Текст книги "Плутовка"

Автор книги: Камилла Мортон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

12

Квартира, которую Вирджиния делила с Салли, была довольно просторной, в ней можно было принять несколько человек гостей, и вместе с тем достаточно уютной, что сразу бросились в глаза Ричу, как только он вслед за Вирджинией вошел в холл. Он остановился и помог ей снять пальто. Они не стали включать свет, предоставив решать проблему иллюминации излучавшим серебристое свечение луне и звездам.

Вирджиния стояла неподвижно, словно боясь спугнуть охватившее ее ощущение тревожного и радостного ожидания. Ладони Рича легли ей на плечи, и затылком, немедленно покрывшимся мурашками, она почувствовала его дыхание, когда он наклонил голову, чтобы поцеловать ее в основание шеи, где под бархатной кожей пульсировала голубая жилка.

Она смежила веки и блаженно откинулась ему на грудь, и тело ее возликовало, обвитое сильными руками Рича. Медленно повернувшись, она прильнула к нему, и его руки сомкнулись на ее талии. В глазах Рича она прочла все, что он хотел сказать ей и что до сих пор оставалось невысказанным.

Он склонил голову и ртом нашел ее рот. Ее теплые губы покорно разомкнулись, из груди вырвался тихий стон. Спустя мгновение, показавшееся обоим вечностью, Рич чуть отпрянул от нее.

– Ты уверена, что хочешь этого, Вирджиния? – пробормотал он, едва не касаясь ее губами.

– Да, – шепнула она. – О, да!..

Обвив его шею руками, Вирджиния привлекла к себе его лицо. Было уже поздно, слишком поздно, идти на попятную – да она этого и не хотела. Вирджиния желала большего, нежели просто поцелуи, и чувствовала в нем ответное желание – острое, ищущее выхода.

Подхватив ее под коленями, Рич легко, как пушинку, поднял Вирджинию и отнес в спальню, где поставил на ковер и спустил с плеч платье. Оба не заметили, как остались без одежды. Она сделала шаг, выйдя из своего платья, которое серебряным озером осталось лежать на полу.

Рич с немым благоговением взирал на ее обнаженное тело. В ту минуту в ней не было ни тени смущения, ни тени стыда или страха. Она была необыкновенно хороша, стройна и роскошна одновременно. Такое совершенство форм и линий казалось неправдоподобным, оно ослепляло. Положив ее на кровать, Рич заключил ее в объятия. Он осыпал поцелуями ее атласную кожу, возбуждая в ней дремавшие чувства, о которых она прежде и не догадывалась и которые теперь грозили затопить ее. Его тело было теплым и сильным, а руки уверенно и искусно ласкали, исследовали ее, вознося ее желание на тот высший пик, где оно становится вожделением, которому противиться невозможно.

И поцелуи его были долгими – поцелуи опытного любовника. Деликатно, бережно подводил он ее к истинному пониманию искусства любви, постепенно распаляя, так что Вирджиния в конце концов испугалась собственной страсти.

Все ее существо трепетало, чувства воспарили, подхваченные мощным потоком желания, которое нарастало крещендо, пока не стало сродни нестерпимой муке. Она судорожно изогнула стан, прижавшись обнаженной грудью к его груди, которая вздымалась волнами, под натиском такого же желания. Наконец их тела слились, они стали словно две переплетенные виноградные лозы – их увлекал один и тот же сладостный и мучительный поток любви, разрешившейся финальным, освобождающим, аккордом страсти.

Они лежали в полудреме и снова предавались любовным утехам, на сей раз медленно, размеренно, неторопливо. На их телах блестели бисеринки пота. Наконец оба в изнеможении откинулись на подушки. Это было восхитительно. Все произошло именно так, как и должно было произойти между ними. И потом, обессиленные ритуалом любви, они уснули в объятиях друг друга.

Ослепительно яркий луч зимнего солнца упал на постель. Было уже поздно, когда Вирджиния, очнувшись от сна, сладко потянулась, подобно цветку, раскрывающему свои лепестки навстречу солнцу. Она открыла глаза, вспомнила минувшую ночь, и сердце ее преисполнилось блаженной радости.

Вирджиния повернула голову, надеясь увидеть Рича лежащим рядом с ней, но кровать была пуста. Она снова хотела его. Вирджиния втянула носом воздух, и ноздри защекотало от терпкого, соснового, запаха его одеколона. Она закрыла глаза.

Скоро внимание ее привлек доносившийся из кухни шум. Вирджиния, сгорая от желания снова увидеть Рича, встала, обернулась простыней и вышла из комнаты. Готовая броситься ему на шею, она толкнула дверь, но в кухне была Салли, только что вернувшаяся от Ллойда. Рич исчез.

Вирджиния вернулась к себе в комнату и, подойдя к окну, окинула рассеянным взглядом простиравшуюся внизу площадь. Хоть Рича и не было рядом, на душе у нее было на удивление спокойно и легко.

Взор ее упал на фотографию, на которой был запечатлен Бобби в военной форме, и она вспомнила, что за весь вечер оба ни разу не упомянули его имени. Теперь она знала почему – они не хотели, чтобы что-то помешало тому, что неизбежно должно было произойти между ними. Рич предупреждал ее, что ничего хорошего из этого не выйдет, и все же ничто не могло лишить ее памяти об этой ночи, которую они провели вместе.

Оставалось лишь смутное сожаление о том, что ночь с ее чудесами кончилась и другой такой больше никогда не будет. А виной тому нелепая мужская гордыня Рича, его отказ забыть прошлое, забыть, что Бобби был ее братом. Но если истина в конце концов откроется ему, если он поверит, что Бобби той ночью был в том же самом отеле, в котором остановилась Оливия, лишь затем, чтобы встретиться с другом, как он поступит тогда?

Она безумно скучала по нему и в душе верила, что он позвонит. Пыталась оправдывать Рича, убеждала себя, что желание быть с ней борется в нем с не менее сильным нежеланием связывать себя какими-либо обязательствами по отношению к ней, но чем дальше, тем больше чувствовала себя уязвленной, оскорбленной его молчанием. Вирджиния уже начинала сомневаться в его любви и с грустью думала, что, возможно, это была вовсе не любовь. Что, если та ночь ничего не значила для него? Что, если она была для него лишь мимолетным увлечением, средством утолить плотское желание?

В конце концов Вирджиния стала злиться на себя – стоило ли так бездумно отдаваться столь холодному, бессердечному мужчине? Что, если для него это лишь игра? Если так, то больше она этого не допустит.

Пока Вирджиния в задумчивости стояла у окна, Рич уже выехал за черту Большого Лондона, держа путь домой, в Стэнфилд-холл. Он поднялся ни свет ни заря, тихо, чтобы не разбудить Вирджинию, оделся, со щемящим чувством глядя на ее прекрасное лицо, казавшееся нереальным в предрассветной дымке. Она спала безмятежным сном, чуть приоткрыв рот и выпростав из-под одеяла идеальной формы ногу.

Рич уже готов был остаться, он не мог, не хотел покидать Вирджинию, но тут поймал на себе взгляд ее брата, который взирал на него с висевшей на стене фотографии, и его словно обдало ледяным холодом. Они были похожи как две капли воды. Сердце его разрывалось от боли.

С новой, удесятеренной силой нахлынуло на него тошнотворное чувство униженности, которое он испытал после смерти жены. Да, Вирджиния не имела к этому отношения, но разве может он сделать ее частью своей жизни, когда всякий раз, глядя на нее, будет видеть лицо Бобби?

Чтобы не поддаваться искушению снова лечь рядом с ней, он поспешил прочь из ее дома, мысленно проклиная тот день, когда она появилась в Стэнфилде. Всякий раз, когда Рич вспоминал, что она скрыла от него свое настоящее имя и что она была сестрой Роберта Спенсера-Китса, ему казалось, что он совершил святотатство.

Однако стоило ему обратиться в мыслях к этой божественной ночи, сердце наполнялось тихой радостью. Сможет ли он жить без нее, без того блаженства, которое она умела дарить? Он старался гнать прочь эти мысли. Им не суждено быть вместе, твердил себе Рич.

И даже если в конце концов выяснится, что ее брат не был любовником Оливии, что он действительно, как утверждала Вирджиния, оказался в том отеле случайно, он все равно не сможет просить ее променять карьеру в Нью-Йорке на тихое прозябание в Стэнфилде.

Через три недели Вирджинии позвонил отец – он побывал в Дарлингтоне и встречался с матерью Глена Гринуэя, которая по-прежнему жила там. Она сообщила ему, что Глен после войны перебрался в Лондон, где устроился работать тапером в «Розовую кошку», ночной клуб в районе Сохо.

Вирджиния не верила своему счастью. Одной ехать в Сохо не хотелось, и она попросила Перри сопровождать ее. Тот с радостью согласился. Он ценил каждую минуту, проведенную в ее обществе.

Однажды вечером они отправились искать «Розовую кошку». Вирджинии и прежде доводилось бывать в Сохо, районе, знаменитом своими ночными заведениями и свободными, если не сказать распущенными, нравами. Они с друзьями часто ужинали в тамошних ресторанах – греческих, итальянских или французских, – наслаждаясь изысканной кухней.

На улицах было многолюдно. Вирджинии и Перри то и дело приходилось высовываться из окна, чтобы спросить дорогу. Наконец им сказали, что место, которое они ищут, находится в конце улицы, в небольшом переулке.

Мимо сверкающих огнями ресторанов и игорных залов они доехали до указанного места и повернули направо, в темный переулок. Вскоре их внимание привлекла рекламная вывеска с изображением довольно драной розовой кошки.

Вход в заведение представлял собой мрачную, уходившую куда-то вниз лестницу, словно вела она не в ночной клуб, а в царство Аида, поджидавшего души смертных. Вирджиния поежилась и покосилась на Перри, который, судя по всему, тоже не горел желанием входить в этот подвал.

– Ты уверена, что хочешь туда спуститься? – опасливо спросил он.

Это место совсем не походило на те модные ночные клубы, по которым он привык таскаться.

Вирджиния кивнула.

– Придется. Я уже говорила тебе, как мне важно встретиться с человеком, который, как сказал мой отец, играет здесь на фортепиано. А адреса его у меня нет…

В тот момент до их слуха долетели звуки музыки. Чьи-то пальцы извлекали из клавиш популярную мелодию.

Вирджиния обреченно вздохнула.

– Вперед, Перри, это не займет много времени, а потом… – Она одарила его обворожительной улыбкой и ободряюще пожала руку. – Потом можешь пригласить меня в тот миленький итальянский ресторанчик, который мы видели по дороге.

Окрыленный перспективой поужинать с Вирджинией в интимной обстановке симпатичного ресторана на Грик-стрит, Перри, больше не мешкая ни секунды, начал спускаться по лестнице в подвал. Швейцар смерил Вирджинию цепким, оценивающим оком, прикидывая, не принадлежит ли она к тому типу дамочек, которые не прочь подцепить подходящего клиента у входа. Очевидно, в его глазах Вирджиния не подпадала под данную категорию, и он милостиво позволил им войти.

В клубе царил полумрак и пахло плесенью. Это был один из тех пользующихся дурной славой притонов, в которых вечно ошиваются подозрительные личности и где полиция регулярно проводит облавы. Взад-вперед шныряли грязноватые официанты, полураздетые девицы за столиками лениво покуривали папиросы, заправленные в длинные мундштуки.

Воздух был затхлый и прокуренный, публика явно не внушала доверия. Вирджиния почувствовала, как по спине у нее пробежал холодок. Поскорее бы выбраться отсюда, говорил ее затравленный взгляд. Оглядевшись, она сквозь облако табачного дыма рассмотрела сидевшего за фортепиано человека. Неужели это и есть Глен Гринуэй? Официант, принесший им по бокалу вина, подтвердил: да, он самый.

– Могу я с ним поговорить? – спросила Вирджиния.

У нее как будто гора с плеч свалилась.

Официант посмотрел на часы, висевшие над баром.

– Через пятнадцать минут у него перерыв. Я передам ему, что вы хотели его видеть.

– Благодарю вас.

Официант подошел к пианисту и что-то шепнул ему на ухо. Глен Гринуэй удивленно посмотрел в их сторону, губы его искривились в подобии улыбки.

Когда через несколько минут он подошел к их столику, Вирджиния, заметив его неуклюжую походку, вспомнила, что он потерял на войне ногу. Официант поставил на столик стакан виски.

Пожалуй, его, Глена Гринуэя, даже можно было назвать по-своему привлекательным – курчавые каштановые волосы, магнетическая улыбка. Он переводил взгляд с Вирджинии на Перри и обратно и ждал, когда кто-то из них наконец заговорит. Любопытно, что их сюда привело. Они явно не походили на обычную клиентуру «Розовой кошки». Судя по их одежде и манерам, эти люди больше привыкли к ночным клубам, завсегдатаями которых является золотая молодежь из аристократии.

– Мое имя Вирджиния Спенсер-Китс, – представилась она. – Это мой друг, Перри Лоури. Он любезно согласился сопровождать меня. Мистер Гринуэй, кажется, вы дружили с моим братом Бобби?

Глен Гринуэй уставился на нее.

– Ну да… мы служили в одном полку во Франции. Для меня было страшным потрясением узнать о его смерти. Мы с Бобби всегда хорошо ладили. Вы можете сказать, что когда то и дело теряешь друзей, к этому привыкаешь, но это не так. Мне-то, как видите, повезло. Только вот ногу там оставил, ну, да Бог с ней…

– Да, это печально, – промолвила Вирджиния, про себя отметив, что Глен Гринуэй не очень-то вписывается в сомнительный интерьер «Розовой кошки» – любезен, приятные манеры…

– Рад познакомиться с вами, мисс Спенсер-Китс, – продолжал он. – Я был у вас, в Иденторпе, пару раз, когда нам с Бобби удавалось получить отпуск в одно время. У вас очаровательная сестра Лесли. Я ее хорошо помню.

– Да, да, она уже замужем.

– Неудивительно. Лесли была необыкновенно хороша собой. Однако скажите, как вы меня нашли?

– В штабе полка мне дали ваш старый адрес в Дарлингтоне. Ваша матушка сообщила, что вы работаете здесь пианистом.

– Да. – Он обвел презрительным взглядом обшарпанные стены. – В наше время все зарабатывают как могут. А в Дарлингтоне – с их забастовками, да еще без ноги – рассчитывать было не на что. – Он вздохнул и сделал глоток виски, как человек, который давно привык к этому напитку. – Я потерял на войне многих – это были смелые, мужественные ребята. Но Бобби, такая нелепая смерть… Солдату положено погибать на поле боя, а не по дороге к дому. – Он вопросительно посмотрел на Вирджинию. – Зачем я вам понадобился? Почему вы решили разыскать меня? Что заставило вас проделать такой путь? Ехать в Лондон аж из самого Лидса – у вас должны быть веские причины. Это имеет какое-то отношение к Бобби?

– Да, – ответила Вирджиния. – Только в Иденторпе я уже не живу. Снимаю квартиру неподалеку, в Блумсбери. Пешком можно дойти. Если бы знала, что вы в Лондоне, давно бы к вам пришла.

– Можно спросить, зачем?

– Я надеялась, что вы поможете пролить свет на обстоятельства смерти Бобби.

– Сомневаюсь, что смогу помочь вам. Я уже вернулся во Францию, когда пришло известие, что он погиб в Лондоне во время бомбежки.

Собравшись с духом, Вирджиния задала самый важный вопрос:

– Мистер Гринуэй, вы знали женщину по имени Оливия Дикерсон?

Он опешил, а в следующее мгновение лицо его вытянулось и на нем застыло выражение недоумения и одновременно тревоги. Вирджиния поняла, что эта тема ему не очень приятна.

– Оливия? Ну да… только… то есть я хочу сказать… я не понимаю, какое все это?..

– Вы правы, возможно, я сую нос не в свое дело, – перебила его Вирджиния, в голосе которой послышались нотки отчаяния. – Но мне важно знать… Мистер Гринуэй, скажите, у вас был с ней роман? Прошу вас, вы должны мне сказать.

– Но для чего? При чем здесь она?

– Вам известно, что она погибла в Лондоне в один день с Бобби?

– Да. И что?

– А вам известно, что тела обоих были извлечены из руин одного и того же отеля?

От изумления у него округлились глаза.

– О Господи, нет. Разумеется, я этого не знал. Что он там делал?

– Не знаю. Я надеялась, что вы мне скажете. Видите ли, мистер Гринуэй, полковник Дикерсон, муж Оливии, склонен полагать, что Бобби был ее любовником. Так же до последнего времени считали и мои родители.

– Что? Бобби и Оливия? Это было бы смешно, если бы не было так грустно. Бобби был воплощенная добродетель.

– Да, да – только вы представить себе не можете, что нам всем пришлось из-за этого пережить, мистер Гринуэй, – вполголоса промолвила Вирджиния. – Какую ненависть питает полковник Дикерсон к нашей семье. И его чувства до сих пор казались оправданными. Поправьте меня, если я не права, но мне кажется, Бобби стал жертвой вашей… неразборчивости. Какое это было унижение для моих родителей, для девушки, которая собиралась стать его женой. Необходимо, чтобы все они и полковник Дикерсон узнали наконец правду.

Глен помолчал, затем задумчиво кивнул.

– Да, вы правы. – Он сделал еще один глоток виски. Мысли его унеслись в прошлое, в тот роковой день, когда погибли Оливия и Бобби. – Я познакомился с ней на вечеринке, когда приезжал в отпуск. Мы нравились друг другу, стали встречаться. То, что ее муж воевал на фронте, не очень ее беспокоило, как, впрочем, должен к стыду своему признаться, и меня. Это было время, когда хочется урвать хоть маленький кусочек счастья, не очень задумываясь о последствиях. Ты знаешь только, что тебе скоро возвращаться на фронт, где у тебя на глазах – каждый день, каждый час – людей разрывает в клочья, где люди – просто пушечное мясо, и скоро ты можешь разделить их участь. – Глен говорил медленно, с горечью в голосе, будто каждое слово давалось ему с болью. Взгляд его стал отрешенным, он словно не замечал ничего вокруг, пристально вглядываясь в собственное прошлое. – В тот день мы встречались с Оливией в том самом отеле, где встречались и раньше, когда я приезжал в отпуск. Бобби возвращался из Лидса, и мы договорились встретиться там, в отеле, чтобы вместе отправиться во Францию. Не дождавшись Бобби, я решил, что у него просто не хватило времени заехать за мной. Тогда я поехал один. О смерти Оливии и Бобби узнал уже во Франции. Но я не мог и предположить, что кто-то решит, что между этими двумя смертями существует какая-то связь. Не знал, чем это обернется для вас. Мне очень жаль. Что еще я могу сказать?

Вирджиния была уже не рада, что была вынуждена рассказать ему, как много несчастий свалилось на их голову из-за его безответственности.

– Очевидно, Бобби все-таки добрался до отеля, – сказала она, – но уже после того, как вы уехали. Оливия, должно быть, была в постели.

– Да. Я ушел от нее в десять вечера.

– По крайней мере, теперь мы знаем, что привело Бобби туда. Я все время считала, что все именно так и было, но, не поговорив с вами, не могла ничего доказать.

– Вы знакомы с полковником Дикерсоном?

– Да, какое-то время я работала его личным секретарем.

– Он действительно такой педант и зануда, каким его описывала Оливия?

– Нет, что вы. Полковник Дикерсон замечательный человек. А что за женщина была Оливия?

– О-о!.. – Глен мечтательно улыбнулся, взгляд его потеплел. – Она была необыкновенно красивая женщина, чувственная, любившая жизнь. Ненавидела провинцию. Когда ее муж был во Франции, жила в Лондоне. Знаете, я ведь был у нее не первый, с кем она закрутила роман. Она не делала из этого секрета, ее это просто не волновало. Оливия любила устраивать праздники – греческие вечера, итальянские маскарады, русские карнавалы. Она умела развлекаться.

Когда Глен вспоминал эту женщину, которая хоть ненадолго позволяла ему забыть об ужасах войны, взгляд его становился отрешенным.

Слушая его, Вирджиния проникалась жалостью к Ричу, представляя, сколько страданий и унижений вынужден был переносить он из-за порочных наклонностей жены, наклонностей, которые другие мужчины ставили ей в заслугу.

– Мистер Гринуэй, вы поможете мне восстановить доброе имя Бобби? – спросила она. – Вы не представляете, как много это значит для моей семьи.

Тяжело вздохнув, он кивнул.

– Хорошо. Бобби был моим другом, близким другом, и я перед ним в долгу.

– Благодарю вас. – Вирджиния встала. – Если не возражаете, я расскажу полковнику Дикерсону все, что узнала от вас.

Глен с любопытством посмотрел на нее.

– Странно, как он согласился принять вас на работу, питая такие сильные чувства к вашей семье. Не понимаю.

– Когда я устраивалась, он еще не знал, кто я такая. Известие о смерти Бобби застало меня в Америке, с тех пор я считала, что он погиб во Франции, и только недавно узнала правду о его смерти. Когда полковник Дикерсон узнал мое настоящее имя, мы оба решили, что я больше не смогу у него работать. – Голос ее дрогнул.

Глен вопросительно вскинул брови.

– А когда он узнает, как все было на самом деле, вы сможете вернуться к нему на службу?

Вирджиния покачала головой, в глазах ее залегла глубокая печаль. В этот момент и Глен, и Перри поняли, что с полковником Дикерсоном ее связывала не только работа.

– Нет, слишком поздно, – прошептала она и, словно спохватившись, добавила: – Всего доброго, мистер Гринуэй. Хотя обстоятельства, побудившие меня обратиться к вам, не самые радостные, мне было приятно с вами познакомиться. Мы с Бобби были очень дружны, и мне доставит огромное счастье знать, что все наконец разрешилось.

Глен проводил их сочувственным взглядом.

Утром Вирджинии сделалось дурно, ее тошнило. Она уже пожалела, что накануне вечером согласилась пойти с Перри в тот итальянский ресторан, подозревая, что виной всему низкокачественные продукты. Вскоре ей позвонила Нэнси, она приехала в Лондон, чтобы навестить друзей и сходить в Национальную галерею. Они договорились встретиться в ресторанчике «Лайонз» на Стрэнде.

За обедом Нэнси – как всегда, элегантная – рассказывала Вирджинии о своем походе в Национальную галерею, о том, что нового в Стэнфилде, и о прочих мелочах. Под конец она как-то внезапно погрустнела.

– Мне так приятно снова увидеть тебя, Вирджиния! – сказала Нэнси. – Я часто о тебе думаю. Как хорошо, что ты пригласила меня сюда!

– Да что же в этом особенного? – изумилась Вирджиния.

Нэнси вздохнула.

– Знаешь, принимая во внимание все случившееся, я бы не удивилась, если бы ты не захотела меня видеть.

– Как ты могла такое подумать, Нэнси? – Вирджиния улыбнулась, в ее глазах читалась искренняя, теплая привязанность к пожилой женщине, – Хорошо, что ты мне позвонила.

– Ты прекрасно выглядишь, – сказала Нэнси. – Только немного бледненькая. В Лондоне отвратительный воздух. Поедешь домой на Рождество?

– Вряд ли. Может быть, на Новый год. Я скоро уезжаю работать в Америку, Нэнси. Начну все сначала.

– Да, да, я слышала. Рич говорил. Он сказал, что видел тебя, когда был в Лондоне. Как он тебе показался?

– О-о, как всегда, вежлив, галантен… Но в душе он по-прежнему не может ничего мне простить.

Знала бы ты, что между нами произошло, добавила она про себя.

– Да, да, все это грустно. Как бы мне хотелось, чтобы история с Оливией наконец прояснилась.

– Собственно говоря, она уже разрешилась. Кстати, я написала Ричу письмо, в котором все объяснила. Может быть, ты передашь?

С этими словами Вирджиния извлекла из сумочки конверт и протянула его Нэнси.

Та с изумлением воззрилась на конверт.

– Но каким образом, Вирджиния? Неужели тебе удалось разыскать Глена Гринуэя?

– Вот именно. Он работает здесь, в Лондоне, – пианист в одном ночном клубе в Сохо.

– И что… у него действительно был роман с Оливией? – робко поинтересовалась Нэнси.

– Да. Похоже, они довольно долгое время были любовниками. У меня сложилось впечатление, что он любил ее. Бобби заехал в этот отель, чтобы встретиться с ним. Они должны были вместе вернуться во Францию. К сожалению, Глен не дождался его, решив, что Бобби уехал один.

– А Оливия, разумеется, оставалась в постели.

В голосе Нэнси послышались несвойственные ей резкие интонации.

– Похоже на то. – Вирджиния вдруг смутилась, поднесла ко рту чашку чая, потом робко спросила: – Нэнси, скажи, Рич был очень несчастен с Оливией?

Нэнси удрученно кивнула.

– Она превратила его жизнь в сущую пытку. Он тяжело переживал ее любовные похождения. Когда она заводила очередной роман, для Рича это было равносильно смерти.

– Должно быть, очень любил ее…

– В том-то и дело, что нет. Рич никогда не любил Оливию. Поэтому она и пустилась во все тяжкие – чтобы досадить ему, понимаешь? Она не могла простить, что он ее не любит.

Вирджиния недоумевала. То, что она услышала, явилось для нее полной неожиданностью.

– Тогда зачем же он на ней женился?

– Этого хотели их родители. Семьи были дружны. Но брак стал трещать по швам с самого начала. Оливия была единственным ребенком в семье – богата, красива, обожаема всеми… Она обладала неистощимым темпераментом и никогда ни в чем не знала отказа. Рич был для нее всего лишь одной из многочисленных дорогих игрушек. Она ни за что не хотела быть просто женой, любящей мужа и старающейся угодить ему.

– Они могли бы развестись…

– Рич даже думать об этом не желал.

– Но почему? Ведь он ее не любил.

– Вирджиния, дорогая, Дикерсоны были консервативны и чтили вековые традиции. Для них честь семьи – не пустой звук. Рич впитал это с молоком матери. В то время не могло быть и речи о разводе. Однако жизнь в Стэнфилде – с постоянными сценами ревности и скандалами – становилась невыносимой.

– Тем более развод был бы самым подходящим выходом из положения.

– Да, наверное, ты права. Впрочем, я ни во что не вмешивалась. Во время войны, когда Рич был на фронте, а поместье превратили в санаторий, Оливия безвылазно жила в Лондоне. И всякий раз, заводя очередного любовника, она устраивала так, чтобы Рич об этом непременно узнал. Не в силах дольше сносить позор – уже будучи на пределе, – он сдался и заявил ей, что согласен на развод. Но развестись они не успели – Оливия погибла. Эта грязная история едва не стоила Ричу жизни.

– Боже мой!

Вирджиния в ужасе прикрыла ладонью рот.

– Теперь ты понимаешь, почему в Стэнфилде нет ни одной ее фотографии. Рич не желает иметь ничего, напоминающего ему о ней.

Только теперь Вирджиния поняла, откуда в Риче такая ненависть к ее брату. Для него Бобби воплощал в одном лице всех любовников Оливии. Оставалось надеяться, что, прочтя ее письмо, он хоть немного оттает.

Ко всем ее переживаниям добавились новые – утренняя тошнота стала регулярным явлением. Это заставило ее изменить свои планы, она решила провести Рождество в Иденторпе. Вирджиния позвонила родителям и сказала, чтобы они ее ждали.

Прошло три недели, приступы тошноты по утрам превратились в настоящее наваждение. Заподозрив неладное, она, перед тем как уехать домой на Рождество, обратилась к врачу. Он-то и сообщил ей новость, которая прозвучала для нее как гром среди ясного неба, – у нее будет ребенок. От Рича.

Это известие ошеломило Вирджинию, одновременно наполнив ее сердце невыразимой радостью. Что бы ни произошло в их отношениях в дальнейшем, теперь она знала, что в ней есть частичка Рича, его плоть и кровь. О таком подарке судьбы она и мечтать не смела. Душа ее ликовала.

Вирджиния понимала, на что себя обрекает – ее ребенок появится на свет с позорным клеймом «незаконнорожденный». Но она готова была к любым испытаниям, которые сулило ей будущее, готова была защищать зревшую у нее под сердцем новую жизнь.

Об этом она думала, сидя в поезде, увозившем ее в Лидс. Самым сложным было рассказать все родителям. Но Вирджиния решила повременить с этим. Хотела хоть на время сохранить свою тайну для себя одной. Она расскажет им, когда скрывать уже будет невозможно.

Одно она должна им сообщить, но сделать это Вирджиния решила после Нового года: что она не сможет поехать в Америку. Сначала она должна родить.

В письме, которое передала Нэнси, Вирджиния сообщала Ричу о своей встрече с Гленом Гринуэем, о том, что она оказалась права: Бобби попал в тот отель только затем, чтобы встретиться со своим товарищем, никакой иной причины останавливаться там у него не было. Она в деталях описала свою встречу с мистером Гринуэем, указав, где его можно найти, на тот случай, если Рич пожелает услышать подтверждение от него лично.

Она не стала сообщать ему о своей беременности, поскольку не хотела выглядеть в его глазах шантажисткой, ищущей любой предлог, чтобы привязать его к себе. Ей хотелось, чтобы его подтолкнула к ней любовь, а не что-то другое.