Текст книги "Книга о художниках"

Автор книги: Карел Мандер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 36 страниц)

Есть еще в ратуше города Лейдена одна прекрасная и значительная картина Луки, которую магистрат, высоко ценя, хранит в этом общественном здании; она изображает Страшный суд и считается необыкновенно хорошим произведением[109]109
  Монументальный триптих «Страшный суд» (1527; ил. 34) ныне хранится в Музее Лакенхал в Лейдене.


[Закрыть]. Здесь по большому разнообразию нагих мужских и женских тел сразу видно, что он ревностно изучал природу, а в особенности женские тела, которые он писал в приятных и нежных тонах. Но все-таки, по обычаю живописцев того времени, очертания нагих фигур в освещенных частях картины сделаны несколько угловато и резко. На внешней стороне изображены две большие сидящие фигуры Петра и Павла, по одной на каждой створке. Они написаны очень привлекательно и несравненно красивее, чем средняя картина, так как здесь всё – лица и другие обнаженные части тела, а также одежды, пейзажи и задние планы – и по краскам лучше, и написано более гладко.

Одним словом, это было такое произведение, что великие чужеземные монархи не раз пытались купить его; но магистрат всякий раз самым вежливым образом отклонял эти попытки, поскольку из уважения к своему знаменитому гражданину не хотел продавать картины, что бы за нее ни предлагали. Такое почтение к благородному искусству живописи придает его славе еще более яркий блеск.

В одном доме близ Лейдена, у некоего дворянина по имени Франс Хогстрат, находилось превосходное небольшое произведение – запирающийся складень, внутри которого на одной стороне была написана необыкновенно красивая фигура Богоматери по пояс, остальная же часть, ниже колен, казалась закрыта камнем. Младенец был также очень миловиден и держал в своих ручках кисть винограда со спускающимися вьющимися веточками, чем живописец хотел, по-видимому, выразить, что Христос есть истинная виноградная лоза. Необыкновенно хорошо написан плат, в который был закутан Младенец.

На другой стороне была изображена молящаяся стоя женщина, а позади нее Магдалина, которая указывала ей на Христа, сидевшего на коленях у Богоматери. Фоном служил причудливый и прекрасно написанный пейзаж с деревьями.

На наружной стороне было написано «Благовещение», где изображены две небольшие фигуры в рост, замечательные по своим позам, движению и одеждам с красивыми складками. В настоящее время эта картинка принадлежит величайшему любителю искусств нашего времени – императору Рудольфу[110]110
  Ныне – Мюнхен, Старая пинакотека (ил. 35).


[Закрыть]. Этот благородный маленький шедевр датирован [15]22 годом и подписан буквой «L» – обычным знаком Луки Лейденского.

Одна очень замечательная и своеобразная картина, или, лучше сказать, маленький складень, Луки находится в Амстердаме, на Калверстрат. Здесь представлен рассказ о том, как сыны Израиля пляшут вокруг золотого тельца, и сидят, и пируют, согласно тексту Священного Писания, который гласит: «И сея народ есть и пить, а после встал играть»[111]111
  Имеется в виду триптих «Поклонение золотому тельцу» (ныне – Амстердам, Рейксмузеум; ил. 36).


[Закрыть]. В этом пиршестве очень живо изображены распутный нрав народа и его сладострастие, которое светится в глазах всех. К сожалению, картина была когда-то испорчена неизвестным неумехой, который покрыл ее дурным лаком или чем-то подобным. Сверх того, в Лейдене есть еще одно прекрасное, писанное водяными красками полотно Луки, которое находится или в доме почтенного господина ван Зонневельдта, или в доме известного любителя искусств и живописца господина Кноттера. Это произведение также очень красиво и представляет историю, как Ревекка у колодца дает пить воду слуге Авраама[112]112
  Об этой картине сведений нет, однако известно, что Лука в ранний период писал небольшие изображения на ветхозаветные сюжеты, решая их в жанровом духе.


[Закрыть]. Здесь мы видим очень красивых женщин или девушек, занятых различными делами, как черпанием воды и тому подобным, и, сверх того, прекрасный пейзаж и красивый передний план.

Я еще видел в доме одного пивовара, или солодовщика, в Делфте несколько картин на полотне, писанных водяными красками, которые изображали различные случаи из жизни Иосифа. Они отличаются фантазией художника и очень хороши по рисунку и по красивым одеждам; особенно же хороша та, которая представляла Виночерпия и Хлебодара в темнице[113]113
  К той же группе картин, что и эта несохранившаяся работа, принадлежит, по всей вероятности, «Жена Пентефрия, обвиняющая Иосифа» (ок. 1512, Роттердам, Музей Бойманс – ван Бейнинген).


[Закрыть]. Очень прискорбно, что продолжительное время и сырость стен – явление нередкое в наших Нидерландах – им сильно повредили.

Затем кое-где встречаются отдельные прекрасные портреты Луки, в исполнении которых он обнаружил необыкновенно высокое искусство.

Между прочим, в Лейдене, у бургомистра Класа Адрианса, находится написанная им почти в натуральную величину голова, замечательная по чрезвычайно тонкому и жизненному исполнению. Сверх того, в Лейдене, у любителя искусств и живописца Бартоломеуса Феррериса, есть его работы прелестная маленькая картинка, изображающая Богоматерь.

Я выше сказал, насколько Лука был искусен в передаче душевных движений; но особенно это заметно в одной из его гравюр, где царь Саул, с искаженным безумием лицом, готовится поразить копьем Давида, играющего перед ним на арфе. Подобное наблюдается и во многих других его произведениях, а также в маленькой гравюре, которую хвалит в своем сочинении Вазари и которая изображает, как лекарь-шарлатан на площади вырывает у крестьянина зуб и как тот испытывает настолько сильную боль, что не замечает или не чувствует, как в это время некая женщина опорожняет его карман. На другой гравюре такой же величины изображены очень проникновенно и хорошо двое стариков, муж и жена, которые, совсем как в жизни, настраивают свои музыкальные инструменты. По всей вероятности, тема гравюры заимствована у философа Плутарха, который, рассуждая о законах брака, говорит, что при совместной жизни супругов слово мужа должно иметь самое высокое значение в доме, точно так же, как самые толстые струны самого большого инструмента должны издавать самый сильный и густой звук. Лука поэтому и дал мужу в руки инструмент большего размера.

Из всего, что он награвировал, наиболее замечательным был портрет императора Максимилиана, который он выгравировал в то время, когда император приезжал в Лейден и там принимал присягу в верности. Это был самый большой и великолепный из всех портретов, когда-либо им гравированных; он отличался изумительной энергией и красотой исполнения.

Лука был человек необыкновенный, и я не знаю, в чем он заслуживает большей похвалы – в живописи, в гравировании или в живописи по стеклу. Гравировать на меди он, вероятно, начал учиться у какого-то мастера, вытравлявшего на панцирях рисунки крепкой водкой, а потом продолжал свое обучение у золотых дел мастера. Впоследствии он также вытравил несколько прекрасных вещей крепкой водкой и вырезал много разных гравюр на дереве, замечательных по их исполнению. Попадаются в разных местах и витражи его работы, представляющие собой такие произведения, которые достойны быть сохраненными для потомства. Между прочим, у Голциуса, который высоко ценит его произведения, есть маленькая картинка на стекле, изображающая танец женщин, идущих навстречу Давиду. Написана она удивительно красиво и столь же хорошо выгравирована на меди Яном Санредамом[114]114
  Санредам Ян (1565, Заандам – 1607, Ассенделфт) – нидерландский гравер и картограф, один из наиболее видных представителей «школы Голциуса».


[Закрыть].

Когда Луке было около тридцати трех лет, он надумал навестить живописцев Зеландии, Фландрии и Брабанта и отправился в путь как богатый человек, я даже думаю, что он поехал на собственном судне, нарочно для того приспособленном и снабженном всем в изобилии.

Приехав в Мидделбург, он с наслаждением любовался работами трудолюбивого и искусного Яна Мабюзе, который жил в то время там и писал много разных картин. Здесь Лука Лейденский задал в честь Мабюзе и других художников пир, стоивший шестьдесят гульденов. Точно так же он поступал и в других городах, а именно в Генте, Мехелене и Антверпене, где каждый раз тратил на угощение художников по шестидесяти гульденов. Его всюду сопровождал вышеназванный Ян Мабюзе, величаво и важно разгуливавший в золотой парчовой одежде, между тем как Лука носил кафтан из желтого шелкового камлота, который на солнце блестел, как золото. Но иные думают, что Лука, поскольку Мабюзе превосходил его пышностью одежды, в среде художников был менее уважаем и ценим. Но что совершенно противоречит природе искусства и нравам художников, это слух, будто Лука с тех пор часто сожалел о своем путешествии и постоянно думал, что какой-нибудь завистник дал ему отраву, так как с того самого времени он никогда не был совершенно здоров. Справедливо ли он дозволил этому пагубному подозрению овладеть своей мыслью или нет, но дело в том, что в течение последних шести лет перед смертью он часто бывал вынужден лежать в постели. Какая бы ни была у него болезнь – чахотка или сухотка, – но во всяком случае его постоянно терзало упомянутое подозрение.

Когда он уже совсем не вставал с постели, он и тогда не позволял себе бездельничать, а большею частью гравировал или писал красками, велев для того приспособить свои орудия искусства. Настолько еще велика была его страсть к искусству, и чем далее, тем становилась сильнее, как это часто наблюдается у великих мастеров, ибо вследствие большого опыта в их благородной деятельности любовь к искусству день ото дня разгорается в них все сильнее и сильнее.

Когда наконец силы и здоровье постепенно его совсем покинули и никакое лекарство уже не приносило ему облегчения, он, за два дня до смерти, почувствовав приближение своего последнего часа, пожелал еще раз подышать чистым воздухом и поглядеть на небо, творение Господа, и потому велел служанке вынести себя в последний раз на воздух. Через два дня после того он умер, едва достигнув тридцатидевятилетнего возраста; это случилось в 1533 году. Он еще дожил до того дня, который хорошо сохранился в памяти стариков и известен под названием «День жаркого лейденского крестного хода» по той причине, что в этой процессии многие люди падали и умирали от солнечного удара. Последнее, что гравировал Лука, была небольшая картинка, изображавшая Палладу; говорят, что она, вполне оконченная, лежала перед ним на кровати, как будто для того, чтобы показать, что он до конца любил и занимался своим благородным и просвещающим ум искусством. У него была единственная дочь, которая за девять дней до его смерти родила сына. Когда после крещения ребенка принесли домой, он спросил, как назвали его внука; но, получивши ответ, что и после него останется еще Лука Лейденский, он воспринял этот ответ в дурном смысле и подумал, что желают его смерти. Этот сын его дочери, Лука Дамессен, умер в 1604 году в Утрехте, дожив до семидесяти одного года. Он был довольно хорошим живописцем, как и его еще живой брат Ян де Хоэй, живописец короля Франции. Лампсониус сочинил в честь Луки Лейденского латинские стихи, которые я считаю мало справедливыми по отношению к его заслугам; содержание их следующее:

«Ты, Лука, как и другие, не равен Дюреру, но весьма к нему близок; пишешь ли ты картины или режешь медные формы, передающие дивные оттиски на тонкую бумагу, прими, вместе с родным тебе Лейденом, немалую долю хвалы нашей Музы (если в этом есть какая-либо почесть)».

Примечания

Голландский живописец, гравер и рисовальщик Лукас ван Лейден, или Лука Лейденский (1494, Лейден – 1533, там же), – один из крупнейших представителей нидерландского искусства XVI в. Ученик своего отца Гуго Якобса и Корнелиса Энгелбрехтсена, он работал в родном Лейдене. В 1521 г. ездил в Антверпен специально для встречи с Дюрером, гравюры которого он внимательно изучал; около 1527 г. совершил путешествие в Мидделбург и по городам Южных Нидерландов. Лука очень рано начал самостоятельную деятельность – одновременно как живописец и гравер. В области резцовой гравюры он приобрел славу одного из самых выдающихся мастеров XVI в. Такие его листы, как «Коровница» (1510), «Се человек» (1510), «Блудный сын» (1510), «Голгофа» (1517), «Танец Марии Магдалины» (1518), «Искушение Христа» (1518), принадлежат к шедеврам европейской графики. Произведения Луки Лейденского отличаются редким для его времени жанровым и тематическим разнообразием: он создавал произведения на религиозные, исторические и мифологические сюжеты, аллегории, портреты. Его наряду с Квентином Массейсом считают основоположником бытового жанра. В течение всей своей недолгой жизни Лука совмещал занятия графикой и живописью. К настоящему времени сохранилось примерно пятнадцать его живописных произведений. Кроме упомянутых К. ван Мандером это «Партия в шахматы» и «Мадонна с Младенцем и ангелами» (ок 1520, оба – Берлин, Государственные собрания); «Гадалка» (ок 1510, Париж, Лувр); «Жена Пентефрия обвиняет Иосифа» (ок. 1510, Роттердам, Музей Бойманс-ван Бейнинген); «Игроки в карты» (ок. 1520, Вашингтон, Национальная галерея; Уилтон Хаус, собрание Пембрук); «Игра в карты» (1521, Мадрид, Музей Тиссен-Борнемисса); триптих «Моисей, иссекающий воду из скалы» (Бостон, Музей изящных искусств); «Мадонна с Младенцем» (ок 1528, Осло, Национальная галерея; Амстердам, Рейксмузеум); «Искушение св. Антония» (Брюссель, Королевский музей изящных искусств). «Проповедь в церкви» (Амстердам, Рейксмузеум), подписанная монограммой «L», считается ныне работой Артгена ван Лейдена, а «Лот с дочерьми» (Париж, Лувр) – работой анонимного художника. Кисти Луки Лейденского принадлежит также ряд портретных изображений, среди которых особенно интересен «Автопортрет» (ок 1514, Брауншвейг, Музей герцога Антона Ульриха).

Жизнеописание Яна Голландца (Jan den Hollander), живописца из Антверпена

Я думаю, что в ряду изданных несколько лет тому назад гравированных на меди портретов знаменитых нидерландских живописцев вполне справедливо помещен портрет родившегося в Антверпене Яна Голландца, так как довольно часто слышал, что он был весьма замечательным живописцем пейзажей.

Он жил в весьма давнее время, так как был женат на матери Гиллиса ван Конинксло. Ян работал и масляными и клеевыми красками и, стремясь писать все с натуры, часто целыми часами сиживал у окна, смотря в пространство. Он имел обыкновение писать жидкими красками, и потому на его досках и полотнах часто просвечивал грунт; этот прием у него заимствовал Брейгель[115]115
  Имеется в виду Питер Брейгель Старший.


[Закрыть].

Жена его разъезжала по ярмаркам Брабанта и Фландрии и решительно заполняла все рынки картинами, чем и зарабатывала большие деньги, так что Ян, хотя и оставался дома, но, не испытывая нужды, работал не особенно много. Впрочем, его пейзажи не уступают никаким другим произведениям того времени. Он умер в Антверпене.

Лампсониус, обращаясь к нему, говорит:

«Фламандцы стяжали себе славу своими пейзажами, а итальянцы – изображениями богов и людей; поэтому неудивительно, когда говорят, что у итальянца ум в голове, а у нидерландца – в искусной руке. Поэтому Ян посчитал, что лучше хорошо писать рукой пейзажи, чем дурно познавать головой богов и людей».

Примечания

Ян Голландец, или Ян ван Амстел (ок. 1500, Амстердам – после 1543, Антверпен), – живописец голландского происхождения, возможно, брат Питера Артсена. С 1527 г. Ян ван Амстел работал в Антверпене, где годом позже был принят в гильдию св. Луки. Писал мелкофигурные сцены на религиозные и бытовые сюжеты, а также пейзажи. В настоящее время большинство специалистов отождествляют его с так называемым Брауншвейгским монограммистом – анонимом, чья трудно читаемая монограмма имеется на картине «Чудесное насыщение пяти тысяч» (Брауншвейг, Музей герцога Антона Ульриха). Однако по мнению других, картины этого анонима принадлежат кисти Яна ван Хемессена. Таким образом, проблема его творческого наследия еще окончательно не решена.

Жизнеописание Квентина Массейса (Quintijn Messijs), живописца из Антверпена

Я уже не раз упоминал о том, что дарования, которыми природа наделила иного человека при самом его рождении или даже раньше, часто не могли проявиться или вследствие воли родителей, или бедности, или других неодолимых препятствий и неблагоприятных обстоятельств. Поэтому случалось иногда, что люди, предназначенные быть представителями нашего благородного искусства, бывали вынуждены заниматься какой-нибудь простой и грубой ручной работой. Но лишь только происходила перемена в их положении, и они выступали, хотя и очень поздно, на поприще искусства, составлявшее их истинное призвание, они изумительно быстро делали успехи и доходили до большого совершенства. Свидетельством тому служит жизнь Полидора (Караваджо)[116]116
  Полидоро да Караваджо (1495–1543) – итальянский живописец и график эпохи Возрождения, последователь Рафаэля.


[Закрыть], а также судьба антверпенского живописца Квентина Массейса, получившего прозвище Кузнеца по той причине, что вначале, до двадцати лет, он занимался этим ремеслом. Некоторые ошибочно думают, что кузнецом он был на десять лет дольше этого срока.

Когда Квентину было двадцать лет, его свалила тяжкая и продолжительная болезнь, вследствие чего он едва мог поддерживать и свое собственное существование, а между тем, живя вместе с бедной старухой матерью, должен был заботиться и о ее пропитании. Он сильно скорбел, что, находясь в постели, не мог оказать ей никакой помощи, и горько жаловался на это всем, ежедневно навещавшим его во время болезни. Через некоторое время болезнь значительно ослабела, и он мог уже прямо сидеть, но все-таки его тело было еще слишком слабо, чтоб приниматься за такую тяжелую работу, как кузнечная.

Между тем приближалось время заговенья, и, по старинному антверпенскому обычаю, в этот день или немного раньше посвятившие себя уходу за больными братья-лазариты устроили в городе шествие, причем впереди несли большую свечу в деревянной резной и расписной оправе и всюду раздавали детям раскрашенные гравюры на дереве с изображениями святых, которых на этот случай они заготовили огромное количество. Случайно кто-то из навещавших Квентина посоветовал ему заняться раскрашиванием этих изображений святых, и он принялся за работу. Этот совсем ничтожный опыт сразу обнаружил его врожденные способности, и с тех пор он, полный любви и прилежания, весь отдался живописи, в которой благодаря постоянным упражнениям в самое короткое время добился удивительных успехов и которой он, сделавшись знаменитым мастером, остался верен всю свою долгую жизнь.

О причине его перехода от кузнечного ремесла к искусству часто рассказывают и другую историю, а именно что, когда Квентин был еще кузнецом, он влюбился в одну прелестную, красивую девушку, за которую и посватался, причем соперником ему был какой-то живописец Правда, девушке больше нравился Квентин, но ей неприятно было его грубое ремесло, и потому она как-то высказала пожелание, чтоб кузнец стал живописцем, а живописец – кузнецом. Поняв намек, Квентин, побуждаемый сильной любовью, бросил свой кузнечный молот и, взявши кисти, с большим увлечением и надеждой на счастливый исход кинулся в объятия живописи, чтоб порадовать свое любящее сердце и завоевать красавицу.

Лампсониус подтверждает этот рассказ в латинском стихотворении, помещенном под гравированным портретом Квентина, заставляя его самого говорить то, что, как доказательство, может быть не без пользы переведено и на наш язык:

«Квентин Массейс, антверпенский живописец. Сначала я был грубым Циклопом; но, когда некий живописец стал ухаживать за моей подругой и девушка упрекнула меня, сказав, что она предпочтет тихую кисть сильному грому наковальни, любовь сделала меня живописцем; на это указывает маленькая наковальня, которая служит известной приметой моих картин. Точно так же, когда Венера просила у Вулкана оружие для своего сына, ты, величайший поэт, превратил грубого кузнеца в искусного живописца».

Хотя все говорили, что причиной, побудившей Квентина обратиться к искусству, было упомянутое сватовство, но тем не менее первый рассказ считается более достоверным.

По моему мнению, оба рассказа могли быть правдивы. Квентин мог именно во время болезни начать понемногу упражняться в живописи, а по выздоровлении познакомиться и влюбиться в девушку и потом встретить в живописце соперника. Весьма возможно, что девушка и промолвила несколько слов, побудивших его совсем проститься с кузнечным делом и отдаться живописи, в которой он при помощи природных дарований и поощряемый любовью скоро достиг больших успехов. Но как бы там ни было, он стал выдающимся мастером своего времени.

Из всех его произведений особенно достойно упоминания одно совершенно исключительное по искусной живописи творение, которое и теперь еще находится в церкви Богоматери в Антверпене. Это триптих, принадлежавший цеху столяров[117]117
  Имеется в виду триптих «Оплакивание Христа» (1509–1511), написанный для капеллы собора Богоматери в Антверпене. Ныне – Антверпен, Королевский музей изящных искусств (ил. 37).


[Закрыть]. Средняя картина представляла Снятие со креста, где лежавшее на земле нагое тело усопшего Христа, написанное, как думают, с натуры, было удивительно искусно исполнено масляными красками. На лицах Марий и других присутствующих выражалась скорбь всех Оттенков.

На внутренней стороне одной из створок столь же совершенно изображен св. Иоанн в кипящем масле, а также и красивые кони. Обыкновенно дети, да и другие зрители, спорят, сколько голов лошадей изображено на картине; одни насчитывают их шесть, а другие – семь и даже восемь[118]118
  В действительности их четыре.


[Закрыть]. Это происходит оттого, что краски на некоторых местах картины полиняли и испортились и только с большим трудом можно различить написанное, почему некоторые и принимают где-нибудь шлем за лошадиную голову.

Другая створка представляет дочь Иродиады, пляшущую перед Иродом, чтоб получить голову Иоанна Крестителя. Здесь все предметы издали кажутся исполненными чрезвычайно тонко, чисто и отчетливо, хотя вблизи они довольно грубы. Но дело в том, что эта картина и написана с таким именно расчетом, чтоб только издали казаться исполненной очень старательно.

Недавно умерший король Испании Филипп II, большой любитель искусства, очень желал приобрести эту картину и отправить ее в Испанию, но какие бы деньги он ни предлагал за нее, все его предложения отклонялись с подобающей вежливостью.

Во времена иконоборства произведение это из-за его высоких достоинств было скрыто от толпы неистовых фанатиков и тем спаслось от их разрушительных рук. Наконец, в 1577 году, во время последних смут, столяры, которым оно принадлежало, продали его; но благодаря ревностным стараниям Мартина де Воса магистрат расторгнул продажу и сам купил его за 1500 гульденов, чтобы город Антверпен не лишился такого необыкновенного сокровища живописного искусства. На эти деньги члены названного цеха купили для своих надобностей дом.

Квентин написал еще много других алтарных складней и картин, которые были увезены и рассеялись по разным странам. Иногда то здесь, то там встречаются в собраниях редкостей у любителей искусства маленькие его картинки, которые ценятся их обладателями как самые редкие драгоценности.

У любителя искусств Бартоломеуса Феррериса и теперь еще есть небольшая его картина, изображающая Богоматерь и отличающаяся необыкновенно тонкой и искусной живописью. Квентин имел сына по имени Ян Массейс[119]119
  Массейс Ян (ок 1509–1575) – сын и ученик Квентина Массейса, писал картины на религиозные, мифологические и бытовые сюжеты.


[Закрыть], который был его учеником и считался также хорошим живописцем.

В Амстердаме, на Вормустрат, в доме под названием «Рукомойник», есть его работы маленькая картинка «Менялы»[120]120
  «Меняла и его жена». 1514. Ныне – Париж, Лувр (ил. 38).


[Закрыть], которые занимаются тем, что считают и меняют деньги. Кроме того, в Антверпене и иных местах есть еще много других его картин.

Примечания

Квентин Массейс (1466, Лувен – 1530, Антверпен) – один из крупных представителей нидерландской школы начала XVI в. – был сыном кузнеца и унаследовал профессию отца (предание приписывает ему чугунное украшение фонтана перед собором Богоматери в Антверпене). Вероятно, еще в Лувене он стал учиться живописи у сыновей Дирка Баутса. Затем переехал в Антверпен, где в 1491 г. был принят в гильдию живописцев. В этом городе Массейс работал до конца дней. Помимо алтарей-триптихов он писал портреты и бытовые сцены, выступив наряду с Лукой Лейденским основоположником нового жанра живописи. В ряде его произведений отразилось знакомство с творчеством Леонардо да Винчи: это парные портреты-гротески старика (Париж, Музей Жакмар-Андре) и старухи (так называемая «Безобразная герцогиня», Лондон, Национальная галерея; реплики и копии – Антверпен, Королевский музей изящных искусств, и др.), а также «Мадонна с Младенцем и агнцем» (Познань, частное собрание) – парафраз луврской «Св. Анны» Леонардо. К творческому наследию Массейса кроме произведений, названных К. ван Мандером, принадлежат «Алтарь св. Анны», созданный для собора Св. Петра в Лувене (1507–1509), и «Мадонна с Младенцем» (оба – Брюссель, Королевский музей изящных искусств); «Неравная пара» (ок. 1520, Вашингтон, Национальная галерея); «Ростовщики» (Рим, Галерея Дориа-Памфили); «Поклонение волхвов» (1526, Нью-Йорк, Музей Метрополитен); «Се человек» (Мадрид, Прадо; Венеция, Дворец дожей); «Портрет каноника» (Вена, Галерея Лихтенштейн); парные портреты Эразма Роттердамского (1517, Рим, Галерея Корсини) и Петра Эгидия (1517, Лонгфорд Касл, собрание Рэднор).