Текст книги "Кракатит"

Автор книги: Карел Чапек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

XXII

Надо действовать методически, – сказал себе Прокоп. И вот, после длительных размышлений, когда в голову ему приходили самые сумасбродные идеи, он остановился на следующем плане: прежде всего – через день он помещал во всех крупных газетах объявление: «Иржи Томеш. Податель письма с пораненной рукой просит даму в вуали сообщить свой адрес. Весьма важно. Шифр – 40 000, ответ на условное имя Грегр». Такая формулировка казалась ему весьма хитроумной; правда, нельзя быть уверенным, что молодая дама вообще читает газеты, а тем более объявления, но кто знает? Случайность – великая вещь. Однако вместо ожидаемой случайности возникли обстоятельства, которые можно было предвидеть, но о которых Прокоп не подумал заранее; на условное имя пришла уйма писем, содержащих по большей части счеты, напоминания, угрозы и брань по адресу исчезнувшего Томеша; или в них просили «пана Томеша в его собственных интересах указать свое местопребывание на усл. шифр»… и тому подобное. Мало этого: в конторе объявлений болтался какой-то худощавый человек; он приблизился к Прокопу, когда тот получал свою корреспонденцию, и осведомился, где живет Иржи Томеш. Прокоп огрызнулся со всей грубостью, какую только допускали обстоятельства; тогда худощавый человек вытащил полицейское удостоверение и выразительно попросил Прокопа не дурить. Оказывается, худощавый человек имел отношение к известной уже нам растрате и прочим отвратительным махинациям. Прокопу удалось убедить сыщика, что он и сам очень хотел бы знать, где находится Томеш; однако после этого случая, после изучения всех пришедших на его имя писем вера Прокопа в газетные объявления заметно ослабла. И в самом деле: в следующие дни ответов приходило все меньше и меньше, зато они становились все грознее.

Во-вторых, Прокоп посетил частное сыскное бюро.

Там он рассказал, что ищет незнакомую девушку под вуалью и даже попытался описать ее наружность.

Сыщики охотно соглашались доставить ему секретную информацию о ней, если только он назовет ее местожительство или фамилию. Пришлось уйти не солоно хлебавши.

Третья идея была гениальна. В уже упомянутом конверте, с которым Прокоп не расставался ни днем, ни ночью, лежало, кроме мелких кредиток, тридцать тысячных бумажек, заклеенных бандеролью, как принято в банках выдавать крупные суймы. Названия банка на обертке не было; но вполне вероятно, что девушка взяла эти деньги из какого-то кредитного учреждения именно в тот день, когда Прокоп уехал по ее поручению в Тынице. Итак, следовало установить точную дату отъезда, а потом обойти все банки в Праге, упросить там назвать имя лица, которое в тот день сняло со счета тридцать тысяч крон (или несколько больше). Да, точно установить дату; Прокоп, правда, смутно помнил, что кракатит взорвался у него, кажется, во вторник (за два дня до этого было воскресенье или какой-то праздник), значит девушка взяла деньги, вероятно, в одну из сред; но ни месяца, ни недели Прокоп вспомнить не мог – то ли это было в марте, то ли в феврале. С огромным усилием старался он восстановить в памяти или вычислить этот день; но ничего не вышло: он не знал точно, как долго болел. Да, но зато в Тынице, у доктора Томеша, конечно, помнят, когда он свалился им на голову! Осененный блестящей мыслью, он телеграфировал старому доктору: "Сообщите телеграфом дату моего приезда к вам. Прокоп". Едва он отправил депешу, как уже пожалел: его мучила совесть, что он нехорошо поступил с доктором и Анчи. И действительно, ответ не приходил. Он уже решил выпустить эту нить из рук, как вдруг подумал, что, быть может, привратница Ирки Томеша помнит тот день, и помчался к ней; однако привратница утверждала, что это произошло в субботу. Прокоп впал в отчаяние; но тут пришло письмо, написанное крупными, аккуратными буквами образцовой ученицы: в Тынице он приехал в такой-то день, и "папа не должен знать, что я вам писала". Больше ничего.

Подпись – Анчи. И почему-то, когда Прокоп читал эти две строчки, сердце его обливалось кровью.

С удачно раздобытой датой Прокоп кинулся в ближайший банк: не могут ли ему сказать, кто именно в такой-то день взял в вашем учреждении, скажем, тридцать тысяч крон. Служащие качали головой: не принято, да и вообще не разрешается оглашать тайну вкладов. Однако, увидев, как он расстроился, пошли посовещаться с кем-то, потом спросили его – с чьего счета были сняты деньги; может быть, ему известно – взяли их с книжки, с текущего счета, получили по чеку или по аккредитиву? Прокоп, конечно, ничего не знал. Затем ему разъяснили: интересующее его лицо могло просто продать банку ценные бумаги, и тогда его имя даже и не может быть зарегистрировано в книгах. Когда же Прокоп сознался, что вообще не знает, в каком именно банке были получены деньги, служащие просто рассмеялись: неужели он собирается обегать все двести пятьдесят или сколько их есть банков, филиалов или меняльных контор в Праге? Так рухнула гениальная идея Прокопа.

Оставалась четвертая возможность: случайно встретить незнакомку на улице. Прокоп попытался и здесь ввести какую-то систему; он разделил Прагу на секторы и обследовал участок за участком, бегая с утра до вечера. Однажды он подсчитал, скольких людей встречает в среднем за день; получилась цифра около сорока тысяч; таким образом, принимая во внимание общую численность населения Праги, у него был лишь один шанс из двенадцати встретить ту, которую искал. Но и ничтожный шанс внушал ему большую надежду. Есть в Праге улицы, места, как будто избранные для того, чтоб она там жила или хотя бы просто проходила по ним: улицы с цветущими акациями, старинные тихие площади, интимные уголки, где течет глубинная, степенная жизнь. Нет, невозможно представить себе, чтобы она поселилась вот на этой шумной, сумрачной улице, по которой можно лишь поспешно пробегать, или среди прямоугольной сухости безликих доходных домов, или среди мутной грязи ветхости; но почему бы ей не жить вон там, за теми светлыми окнами, за которыми притаила дыхание тенистая, хрупкая тишина? Дивясь, блуждая как во сне, открывал Прокоп – впервые в жизни – этот город, где провел столько лет; боже, сколько в нем прекрасных мест, где струится жизнь, мирная и зрелая, и зовет тебя, беспокойный человек: обуздай, обуздай себя самого!

Несчетное количество раз догонял Прокоп молодых женщин, бог весть чем напоминавших ему издали ту, которую он видел всего дважды; он бежал за ними с бьющимся сердцем: что, если – она?!

И кто скажет, какое наитие или чутье руководило им: всегда это были хоть и не знакомые, но красивые и грустные женщины, замкнутые в себе, огражденные какой-то неприступностью. Однажды он был почти уверен, что увидел ее; горло его сжалось так, что он должен был остановиться, перевести дух; и тут незнакомка вошла в трамвай и уехала. Три дня сторожил он на этой станции, но больше не встречал ее.

Хуже всего было по вечерам; смертельно усталый, он стискивал тогда руки меж колен, силясь изобрести какой-нибудь новый план поисков. Господи, никогда я не откажусь от надежды найти ее; я помешался на этом – пусть; я безумец, идиот, маньяк; но никогда я не откажусь… Чем дальше она ускользает, тем это сильнее во мне, ну, просто… это… судьба, что ли…

Как-то раз он проснулся среди ночи, и ему стало вдруг предельно ясно: так он никогда не найдет незнакомку; надо встать, разыскать Ирку Томеша, который знает ее, и заставить его рассказать о ней.

И Прокоп оделся и никак не мог дождаться утра. Он не был подготовлен к непонятным трудностям и проволочкам с оформлением паспорта; не мог даже взять в толк, чего от него требуют, и бесился, и тосковал в горячечном нетерпении. Наконец, наконец-то ночной экспресс помчал его за границу. Первым долгом – в Балттин!

Теперь все решится, чувствовал Прокоп.

XXIII

Решилось все, к сожалению, совсем не так, как он предполагал.

У него был план: разыскать в Балттине человека, назвавшегося Карсоном, и сказать ему примерно следующее: товар за товар, на деньги мне плевать; вы тотчас отведете меня к Иржи Томешу, к которому у меня есть дело, и получите за это хорошую взрывчатку, скажем, фульминат йода[29]29
  Стр. 123. Фульминат йода. – Фульминаты – название солей гремучей кислоты, к которым относится, например, гремучая ртуть (фульминат ртути). Фульминаты являются взрывчатыми веществами. Однако получение фульмината йода практически и теоретически невозможно.


[Закрыть], с гарантированной детонацией в какие-нибудь одиннадцать тысяч метров в секунду, или, пожалуй, даже окись некоего металла, взрывающуюся со скоростью целых тринадцати тысяч метров в секунду, и делайте с ним что хотите… Дураки будут, если не пойдут на такую сделку.

Снаружи Балттинский комбинат показался Прокопу не очень крупным; у него слегка екнуло сердце, когда вместо привратника он наткнулся на часового.

Он спросил господина Карсона (черт, ведь это не настоящее его имя); но солдатик с примкнутым штыком на винтовке, не вымолвив ни слова, – препроводил его к разводящему. Тот сказал немногим больше солдата и повел Прокопа к офицеру. "Инженер Карсон здесь неизвестен, – ответил офицер, – но зачем он нужен посетителю?" Прокоп заявил, что ему, собственно, надо поговорить с Томешем. Это произвело такой эффект, что офицер послал за полковником.

Полковник, очень тучный астматик, принялся дотошно расспрашивать Прокопа, кто он такой и что ему ладо. К тому времени в кабинете дежурного собралось человек пять военных, и они так посматривали на Прокопа, что того бросило в пот. Ясно было – ждут кого-то, кому уже дали знать по телефону.

Этот кто-то ворвался бурей и оказался тем самым Карсоном! Его величали господином директором; Прокоп так никогда и не узнал его настоящего имени.

Увидев Прокопа, Карсон вскрикнул от радости, затараторил, что его давно ждут и всякое такое; тотчас велел позвонить в замок, чтобы приготовили "кавалерский покой" для гостей, подхватил Прокопа под руку и повел по территории комбината. Тут Прокоп понял: то, что он принял за заводские цехи, была всего лишь казарма для солдат и пожарных; отсюда вело длинное шоссе, проходящее через туннель в поросшей зеленью насыпи, которая достигала примерно десятиметровой высоты. Они поднялись на насыпь, и только теперь Прокоп получил кое-какое представление о Балгтинском комбинате: целый город военных складов, обозначенных цифрами и литерами, холмики, поросшие травой – пороховые погреба, – несколько поодаль железнодорожная станция с цейхгаузами и кранами, и дальше еще какие-то совсем черные здания и дощатые бараки.

– Видите тот лес? – показал Карсон на горизонт. – За ним-то и находятся опытные лаборатории, понятно? Вон те песчаные бугры – это полигон. Так. А в том парке – замок. Рот разинете, когда я вам покажу лаборатории! Кха-кха, по последнему слову техники… А теперь пойдемте в замок.

Карсон весело болтал о чем угодно, но о деле – ни слова; они шли через парк, и он показывал Прокопу то редкий сорт Amorphophalus[30]30
  Стр. 124. Аморфофалус (Amorphophalus) – декоративное растение, вывезенное из тропиков.


[Закрыть], то какую-нибудь японскую карликовую вишню; но вот и балттинский замок, весь увитый плющом. У входа ждет тихий, деликатный старичок в белых перчатках; зовут его Пауль, и он вводит Прокопа прямо в «кавалерские покои». В жизни не бывал Прокоп в подобном помещении. Мозаичный паркет, английский ампир, все старинное, драгоценное – даже присесть страшно. Не успел Прокоп умыться, как явился Пауль с подносом – яички, бутылка вина, дрожащий бокал – и поставил все это на стол так бережно, словно прислуживал принцессе. Под окнами – двор, посыпанный желтым песком; конюх в сапогах с отворотами гоняет на корде высокого, в яблоках, коня; возле конюха стоит худощавая смуглая девушка, прищуренными глазами следит за ногами коня; вот она бросила краткое приказание и, опустившись на колено, ощупала бабки жеребца.

Снова примчался Карсон – теперь, мол, надо представить Прокопа генеральному директору. Он повел Прокопа по длинному белому коридору, увешанному оленьими рогами и уставленному вдоль стен черными резными стульями. Розовый как кукла, лакей в белых перчатках распахнул перед ними дверь, Карсон втолкнул Прокопа в какой-то зал рыцарских времен, и дверь за ними закрылась. У письменного стола стоял высокий старик, странно прямой, словно его только что вытащили из шкафа и подготовили для обряда приветствия.

– Господин инженер Прокоп, ваша светлость, – провозгласил Карсон. – Князь Хаген-Балттин.

Прокоп нахмурился, сердито мотнул головой, видимо считая это движение поклоном.

– Добро… пожаловать, – произнес князь Хаген, протягивая очень длинную руку.

Прокоп снова поклонился.

– Наде-юсь, вам будет… у нас… хорошо, – продолжал князь, и тут Прокоп заметил, что половина княжеского тела парализована.

– Ока-жите нам честь раз-делить нашу трапезу, – проговорил князь, явно беспокоясь, как бы у него изо рта не выпала искусственная челюсть.

Прокоп нервно переступил с ноги на ногу.

– Простите, князь, – сказал он наконец, – но я не могу задерживаться; мне надо… еще сегодня…

– Невозможно, абсолютно невозможно! – воскликнул Карсон из-за его спины.

– Я сегодня должен уехать, – упрямо повторил Прокоп. – Я хотел только… попросить, чтобы мне сообщили, где Томеш. За это я готов, если нужно, предоставить вам… если нужно…

– Как? – вскричал князь и выпучил глаза на Карсона, ничего не понимая. – Чего… он… хочет?

– Не надо сейчас, – шепнул Карсон Прокопу и громко ответил: – Господин Прокоп хочет только сказать, ваша светлость, что он не был подготовлен к вашему приглашению. Но это неважно. – Карсон быстро обернулся к Прокопу. – Я все устроил. Сегодня будет dejeuner 1, в парке, так что… черный костюм не нужен; можете прийти в чем есть. Я уже телеграфировал насчет портного; ни о чем не беспокойтесь. Завтра все будет в порядке. Так-то.

– Сочту осо-бой честью… для нас, – закончил аудиенцию князь, подавая Прокопу мертвые пальцы.

– Что это значит? – взорвался Прокоп, когда они вышли в коридор. – Говорите, сударь, или… – И он схватил Карсона за плечо.

Карсон расхохотался и увернулся из-под его руки, как озорной мальчишка

– Или – что или? – рассмеялся он и побежал, подскакивая, как мяч. – Поймайте меня – все скажу! Честное слово!

– Шут гороховый! – взревел, бросаясь за ним, разъяренный Прокоп.

Карсон, хохоча, слетел по лестнице и мимо железных рыцарей выскользнул из двери; выбежав на газон, он начал паясничать, явно издеваясь над Прокопом.

– Ну, что? – кричал он. – Что вы мне сделаете?

– Изобью! – прохрипел Прокоп, устремляясь к нему, как взбешенный бык.

Карсон визжал от радости, прыгал по траве, петляя, как заяц.

1 второй завтрак (франц.).

– Скорей! – ликовал он. – Вот я где! – и, проскальзывая под рукой Прокопа, показывал ему нос из-за дерева.

Прокоп молча гонялся за Карсоном, сжав кулаки, серьезный и грозный, как Аякс. Он уже задыхался, когда вдруг заметил, что с лестницы замка за их беготней прищуренными глазами наблюдает смуглая амазонка. Его ожгло стыдом, он остановился, как бы испугавшись: а что, если эта девушка подойдет и станет щупать ему бабки?

Карсон сразу стал очень степенным, подошел к нему, сунув руки в карманы, и дружески проговорил:

– Недостаток тренировки. Вам нельзя вести сидячий образ жизни. Упражнять сердце! Так-то. А-аа! – просияв, закричал он. – Наша повелительница, хо-хо! Дочь старика, – тихо добавил он. – Княжна Вилле, то есть Вильгельмина-Аделаида-Мод и так далее. Интересная девчонка – двадцать восемь лет, великолепная наездница. Я должен вас представить, – уже громко закончил он и потащил упирающегося Прокопа к девушке.

– Светлейшая княжна! – воскликнул он еще издали. – Вот представляю вам – можно сказать, почти против его воли – нашего гостя. Инженер Прокоп. Бешеный человек. Хочет меня убить.

– Добрый день, – молвила княжна и обернулась к Карсону. Знаете, у Вирлвинда распухли бабки.

– О боже! – ужаснулся Карсон. – Бедная княжна!

– Вы играете в теннис?

Хмурый Прокоп даже не понял, что вопрос относится к нему.

– Не играет, – ответил за Прокопа Карсон, ткнув его под ребра. – Вам следует научиться! Княжна проиграла Сюзанне Ленглен[31]31
  Стр. 127. Ленглен Сюзанна (1899–1938) – французская теннисистка, пятнадцати лет стала чемпионкой мира по теннису.


[Закрыть] только один сет, – верно?

– Потому что я играла против солнца, – с некоторым неудовольствием объяснила княжна. – Во что вы играете?

И снова Прокоп не понял, что обращаются к нему.

– Господин инженер – ученый, – горячо затараторил Карсон. – Он открыл атомные взрывы и тому подобные вещи. Гигантский ум, серьезно. Мы по сравнению с ним – просто судомойки. Нам впору разве что картошку чистить и прочее в этом роде. Зато он… – Карсон даже присвистнул от восхищения, – просто волшебник. Если хотите, он вырвет водород из висмута. Так-то!

Серые глаза сквозь щелку век скользнули по Прокопу, который стоял, ошпаренный смущением, тихо ярясь на Карсоиа.

– Очень интересно, – отозвалась княжна, но глаза ее уже смотрели куда-то мимо. – Попросите его как-нибудь подробно рассказать мне об этом. Итак, до встречи в полдень. Хорошо?

На этот раз Прокоп поклонился почти вовремя, и Карсон увлек его в парк.

– Порода, – произнес он уважительно. – В этой женщине чувствуется порода. И горда, верно? Погодите, вот узнаете ее поближе.

Прокоп остановился.

– Слушайте, Карсон, во избежание недоразумений: я никого не собираюсь узнавать ближе. Сегодня или завтра я уезжаю, понятно?

Карсон как ни в чем не бывало покусывал какой-то листочек.

– Жаль, – ответил он. – Здесь очень хорошо. Ну, что поделаешь!

– Короче – говорите, где Томеш.

– Скажу, когда будете уезжать. Как вам понравился старик?

– Какое мне до него дело? – буркнул Прокоп.

– Ну, да… Антикварный экземпляр, для представительства. К сожалению, раз в неделю его регулярно хватает удар. Зато Вилле – чудесная девушка. Потом тут есть еще Эгон, восемнадцатилетний оболтус. Оба сироты. Потом гости: какой-то кузен князь Сувальский, разные офицеры, Ролауф, фон Граунзнаете, член жокей-клуба – и доктор Краффт, воспитатель, и остальное общество. Сегодня вечером вы должны заглянуть к нам. Вечеринка с пивом – без всяких аристократов, только наши инженеры и тому подобное, знаете… Вон там, в моей вилле. Это в вашу честь.

– Карсон, – строго сказал Прокоп, – прежде чем уехать, я хочу серьезно поговорить с вами.

– Это не к спеху. Отдыхайте пока, вот и все. Ну, мне пора на работу. Можете делать что понравится. Никаких формальностей. Хотите купаться – вон там пруд. Ничего, ничего, об этом – позже. Будьте как дома. Так-то!

И он исчез.

XXIV

Прокоп бродил по парку, безотчетно злясь и сонно позевывая. Он удивлялся – чего от него хотят? – и с неудовольствием рассматривал свои заношенные брюки и ботинки, смахивавшие на солдатские башмаки. Задумавшись, Прокоп едва не забрел на середину теннисного корта, где княжна играла с двумя франтами в белых костюмах. Он быстро свернул и пошел туда, где предполагал найти выход из парка.

С этой стороны парк оканчивался своего рода террасой: каменная балюстрада и отвесно вниз – стена, метров двенадцати высотой. Отсюда можно было любоваться сосновой рощей; внизу, вдоль опушки, ходил солдат с примкнутым к винтовке штыком.

Тогда Прокоп направился в другую сторону; там парк, полого спускался. Здесь он обнаружил пруд с купальнями, но, пересилив желание искупаться, вошел в чудесную березовую рощицу. Ага, здесь только забор из штакетника, полузаросшая тропинка ведет к калитке; калитка даже не заперта, можно выйти из парка в сосновый лес. Он тихо добрался по скользкому хвойному ковру до самой опушки. А, черт, перед ним – изгородь из колючей проволоки, в добрых четыре метра высотой! Интересно, прочна ли проволока? Осторожно попробовал рукой, ногой и вдруг заметил, что с той стороны проволочной изгороди за его действиями с любопытством наблюдает вооруженный солдат.

– Вот жара, а? – заговорил Прокоп, чтобы не показать смущения.

– Проход воспрещен, – ответил солдат.

Прокоп повернулся на каблуках и пошел вдоль проволочной изгороди. Сосновый лес сменился кустарником, за ним виднелись какие-то амбары и хлева – видимо, скотный двор; Прокоп заглянул в щелку забора – оттуда вдруг раздался страшный лай, рык, храп, и добрая дюжина догов, волкодавов и овчарок в остервенении кинулись к забору. Четыре пары недоверчивых глаз выглянули из четырех дверей. Прокоп на всякий случай поздоровался и хотел было двинуться дальше, но один из работников побежал за ним и сказал, что и здесь "ходить воспрещается!" – после чего проводил Прокопа до самой калитки в березовую рощу.

Все это очень расстроило Прокопа. "Карсон должен сказать мне, где тут выход, – решил он. – Я вам не канарейка, чтоб держать меня в клетке". Он обошел стороной теннисный корт и направился к парковой дорожке, по которой Карсон привел его к замку.

Но теперь на его пути возник словно сошедший с экрана парень в берете блином, пожелавший узнать, куда господин изволит идти.

– К выходу, – коротко ответил Прокоп.

– Но здесь проход воспрещен, – объяснил парень в берете, – это дорога к складам боеприпасов, и кто хочет туда попасть, должен получить пропуск в дирекции. А ворота, ведущие с территории замка, – как раз в противоположной стороне, идите назад по главной дороге, потом налево, пожалуйста.

Прокоп пустился по главной дороге и налево – и пожалуйста, добрался до больших решетчатых ворот. Дед привратник вышел отпереть их.

– Пожалуйте листочек!

– Какой листочек?

– Пропуск.

– Какой пропуск?

– Разрешение на выход.

Прокоп взбесился:

– Да что я, в тюрьме, что ли?!

Дед сочувственно пожал плечами:

– Прошу прощения – сегодня мне такой приказ даден.

"Бедняга, – подумал Прокоп, – ну, тебе ли задержать кого? Достаточно двинуть рукой вот так…"

Из окна сторожки выглянуло знакомое лицо, чрезвычайно напоминавшее лицо некоего Боба.

И Прокоп, даже не закончив своей мысли, повернулся спиной и побрел обратно к замку. Клянусь всеми чертями, сказал он себе, странные тут делаются дела.

Похоже, что кого-то не хотят выпускать. Ладно, поговорю с Карсоном. И вообще – чихать я хотел на их гостеприимство, к столу не пойду; не стану я сидеть с хлыщами, которые там, на корте, хихикали у меня за спиной. В крайнем возмущении поднялся Прокоп в отведенный ему покой, бросился в старинный шезлонг, жалобно скрипнувший под ним, и предался гневу. Вскоре постучал Пауль и мягко спросил, – пойдет ли господин к dejeuner.

– Не пойду, – проворчал Прокоп.

Пауль поклонился и исчез. Через несколько минут он появился снова, толкая перед собой столик на колесиках, уставленный бокалами, хрупким фарфором и серебром.

– Какого желаете вина? – деликатно осведомился Пауль.

Прокоп проворчал что-то в том духе, чтобы его оставили в покое.

Пауль на цыпочках подошел к двери, принял там из двух белых лап большую суповую миску.

– Consomme de tortues 1, – почтительно шепнул он и налил супу в тарелку, после чего миска была передана белым лапам. Таким же путем появились рыба, жаркое, салаты – блюда, которых Прокоп никогда не ел; он даже не знал толком, как их

1 Черепаховый суп (франц.).

едят, однако ему было стыдно обнаружить при Пауле хоть тень замешательства.

– Сядьте, – пригласил его Прокоп, понюхав и пригубив чуть терпкое белое вино.

Пауль сдержанно поклонился и, конечно, остался стоять.

– Слушайте, Пауль, – продолжал Прокоп, – как вы думаете я арестован?

Пауль учтиво пожал плечами.

– Простите, не могу знать.

– По какой дороге можно выбраться отсюда?

Пауль подумал немного.

– С вашего разрешения – по главной дороге, потом налево. Прикажете кофе?

– Что ж, давайте.

Прокоп ошпарил себе глотку превосходным мокко, и Пауль поднес ему вместе с серебряной зажигалкой все ароматы Аравии в сигарном ящике.

– Слушайте, Пауль, – снова начал Прокоп, откусывая кончик сигары, – спасибо за все. Не знали вы тут некоего Томеша?

Пауль, усердно вспоминая, обратил глаза к небу.

– Простите, не знал.

– Сколько здесь солдат?

Старый слуга подумал и стал подсчитывать:

– На главном посту – сотни две. Это пехота. Затем – полевые жандармы, не знаю, сколько их. В Балттин-Дортуме гусарский эскадрон. На полигоне в Балттин-Диккельне артиллеристы, но они сменяются.

– Зачем тут полевые жандармы?

– Прошу прощения, мы на военном положении. Завод боеприпасов.

– Ага. Значит, здесь вокруг – всюду посты?

– Здесь только патрули, ваша милость. Цепь – дальше, за лесом.

– Какая цепь?

– Запретная зона, ваша милость. Туда никому нельзя.

– А если кто захочет уехать…

– Должен попросить разрешение на выезд в комендатуре. Не угодно ли вашей милости еще чего-нибудь?

– Нет, спасибо.

Прокоп с наслаждением растянулся в шезлонге, как сытый бей. Ладно, посмотрим, сказал он себе; пока тут не так уж плохо. Он хотел поразмыслить о случившемся, но вместо этого ему вспомнилось, как прыгал, увертываясь от него, Карсон. "Неужели не догоню?" – подумал Прокоп и пустился вдогонку.

Достаточно было одного пятиметрового скачка, чтоб настичь беглеца, но Карсон поднялся в воздух, как кузнечик, и плавно перелетел через кусты. Прокоп топнул и взлетел следом за ним – только ноги поджал, перелетая над кустами. Еще толчок – и Прокоп полетел неизвестно куда, уже не заботясь о Капеопе. Он возносился над деревьями, легонький, сольный, как птица; попробовал сделать ногами несколько плавательных движений и поднялся выше!

Это ему очень понравилось. Сильными толчками он ввинчивался круто вверх. Под ногами, как четкий план, открылся замковый парк со всеми его беседками, газонами, петляющими дорожками; можно было распознать теннисный корт, пруд, крышу замка, березовую рощицу; а вон там – псарня, и сосновый лесок, и колючая изгородь, справа же начинаются склады боеприпасов, а за ними – высокая стена.

Прокоп полетел в ту сторону, где еще не успел побывать. По дороге сообразил: то, что он счел сегодня террасой, были остатки старых замковых укреплений, могучий бастион с бойницами и рвом, некогда питаемым водой из пруда. Прокопу важно было рассмотреть часть парка между главными воротами и этим бастионом; там – заросшие тропинки, буйный кустарник, насыпь – уже только метра в три высотой, а под ней то ли мусорная свалка, то ли куча компосту; дальше – огород, окруженный довольно ветхим частоколом, в частоколе – зеленая калитка; за нею – шоссе. Надо поглядеть поближе. – сказал себе Прокоп и стал медленно спускаться. Тут на шоссе выскакал кавалерийский эскадрон с саблями наголо и ринулся на Прокопа. Тот подтянул колени к подбородку, чтоб ему не отсекли ноги; но это движение сообщило его телу такой толчок, что он стрелой взвился в небо. Глянув еще раз на землю, он увидел все таким маленьким, точно смотрел на карту; далеко внизу, на шоссе, выехала крошечная батарея, сверкающий ствол орудия поднялся к зениту, вспухло белое облачко и – бумм! – первый снаряд пролетел над головой Прокопа. Пристреливаются, – сообразил Прокоп и поспешно задвигал руками, чтобы убраться подальше. Бумм! – второй снаряд просвистел мимо носа. Прокоп изо всех сил торопился прочь от этого места. Бумм! – третьим снарядом у него перебило крылья, Прокоп стремглав полетел головой вниз, и – проснулся. Кто-то стучал в дверь.

– Войдите! – вскакивая, крикнул Прокоп; он еще не совсем очнулся и с трудом соображал, где находится.

Вошел седовласый, благородного вида господин, весь в черном, и низко поклонился.

Прокоп стоял, ожидая, пока благородный господин заговорит.

– Дребайн, – представился министр (по меньшей мере!) и снова поклонился.

Прокоп отвесил столь же низкий поклон.

– Прокоп, – ответил он. – Чем могу служить?

– Не соблаговолите ли вы немного постоять?

– Пожалуйста, – пролепетал Прокоп, сбитый с толку: что с ним будут делать?

Седовласый господин изучал фигуру Прокопа прищуренными глазами; даже обошел его кругом и погрузился в созерцание Прокоповой спины.

– Могу я попросить вас немного выпрямиться?

Прокоп вытянулся, как солдат; какого черта…

– Разрешите, – сказал господин, опускаясь на одно колено.

– Что вам надо? – испуганно отшатнувшись, воскликнул Прокоп.

– Снять мерку, – с этими словами господин уже вытащил из заднего кармана сантиметр и принялся мерить длину брюк Прокопа.

Прокоп отступил к окну.

– Перестаньте, понятно? – раздраженно крикнул он. – Я не заказывал никаких костюмов.

– Мне уже дано распоряжение, – учтиво настаивал господин.

– Слушайте, – едва владея собой, начал Прокоп, – идите ко всем… Не нужны мне никакие костюмы, и точка! Поняли?

– Пожалуйста, – согласился господин Дребайн и присел на корточки; он приподнял жилет Прокопа, потянул за нижний конец брюк. – На два сантиметра длиннее, – заметил он, вставая. – Позвольте! – и опытной рукой скользнул Прокопу под мышку. – Слишком свободно.

– Ну и ладно, – буркнул Прокоп, поворачиваясь к нему спиной.

– Благодарю, – сказал Дребайн, разглаживая па лопатках Прокопа какую-то складку.

Прокоп обернулся вне себя:

– Эй вы, руки прочь, а не то…

– Простите, – извинился господин, мягко обхватывая его вокруг талии; и прежде чем Прокоп, охваченный жаждой убийства, успел пошевелиться, назойливый господин стянул сантиметр вокруг его пояса, отступил и, склонив голову, принялся разглядывать талию Прокопа. – Да, именно так, – вполне удовлетворенный, заметил про себя портной и низко поклонился со словами: – Честь имею…

– Иди ты к лешему! – гаркнул Прокоп ему вслед. – Ничего, завтра меня здесь не будет, – закончил он про себя, после чего, возмущенный, зашагал из угла в угол. – Да разрази их гром, неужели эти люди воображают, что я тут полгода проживу?

Тут, постучав, с видом невинного младенца, вошел Карсон. Прокоп остановился, сцепив руки за спиной, смерил его мрачным взглядом.

– Слушайте, – резко сказал он. – Кто вы такой, собственно говоря?

Карсон и бровью не повел; скрестив руки на груди, он поклонился на восточный манер:

– О принц Аладин, я – джин, твой раб. Приказывай – я выполню любое твое желание. А вы изволили соснуть? Ну, ваше благородие, как вам тут нравится?

– Чудесно, – с горечью ответил Прокоп: – Только я хотел бы знать: должен ли я считать себя арестованным и по какому праву?

– Арестованным? – ужаснулся Карсон. – Господи боже мой, разве кто-нибудь не пускал вас в парк?

– Нет; но – из парка.

Карсон сочувственно кивнул:

– Неприятно, правда? Мне очень досадно, что вы недовольны. Вы купались в пруду?

– Нет. Как мне отсюда выйти?

– Боже мой, да через главные ворота. Идите прямо, потом налево…

– И предъявите пропуск, так? Только пропуска-то у меня и нет.

– Какая жалость, – заметил Карсон. – А ведь здесь очень красивые окрестности.

– А главное – их тщательно охраняют.

– Очень тщательно, – согласился Карсон. – Прекрасно сказано.

– Послушайте! – взорвался Прокоп, потемнев от гнева. Думаете, очень приятно на каждом шагу натыкаться на штыки или колючую проволоку?

– Где же это? – удивился Карсон.

– Везде по краям парка.

– А зачем вас черти носят по краям? Ходите себе в середине, вот и все.

– Значит, я под арестом?

– Боже сохрани! Да, чтоб не забыть: вот вам удостоверение. Пропуск на комбинат, понимаете? Вдруг вам захочется заглянуть туда.