Текст книги "Прикосновение хаоса (ЛП)"

Автор книги: К. Холлман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

11

СКАРЛЕТ

Сердце колотится у меня в горле, когда я иду в папин офис. Он хочет меня видеть. Не знаю почему, но готова поспорить, что это связано с заключенным, который все еще заперт внизу. Мне неприятно думать о Рене, который там, внизу, совсем один. Он и так так долго был один, запертый в своем сознании. Его пытали. Последнее, что ему сейчас нужно, это быть пленником. Как физически, так и морально. Но я знаю, что лучше не ссориться, особенно когда папа и Кью все еще ведут себя так, будто Рен должен быть благодарен, что он жив. Как будто то, что он не убил его, делает их героями или что-то в этом роде.

Мне нужно выкинуть все это из головы, прежде чем я постучу в дверь. Единственный звук, который доносится изнутри, – это голос отца, раздающийся в ответ.

– Входи. – Я расправляю плечи и поднимаю подбородок, прежде чем войти в комнату, как будто нет никаких проблем.

– Доброе утро. – Как примерная маленькая дочь, которой я и являюсь, я обхожу его стол и наклоняюсь, чтобы поцеловать его в щеку. – Как ты себя чувствуешь? – Я спрашиваю. Он выглядит чертовски уставшим. Возможно, его мучает совесть. Не могу представить, как это могло бы быть иначе. Я знаю, он думает, что поступает правильно для семьи, но Рен тоже думал, что поступает правильно.

– Парень, который пытался убить твоего брата и твою беременную невестку, все еще заперт в одной из камер внизу. – Он бросает на меня кислый взгляд, прежде чем хихикнуть и закатить глаза, пока я пытаюсь не реагировать на упоминание о беременности. – Другими словами, я чувствую себя прекрасно.

Есть простой способ это исправить. Просто отпустить его. Нет, это ни к чему меня не приведет. Мне приходится прикусить язык так сильно, что становится больно, но, по крайней мере, мне удается держать свои мысли при себе.

– Ты хотел меня видеть? Мама сказала, что я должна прийти к тебе утром. – Вместо того чтобы сесть на один из стульев, стоящих рядом со столом, я сажусь задницей на угол и складываю руки на коленях.

– Да, я подумал, нам следует поговорить. Есть несколько вещей, которые я хотел бы прояснить между нами. – Он немного выпрямляется в своем кресле, весь такой деловой.

Мое сердце бешено колотится, но я не обращаю на это внимания, пожимая плечами.

– Ладно. Что ты хочешь знать?

Он прищуривается, оглядывая меня с головы до ног.

– Что это? – Он машет рукой в моем направлении, склонив голову набок. – В чем суть вопроса?

– Кто сказал, что у меня есть точка зрения? – Все, что я получаю, это ухмылку, которая заставляет меня стонать от разочарования. Мне приходится снова прикусить язык и успокоиться, прежде чем добавить: – Я пытаюсь быть взрослой. Я пытаюсь, знаешь, пойти тебе навстречу. Вот и все.

– Я впечатлен, что ты начала с чистого листа. – Однако его ухмылка никуда не девается. Если уж на то пошло, она становится шире. Другими словами, он мне не верит. – Я принял решение. Способ для нас обоих получить то, что мы хотим.

– Давай послушаем. – Нелегко скрыть свое ненасытное любопытство, но что-то подсказывает мне, что мне нужно это сделать. Я хочу показать ему, что могу справиться с тем, что вот-вот произойдет, не сходя с ума и не теряя самообладание. Я не могу позволить себе совершать какие-либо ошибки, если хочу увидеть Рена.

– Ты можешь встречаться с Реном, когда захочешь.

Я не ожидала этого, и уж точно не ожидала, что это прозвучит таким образом.

– Правда? – Спрашиваю я, когда обретаю дар речи. У него всегда есть преимущество. Я уже должна была это знать. Он всегда найдет способ удивить меня.

Подняв палец, он добавляет:

– При одном условии.

Я знала, что лучше не думать, что здесь нет никаких условий.

– Какое?

– Я хочу вживить тебе еще один маячок.

С таким же успехом на меня мог бы светить большой, ослепительный прожектор. Или, может быть, это фары встречного грузовика. В любом случае, я немного не в себе, но делаю все возможное, чтобы прийти в себя.

– О, и это все? – Спрашиваю я с дрожащим смешком.

– Я знаю, что ты чувствуешь по этому поводу.

– Но ты все равно хочешь, чтобы мне его установили?

Пожимая плечами, он говорит:

– Таковы мои условия. Ты сможешь спускаться и видеться с ним. Ты сможешь проводить с ним все свое время, если хочешь. Это зависит от тебя. Но только если я всегда буду знать, где ты находишься. В сколько еще опасных ситуаций тебе нужно попасть, прежде чем ты поймешь, что я прав насчет этого? Я хочу иметь возможность доверять тебе, но мы сейчас говорим не только о тебе. И я не могу доверять ему. Пока нет. Может быть, никогда, после того, что он натворил.

Больно это слышать, но я не могу притворяться, что не понимаю.

– Ему нужна помощь, – напоминаю я папе.

– И он это понимает. Но он еще не вылечился. Неизвестно, сколько времени пройдет, прежде чем это произойдет. – Он сжимает губы в твердую линию, в то время как его челюсть сжимается. Я знаю, о чем он думает. Он просто не хочет говорить это вслух. Если это когда-нибудь случится. Нет никакой гарантии, что лечение подействует или что не придется бороться с расстройством всю оставшуюся жизнь. Нет волшебной пилюли или зелья, которые исцелили бы его, точно так же, как нет волшебного заклинания, которое сотрет прошлое и мгновенно восстановит разрушенное доверие.

Есть одна вещь, которую я знаю наверняка, глубоко в моем сердце.

– Я могу помочь ему. Я знаю, как это звучит, но я в это верю.

– Не могу сказать, что ты неправа, потому что я не знаю, права ли ты, – признается он, прежде чем провести обеими руками по лицу. Это сказалось на нем. – Если ты собираешься помочь ему, это означает, что ты будешь проводить с ним время. А это означает, что тебе имплантируют маячок.

Он этого так просто не оставит. Думаю, если бы я была на его месте, я бы тоже этого не допустила. Кроме того, я сказала себе, что с этого момента всегда буду прислушиваться к нему, если выберусь из того лагеря, и вот я здесь. Подобный опыт не забудешь. Знать, что тебе причинят боль, и, что никто понятия не имеет, где ты находишься. Если бы не появление Рена, я бы все еще была там. Была бы я жива или нет – это уже другая история.

Папа все еще выжидающе смотрит на меня.

– Ну? – спрашивает он, возвращая меня в настоящее. – У меня есть твое согласие? Ты позволишь имплантировать маячок?

В том-то и дело. Это все, что я хочу. Возможность согласиться. Возможно, он загоняет меня в угол – у меня точно нет выбора. Но я могла бы сказать "нет" и столкнуться с последствиями. Прямо сейчас меня последствия не волнуют. Я просто хочу увидеть Рена.

– Да. Давай сделаем это. – Потому что прошло уже слишком много времени с тех пор, как у меня было несколько минут с ним, и мое сердце разрывается, когда я представляю его совсем одного.

Выражение облегчения стирает несколько лет с его лица.

– Я знал, ты будешь благоразумна. Тебе будет приятно узнать, что я уже подготовился. – Он достает свой телефон и быстро набирает сообщение, продолжая: – Мы позаботимся об этом через несколько минут.

– Прямо сейчас?

– Я не думал, что ты захочешь ждать, – говорит он, прежде чем поднять взгляд от своего устройства. – И я знаю, что буду спать намного лучше, когда маячок будет в тебе, и мы будем знать, что он работает. – Неодобрение в его голосе заставляет меня съежиться, но у меня нет времени объясняться, потому что дверь открывается и входит незнакомец в сопровождении одного из охранников.

Следующее, что я помню, это то, что меня подводят к креслу и просят опустить верх моей рубашки, чтобы врач – по крайней мере, я так предполагаю – мог получить доступ к моему плечу.

– Сначала я обезболю эту область, – объясняет он после того, как протирает меня спиртом. Папа отворачивается и смотрит в окно, сцепив руки за спиной. Забавно, что такой человек, как он, который пролил столько крови, не может спокойно наблюдать за чем-то подобным.

Я задерживаю дыхание, когда ощущаю давление. Не боль, но все равно ощущение странное. Неудивительно, что они хотели, чтобы я была без сознания, когда проделывали это в первый раз. Как еще они могли имплантировать его без моего ведома?

– Все готово. – Весь процесс занял меньше минуты. Теперь к маленькой ранке примотана марля, и он объясняет, как содержать все в чистоте и сухости, пока она не заживет. – Может болеть день или два, если боль будет продолжаться и начнется жар, обязательно сообщи кому-нибудь.

– Спасибо. – Даже после того, что он ввел мне в мышцу, остается явная болезненность, которой не было, когда я впервые вошла в комнату.

Это не имеет значения. Ирония судьбы – я чувствую себя свободнее, чем когда-либо за долгое время, даже с устройством слежения, имплантированным в мое тело. Папа проверяет его на своем телефоне, и я вижу облегчение на его лице, когда маячок работает. Я действительно заставила его волноваться.

– Теперь я могу спуститься вниз? – Я практически выпрыгиваю из собственной кожи. Мне так не терпится увидеть Рена.

– Таковы были условия. ”Когда тебе будет угодно". – Однако ему это не обязательно должно нравиться, и ему явно не нравится. Но я выполнила свою часть сделки.

Не желая уходить без благодарности, я снова обхожу стол и быстро обнимаю отца. Он обнимает меня и нежно сжимает.

Как только он отпускает меня, я практически выбегаю из комнаты и бегу трусцой по коридору. Бегу к нему.

– Скарлет? – Мама спускается по лестнице, когда я прохожу через прихожую. – Ты видела своего отца? Все в порядке?

Почему мне потребовалось так много времени, чтобы собрать все это воедино?

– Спасибо. – Как только она спускается по лестнице, я обнимаю ее.

Она смущенно смеется, прежде чем спросить:

– Что я сделала? Для чего это?

– Я знаю, ты, должно быть, разговаривала с ним. Он бы никогда не позволил мне увидеться с Реном, если бы ты не подтолкнула его к решению.

Она отстраняется и заправляет волосы мне за уши, прежде чем взять меня за подбородок.

– Иногда наших мужчин нужно немного подтолкнуть, – шепчет она. – А теперь иди. Не позволяй мне останавливать тебя.

Я бы поклялась, что у моих ног есть крылья, которые помогают мне долететь до двери, ведущей вниз, в подземные камеры. Только на полпути вниз до меня доходит, что, возможно, мне следовало принести ему что-нибудь – перекусить, книгу. Может быть, это и к лучшему, что я этого не сделала, поскольку я не знаю, разрешено ли мне это делать. Я только что заработала немного свободы и не хочу терять ее, нарушая правила, о существовании которых даже не подозревала.

Этого должно быть достаточно, чтобы добраться до камеры Рена и снова быть рядом с ним. Так и есть. Этого достаточно, чтобы заставить мое сердце биться сильнее, пока я не буду почти уверена, что оно вот-вот вырвется из моей груди. То, как загораются его глаза, когда он видит меня, то, как он, не теряя времени, встает с койки и спешит к решетке, чтобы накрыть мои руки своими.

Это Рен. Мой Рен. Он вернулся… но надолго ли?

Перестань думать об этом. По крайней мере, моя улыбка искренняя, потому что я испытываю облегчение, так счастлива наконец провести немного времени с ним наедине.

– Где твои телохранители? – спрашивает он с усмешкой, вытягивая шею, чтобы посмотреть в конец коридора.

– У меня их нет. Теперь я могу приходить сюда, когда захочу. Я заключила сделку с папой, – шепчу я. Сейчас меня все это не волнует. Не тогда, когда он касается моих рук. Это так хорошо. Я так по этому скучала.

Его глаза темнеют.

– Что ты должна была ему пообещать?

– Неважно, – настаиваю я. – Еще один маячок. Мне все равно, – добавляю я, когда его лицо каменеет. Нет, последнее, что мне нужно, это вернуть Ривера прямо сейчас. Или когда-либо еще, если уж на то пошло. – Правда. Кроме того, он бы мне пригодился, когда они забрали меня в то ужасное место. Если бы ты не появился… – Я не могу продолжать. Мне это и не нужно.

Его плечи опускаются, когда он вздыхает.

– Я сделал это с тобой. Это моя вина.

– Это было мое решение, – напоминаю я ему твердым голосом. Когда он смотрит в пол, я сжимаю его руки. – Посмотри на меня. Я сама сделала выбор – ты должен знать это, как никто другой. Я могла сказать «нет», но не сделала этого. Потому что ты важнее. Я должна быть с тобой.

– О, ангел… – Он прикасается лбом к холодному железу и закрывает глаза. – Я не знаю, что сделал, чтобы заслужить тебя.

– Заслуженность не имеет к этому никакого отношения. Ты остаешься со мной. – Приятно немного улыбнуться. – И ты не сможешь избавиться от меня в ближайшее время. Я собираюсь приходить сюда каждый день, чтобы увидеть тебя. Как ты себя чувствуешь?

– На удивление хорошо. – Когда он открывает глаза, они снова ясные и блестящие. – Доктор заходила раньше. Она сказала, что у меня был хороший сеанс.

– Это здорово!

– Пока не возлагай слишком больших надежд. – Когда я хмурюсь, он объясняет: – Это может занять много времени. Я имею в виду, что бы со мной ни было не так, это было со мной долгое время. Это было до того, как я даже осознал, что это было. Ты не можешь просто, ну, знаешь, щелкнуть пальцами и сделать так, чтобы нечто подобное исчезло.

– Я не идиотка. Я знаю, что это не пройдет за одну ночь. Но я также не собираюсь разлучаться с тобой за одну ночь. – И я не собираюсь переставать любить нашего ребенка, даже если знаю, что сейчас неподходящее время сообщать новости. Когда это время наступит? Понятия не имею. Я только знаю, что оно не пришло.

– Не отказывайся от меня, Ангел, – шепчет Рен, и я никогда в жизни так сильно не желала прикоснуться к нему. Обнять его.

Мне приходится довольствоваться тем, что я смотрю ему в глаза и крепко сжимаю его руки, когда шепчу в ответ.

– Никогда. Я никогда этого не сделаю.

12

РЕН

– Как ты себя чувствуешь сегодня, Рен? – спрашивает доктор Стоун через железную решетку, прежде чем быстро продолжить: – Я ведь с Реном разговариваю, верно? – На ней ее обычный деловой повседневный костюм терапевта, но сегодня ее волосы распущены, а не собраны в пучок.

– Да, это я, – подтверждаю я, когда сажусь и устраиваюсь поудобнее на своей койке. По крайней мере, настолько удобно, насколько это возможно.

– Насколько тебе известно, Ривер появлялся с тех пор, как ты здесь? – Она оглядывает маленькую камеру предварительного заключения, в которой я сейчас нахожусь.

– Нет.

– Интересно, – бормочет она с легким удивлением, прежде чем записать что-то в своем блокноте.

– Вы, кажется, ошеломлены этим. Как так?

– У тебя очень развита интуиция. – Она улыбается, нахмурив брови, как будто раздумывает, не рассказать ли мне что-нибудь. – Ну, если я буду честна, из того немногого, что я знаю, кажется, что Ривер появляется в стрессовых ситуациях, и для большинства людей заключение в камере было бы пусковым обстоятельством.

Теперь моя очередь улыбаться.

– Хотите верьте, хотите нет, но я расслабился за очень долгое время. – Я понимаю, что нормальным людям это трудно понять, но я не нормальный. – До того, как Ксандер нашел меня, я был в бегах… от него. Теперь, когда я здесь и знаю, что он решил не убивать меня, непосредственной опасности нет.

Я задаюсь вопросом, не сказал ли я слишком много, но я также знаю, что Ксандер должен платить ей достаточно, чтобы сохранить все в тайне.

Доктор Стоун прочищает горло, прежде чем прошептать:

– Ты не боишься, что он что-нибудь с тобой сделает? – Она вдруг начинает нервничать, как будто опасается, что переступила невидимую границу.

– Если бы он хотел причинить мне боль, он бы уже сделал это. Он держит меня здесь только для того, чтобы держать подальше от своей дочери. И я не виню его, зная то, что знаю сейчас. Пока я не смогу контролировать Ривера, я не хочу находиться рядом со Скарлет.

– Ты беспокоишься о ней?

– Да. Риверу она не нравится, и я боюсь, что он причинит ей боль.

– Он причинял ей боль раньше?

– Не физически… по крайней мере, я так не думаю.

– И что ты думаешь по этому поводу?

– Сначала я злился на него, но теперь мне приходится смириться с осознанием того, что я – это он. – Я так сильно хочу поговорить со Скарлет. Мне нужно знать, что именно я сказал ей, когда был Ривером. Что я сделал своему ангелу?

– Я не хочу, чтобы ты чувствовал вину за то, что делаешь, когда ты Ривер. Ты еще не можешь контролировать эту часть себя.

– Но Ривер – это часть меня, поэтому, если я причинял ей боль, она смотрела мне в глаза, когда я это делал. Это я наговорил ей обидных вещей.

– Скарлет, кажется, не держит на тебя зла, да и ты не должен. Есть другие, более важные моменты, с которыми тебе нужно разобраться прямо сейчас.

Поставив локти на колени, я слегка наклоняюсь вперед.

– И что бы это могло быть?

– Нам нужно докопаться до сути твоей травмы. Нам нужно вернуться к тому, с чего все началось.

– Это будет проблемой, потому что я ничего не помню.

– Расскажи мне, что ты помнишь из своего детства. До того, как тебя усыновили.

Я делаю глубокий вдох и выпрямляю спину. Это не то, что мне нравится вспоминать. Я мало что помню о «Безопасном убежище», но то, что я помню, не очень хорошо.

– Были только моя сестра Луна и я. У нас не было родителей. Мы жили в этом комплексе с людьми, которых не знали. Людьми, которым было наплевать на нас.

– Они причинили тебе боль?

– Телесные наказания были обычным явлением, да. – Я никогда не забуду острую боль от ремня на спине или звук, который издавал хлыст, рассекая мою кожу. – Через некоторое время я к этому привык.

– То, что ты к чему-то привык, не делает это менее болезненным, – говорит доктор Стоун, ее голос полон эмоций. Ей жаль меня, и я ненавижу это. Она должна испытывать жалость к людям, которых я собираюсь убить.

Я пожимаю плечами.

– Я справился с болью.

Она не выглядит убежденной.

– Я бы хотела проделать с тобой небольшое упражнение, если ты готов к этому. Немного поработать с внутренним ребенком, но только если тебе удобно. Если ты почувствуешь, что в любой момент не сможешь с этим справиться, просто дай мне знать, и мы остановимся.

– Конечно, – соглашаюсь я. – Я попробую.

– Великолепно, – доктор Стоун взволнованно хлопает в ладоши. – Почему бы тебе не лечь и не устроиться поудобнее? Закрой глаза и сделай несколько глубоких вдохов.

Я делаю, как было предложено, и ложусь обратно на свою койку, закрываю глаза и делаю несколько успокаивающих вдохов.

– Теперь я хочу, чтобы ты представил, что находишься где-то, где чувствуешь себя в безопасности.

Мои мысли возвращаются к дому моих родителей. Первое место, где я чувствовал себя в безопасности и меня любили. В отличие от "Безопасного убежица", приемные родители никогда не поднимали на нас руку. Мне не нужно было защищать Луну или себя.

– Теперь я хочу, чтобы ты представил себя ребенком, стоящим перед тобой в этом безопасном месте. Я хочу, чтобы ты представил себя до того, как твоя семья усыновила тебя. Какого бы возраста ты не был, когда ты все еще жил в лагере и тебе приходилось терпеть телесные наказания.

Передо мной появляется маленький мальчик. Большие, полные страха глаза, жаждущие любви, смотрят на меня снизу вверх.

– Как он выглядит?

– Он выглядит напуганным, а также немного сердитым из-за того, что рядом нет взрослых, которые любили бы его и оберегали. Он чувствует себя… брошенным. – Я очень хорошо помню это чувство. – Одинокий и напуганный, но готовый защитить Луну любой ценой.

– Звучит так, будто ты всегда был защитником, сначала Луны, а теперь Скарлет. Это слишком много для одного человека.

– Я справлюсь.

– Я верю тебе, но сможет ли справиться этот маленький мальчик, на которого ты смотришь?

В моем воображении маленький мальчик качает головой. Мое сердце болит за него… за эту часть меня.

– Я так не думаю, но он должен. – Ему пришлось вынести гораздо больше, чем подобает любому ребенку.

– Если ты чувствуешь, что можешь, ты мог бы сказать этому мальчику, что он больше не одинок. Ты можешь сказать ему, что это не его вина и что ты понимаешь его боль.

Мое горло сжимается от эмоций. От чувств, с которыми я не хочу сталкиваться. Я открываю глаза и сажусь, чтобы оглядеть свою маленькую камеру. Возвращаюсь к реальности.

– Я не хочу делать этого прямо сейчас.

– Все в порядке. Тебе не нужно делать ничего, что тебе неприятно. Ты отлично справился, – хвалит она меня. – Это было хорошее начало, и мы уже многое узнали о тебе. Я получила много полезной информации, которая облегчит твое лечение.

До конца нашего сеанса мы говорим о светлой стороне моего детства, о хороших воспоминаниях с моими приемными родителями и Луной, о вещах, которыми я не прочь поделиться. Совсем наоборот, мне нравится вспоминать их. Я дорожу теми временами, о которых некоторое время не думал.

– Это был хороший сеанс, – восклицает доктор Стоун, поднимаясь со стула возле моей камеры. Она собирает свои вещи и складывает все в свою огромную сумку. – Если ты не возражаешь, я хотела бы дать тебе небольшое домашнее задание.

– Не уверен, что у меня есть время. Я немного занят, сижу здесь и ничего не делаю, – шучу я, заставляя доктора рассмеяться.

– Что ж, если ты найдешь несколько минут, я бы хотела, чтобы ты подготовился к тому, чтобы подробнее рассказать о тяжелых временах твоего детства. Я знаю, что это неприятно, и инстинкт подсказывает тебе просто не говорить об этом. Но, чтобы относиться к тебе должным образом, мы, к сожалению, должны пойти на это.

– Как именно мне готовиться? – Я спрашиваю.

– Просто подумай об этом. Мы хотим иметь возможность подтвердить чувства этого маленького мальчика. Скажи этой своей части, что теперь ты сильнее, что ты справишься с этими монстрами так, чтобы ему не пришлось этого делать.

– Это звучит немного странно, но, думаю, я попробую. – Не то чтобы у меня было занятие получше.

– О, чуть не забыла. Я принесла тебе книгу о ДРЛ. – Она роется в сумочке, вытаскивая книгу в мягкой обложке. Она протягивает мне книгу через железную решетку. Я переворачиваю ее, чтобы увидеть обложку и прочитать название: Диссоциативное расстройство личности у пациентов.

– Я попробую почитать, – обещаю я, листая красочные страницы.

– Увидимся завтра, – говорит доктор Стоун, прежде чем уйти по длинному коридору. Стук ее каблуков медленно затихает вдали, пока я снова не остаюсь один.