Текст книги "Прикосновение хаоса (ЛП)"

Автор книги: К. Холлман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

13

РЕН

Как заключенные, приговоренные к пожизненному заключению, поступают так? Как они живут изо дня в день в камере, когда им нечего делать, некуда идти? И поговорить тоже не с кем. Клянусь, если бы у меня уже не было проблем с мозгом, я бы очень скоро сошел с ума. Делать нечего, только думать и пялиться в потолок.

Это не только для того, чтобы держать меня подальше от остальных членов семьи. Это не для того, чтобы обеспечить безопасность Скарлет. Меня наказывают. Это мой приговор после всего, что я сделал. Не важно, что я этого не помню. Не важно, что я мог убить Кью, но не смог заставить себя сделать это. То же самое и в отношении Аспен. Я не смог пройти через это.

Но Ривер мог бы. Ривер бы смог. А Ривер – это я, и Ксандер не может этого простить. Он может попытаться помочь мне, но он не простит. Вот почему я изолирован, у меня нет никаких развлечений, кроме большой книги, которую оставила мне доктор, и никаких прогулок на свежем воздухе.

Единственное, чего я с нетерпением жду в этот день, – это визита Скарлет и моих родителей, хотя визиты семьи обычно короткие и напряженные. Скарлет обещала принести ужин сегодня вечером, и мое сердце подпрыгивает, когда ее шаги эхом отдаются по коридору.

– Пора ужинать! – зовет она. Это самая приятная вещь, которую я слышал за весь день.

Я подтаскиваю раскладушку к решетке и сажусь как раз вовремя, чтобы она поставила поднос на один из стульев, стоящих напротив меня. В нем есть щель у самого пола, так что ей как раз хватает места, чтобы просунуть под нее тарелку. Я поднимаю крышку и нахожу сэндвич, чипсы и несколько свежих печений, пахнущих шоколадом и сахаром. Я надеялся на что-то более существенное, но я понимаю ход мыслей. Они не хотят, чтобы у меня было что-то, для чего мне понадобились бы нож и вилка. Пока нет. Скарлет тем временем ест курицу-гриль и жареный картофель. Я слишком голоден, чтобы сейчас обращать внимание на разницу.

Я слишком рад быть с ней. Почему-то все стало ярче. Лучше. Легко потерять надежду, растрачивая свою жизнь в камере, но она восстанавливает ее, просто находясь здесь. Позволяя мне греться в ее свете и тепле.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает она, пока я откусываю огромный кусок от толстого сэндвича. На нем индейка, сыр и толстый слой майонеза.

– Это ты приготовила? – Спрашиваю я, вместо того чтобы сразу ответить на ее вопрос.

Ее голова качается вверх-вниз, а в уголках рта появляется довольная улыбка.

– Я вспомнила, что тебе это нравится.

– Я не шучу, когда называю тебя ангелом. – Откусив еще кусочек и проглотив, я говорю ей: – Со мной все в порядке. Смертельно скучно, но чувствую себя хорошо.

– Мне нужно поговорить с папой о том, чем тебе здесь заняться.

– Было бы здорово, но не настаивай. Я не хочу, чтобы он злился на тебя из-за меня. – И не хочу, чтобы он сказал ей, что ей больше нельзя сюда приходить. Она – единственное, что сейчас удерживает меня. Я не справлюсь без нее.

– Может быть, я попрошу маму поговорить с ним об этом, – предлагает она. – Он лучше воспринимает подобные вещи от нее.

Она не собирается так просто это оставлять, так что спорить бессмысленно.

– Хорошая идея. – Жуя чипсы, я некоторое время наблюдаю за ней. – Как ты себя чувствуешь?

– Отлично. На самом деле, я чувствую себя хорошо. – Так почему у нее такой резкий голос? Она слишком старается. Я думаю, ей это тоже далось нелегко.

– Я бы все отдал, если бы мог вернуться и все переделать, – бормочу я, когда обычное чувство вины разливается по моей груди. – Надеюсь, ты это знаешь. Я бы сделал все, что угодно.

– Знаю. Но все это началось, когда ты был маленьким – еще до твоего рождения. Все зло… ты не несешь за это ответственности.

– Я знаю. – Я также знаю, что она говорит мне только то, что должна. Я знаю, что в ближайшее время не перестану чувствовать себя дерьмово из-за того, что я сделал.

О чем я думаю? Я должен сосредоточиться на ней. Быть с ней. У меня есть все время в мире, чтобы лежать здесь и винить себя.

– Чем ты занималась в последнее время?

– Аспен хочет, чтобы я сходила с ней по магазинам, чтобы купить вещи для ребенка. – Она накалывает на вилку кусочек картофеля и обмакивает его в какой-то соус, прикусывая губу.

– Похоже, ты не в восторге от этого.

Она пожимает плечами, уставившись в тарелку.

– Я имею в виду, это поход по магазинам. Я люблю ходить по магазинам. Но странно пытаться радоваться за нее, когда я знаю, что ты здесь, внизу.

– Не позволяй такому состоянию удерживать тебя. – Это последнее, чего я хочу. Я уже причинил ей достаточно боли.

Она вскидывает голову, прежде чем ее лицо вытягивается.

– Нет, я совсем не это имела в виду. Я… я думаю, я не знаю, что я имею в виду.

Наверное, сейчас самое подходящее время поговорить о том, что не давало мне покоя с тех пор, как я посетил доктора.

– Ты когда-нибудь думала о том, чтобы поговорить с кем-нибудь? С доктором, например?

– Доктор? Зачем? Я в порядке. – И она тоже защищается. Почему она так защищается? – Я абсолютно здорова.

– Я имею в виду, с кем-нибудь поговорить о том, что произошло. Там, в лагере. А еще я не помню того дерьма, что было в хижине. Для тебя, должно быть, это было тяжело. Может быть, доктор поможет тебе справиться с этим. Я хочу этого для тебя.

По крайней мере, теперь она не избегает смотреть на меня, одаривая нежной улыбкой, которая озаряет ее лицо.

– Это так мило с твоей стороны беспокоиться обо мне, но, честно говоря, все было не так уж плохо. Я справляюсь с этим. И я знаю, что ничего из того, что ты делал, когда был Ривером, на самом деле не исходило от тебя.

То, как она это говорит, привлекает мое внимание. Это звучит так, как будто она часто говорила себе. Что-то, что она запомнила. Это то, во что ей нужно верить?

– Что он сделал? – Спрашиваю я, озвучивая самый важный и громкий вопрос, тот, который не дает мне спать по ночам. – Ривер. Я лежал здесь, представлял всякое дерьмо, от которого у меня скручивало живот. И я боюсь, что даже это и близко не сравнится с тем, через что тебе пришлось пройти.

– Честно говоря, он не так уж много со мной сделал. Я имею в виду, иногда ты вел себя немного по-другому, но есть причина, по которой мне потребовалось так много времени, чтобы понять, что с тобой что-то не так. Я просто подумала, что у тебя перепады настроения, что-то в этом роде. – Она разрезает курицу, как будто в этом нет ничего особенного. Интересно, сколько раз это случалось? Сколько раз ей приходилось оправдываться меня?

– В любом случае, – продолжает она со вздохом, – большую часть времени дело было не столько в том, что он делал, сколько в том, что он говорил.

Волосы у меня на затылке встают дыбом, когда я наблюдаю за ней, ожидая подсказки, объясняющей, на что она намекает. В конце концов, я устал ждать.

– Что он тебе говорил? – выпаливаю я.

– Не важно. – Она изо всех сил пытается казаться беззаботной, но я знаю ее лучше, чем она сама себя.

Несколько секунд я наблюдаю, как она перекладывает еду на своей тарелке. Это предлог, чтобы не смотреть на меня. Я люблю ее, но сейчас меня начинает это раздражать.

– Я не сломаюсь из-за того, что ты мне скажешь, – бормочу я, перекладывая еду на своей тарелке так, как это делает она. – Что он значит?

Ее плечи поднимаются и опускаются в глубоком вздохе, который она медленно выпускает.

– Это значит то, что я сказала.

– Тебе не нужно беспокоиться, что ты заденешь мои чувства или что-то в этом роде. Я справлюсь с этим. И я должен знать, что… что я с тобой сделал. – Черт, это тяжело. Часть меня знает, что это не я причинил ей боль, но я также не хочу прятаться за этим оправданием. Я не какой-нибудь слабак, который не может признать свои ошибки.

Очевидно, что она не согласна. Ее лицо становится гневным, прежде чем она бросает вилку на тарелку, достаточно громко, чтобы звук отдавался эхом.

– Не говори так. Не смей так говорить.

– Я должен лгать?

– Ты ничего не делал! И ты это знаешь. Или, по крайней мере, должен знать сейчас. Разве доктор тебе этого не сказала?

– Я знаю то, что знаю. – Боль на ее лице убивает меня. Я снова причиняю ей боль. Но, черт возьми, я не собираюсь сидеть здесь и притворяться. – Я говорю все это не для того, чтобы расстроить тебя. И я говорю это не для того, чтобы ты сказала мне, что я неправ, или что-нибудь в этом роде. Я говорю правду. Может, Ривера и не существует на самом деле, но он внутри меня. Он часть моего разума. Так что да, я делал все это.

– Только потому, что кто-то другой поступил с тобой еще хуже, когда ты был слишком мал, чтобы справиться с этим. Прости. – Она вздыхает, когда я закатываю глаза. – Просто так оно и есть. Я люблю тебя, и это не изменится, и я не позволю тебе наказывать себя за то, что ты не мог контролировать.

– Ладно. Если я ни в чем не виноват, скажи мне, что сделал Ривер. Что он сказал? Я имею в виду, ты же не говоришь о том, что я сделал, верно? – Дерьмово загонять ее в угол? Возможно. Но мне нужно знать. Незнание намного хуже.

– Он был злым. Он сказал несколько действительно плохих вещей. – Она накалывает на вилку кусочек курицы и отправляет в рот, глядя на меня, пока жует. На этот раз отказываюсь отводить взгляд. Вот. Это то, что ты хотел знать?

– Какие, например?

Между нами рушится невидимая стена. Я вижу это по тому, как раздуваются ее ноздри. Свет гаснет в ее глазах, прежде чем она бормочет:

– Я не хочу говорить об этом. Кроме того, все равно теперь это все в прошлом. – Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так сильно накалывал картошку вилкой, как она.

В ее словах есть смысл. Повторение этого дерьма ничего не изменит. И если бы у меня была хоть капля гребаных мозгов, я бы не копался в этом и не заставлял ее думать об этом.

– Прости, – говорю я. Теперь сэндвич на вкус как опилки, а остальное мне все равно не хочется. Но я только заставлю ее волноваться, если не доем, поэтому я заставляю себя проглотить еду. По большому счету, это меньшее, что я могу сделать.

Потому что я должен ей гораздо больше. Больше, чем я могу надеяться когда-либо вернуть. Я мог бы прожить сто лет и даже близко не приблизиться к тому, чтобы уравновесить чаши весов.

Кроме того, кто может поручиться, что я не сделаю с ней чего похуже в будущем? Гарантий нет. Я не знаю, поправлюсь ли я или мне каким-то образом станет хуже. Что, если доктор разблокирует Ривера, и я никогда не вернусь настоящим? Хуже всего никогда не знать, когда это произойдет. Я узнаю об этом только постфактум, когда уже слишком поздно останавливать себя.

– Тебе не следует больше сюда спускаться. – Я просовываю поднос под дверь, прежде чем встать и поставить койку в углу камеры. – Я ценю это, но это небезопасно. Я опасен.

– О чем ты говоришь? Посмотри на меня! – почти рявкает она, когда я поворачиваюсь к ней спиной. – Черт возьми, Рен. Посмотри на меня. Я не брошу тебя.

Ей легко это говорить. Она не знает, как трудно отказать ей в чем-либо, когда она смотрит на меня своими большими, невинными глазами.

Глаза, которые, похоже, начинают наполняться слезами, когда я собираюсь с духом, чтобы посмотреть ей в лицо.

– Я не позволю тебе оттолкнуть меня. К черту это, – бормочет она, дрожа. – Я не брошу тебя.

– Это не измена мне, если я прямо попрошу тебя держаться подальше.

– Ну, я не буду этого делать. Я и дальше буду спускаться сюда, ты меня не остановишь. – Она берет мою тарелку и возвращает ее на поднос, прежде чем добавить свою. – Очевидно, ты не в настроении разговаривать, и это прекрасно. Я оставлю тебя в покое.

Она проходит половину коридора, прежде чем добавляет:

– Но я вернусь завтра к завтраку.

Совсем как ее брат. Последнее слово всегда остается за ней.

14

РИВЕР

Кровь. Здесь так много крови. Несколько мгновений назад я надеялся, что плач прекратится, но теперь тишина оглушает. Теперь мне жаль, что я не могу услышать, как он плачет еще раз.

Его крошечное тельце безжизненно, глаза пусты, искра, которая когда-то была в них, погасла навсегда. Его рот приоткрыт, из уголка отвисших губ капает кровь. Губы, которые улыбались мне несколько часов назад.

Я должен был защищать его лучше. Я должен был сделать больше. Это все моя вина…

– Посмотри хорошенько, – насмехается жестокий голос. – Ты следующий.

Я просыпаюсь от толчка. На лбу у меня выступили капельки пота, а сердце тяжело колотится в груди. Я сжимаю в кулаке тонкие простыни под собой и дезориентированно оглядываюсь. Я не в коттедже и не в отеле, и не в Нью-Хейвене тоже. Где я, черт возьми? Мне требуется всего несколько мгновений, чтобы осознать, что я в камере Ксандера Росси. К черту мою жизнь.

Конечно, из-за этого говнюка нас сажали из одной камеры в другую. Жизнь была бы намного проще, если бы Рен позволил мне полностью взять управление на себя. Все его надоедливые чувства и потребность быть хорошим парнем мешают всему, ради чего я работал.

Я встаю и иду в маленькую смежную ванную без двери. Я быстро справляю нужду и мою руки, прежде чем плеснуть в лицо немного ледяной воды. По крайней мере, в моей камере есть водопровод. Там также есть небольшая полка с полотенцем и несколькими сменами одежды. Я думаю, что в этой тюрьме ко мне относятся на пять звезд.

Когда я полностью просыпаюсь, я хожу по небольшому пространству, пытаясь найти выход. Мне не требуется много времени, чтобы понять, что эта камера оборудована по последнему слову техники и отсюда нет выхода, если у меня нет ключа.

Плюхнувшись обратно на кровать, я лежу ничком и думаю о том, что я собираюсь сделать, чтобы выбраться отсюда. Сначала мне нужно собрать еще кое-какую информацию. Как долго я здесь? Почему он сохраняет мне жизнь? И какова конечная цель Ксандера?

Когда я слышу приближающиеся мягкие шаги, я знаю, кто это, еще до того, как вижу ее. Я сажусь и выглядываю из своей камеры сквозь железные прутья. Мгновение спустя она появляется в поле зрения.

На Скарлет светло-голубое облегающее платье с длинным рукавом, доходящее чуть выше колен; ее голые ноги бледные и мягкие на вид, и мне интересно, такие ли они на ощупь шелковистые, какими кажутся. Ее длинные светлые волосы каскадом ниспадают на плечи, такие блестящие, что кажутся золотыми. В руках она держит поднос с разнообразными продуктами для завтрака и двумя стаканами апельсинового сока.

– Привет, – приветствует она меня своим певучим голосом. – Готов к завтраку?

В ответ у меня урчит в животе, и я понимаю, что она думает, что я Рен. Я заставляю себя улыбнуться.

– Конечно, я бы с удовольствием позавтракал с тобой, Ангел.

– Отлично, ты пришел в себя. – Она мило улыбается мне в ответ, прежде чем поставить поднос на один из стульев возле камеры. Она не уточняет свое заявление, и поскольку я не понимаю, о чем она говорит, я просто оставляю это пока без внимания.

Она придвигает свой стул вплотную к железным прутьям, чтобы я мог просунуть руку и схватить что-нибудь, одновременно подтягивая еще один стул, чтобы сесть.

Я придвигаю свою раскладушку поближе, так что у нас создается иллюзия, что мы сидим за столом друг напротив друга. Протягивая руку через железную решетку, я беру один из четырех круассанов и протягиваю его к себе. Я откусываю кусочек маслянистого теста и медленно пережевываю его, наблюдая, как Скарлет делает глоток апельсинового сока.

– Я так рада, что терапия проходит успешно. Доктор Стоун говорит, что ты хорошо реагируешь. Она будет здесь примерно через полтора часа, так что у нас есть время.

В моей голове звенят тревожные звоночки. Они пригласили психиатра. Отлично. Рен, конечно, пытается избавиться от меня. Я не должен удивляться этому или тому, как легко одурачить Скарлет. Я могу точно так же обмануть психотерапевта и, возможно, мне удастся избавиться от Рена в процессе. Это был бы гребаный поворот сюжета.

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы это исправить, – говорю я с улыбкой.

– Я знаю. – Лицо Скарлет светится счастьем и удовлетворенностью. Я ненавижу, насколько она красива, когда улыбается, но я знаю, что она еще красивее, когда плачет. Интересно, смогу ли я заставить ее плакать сегодня? Плакать, чтобы ее Рен вернулся или чтобы ее папа защитил ее.

– Как тебе круассан? – Спрашиваю я, когда она откусывает.

– Он восхитителен, – отвечает она, пока ее щеки полны печенья. – Хочешь джема? – Она пододвигает миску с клубничным джемом поближе ко мне, и мой взгляд падает на маленький нож рядом с ней. Должно быть, она забыла, что мне нельзя использовать острые предметы. Я мог бы легко схватить его и ударить Скарлет в шею. Она истечет кровью прямо передо мной, булькая кровью, в то время как ее маленькие печальные глазки будут смотреть на меня в шоке.

– Я возьму немного джема, – говорю я, отгоняя мысли об убийстве. Рен сойдет с ума, еще больше, чем сейчас, если я причиню ей боль. Может ли это быть ключом к избавлению от него, или это будет концом для нас обоих? Я не могу так рисковать. Особенно теперь, когда она носит его маленькое потомство. Интересно, сказала ли она ему уже. Наверняка она не рассказала своей семье, иначе они бы навсегда заперли ее в комнате.

Я протягиваю нож через решетку. Холодный металл тяжело ложится в мою руку, снова провоцируя зверя внутри меня. Вместо того чтобы зарезать Скарлет, я использую нож, чтобы намазать немного клубничного джема на кусочек круассана.

– Это тебе оставил доктор Стоун? – Скарлет указывает на что-то на земле.

Мой взгляд следует за тем, куда она показывает, и падает на толстый учебник, лежащий рядом с моей кроваткой. Диссоциативное расстройство личности у пациентов.

– О да, наверное, она дала мне его для домашнего задания.

– Круто, ты уже начал читать?

– Нет, но я сделаю это сегодня. Прошлой ночью я устал и рано лег спать.

– Ты нормально спишь здесь? Может быть, мне удастся уговорить отца переселить тебя в одну из комнат.

– Было бы здорово. – Вырваться из этой адской дыры было бы в десять раз проще. – Я плохо сплю.

– Прости, – в ее голосе слышится неподдельное беспокойство. – Я поговорю с ним, но многого обещать не могу. Ты знаешь, что мне пришлось сделать, только чтобы увидеть тебя. – Она вздрагивает, как будто только что поймала себя на том, что сказала больше, чем собиралась.

Любопытство берет верх надо мной.

– Что?

Скарлет вздыхает, быстро откусывая от круассана. Она медленно пережевывает, как будто надеется, что я забуду свой вопрос. Когда я продолжаю выжидающе смотреть на нее, она, наконец, сдается.

– Я не хотела снова вспоминать о маячке.

Мой первый порыв – пожать плечами, но потом я вспоминаю, что Рену было бы насрать.

– О, да, это. – Я делаю вид, что уже знал об этом. – Я все еще жалею, что ты это сделала. Ты должна быть свободна от контроля своего отца.

– Оно того стоило. Я не смогла бы оставаться в своей комнате еще один день, не увидев тебя.

Еще один день? Беспокойство наполняет меня изнутри. Как долго я здесь и почему Рен так долго все контролировал?

Сейчас у меня не будет ответов на эти вопросы, но, по крайней мере, я смогу преподать Скарлет урок и, надеюсь, разозлить Рена в процессе. Скарлет должна понять, какую власть я имею над ней.

Встав, я подхожу вплотную к решетке, пока мое тело не оказывается прижатым к прохладному железу.

– Иди сюда, – уговариваю я. – Я хочу поцеловать тебя.

Полные губы Скарлет растягиваются в кривой усмешке, когда она встает со стула и сокращает расстояние между нами. Ее тело теперь так близко, что я чувствую исходящий от нее жар. Она поднимает свою тонкую руку и просовывает ее сквозь решетку, обхватывая мою щеку, как будто ей там самое место.

Мне приходится бороться с инстинктом, чтобы не оттолкнуть ее руку от себя. Вместо этого я наклоняюсь навстречу ее прикосновениям и кладу свою руку поверх ее. Она притягивает меня ближе, заставляя мое лицо встретиться с ее лицом к лицу.

Наши губы соприкасаются, сначала мягко, затем с настойчивостью, которой я не ожидал. Мое тело оживает, электричество проходит через меня, как грозовая молния. Ее губы страстно прижимаются к моим, ее язык мягко просит о проникновении, которое я с радостью удовлетворяю.

На мгновение я забываю, где нахожусь и что здесь делаю, и просто наслаждаюсь ее близостью. Я никогда ни от чего не получаю удовольствия; мысли о мести, боли и страдании – это все, что я знал… до сих пор.

Скарлет тихо стонет, прижимаясь своим телом ближе к моему, пока между нами не остается свободного пространства. Мой член становится болезненно твердым, упираясь в ее платье. Я ничего так не хочу, как сорвать с нее это платье и трахнуть ее до бесчувствия, но потом я вспоминаю, что нахожусь в гребаной камере, тюрьме, в которую ее отец посадил меня, в которую она меня посадила.

В одно мгновение мой разум проясняется, и я отбрасываю момент непредвиденного счастья подальше, чтобы пригласить тьму обратно в свою душу.

Я перемещаю руку к ее запястью и хватаю за него, прежде чем она успевает отстраниться. Она прерывает поцелуй со вздохом, когда я до боли сжимаю его. Я просунул другую руку сквозь железные прутья, чтобы схватить ее за бедро, удерживая ее именно там, где я хочу.

– Что ты делаешь?

– Преподаю тебе урок, Ангел, – насмехаюсь я.

– Ривер…Ты не причинишь мне вреда, – говорит Скарлет, вздернув подбородок, как будто уверена в своем ответе.

– Ты права, я не наврежу, по крайней мере, тебе.