Текст книги "Том 4. Выборы в Венгрии. Странный брак"

Автор книги: Кальман Миксат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 39 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Последние почести

Почтенного Будаи трясла лихорадка, но он не хотел сдаваться; быстрыми шагами расхаживал он взад и вперед по огромному залу. Такая уж была у него привычка, когда он терзался сомнениями, не в силах принять какое-нибудь решение. Он долго раздумывал, что-то бессвязно бормотал и, наконец, по-видимому приняв решение, с силой ударил кулаком по подоконнику, а затем твердой походкой поспешно вышел из зала и велел позвать одного из своих помощников.

– Немедленно пусть запрягают четверку лошадей, – распорядился он своим обычным мягким голосом, сделав, однако, ударение на слове «немедленно». – Скачите в Унгвар и еще до рассвета привезите оттуда жестянщика, чтоб запаял гроб. Ясно?

– Не понимаю, к чему такая спешка, господин управляющий? Ведь если понадобится, мы, сударь, успеем запаять гроб до полудня. Может быть, утром кто-либо из родственников пожелает проститься с покойником.

– Без рассуждений, я ведь ясно распорядился.

Всю ночь Будаи провел на ногах, не решаясь прилечь, пока не приедет жестянщик. Да и весь замок бодрствовал и суетился. В кухне ощипывали птицу, месили тесто, сбивали масло, толкли мак, жарили и пекли в ожидании множества гостей, которые будут обедать здесь после похорон. Не один индюк гибнет на крестинах, когда празднуется рождение знатного господина; гибнут они и на поминках, когда он умирает, так что бедным индюкам все равно, рождается ли кто-нибудь или умирает.

Во всех уголках замка кипела работа. Портные из Капоша и Унгвара чуть ли не в семи комнатах сшивали черное сукно. Им помогала Катушка. Художники на больших листах бумаги рисовали гербы. Мастера тесали колонны и постаменты, которые потом обтянут траурным крепом. За их работой следил Видонка, с явной досадой критиковавший форму и размеры металлического гроба.

– Да, вещь нарядная, да не больно удобная. Я бы выстрогал ему из дерева куда лучше.

После полуночи появился, наконец, жестянщик и быстро запаял гроб. Только теперь господин Будаи мог прилечь. Тяжело вздохнув, он промолвил: «Не просыпаться бы мне больше!» Однако всевышний не внял его словам: ранним утром его уже разбудил шум беспрерывно прибывавших экипажей и колясок. Снова, но уже в последний раз, въехали во двор кареты и сани Стараи, Майлатов, Шеньеи, Лоньяи, знаменитая четверка серых лошадей Пала Ибраньи, пятерка вороных жеребцов Гилани, «музыкальная» бричка Ролли[106]106
  Эксцентричный богач, по имени Ролли, заказал себе в Вене бричку, на оси которой была приделана музыкальная шкатулка; когда колеса вертелись, слышалась музыка. (Прим. автора.)


[Закрыть] (только машинка сейчас не была заведена). Экипажи подъезжали один за другим, и казалось, все цветы, распустившиеся в теплицах четырех комитатов, прибыли сюда, чтобы отдать последний долг усопшему.

Со всех концов страны, движимые чувством признательности за щедрость покойного, съехались делегации: от ремесленных цехов из Капоша и Унгвара; студенты из Патака с отмороженными носами и ушами; воспитанники Академии Людовика в Пеште, четверо посланцев от немых из Ваца, трое от почетных «молчальников», заседающих в недавно учрежденной Академии наук… Да разве всех перечислишь! Гости заполнили огромное здание. Прелестные дамы, баронессы и графини подкатывали к подъезду, закутанные в шубы из дорогих мехов. Кто привозил цветы, кто венок, и только один человек, в синей бекеше, протянул помощнику управляющего Галлу, присматривавшему за венками, покрытую инеем высохшую веточку.

– А это куда вы тащите? – набросился на него помощник управляющего. – Что это такое?

– Уж я-то знаю что, – ответил ему старик. – Возложите и ее. Если б покойник мог видеть, он бы узнал, что это за веточка.

– Кто ты, приятель?

– Какой я тебе приятель? Я дворянин Дёрдь Тоот из Рёске!

Наш достойный Дёрдь Тоот привез на гроб веточку с тех деревьев, под сенью которых граф Янош в последний раз проходил с Пирошкой.

Едва въезжала во двор новая карета, как господа, а в особенности дамы, собравшиеся в жарко натопленных залах, бросались к окну, снедаемые любопытством, отогревали замерзшие стекла своим дыханием, и, если прибывала какая-нибудь важная персона, возникало всеобщее волнение.

Одной сенсации они все-таки лишились, о чем свидетельствовали их недовольно надутые алые губки.

Приехал из Борноца Пал Будаи-младший, управляющий имениями Хорватов, и сообщил, что его молодая госпожа заболела, лежит в постели и поэтому, разумеется, не приедет.

– Ох, бедная девушка! – восклицали некоторые. – Этот тяжелый удар сразил ее! Больную жалели от всего сердца; однако они предпочли бы, чтоб сначала она все-таки приехала сюда, а потом уж заболела.

Неожиданно поднялась суматоха, все бросились к окнам.

– Кто приехал? Кто?.. – Приехала «вдова»!

– Ах! Ox! Sapristi![107]107
  Проклятье! (лат.)


[Закрыть]

Многие, несмотря на холод, распахнули окна и высунулись наружу, иные старались забраться повыше, так что из всех окон торчали головы одна над другой, словно груды яблок, – пусти только стрелу и обязательно попадешь кому-нибудь в череп.

Действительно, приехала вдова в глубоком трауре. Слуги были в черных ливреях; даже лошади – и те черные; со шляп кучера и грума свисали широкие ленты из черного крепа.

Встречать графиню высыпала вся прислуга замка. (А вдруг это их будущая госпожа?) Выстроившись полукругом, склонясь в низком поклоне, они ожидали, пока старый Будаи поможет ей выйти из кареты.

– Посмотрите на эту негодницу, – с ужасом восклицали наверху у окон, – как она важно кивает головой, словно королева!

Послышались возгласы удивления, когда из кареты вслед за нею показалась очаровательная девичья фигурка.

– Что это за милое создание?

– Ее дочь, Мария Бутлер.

– Вот это фигурка!

– Проводите мою дочь, господин Будаи, в какую-нибудь хорошо протопленную комнату, – тихо проговорила Мария Дёри, – она совсем замерзла, бедняжка. А я пойду к нему. Где он?

– В большом зале.

– Могу я взглянуть на него?

– Невозможно, ваше сиятельство: гроб уже запаян. Мария хорошо знала расположение комнат в замке. Она взяла у слуги венок из белых камелий и направилась прямо в большой зал.

В этот момент там как раз никого не было. Караул гусар только что вышел во двор, чтобы присоединиться к остальным, ибо гроб будут с каждой стороны эскортировать по восемь пеших гусар с саблями наголо; впереди же гроба и за ним последуют конные отряды гусар, по пятьдесят человек в каждом. Барин и на тот свет отправляется по-барски!

В зале стояла гробовая тишина. Большой пустой зал, и посредине – мрачный гроб. Время от времени слышится потрескивание свечи или скрип мебели.

Мария, дрожа всем телом, осмотрелась вокруг. Слыханное ли дело оставлять покойника одного! Она уже было повернула назад, как вдруг заметила мужчину, тихо молившегося у гроба.

Хотя в своих бархатных туфельках она ступала почти бесшумно, мужчина все же услышал ее шаги и обернулся. Это был Жигмонд Бернат, унгский депутат.

Мария узнала его; бросив на него полный ненависти взгляд, она прошла мимо и возложила на гроб свой венок.

Бернат приблизился к гробу и с яростью сбросил венок из камелий, который упал на мраморные плиты рыцарского зала.

– Не будьте жестокой, – сказал он дрожащим от гнева голосом, – не тревожьте его! Оставьте его в покое хоть теперь, прошу вас.

Мария только что собиралась опуститься на колени, но при этом неожиданном нападении вскочила, как тигрица, надменно закинув голову.

– Как вы смеете? Кто вы такой? – злобно воскликнула она. – Я его супруга.

– Да, так считают попы, – ответил Бернат с безграничным презрением, – но не бог. А сейчас он у бога! – Бернат не мог больше владеть собою. Глаза его налились кровью, он принялся топтать венок. – Отнесите свой венок попам и скажите им, что вы убили его.

Прежде чем уйти, Бернат метнул на Марию уничтожающий взгляд, который, однако, не пронзил ее – она уже лежала без чувств на каменном полу.

Досточтимый депутат с облегчением вздохнул, как человек, избавившийся от какой-то тяжести, давившей его душу, покинул зал и только во дворе сказал прислуге:

– Посмотрите-ка, там в большом зале упала в обморок какая-то женщина.

Люди, которые нашли графиню и привели в чувство, легко могли бы сказать: – «Пожалуй, она все-таки любила его».

Стоит ли продолжать? Долго пришлось бы описывать всю церемонию и то, как бесконечной вереницей тянулись по дорогам скорбящие и любопытные.

В ожидании духовенства родственники Бутлеров собрались в охотничьем зале. Там сидела в кресле и супруга покойного, бледная как смерть. Там же находились прибывшие из других имений управляющие и префекты, пока читали завещание, привезенное секретарем из Вены.

Покойный граф почти все свои владения, доходы, движимое и недвижимое имущество завещал на благотворительные цели. И только половину доходов от эрдётелекского имения оставил он тому несчастному созданию, которое называло себя его женой, а так как у нее якобы есть дочь, то последняя по выходе замуж получит в приданое гарагошский хутор с четырьмя тысячами хольдов земли.

Некоторую часть своих владений он завещал кое-кому из друзей и родственников. Так, господину Будаи за его «долголетнюю преданность» Бутлер завещал имение во Вребине со всем движимым и недвижимым, что в нем есть, дабы на старости лет он мог спокойно «петь псалмы». Все, что еще останется после этого, все виды доходов, земли и все прочее, – должно принадлежать любимому опекуну графа, Иштвану Фаи, или, вернее, его семье.

Если же выяснится, что какой-либо из поименованных бесчисленных даров достанется такой общине, в которой плодами сего даяния могли бы воспользоваться и попы, то по выяснении этого обстоятельства завещание надлежит считать недействительным, а упомянутое имущество подлежит раздаче среди бедняков бозошского поместья. И так далее, и тому подобное.

Тем временем на четырех экипажах приехали попы (из-за сильных морозов съехались лишь окрестные), и начались похороны, прошедшие мирно, без всяких инцидентов. Все были ослеплены невиданной помпой. Крепостные несли тысячу факелов. И когда первые из них были уже в Доборуске у склепа, катафалк с гробом еще не тронулся с места. Четыре повозки везли только венки и цветы (уж конечно, с Пирошкой Хорват ничего бы не стряслось и честь ее не пострадала бы, если б она послала хоть веточку резеды). Никогда еще здесь не собиралось такого множества народа, как в этот раз; и не только знатные господа, но и простые смертные не ударили в грязь лицом. Тут был весь Унгвар, оба Капоша с их окрестностями. Смотрите, здесь и трактирщик Гриби с пригожей Хадаши (теперь она его жена). Катушка все показывает им и дает всяческие пояснения.

Из-за огромного наплыва знати простому человеку нельзя было пробраться вперед, чтобы увидеть гроб. Сам почтенный Дёрдь Тоот вместе с другими был оттеснен на задний план, хотя вовсе не затем пришел, чтобы любоваться спинами толстенных господ. Он хотел все видеть и покойного оплакать. В досаде он направился в Руску, решив дожидаться процессии прямо у склепа.

Трактирщик пришел туда вместе с первыми факельщиками и, осмотрев склеп – простое кирпичное сооружение под черепичной крышей, с отдушиной наподобие окна, – надумал взобраться на его чердак. Оттуда он мог бы созерцать погребальную церемонию, множество экипажей, знать, мерцающие факелы, цветные гербы, покрытых траурными попонами лошадей, а может быть, разглядеть среди цветов и свою веточку. Там ли она? Взобраться наверх оказалось легким делом, ибо никто не интересовался сейчас живыми. Достойный Тоот залез на чердак и, конечно, лучше других видел все, что происходило и о чем дома будет расспрашивать женушка.

О, все было очень красиво и так невыразимо печально! У склепа знатные господа сняли гроб с катафалка и понесли его на плечах. (Нередко играл покойный в карты с этими господами!) В склеп могли войти лишь немногие. Впрочем, внутри церемония продолжалась недолго: попы скоро закончили ее, так как порядком замерзли. Установили гроб. Всему конец! Последний граф Парданьский прибыл в свою вечную обитель.

Затем повернули щит с гербом: на синем фоне золотой орел в короне, с серебряным бочонком на груди.

Был орел – и нет его!.. Улетел он, унеся ввысь и весь род Бутлеров. Только на старинных саблях да на ветхих переплетах книг он продолжает тащить свою тяжелую, нелепую ношу: серебряный бочонок, которым наградил его когда-то, в незапамятные времена, король – фантазер и весельчак (тогда еще бочонки ковали из серебра). Теперь бочонки деревянные, да и нечего собирать в них на Токайской горе.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Молчи!

Толпа быстро рассосалась – кто туда, кто сюда; господа сели в экипажи, остальные пошли пешком, еще несколько минут толкуя о покойном.

Самыми последними уходили почтенный Будаи и секретарь покойного. Бот задержался, может быть, случайно, а старый Будаи для того, чтобы большим ключом, который он держал в руке, запереть дверь склепа.

Тогда-то, как рассказывают, и произошло то событие, слух о котором до самой революции передавался из уст в уста * в комитатах Земплен и Унг. Позднее революция отмела и эту легенду. До легенд ли было в такую пору, когда надлежало совершать воистину легендарные дела, когда тот самый юный гимназист из Уйхея, который некогда подбил из пращи цыплят трактирщика Тоота, вдохновлял на битвы свои редеющие полки.

Ну, раз уж пришлось упомянуть трактирщика Тоота, я расскажу об этой легенде, поскольку через него-то она и пошла гулять по свету. Впрочем, это и не его вина, так как никому не раскрывал он своей тайны, если не считать жены (впрочем, он и об этом жалеет). Тем не менее и подобной откровенности оказалось вполне достаточно, чтобы тайна перестала быть тайной.

А Тоот рассказал будто бы следующее. Когда управляющий Будаи остался наедине с Ботом у дверей склепа, Тоот все еще находился на чердаке, так как стеснялся сойти оттуда при столь большом стечении народа, и через щель видел и слышал, как почтенный Будаи, взяв секретаря за лацкан пальто и пристально глядя на него пронизывающим взглядом, угрюмо сказал:

– А знаете ли вы, господин секретарь, что ночью я открывал гроб и тела графа Бутлера в нем не оказалось?

Секретарь испуганно оглянулся вокруг и пролепетал в страхе:

– Что же там было?

– Деревянная кукла в куче песка и стружек.

– Ну, а еще?! – зловеще бросил Бот и посмотрел на старика леденящим кровь взглядом.

– На груди у куклы табличка, – тихо продолжал управляющий Будаи, – на которой написано: «Тасе!»[108]108
  Молчи! (лат.)


[Закрыть]

– Ergo tace![109]109
  Значит, молчи! (лат.)


[Закрыть] – мрачно, с угрозой в голосе заключил секретарь.

Вот какая легенда распространилась в те времена. Но поскольку всегда находятся люди – к числу таких принадлежал и почтенный Тоот, – которые не верят, что их любимые герои, как, например, Наполеон, умирают, а между тем каждый знает, что все люди на земле смертны, то в эту малоправдоподобную сказку и верили и не верили. Узнать что-либо более достоверное было уже невозможно, потому что старый Будаи умер через три недели после похорон графа, а секретарь Бот навсегда исчез из этих краев сразу же после погребальной церемонии. Так что один бог знает, кто прав! Но после того как следующей весной Пирошка Хорват тоже продала свое борноцкое имение одному моравскому графу и покинула здешние места, да и вообще Венгрию, и даже след ее простыл, число поверивших в легенду трактирщика Тоота значительно возросло. А Тоот, покуривая свою неизменную трубку, до самой смерти тешил себя мечтой, что где-нибудь в тихом уголке большого мира живет – непременно живет! – счастливая пара, которая по воскресеньям ставит на стол два красных бокала, украшенных серебряными оленями, и, попивая из них вино, нет-нет да вспоминает его, приговаривая: «Жив ли еще добрый старый Тоот в Оласрёске?»

Долго жила эта легенда даже в кругах высшей знати, то исчезая, то возрождаясь, не получая, однако, слишком широкого распространения. Это видно из того, что гроб до настоящего времени так и не открыли (хоть и об этом был разговор).

Спит спокойно граф Бутлер, если он действительно находится в этом гробу, – мужчина, красивее которого с тех пор не было в комитате Унг. Тихое пристанище, склеп в Доборуске, самое подходящее место для вечного сна: кругом царит молчание, исчезли и леса, не слышно больше их величавого шума. И только лягушки квакают иногда в ближних болотах:

«Прравят попы! Прравят попы!»

1900

ПРИМЕЧАНИЯ

ВЫБОРЫ В ВЕНГРИИ

Роман состоит из трех самостоятельных первоначально частей, созданных писателем в разные годы. Сначала была написана нынешняя вторая часть романа-письма Меньхерта Катанги о парламентской жизни, адресованные жене. По существу, это были очередные «парламентские очерки» Миксата, который, став с 1887 г. депутатом парламента от либеральной партии, регулярно публиковал их к газетах. На этот раз, подписав двенадцать таких очерков именем вымышленного депутата Катанги, Миксат не только давал отчет об очередных заседаниях парламента, но и создал великолепный сатирический портрет – «автопортрет» – депутата-«мамелюка» (сторонника правительства). Жизненность и художественная достоверность этого образа, увлекательность и наивная непосредственность «писем» были таковы, что читатели буквально засыпали редакцию «Пешти хирлап» («Пештский вестник») просьбами рассказать подробно историю Меньхерта Катанги, которого они приняли за реальное лицо, – этого авантюриста-депутата, столь уютно и прочно обосновавшегося под крышей всеядного венгерского парламента. В ответ на эти пожелания Миксат написал сатирически гротескную биографию своего «героя» («Беспокойная жизнь и приключения, падение и возвышение его превосходительства господина депутата Меньхерта Катанги», 1896), рассказал там о женитьбе Катанги, использовав для этого нашумевшую тогда скандальную историю, «героем» которой был польский курортный врач из Глейхенберга, рассказал и о том, как Меньхерт Катанги баллотировался впервые в парламент. Годом позже Миксат опубликовал «Проделку в Кертвейеше» – историю второго избрания Катанги. Так сложился этот увлекательный роман-памфлет, пользующийся и поныне любовью не только венгерского, но и зарубежного читателя, – роман «Выборы в Венгрии» переведен на несколько европейских языков.

 Современная Миксату прогрессивная критика, анализируя роман, обращала особое внимание на своеобразие и тонкость сатирической манеры Миксата, на мастерство его в создании типических образов. Любопытно, что в то же время некоторые консервативные критики упрекала Миксата в равнодушии и «бесстрастности» при изображении «жульнических махинаций в общественной жизни».

 После 1945 г. роман «Выборы в Венгрии» пользовался исключительной популярностью и выдержал несколько отдельных изданий. В 1950 г, первая часть романа была переработана для театра Балажем Ленделем (пьеса называлась «История одного мандата»). «Проделка в Кертвейеше» также попала на сцену, инсценированная в 1953 г. Андрашем Бекефи и Ференцем Каринти.

«Пешти хирлап» – либеральная газета (1841—1944).

Пожонь – ныне Братислава.

Коложвар – ныне Клуж.

Феньвеши Ференц (1855—1903) – адвокат, депутат парламента от либеральной партии.

Кенеди Геза (1853—1935) – журналист и депутат парламента; газету «Пешти хирлап» редактировал в 1881–1902 гг.

Хуняди Янош (ок. 1387—1456) – известный полководец и правитель Венгерского королевства; родом из трансильванских дворян.

…как бы Яноша Корвина на его мачехе Беатрисе женить и на трон посадить. – Корвин Янош (1473—1504) – сын короля Матяша, не признанный королем крупными феодалами.

…Ференца Кошута хотите женить на какой-нибудь эрцгерцогине, чтобы наш государь Франц-Иосиф тут же полкоролевства ему отписал. – Кошут Ференц (1841—1914) – сын Лайоша Кошута; после смерти отца (1894) вернулся на родину и, основав свою партию, выступал за независимость Венгрии (достижение которой дворянство порой мыслило себе самым нереальным образом, на что и намекает писатель).

Ракоци Ференц II (1676—1735) – национальный герой, трансильванский князь, возглавивший освободительную борьбу венгерского парода против Габсбургов. После поражения (1711) вынужден был уехать в изгнание. Умер в Турции.

Иосиф II (1741—1790) – австрийский император, известный некоторыми либеральными начинаниями.

…давно уже под сводами храма капуцинов покоился. – Иосиф II похоронен, как и остальные Габсбурги, в склепе венской церкви капуцинов.

«Пуристами» (от лат. purus – чистый) назывались в венгерской либеральной партии противники уступок церкви.

Менюш – уменьшительное от Меньхерт.

Штурм Альберт – учитель и журналист, вел отдел парламентских новостей в газете «Пештер Ллойд»; в 1887—1906 гг. редактировал «Парламентский альманах», содержавший портреты и краткие биографии депутатов.

Кашша – ныне Кошице.

Печи Тамаш – деятель либеральной партии.

…родом он из Шарошского комитата. Стоп! Это уже важное отягчающее обстоятельство, – Из Шарошского комитата («шарош» – по-венг. «грязный») у Миксата происходят многие дворянские карьеристы и тунеядцы (см., например, его повесть «Кавалеры»).

Не сдавайся, «ипсилон»! – Намек на дворянство: венгерские дворянские фамилии писались с ипсилоном на конце.

Джентри – укрепившееся в Венгрии за среднепоместным дворянством его английское наименование.

Компосессор – так называли в Венгрии помещиков – совладельцев имения.

Бедного Дожу вон на раскаленный трон посадили. – Дожа Дёрдь – предводитель венгерского крестьянского восстания 1514 г. Феодалы казнили «крестьянскою короля» Дожу, посадив его живым на раскаленный железным «трон».

Пато Пал герои одноименного стихотворения Шандора Петефи, синоним беспечного лентяя.

Барнум Тейлор Финеас (1810—1891) – американский делец, антрепренер и владелец цирков, мастер беззастенчивой рекламы.

«Кайзершмарн» – род бисквита.

Лобковицы – известная к Габсбургской монархии чешская княжеская семья.

Алфёльд – Большая Венгерская низменность.

Палинка – венгерская водка.

Ведь даже из осажденного Магдебурга каждая женщина получила право хоть одного мужчину вынести. – Имеется в виду следующий исторический анекдот: в 1130 г. император Конрад III, осадив Вейнсберг (Миксат по ошибке говорит о Магдебурге), якобы разрешил женщинам покинуть город, взяв с собой лишь самое ценное. Женщины вышли за ворота, неся на спине своих мужей.

Аттила – венгерская куртка.

Батори Иштван (1533—1586) – трансильванский князь, позже польский король (известный под именем (Стефана Батория).

Ты тот самый Альвинци? – Поговорка, восходящая ко времени антинаполеоновского дворянского ополчения (1809), когда в ответ на упреки генерала Альвинци, который стыдил плохо вооруженных им же ополченцев за бегство, один вышел вперед и со словами: «Ты тот самый Альвинци?» – бросил к его ногам негодный пистолет.

Зальцкаммергут – живописная альпийская местность в Верхней Австрии.

Nervus rerum всех вещерум… – Шуточное студенческое видоизменение латинской поговорки «pecunia nervus rerum»: деньги – суть всего (букв.: «всех вещей»).

Надьварад – ныне Орадя.

Подманицкий Фридеш (1824—1907), барон – редактор, писатель, лично знавший Миксата; в течение сорока пяти лет – депутат парламента от либеральной партии.

Чаба – легендарный сын Аттилы, считался родоначальником секеев (трансильванских венгров).

Турул – сказочная птица венгерского фольклора; позже служила эмблемой шовинистов.

Нэмере – холодный восточный ветер в Трансильвании.

Фербли – венгерская карточная игра.

Куны – куманы (половцы; в XIII в. некоторые половецкие племена поселились в Венгрии, слившись с мадьярами).

Деак Ференц (1803—1876) – известный венгерский политик, подготовивший соглашение 1867 г. с Австрией; основатель либеральной партии.

Маймуна – фея сновидений.

Тиса Кальман (1830—1902) – известный деятель либеральной партии, премьер-министр Венгрии в 1875—1890 гг.

Брашшо – ныне Брашов.

Борча – уменьшительное от Борбала.

Со времен истории о цинкотайской кварте… – Одна из народных историй о короле Матяше, где тоже задаются замысловатые вопросы («цинкотайская кварта» – больше обычной).

Британика – сорт сигар.

Геллерт – гора в Буде, где, по народному поверью, ведьмы справляли шабаш.

Векерле Шандор (1848—1921) – деятель либеральной партии; будучи министром финансов, снискал благосклонность австрийского двора; в 1892—1895 гг. – премьер-министр.

Банфи Деже (1843—1911), барон – реакционный политический деятель, председатель палаты депутатов, затем (1895—1898) – премьер-министр Венгрии.

Отъелись небось в Кёсеге за королевским столом. – В городе Кёсеге в сентябре 1893 г. состоялись маневры австро-венгерской армии в присутствии Франца-Иосифа (в свиту которого были приглашены некоторые венгерские министры) и германского императора Вильгельма.

Силади Деже (1840—1901) – прогрессивный деятель либеральной партии; резко выступал против реакционеров, клерикалов. Ему принадлежит заслуга разработки антицерковных законов, принятых правительством Векерле.

Фейервари Геза (1833—1914) – генерал, до 1803 г. – военный министр.

На Лайоша Тису… Я даже вина не пью теперь. – Тиса Лайош – министр по делам королевской особы; Лукач Бела – министр торговли; Хиероними Карой – министр внутренних дел в правительстве Векерле. Бихарский комитат был политическим оплотом либералов (партии Кальмана Тисы). В Капосташмедере была тогда построена снабжавшая Будапешт водопроводная станция.

Юшт Дюла (1850—1917) – депутат от оппозиционной партии независимости (Ференца Кошута); часто враждовал со своими сотоварищами по партии, придерживаясь более радикальных убеждений.

Полони Геза (1848—1920), Этвеш Карой (1842—1916) – деятели партии независимости; первый – крайний националист; второй – разделял демократические взгляды.

Аппони Альберт (1846—1933), граф – глава национальной партии (крупных помещиков-консерваторов).

Хоранский Нандор – депутат от той же партии.

Герман Отто (1835—1914) – ученый-натуралист, депутат партии независимости от Мишкольцкого округа.

…по поводу ответа его императорского величества кёсегским городским властям. – Здесь и ниже речь идет о выступлениях Франца Иосифа, призывавшего к миру между протестантами и католиками, между различными национальностями «двуединой» габсбургской монархии и вообще к охране ее политических основ, установленных соглашенном 1867 г. с Венгрией.

Хелфи Игнац (1830—1897) – депутат от партии независимости, сторонник Лайоша Кошута и противник соглашения с Австрией.

Фабини Теофил – министр юстиции при Кальмане Тисе.

«Немзет» («Нация») – газета либеральной партии.

Гонведы (букв.: «защитники родины») – солдаты венгерской национально-освободительной армии 1848–1849 гг.

…когда наш антиклерикальный законопроект из Вены вернется. – Имеется в виду разработанный Силади и другими законопроект о введении гражданского брака и свободе вероисповедания, против которого ожесточенно выступали церковники и правое крыло либеральной партии.

Васари Колош – кардинал, архиепископ эстергомский.

Кригхаммер Эдмунд – генерал-от-кавалерии, военный министр Австро-Венгрии (1893–1906) (несмотря на существование автономного венгерского правительства, некоторые важнейшие министерства – военное, иностранных дел – были в Австро-Венгрии «общими», едиными у обеих стран).

Барта Миклош (1848—1905) – депутат от партии независимости, националистический публицист и оратор.

Папаи Иштван – возглавлял отдел государственной канцелярии, который переводил для парламента с немецкого официальные документы и королевские рескрипты.

«Пешти напло» – либеральная столичная газета (1850–1939).

Каройи Габор (1841—1895) – депутат от партии независимости; происходил из реакционной графской семьи, которая от него отказалась из-за его симпатий к Кошуту.

…а Кошута кто венгерского подданства лишил? – По закону, принятому парламентом в 1890 г., Кошут, живший в эмиграции, терял венгерское подданство.

Хорват Дюла – депутат от либеральной партии, примкнувший к национальной партии Аппони.

Юришич Миклош – воевода, оборонявший крепость Кёсег от войск турецкого султана Сулеймана (XVI в.).

…Пазманди все испортит. Ты ведь знаешь Дини, какой он: ветреней Лилиомфи, надоедливей Пала При. – Пазманди Денеш – депутат от партии независимости. Миксат части его высмеивал за небескорыстное вмешательство в обсуждаемые дела (Дини – уменьшительное от Денеш). Лилиомфи – влюбленный юноша из одноименной комедии Э. Сиглигети (1814—1878). При Пал – один из популярных комедийных персонажей, синоним «приставалы».

Зач Фелициан – средневековый венгерский феодал, в 1330 г. с мечом напавший на короля и королеву (чей брат, по преданию, обесчестил его дочь).

Молдован Гергей – журналист, по происхождению румын, защищавший националистическую венгерскую политику в Трансильвании.

Братья Легради – известные книгоиздатели, выпускавшие сочинения Миксата, а также газету «Пешти хирлап» (где печатались «Письма» Катанги).

Тарок – карточная игра.

Дарани Игнац (1849—1927) – адвокат, либеральный политик.

Бёти Алджернон – крупный помещик, близкий к семейству Тисы, и депутат от либеральной партии; был известным рассказчиком анекдотов.

…о боксёгском покушении. – Одно из злободневных политических событий того времени: близ станции Боксёг, через которую должен был проезжать Франц-Иосиф, оказались разобраны рельсы, в чем будапештские газеты обвинили румынских националистов.

Хегедюш Шандор – либеральный депутат и журналист.

Микеш Келемен (1690—1761) – приближенный Ференца Ракоци II, разделивший с ним жизнь в изгнании (на острове Родос), о которой рассказал в своих «Турецких письмах».

«Февароши лапок» – столичная газета с литературной страницей.

Гвадани Йожеф (1725—1801) – поэт и автор «Всемирной истории» в шести книгах.

Иванка Оскар – депутат от национальной партии.

Хокк Янош – католический священник, политический деятель.

Ашбот Янош – консервативный публицист и писатель.

Феньвеши я нашел в бильярдной (больше у нас нигде зеркал нет). – Феньвеши слыл образцом мужской красоты, над чем и подтрунивал Миксат.

Квинт – пять карт подряд одной масти (и пикете).

Бекшич Густав (1847–1906) – публицист, депутат; очень умеренный либерал.

Мадарас Йожеф (1814—1915) – участник революции 1848 г.; самый радикальный депутат от партии независимости.

Тали Кальман (1839– 1909) – поэт, историк, занимался эпохой Ракоци; депутат от той же партии.

Феррарис Артур – модный в высшем свете портретист.

Футтаки Дюла редактор правительственной газеты.

Перцель Беньямин – один из секретарей палаты депутатов.

Угронисты – сторонники Угрона Габора (1847–1911) – влиятельного оппозиционного (националистического) политика и оратора.

Шлаух Лёринц – каноник, а позже кардинал, ярый противник законопроекта.

Берзевици Альберт (1853—1936) – консервативный политик и писатель; статс-секретарь министерства культов; с 1905 г. – президент Венгерской Академии наук.

Казино – здесь: столичный аристократический клуб; оказывал реакционное влияние на общественную жизнь.