Текст книги "Песнь лихорадки (ЛП)"
Автор книги: Карен Мари Монинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 34 страниц)
Глава 47
Мак
Вскоре после этого я влетела в книжный магазин, Алина следовала за мной по пятам, обе мы держались за лица и бормотали себе под нос.
Мое первое просеивание в тандеме прошло неудачно.
Команда по переговорам насчет Контракта уже прибыла и дожидалась нас. Мой папа сидел на центральной подушке честерфильда, распластав руки по спинке дивана, Бэрронс и Риодан как всегда сидели по углам, а Круус легко прислонился к каминной полке.
Едва увидев меня, Бэрронс вскочил на ноги горой мышц и агрессии.
– Кто, черт подери, поставил тебе фингал? – прорычал он.
– Ты сам, – ответила я обманчиво сладким тоном, прижимая руку к ушибленной щеке. – И твои гребаные щиты. Такое чувство, будто в кирпичную стену врезалась.
К счастью, я быстро исцелялась. К несчастью, моей сестре не так повезло.
Уголки его рта дернулись, затем он сдался и просто сверкнул одной из тех редких полноценных улыбок, от которых у меня перехватывало дыхание. Он был так чертовски прекрасен, а его улыбки были подобны солнечному свету на черном бархате неба, невероятные и изумительные.
– Ты просеялась. Ты разобралась, как это работает, – пробормотал он. – Без Крууса.
– И восстановила аббатство, – гордо сказала я ему. – Выглядит как никогда здорово.
– Ты подпишешь Контракт и восстановишь мои крылья, – прорычал Круус.
– Я намереваюсь это сделать, – я подписывала его не только для того, чтобы узнать, как пользоваться Истинной Магией. Я хотела полного и безграничного доступа к богатым знаниям и информации Крууса. Я хотела знать, не доходили ли до него хотя бы малейшие слухи о том, что король приблизился к восстановлению песни. Я хотела проиграть ему музыкальную шкатулку. Занять его мозг на целые дни.
Я неподвижно замерла, чувствуя под собой прекрасную и раненную землю, и пригласила ее восстановить его оборванные крылья.
Круус резко вздохнул, выпрямился во весь свой огромный рост, запрокинул голову и оттолкнулся от камина.
– Ах, – промурлыкал он. – Да, этого-то мне и недоставало, – он на мгновение прикрыл глаза, поправляя и устраивая его массивные бархатные крылья. Затем открыл глаза и пронзил меня взглядом. – Подпиши Контракт. Сейчас же.
Временно игнорируя его, я подошла к маленькому холодильнику за прилавком, достала один из многочисленных пакетов со льдом, оставшихся у меня с моих первых дней в Дублине, когда меня постоянно избивали, и протянула его сестре. Она слегка прижала его к глазу и осела на диван рядом с папой.
– Привет, пап, – сказала я и поцеловала его в макушку, сияя. Не хватало лишь Дэни и мамы, и моя семья была бы в полном сборе.
– Привет, детка, – он улыбнулся мне. – Все готово. Вот, если ты все еще хочешь это подписать.
Я перебралась через спинку честерфильда и села с другой стороны от него, напротив Алины. Он опустил обе руки на наши плечи.
– Хочу, – я взяла протянутый мне пакет бумаг, пролистала и рассмеялась. Наш Контракт включал в себя пятьдесят две страницы. – Кажется, вы все предусмотрели.
С многословными дополнительными указаниями на случай каждой потенциальной возможности.
Джек Лейн настороженно посмотрел на меня.
– Ты уверена, что хочешь подписать это, дорогая? Я согласен с твоей матерью. Из тебя выйдет отличная королева.
Мне не терпелось это подписать. Я протянула руку назад, куда-то в сторону Бэрронса.
– Можно мне один из твоих ножей? – он всегда носил их с собой. Я едва не вытащила копье из ножей, но потому вспомнила, насколько мне нежелательно тыкать в себя этой штукой. Затем рот Бэрронса оказался на моем запястье. Я ощутила касание его языка, укол клыков, поцелуй, и его рот отстранился.
Ему пришлось проделать это еще пять раз, потому что я так быстро исцелялась, но наконец-то, с помощью древнего пера, предоставленного Бэрронсом, Контракт был подписан МакКайлой Эвелиной Лейн, королевой Фейри, и Круусом, затем повторно был подписан резким драматичным почерком, мерцавшим даже после высыхания, именем, не поддававшимся переводу на любой известный людям язык. Свидетелями тому официально выступили Джек Лейн, Бэрронс, Риодан и Алина Лейн.
– Нужно произвести обмен драгоценными металлами, насыщенными силой, – сказал Круус. – Я приму браслет, который был у тебя прошлой ночью.
– Нет, – сказал Риодан. Он бросил на меня взгляд, говоривший: если он хочет браслет, значит, он важен.
– Тогда связи не будет, – спокойно сказал Круус. – Я же не требую Амулет, который находится у вас и должен принадлежать мне. Это мое предложение драгоценного металла. Можете оставить себе, дар расы Фейри.
Бэрронс посмотрел на меня. Я могу предложить другие объекты силы.
Я прищурилась и посмотрела на Крууса.
– Можешь взять один из трех меньших амулетов.
– Я соглашусь на этот пакт только за браслет.
– И его требования продолжают расти, – издевался Риодан. – Неудивительно.
Я встретилась с темным бушующим взглядом Крууса и с изумлением ясно услышала его в своей голове. Я не пытаюсь изъять у тебя что-то, что ты когда-либо пожелаешь использовать, МакКайла. Это важно лишь для меня.
Его слова звенели правдой, ясно и просто раздаваясь внутри меня. Но опять-таки, он был великим обманщиком. Вне зависимости от этого, я понятия не имела, как пользоваться браслетом, и если мы одержим успех, Фейри вскоре навсегда покинут наш мир. А это сделает браслет еще одной неважной вещью.
Мгновение спустя, вопреки протестам остальных, я пошла наверх, взяла браслет и отдала его Круусу.
Дело сделано.
Как только мы спасем наш мир, я передам вес мантии и скипетра другому, Фейри уйдут, жизнь станет невероятно нормальной, а я наконец-то снова буду «просто Мак».
Несколько часов спустя я сидела на честерфильде, расфокусировав взгляд и занимаясь эквивалентом чтения Фейри-файлов древней истории. Подтвердив, что ключ к использованию моей силы лежит в связи с самой планетой, Круус также сказал, что новым королевам требовалось от пятидесяти до пятисот лет, чтобы ознакомиться с их силами, поскольку объем передаваемой информации был огромен.
Да уж, вообще неподходящий поворот.
Если и был способ мгновенно поглотить все это, ни одна королева его не нашла. Огромная часть моей новой высокой должности была чуть лучше обычного клерка. Если я сосредотачивалась, скажем, на «Песнь Созидания», то каждая из 9 722 342 записей, легенд, мифов и песней о ней всплывала в моем мозгу с неким подобием табличек, и эта файловая система для меня не имела никакого смысла, потому что я ни черта не знала об истории Фейри. Информация была записана под именами Фейри, которые играли наибольшую роль для данного куска информации. Для других королев эти имена могли быть узнаваемыми, и она могла мгновенно найти наиболее заслуживающие доверия.
Для меня они ничего не значили. Я часами тараторила имена, а Круус или качал головой в знак пропускать, или кивал в знак продолжить чтение.
А Бэрронс наблюдал и мрачно хмурился.
Представьте, что имеете доступ к миллиону лет человеческой истории, к каждому мифу, легенде или фактической (хоть и предубежденной) газетной вырезке. Представьте, что внутри вас интернет, а вы превратились в ходячий двигатель гугл-поиска.
Ощущалось все именно так. Я стала человеческим компьютером. Вот еще одна причина, по которой я была безмерно благодарна, что Круус это заберет. К тому моменту, когда он ушел, я начала всерьез сомневаться и в решении королевы передать мне Истинную Магию, и в разумности того существа на той планете, которое сочло меня достойной.
Бэрронс ушел вскоре за Круусом.
Попытки Кристиана убрать землю из-под сфер оказались успешными, но требовали много времени. Он перенес остальных друидов-Келтаров из Шотландии, и Бэрронс с Риоданом помогали, используя маленькие погрузчики, чтобы убрать землю из опасной зоны вокруг наиболее внушительных черных дыр.
Я сидела на диване, потирая виски, борясь с головной болью и думая, как же тяжела была работа королевы. Неудивительно, что они становились такими стервозными и безжалостными. Власть была сокрушительным весом. Но с другой стороны, у королев Фейри не бывало головной боли. Они в принципе не чувствовали боли, и насколько мне известно, не испытывали физиологических потребностей. Ни во сне, ни в пище.
Нахмурившись, я потянулась внутрь и поискала Эликсир Жизни. Не для себя, для Танцора. Я уже попыталась искать темы вроде Исцеление людей, на что не нашлось ни одной таблички, неудивительно. С чего бы Фейри а) исцелять людей, б) делать об этом записи, если такое и случалось.
Вот еще один лимит этой гребаной информации, имевшейся в моем распоряжении. Некоторые вещи были для Фейри очевидными, так что они не трудились их записывать. С чего бы мне писать, как чистить зубы или высушить волосы?
Вскоре я вздохнула и покачала головой. Зелье бессмертия – как и многие вещи Фейри – было украдено целую вечность назад другой расой. Оно не было способно «исцелять», но значительно изменяло существо, выпившее его. И оно несло с собой высокую цену – бесплодие и со временем уничтожение без остатка бессмертной души, если вы верили в такие вещи. А я верила. Когда умирали Фейри, не существовало жизни после жизни. В лучшем случае они дрейфовали, их сущность расщеплялась на молекулы в мире, в котором они умерли. В худшем случае они просто исчезали, как будто никогда и не существовали. Я с восхищением узнала, что Фейри верили, что люди вновь и вновь вечно реинкарнировали во множество жизней. Но мертвый Фейри никогда не мог соскрести свою сущность в кучку и стать чем-то иным.
Я гадала, что же заставило Фейри решить, что почти бессмертное существование без детей и боли – но с очень малым удовольствием – того стоило, внезапно я увидела в них не только намного более могущественную расу, но и трусов. Я скорее буду испытывать судьбу, играть в лотерею, наслаждаться непредсказуемой и иногда пугающей вечностью страсти и боли, чем судьбой, которую они избрали принять.
В любом случае эликсир не поможет Танцору.
Колокольчик на двери зазвенел, когда она открылась и закрылась. Моя голова поднялась.
А сердце рухнуло вниз.
В книжный магазин вошел Лор, огромный светловолосый викинг, одетый в черные кожаные штаны, ботинки и футболку Вудсток, которая походила на настоящую.
– Привет, Мак.
– Бэрронса здесь нет, – поспешно сказала я.
Он качнул головой влево.
– Не ищу его. Я пришел увидеть тебя.
Что ж, дерьмово. По сути, его я меньше всего хотела видеть. Я не могла смотреть на него, не рискуя тем, что моя коробка с мыслями о Джо взорвется.
Когда он опустился на диван, корпус заскрипел, протестуя против его веса. Лор, как и остальные из Девятки, был намного выше шести футов, массивным, мускулистым и с жуткими шрамами. Со своими густыми светлыми волосами и точеной красивой внешностью он представлял собой веселого пещерного человека, крутого рок-н-ролльного тусовщика, нажаривавшего сексапильных блондинок и как-то умудрявшегося оставлять их в умилительном ступоре, когда он их бросал. Его слабым местом были женщины и дети, и он был тенью Дэни многие годы, хоть она об этом и не знала.
Я отправила к нему Джо. После того, как она порвала с Риоданом. Я посмотрела в ее покрасневшие болезненные глаза и тут же поняла, что она никогда не сумеет придерживаться собственных правил. Так или иначе, если она не увлечется кем-то другим, она попытается вернуться.
А Риодан никогда не примет ее обратно.
Единственное, что может быть хуже того, когда ты бросаешь бойфренда, с которым в глубине души хочешь остаться, но по тем или иным причинам не можешь – это когда ты возвращаешься, и уже сама оказываешься брошенной.
Я проходила через это. Решение уйти дало мне ощущение контроля. Вернуться и быть отвергнутой надолго меня поломало. Как только ты уходишь, нужно продолжать идти и никогда не оглядываться.
В тот день в баре мой мозг сложил две вещи: любящего повеселиться Лора, который никогда не заводил отношения и по слухам считался крышесносным и фантастическим любовником, и Джо, нуждавшуюся в отвлечении от рецидива. Это казалось идеальным решением. Безвредным. С хорошим потенциалом. Лору встряхнут его мир, Джо двинется дальше. Они бы ни за что не повторили. Лор не повторяет дублей.
Я никогда не думала, что для Джо это обернется чем-то большим, нежели ступенькой в новую жизнь.
Но они заискрили друг от друга. Я видела это. Там что-то намечалось.
И я убила ее.
– Что нового? – резко спросила я. – Я как раз собиралась уходить, – соврала я.
– Слышала про Джо?
Я кивнула. Прочистила горло.
– Мне очень жаль, Лор.
Куда больше, чем он знал.
– У меня были на нее планы, – пробормотал он. – Ах, еще бы. Сумасшедшая сучка. Думала, что не хочет трахать меня, но всем было ясно как божий день, насколько ей нравилось меня трахать.
Ага. Проверни этот нож.
Он смотрел на меня на протяжении долгого нечитаемого момента. Наконец, он сказал:
– Я не могу говорить о ней с этими мудаками. Не могу ни с кем говорить. Подумал, что ты выслушаешь, потому что вы были подругами. Черт, да это ты привела ко мне эту маленькую злючку.
И я бесконечно об этом жалела.
– Видишь ли, у меня есть правило. Никогда не трахать брюнеток. Знаешь почему?
Неа, но, похоже, он собирался мне рассказать. Я покачала головой, не доверяя собственному голосу. Я видела лишь то, как раскалывается череп Джо. Как я ем ее. Я отбросила эти образы. Это опасно. Девятка слишком хороша в чтении мыслей.
– Когда-то у меня была жена. Давным-давно.
Дайте угадаю. Она была брюнеткой.
– Знаешь, – быстро сказала я, – мне не положено знать об этом? Что сделает Риодан, если узнает, что ты говорил со мной?
– К черту Риодана. Ублюдок имел ее дольше, чем я, – его лицо потемнело, и игривый дикарь Лор исчез без следа, оставляя жестко высеченный образ фактически незнакомца.
Я осознала, что впервые вижу настоящего Лора. Брутального, холодного, в той же мере зверя, как и все они. Костелом. Слово всплыло в моем мозгу, но я понятия не имела, почему.
– Ты хоть представляешь себе, каково это – переживать всех? Поначалу ты думаешь, что это лучшая гребаная вечеринка, на которую только можно быть приглашенным. Ты трахаешься, пируешь, делаешь абсолютно любую хрень, какую хочешь, и думаешь, что держишь мир за яйца. А потом ты понимаешь, что каждый проклятый человек, с которым ты зависаешь, умрет. Знаешь, сколько музыкантов умерло на моих глазах, не дожив до тридцати? И женщины, дерьмо. Сколько раз можно оставаться небезразличным? Сколько нужно до тех пор, пока ты начнешь ненавидеть? Презирать. Посылать их к херам.
Его глаза впились в мои, и я прерывисто вдохнула. Серия разрозненных образов пронеслась в моей голове, и я знала, что это он скармливает их мне. Когда-то Лор был совершенно иным мужчиной. Худшим из них. Костеломом. Он был в хороших отношениях с Чингисханом и управлял монголами, он воевал с Атиллой, устраивал бойни с Калигулой, неистовствовал с Нероном, смеялся с Иваном Грозным, был палачом Робеспьера, пил кровь из черепов их врагов вместе с Владом Колосажателем. Тысячи лет он искал войны за войной, бесконечно убивая. Он отрекся от своего клана, пока однажды ночью они не пришли силой, возглавляемые Риоданом, схватили его и утащили.
– Вы, мудаки, назвали бы это оперативным вмешательством, – сказал он с холодными мертвыми глазами.
– Ты любил Джо, – прошептала я.
– Неа, – коротко ответил он. – Но эта женщина вызывала у меня чувство, будто, может быть, я вновь ввяжусь в это дерьмо, буду смотреть, как она стареет, умирает, справляться с этим. И теперь она мертва, черт подери.
Из всех людей, которых я могла убить, это оказалась именно Джо.
– Почему ты мне все это рассказываешь?
– Ее уже забывают. Столько всего происходит, что никто даже не говорит о ней. Когда мы вернулись, она была мертва больше месяца. Я только что узнал. Куски ее тела сбросили в могилу. Собираюсь выкопать их и выследить Невидимого, который это сделал. И пытать этого мудака до смерти сотней разных способов.
Холодок пробежал по моему позвоночнику.
– Ты на такое способен? Учуять по ее останкам, кто убил ее?
– О да. Раз плюнуть. Заскочил сказать тебе. Учитывая, что ты королева Фейри и все такое, решил дать тебе знать, что сегодня умрет охренеть как много Невидимых. Не только тот, кто это сделал. Я собираюсь вырезать всю касту, до последнего гребаного мудака.
Я тяжело сглотнула.
– И ты пришел за моим благословением?
Он поднялся на ноги и зашагал к двери, бросив через плечо.
– Неа. Говорю тебе не путаться у меня под ногами этим вечером. Я и тебя прибью, если встанешь на моем пути.
Дверь захлопнулась за ним.
Я на мгновение сидела неподвижно, позволяя себе утонуть в позоре, горе, сожалении и боли, принимая эту расплату – око за око.
Затем я отступила от сокрушительных эмоций и проиграла возможные сценарии, выделяя наиболее вероятный: Лор находит останки Джо, чует, что ее убила я, убивает меня, песнь никогда не будет спета, Земля будет разрушена.
Все потому, что я убила Джо.
Бэрронс однажды убил принцессу Фейри. Несомненно, Лор сумеет убить королеву. Особенно новую и молодую.
Ему придется повременить с моим убийством, пока мы не спасем мир.
Пока я вытаскивала телефон, я осознала, что мое решение было столь же хладнокровным и безжалостным для постороннего наблюдателя, как и те, что часто принимали Бэрронс и Риодан. Прикрыть свою задницу. Даже подло.
Мои пальцы запорхали над буквами.
Лор направляется выкапывать останки Джо, чтобы учуять личность ее убийцы. Он снова Костелом.
Ответ Бэрронса был мгновенным:
Я об этом позабочусь.
Глава 48
Джада
Я вышла из режима стоп-кадра и ворвалась в двери физического корпуса, отбрасывая влажные волосы с лица и осознавая, что выгляжу так же, как себя чувствую – бесконтрольно – но не было времени делать все, что хочется, и чем-то приходилось жертвовать. Поскольку на сушку и выпрямление моих волос уходила целая вечность, я часто несколько дней не принимала душ, но сегодня я должна была помыться и не хотела тратить время, так что мои волосы представляли собой кучу спутанных локонов, совсем как раньше, за минусом застрявших в них скользких кишок. Превращение Мак в королеву Фейри временно пригасило мой азарт убийства. Все мои эмоции всплыли на поверхность, и я не могла убивать. Это просто рецепт катастрофы.
Когда я раньше ушла от Танцора, сказав, что направляюсь в аббатство, меня отвлек звонок Мак, и в итоге я целый день провела с Кристианом, мокла и возилась в грязи. Хоть он и сумел убрать почву из-под черных дыр, та, что в Честере была особенно проблемной, поскольку висела близко к земле. Ему приходилось осторожно освобождать по полдюйма уплотнившейся почвы за раз, не поднимая слишком много, чтобы дыра это не засосала. Я то подливала под сферу воду с помощью шланга, чтобы увлажнить землю, то лежала на животе и с помощью граблей с супер-длинным черенком аккуратно разрыхляла грязь.
Такая близость к дыре очень смущала. Я не слышала исходящую от нее музыку, как Мак, но отчетливо осознавала, что прямо над моими плечами нависала мгновенная смерть. Я налепила на волосы грязь, чтобы они не топорщились, и распласталась по земле как тонкий блинчик, но это было не так просто как в четырнадцать лет. Сиськи иногда были той еще занозой в заднице.
Некоторая часть почвы все равно оказалась в дыре. Это было неизбежно.
Но когда мы ушли, сфера висела на высоте добрых трех метров от обширного кратера под ней.
Кристиан был решительно против, чтобы я работала граблями, но чтобы сопротивляться гравитации эргосферы так близко к дыре, требовалась сила, и поскольку нам нужно было работать над столькими дырами, он в итоге согласился, что любой, кто обладал необходимой силой, был жизненно необходим, в том числе и я. У нас ушел весь день на то, чтобы достичь удовлетворительного результата.
Во время короткого перерыва Кристиан перенес меня в аббатство – я слышала, Мак теперь тоже обладает этой силой. Я пришла в ступор, увидев, что она без проблем восстановила крепость. Девятка на ее фоне начинает казаться не такими уж супергероями. Хочу быть Мак, когда вырасту. Хотя с другой стороны, может, и не хочу. Я слышала, что Фейри уже начали приходить к ней со своими проблемами, а мне своих хватает.
Вернувшись в Дублин, я заскочила в старое убежище, приняла душ и на стремительной скорости направилась в Тринити. Весь вечер мне приходило множество восторженных сообщений от Танцора.
Танцор.
Однажды, ребенок, сказал мне Риодан давным-давно, ты будешь готова заложить свою гребаную душу ради кого-то.
Я искренне надеялась, что этот ублюдок не окажется прав во всем, что он когда-либо говорил.
Я помню сражение с Ледяным Королем в аббатстве в свои четырнадцать, и как я прятала Танцора в безопасном месте, отталкивала на обочину, потому что он «всего лишь человек». А потом уже меня прятали и отталкивали на обочину, и я почувствовала, каково это.
Кто я такая, чтобы запрещать Танцору жить полной жизнью и всеми красками радуги?
Для лицемеров в Аду был уготован особый котел, и я не собиралась в нем оказываться.
Так что я решила притворяться, что с Танцором все в порядке, именно до той степени, до какой он ждал от меня этого притворства. Мы вдвоем придерживались тщательно продуманного сговора. Так поступают друзья, когда не остается иного выхода.
Все в этой ситуации меня бесило. Я всегда думала, что однажды мы будем чем-то большим, чем просто друзья. Я была абсолютно готова ждать, пока до этого дойдет.
Но благодаря генетическому изъяну, превратившемуся в предательскую бомбу с часовым механизмом, вкупе с нависшим над нами концом света, все это представало в единственном свете – однажды уже наступило.
Я либо пользуюсь шансом, либо его упускаю. Никаких гарантий. Меньше обещаний будущего, чем я рассчитывала.
Нахмурившись, я отбросила волосы с лица, затем остановилась, чтобы посмотреть в одно из окон, мимо которых проходила в коридоре, глядя в свое отражение и распутывая самые худшие колтуны.
Я осознала, чем занимаюсь, и скорчила гримасу.
Мне не было дела до своего внешнего вида. Мне всегда было наплевать. И я не собиралась это менять.
Уже собираясь войти в дверь лаборатории, я резко остановилась и нахмурилась. У меня в животе возникло ощущение трепетания, которое часто появлялось в юности и всякий раз оно ослабляло мои силы. В Зеркалах я выяснила, что это случалось, когда я или ощущала крайне сильные эмоции, или напряженно думала о сексе. Почему эти вещи ослабляли меня, я не понимала. Но они ослабляли.
И в данный момент я испытывала и то, и другое.
Я глубоко вдохнула. Медленно выдохнула. Храбрость. Безжалостность. Энергия. Действие. Упорство. Голод. Вот что такое дыхание[67]67
В оригинале Джада составляет аббревиатуру слова «Дыхание» – Bold. Ruthless. Energy. Action. Tenacity. Hunger. – B-R-E-A-T-H.
[Закрыть].
Когда трепетание унялось, я сделала то же, что и всегда – влетела в комнату в режиме стоп-кадра и напугала Танцора, заставив его выпрыгнуть из кресла.
Выражение его лица было бесценным.
Он знал, что раз я сделала это, я приняла решение, и именно это я хотела ему сообщить. Люди склонны впустую тратить дыхание на слова, тогда как простое действие передавало информацию куда более сжато.
Я не собиралась сажать его в клетку. И я не собиралась позволять его сердцу стать моей клеткой.
Я собиралась делать то же, что и всегда делала. То, что делал Танцор.
Жить сейчас.
Как будто завтрашнего дня не наступит.
Это не означало, что все будет просто. Но я, черт подери, собиралась попробовать.
Он был одет в линялые джинсы и белую футболку со словами «СВЯТОЙ ПЕРЕНОС! ПОСМОТРИТЕ НА АСИМПТОТУ НА ЭТОЙ МАТЕРИНСКОЙ ФУНКЦИИ!», выведенными на груди.
– Это значит, что ты прокатишь меня на своем крутом байке? – он сверкнул своей коронной улыбкой Танцора, которая всегда освещала его лицо, ничего не утаивая, аквамариновые глаза светились и были полны жизни.
Я кивнула. А затем я подалась вперед и поцеловала его. Совсем не так, как когда-то целовала Риодана. Я сделала это, чтобы позлить его, и это сработало, хоть он и притворялся, что нет. Меня это тоже разозлило.
Я целовала Танцора той частью себя, которую не понимала. Ту «я», которая целовала Риодана, я понимала. Она была жесткой, могущественной, обладала древней душой и яростным сердцем. Та «я», что целовала Танцора, была молодой, невинной, и хоть между миром и ее мягким сердцем стояла массивная дверь, к нему все равно вела тропа, рядом с дверью висел ключ с выгравированной Д – Дэни и Танцор[68]68
В оригинале их имена начинаются с одной буквы – Dany and Dancer.
[Закрыть]. Иногда я действительно чувствовала себя так, будто внутри меня живут двое разных людей, хотя это не так. Одну версию меня влекло к Танцору, а другая была мотыльком, одержимым пламенем Риодана. Они пробуждали во мне совершенно разные качества.
Я целовала Танцора медленно и мягко, касаясь его рта будто крыльями бабочки, ожидая, что же он сделает, каково это будет между нами.
Он запустил руки в мои влажные волосы и произнес в мой рот:
– Боже, как я люблю, когда ты распускаешь волосы, Мега. Это так похоже на тебя, полную огня, большую чем жизнь.
Мы просто стояли там, медленно целуясь и переговариваясь, и он сказал мне, что думал, будто ему никогда не доведется поцеловать меня, и уж точно я его никогда так не поцелую. А я сказала, что всегда думала, что у него самые невероятные глаза, на что он ответил, что у него много невероятных частей тела, и я вольна заценить их в любой момент.
Его руки скользнули вокруг меня, и я задрожала, потому что никто никогда не обнимал и не держал меня так, как он. Как будто я действительно что-то для него значила, и он никогда не хотел переставать касаться меня. Как будто он поверить не мог в свое счастье держать меня, и я была самым крупным призом, который он вообще мог выиграть в своей жизни.
Он с поцелуем отстранился, и мы как будто просто дышали друг в друга, пока он давал мне время привыкнуть к ощущению его тела, теплым и сильным рукам, близким, но не слишком тесным объятьям. Мне было сложно заставить себя оставаться на месте. Я никогда не позволяла никому касаться себя. Слишком личное. Слишком много сопутствующего риска.
Поэтому мне потребовалось минут десять просто объятий и близости, чтобы отпустить себя и стать гибкой, как во время медитации. Это было самой сложной медитацией в моей жизни, потому что рядом со мной находился другой человек. Мне казалось, что я вся сделана из обнаженных граней, и я жаждала возвращения своих стен и личного пространства.
Но и этого мне тоже хотелось, и мне начинало казаться, что возможно, если я никому не позволю себя коснуться, то вообще никогда себе этого не позволю. Что станет все легче и легче держать всех на расстоянии вытянутой руки, и все сложнее кого-то впустить. Думаю, наше стремление к близости похоже на окно. Которое может закрыться. Я могла навсегда остаться Джадой, и если Джада занималась бы сексом, это были бы отношения на одну ночь, и я никогда не познала бы того цвета радуги, который именуется любовью.
В конце концов, я обвила его шею руками и с огромным дискомфортом опустила голову на его плечо, впитывая, каково это – прислониться к мужчине. Это мой Танцор. Парень, который нашел меня девчонкой, носящейся по улице, вылетающей из режима стоп-кадра, с ног до головы забрызганной кровью и кишками, и который мгновенно меня полюбил. И пока я тараторила миллион слов в секунду, бросаясь кучей слов «черт» и «чувак», он смотрел на меня так, будто я была каким-то экзотическим существом с другой планеты и самым изумительным и потрясающим, что он когда-либо видел.
Я сплавила наши тела воедино, свою грудь к его грудной клетке, свой таз к его бедрам, сосредотачиваясь лишь на его силе, отказываясь думать об этой его значимой предательской внутренней мышце.
Это ощущалось так хорошо. Тихая гавань. Порт во время шторма. Что-то во мне расслабилось, та часть меня, которая, возможно, никогда в жизни не расслаблялась.
Так вот почему люди обнимались. Вот почему близость желанна.
Это все равно что заехать на заправочную станцию и восполнить запасы топлива.
Как будто пока ты обнимаешься, время застывало, и было что-то в обнимающих тебя чужих руках, что нельзя заменить, обнимая саму себя. Я больше не была одинока. Рядом со мной был кто-то, стоящий на моей стороне, готовый выступить вперед и вместе принять удар. Это было самое странное и ободряющее чувство, что я когда-либо испытывала.
Потом мы целовались глубоко, жарко и ненасытно, тем поцелуем, который он обещал мне, сексуальным девятнадцатилетним поцелуем, и мои руки оказались в его волосах, я чувствовала себя кем-то, кто вырос нормальным, ходил в школу как другие дети, возможно, даже ходил на танцы в старших классах, и я впервые танцевала медленный танец с парнем. Но он был мужчиной.
И я определенно была женщиной. Я чувствовала его твердость, прижимавшуюся ко мне, и я хотела коснуться его, попробовать на вкус, ощутить его внутри себя. И я хотела вырваться из его рук и, не оглядываясь, побежать к двери. Я, которая ничего не боялась, смотрела в лицо врагу, сражалась в любой битве, убивала без колебания, теперь трусила, участвуя в сражении, которого избегала всю свою жизнь – близость.
– Мега, – простонал он, – ты меня убиваешь таким поцелуем. Хочешь уйти отсюда?
Я отстранилась и посмотрела на него. Мои губы сделались чувствительными и припухшими, они хотели продолжать целоваться. Внутри я чувствовала тепло и искрящиеся пузырьки, я сделалась томной, но гудела энергией, которой нужно было дать выход. Для меня это было так важно. Я всегда обещала себе, что это будет эпично. Я всегда думала, что это будет с супергероем вроде меня. Я уверена, что Мак думала, будто я это уже сделала. Или беспокоилась, что все равно сделаю. Но я никогда не оставалась на одном месте достаточно надолго, и хоть в Зеркалах были люди, я испытывала проблемы с доверием, и на уме у меня была одна цель: вернуться домой.
Риодан был первым мужчиной, которого я поцеловала.
Я хороша во всем, что делаю. Я посмотрела кучу порно-фильмов и многое знала о сексе. У меня прекрасное воображение. И голод – его у меня в избытке. Я знала, что когда наконец займусь сексом, это будет эпично.
Но это я хранила. Одно большое решение о том, как я хочу прожить жизнь, полностью принадлежащую мне.
Девственность – это дверь, в которую можно войти лишь раз.
Я не знала, как снять свою броню. Я носила ее слишком долго. Я не знала, как жить подобно другим людям. Я была Железным Дровосеком без масла для смазки.
– Ты говорил, что хочешь что-то мне сказать и показать? – уклонилась я.
Он воспринял мое бегство с привычной стойкостью. Он тут же широко улыбнулся, поспешно пряча разочарование во взгляде.
– Мак слышит песню наоборот, Мега. Она слышит ее совершенно иначе! И мне нужно показать тебе видео. Ты не поверишь своим глазам, черт подери.
