Текст книги "Прикосновение хаоса (ЛП)"

Автор книги: К. Холлман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

9

РЕН

Я не думал, что за Ксандером, вытаскивающим меня оттуда, стоит что-то вроде чувства. Он штурмовал Нью-Хейвен, чтобы спасти свою дочь. Я случайно оказался там, вот и все. Я уверен, что он сделал это больше для моих родителей и для Луны.

Как только мы пересекаем главные ворота вместе с остальной командой, которую привел Ксандер, меня сопровождают во внедорожник, а Скарлет усаживают в другой. Никто не произносит ни слова. Просто понятно, что я не собираюсь ехать с ними. Максимум, чего я добиваюсь от Кью, – это неприязненного взгляда, прежде чем он забирается в машину со своей семьей.

Пока мы совершаем долгий обратный путь туда, где я понятия не имею, что меня ждет, у меня будет достаточно времени подумать. Я чувствую, что должен подготовиться ко всем возможностям, поскольку последнее, чего я хочу, – это быть застигнутым врасплох кем-то опасным и с хорошими связями, как Ксандер Росси. Моя голова все еще болит настолько, что это отвлекает, но я не могу позволить этому мешать.

Они мне не доверяют. Это все, что я знаю. Я имею в виду, что вооруженные люди, сидящие по обе стороны от меня на заднем сиденье, рассказывают ясную историю, не требующую произнесения ни слова. Я уверен, что Скарлет рассказала своей семье все то же дерьмо, которое она рассказала мне, всю эту чушь о Ривере, о том, что я болен. Почему она так часто употребляет это слово?

Они мне не доверяют, поэтому, вероятно, будут держать меня где-нибудь взаперти. Либо так, либо они потащат меня прямиком в офис Ксандера и будут допрашивать столько, сколько им захочется. О чем? Для начала, обо всем том дерьме, что произошло в Кориуме. Кажется, что это было целую жизнь назад.

Они не поймут, что бы я им ни говорил. Это невозможно. Их там не было. Они только думают, что понимают, через что прошли Ривер, я и многие другие.

Что, если они захотят узнать, где Ривер? Даже если бы я знал, я бы им не сказал. Я не брошу своего брата так, как он бросил меня. Я так не поступлю.

Как только мы возвращаемся на территорию комплекса, меня молча вытаскивают из внедорожника. Нет времени ценить возвращение в знакомое место, прежде чем я буду вынужден идти через широкую лужайку.

– Я могу идти сам, – бормочу я, не то чтобы это имело значение. У них есть свои приказы, которым они должны следовать.

Крепко держа за обе руки, меня ведут в восточное крыло главного дома, пока Ксандер и его дети поднимаются по парадной лестнице. Скарлет удается вытянуть шею и посмотреть в мою сторону только один раз, и то всего на секунду, прежде чем Ксандер что-то говорит, чтобы отвлечь ее от меня. О чем она думает? Как она себя чувствует? Она выглядела обеспокоенной, это точно. За себя или за меня?

В фундаменте дома есть дверь, наполовину увитая плющом. Петли визжат, когда один из охранников открывает ее, и когда я заглядываю внутрь, то вижу, что за ней нет ничего, кроме лестницы, ведущей вниз, в темноту. Нам троим не хватает места, чтобы идти бок о бок, поэтому один охранник стоит передо мной, а другой позади, не оставляя мне другого выбора, кроме как спуститься и встретиться лицом к лицу со своей судьбой.

Камера, в которую меня запихивают, маленькая и холодная. Тот холод, который проникает в мышцы и кости человека. Я переходил из одной камеры в другую. Мне повезло.

– Можно мне чего-нибудь выпить? – Мой вопрос остается без ответа. Мужчины уходят, оставляя меня здесь одного, в компании только тишины. Что ж, я привык быть один.

Железные прутья отделяют меня от свободы, хотя мое заточение могло быть и хуже. По сравнению с Нью-Хейвеном это четырехзвездочный отель. Раковина, унитаз, маленькая кровать. Не у всех в подвале есть маленькая тюрьма с водопроводом.

Я падаю на раскладушку, которая в сто раз удобнее, чем то дерьмовое подобие матраса в Нью-Хейвене. Может, я и заключенный, но мне позволено сохранять немного достоинства.

Какова здесь конечная цель? Теперь, когда я заперт, возникает вопрос о том, что будет дальше. Зачем держать меня в плену? Что мне нужно сделать, чтобы выйти? Планируют ли они когда-нибудь меня выпустить?

Новые шаги, и на этот раз они не такие тяжелые и неуклюжие. Я сажусь лицом к решетке, вцепившись руками в матрас. Шаги приближаются. Две пары.

Одно дело знать, что Кью ненавидит меня за все, что я сделал. Я справлюсь с этим – я знал, что так все закончится. Я последовал приказу Ривера, потому что было важнее отомстить человеку, который оставил Ребекку в живых, чем почтить мою историю с семьей Росси. Она должна была умереть, чтобы все зло умерло вместе с ней, но Ксандер позволил ей ускользнуть у него из рук. В этом мы с Ривером всегда были согласны.

Трудно смириться с тем, как Кью смотрит на меня. Я не жду от него прощения и стану извиняться, пока не буду уверен, что получу его. Я не собираюсь бросаться к его ногам и умолять.

Ксандер прочищает горло, стоя со сложенными перед собой руками.

– Благодаря тебе мы смогли вытащить Скарлет оттуда.

– Во-первых, благодаря тебе она оказалась там, – рычит Квинтон. Как будто это я ее похитил. Как будто я прикоснулся хлыстом к ее спине.

Мысль о ее спине заставляет меня спросить:

– Как она? Я не смог толком рассмотреть, что они сделали.

Этого достаточно, чтобы лицо Ксандера потемнело, а взгляд стал жестким.

– Она справится с физической болью. – Я знаю, что он пытается сказать, не облекая это в слова. Она так легко не справится с эмоциональной частью этого. Или, по крайней мере, он так думает. Я знаю, что ей гораздо хуже, чем он думает.

– Кто-то выбил из тебя все дерьмо, – замечает Кью, ухмыляясь и оглядывая меня с ног до головы. Кажется, он этому очень рад.

– Да. Это случилось после того, как я тебе позвонил. – Я дотрагиваюсь рукой до левой щеки, где щиплет, благодаря удару, который кто-то нанес мне сзади. Теперь, когда я нахожусь при ярком свете, засохшая кровь на костяшках моих пальцев служит уродливым напоминанием о том, что произошло сегодня вечером.

Он рычит.

– Это было не так сильно, как ты заслуживаешь.

– Хватит, – бормочет Ксандер уголком рта. – Здесь другие посетители, которые хотят тебя увидеть. Я дам тебе минуту, чтобы умыться. Не хочу, чтобы твоя мать или сестра видели тебя в таком виде.

Мама. Луна. Черт. Как бы я ни был рад их видеть, я знаю, о чем они, должно быть, думают. Очевидно, они уже были здесь. Иначе они не могли бы появиться так скоро после моего приезда. Что им сказал Ксандер? Насколько они поверили?

Он прав в одном. Я не хочу, чтобы они видели меня таким. Я быстро умываюсь, не останавливаясь, пока вода в раковине не становится прозрачной, а не мутно-коричневато-красной. Я провожу мокрыми руками по волосам, надеясь немного привести их в порядок. К тому времени, как я заканчиваю, по коридору, который проходит перед камерами, раздаются быстрые, мягкие шаги. Я слышу короткий, задыхающийся вздох моей сестры еще до того, как вижу ее. Она берется за прутья, сжимая их достаточно крепко, чтобы костяшки пальцев слегка выделялись на фоне кожи.

Прежде чем она успевает что-либо сказать, ее прерывают.

– Луна. – Голос отца резкий. Я не знаю, почему он ругает ее и считает ли он меня опасным. Я знаю только, что ее лицо вытягивается, прежде чем она смотрит в пол. Мама и папа присоединяются к ней, папа обнимает маму за талию. Она прислоняется к нему, одна рука у него на груди, и ее лицо морщится, когда наши взгляды встречаются.

Теперь я знаю, что чувствует животное в зоопарке. Вот так они на меня смотрят. Как будто я животное. Как будто они не знают меня, как будто я какой-то хищник. Почти болезненный импульс всплывает близко к поверхности, так близко, что было бы легко поддаться ему. Я должен дать им то, чего они хотят. Я должен быть таким монстром, каким они меня видят.

– Привет, – бормочу я, снова садясь на койку. Почему они так на меня смотрят? Я знаю, что я сделал, да, но из всех людей я ожидал, что они поймут. Они знают, откуда я пришел. Где я был до того, как они забрали меня и Луну. Они знают, через какой ад я прошел.

– Как ты себя чувствуешь? – шепчет мама. Ее подбородок дрожит, но она сжимает челюсти, как будто борется со своими эмоциями.

– О, я в отличной форме. – Я сгибаю правую руку, где костяшки пальцев в синяках, больше не в крови.

– Мы знаем, что ты не хотел. – В голосе Луны слышится замешательство, но что привлекает мое внимание, так это то, как папа внезапно напрягается. Когда она поднимает на него взгляд, он слегка качает головой, сдвинув брови.

– О чем ты говоришь? – Я смотрю на них по очереди, ища ответы. Как будто мы ведем здесь два разных разговора, и я не понимаю почему.

– О том, что ты натворил. – Голос папы напряженный, суровый, но я слышу в нем что-то еще. Грусть? Думаю, в этом есть смысл. Я уверен, они все слышали о том, как я предал Кью и всех остальных. Это не должно вызывать удивления.

– У меня были на то причины. – Когда они трое уставились на меня, я пожал плечами. – Не знаю, что еще сказать. Я сделал то, что должен был сделать.

– О, Рен… – Мама поворачивает голову и прижимается лицом к папиной груди. От содрогания всего ее тела у меня сжимается грудь.

– А как же… Ривер? – Спрашивает папа.

– Мы работали вместе. – Он морщится, как от боли, заставляя меня спросить: – Ну? Ты хотел знать. Он выбрался оттуда так же, как и я, и мы решили сделать то, чего не сделал бы никто другой. Мы должны положить этому конец, всему этому. Разве ты не понимаешь? – Для меня это так очевидно.

– Ты не помнишь, что с ним случилось? – Лицо Луны морщится, прежде чем она громко шмыгает носом. – Ты действительно не помнишь?

– Почему все продолжают спрашивать меня о подобных вещах? Почему вы меня не слушаете? – Я чувствую, что это происходит. Жар, ярость, они хотят завладеть мной. Нет ничего более неприятного, чем пытаться защититься, когда никто не хочет слушать. – Перестаньте смотреть на меня как на сумасшедшего! – Я кричу, когда они втроем делают именно это. Им жаль меня. Они могут бояться меня.

У папы перехватывает горло, он с трудом сглатывает, затем крепче сжимает маму в объятиях.

– Мы собираемся оказать тебе необходимую помощь, – бормочет он, прежде чем другой рукой обнять Луну и мягко, но твердо увести их из камеры. – Мы поможем тебе.

Я не могу в это поверить. Откуда у них у всех такое представление обо мне? Почему они так хотят в это поверить? Как будто они уже приняли решение.

Почему я не могу вспомнить, что произошло после того, как я поругался со Скарлет?

Нет. Я не хочу думать об этом сейчас. В голове снова стучит, достаточно сильно, чтобы желудок скрутило. Я бросаю взгляд в сторону туалета, гадая, не вырвет ли меня, хотя не могу вспомнить, когда я ел в последний раз. Как я могу этого не помнить? В моей памяти огромный пробел. Я знаю, что ел в отеле, но когда я ел в последний раз? Я даже не могу вспомнить, что именно я ел.

Я не хочу думать об этом, но я должен. Должен заставить себя пройти через это, через боль, замешательство и вопросы. Чем больше я пытаюсь вспомнить, тем больше дыр нахожу в своей памяти. Что происходило до того, как я проснулся в хижине один? Что происходило, когда я просыпался, не помня, как засыпал?

Это как будто во мне посеяли семя, и оно начинает прорастать и пускать корни. Оно быстро растет, распространяясь по мне, наполняя меня чем-то настолько близким к страху, насколько я когда-либо знал. Не тем страхом, с которым я жил, когда был ребенком в "Безопасном убежище". Это тот вид страха, который намного сильнее и глубже, потому что на этот раз я не боюсь постороннего. Кого-то большего и сильнее.

Я боюсь самого себя.

Что, если они правы? Что, если со мной действительно что-то не так?

Я ломаю голову, вспоминая все те разы, когда я разговаривал с Ривером, все те разы, когда я его видел. Я никогда не понимал, как он попал в Кориум, как он входил и выходил незамеченным, и до сих пор я никогда не задумывался об этом. Неужели все это действительно было у меня в голове?

Все, кому я когда-либо доверял, кажется, уверены, что Ривер существует только в моем воображении. Может быть, мне тоже пора в это поверить.

10

СКАРЛЕТ

Это убивает меня. Зная, что Рен внизу, заперт в камере один, и мой отец не разрешает мне видеться с ним. Я выпрашивала, как могла, но это было бесполезно. Мой отец не изменит своего решения, сколько бы я ни просила.

Я снова принимаюсь расхаживать по своей комнате. Я долго ходила из стороны в сторону. Удивлена, что на моем ковре до сих пор нет следов ног. Проводя рукой по своим слишком длинным волосам, я обдумываю план встречи с Реном. Может быть, мне удастся отвлечь охранника или попросить маму помочь. Мне нужно что-то сделать, иначе я сойду с ума.

Я собираюсь пойти поговорить с мамой, когда звук подъезжающей машины заставляет меня остановиться как вкопанную. Я быстро подхожу к окну, чтобы посмотреть, кто приехал. Серебристый седан останавливается прямо перед дверью и глушит двигатель. Мгновение спустя водительская дверь открывается, и из машины выходит доктор Стоун. Я сразу же приободряюсь. Должно быть, она здесь из-за Рена. Она будет говорить с ним, я и собираюсь присутствовать.

Решимость течет по моим венам, когда я выхожу из своей комнаты и быстро спускаюсь по лестнице. Когда я вхожу в фойе, мой отец уже там, приветствует доктора Стоун, когда она входит в дом.

– Я иду, – выпаливаю я, как только преодолеваю последние несколько ступенек лестницы.

Голова моего отца резко поворачивается туда, где я стою. Выражение его лица мрачное, но глаза смягчаются, когда он замечает мой отчаянный взгляд.

– Скарлет…

– Я не принимаю «нет» в качестве ответа.

– Если ты позволишь мне закончить, – говорит мой отец, слегка раздраженный. – Я собирался сказать, что ты можешь приходить, пока я тоже там.

– Меня это устраивает, – соглашаюсь я, ошеломленная внезапной переменой отношения моего отца.

Переключив свое внимание на доктора Стоун, я приветствую ее.

– Здравствуйте, доктор, я рада видеть вас снова. – Я действительно в восторге. Я еще многого не знаю и не понимаю. Мне нужно знать, как я могу помочь Рену, и доктор Стоун – единственный человек, который может меня научить.

– Я рада вернуться и рада слышать, что пациент сейчас здесь. – В ее голосе слышится неподдельное волнение, которое дает мне понять, что она одна из тех людей, которые любят свою работу.

– Пожалуйста, следуйте за мной вниз, – предлагает мой отец, махнув рукой в сторону лестницы.

Мы с доктором Стоун следуем за моим отцом, когда он ведет нас вниз по лестнице в длинный темный коридор, ведущий к нескольким камерам предварительного заключения в нашем подвале. С каждым шагом я чувствую, как растет напряжение. Доктор Стоун выпрямляет спину, ее шаги становятся более неуверенными, а дыхание учащается. Ее дискомфорт достигает нового пика, когда мы проходим мимо первой пустой камеры. Она нервно теребит ворот своей рубашки.

Доктор Стоун прочищает горло.

– Я не знала, что пациент опасен.

– Это не так, – говорю я, прежде чем мой отец успевает ответить.

– Спорно, – говорит папа себе под нос.

Мы наконец добираемся до камеры, в которой держат Рена. Мое сердце замирает, когда я вижу, что он сидит на койке, придвинутой к дальней правой стене. Он поднимает взгляд, и его глаза мгновенно находят мои. Я задерживаю дыхание, и мое сердце продолжает биться в неровном ритме. Его взгляд пуст, тело осунулось. Он выглядит таким… побежденным.

Подходя ближе к камере, я обхватываю пальцами холодные металлические прутья, которые удерживают меня подальше от мужчины, которого я люблю.

– Рен, – шепчу я в прохладный, пыльный воздух.

Рен встает со своей койки и делает шаг ко мне.

– Это уже близко к истине, – предупреждает мой отец, и мне приходится подавить закатывание глаз. Что, по его мнению, должно произойти? Рен пройдет сквозь стальные прутья и поцелует меня?

– Привет, Рен, меня зовут доктор Стоун, и я здесь, чтобы оценить твоё состояние.

Рен отрывает от меня взгляд, чтобы посмотреть на доктора.

– Здравствуйте. – Его голос ровный, лишенный каких-либо эмоций. Он звучит так безнадежно, и это причиняет мне боль больше, чем кто-либо может себе представить.

Доктор Стоун поворачивается к моему отцу.

– Это действительно необходимо? Я хотела бы присесть рядом со своим пациентом, прежде чем говорить.

– Боюсь, это не подлежит обсуждению. Однако я могу предоставить несколько стульев. – Он приказывает одному из охранников принести три стула, в то время как Рен берется за спинку койки и подтаскивает ее поближе к двери камеры.

Как только охранник приносит стулья, мы все садимся, включая Рена.

Когда мы все рассаживаемся, доктор Стоун достает свой блокнот и ручку и кладет их себе на колени.

– Скарлет уже много рассказала мне о тебе, но я хотела бы услышать твою версию.

– Рассказывать особо нечего. До вчерашнего дня я не понимал, что со мной что-то не так.

– Я не хочу, чтобы ты думал об этом таким образом. В этом нет ничего плохого. Ты просто другой. Ты пережил какую-то травму в молодости, и это вызвало ответную реакцию. Это не твоя вина. – Доктор Стоун продолжает объяснять Рену основы этого расстройства так же, как она объясняла это нам несколько дней назад.

Я слушаю это снова, запоминая каждое произнесенное ею слово и внимательно наблюдая за Реном. Он все еще напряжен, но, по крайней мере, пока отвечает на все вопросы доктора Стоун.

– Итак, как именно работает лечение? – Спрашивает Рен, когда доктор Стоун заканчивает все объяснять.

– Когнитивно-поведенческая терапия будет наиболее полезной в лечении ДРЛ. Лекарства от самого расстройства не существует, только от некоторых симптомов. В твоем случае я рекомендую начать принимать антипсихотические препараты наряду с ежедневными сеансами терапии. – Доктор Стоун поворачивает голову, чтобы посмотреть на моего отца. – Сеансы мне придется проводить наедине со своим пациентом. Это крайне важно, учитывая сложившуюся ситуацию.

Мой отец неохотно соглашается, прежде чем спросить:

– Итак, каким будет результат? Если лечение сработает?

– Каждый случай индивидуален, но надежда состоит в том, чтобы стереть альтернативные личности и объединить их с Реном. Как я уже объясняла, это расстройство является реакцией на травму. Рен спроецировал на Ривера все чувства, которые он не хотел испытывать. Справившись со своей травмой и приняв все эмоции, которые с ней связаны, он сможет хорошо адаптироваться, особенно при ежедневных занятиях.

Услышав ее слова, я снимаю еще один огромный груз с моей груди. Она может помочь ему, и ее голос звучит довольно уверенно.

– Могу ли я что-нибудь сделать, чтобы помочь прогрессу? – Спрашиваю я.

Доктор Стоун поворачивается ко мне.

– Просто будь рядом с ним и прояви понимание. Наличие рядом с ним кого-то, кто заботится о нем, поможет ему чувствовать себя более уверенно и стабилизирует его во время процесса.

Я смотрю на своего отца.

– Ты это слышал? Ему станет легче, если я буду приходить и навещать его.

Мой отец сохраняет стойкость.

– Посмотрим.

Доктор Стоун снова выглядит немного неуютно, оказавшись между нами.

– Я думаю, на сегодня все, но я буду рада вернуться завтра в любое удобное для вас время. – Она переводит взгляд с Рена на моего отца и обратно. Я думаю, обычно она назначала время со своим пациентом, а не с его тюремным охранником.

– В то же время, что и сегодня, если вас это устроит? – наконец предлагает мой отец.

– Я найду место в своем расписании. – Она улыбается.

– Вы не возражаете, если сами найдете путь наверх? – Спрашивает мой отец, но это скорее приказ.

Доктор Стоун собирает свои вещи и запихивает все в кожаную сумочку, прежде чем встать со стула.

– Конечно, я с нетерпением жду нашего завтрашнего сеанса, – обращается она к Рену.

Едва затихает стук ее высоких каблуков, как я начинаю бомбардировать отца своей просьбой.

– Думаю, я должна иметь возможность видеться с Реном, когда захочу. Он не представляет для меня опасности, особенно за решеткой. Доктор сказал, что было бы лучше, если бы у него был кто-нибудь, а кто подходит больше, чем я?

– Луна здесь и может встречаться с ним в любое время.

Тьфу, я должна была догадаться, что он швырнет это мне в лицо.

– Почему ты никогда ни в чем мне не доверяешь? Ты доверяешь Луне, но не мне.

– Потому что каждый раз, когда я отворачиваюсь, ты совершаешь какую-нибудь глупость и подвергаешь себя опасности.

Я бросаю взгляд на Рена, который ведет себя неловко тихо, слушая, как мы с отцом ссоримся.

– Я знаю, что сделала неправильный выбор и подвергла себя опасности, но я ни о чем не жалею. Все совершают ошибки, когда взрослеют, и ты должен позволить мне совершить свои точно так же, как ты позволил Квинтону совершить его. Я не могу вечно быть твоей маленькой девочкой. Я люблю Рена и хочу иметь возможность хотя бы видеть его. Это все, о чем я прошу.

При упоминании любви лицо моего отца морщится, как будто звук этого слова причиняет ему боль.

– Я подумаю об этом, – наконец говорит папа.

Я выдыхаю, сама не осознавая, что задерживала дыхание. Я подумаю об этом, это уже лучше, чем отказ. Я улыбаюсь, хорошо зная своего отца и то, что он относится ко мне мягко. Один разговор с моей мамой, и я смогу склонить его на свою сторону.