Текст книги "Книга о художниках"

Автор книги: Карел Мандер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 36 страниц)

Карел ван Мандер
Книга о художниках

Карел ван Мандер и его «Книга о художниках»

1604 год был отмечен важным для нидерландской культуры событием: выходом в свет «Книги живописцев» («Het Schilderboeck») – первого сочинения о художниках, созданного за пределами Италии. Автор внушительного по объему (около восьмисот страниц) труда – Карел ван Мандер (1548–1606) – был человеком типичным для своего времени. Ученик нидерландского художника и поэта Лукаса де Хере, он с юности был приобщен к гуманистической культуре, проявлял живой интерес к античным авторам, занимался не только живописью, но и литературным творчеством. Как все молодые нидерландские художники итальянизирующего направления, он мечтал побывать на «родине искусств». Несколько лет, проведенные в Италии (около 1575–1577), дали возможность Карелу ван Мандеру не только непосредственно познакомиться с классическим наследием, но и погрузиться в художественную среду современного ему Рима, тон которой задавали представители позднего маньеризма. Предпринятая затем Мандером поездка через Базель в Вену, где он участвовал в выполнении одного из заказов габсбургского двора, еще более тесными узами связала молодого нидерландца с этим интернациональным течением.

Вторая половина XVI века – весьма своеобразный период в истории европейского искусства. С одной стороны, закат грандиозной эпохи, отмеченный явными чертами кризиса ренессансной картины мира и ренессансной эстетической системы, с другой – преддверие новой, не менее значительной по своим достижениям эпохи барокко, с многочисленными ростками будущего (напомним, что младшим современником Карела ван Мандера был Микеланджело да Караваджо – «первый живописец нового времени», как назвал его впоследствии Роджер Фрай). Вместе с тем, обладая всеми признаками переходности, художественная культура этого периода была во многом неповторима. Одной из основных ее особенностей была высокая степень интеллектуализации, часто даже приводившая художников к отрыву от действительности и погружению в своего рода «игру в бисер», – Александр Бенуа не без основания называл маньеризм «схоластикой Ренессанса». Именно тогда, впервые в истории, рисунок – искусство более интеллектуальное, нежели чувственное, – выделяется в самостоятельную сферу художественного творчества. Любопытно, что у Федерико Цуккаро, одного из главных теоретиков маньеризма, рисунок (disegno) выступает в качестве основной эстетической категории: «Он – форма, идея, порядок, правило или предмет интеллекта, в котором выражены понятные вещи»[1]1
  Цуккаро Ф. Идея живописцев, скульпторов и архитекторов // Эстетика Ренессанса. М.,1981. Т. II. С. 531.


[Закрыть]. Небывалое прежде увлечение эмблематикой и сложными аллегориями, в чем живопись успешно конкурировала с популярной в то время риторической, или «ученой», поэзией; некий «отблеск кунсткамер», лежащий на искусстве; развитие иллюзионистического рисунка, с научной точностью фиксирующего всевозможных представителей флоры и фауны, и одновременно яркий расцвет орнаментики – этой «чистой математики» искусства; склонность художников к теоретизированию – все это тоже проявления указанной выше особенности маньеризма.

Карел ван Мандер был как раз из тех, кто охотно чередовал кисть живописца с пером писателя, причем его литературный дар был, пожалуй, значительнее и оригинальнее художнического. Мысль написать книгу для живописцев и о живописцах возникла у него, возможно, еще в юности. Вдохновляющим примером мог быть его первый учитель – Лукас де Хере, биография которого открывает второй том настоящих жизнеописаний. Сын скульптора и художницы, человек одаренный и широко образованный, знаток древностей, он, несомненно, оказал большое влияние на своего ученика. Его перу помимо поэтических произведений принадлежала дошедшая до наших дней лишь во фрагментах и, возможно, оставшаяся незаконченной стихотворная книга о живописцах, о которой упоминает Карел ван Мандер: «…Он начал описывать в стихах жизнь художников, но, как я ни старался, не мог отыскать этого начатого им произведения, которым, хотя и в малой степени, хотел воспользоваться сам или же напечатать его». Вслед за учителем с юных лет Карел уделял много времени литературным занятиям: на первых порах, если верить биографу, они даже превалировали над живописью. Однако, как нам представляется, вкус к теоретизированию, а также к историографии искусства развился у него в годы пребывания в Италии, когда он тесно общался с художниками круга братьев Цуккаро и познакомился с «Жизнеописаниями наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих» Джорджо Вазари, которые к тому времени уже вышли вторым изданием (1568). По-видимому, именно это сочинение укрепило нидерландца в намерении создать нечто подобное на родном языке. Это подтверждается тем фактом, что, находясь в Италии, Карел ван Мандер начал собирать и записывать сведения о местных художниках, чьи жизнеописания отсутствовали в сочинении Вазари. Впоследствии он использовал эти материалы в своей «Книге живописцев».

Окончательно идея книги оформилась, по-видимому, в середине 1580-х годов, когда Карел ван Мандер, после возвращения на родину и нескольких лет скитаний по Нидерландам в поисках безопасного пристанища (он принадлежал к семье протестантов-меннонитов), обосновался в Харлеме: в 1584 году его имя было занесено в регистр местной гильдии св. Луки. С этим голландским городом – одним из важнейших художественных центров Северных Нидерландов – связан зрелый и наиболее плодотворный период его творчества. В середине 1580-х годов Карел ван Мандер открыл студию, получившую название «Харлемская академия», где вместе с Хендриком Голциусом и Корнелисом Корнелиссеном писал обнаженную натуру. Имея за плечами путешествие в Италию, Карел ван Мандер играл в этом содружестве ведущую роль. Как литератор он снискал в это время широкую известность на родине благодаря написанным на нидерландском языке духовным песнопениям и переводам из античных авторов, а также пьесам и всевозможным сочинениям, созданным для риторических обществ (он сам состоял членом одного из них – харлемской камеры «Белая гвоздика»).

В Харлеме началась и педагогическая деятельность Мандера. По сообщению биографа, у него было много учеников. Цель «Книги живописцев» и была, прежде всего, учебно-воспитательной: она должна была стать своего рода пособием для молодых художников, приобщая их к основам профессии, к классическому репертуару, служа иконографическим источником, демонстрируя примеры жизни и творчества выдающихся мастеров прошлого и предостерегая от ошибок и заблуждений; наконец, знакомя их с современными представителями художественного мира. Эта цель определила структуру книги, включавшей в себя шесть больших самостоятельных разделов (томов), каждый со своим посвящением:

I. Основы благородного истинного искусства живописи;

И. Жизнеописание античных художников;

III. Жизнеописание знаменитых итальянских художников;

IV. Жизнеописание знаменитых нидерландских и немецких живописцев;

V. Изложение «Метаморфоз» Овидия и толкование их символики;

VI. Как изображать, понимать и представлять фигуры.

Сочинение открывалось «назидательной поэмой» («het leerdicht») из четырнадцати глав, которая называлась «Основы благородного истинного искусства живописи» и предварялась авторским посвящением художественной молодежи. Опираясь на средневековую традицию дидактической поэзии и французскую poesie scientifique, Мандер излагал в стихотворной форме важнейшие понятия и правила искусства; он вводил читателя в профессиональную «кухню», рассказывая о технике живописи, о природе красок, их правильном выборе и сочетании, о композиции и т. д., давая попутно массу практических советов. Он знакомил читателя с известными в ту пору жанрами, причем в отличие от итальянских авторов посвятил отдельную главу пейзажу, который зародился и получил интенсивное развитие в заальпийских странах – Нидерландах и Германии. Пятый и шестой разделы книги также имели в первую очередь служебное назначение. Перевод Овидиевых «Метаморфоз» открывал для нидерландских художников богатейший источник мифологических сюжетов, издавна питавший классическое искусство. Биограф Карела ван Мандера сообщает, что, обучая своих учеников в Харлеме «итальянской манере», он в качестве примера приводил иллюстрации Голциуса к этой античной поэме, созданные в конце 1580-х годов в тесном сотрудничестве с Мандером. Последний раздел книги представлял собой своего рода руководство по иконографии по образцу популярной в то время «Иконологии» Чезаре Рипы (1593).

Три раздела «Книги живописцев» (второй, третий и четвертый) составляли жизнеописания художников: античных, итальянских, наконец, нидерландских и немецких. Если в «Жизнеописаниях древних художников» Мандер опирался на XXXV главу «Естественной истории» Плиния Старшего, известную ему по комментированным изданиям того времени, а следующий за ним раздел, посвященный итальянцам, представлял собой перевод избранных биографий из знаменитых «Vite» Вазари, дополненных новыми сведениями, добытыми Мандером, то «Жизнеописания нидерландских и немецких живописцев» являлись полностью оригинальным сочинением. Это самая большая и, бесспорно, наиболее ценная часть книги Карела ван Мандера. Именно «Жизнеописания знаменитых нидерландских и немецких живописцев» надолго пережили их автора, принеся ему славу «северного Вазари». Показательно, что в полном объеме сочинение Карела ван Мандера было переиздано лишь однажды, в 1618 году. Биографии же нидерландских и немецких мастеров давно существуют в качестве самостоятельной «Книги о художниках»: впервые вышедшая отдельным изданием в 1764 году, она затем неоднократно переиздавалась и переводилась на многие языки.

«Книге о художниках», основная часть которой была написана Карелом ван Мандером в 1603 году в уединении «Семигорья», его дома под Харлемом, предшествовал многолетний труд по собиранию материала, приносивший ему не только удовлетворение и радость, но и горькие разочарования. Ведь нидерландского автора встречали несравненно большие сложности, чем его старшего итальянского современника Вазари, который пользовался высоким покровительством герцога Тосканского и часто действовал от его имени. То, что делал Карел ван Мандер, было лишь его частной инициативой. На страницах книги он не раз сетует на корреспондентов, отказывавших ему в бескорыстной помощи, на равнодушную родню, мало озабоченную увековечением имен своих предков-художников, а ведь для тогдашнего историографа искусства эти сведения нередко были единственным источником фактических данных.

Разумеется, Карел ван Мандер пользовался печатными и рукописными сочинениями XVI века, которые он иногда цитирует, правда, по обычаю того времени, не всегда их указывая. Это, прежде всего, страницы «Жизнеописаний» Джорджо Вазари, посвященные Яну ван Эйку и другим нидерландским мастерам, латинские стихотворные «Портреты нескольких знаменитых живописцев…» Доминика Лампсониуса, «Зерцало нидерландских древностей» Марка ван Варневейка, «Дневник путешествия в Нидерланды» Альбрехта Дюрера. Какую-то информацию он мог почерпнуть у Питера Кука ван Алста, Лукаса де Хере, Виллибальда Пиркхеймера и некоторых других современников. Однако подобных источников во времена Карела ван Мандера было очень мало, и основная часть сведений о немецких и особенно нидерландских художниках была собрана им самим. Посещая разные города, он знакомился с архивами, хранившимися в ратушах и гильдиях св. Луки, встречался со здравствующими художниками и любителями искусства, много времени уделял поискам и изучению сохранившихся произведений живописи, разбросанных по многочисленным церквам, общественным зданиям и частным коллекциям. Материал о многих мастерах собирался Мандером буквально по крупицам, и он не пренебрегал ни семейными преданиями, ни анекдотами, которые ему доводилось услышать. Вкрапленные в канву жизнеописаний, они, естественно, подвергаются критическому анализу со стороны современных исследователей и вместе с тем вносят в «Книгу о художниках» особый аромат далекой эпохи.

Работая над книгой, Карел ван Мандер не мог не испытывать определенного воздействия «Жизнеописаний» Вазари. Однако, вдохновленный ими, он отнюдь не копировал слепо итальянский образец. Читатель, знакомый с вазариевскими биографиями, без сомнения, заметит, что «Книга о художниках» принадлежит перу человека иного менталитета: быть может, не столь артистичного, как итальянец, более трезвого, педантичного. Карел ван Мандер серьезно относился к фактам: когда их недоставало, он не боялся признаться в этом читателю и не торопился дать волю фантазии. Создавая свою книгу задолго до XVIII века, когда родилась научная история искусства, чьим отцом по праву считается Иоганн Иоахим Винкельман, Карел ван Мандер проявил одну из «главнейших добродетелей настоящего историка», а именно «историческое смирение»[2]2
  Прокофьев В. Н. Об искусстве и искусствознании. М., 1985. С. 269.


[Закрыть]. Его стремление к объективности даже в освещении творчества современных ему мастеров следует отметить особо, ибо тут он был уже вправе действовать не как историк, а как критик, непосредственно участвующий в художественном процессе. Тем не менее на страницах своей книги он признается: «И так как я допускаю, что моего ума или понимания могло быть недостаточно для справедливой оценки достоинств представителей нашего искусства и их произведений, то я старался избегать сравнений художников между собою, или безрассудно выказывать кому-либо из них пренебрежение, или же, наконец, возвышать одного в ущерб другому». Эстетическая позиция Мандера, его личные вкусы, человеческие привязанности обнаруживают себя, скорее, косвенно – в пространности биографий ряда его современников или в детальности описания некоторых произведений. Впрочем, степень подробности того или иного очерка в первую очередь зависела от материала, которым располагал автор.

«Книга о художниках» не является историей искусства в современном смысле: для этого ей недостает общей концепции. В отличие от Вазари, который сделал попытку найти некую закономерность в многообразии сменяющих друг друга художественных явлений, Мандер был чистой воды эмпириком. Он не пытался анализировать произведения и тем более сам художественный процесс. Его интересовали конкретные факты биографий художников, судьба их произведений, местонахождение и состояние сохранившихся работ. Памятуя о дидактической цели своего труда и работая в традициях того времени, он перемежает изложение этих фактов общими рассуждениями на моральные темы, например о пагубном для художественного творчества пристрастии некоторых мастеров к вину, порицает лень и самомнение и всячески превозносит трудолюбие и скромность, а главное – преданность Искусству.

«Книга о художниках» содержит данные о жизни и творчестве ста с лишним мастеров в основном нидерландской и отчасти немецкой школ XV–XVI веков, от гениального Яна ван Эйка, основоположника новой северной живописи, и таких выдающихся ее представителей, как Босх, Дюрер, Гольбейн, Лукас ван Лейден, Брейгель, до современников самого Мандера – поздних романистов, у которых учились великие представители следующей эпохи – Рубенс, Ван Дейк, Рембрандт. Посвящая очерк какому-нибудь мастеру, Мандер, как добросовестный хроникер, не упускал случая назвать его учителей и учеников, а также живописцев, работавших в том же городе, и сообщить какие-то сведения о них, если он таковыми располагал. Число упомянутых им художников, таким образом, значительно превосходит число включенных в книгу биографий. Многих из тех, кто когда-то принимал участие в художественной жизни нидерландских городов, но часто не превосходил ремесленного уровня, поглотила равнодушная Лета, и нередко единственным свидетельством об их жизни и творчестве остались строчки «Книги о художниках».

Этапы богатой двухвековой истории нидерландского искусства нашли в сочинении Карела ван Мандера далеко не равноценное освещение. Современному читателю может показаться странным, что в нем так мало написано о мастерах XV столетия – «золотого века» нидерландской живописи, с которым связаны рождение и высочайшие достижения национальной художественной школы эпохи Возрождения. Исключение составляют лишь открывающая книгу довольно большая глава о Яне ван Эйке, которого Мандер называл «звездой и украшением Нидерландов», и его брате Губерте, а также жизнеописание Гуго ван дер Гуса.

О других мастерах нидерландский писатель сообщает очень немногое или даже вовсе их не упоминает. Даже такому выдающемуся и плодовитому представителю школы, как Ганс Мемлинг, он посвятил лишь несколько строк. На то были, однако, объективные причины. К последней четверти XVI века многие из мастеров прошлого были забыты, о других – остались смутные, подчас фантастические воспоминания. Немногочисленные литературные источники сохранили о них отрывочные и не всегда достоверные сведения. Как это ни парадоксально, о «золотом веке» нидерландского искусства мы теперь знаем гораздо больше, чем автор «Книги о художниках». Но для этого понадобились усилия множества специалистов из разных стран, которые на протяжении XIX и особенно XX веков скрупулезно изучали архивы, критически анализировали письменные источники, исследовали корпус сохранившихся произведений того времени, уточняли атрибуции картин, возвращали имена анонимным художникам и одновременно занимались общими проблемами эстетики и иконографии нидерландского искусства.

Большая часть биографических очерков Карела ван Мандера посвящена живописцам XVI столетия, и они являются бесценным источником сведений об этом периоде истории нидерландского искусства, который, к слову сказать, гораздо меньше освещен в современной искусствоведческой литературе, чем «золотой век». Исключением являются два великих художника того времени – Иероним Босх и Питер Брейгель Старший, творчество которых издавна вызывало пристальный интерес искусствоведов.

Картина художественного развития Нидерландов в XVI веке крайне противоречива. Национальная школа утратила ту целостность, которая отличала ее в эпоху Ван Эйка-Мемлинга. «Порой разнообразных исканий, перекрещивающихся и борющихся между собой художественных стремлений» назвала это время Е. Фехнер, один из немногих искусствоведов XX столетия, попытавшихся нарисовать общий портрет нидерландского искусства XVI века[3]3
  Фехнер Е.Ю. Нидерландская живопись XVI века. Л., 1949.


[Закрыть]. С одной стороны – распространение гуманизма, увлечение античной культурой, яркий расцвет научных знаний, активная деятельность «риторических камер» – литературно-театральных объединений горожан, членами которых были многие художники, зарождение и развитие итальянизирующего направления (так называемого романизма), почти обязательные к середине столетия, как то подтверждают и жизнеописания Мандера, поездки живописцев в Италию для завершения профессионального образования. С другой стороны – развитие, часто подспудное, национальной традиции, с присущим нидерландцам эмпиризмом мышления, которое приводит к вычленению самостоятельных жанров живописи: пейзажа, бытовых сцен, натюрморта; связь с народной почвой, с разнообразными формами низовой культуры, которая столь ярко проявилась не только у Босха и Брейгеля Старшего, но и у Питера Артсена, Маринуса ван Роймерсвале, Мартина ван Клеве и многих других. В творчестве отдельных мастеров эти разнородные тенденции нередко сосуществовали, приводя к парадоксальным результатам. В последние десятилетия XVI века, уже после смерти Питера Брейгеля (1569), господствующим направлением в Нидерландах стал маньеризм в своем позднем интернациональном варианте, хотя рядом с ним уже прорастали зерна искусства следующей эпохи. Многим молодым живописцам, о которых Карел ван Мандер пишет в заключительных главах книги (Я. ван Равестейн, А. Блумарт, А. ван Норт, С. Вранкс и др.), суждено было стать свидетелями яркого расцвета голландской и фламандской школ живописи в первой половине XVII столетия.

Составленные Мандером жизнеописания нидерландских художников XVI века представляют несомненный интерес для современного читателя – как специалиста, так и любителя искусства. Для первого они являются, прежде всего, важным историческим источником, отражающим эстетические вкусы эпохи и содержащим помимо биографических данных описания не сохранившихся до наших дней произведений, а также важные сведения о местонахождении и владельцах многих работ, тогда как второй найдет в них любопытные картинки городского быта, взаимоотношений художников с их учениками и заказчиками, яркие образы живописцев, среди которых были скромные труженики и подлинные артисты, праведники и грешники, домоседы и искатели приключений. Как в живописном наследии Карела ван Мандера наряду с произведениями «высокого» исторического жанра встречаются грубоватые сценки из сельской жизни[4]4
  Одна из них – «Деревенский праздник» (Санкт-Петербург, Государственный Эрмитаж).


[Закрыть], так и в его «Книге о художниках» витиеватые пассажи в духе современной риторики перемежаются выразительными, сочными по языку рассказами, которые выдают в их авторе несомненный талант бытописателя. Так, пиетет перед знаменитым антверпенским живописцем Франсом Флорисом, которого современники окрестили «нидерландским Рафаэлем», не помешал Мандеру украсить его биографию такими колоритными сценами, как состязание пьяниц в котором Флорис, славившийся «своей необыкновенной стойкостью в попойках», победил всех своих противников, имевших большой опыт по этой части.

Особенно интересны очерки о тех, с кем автор книги был лично знаком и достаточно тесно связан. Это его учителя Лукас де Хере и Питер Влерик; Бартоломеус Спрангер, с которым Мандер подружился в Риме и вслед за которым поехал затем в Вену; Хендрик Голциус и Корнелис Корнелиссен, с которыми он близко сошелся в Харлеме; его сверстник поэт-живописец Корнелис Кетель из Гауды и другие. Характеристики, которые дает им автор, многое говорят и о нем самом. Нельзя не удивиться, к примеру, той серьезности, с какой Мандер, которому нельзя отказать в чувстве юмора, перечисляет безумные эксперименты Кетеля, пробовавшего писать картины то левой рукой, то вообще без кисти, размазывая краски пальцами, то и вовсе без помощи рук – одной ногой. С той же серьезностью Мандер дает подробные описания надуманных аллегорий Кетеля, которые тот сопровождал собственными стихотворными комментариями. Во всей литературе по истории искусства вряд ли найдется другой столь же яркий пример экстравагантности, отличавшей некоторых представителей позднего маньеризма.

Однако самую искреннюю симпатию и уважение автора «Книги о художниках» вызывали все же мастера, выказывавшие наибольшую преданность профессии. Такие, например, как его друг Хендрик Голциус, который «нисколько не заботился о шуме света и людской болтовне, ибо живет, всецело поглощенный любовью к искусству, одинокой, тихой, созерцательной жизнью, потому что искусство овладевает человеком безраздельно».

Карел ван Мандер и сам был одним из преданных служителей муз. Не обладая выдающимся талантом, он был способен распознать его в других, стремился привить молодым соотечественникам вкус к творчеству, интерес к искусству своей страны. Нельзя забывать, что годы его жизни совпали с самым драматическим периодом нидерландской истории – периодом испанского владычества, кровавого террора герцога Альбы, острейших религиозных столкновений, кровопролитной борьбы народа за свою независимость. Волна иконоборческих восстаний, прокатившаяся по стране в 1566 году и уничтожившая множество прекрасных алтарей и других художественных ценностей; жестокое преследование протестантов, которые сотнями покидали родные края, спасая жизнь себе и своим детям; десятимесячная осада испанцами Харлема в 1573–1574 годах, когда от голода погибла большая часть населения города; чудовищный разгром Антверпена 4 ноября 1576 года, который нидерландцы прозвали «испанским бешенством»… Эхо этих и других событий нередко вторгается в спокойное повествование Карела ван Мандера. «Нужно удивляться, – пишет он, – что, в то время как уничтожающая искусство безбожная война пугает нашу страну грохочущими пушками и, преисполняя ужасом, заставляет становиться дыбом седые волосы, среди жителей Нидерландов находится так много представителей нашего любящего мир и благополучие искусства». Тот факт, что «музы не молчали» на этой земле даже в самые жестокие и неблагоприятные для искусства времена, свидетельствовал об огромном творческом потенциале нации.

О том же свидетельствовала и книга Карела ван Мандера. И еще – о небывалом росте национального самосознания, который сопутствовал борьбе нидерландцев за независимость. Гордость за отечественную культуру звучит в словах, которыми начинается глава о братьях ван Эйк, открывающая собрание жизнеописаний. Любовь к родине, ее искусству, признание за ним не менее важной роли в истории мировой культуры, чем за итальянским искусством, – такова главная побудительная причина и движущая сила труда, предпринятого Карелом ван Мандером. Он скончался спустя два года после издания своей книги – она как бы подвела итог уходящей в прошлое славной эпохе нидерландского искусства. Наступало новое время. Карел ван Мандер оставил многочисленных учеников. Среди них был Франс Халс, которому предстояло стать одним из зачинателей голландской школы живописи XVII века. В год смерти Карела ван Мандера (1606) на свет появился величайший представитель этой школы – Рембрандт.

Алла Камчатова