенная улыбка. Глаза – те же, волосы такие же темные, разве что прическа изменилась. Но это был не он. Жена ошибалась, восторгаясь этим портретом.
Немного унизительно было признавать, что его понимание себя самого началось только после женитьбы. Если бы не это важное событие, вполне возможно, что он оставался бы таким, как был. Несчастливым человеком, вынужденным изображать какую-то деятельность только затем, чтобы поменьше оставаться наедине с самим собой. Сейчас, когда он попытался устранить Тессу из своей жизни, одиночество не приносило ему облегчения.
Он при всех своих недостатках, всех бедах, обрушивавшихся на него, нуждался в ее участии.
«Знаете, ведь я сначала влюбилась в ваш портрет», – сказала однажды Тесса.
«Человек на портрете внимательно слушал меня. Был очень терпеливым. Похоже, был совсем не против всех моих глупых вопросов».
А его, реального, только раздражала ее детская непосредственность, наивность.
Как он был не прав! С гневом, удивившим его, он швырнул свою трость в этот проклятый портрет.
Болван с холста только продолжал улыбаться ему.
Глава 37
Он нашел Тессу в беседке. Это было нетрудно; она почти каждый день скрывалась там с книгой. На прошлой неделе он наблюдал за ней, когда она смотрела в пространство. О чем она думала? Не о нем, это точно. Она, похоже, успела выбросить его из головы.
Она не пошевелилась, когда он подошел, только повернула голову и посмотрела на него. Он положил здоровую руку на одну из колонн, поддерживавших сооружение, поставил ногу на первую ступеньку. Человек, которым он стал за последнюю неделю, был каким-то неуверенным, нерешительным. Это были непростые эмоции. Они раздражали его. Нет, скорее пугали.
Она наклонила голову набок, машинально улыбнувшись. Господи, как она очаровательна! В его груди что-то перевернулось.
– Я продаю дом в Лондоне, – сказал он без предисловий.
– Неужели?
Проклятие, она что, не понимает, какая это для него жертва?
– И я прекратил членство во всех моих игорных клубах.
Она подняла брови – вежливый и абсолютно равнодушный жест.
– С какой стати вам делать это?
Молчание, пока он набирался смелости.
– Потому что я готов все начать заново, – ответил он, – изменить мою жизнь.
Она заморгала. Она всегда делала это, когда он удивлял ее. Это случалось нечасто, но достаточно, чтобы он радовался в душе, когда это происходило.
– Я нанял секретаря, который приедет сюда жить через неделю. По рекомендации вашего отца. Несомненно, он шпион. Ну что ж поделать!
Вот это вызвало наконец улыбку на ее лице.
– Одна моя попытка быть достойным прискорбно провалилась, но это не означает, что я не могу попробовать еще раз. То есть, понимаете, гораздо легче в этой жизни быть безнравственным. Скатываться в пропасть, не пытаясь противостоять этому.
– Джеред, вы всегда были порядочным человеком. Вам не нравилось быть таким, но вы им были. Если бы нет, вы бы не организовали кражу своего собственного золота. Вы бы присоединились к тем, кто занимался любовью с проститутками в таверне. Вы нашли бы время и силы для любовницы. Вы не одолжили бы свою ложу сестрам Кроуфорд. Ваша проблема в том, что вы просто не готовы быть счастливым. Я очень рада тому, что услышала от вас сегодня.
Почему он думал, что она ускользает от него в мир вежливого безразличия? Нет, кажется, еще далеко не все потеряно.
– Я был идиотом, Тесса. Я ошибался. – Это признание должно разбить этот вежливый фасад. Сейчас или никогда!
– Мы оба ошибались.
Это она о том, что любила его?
Он поднял руку, чтобы остановить ее.
– Не говорите мне, что мы оба были не правы. Я виноват больше.
– Вы действительно так считаете? – спросила она, и на ее губах заиграла озорная улыбка.
– Проклятие, я люблю вас. – Не совсем романтическое заявление, зато от чистого сердца.
Она удивленно заморгала, глядя на него.
– И если вы не можете простить меня за все страдания, боль и горе, через которые я заставил вас пройти, то я не единственный в этой семье, кто ранен высокомерием. Разве не достаточно, что я перестроил свою жизнь? Черт, я составил списки всех тех людей, которые могли бы быть достойны общаться с вами. Я пожертвовал значительную сумму церкви, обеспечил средствами дом ветеранов и пообещал поддерживать три сиротских приюта.
Она промолчала, и он выложил последний козырь.
– Я послал вашей матушке записку с приглашением на чай.
– Вы любите меня?
– Разве я этого не сказал? Тесса, я прекрасно сознаю все свои многочисленные грехи, но я постараюсь исправить их. Самое меньшее, что вы можете сделать, – это поаплодировать моим усилиям. Ведь это совсем нетрудно.
– Я пока подожду, – тихо сказала она.
– Только и всего? – Он вдруг рассердился на нее больше, чем когда-либо. – Большинство женщин сейчас бросились бы в мои объятия, Тесса. Очень многие из них сейчас визжали бы от радости. Я никогда в жизни не говорил этих слов ни одной живой душе, а вы просто спокойно сидите тут и смотрите на меня как на барана.
Похоже, даже это заявление не заставило ее пошевелиться. Она просто смотрела на него, как на какой-то неодушевленный предмет.
– Я знаю, что вы любите меня. Я не идеален, как ваш любимый персонаж на портрете, но я постараюсь соответствовать ему.
Она что, окаменела? И что означает этот взгляд? Ее глаза как будто потеплели. Казалось, она вот-вот заплачет. Проклятие. Его слова не должны вызывать слезы.
У него был только один выход: завернуться в обрывки своей гордости и удалиться прежде, чем он унизит себя еще больше. Ведь он и так, кажется, уже вывернул свою душу наизнанку.
– Я вовсе не уверена, что ты поступаешь разумно, дорогая.
Тесса подняла глаза на мать, застегивая последнюю пуговицу на своем плаще.
– Мама, я люблю вас. Восхищаюсь вами и уважаю вас. И я надеюсь, что вы поймете то, что я собираюсь сказать.
– Я догадываюсь, о чем ты. – Елена улыбнулась своей единственной дочери. – Ты хочешь, чтобы я оставила тебя и Джереда в покое. Вы взрослые люди и сами во всем разберетесь. Так?
Тесса улыбнулась.
– Вы правы. Как всегда!
– Я помню, как говорила то же самое своей свекрови, – вздохнула Елена.
– А она вмешивалась в вашу жизнь?
– Еще как!
Тесса поднялась на одну ступеньку и поцеловала мать в щеку.
– Вы желаете мне добра, мама, но мне бы хотелось, чтобы вы больше занимались воспитанием Гарри. Есть признаки, что он станет с годами даже большим повесой, чем Джеред.
– Ты правда так думаешь?
– К тому же скоро старшие из моих братьев должны будут жениться. Или как минимум обручиться.
– И ты хочешь, чтобы я занялась поиском подходящих невест?
– Это было бы не худшим выходом для вашей энергии, мама, – с улыбкой ответила Тесса.
– Ты полагаешь, твой муж тебя стоит?
– Уверена.
– Разумеется, ты понимаешь, что это означает. В таком случае я тоже должна поверить ему, – с сомнением произнесла Елена. – Знаешь, он пригласил меня на чай. Я еще не ответила ему.
– Чай тебе понравится, – сказала Тесса, делая знак дворецкому открыть дверь. – И мой муж тоже.
Она забрала Чалмерса!
Тесса не только уехала в Лондон, но и взяла с собой его камердинера! Не то чтобы он никогда раньше не обходился без посторонней помощи, но, черт возьми, у него же повреждено запястье, да и забинтованную руку не так уж легко засунуть в рукав или вытащить из него.
Тот факт, что его лучшая карета исчезла, только еще больше распалил его гнев. Единственный оставшийся экипаж был жалкой колымагой, предназначенной возить только продукты с рынка. В нем было всего одно сиденье, и он так тарахтел, что казалось – Джеред все еще на корабле посреди бушующего моря.
Он был почти уверен, что не любит свою жену. Тесса превратила его жизнь в какой-то фарс, повсюду следуя за ним, заставляя его измениться, а потом отказавшись простить его, словно раскаявшегося блудного сына. Она осуждала его, стыдила, приводила в ярость. Не говоря уже о ее молчании в тот первый и единственный раз, когда он признался в любви к женщине. Этого он не простит.
Но зато ему никогда не было с ней скучно. Он чувствовал себя так, как раньше, когда грабил карету или совершал что-то запретное. Возбужденным. Живым. Жаждущим ее ласки. А она увезла его камердинера!
Обитатели коттеджей вдоль дороги были удивлены, услышав раскатистый хохот посреди ночи.
– Как это понять – она уехала?
Чалмерс подал ему записку. У его камердинера был весьма потрепанный вид. Ну это неудивительно. Джеред развернул записку, которую получил сразу же, как вошел в свой лондонский дом. Он прочитал пять слов, и его рот открылся от удивления.
– Она сказала, что либо это, либо ограбление кареты, ваша светлость. – У камердинера вырвался сдавленный смешок. – Она сказала, что терпеть не может лошадей.
– Чалмерс, у тебя истерика?
– Полагаю, что да, сэр.
Он уставился на своего камердинера.
– И ты вот так вот просто ее отпустил?
– Я ничего не мог сделать, сэр. Ее светлости очень трудно противоречить.
Поскольку он уже не однажды испытывал это, Джереду оставалось только молча согласиться.
– Кроме того, сэр, она взяла с собой братьев. Вы знаете, что у нее их шестеро?
– Они все здесь?
– Вот именно, сэр. И если мне будет позволено добавить, они, похоже, не слишком благожелательно настроены к вашей светлости. Я провел довольно много времени в их присутствии и должен сказать, что никогда не видел более решительно настроенных молодых людей. Самый младший, сэр, похоже, готов пустить ваши кости на суп, кажется, он так выразился.
– А ее родители здесь?
Чалмерс покачал головой.
– Но почему, черт возьми, она увезла тебя?
– Она сказала, сэр, что вы можете не заметить, что она уехала, а вот моего присутствия вам будет сильно не хватать.
– Мне надо бы поколотить ее.
– Именно так, сэр.
– Но мы оба знаем, что я этого не сделаю, не так ли?
Чалмерс снова хихикнул.
«Дворец удовольствий» был, как всегда, готов принять лондонских повес.
Вместо того чтобы подняться по лестнице, он обошел сзади и тихонько постучал в дверь. Ему открыла женщина средних лет, снабдившая его информацией, которую он искал. Ему прочли лекцию о целесообразности строго соблюдать установленные в заведении порядки. Он напряженно улыбался, желая, чтобы у него обе руки были здоровы. Чтобы легче было задушить ее. Конкретная девица, о которой шла речь, ожидала его появления на втором этаже. Он отклонил всю остальную информацию. В этом случае неведение было лучше всего.
Джеред воспользовался ключом, данным ему, открыл дверь и обнаружил комнату, освещенную одной лишь свечой. Комнату наполняли тени, но он сразу увидел свою жену. Обнаженную и лежащую на кровати.
Она не говорила ничего, просто улыбалась ему, как одалиска, обещающая наслаждения. В этом здании были и другие комнаты с соблазнительными женщинами, но он хотел только эту. Почему? Ни у одной из них не было таких глаз, в тепле которых он мог утонуть, или улыбки, согревающей его душу.
Она пугала его. Ее фантазия казалась ему беспредельной. Он походил на льва, который годами ходил взад-вперед по клетке и, выпущенный на волю, чувствует себя неуютно.
– Вы украли моего камердинера. – В высшей степени идиотское замечание, особенно в данной ситуации.
Она, видимо, подумала так же. Ее улыбка стала ослепительной.
Он подошел к стене, закрыл и запер на задвижку смотровое окошечко, потом повторил то же самое у дальней стены. Никто не будет свидетелем того, что здесь произойдет. Джеред подошел ближе, понимая, что не сможет снять свой собственный проклятый сюртук. Он протянул ей руку.
– Тесса, – только и произнес он.
– Что, Джеред?
– Дорогая... – Слова застряли у него во рту. Как странно, что он никогда раньше никого ни о чем не просил. Ни разу. Никогда в своей жизни. – Помогите мне, – прошептал он. – Пожалуйста.
Она села и мягко потянула за рукав, потом аккуратно сняла сюртук.
– Знаете, я действительно люблю вас.
– Вы как-то уж слишком обыденно об этом сообщаете.
– Я в ужасе. Вы пугаете меня. Все мое счастье, кажется, висит на волоске.
– О, Джеред, это очень ценное признание.
– Я погружаюсь в какое-то безумие. Вы знаете, что всю дорогу из Киттридж-Хауса я хохотал как сумасшедший?
– Правда?
– Меня растрясло. Я ехал на какой-то драной повозке. Вы украли и мою карету. – Он подошел ближе к краю кровати.
– Вообще-то я уверена, что вам не очень сильно повредила поездка в таком фургоне.
Он окинул ее взглядом. Тесса вальяжно раскинулась на кровати, едва прикрытая куском тонкого шелка.
– Тесса, вы любите меня?
– Всем сердцем, Джеред.
– Вам давно пора было известить меня. Я ведь пребывал в неведении.
– Сомневаюсь, что вы захотели бы услышать это еще месяц назад.
Он охотно кивнул, соглашаясь с горькой правдой ее слов.
– Сейчас у меня только одна здоровая рука, – поддразнил он, – иначе я присоединился бы к вам.
– Может быть, мы что-нибудь придумаем? – Ее улыбка была восхитительно порочной. Он закрыл глаза, произнес быструю молитву, благословляя день, когда увидел юную девушку, сидящую под деревом. Хорошо, что Господь сохранил ее и даровал ему немного разума, чтобы в его сердце зажглась любовь, когда она смотрела на него огромными и теплыми карими глазами.
– Что ж, дорогая, есть много интересных позиций, и я охотно вам их покажу.
– Я готова рискнуть, – сказала она, улыбаясь.
– Замечательно, – ответил он и прыгнул на кровать.
Несколько минут спустя мадам, хозяйка заведения, нахмурилась, прислушиваясь к шуму на втором этаже. Что за хохот оттуда доносился? Ведь здесь приличное заведение.
