Текст книги "Песнь лихорадки (ЛП)"
Автор книги: Карен Мари Монинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц)
Глава 21
Мак
Выселение из моего тела произошло мгновенно.
В ту же секунду, когда я услышала, как произношу слова, которых не говорила и никогда бы не сказала, я оказалась поймана титанической силой воли Синсар Дабх, вырвана из собственного тела и засунута обратно в коробку.
Никогда не считай меня слабой, мурлычет Синсар Дабх. Я контролирую тебя, детка. ВСЕГДА.
Когда она запихивает меня в тесное, темное помещение и захлопывает крышку, я думаю – дерьмо! Нет в моем теле никакого секретного отделения, куда меня можно запихать!
И точно так же во мне никогда не было настоящей книги, открытой или закрытой. Синсар Дабх нарисовала для меня две детальные иллюзии и чертовски хорошо впарила их. Я внушила себе эти иллюзии, поверила в них и тем самым оказалась в их плену. Но пленила меня не Книга.
А моя собственная доверчивость.
Вера – это реальность.
Здесь, лишенная тела, я постигаю эту истину в момент исключительной ясности и понимаю, что это краеугольный камень всего существования. Не только моего. Всего вокруг. Какой самый проверенный способ оказаться жертвой? Поверить, что ты жертва. А путь к победе? Поверить, что ты чемпион.
Я верю в свое тело, пинком открываю крышку несуществующей коробки, и окружающие меня границы стираются в ничто, ибо они и есть ничто.
Я выпрямляюсь в полный рост, и ярость моя безгранична по бесчисленному ряду причин. Для начала: я наслаждалась теплым разговором с Джадой. Первым за долгое время, кажущееся маленькой болезненной вечностью. Она позволила назвать себя Дэни. И глубоко в ее глазах я заметила приветственный проблеск того старого-доброго знакомого пламени. Моя девочка была там. И приближалась к тому, чтобы выбраться на поверхность.
А потом мой рот назвал ее «тупой сукой».
Ага. Этого точно достаточно, чтобы основательно меня выбесить.
Я ненавижу это слово. Понятия не имею почему. Просто ненавижу. И меня абсолютно сломила мгновенная боль в ее глазах, беззащитная эмоция, предшествовавшая осознанию того, что Книга вновь завладела мной. Я не сомневаюсь, она поймет, что я не имела этого в виду, но смысл не в том. Это всего лишь подводит меня ко второму пункту: мой незваный гость-психопат обдурил меня.
Опять!
Сколько раз я еще паду жертвой этого бесконечного мозготраха?
Да что со мной не так? Не похоже, чтобы Книга запросто могла творить надо мной заклинания. Я и есть она. Это я. Она может лишь пытаться контролировать меня ложью и обманом. И это продолжает срабатывать!
Я простираю свое сознание, проникаю в конечности, устраиваюсь за своими глазами и выглядываю наружу.
Хоть я и выбралась из коробки, но Книга все еще полностью контролирует мое тело. Я чувствую конечности, выглядываю через свои глаза, но не могу ничего контролировать. Я пассивный наблюдатель в смирительной рубашке.
Моя рука держит Джаду за горло и безжалостно трясет. Я не могу видеть свою руку, поскольку она невидима, но чувствую свои пальцы глубоко в плоти ее горла, пока она болтается примерно в футе над полом.
Замечательно. Я назвала ее сукой, а теперь я ее душу. Моя ярость умножается.
Я разрешила тебе остаться и наблюдать за ее смертью, злорадствует Синсар Дабх.
Разрешила, задница ты.
Я здесь, я никуда не ухожу, и ее смерти не бывать никогда. Ради Дэни я открыла Книгу, и ради нее я и уничтожу Книгу. Я собираю всю свою силу воли и сосредотачиваюсь на руке, держащей ее за горло.
ОТПУСТИ ОТПУСТИ ОТПУСТИ, повелеваю я со всей силой своей ярости.
НИКОГДА, ревет в ответ Синсар Дабх, расплющивая меня, сминая как бумажку, едва не вышибая меня из положения пассивного наблюдателя в своем теле.
Мои пальцы безжалостно сжимаются на горле Джады. Она хрипит, цепляясь за мою руку.
Как Книга может быть столь сильной, хотя еще недавно была так слаба? Я вновь сосредотачиваюсь на своей руке, нацеливаясь на один палец и поддерживая свою ярость. Если я смогу повлиять на один палец, это докажет, что я могу…
Сильная рука хватает меня сзади за горло и резко дергает, перекрывая кислород. Книга мгновенно ослабляет мою хватку на Джаде, запоздало понимая, что хоть она и сделала мое тело невидимым, подвешенное в воздухе тело Джады все равно выдавало ее положение.
Я с интересом хватаюсь за этот факт. Она несовершенна. Она допускает ошибки.
Книга использует мои губы, чтобы произнести беззвучные слова, и внезапно дюжины копий меня появляются на свет, наводняя кабинет идентичными Мак. Я смутно осознаю, что если наш внешний вид одинаков, то выгляжу я кошмарно.
Лор и Фэйд мгновенно переходят в наступление, атакуя копии меня.
– Я поймал настоящую, она все еще невидима! – ревет Бэрронс.
Может, это и правда, но другие Мак дерутся точно банши, набрасываясь на спины Лора и Фэйда, пиная и колотя кулаками. Книга или способна создавать чары, которые действительно материальны, или же создает тщательно продуманную иллюзию, которая убеждает других, что они действительно с ними взаимодействуют. Как бы там ни было, конечный результат один и тот же. Время, кажется, замирает на мгновение, когда я применяю эту информацию к моей сестре, Алине. Была ли она всего лишь одной из этих иллюзий? Никогда не возвращалась из мертвых и была всего лишь изощренной уловкой, на которую все купились? Если бы я допросила одну из Мак-копий, они тоже оказались бы полностью запрограммированы соответствующей информацией, как Алина? Теперь, когда Книга получила желаемое, значит ли это, что Алины больше не существует?
Книга не сопротивляется руке, обхватывающей мое горло, вместо этого она наносит мощный удар мимо моей грудной клетки, и я чувствую, как копье погружается в тело Бэрронса. Должно быть, она выхватила его из бедренных ножен Джады, когда держала ее за горло – в то мгновение, когда она медлила, ошеломленная моим превращением, и не перешла в режим стоп-кадра. Я упустила этот момент, поскольку была занята разрушением коробки и освоением своей силы. Я слышу тихое шипение, затем Бэрронс рычит и его хватка на моем горле ослабевает.
Книга пригибается и уворачивается от его хватки, ныряет в сторону и распластывается по стене. Я отчаянно пытаюсь посмотреть налево, чтобы увидеть, как тяжело я ранила Бэрронса, но Книга отказывается сотрудничать. Краем глаза я вижу, как он шевелится и вновь встает на ноги, и испускаю вздох облегчения. В последний раз, когда я пырнула его копьем, он умер.
Внезапно множество Мак неподвижно замирают и начинают монотонно напевать оглушительную мелодию, которая кажется такой неправильной, такой болезненной, что все в кабинете, включая Книгу, зажимают уши руками, содрогаясь. Адская пронзительная симфония нарастает до невыносимого крещендо. Я костьми чувствую ужасающую вибрацию.
Стеклянные стены кабинета дрожат и начинают трескаться с шумом надвигающегося урагана, пол подо мной сотрясается и внезапно обрушивается с взрывом стекла.
Хватаясь за воздух, я лечу вниз, на танцпол, и жестко приземляюсь на пол. Мое тело перекатывается, карабкается по груде людей и Видимых, топчущих друг друга в отчаянных попытках избежать стеклянного душа.
Бэрронс падает на пол примерно в дюжине футов от меня, приземляясь на постоянного посетителя, нещадно обезглавленного куском зазубренного стекла. Поскальзываясь на крови, он вскакивает на ноги и рычит:
– Куда нахрен она подевалась?
Лор приземляется в кучу орущих женщин, Фэйд падает рядом на стол, раскалывая его своим весом.
– Она снова исчезла, – рычит Лор.
– Найдите ее, – кричит Джада откуда-то из режима стоп-кадра. – Она забрала копье. Нам надо остановить ее, пока не поздно!
Они никогда не найдут меня. Я невидима.
И Книга уже наполовину довела меня до двери.
***
Против своего желания выскальзывая в ночь, я вновь пытаюсь обрести контроль над собственным телом. Я яростно приказываю своим ногам остановиться. Отбросить копье. По каким-то причинам владение копьем делает меня более опасной. И это достаточная причина, чтобы избавиться от него.
Ничего не происходит. Я никак не могу влиять на свое тело. Что я делаю не так? Какого ингредиента не хватает? И чего не сказал мне Бэрронс? Почему он не предупредил меня, что Книга пытается воплотить в жизнь какой-то смертоносный план? Возможно, я могу найти какой-то способ предотвратить это. Если бы я только поняла, как двигаться.
Я трясу своей внутренней головой и вздыхаю. Я знаю, почему он не сказал мне. По той же причине, по которой не сказал, кого я убила. Он не хотел давать мне больше поводов для беспокойства. Он посчитал, что у меня и без того проблем хватает, и это так. Или же он предусмотрел то, чего не видела я: что Книга просто снова играет со мной, и информация, известная мне, попадет и к ней.
И она играла со мной.
Как она так легко меня одурачила? Почему я вообще рисковала, находясь рядом с Бэрронсом? Я знала, что Синсар Дабх – превосходная обманщица? Почему я беззаботно позволила Бэрронсу отвести меня прямиком к близким мне людям? Я должна была знать!
Почему я продолжаю вестись на ее уловки? И почему моя вера недостаточно сильна, чтобы взять верх над верой Книги? Как ее сила воли продолжает вытеснять мою?
До меня доходит, что ответ должен крыться в самом определении ее природы и моей природы, поэтому я начинаю подсчитывать различия.
Я хорошая. Она плохая.
Я сострадательна. Она беспощадна.
Я люблю. Она ненавидит.
Нет, я даже не могу сказать, что она ненавидит, лишь то, что она обладает невероятным комплексом превосходства, и отсюда вытекают два слегка эмоциональных состояния – ярость от столкновения с препятствием и ликование, когда она предается самолюбованию из-за достижения цели. Она неспособна ни на какое искреннее…
Несуществующая лампочка загорается в моей несуществующей голове. Вот оно! Я каждый раз поддаюсь на ее уловки из-за эмоций. Любовь, надежда, желание, страх, сомнение, смятение ослепляют меня. А она продолжает выигрывать, поскольку не имеет эмоций.
Как мне с ней бороться? – спросила я у Бэрронса.
Стань ею, сказал он.
Я подумала, что он имел в виду, что я в какой-то степени должна принимать участие в ее жестокости и варварстве, обманом заставить ее поверить, будто я полностью поддалась ее влиянию, и ударить в самый неожиданный момент.
Но он имел в виду совсем не это.
Он имел в виду стать ею.
Стать совсем как она.
МЫ ЖЕЛАНИЕ, ПОХОТЬ, ЖАЖДА, И МЫ ВЫБИРАЕМ ПУТЬ К ГОСПОДСТВУ, сказала Книга, притворяясь, будто засыпает.
У Синсар Дабх есть аппетиты и амбиции, ничего больше, она способна лишь на слабые проявления чувств, не мешающие ей хладнокровно раскладывать по полочкам и анализировать все вокруг. Пока я была охвачена эмоциями, разум Книги занимала лишь жажда найти способ, как эксплуатировать меня. На ее пути к «господству» не встречается ни малейшего отвлечения. Какое огромное превосходство! И пока я чувствую, у нее всегда будет это преимущество, она всегда будет на один (а то и на десять) шагов впереди, оставляя меня запутываться в эмоциональной мишуре и не иметь возможности полностью сосредоточиться. Эмоции мешали моей сосредоточенности!
Я беззвучно рычу. Засранка. Она использовала против меня единственное, чего ей недоставало.
По крайней мере, теперь я понимаю, почему минувшие несколько месяцев были лишь пустошью смутных сомнений. Она всегда исподтишка дурила меня. Кто знает, какими подсознательными сообщениями она меня кормила, что нашептывала на ухо, возможно, даже во сне. Возможно, я никогда не узнаю, до какой степени она могла подслушивать и пробираться вглубь меня, но я знаю одно: я никогда не смогу надолго оставаться собой, пока ее клещи впиваются в мою кожу.
Минуя разрушенную восточную стену Честера, Книга замечает мужчину и женщину, медленно идущих и держащихся за руки. Они даже не замечают невидимую меня, пока Книга не хватает их обоих за головы и, бормоча заклинания, не ударяет их черепа друг о друга, сплавляя их лица щеками. Затем она толкает их еще ближе, соединяя их ребра, бедра, ноги. Они кричат, медленно, но неизбежно соединяясь, кожа-к-коже, кость-к-кости, в нескладного сиамского близнеца.
Затем Книга просто уходит прочь, оставляя гротескную парочку корчиться на тротуаре и кричать. Она смеется моим ртом, поворачивает мою голову и оглядывается, мурлычет заклинание, и мгновенно отвратительный близнец оказывается вывернут наизнанку – внутренности и органы оказываются на месте кожи, а рты, уши и глаза заперты внутри.
Чудовищная груда падает на мощеную камнем мостовую, их отныне наружные сердца влажно бьются. Книга оставляет их в таком состоянии. Живыми.
Уходит, хихикая.
Прежняя версия меня была бы охвачена ужасом, и пока я оказалась бы выведена из строя, Книга, без сомнения, вогнала бы в меня еще один нож, проворачивая лезвие.
Нынешняя версия меня наблюдает с бесстрастным спокойствием: отвлечение/несущественно/найти ее истинную цель/помешать ей.
Спустя долгую паузу, в течение которой я ничего не предпринимаю, Книга подталкивает: Мак-КАЙ-ла, напевает она. Я знаю, ты ТАМ. Ч-ч-чай для двоих, двое за чаем, я для себя, и ты для меня… тебе понравилось? Я сделала это для тебя.
Я ничего не отвечаю.
Притворяешься, будто тебе все равно? Ты меня не одурачишь. Ты жалеешь все на свете. Ты рождена, чтобы жалеть. Рождена, чтобы от тебя ИЗБАВИЛИСЬ, пока от тебя не останутся лишь кости. Больные лошади ГИБНУТГИБНУТГИБНУТ.
Она всегда насмехалась над тем, что мне не все равно. И в то же время понукала, толкала, побуждала меня ощущать еще больше эмоций.
Не говори с ней, сказал мне однажды парень с мечтательными глазами. Никогда не говори с ней. Позднее он предупредил: Дело не в том, чтобы не съесть конфетку, дело в том, что ты отдаешь слова – даже этого угрюмого поэта. Он повторял мне снова и снова: не иди на контакт. Даже стихами, пытаясь ее заглушить. Возможно, существует еще множество Фейри-штучек, с которыми никогда, никогда нельзя вступать в диалог.
И в конце концов как Книга взяла надо мной верх?
Молчанием.
Молчание нельзя интерпретировать. Его нельзя предсказать. Оно не дает ничего. И большинству людей длительное молчание внушает беспокойство. Мы наполняем его лучшими или худшими собственными фантазиями. Как говорит Риодан, мудрый человек молчалив.
Каждый раз, разговаривая с Синсар Дабх, я выдавала информацию о себе, о том, что имело для меня значение, умышленно или бессознательно. Книга узнавала кое-что обо мне всякий раз, когда я открывала рот. Возможно, она черпала информацию даже из моих снов.
Бэрронс был прав. Я была ее добровольной жертвой. По собственному согласию я принимала участие, шла на контакт, позволяла ей компостировать мне мозги, дезориентировать себя до тех пор, пока я не утратила малейшее понимание, что происходит, и когда я лишилась своих ориентиров, меня легко было направить туда, куда ей нужно.
Если бы у меня было тело, я бы глубоко вздохнула впервые с тех пор, как она завладела мной. Теперь я понимаю. Я знаю, что надо делать. Злость никогда не приносила пользы. Она имела лишь обратный эффект.
Я перестаю смотреть через глаза, которыми не могу моргнуть, удаляю себя из конечностей, которые не могу контролировать, и ухожу глубоко в себя, отстраняясь от всех отвлечений, чтобы стопроцентно сосредоточиться на своей цели. Я ныряю вглубь своего тела, сжимаюсь, делаюсь маленькой, как эмбрион.
Она может делать себя невидимой.
Я тоже так умею.
Я верю, что Синсар Дабх не в силах меня обнаружить. Я направляю всю свою силу воли в эту мысль, а затем начинаю отыскивать и избавляться от всех своих эмоций, очищая себя до тех пор, пока не остается лишь дикость, сила и воля.
Где-то вдалеке Книга продолжает дразнить меня, но я приглушаю ее. Я не могу ее остановить, но и нет смысла тратить на это время. Я должна сделать свою работу и вернуться готовой.
Это требует времени, и поначалу получается медленно, но чем дольше я себя кромсаю, тем проще получается.
Я концентрируюсь подобно лазеру, отсекая каждый грамм сочувствия и милосердия, которым обладала. Я уничтожаю доброту, любовь, смех и радость. Я выжигаю сомнения и страх из своего существа. Каждая капля ужаса, злости, раздражения и ярости выгорает дотла. Я выдавливаю смятение, которое столь часто оказывается эмоцией, а не состоянием разума. Я избавляюсь от вины, стыда и даже от легкого внезапного испуга.
Я иду еще дальше.
Я выжигаю надежду дотла. Она мне не нужна. Надежда требует завтрашнего дня. Есть лишь текущий момент, и побеждает тот, кто лучше всех на нем концентрируется.
Я выжигаю из себя даже желание, поскольку его тоже можно использовать против меня.
Я безжалостно вырезаю лучшие свои части, заставлявшие меня чувствовать, делавшие меня живой – такой, какой Книга никогда не будет, и она знает об этом, и потому бесится из-за своей пустоты, потому так пытает и разрушает все вокруг себя – пока я тоже не становлюсь холодной и мертвой: дикость венчается с решительностью.
Я нахожу на удивление… приятным… очистить себя до нечувствительного основания, как будто оно всегда ждало меня там. Внутри моего скелета есть еще один скелет, сделанный из чистого титана.
Я знаю, что это и откуда он взялся – изнасилование принцами Невидимых. Они заставили меня чувствовать себя бессильным, беспомощным, бесполезным куском мусора, оскверненным и растоптанным под их ногами, когда они закончили забавляться со мной. Как будто я была пластиковой куклой Барби, над которой надругались, сломали и выбросили в хлам. И когда я валялась в канаве, видя себя их глазами, как они рассматривали меня с абсолютным безразличием, я жаждала стать хищником, подобным им. Тем, кто стоит на ногах. Тем, кто разрушает.
Я думала, что они разрушили меня.
Но нет.
Они сделали меня сильнее. В тот день, в той канаве родился зверь с чистейшими инстинктами и дикостью.
Я боялась его. Больше не боюсь.
Бэрронс был прав.
Во мне живет монстр.
И она прекрасна.
Глава 22
Эобил
Эликсир памяти оказывал такое же действие, как передача Истинной Магии от королевы Фейри к ее преемнице, за исключением трех важных отличий: во-первых, эликсир восстановил воспоминания, тогда как передача матриархальной силы не несла с собой никаких воспоминаний, лишь магию и знания; во-вторых, эликсир не обездвиживал получателя до полного усвоения; и в-третьих, воспоминания из эликсира усваивались намного быстрее и органичнее, чем королевская сила.
В день, когда ее избрали преемницей исчезающей королевы, почти прозрачный матриарх призвала Эобил в свой будуар, прижала обе ладони к ее груди и передала Истинную Магию в ее тело, где та распустилась и устроилась. Эобил оказалась парализована на долгие несколько минут, неспособна говорить или двигаться, пока ее спутник, В'Лэйн, стоял рядом и оберегал ее в период уязвимости.
Ей пришлось ознакомиться со своей новоприобретенной силой.
Молодые королевы не могущественны. Необходимо время, чтобы разобраться, изучить множество легенд, мифов и магию, имеющуюся в ее распоряжении. Прошли человеческие десятилетия, прежде чем она полностью освоилась со своей силой.
Эликсир работал иначе. Она думала, что ее воспоминания были украдены. Это не так. Они всего лишь растаяли, сделавшись тенями без материи, контурами без содержимого, и как только золотистая жидкость проникла в ее организм, эти тени окрепли, обрели форму и вновь стали достижимыми.
Возможно, потому что когда-то она знала эти воспоминания, все до единого, их легче было усвоить, нежели чужеродные, не знакомые до тех пор факты. Когда огромный объем информации возродился в ее сознании, не возникло внезапной оцепенелости, никакого ощущения потрясения или захваченности чем-то; напротив, она вновь ощущала себя цельной. Умиротворенной, какой она не была на протяжении всего своего существования как Фейри. Как будто у нее ампутировали самые важные ее части, а теперь они внезапно восстановились, вновь органично слившись с ее телом.
Огонь для его льда, мороз для ее пламени.
Нет! Пока что она не испытывала ни малейшего желания видеть эти воспоминания.
Сначала она хотела узнать свои корни. Она хотела узнать то время в своей жизни, когда он еще не появился – беззаботные, бурные годы, в которые, согласно воспоминанию, спрятанному в огромном Зеркале короля, она была счастлива и свободна.
А, вот и она.
Зара, ведьма и целительница, связанная со всеми, с золотистой кожей, босоногая, она бежала домой через поле цветов. Ее длинные темные волосы завивались в блестящие локоны до самой талии. Глаза пылали эбонитовым огнем, короткая сорочка переливалась яркими цветами крыльев Т'мурр. Татуировки ее клана обвивали ее ноги, простирались по плечам и спускались по позвоночнику.
У нее была семья, четыре поколения под простой, но просторной крышей – бабушки и дедушки, родители, братья и сестры, племянницы, впрочем, у нее самой детей не было. Даже будучи смертными, они жили долго, спокойно доживая до сотни лет. Как и гласило первое воспоминание, данное ей королем, она любила свою жизнь, знала и ценила каждый дюйм своего небольшого мира.
Она даже любила его. Теперь она знала это без сомнений.
Но ее восстановленные воспоминания были абсолютно идентичны Истинной Магии в одном безжалостном аспекте.
Она могла посмотреть и изучить каждое из них.
Но она совсем не могла их прочувствовать.
Она узнавала факты, обширный контекст. Это походило на чтение человеческого романа о жизни вымышленного персонажа. Вот почему Фейри не имели книг и не записывали ничего. Они не получали никаких ощущений от чтения.
Она получила ответ. Потеря той, кем она когда-то была, необратима, ведь она стала Фейри. Когда-то она жила в полной мере. Теперь она могла лишь «читать» об этом и гадать, как ощущалась эта страсть. Зная, что когда-то чувствовала ее, но больше никогда не испытает.
Какой смысл королю подталкивать ее к восстановлению памяти? Она не сможет быть Зарой, никогда не будет женщиной, на которую он отвлекался и которую разрушал. Эта женщина, ушла, она мертва и не подлежит возрождению.
Как она и боялась, Королева Фейри с воспоминаниями или без них – результат один.
– Горечь, – сказала она и вздохнула.
– Оук! Горечь! – согласилась сидевшая на ее плече Т'Мурра.
