Текст книги "Крик и шепот (ЛП)"
Автор книги: К. Уэбстер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)
К. Уэбстер
Крик и шепот
Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления!
Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения.
Спасибо.
Перевод: Morley54Bobic (1-12гл),
Катерина Сорокина (с 13 гл)
Сверка: Mari
Редактор: Mari, Eva_Ber
Обложка: Таня Медведева
Оформление: Eva_Ber
Посвящение
Моему прекрасному голосу разума:
Твой шепот не дает мне сойти с ума,
Твой крик защищает меня.
Я люблю тебя.
Предупреждение
«Крик и шепот» – мрачный роман. В этой истории есть слишком злободневные сексуальные темы и сцены насилия, которые могут спровоцировать эмоциональное расстройство. Жестокость, описанная в этой истории – наглядная и без прикрас – у многих может вызвать неприятие.
Эта история не для всех.
Будьте осторожны.
«Ты пугающий и странный, и красивый. Что-то, что не каждый знает, как любить».
Уорсон Шир
Заметка читателю перед прочтением…
Эту книгу я писала дольше всех своих книг. Временами это было психологически тяжело и требовало от меня тщательной и кропотливой исследовательской работы. Я приложила много сил, чтобы сделать эту историю как можно достоверней.
Это не типичный роман.
В этой истории нет ничего типичного.
Я прошу тебя, читатель, подойти к этой книге беспристрастно. Я хочу, чтобы ты забыл все, о чем знаешь, и впитал все, что я медленно волью в тебя. Я прошу тебя прочесть эту историю без предвзятого мнения или мыслей.
Эта история – порой сложная для понимания, – красива, если ты прочувствуешь ее.
Безграничная любовь, понимание и полная самоотверженность – главные темы этого романа.
Спасибо за то, что читаешь. Удостоверься, что видишь связь моей заметки и истории, чтобы свободно обсуждать ее и без страха проспойлерить ее для всех остальных.
Спасибо,
К. Уэбстер.
Глава 1
Кейди
Наши дни
В воздухе стоит тошнотворный тяжелый запах сигарет и дешевого пива. Я всегда могу точно сказать о нем все лишь по одному взгляду, брошенному на меня. Ключи разбросаны по дому — как будто он намеренно их оставляет. Чтобы подразнить меня и переспать со мной. Полупустая пачка сигарет. Пустая банка пива смята и брошена на кухонном столе. Рядом с ней на деревянной столешнице выцарапано его имя. Глубоко. Раздраженно. Неидеально.
Норман.
Бисеринки пота появляются над моей верхней губой, и я несусь к входной двери, стараясь не вдыхать эту вонь. В тот момент, когда я распахиваю дверь, прохладный весенний ветерок обдувает меня и отрывает мои влажные волосы от липкой шеи.
Поверить не могу, что мне все же удается избегать его, когда он бывает здесь. Я всегда боюсь, что он найдет меня. Что утащит наверх, в мою спальню. Стянет с моего худенького тела пропитанную потом одежду. Что станет издеваться надо мной, как делает это с тех пор, как я стала достаточно взрослой, чтобы произносить слово «папа».
* * *
Пронзительный гудок велосипеда выводит меня из оцепенения. Я неловко машу Кристоферу, двенадцатилетнему мальчику, живущему чуть дальше по улице. Он машет мне в ответ, но я замечаю, с каким усилием он работает ногами. Кристофер ускоряет свой велосипед, чтобы как можно быстрее проехать мимо моего дома. Прочь... от меня.
Этот мальчик, как и большинство моих соседей, меня не любит. Некоторые, возможно, меня даже боятся. Но это совсем уж смешно. Я всего лишь сломленная девушка двадцати девяти лет от роду. А не какой-то там монстр.
Отшельница.
«Я им покажу!»
Когда-то кое-кто мог вытащить меня из моего печального мира, показать, что даже сквозь осколки может светить солнце, и позволить мне почувствовать настоящую любовь. Жизнь, в свое время, была настолько совершенна, насколько это вообще возможно для меня.
Когда-то у меня была надежда.
Но потом он тоже меня бросил.
Не то, чтобы я виню его. На его месте я бы тоже бросила себя. Но все равно больно. Нет, это ранило меня до глубины души, черт возьми. На самом деле, нет такого слова, которым можно было описать мои чувства, когда он ушел.
Часть меня умерла.
Сгорев и обуглившись.
Чтобы просто отдаться ветру, который разбрасывает песчинку за песчинкой.
* * *
В животе урчит. Интересно, тетя Сьюзи или Агата уже побывали в продуктовом магазине? Сейчас с деньгами туго, но тетя Сьюзи жуткая фанатка скидочных купонов. Ей каким-то образом удается прокормить всю эту дикую семейку на крошечный бюджет, предоставляемый государством. А также на мой скудный заработок. Если дела идут совсем плохо, офицер Джо всегда заглядывает к нам с бургерами или с буханкой хлеба и арахисовым маслом. В тот вечер, когда случилось все это дерьмо, именно он отреагировал своевременно. И даже двадцать лет спустя он все еще навещает свою любимую Кейди. Возможно, я и одинокая женщина, но в моей жизни есть несколько удивительных людей, которые обо мне заботятся!
Что самое ужасное – больше всего я скучаю по тому, кто сбежал в Йельский университет. Бросил свою девушку в погоне за карьерой. Украл мое сердце прямо из груди.
«Ты могла бы удержать его, Кейди».
«Нет, ему суждено было взлететь!»
Слезы наворачиваются на глаза, но я тут же смахиваю их. Легко забыть, что именно я заставила его уйти. Чтобы он мог следовать своим мечтам — мечтам, в которых мне нет места.
Я для него плесень. Разрастающаяся и гниющая. Перекрашивающая его сверкающие части в черное, посредством болезни, также известной как «я». Когда ты женщина, страдающая от депрессии и посттравматического стрессового расстройства, среди прочих других расстройств, ты убеждаешься, что ты – бооольшааая проблема. Что ты – источник его ночных кошмаров. Ты — черная чума, которая только заражает все вокруг.
И мой бедный сладкий мальчик становился больным. Он был слишком влюблен. Его отец возненавидел меня за это и разочаровался в собственном сыне. Я не могла видеть, как единственный, кого я люблю, единственный, кто всегда лучезарно улыбается только для меня, задумчиво хмурится. Видеть, как его глаза затуманиваются и становятся далекими, когда он думает о том, от чего отказывается. Из-за меня.
Ему не пришлось делать выбор, потому что я все решила за него. Он не будет выбирать за меня ни воздух, ни еду, ни воду. Вот почему он не может остаться.
Я его заразила, но еще не поздно отступить.
Еще можно все исправить.
Именно так я и сделала.
* * *
В животе снова урчит, и я нервно осматриваюсь в поисках тети Сьюзи. Я ни за что не пойду в «Уолмарт». Это место кишит людьми, и от него у меня мурашки по телу. Я не переношу, когда они настороженно сканируют меня глазами. Когда женщины в этом городе толпами окружают меня и носятся со мной, как стадо несносных гусынь. Словно это их долг, потому что они когда-то знали мою бабушку. Я терпеть не могу, когда они пытаются выяснить, почему же я чудовище. И когда смотрят на меня, то видят его — Нормана — человека, сделавшего отвратительные вещи с собственной плотью и кровью.
Они переворачивают мой заботливо построенный мир вверх ногами. И теперь здесь правят безумие и хаос. Все это будет происходить до тех пор, пока я не стану умолять о постели и спокойствии. И он единственный, у кого в руках мое кровоточащее сердце.
Мне нужна тишина.
Мне нужен порядок.
Передышка от криков.
Моя вселенная предлагает мне мимолетные мгновения счастья, когда мне удается унять оглушительный хаос в моем мирке. Я могу выжить только с шепотом.
* * *
Решив, что «Уолмарт» — очень плохая идея, я запираю парадную дверь и избавляюсь от дьявольской грязи Нормана. Агата будет распекать меня за то, что я за ним убираю, но я в любом случае это делаю. Мое право – избавить свой дом от следов.
Как только воздух начинает пахнуть Фибризом (прим. марка освежителя воздуха) – у нас сорок семь банок благодаря одному из тех купонов, которые так тщательно собирает тетя Сьюзи — я иду в гостиную к пианино. Пианино — это мой способ сбежать от боли. В музыке я нахожу утешение – ритм, который замедляет биение моего чувствительного сердца, угрожающего вырваться из груди и убежать по улице.
Я поднимаю окно, чтобы впустить немного живительной прохлады. Нужно выветрить вонь от сигаретного дыма, которым насквозь пропитан воздух вокруг меня. Кондиционер опять сломан, но с деньгами туго. Боунз оставил для меня записку вчера, что все уладит, но я все еще мучаюсь и надрываю свою задницу. Обычно он не из тех, кто доводит дело до конца. В отличие от него, я не могу разгуливать без рубашки круглые сутки. Нужно выяснить, знает ли Агата кого-то, кто сможет недорого починить эту рухлядь.
* * *
Сегодня у меня болит сердце. Но мне нужно прийти в себя до занятий на фортепиано с Кирой – они будут позже – сегодня днем. Ей девять, и она усердно работает, чтобы выучить все песни из книги для начинающих. Эта девочка – заядлый ученик. Она довольно решительна для своего возраста. Когда у меня плохое настроение, она сразу это чувствует, и «У Мэри был ягненок» (прим. стихотворение из цикла «Сказки матушки Гусыни», положенное на музыку) становится интенсивной и мрачной. Поэтому я стараюсь одаривать ее улыбкой и излучать счастье.
Во всяком случае, до определенного момента...
* * *
Я скатываюсь на старую деревянную скамейку. Мои оголенные бедра, выглядывающие из-под обрезанных джинсовых шорт, мгновенно прилипают к поверхности. Стянув резинку с запястья, я собираю свои длинные волосы в хвост и неаккуратно скручиваю их. Они довольно влажные у корней, поэтому их так приятно убрать с шеи. С благоговением я касаюсь кончиками пальцев потертых клавиш, еще сохранивших цвет слоновой кости. Давным-давно бабушка научила меня играть. А в результате это стало настоящей терапией – моим единственным способом – бегством.
Теперь это еще и мой дополнительный доход. Несколько смелых родителей платят мне за занятия с их детьми. Они единственные в городе понимают, что я не злой человек – все остальные утверждают, что я злая.
Успокоив свои мысли, я начинаю порхать пальцами по клавишам. Легко ложащиеся на слух звуки из «Тайного письма» наполняют дом. Я играю произведение не по памяти, а от души. Музыка – это отсрочка моей боли и грусти. Прямой доступ к душе женщины, которая коротает жизнь, пытаясь забыть о несправедливости, допущенной против нее.
Только я не могу забыть.
Не тогда, когда Норман все еще поблизости.
Не тогда, когда пустая комната мамы вызывает слезы.
Не тогда, когда любовь всей моей жизни живет в другом городе вдали от меня.
Но когда я играю на фортепиано – даже если недолго – я обо всем забываю. Я могу заставить замолчать эти крики. Превратить их в шепот. Позволить музыке заполнить мою душу и утопить кошмары прошлого.
Когда я играю – я довольна.
Даже если ненадолго.
Глава 2
Йео
Тугой комок беспокойства, скручивающий мое сердце, наконец, ослабляет свою хватку. Двенадцать лет – это долго, чтобы держать часть себя в тисках.
Кейденс Маршалл – целый мир для меня с тех пор, как мне исполнилось десять. А теперь – и каждый выбор. Каждое решение. Каждая мысль, посещающая мою голову... связана с ней. Так было всегда и всегда так будет.
Я люблю ее.
Просто и ясно.
Нельзя погасить пылающее пламя любви. Родственные души просто так не расстаются. Двадцать лет никак не изменили моих чувств к ней. Время, когда мы не были вместе, – прошло.
Больше не надо прятаться.
Больше не надо избегать.
Не надо больше отрицать наши сложные отношения.
И я собираюсь сделать это прямо сейчас.
* * *
«Она выгнала тебя, Йео!»
Но это был толчок – и мне он был необходим. Она права. Я не мог помочь ей с образованием, домом или деньгами. Но и не мог ее ненавидеть. Не мог зацикливаться на том, как и почему она решила меня прогнать. Я предпочел бежать в противоположном направлении – к тому, что рано или поздно сведет нас вместе.
Кейди из тех женщин, которые заслуживают пожизненной привязанности.
Иногда невозможно легко исправить или быстро решить проблему.
Часто для этого требуется время. Когда ты полностью посвящаешь себя кому-то – ты заставляешь время работать на тебя.
* * *
Кейди – то обязательство, к которому я никогда не подхожу с двойной моралью. Я игнорирую требование отца посещать школу бизнес-менеджмента. Управлять наравне с ним компанией транснациональных технологий умеют только мои братья. «Андерсон Тек» прекрасно справляется и без меня. Малыш. Мятежник. Братья от другой матери.
Я улыбаюсь, когда думаю о своей матери. Гьен Андерсон – сила, на которую можно всегда рассчитывать. Более тридцати лет назад она влюбилась в моего отца, который ради бизнеса провел несколько лет в Южной Корее. Она забеременела мной в самом начале их отношений. Но была проблема – папа был женат и уже имел двух сыновей, Дина и Баркли.
Когда отец понял, какую кашу заварил, то развелся с Эвелин, чтобы вступить в законный брак с моей матерью. И, тем не менее, он остался преданным отцом моим братьям. Он хотел, чтобы все его дети жили в Западной Вирджинии. Вместе. Одной счастливой, дурацкой семьей. Отец прыгал туда-сюда между их великолепным кирпичным домом в новом районе Моргантауна и нашим простым домиком в конце улицы Кейди.
Смешно говорить о легкости такого воспитания.
Всю мою жизнь меня любят и заботятся обо мне.
Я не смею просить о большем.
* * *
Кейди как-то приспосабливается. Я просто знаю это. И скоро мы выясним – как. Я провожу много времени в подготовке к этому моменту. Это должно сработать.
Пронзительный звонок отвлекает меня от мыслей, и я осторожно, не отрывая глаз от дороги, тянусь к своему сотовому.
– Да?
– Папа сказал тебе, что сегодня вечером мы ужинаем в ресторане у ЛеБланка? – Барк с жаром начинает рассказывать о месте, куда нас приглашают. Он даже не удосуживается поздороваться.
Баркли – средний сын семейства Андерсонов – больше всех похож на нашего отца. Он высокий, с темно-каштановыми вьющимися волосами, широкими плечами и сильным подбородком. Дин – светло-каштановыми волосами и мягкими чертами лица – очень похож на свою мать. Я же из-за своих южно-корейских корней почти не похож на отца – лишь очень высокий в него. И у меня миндалевидные, карие, как у матери, глаза, а волосы – прямые и черные.
– Кто мы?
– Пэтти, близнецы, мама и папа, Дин и его новая девушка, и, конечно, Гьен. Все как обычно, – ворчит брат.
Могу утверждать, что Баркли звонит из офиса. Я слышу, как он во время разговора печатает на компьютере. Барк постоянно работает – из-за этого его брак с Пэтти трещит по швам. Она, думаю, давно бы ушла от него, если бы близняшки не начали учиться в старшей школе и не были бы так сильно увлечены софтболом (прим. спортивная командная игра с мячом, разновидность бейсбола).
– Могу я привести с собой кое-кого?
Стук по клавишам прекращается, а его дыхание становится прерывистым. Ему даже не нужно ничего говорить. Я почти слышу вопросы, скачущие в голове у Баркли.
«Это она?»
«Кейденс Маршалл?»
«Что она затевает на этот раз?»
Но он не спрашивает – Баркли не такой смелый, как наш отец. Ему действительно нет дела до чувств его брата.
– Конечно, парень. Приводи. Он красавчик? – его попытка разрядить напряженную атмосферу вызывает у меня улыбку.
Я усмехаюсь и качаю головой.
– Отвали. Ты же знаешь, меня интересуют девочки, а не парни.
– Слухи говорят о другом, – дразнится он.
Я на мгновение напрягаюсь от его слов, но затем отмахиваюсь от них. Мельница слухов в этом городе огромна – всегда заполнена работой.
– Да, да. Во сколько?
– Мы договорились на восемь.
* * *
После разговора я жму на педаль моего BMW. Случалось много разного дерьма в Коннектикуте – где я закончил ординатуру в больнице Святого Фрэнсиса – из-за вождения этой яппи-машиной. Папа подарил мне ее, как только я закончил медицинский. Пока мои коллеги тонули в студенческих долгах по кредитам после четырех лет учебы и ездили на работу на автобусе, я катался на кабриолете М6 за восемьдесят шесть тысяч долларов и жил в оплачиваемом отцом лофте в центре Хартфорда.
Я не заслуживал оправдания – мои ровесники просто не могли понять мою семью.
Отец хотел купить для мамы огромный дом, похожий на тот, в котором жил с Эвелин. Но она отстояла себе домик, в котором живет до сих пор. Он стоит меньше моей чертовой машины. Мама единственный человек, которому отец позволяет настоять на своем и при этом выйти сухим из воды. Я никогда не пойму их отношений.
Мама однажды сказала, что она – огнедышащий дракон.
А папа легко воспламеняется.
Я больше ничего не спрашиваю на эту тему.
* * *
Я умираю от желания позвонить Кейди. За последние двенадцать лет мы разговаривали всего пару раз. Иногда мама ради меня заходит к ней. В основном же я в курсе ее дел благодаря «Фейсбуку» и переписке с Агатой. А когда я пытаюсь дозвониться до Кейди – происходит одно и то же – я вынужден объясняться с ним.
Боунз. Высокомерный. Упрямый.
Ему наплевать на правила, логику и причины.
И это мой лучший друг.
Все мои попытки поговорить с ней терпят неудачу – приходится разговаривать с ним – Кейди не подходит к телефону. Хотя, если я не выдержу до возвращения в Моргантаун, у меня все же есть способ поговорить с ней.
Все эти годы были адом – она избегала моих звонков и пряталась при моем появлении в городе. Я знаю, что она ни с кем не встречается, но до нее все равно невозможно добраться. Но теперь, когда я переезжаю обратно, она не спрячется от меня.
Я иду за моей девочкой.
Раз и навсегда.
Нравится ей это или нет.
* * *
«Боунз может идти нафиг, если думает, что сможет не подпустить меня к Кейди», – как только эта мысль возникает в моей голове, меня начинает душить чувство вины. Он не виноват. По крайней мере, он отвечает на звонки.
Единственный человек, который не подпускает меня к Кейди, сама Кейди. Я вздыхаю и быстро набираю ее домашний номер. Каждый раз я надеюсь, что она ответит. Ну, хотя бы в этот раз.
– Йоу!
Я съеживаюсь от его голоса.
– Где Кейди?
– Не твоё дело.
Я сжимаю руль и проглатываю раздражение.
– Что?
– Не твоё дело, – хохочет он.
А мне хочется его задушить.
– Да, ладно, парень. Просто позови ее. Мне нужно у нее кое-что спросить, – мой голос напряжен – я старюсь держать себя в руках, чтобы не разозлиться на него. Моя злость на Боунза лишь делает его хозяином положения.
Я знаю это по опыту.
И не позволю ему победить.
– Мы будем играть в «Телефон». Ты говоришь мне, а я передаю твои слова ей, – говорит он с тихим смехом, – а затем скажу тебе, что она велела тебе отвалить, – в его голосе звучат веселые нотки, но меня не обмануть – я читаю между строк. Он все еще злится на меня после нашей последней стычки. И снова чувство вины нарастает внутри меня.
Я слышу в телефоне гудки и убираю его. Черт возьми! Когда Боунз злится на меня, то всегда играет в эти дурацкие игры. Игры, правил которых я не знаю. Игры, на которые я мог бы наплевать. И все же я заставляю себя играть в них.
– Мне надоело играть в «Телефон», – ворчу я громко. – И собираюсь сыграть в «Тук-тук»... это игра, в которую я обычно выигрываю.
* * *
Нетерпеливо подпрыгивая, я выхожу из дома мамы – решимость подгоняет меня. На ланч она откармливала своего трудолюбивого мальчика наполненной до краев тарелкой самгёпсаля (прим. самгёпсаль – популярное блюдо корейской кухни) с гарниром из кимчи (прим. кимчи – блюдо корейской кухни: остро приправленные квашеные овощи, в первую очередь, пекинская капуста). Я не осознавал, как сильно скучал по маминой стряпне, пока не съел вторую наполненную до краев тарелку. Если бы все зависело только от меня, она готовила бы сейчас праздничный ужин в честь моего возвращения вместо ЛеБланка. Я могу питаться бифштексами, где угодно. Но превосходные южнокорейские домашние блюда сложно найти на восточном побережье.
До дома Кейди недалеко. Я помню, как ездил на велосипеде до ее дома сто лет назад, когда жизнь была намного проще. Когда мы были друзьями. Когда были полны чувства зарождения чего-то большего. Когда я был уверен, что умру, если не буду дышать ею каждую секунду своего каждого дня.
Но жизнь добралась и до нас.
Реальность стала тем, с чем мне пришлось иметь дело.
К счастью для нас, решать проблемы – мое призвание. Наше препятствие было как раз в этом. И теперь я готов подхватить ее на руки, бальзамом исцелить ее разбитое сердце и, наконец, сделать ее своей.
Каждую разбитую частичку ее.
Своей.
* * *
Когда я подъезжаю к ее дому, первое, что замечаю, – облупившуюся от стен краску. Крыльцо, кажется, покосилось на один бок. Все заросло травой. Сердце в груди болит. Меня переполняет чувство ответственности, и я хочу выбить из себя дерьмо за то, что позволил этому случиться.
Больше никогда.
Никогда снова.
Когда я слышу исполнение на фортепиано популярной детской песенки «Греби, греби, управляй своей лодкой», то замедляю шаги. Мое намерение – вмешаться, найти мою девочку, упасть к ее ногам и разгрести все это дерьмо.
Но когда она работает, я не могу этого сделать.
По крайней мере, пока.
Я терпеливо жду на самой нижней ступеньке, пока, наконец, не появляется маленькая девочка с длинной черной косой до середины спины. Она вприпрыжку спускается по лестнице. Проскальзывает мимо меня. Поднимает велосипед, лежавший на боку на подъездной дорожке, и стремительно уезжает. Не теряя времени, я поднимаюсь по лестнице широкими шагами. Из-за своего длительного отсутствия я вынужден постучаться в дверь. Но что касается Кейди – ее лучше застать врасплох.
– Кейди? – зову я и влетаю в дверь. И первое, что замечаю, – здесь чертовски жарко. Мне интересно, почему не включен кондиционер. Лето станет невыносимым. Кондиционер либо сломан, либо Сьюзи применяет один из способов экономии денег. В любом случае, я собираюсь разобраться с этим.
* * *
Меня встречает тишина. Пианино брошено. Вьетнамки Кейди оставлены под скамейкой, а бутылка холодной воды стоит на подставке рядом. Я открываю рот, чтобы снова ее позвать, но слышу скрип половицы. Я поднимаю взгляд. На моих губах играет улыбка, пока я не встречаюсь взглядом со скучающим гребаным Боунзом. Плечом он опирается о стену. И как обычно, он без рубашки. Меня раздражает, что он разгуливает полуголым всякий раз, когда я его вижу. Ведь в дом постоянно приходят на занятия дети.
– Где Кейди?
Боунз пожимает плечами и неторопливо шагает к дивану. Молчанием он игнорирует мой вопрос. Я стискиваю зубы. Я вижу, как он садится и засовывает руку в карман. Не спеша достает деревянную долбленку, предназначенную для хранения марихуаны. Он переворачивает верхнюю часть. Оттуда выскальзывает штука, из которой он ее курит. Я с раздражением наблюдаю, как Боунз мизинцем проталкивает травку. Затем берет зажигалку. Сверкнув металлической крышкой, он подносит пламя к кончику курилки и делает глубокую затяжку.
Кейди будет в ярости, если узнает, что он курит травку в ее гостиной.
– Тебе лучше бросить эту хрень, парень, – громко ворчу я и большими шагами иду к креслу. Я сажусь и, резко наклонившись вперед, ставлю локти на колени. Встречаюсь взглядом с его покрасневшими глазами. – Я хочу ее увидеть. Где она, черт возьми?
Боунз делает глубокую затяжку, прежде чем ответить мне.
– Она не хочет тебя видеть. Это очевидно. Ведь ты, черт возьми, разбил ее чертово сердце, когда ушел. Думаешь, она захочет когда-нибудь снова увидеть тебя? – его слова жалят, а глаза выдают огорчение.
Я умею читать Боунза так же легко, как и Кейди.
Когда-то мы были Жуткой Троицей. Теперь – мы ничто.
Я провожу пальцами по своим влажным от пота волосам и понимаю, что они теперь торчат во все стороны. Мне нужно обязательно принять душ перед ужином в ресторане. Боунз, прищурившись, наблюдает за моими действиями. Его глаза полыхают гневом.
– Мы оба знаем, что это она прогнала меня, Боунз. И все эти годы прогоняла снова и снова. Но, знаешь, что? Мне надоело, что меня прогоняют. Я знаю, чего хочу. И я хочу ее. И мне плевать, что придется вытаскивать ее из этой чертовой дыры. В свои объятия.
Боунз усмехается.
– Включите своих гребаных поющих клоунов. Давайте все поклонимся великому доктору Андерсону. Он наконец-то решился вернуть свою девушку.
Я делаю глубокий, успокаивающий вдох.
– Мы с Кейди сможем привести в порядок наши отношения. Сейчас мне просто нужно увидеть ее.
– Но она встречается кое с кем, – дразнит меня Боунз. – С кем-то, кто выглядит намного лучше. С кем-то, кто трахается как чемпион. С кем-то вроде меня.
В ответ я могу лишь хохотать, но это горький смех.
– Мы оба хорошо знаем, что она с тобой не встречается. Твои навыки общения оставляют желать лучшего.
Неожиданно Боунз цепенеет после моих слов.
– Чеееееееееерт.
Я в недоумении поднимаю бровь.
– Что?!
– Я пообещал Кейди найти того, кто починит чертов кондиционер. Черт побери, если бы я не забыл... – ворчит он. – Я был на пути к моему приятелю Дэви, чтобы купить немного дозы. Я должен был спросить его соседа, придет ли он взглянуть на кондиционер. Но, черт побери, сестра Дэви лизала у меня и шептала мне на ухо про все то дерьмо, что хотела делать со мной. Я был чертовски смущен ее буферами и сосками с райским вкусом, размером с пепперони.
Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Мои кулаки непроизвольно сжимаются. Когда я вновь открываю глаза, Боунз с интересом наблюдает за мной.
– Ты тоже неровно дышишь к сестре Дэви? Я бы поделился ею с тобой, красавчик. Сучка, вероятно, любит двойное проникновение или вроде того. Уверен, что у тебя точно встанет, Йео, – он облизывает губы с тонким намеком. – Хочешь затянуться?
Боунз протягивает мне дозу. Но я качаю головой, выражая отказ.
– Хочу пригласить Кейди сегодня вечером на ужин. Можешь передать ей сообщение?
– Ага, – его глаза бессовестно сверкают.
Я лишь качаю в ответ головой.
– Отлично, тогда я оставлю ей записку.
Я встаю и направляюсь в кухню. Агата держит ее в безукоризненной чистоте. Здесь всегда пахнет хлоркой и апельсинами. Около телефона на стойке лежит розовый блокнот со стикерами. С большой буквой «А» наверху. Я отрываю листочек и нахожу розовый маркер.
«Кейди,
Я знаю, что ты избегаешь меня, красавица. Но время вышло. Хватит бегать! Я обещал, что вернусь за тобой, и ты знала, что я сдержу обещание... И не имеет значения, нравится тебе это или нет. Сегодня вечером праздничный ужин с моей семьей, и я хочу, чтобы ты пошла на него со мной. А потом мы будем только вдвоём. Будем разговаривать и все наверстаем. Будем целоваться как раньше. Я хочу видеть твою милую улыбку и твои красивые глаза. Я хочу проводить пальцами по твоим мягким волосам. Я хочу знать, что тебя огорчает, а что делает счастливой.
Я просто хочу... тебя.
Я скучаю по тебе и люблю тебя. Всегда любил и всегда буду любить.
Йео».
Дописав, я оставляю записку на стойке. Я собираюсь выйти из кухни, когда неожиданно сталкиваюсь с Боунзом. Я выше и тяжелее его – поэтому его костлявая задница вмиг оказывается на полу.
– Гребаное животное! – ворчит он, растянувшись на потертом, скользком линолеуме.
Я ухмыляюсь и протягиваю ему ладонь. Он отмахивается и без моей помощи поднимается на ноги. Я стараюсь не рассматривать новые татуировки на его груди – они появились после нашей последней встречи. Это лишь еще больше раздражает меня.
Он пробегает взглядом по моему телу, будто оценивает.
– Ты воняешь, – кривит он губы с отвращением. – Чертовы кимчи.
Я смеюсь и ерошу его влажные от пота волосы.
– Говорит придурок, который пахнет как собака. Скажи Кейди, что я позвоню ремонтнику. Я зайду за ней позже, и не важно, одобришь ты это или нет. И ради всего святого, прими душ, приятель.
Он показывает мне средний палец, но я все же успеваю заметить улыбку на его лице. Как бы мне не хотелось это признавать – я скучал по этому дому и по всем странным людям в нем. И по Боунзу я тоже скучал.
* * *
Я почти дохожу до маминого дома, когда за спиной слышу грохот автомобиля. Как только я встречаюсь взглядом с Сьюзи, тетей Кейди, я выскакиваю перед машиной.
– Сьюзи! – кричу я ей и машу руками, чтобы остановить ее.
Тетя Кейди останавливает машину и высовывает голову из окна. Вокруг ее головы повязан шарф с цветочным принтом. А еще на ней до ужаса уродливые, огромные золотые солнечные очки.
– Йео, дорогой!
Я торопливо забираюсь на пассажирское сиденье. Как только я оказываюсь внутри, Сьюзи рывком притягивает меня к себе и заключает в крепкие объятья. Когда она отстраняется, я вижу ее широкую улыбку.
«Боже, как же хорошо вернуться домой!»
– Ты давно видел себя, парень? Ты стал красавцем! Встречаешься с кем-нибудь? Я еще не слишком стара – могу позволить себе молодого любовника. Скажу тебе по секрету, я знаю парочку трюков, которые известны только старым леди. Я могла бы сделать тебя счастливым, мой сладкий, – она хихикает.
Мы оба громко смеемся. Только Сьюзи гогочет так, что может разбудить мертвого. Большинство людей чувствуют отвращение к ее хохоту, но я не могу не разделить с ней веселье.
– Ты же знаешь, меня интересует лишь одна девушка.
Пока Сьюзи заводит машину, она старательно делает вид, что обиделась.
– Ладно, но я все равно украду тебя. Мы едем в «Уолмарт». Кейди оставила мне список – длиной с милю – того, что нужно закупить. Уверяю тебя, если Боунз не перестанет нас объедать, то вскоре пустит нас по миру. Не знаю, что мы тогда будем делать. Этот парень любит «Читос», – доверительно сообщает она. – Знаешь, удваивать купоны больше не разрешают. Ты знал об этом? Около трех лет назад эти простофили обзавелись мозгами. Они поняли, что платят нам за то, чтобы мы у них покупали. Это был веселый марафон, пока все продолжалось, не так ли? У меня до сих пор в нашем подвале достаточно туалетной бумаги, чтобы подтирать задницы в случае апокалипсиса, если понадобится. Гьен нуждается? У нас огромные запасы. И тебе лучше поверить – у нас будут самые чистые зубы до конца наших дней. В магазине «Два Доллара» однажды мне заплатили сорок семь долларов, чтобы я взяла сто шестьдесят тюбиков зубной пасты. Когда-то купоны были суперскими. Теперь они не стоят всех этих беспокойств.
Мой взгляд падает на раздутый бумажник, набитый купонами. Он лежит между нами. Я рад, что некоторые вещи никогда не меняются. Тетя Сьюзи строго следит, чтобы Кейди вовремя ела. И я благодарен ей за это.
– Как поживает Кейди? Боунз все еще играет со мной в игры. Он не позволяет мне поговорить с ней. Думаю, если бы я мог просто увидеть ее... Если бы я мог просто прикоснуться к ней... – я осекаюсь и отчужденно смотрю в окно.
Теплая рука Сьюзи накрывает мою и сжимает ее.
– Дай ей немного времени. Вряд ли возвращение будет легким. Ты знаешь, как она к этому относится. Всегда беспокоится по мелочам. Она всегда любила тебя, но ее сердце разбито. И чтобы залечить его, потребуется время. Если я знаю мою девочку, она быстро оттает и вернется к тебе.
Я с облегчением выдыхаю.
– Спасибо, Господи. На этот раз я не дам ей уйти, Сьюзи. Я уехал и получил образование, как она и настаивала. Не совсем образование, но это обеспечит нам будущее. Я сделаю все, чтобы удержать ее рядом. Как только она вернется туда, где ей самое место, я никуда не позволю ей уйти.
