Текст книги "Ртуть (ЛП)"
Автор книги: Калли Харт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 40 страниц)
ГЛАВА 33.
КРОВЬ В БЛАГОДАРНОСТЬ
– Не могу поверить, что мы просто позволили забрать ее. – Лоррет расхаживал взад-вперед перед столом с картами, сжимая руки в кулаки. Каждый раз, когда он поворачивался, он задевал что-то ножнами Авизиета, явно не привыкший носить оружие. – Мы должны были, черт возьми, что-то предпринять!
– Например? – Я никогда раньше не видела Рена таким подавленным. Он сидел во главе стола и грыз ноготь большого пальца. С тех пор как мы вернулись сюда, окоченевшие и промокшие до нитки, генерал разработал несколько планов, разговаривая вслух сам с собой, но каждый раз спотыкался на чем-то и начинал все сначала. Теперь же казалось, что он официально сдался.
Фишер не произнес ни слова с тех пор, как вошел внутрь и уселся на стул напротив. Он просто смотрел на меня, море зелени и серебра, застывшее на моем лице. Быть объектом такого пристального внимания поначалу смущало, но за прошедший час я привыкла к этому и стала смотреть на него в ответ, мысленно подталкивая его, пытаясь уговорить сказать что-нибудь.
– Ну же. Поговори со мной. Скажи что-нибудь. Что угодно, – тихо просила я. – Ты не можешь просто закрыться. – Но по-прежнему ни слова. Очевидно, он считал, что просто застыть – вполне приемлемый способ справиться с ситуацией.
– Должен же быть какой-то выход. – Лоррет со злостью пнул кучу дров, сложенных у камина. Один из кусков раскололся на части. Не обращая внимания на беспорядок, который он устроил, он развернулся и, ударив Авизиетом по голени Рена, помчался к выходу. Прямо перед тем, как выскочить из палатки, он снова развернулся и бросился обратно. – Фишер, в библиотеке Калиша тысячи текстов. В одном из них должно быть что-то об этом. Твой отец десятилетиями изучал проклятие крови. Наверняка он что-то выяснил. Как очистить кровь раба. Как уничтожить чары, связывающие хозяина и раба, до того, как начнется обращение.
Фишер нахмурил брови. Он смотрел на меня еще пристальнее.
– Фишер? – проворчал Лоррет.
– Он тебя не слышит, – устало сказал Рен. Он сжал переносицу и откинулся на стуле. – Дайте ему немного времени. Он думает.
– В Калише может быть информация об этом? – Спросила я. Но Фишер, казалось, не слышал меня. Вот дерьмо. Если он не собирался отвечать мне, то остальным придется ввести меня в курс дела, потому что мой мозг был готов взорваться.
– Почему укус Малкольма так отличается от укусов других вампиров? – спросила я, требовательно глядя на Рена, словно провоцируя отмахнуться от вопроса. К счастью, он ответил.
– Малкольм был первым пострадавшим от проклятия крови. Самым первым. Когда Рюрик Дайант, последний ивелийский король, нашел лекарство, Малкольм был одним из немногих, кто решил остаться вампиром. На протяжении веков остальные, принявшие проклятие, планомерно уничтожались, пока не остался только Малкольм. Ходили слухи, что Малкольм каким-то образом поглотил их силу. Ему тысячи лет, он бессмертен и не стареет. С каждым годом он становится все сильнее и сильнее. Его яд обладает невообразимой силой. Когда один из его лордов кусает жертву, он может питаться, не убивая. Если они кусают одного и того же человека несколько раз, в конце концов он становится очарованным…
– Вот. Это слово. Что это значит?
– Жертва привязывается к вампиру, который ее укусил, – сказал Лоррет, вступая в разговор. – Ее жизненной целью становится удовлетворение его потребностей. Она будет служить ему едой и исполнять все желания своего хозяина, не задумываясь о себе. Неизбежно хозяевам становится скучно, они осушают их, и тогда рабы умирают. Через три дня они обращаются, и становятся теми, кого ты видела на реке.
– Но Эверлейн… – Я больше ничего не могла сказать. От одной мысли о том, как этот ублюдок впивается зубами в ее шею, мне хотелось блевать.
– Малкольму достаточно укусить один раз, чтобы создать раба. Эверлейн теперь полностью под его контролем. Даже если бы мы ворвались в Аммонтрайет и сумели освободить ее, она бы не ушла. Она бы сражалась с нами, чтобы угодить своему хозяину. А чуть меньше чем через пятьдесят шесть часов она умрет.
– Не говори так! Мы не можем знать этого наверняка. Он может решить не осушать ее. Может, он просто использует ее как разменную монету для…
– Яд Малкольма смертелен, Саэрис. Достаточно одной капли. Теперь ему не нужно осушать ее, чтобы убить. Дело сделано. Перед Эверлейн лежат только два возможных пути. Если Малкольм позволит ей выпить его крови, и она действительно это сделает, то она обратится и станет кем-то вроде лордов Малкольма. Если же она откажется пить кровь Малкольма, или он откажет ей в этом, то она умрет и вернется вампиром.
Эти слова как-то проникли в Фишера. Задели что-то глубоко внутри и разрушили стену, за которой он пытался спрятаться. Он встал из-за стола, резко вдохнул и провел руками по волосам.
– С возвращением, – прошептал Рен.
Фишер собирался что-то сказать, но тут пола палатки отлетела в сторону, и вошла Дания, все еще одетая в свои доспехи, оставшиеся после сражения. Ее глаза пылали гневом. Она зарычала, оскалив зубы, и бросилась через палатку прямо на Лоррета.
– Дания… – попытался остановить ее Рен. Но было уже поздно. Женщина-воин занесла кулак и ударила Лоррета в лицо. Он видел, что она приближается. Он выпрямился и сложил руки на груди, но не сделал ничего, чтобы помешать ей. От ее удара у него из носа хлынула кровь.
– Ублюдок! Отдай его мне. Отдай мне мой гребаный меч!
– Это больше не твой меч, Дания, – сказал Фишер.
– Черта с два. Я владела этим оружием триста тринадцать лет! Я заслуживаю его!
– Твой отец передал его тебе, – сухо поправил Фишер. – Меч, который ты когда-то носила, был разрушен и отлит заново. Этот клинок – новый. Он выбрал Лоррета.
– Он мой, – прорычала Дания. Мы все видели, как она бросилась к Авизиету. Я не могла удержать ее от столь опрометчивого поступка, но Фишер, Рен и Лоррет могли. И никто из них этого не сделал. Некоторые уроки приходится усваивать на собственном горьком опыте. Меч, который она считала своим, уже замолчал, когда был отдан ей. В нем не осталось даже отголоска магии. Возможно, она слышала рассказы о том, что случится с человеком, если он прикоснется к божественному мечу, который ему не принадлежит, но ее самоуверенность была такой безграничной, что она действительно верила, что оружие, висевшее у бедра Лоррета, ее собственность. Он позволил ей взять его. Как только ее ладонь сомкнулась вокруг рукояти, она издала пронзительный крик, и ее рука взорвалась облаком красного. Ударная волна ослепительно-белого света вырвалась из рукояти Авизиета, и Данию швырнуло через весь штаб. Она рухнула на стул, мгновенно превратив его в щепки.
– Святые гребаные боги, – произнес Рен. – Она осталась без руки.
– Может, теперь она перестанет бить людей по лицу. – В голосе Фишера не было ни капли сочувствия. Он подошел и встал над Данией, его глаза сверкали и были холодными как лед. Тем временем Дания очнулась от явного обморока и поняла, что случилось с ее рукой. С ее боевой рукой. Я приготовилась к новому крику, но вместо этого она захлебнулась рыданием.
– О, боги! Нет. Нет, нет, нет!
– Есть шанс, что это можно исправить. Если я отправлю тебя в Калиш и тебя осмотрит целительница, ты перестанешь нести всякую чушь и успокоишься, мать твою? – сердито спросил Фишер.
Дания не заслуживала того, чтобы ей возвращали руку. Ее выходки достигли такого уровня, что ей пора было испытать последствия своего дерьмового поведения. Это не было милосердной мыслью, но меня достали ее вспышки раздражения. Она вела себя как стерва с тех пор, как Кингфишер появился в лагере. У нас были дела поважнее, чем взбалмошная воительница, которая закатывала истерику каждый раз, когда появлялась в этой гребаной палатке. К счастью для нее, Фишер был более снисходителен, чем я.
– Да, – простонала Дания. Она сжимала кровоточащий обрубок запястья, по щекам текли слезы. – Я сделаю это. Я… клянусь.
– Так это все? Ты возвращаешься в Калиш? – спросил Рен.
– Мы все. Трое из нас должны увидеться с Те Леной. А потом мы разнесем эту библиотеку на части, пока не найдем способ помочь Эверлейн. У нас есть время. Не так много, но есть. Мы должны использовать его с умом.
Ренфис стал белым как полотно. Если я не ошибалась, его руки теперь тряслись от облегчения, а не от беспокойства. Фишер взял ситуацию в свои руки, а это означало, что он не отвечает за поиск выхода из этой катастрофической ситуации. Он открыл рот, готовый заговорить, но Фишер опередил его.
– Прежде чем мы покинем эту палатку, нам нужно кое-что сделать. – Он решительно посмотрел на меня. – Наш алхимик сегодня встретилась с врагом лицом к лицу и храбро сражалась. Среди нас есть воин с новой кровью.
О нет.
Боги.
Нет.
Я не хотела, чтобы кто-то из них так на меня смотрел. Тихая гордость Фишера. Теплое одобрение Рена. Волчья ухмылка Лоррета. При обычных обстоятельствах мне было бы приятно получить признание за уничтоженных мною вампиров, но, учитывая столь мрачную перспективу Эверлейн, я не могла этого вынести.
– Я не хочу никакого шума, – сказала я.
– Ты не хочешь шума? – Лоррет рассмеялся. – Дело не в тебе, Саэрис. Речь идет о том, что мы должны признать одного из своих и оказать должное уважение. Ты не имеешь права голоса в этом вопросе.
Я посмотрела на Рена, ища помощи, но он виновато пожал плечами.
– Извини. Он прав.
– Слушай, что бы это ни было, оно может подождать. Мы в самом разгаре кризиса. Позже будет время для… Я даже не знаю, что ты собираешься делать, но это может подождать!
Мои доводы не убедили Фишера. Совсем. Он прислонился спиной к столу, сложив руки на груди.
– Мы не откладываем такие вещи. Идет война. Нет никакой гарантии, что кто-то из нас проснется завтра. Мы празднуем наши победы по мере их поступления. И мы, черт побери, должны быть уверены, что наши воины знают себе цену.
Лоррет первым шагнул вперед. Он достал Авизиет и опустился на колени, проведя ладонью по лезвию. По его следу потекла струйка алой крови. Он прижал руку к моей груди, прямо между грудями. Контакт не был сексуальным, но Кингфишер все равно слегка вздрогнул.
– Моя кровь в благодарность, сестра, – мягко сказал Лоррет.
Он встал, продолжая ухмыляться, как идиот, и отошел в сторону, чтобы Ренфис мог занять его место. Генерал опустился на колени, затем кивнул, рассекая кинжалом руку, и приложил ее к кровавому отпечатку, оставленному Лорретом.
– Для меня было честью сражаться рядом с тобой, – сказал он. – Моя кровь в знак благодарности, сестра.
Мои щеки пылали, температура была выше тысячи градусов, когда Фишер тихо подошел и опустился на колени у моих ног. Его темные волосы рассыпались по плечам, а кожа была бледной в мерцающем свете факелов. Однако его взгляд был уверенным. Его глаза пронзили меня насквозь, когда он вытащил Нимерель и сомкнул кулак вокруг его лезвия. Положив руку мне на грудь, он постукивал указательным и средним пальцами по грудине в такт моему бешено колотящемуся сердцу. Одарив меня очень усталой, очень печальной улыбкой, он сказал:
– Я отдаю тебе свою кровь в знак благодарности, Саэрис Фейн.
ГЛАВА 34.
ТАЙНА
Сначала он звал меня «Человек». Затем – «Ошеллит» или «Оша», произнося это с большой долей презрения. Потом – «малышка Оша», сначала насмешливо, а потом ласково.
Фишер впервые произнес мое имя. Наконец-то. И это было… странно.
Лоррет нахмурился, потирая грудь костяшками пальцев. Рен тихо рассмеялся, пригнув голову. Дания сказала что-то на древнем языке фей и сплюнула на землю, все еще прижимая к себе дымящийся обрубок правой руки. Но к черту Данию. Она был хуже всех. А я? Я просто стояла как идиотка, не зная, что делать или говорить, пока шок пробирал меня до костей.
Фишер сразу же принялся за дело, открыв темные врата. Я прошла через них первой и оказалась в столовой, где впервые столкнулась с вампирами. Я села за стол, нетерпеливо постукивая ногтями по дереву в ожидании остальных. Следующей оказалась Дания. Она нахмурилась, когда увидела меня. Ее толстая светлая военная коса была забрызгана кровью.
– Ты только посмотри на нее. Маленькая выскочка-алхимик, занявшая почетное место за семейным столом. Тебе лучше пересесть, пока не появились остальные, иначе ты окажешься в очень неловком положении.
Я сидела там, где обычно, справа от кресла Фишера. Но то, как Дания усмехнулась, заставило меня подумать, что я совершила какую-то серьезную ошибку. Это был не первый раз, когда кто-то реагировал на то, что я сижу здесь. Сначала были огненные эльфы. Арчер вспыхнул, увидев, что я сижу на этом месте. Потом был Рен, подавившийся едой. Я подняла глаза к потолку, откинувшись на спинку стула.
– Что в этом такого? Это всего лишь стул. – Я сказала это как можно легкомысленнее. Если бы она поняла, что ее ответ мне действительно интересен, то, наверное, не стала бы ничего говорить.
Дания пнула ногой по ножкам стула напротив меня, отодвигая его, чтобы сесть.
– Это место предназначено для хозяйки дома, глупая девчонка. Согласно этикету, только жене Фишера разрешается сидеть на этом месте. Это почетное место, предназначенное для женщины-феи, родившейся в одном из старых домов, а ты тут расселась, словно это чертово место принадлежит тебе. Это уже достаточно оскорбительно, что он вообще позволяет человеку сидеть с ним за одним столом. Но это… – Она махнула на меня здоровой рукой. – Это просто слишком. Как я и сказала. Тебе стоит пересесть.
Пока она говорила, Рен шагнул через врата, неся под мышкой груду книг, кожаные сумки и шесть или семь длинных свернутых свитков. Дания ухмыльнулась, как будто я уже в дерьме и ей не терпится посмотреть, как я буду оправдываться. Но Рен оценил обстановку, подмигнул мне и сказал:
– Не волнуйся, Саэрис. Ты идеально смотришься там, где ты есть.
Дания выглядела пораженной.
– Какого хрена? Вы все относитесь к ней как к какому-то важному иностранному послу. Она всего лишь человек. Какие еще правила ей позволено нарушать?
Я не слышала, как Фишер прошел сквозь врата. Но я почувствовала его присутствие – приятное тепло в глубине моего сознания. Аромат леса окутал меня, когда сильные татуированные руки легли мне на плечи.
– Никакие правила не были нарушены, Дания. А даже если бы и были, тебя это не касается.
Женщина ахнула, увидев, что он стоит у меня за спиной, а его руки лежат на мне.
– Ты не можешь говорить серьезно, Фишер. Мы все знаем, что ты с ней трахался. Весь лагерь чувствует запах от вас двоих. Но она человек…
– И что? – Рен с рычанием бросил все, что нес, на пол. – Она благородная и отважная, не говоря уже о том, что является самым могущественным алхимиком из всех, что когда-либо были известны. Она обезоружила тебя за полсекунды, если помнишь. Кто ты, блядь, такая, чтобы говорить, что они с Фишером не могут быть вместе?
Ого. Вместе? Я почувствовала, как Фишер напрягся у меня за спиной. Сейчас он отпустит какое-нибудь язвительное замечание и скажет, чтобы они не вели себя как придурки. Я посмеюсь над его презрительным комментарием в адрес сказанного Реном, и мы все вернемся к действительно важному делу – Эверлейн.
Но Фишер очень спокойным тоном сказал:
– Моя личная жизнь не подлежит публичному обсуждению.
– Твою мать. Почему здесь так холодно? – Кэррион нес под мышкой меч и комнатное растение, все еще одетый в свой теплый плащ с меховым воротником.
– Я нашел его в кузнице, – сказал Лоррет, выходя через врата. – Он еще спал.
– Эй, не говори так! – Свифт бросил на него обиженный взгляд. – У нас была очень длинная ночь, знаешь ли.
– Ты проспал битву, – сказал Лоррет.
– А я очень крепко сплю!
– Что это за растение? – спросил Рен.
Кэррион пожал плечами.
– Не знаю, мне понравилось, как оно выглядит. Это было единственное зеленое растение на целую милю среди всей этой белизны. Я решил, что оно заслуживает заботы, раз оно справилось с тем, что выросло из снежного сугроба. К тому же в моей палатке было совершенно пусто. Нужно было немного украсить интерьер.
– Ради всего святого. Это просто нелепо. – Дания поднялась со стула. – Я не могу больше ни минуты провести здесь с этими безмозглыми людьми. Только потому, что они… красивые… – Она пошатнулась, ее глаза остекленели. Вздернув подбородок, она потянулась к краю стола, но ее пальцы не нашли ничего, кроме воздуха.
– Лоррет? – тихо сказал Фишер.
– Черт, обязательно я?
– Пожалуйста?
Лоррет с ворчанием пересек столовую в четыре больших шага и поймал Данию в тот самый момент, когда она потеряла сознание. Он не выглядел довольным тем, что держит женщину на руках, и я не могла сказать, что виню его за это.
– Она потеряла много крови, – вздохнул Фишер. – Пойдем. Нужно отнести ее к целителю.
– А как же мы? – спросила я. – Мы не можем просто сидеть здесь. Нужно что-то делать.
Фишер потянулся ко мне. Я подняла руку, ровно настолько, чтобы он мог на секунду коснуться моего указательного пальца.
– Иди в кузницу. Приступай к работе над реликвиями. Сделай их как можно больше, Саэрис. У меня такое чувство, что они нам понадобятся.
Рен ушел с остальными, сказав, что ему нужно проверить территорию и сообщить стражам о нашем появлении. Как только мы остались одни, Кэррион сбросил плащ и решительно указал на дверь, за которую только что вышли воины.
– Ты это слышала? – сказал он.
– Что?
– Эта горячая блондинка сказала, что я симпатичный.
– Живые боги, Кэррион. Только не говори мне, что ты неравнодушен к Дании. Она совершенно ужасная.
– Да. – Он хищно ухмыльнулся. – Мне нравятся девушки с острым язычком и плохим отношением к жизни. От этого мой член становится твердым.
Дождь, слава богам, прекратился.
Оникс забежал в кузницу, уткнувшись носом в землю, а когда увидел меня, взвизгнул и задрожал всем телом от радостного возбуждения. Я потратила полчаса на то, чтобы накормить его лакомствами из тарелки с едой, которую нам принес робкий огненный эльф, а потом он, довольный и сытый, отправился во двор посидеть в темноте, задрав свою маленькую пушистую головку к звездам. Было уже далеко за полночь. Если бы это был обычный день, нам следовало бы подумать о том, чтобы лечь спать, но мы проспали от рассвета до заката, когда Рен ворвался к нам, чтобы сообщить, что у реки стоит орда. И после сражения и уничтожения стольких вампиров, а затем ужасного известия о пленении Эверлейн я не могла спать.
Хорошо, что у меня была целая гора работы, чтобы занять себя.
Крошечный шарик ртути медленно вращался на дне тигля против часовой стрелки. Переговоры с этой ртутью оказались сложнее, чем, когда я ковала Авизиет. Она настаивала, что ей ничего не нужно, что она не заинтересована в том, чтобы быть реликвией. Ей надоело, что я тыкаю и тыкаю в нее, и она не хотела, чтобы ее больше беспокоили.
– Мы теряем время. И я в замешательстве. У тебя есть возможность приказать этой штуке делать то, что тебе нужно. Почему бы тебе просто не заставить ее подчиниться? – спросил Кэррион.
– Я не собираюсь ни к чему ее принуждать. Она разумна, Кэррион. У нее есть свой разум. Она думает. Она говорит, – я бы хотела, чтобы это было не так, – и я не собираюсь заставлять ее делать то, чего она не хочет.
Кэррион знал о сделке, которую Фишер обманом заставил меня заключить. Он знал, что я чувствовала, когда меня лишили свободы воли. Удивительно, что он вообще предложил это. Он достал из деревянного сундука у печи одно из колец фей и подбросил его в воздух. Серебро сверкало, пока оно вращалось в воздухе. Он рассеянно сказал:
– Я так понимаю, ты простила нашего великодушного похитителя за его злодеяния? Похоже, вы с ним очень близки.
– Я не буду обсуждать Фишера с тобой. – Я отложила тигель, чтобы разжечь угли в печи.
– Почему нет? Как ты мне недавно так убедительно напомнила, мы не бывшие. Мы переспали всего один раз. Уверяю тебя, ты не ранишь мои чувства. – Он прислонился к скамейке в ожидании.
– Я не хочу говорить с тобой о нем, потому что ты используешь все, что я скажу, чтобы насмехаться надо мной. Иди сюда и качай эти мехи.
Он выглядел оскорбленным.
– Что, теперь я твой раб?
– Если ты настаиваешь на том, чтобы оставаться здесь и раздражать меня, то ты должен быть хотя бы полезен. Таковы правила.
Он скорчил гримасу, но все же подошел, взялся за ручки мехов и начал их качать.
– Давай. Мы застряли здесь на несколько часов. Ты можешь поделиться со мной. Я не буду подкалывать тебя, обещаю.
Я фыркнула. Обещания Кэрриона не стоили бумаги, на которой были написаны. Он был известен тем, что клялся направо и налево, а потом не сдерживал своего слова. Было бы очень глупо с моей стороны ожидать, что он сдержит это обещание… Но я обнаружила, что начала говорить.
– Я простила его, я, полагаю. Да. Он не заставлял меня делать ничего, что причинило бы боль мне или кому-либо еще. Он заставлял меня что-то делать, потому что считал, что так я буду в безопасности. И он знает, что произойдет, если он когда-нибудь сделает это снова.
Это, конечно, заслуживало ехидного замечания со стороны Кэрриона. Но нет. Все пять кругов ада, должно быть, замерли. Он просто кивнул.
– Знаешь, мне показалось странным, когда он подкупил меня, чтобы я искупался ради ботинок. Я спросил одну из эльфов, которые пришли искупать меня. Ну, знаешь, одна из водных эльфов с огромной… – Он изобразил руками две внушительных груди. – Я спросил ее, зачем они пытаются содрать с меня три слоя кожи этим странным мхом, и они сказали, что он особенный. Мол, феи, которые часто занимаются сексом, любят его, потому что он уничтожает запахи их других партнеров. Я не мог понять, почему Фишера волнует, что я пахну как те тройняшки, которые только что начали работать у Калы…
– Боги, ты неисправим.
Он вздернул брови.
– Но потом я понял, что дело в тебе. Он не хотел, чтобы от меня пахло тобой.
Я воздержалась от комментариев. Я подозревала, что именно поэтому Фишер заставил Кэрриона принять ту ванну, но никогда не говорила об этом вслух. Даже для того, чтобы поддеть его. Я не понимала, что чувствовала по этому поводу. И я была слишком труслива, чтобы признаться в том, что я чувствую сейчас.
Я взяла тигель щипцами. По пути к печи Кэррион снова подбросил в воздух кольцо, которое вертел в руках, и я схватила его раньше, чем он успел его поймать, и опустила в тигель с ртутью.
– Что? Тебе нечего сказать по этому поводу? – спросил он.
– Не совсем. Кто знает, зачем он это сделал. Может, он просто подумал, что ты воняешь.
– Эй!
– Слушай, у Фишера есть свои секреты. Я не сую свой нос туда, куда…
– Секрет…
Я замолчала, наклонив голову. Я ведь услышала это, верно? Ртуть только что заговорила?
– Что? – спросила я вслух.
– Я сказал, – начал Кэррион, но я прижала палец к губам, свирепо глядя на него, а затем указала на тигель. Он сразу все понял и закрыл рот.
– Секрет, – прошептала ртуть. – Мы любим секреты. Мы изменимся ради тебя, если ты расскажешь нам один.
Хм. Так вот чего хотела эта ртуть. Один секрет? С этим я справлюсь. Я усвоила урок после того, как отдала песню ртути Авизиета, и она исчезла из памяти всех, кроме меня. На этот раз я буду умнее.
– Если я расскажу тебе секрет, буду ли я помнить его потом? – Спросила я вслух.
– Конечно, – ответил голос.
– А будет ли это по-прежнему секретом?
– Ты будешь знать, и я тоже. Но больше я никому не скажу, клянусь.
Хорошо. Значит, она ничего не сотрет из моего сознания и не расскажет, чтобы все об этом знали. Значит, беспокоиться не о чем, подумала я. На этот раз я не стала говорить вслух. Я сказала это только ртути.
– Я больше не хочу возвращаться в Зилварен. Во всяком случае, не навсегда. Я хочу вернуться домой, чтобы забрать Хейдена и Элроя сюда, в Ивелию.
Это не было самой яркой и сокрушительной сплетней, какую только можно себе представить. Но признаться в этом было для меня очень тяжело. Каждую минуту здесь я проводила, борясь за возвращение домой, чтобы спасти брата и друга. Но потом я узнала, что они не нуждаются в спасении. Не так сильно, как я думала. И я нашла здесь друзей. Друзей, которые были мне дороги, которым я могла помочь выиграть войну, завладевшую их жизнями на сотни лет.
И еще был Фишер.
На этом фронте все было неопределенно. Возможно, я обманывала себя, и он бросит меня после того, как повеселится. Но в любом случае… я не хотела покидать его.
Ртуть переливалась в тигле, образуя на его поверхности геометрические узоры. Это было красиво, но странно – раньше я не видела, чтобы ртуть вела себя подобным образом.
– Да, хороший секрет. Очень хороший. Ты хочешь остаться. Ты хочешь спасти его. Ты должна. Ты должна.
Я нахмурилась, внимательно наблюдая за тем, как ртуть вибрирует рядом с кольцом в чаше тигля.
– Спасти его? – подумала я. – Хейдена? Да, я хочу забрать его сюда.
– Не брата. Кингггггфишерррра, – гудела ртуть. – Спаси его. Спаси врата. Спаси Ивелию.
– Обожаю, когда ты погружаешься в напряженные беседы с жутким портальным металлом, – проворчал Кэррион, запрыгивая на верстак. – Захватывающе наблюдать, как ты делаешь всю эту гимнастику для лица.
– Минутку, Кэррион, – прошептала я. Затем, обращаясь к ртути, я спросила: – Что значит «спасти Кингфишера»? Он здесь. С ним все в порядке.
Я наблюдала, как ртуть обволакивает поверхность кольца, покрывая его, проникает внутрь. Она говорила:
– Мы – символ. Ключ. Реликвия. Щит. – Слова накладывались друг на друга, как слои ткани, но я все равно прекрасно слышала каждое из них.
– Запечатай нас кровью, алхимик, – потребовала реликвия.
Кровью. В конце концов все всегда сводилось к крови. Вздохнув, я достала кинжал, который Фишер дал мне еще в Зимнем дворце, и уколола им кончик указательного пальца. На нем выступила крошечная бусинка блестящей красной крови.
– Уф, кажется, меня сейчас стошнит, – простонал Кэррион, глядя в потолок. – Я плохо переношу вид крови.
Я закатила глаза, сжала палец и поднесла его к тиглю. Крошечная бусинка, покачиваясь, превратилась в слезинку, а затем упала, ударившись о кольцо. Дикость. Моя кровь не скатилась с кольца. Она впиталась в него, как ртуть.
– Завершено. Мы завершены.
Взяв кольцо, я поднесла его к свету и почувствовала, что оно действительно готово. И ключ, и замок. Целое. Я не могла объяснить, откуда я знала, что все получилось, но я была уверена. Серебряное кольцо было красивым, на нем сохранилась первоначальная гравировка, кому бы оно ни принадлежало, владелец будет доволен, что на нем сохранился герб его семьи.
– Но что ты имела в виду, говоря о спасении Фишера? – спросила я. – Он в безопасности. Почему его нужно спасать?
Кольцо ничего не ответило.
Вообще ничего.
Меня охватило разочарование, и я не знала, почему я это сделала, но я была вынуждена действовать. Я даже не осознавала, что делаю, когда надевала только что изготовленную реликвию на средний палец.
Кузница погрузилась в темноту.
Ледяной ветер пронзил меня насквозь, терзая мою душу. И звук. Боги, этот звук. Миллион разных голосов, поющих с оглушительной мощью.
АННОРАТ МОР! АННОРАТ МОР! АННОРАТ МОР! АННОРАТ МОР! АННОРАТ МОР! АННОРАТ МОР!
– Саэрис?
Гул голосов смолк. Свечи в кузнице загорелись ярче, пламя взметнулось вверх по задней стенке печи, облизывая почерневшую кирпичную кладку. А затем, как и несколько мгновений назад, все снова стало нормальным.
Задыхаясь, я сорвала кольцо с пальца. Сердце колотилось, внутри застыло ужасное чувство безнадежности. Больше я этого делать не буду.
Те Лена стояла у открытой двери, фактически находясь в Калише. Магия Рена все еще защищала проход, связывающий одну из гостевых спален в поместье и вход в кузницу снаружи, расположенный рядом с конюшней, гарантируя, что дом будет в безопасности, если я случайно взорву здесь все. Целительница сложила руки, глядя на меня с подозрением из дверного проема. Как всегда, ее иссиня-черные волосы были заплетены в длинные косы, спускавшиеся до самой поясницы. Между ними торчали кончики заостренных ушей. На ней было платье из переливающегося голубого материала, подчеркивающее ее безупречную кожу цвета бронзы, которое струилось вокруг нее, когда она переминалась с ноги на ногу.
– Я просто хотела зайти проведать тебя. Я слышала, ты участвовала в сражении, – сказала она. – У тебя есть какие-нибудь порезы или царапины, требующие внимания?
Я не успела ответить. Кэррион, этот пёс, вскочил, прежде чем я успела вымолвить хоть слово. Он спрыгнул с верстака, пересек кузницу и прислонился к стене у дверного проема в своей привычной небрежной манере.
– Ты потрясающе выглядишь сегодня вечером, Те Лена. Ты буквально единственное, что радует, когда я возвращаюсь сюда.
Она рассмеялась.
– Не считая горячей воды, ты имеешь в виду? И мягких пуховых перин? И бесконечного запаса вкусной горячей еды?
– Нет. Я ненавижу все, что ты перечислила, – театрально произнес он. – Ты остаешься единственной яркой звездой в этом море тьмы. Скажи мне, что ты передумала и поужинаешь со мной.
Она бросила на него осуждающий взгляд, подняла обе руки и показала ему их тыльную сторону.
– С сожалением вынуждена сообщить тебе, что я все еще счастлива в браке, Кэррион Свифт. И мой муж не из тех, кто делится с другими.
– Он красив? – Кэррион многозначительно приподнял бровь. – Пара мне тоже подходит. Может, он позволит мне присоединиться к вам, если…
В ушах зазвенело. Звук перекрыл открытые попытки соблазнения Кэрриона и очень вежливый отказ Те Лены. Фея-целительница снова опустила руки, но я смотрела на них, не отрывая глаз. Они были испещрены рунами. На некоторых пальцах было по одной-две руны. На других – ни одной. На тыльной стороне правой руки был изящный узор, но на второй ничего не было. Звон в ушах усилился. Я даже не осознавала, что пересекаю кузницу, пока не оказалась перед Те Леной и не указала на ее руки.
– Ты… прости, я… я никогда раньше не видела таких красивых татуировок. Не могла бы ты показать их мне?
– У тебя странный голос, – сказал Кэррион. – И я пытаюсь помочь ей забыть о татуировках, а не делать из них что-то значимое. Боги, ты точно знаешь, как испортить парню шанс на секс.
Те Лена снова рассмеялась.
– Кэррион, позволь мне объяснить это как можно проще. До тех пор, пока солнце встает утром и заходит вечером, я ни за что не лягу с тобой. – Обращаясь ко мне, она ответила: – Конечно. Спасибо, Саэрис. Я тоже думаю, что они красивые. Мы с мужем вместе их придумывали.
У нее были красивые руки. Изящные и тонкие, с длинными пальцами. На трех из пяти пальцев левой руки были руны. Две на указательном пальце, две на среднем и только одна на мизинце. На правой руке одна руна была на указательном пальце, другая – на безымянном, и все.
Она провела пальцами по татуировкам на тыльной стороне правой руки и, сияя, протянула ее мне, чтобы я могла как следует рассмотреть.
