Текст книги "Научи меня (ЛП)"
Автор книги: К. А. Такер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
Перед нами папа разговаривает с Бартом. Я уверена, что он благодарит за помощь. Джед не отходит от него ни на шаг, толкая коляску, как примерный будущий зять, которым он пытается стать.
– Я хочу представить тебя моему отцу. Он хотел с тобой познакомиться.
– Хорошо. – Генри делает шаг в их сторону.
Но я не иду за ним.
– Просто... Он очень благодарен тебе. Можешь не сомневаться в этом. Но я не знаю, что он думает обо всем остальном. – По крайней мере, с мамой я знаю, чего ждать. Но что скажет папа?
Генри кладет руку мне на поясницу. Я готова умолять его, чтобы он оставил ее там до конца дня.
– Все в порядке. Я справлюсь.
Но я – нет. Я отчаянно хочу, чтобы Генри понравился папе. Так отчаянно. Мама – безнадежный случай, но...
Папа поворачивается и видит, что мы стоим футах в двадцати от него. Он что-то говорит Джеду и указывает в нашу сторону. По недовольному выражению лица Джеда я догадываюсь, что папа попросил подвезти его ко мне.
– Похоже, сейчас мы это выясним, – шепчу я и иду им навстречу, чувствуя, как внутри все сжимается от волнения. И не от легкого возбуждения, а от сильного беспокойства.
– Ты идешь слишком быстро, – тихо говорит Генри.
– Но ему же тяжело катить коляску по траве.
– Именно поэтому.
Я смотрю на него с упреком, но надолго меня не хватает, и я начинаю хихикать.
– Перестань быть плохим.
– Я только начинаю.
Мы встречаем папу и Джеда на полпути. Взгляд папы мечется между мной и Генри и останавливается на нем.
– Здравствуйте, мистер Митчелл, – спокойно говорит Генри без тени волнения. Боже, как бы я хотела иметь такую выдержку.
Папа улыбается.
– Зови меня Роджер. Я бы встал, но... – он указывает на свою коляску.
Генри отвечает такой же непринужденной улыбкой.
– Скоро встанете.
– Благодаря тебе, насколько я понимаю. – Лицо папы становится серьезным. – Я рад видеть тебя здесь. У меня не было возможности поблагодарить за все, что ты сделал – за то, что быстро доставил мою дочь и за доктора Эйзенхауэра. Как мне сказали медсестры, без него все могло закончиться намного хуже.
Во мне лопается крошечный пузырек облегчения. Папа – человек немногословный, но его слова всегда искренние.
Генри кивает.
– Это меньшее, что я мог сделать, учитывая, какую потрясающую женщину ты воспитал. – Он поворачивается ко мне, и на мгновение завеса, обычно скрывающая его эмоции, приподнимается, позволяя мне увидеть то, от чего подкашиваются ноги, а сердце начинает бешено колотиться. То, из-за чего мне приходится бороться с желанием протянуть руку и прикоснуться к нему. – Я никогда не смогу отблагодарить за нее должным образом.
Боже мой.
Все смотрят.
Мои щеки пылают. Если у кого-то и оставались сомнения насчет наших отношений, теперь они исчезли.
– Угощайся, еды более чем достаточно. Если позволишь, я хотел бы поговорить с дочерью наедине. У меня такое чувство, что мы не общались несколько месяцев.
Генри улыбается.
– Кажется, я слышу, как кукуруза зовет меня. Я возьму тебе, – говорит он мне и быстро уходит.
Папа смотрит на Джеда.
– Думаю, кукуруза зовет и тебя.
Недовольный Джед тоже уходит, оставляя нас вдвоем.
– Если ты хочешь сказать, что мне не стоит быть с...
– Замолчи сейчас же. У нас не так много времени, прежде чем твоя мама заметит нас. – Словно подчеркивая свою мысль, он бросает взгляд через плечо туда, где она с кем-то разговаривает. Даже сейчас я вижу, что она хочет подойти к нам. – Наверняка она уже рассказывает всем об этой моей несуществующей травме головы.
– Наверняка.
– С моей головой все в порядке. На самом деле, я вижу все яснее, чем когда-либо. Так бывает, когда смотришь в лицо смерти. – Его взгляд устремляется к Генри, затем возвращается ко мне. – Он симпатичный парень.
Я улыбаюсь.
– Да, симпатичный.
– И богатый. Я не разбираюсь в моде, но этим дорогим кожаным туфлям понадобится хорошая чистка после прогулки здесь.
Я смеюсь.
– Да, без сомнений. – У него наверняка есть еще десяток таких же дома.
– Полагаю, Джед и в подметки ему не годится.
– По многим причинам... так и есть.
Он кивает, скорее самому себе.
– Я вижу, он делает тебя счастливой.
– Очень счастливой. Я знаю, он, возможно, не тот, кого ты и мама хотели бы видеть, но...
– После аварии я много думал. Я знаю, твоя мама продолжает навязывать тебе Джеда, даже после того, как он причинил столько боли. – Он хмурится. – Это неправильно. Конечно, мы были бы рады, если бы ты нашла кого-то, кто хотел бы управлять этой фермой, и я догадываюсь, что он не из таких...
В голове мелькает образ Генри в комбинезоне за рулем трактора.
Нет, не из таких.
– Ты должна быть с тем, с кем хочешь. И если этот миллиардер хорошо к тебе относится... что ж, пусть будет так.
– А как же Джед?
– Ты бы никогда не оказалась на Аляске, если бы Джед ценил то, что имел.
– Спасибо, папа. Ты не представляешь, как это для меня важно. Думаешь, мама смирится?
Он пожимает плечами, затем морщится от боли, будто даже это простое движение причиняет ему дискомфорт.
– Не жди ее благословения ни в ближайшее время, ни вообще когда-либо. Но ты получила мое. Только это должно остаться между нами, пока я не встану на ноги и не смогу время от времени убираться к чертовой матери подальше от нее. Эта женщина скоро доведет меня до белого каления. – Последние слова он произносит почти шепотом, но я слышу их отчетливо.
– Да, я тебя понимаю. – Что бы я делала, окажись на его месте, прикованной к коляске и она бы весь день хлопотала надо мной, болтая без умолку?
Пронзительный визг, доносящийся из церковного караоке-автомата, подсказывает мне, что кто-то собирается воспользоваться микрофоном. Похоже, это преподобный Эндерби. Мама, Джед и Селеста стоят по обе стороны от него, и на лице мамы сияет такая широкая улыбка, какую я ожидала бы увидеть в день, когда покажу ей снимок УЗИ ее внука.
– Всем внимание! – преподобный поднимает руку, и люди привычно замолкают. – Мы хотели поблагодарить за то, что вы смогли так быстро собраться и прийти, чтобы поприветствовать возвращение Роджера домой. Три недели назад мы чуть не потеряли его, но Господь решил иначе, и вот он здесь, почти в форме и жаждет вернуться к работе.
Раздаются аплодисменты, и папа с улыбкой машет рукой.
– Думаю, Эбигейл и Джед по-новому оценили работу, которую ты делаешь, Роджер. Они буквально падали от усталости каждый день. – Как по команде, преподобный передает микрофон Джеду.
– Я засыпал, едва коснувшись головой подушки! – с ухмылкой признается Джед, но затем его выражение лица становится серьезным. – Для меня даже не стоял вопрос о том, чтобы бросить работу и помогать Эбигейл и Митчеллам, потому что они – моя семья. Я всегда буду рядом с ними. – Он кивает в мою сторону. – Именно поэтому я отложил свой последний год учебы в колледже, чтобы остаться здесь, с тобой, и управлять этой фермой. Для меня нет ничего важнее.
Какая тонкая издевка над Генри, который после празднования сядет в самолет и улетит управлять своей компанией. Сомневаюсь, что кто-то еще это понял. А Генри?
Я смотрю на него и вижу, как он наблюдает за Джедом с нечитаемым выражением лица. Но эта легкая усмешка... Он улыбается. Почему?
Раздаются одобрительные возгласы, и Джед ухмыляется мне. Он обожает внимание. Именно такого всеобщего одобрения он и добивался.
Я ценю его помощь на ферме. Но, Боже, это значит, что он будет здесь каждый день, настойчиво пытаясь смягчить меня и вернуть обратно. Он видел меня с Генри. Видел, как я счастлива. Он что, слепой или просто бестолковый?
Или он видит что-то настолько очевидное, чего не замечаю я?
Преподобный забирает у него микрофон.
– Ладно, все угощайтесь и веселитесь!
Я тяжело вздыхаю.
– Это звучит невесело, – бормочет мой папа, достаточно тихо, чтобы слышала только я.
Я заставляю себя улыбнуться. Несмотря на это, улыбка получается натянутой.
– Помощь всегда пригодится. Наверное.
– Ну, не жди, что этот парень быстро сдастся. Он идиот, что сделал такое, и еще больший идиот, потому что не понимает, что у него нет шансов, пока твой парень здесь.
– Ты слышала, Эбигейл? – кричит мама, ее грузное тело покачивается с каждым шагом, когда она направляется к нам. – Джед ставит свою жизнь на паузу ради нас. Вот что делает настоящий семьянин. Он остается, когда в нем нуждаются.
Она не договаривает, но подразумевает, что он не садится в частный самолет и не летает по миру, отправляя работников разбираться с делами.
Мы с папой переглядываемся.
– О чем вы тут болтали? – Подозрительно прищуривается мама.
– О кукурузе, – отвечает папа.
– О сене, – одновременно с ним говорю я.
Глава 5
Я устраиваюсь на тюке сена, грубые концы соломы колются сквозь ткань платья.
– Этим балкам не меньше ста лет. Мой прадед рассказывал мне, как их поднимали с помощью блоков, когда ему было всего пять лет.
Как бы мне ни хотелось наброситься на Генри перед его отъездом, похоже, судьба распорядилась иначе. Разве что мы уедем куда-то на его грузовике, но я не могу этого сделать, пока гости не разошлись. Поэтому я решила провести ему экскурсию по ферме.
Я не уверена, насколько ему это интересно, но если я что-то и узнала о Генри, так это то, что он любит архитектуру.
Генри вдыхает вечный аромат сена, его взгляд скользит по стропилам примерно в пятидесяти футах над нами. Он выглядит так неуместно в этом старом амбаре, где теперь хранится оборудование, в его дорогих замшевых туфлях на земляном полу и разбросанной тут и там соломой.
– Вам нужна новая крыша.
Три зияющие дыры над нами подтверждают его слова.
– За последние десять лет ее сильно потрепало. По долине пронесся сильный ураган. Уничтожил много посевов и построек. Нам повезло, что ущерб ограничился этим.
Он подходит к маленькой мастерской, удивленно хмурясь.
– Что это такое?
– Щелок, глицерин, формы... кокосовое масло. Все, что мне нужно для приготовления мыла. Помнишь тот сад с травами, через который мы прошли? Он немного зарос, пока меня не было, но там я выращиваю все необходимое.
Сейчас там только кусты лаванды, шалфея и мяты.
Он берет лист с этикетками, которые я напечатала на домашнем принтере на прошлой неделе.
– Я подумывала о том, чтобы нанять кого-нибудь для создания более профессионального дизайна.
Я сделала их сама в Word с помощью Clip Art, что, конечно, заметно с первого взгляда.
– Скажи еще раз, что ты делаешь? Мыло и...
– Эфирные масла, увлажняющие кремы... Просто для удовольствия.
– Давно ты этим занимаешься?
– Несколько лет. Это всего лишь хобби, но мне нравится. Я немного на этом зарабатываю, но мне хватило, чтобы оплатить билет на Аляску.
– Важно иметь что-то свое. – Затем тихо добавляет: – Для меня – это Wolf Cove.
– Мне нравится, когда люди говорят, как хорошо их кожа чувствует себя после использования моих средств. Наверное, это звучит глупо.
Почему мне так неловко говорить с ним о своем маленьком бизнесе? Наверное, потому что мое кустарное производство мыла в углу амбара отца кажется таким нелепым на фоне его сети роскошных отелей.
Он еще какое-то время задумчиво смотрит на этикетку с непроницаемым выражением лица, прежде чем положить ее обратно на стол.
– Ты была занята.
– Старалась не сидеть без дела, пока застряла здесь.
Теперь, когда родители дома, мама наверняка завалит меня поручениями. А ночные видеозвонки с Генри... с этим покончено.
Неужели он начнет удовлетворять свои потребности с кем-то другим?
Его голубые глаза останавливаются на мне.
– Что ты будешь делать с этим местом, когда твой отец станет слишком стар?
Семь месяцев назад я бы сказала, что возьму управление на себя. Таков был план – выйти замуж за Джеда и управлять фермой.
Но сейчас...
– Не знаю. Наверное, зависит от обстоятельств.
– От каких?
От того, где будешь ты.
Но я боюсь сказать это. Он все еще в режиме «посмотрим, как пойдет», а я уже безумно влюблена и хочу провести с ним всю жизнь. Я не хочу отпугнуть его, сообщив, как сильно и быстро я влюбилась. Насколько я готова на все ради него.
– Я останусь здесь, пока папа не встанет на ноги, – говорю я вместо этого.
– Зачем? Кажется, Придурок хочет сам обо всем позаботиться.
Я закатываю глаза.
– Это было неожиданно, но моей семье нужна помощь, так что я не могу отказаться.
– Ты понимаешь, почему он это делает?
– Да. Он считает, что я недостаточно хороша, чтобы заинтересовать тебя надолго. Что я скоро тебе наскучу, и он будет рядом, чтобы подобрать осколки. Мама думает так же.
Может, они правы? Не слишком ли я ослеплена любовью, чтобы видеть правду?
Бровь Генри взлетает, будто он читает мои мысли, но ничего не говорит.
– Что?
– Не сомневайся во мне. Тебе не о чем беспокоиться.
Он говорит это так спокойно, так уверенно... Я прикусываю нижнюю губу, стараясь сдержать нервную улыбку.
– А что насчет учебы?
– Взяла академический отпуск до января. Если понадобится, продлю до следующего сентября.
– То есть ты привязана к этому месту и Чикаго на два года.
– По сути, да. – Неужели это слишком долго для тебя, Генри? – Я могу снова устроиться в Wolf Cove на следующее лето.
Он невесело усмехается.
– В команду озеленения? Черт, нет. Ни за что. – Он сжимает губы. – Забыл сказать тебе раньше, в бухгалтерии была ошибка. Скоро тебе придет чек.
Я уже поняла, что Генри любит резко менять тему. Привыкла к этому.
– Правда?
Я уже получила немало – больше, чем я могла заработать на любой работе здесь.
Он пожимает плечами.
– Не знаю, что случилось, какая-то ерунда. Спроси у Белинды. Она всем этим занимается.
Верно. Я улыбаюсь при упоминании управляющей Wolf Cove, пумы, которая спала с Генри и сначала меня ненавидела. В конце концов, она оказалась не так плоха. Мы разделяли общую неприязнь к брату Генри, Скотту.
– Как поживает Белинда?
– Готова вернуться к цивилизации.
– Забавно, я бы отдала все, чтобы уехать отсюда. – Хотя Белинда вряд ли назвала бы Гринбэнк, Пенсильвания, «цивилизацией». Я делаю паузу. – А как вообще идут дела в Wolf Cove? Судя по тому, что я слышала, все хорошо.
Ронан и Коннор все еще иногда пишут, но сообщений становится все меньше, и они приходят с большим интервалом.
– Твои парни нашли новую игрушку, так что пока развлекаются, – отвечает он с легким раздражением, словно читая мои мысли.
Я опускаю взгляд на свои ноги, где еще сохранились следы красного лака. Мне срочно нужен педикюр, о чем я даже не думала до приезда на Аляску. Я виню в этом Кэти.
– Что не так? Тебя беспокоит, что они с кем-то еще?
– Нет! Конечно нет!
Я тут же поднимаю на него взгляд.
– Я хотела бы стереть из памяти то, что произошло.
Он медленно подходит ко мне, его внимание, ранее прикованное к амбару, теперь полностью сосредоточено на мне. Он пристально смотрит на мое лицо, а потом опускает глаза ниже, на пуговицы платья от шеи до колен. Платье совсем не по фигуре, хотя Селеста сделала вытачки на груди, чтобы придать хоть немного формы.
– Почему? Потому что тебе не понравилось?
Я открываю рот, чтобы подтвердить его предположение, но запинаюсь, потому что это будет ложью. Мне понравилось.
– Потому что не хочу, чтобы ты злился на меня.
– Я отпустил тебя. У меня нет права злиться за то, что случилось.
– Так тебя это не беспокоит?
– Что ты была с кем-то другим? Я в бешенстве. Каждый раз, когда я думаю об этом, это как удар под дых.
Он тяжело вздыхает, проводя пальцем по вороту моего платья.
– Но я не злюсь на тебя. Я злюсь на себя за то, что позволил этому произойти. Если бы я был с тобой полностью откровенен, если бы поставил тебя выше себя и Wolf Hotels, мы бы всего этого избежали.
Его пальцы оставляют мое платье, чтобы стереть слезу, скатившуюся по моей щеке.
– Я постараюсь больше не поднимать эту тему. Хорошо?
Я киваю, соскальзываю с тюка сена и тянусь к нему, нуждаясь в прикосновении его губ, его тела. Прижимаюсь, обнимаю руками шею, целую, каждым прикосновением губ, каждым движением языка пытаюсь передать, как сильно хочу его, как много чувствую.
– Не начинай этого сейчас, Эбби, – рычит он между поцелуями, его руки сжимаются вокруг меня, притягивая ближе. Я чувствую, как он твердеет.
– Почему? – вырывается из меня болезненным стоном.
– Потому что мне нужно ехать, если я хочу попасть в Нью-Йорк сегодня, и мы оба знаем, что твоя мама не одобрит, если это произойдет под ее крышей. Как и твой отец. Я не могу так неуважительно относиться к ним.
– Это амбар, а не дом, – парирую я, надувшись.
Он прав.
Но я не могу просто отпустить его. Весь день я наблюдала за ним, прикасаясь тайком, мечтала поцеловать, но не решалась, представляла раздетым, вспоминая, как он ласкает себя для меня по ночам.
Я возбуждена, и никакие ласки меня не удовлетворят.
К тому же, кто знает, когда я увижу его снова!
– Подожди секунду.
Я вырываюсь из его объятий и подбегаю к открытым дверям. Похоже, последние гости разъехались. Даже машины Эндерби нет. Я вижу, как мама хлопочет на кухне. Наверное, папа уже в постели, измучившись за день.
Живот трепещет от возбуждения.
– Иди за мной.
Я улыбаюсь ему, направляясь к другой стороне амбара, выходящей в открытое поле. Солнце уже садится, оставляя полосы розового и лилового, и обещая еще один жаркий день завтра.
– Что там? – спрашивает он, разглядывая стог сена у двери. Удобное место, чтобы посидеть после долгого дня.
– Здесь нет крыши.
Я улыбаюсь, расстегивая верхнюю пуговицу платья.
Он усмехается.
– Семантика?
– Только так. – Мой голос опускается до шепота. – Ты мне нужен.
Веселье мгновенно исчезает с его лица.
– Ты уверена? Здесь?
– Все ушли, и мама не пойдет сюда проверять нас, если для этого придется оставить папу одного.
Я расстегиваю следующую пуговицу, соединяющую платье на груди.
Даже в тусклом свете я вижу, как вспыхивает его взгляд, скользя по моему нежно-розовому бюстгальтеру.
– Я почти забыл, какое у тебя красивое тело, скрытое под этим уродством.
Я хихикаю.
– Хотелось бы, чтобы Селеста перестала шить мне платья. Я выгляжу в них как десятилетка.
Генри подходит ко мне уверенным шагом, его руки скользят под платье, раздвигают в стороны, открывают бюстгальтер. Пальцы обхватывают внешнюю сторону груди, большие пальцы нежно поглаживают округлости.
– Нет, для меня ты выглядишь как женщина.
С тяжелым вздохом он сжимает платье и резко дергает в стороны. Пуговицы разлетаются по земле.
Мой рот открывается от шока.
– Просто хотел убедиться, что ты его больше не наденешь.
Он ухмыляется, стягивая платье, пока ткань не соскальзывает с рук, и бросает его на импровизированную скамью из сена, оставляя меня в одном белье.
Отступив на несколько шагов, его взгляд скользит от груди вниз, по животу, дальше, где мои ноги раздвинуты, к бедрам к трусикам. Я ощущаю каждое движение его глаз, будто это касание пальцев.
– Снимай остальное, – приказывает он своим холодным, властным тоном.
В животе у меня все трепещет, пока я медлю. Я думала, он просто задерет мне юбку. Я не планировала раздеваться полностью. Мне следовало знать лучше.
– Ты сама это начала. – Он выжидающе складывает руки на груди. – У меня мало времени. Самолет не может ждать вечно.
Прошло три недели с тех пор, как я чувствовала его внутри себя. Три недели. Может пройти еще три, прежде чем я увижу его снова.
Задержав дыхание, я расстегиваю бюстгальтер. Грудь обнажается, тяжелая и набухшая, соски уже твердые от возбуждения.
Его взгляд сразу впивается в них, челюсть пульсирует. Он ничего не говорит, но я знаю, что он все еще ждет.
Опустив бюстгальтер рядом с собой, я стягиваю трусики и сбрасываю шлепанцы, высвобождая ноги.
И вот я стою перед Генри совершенно голая под открытым небом.
Я вижу твердую выпуклость его эрекции в штанах, так что знаю, ему нравится то, что он видит. Но он просто рассматривает меня – грудь, живот, лобок – долгим взглядом, прожигающим кожу. Он по-прежнему вызывает во мне странную смесь нервозности, возбуждения и страха, граничащего с паникой.
Я борюсь с желанием скрестить руки или ноги.
Наконец Генри начинает двигаться и тянется назад, чтобы стянуть футболку через голову.
– Садись, – приказывает он, отшвыривая футболку.
Я не могу сдержать вздоха, когда вижу его торс – твердый, идеально очерченный. Он строго следит за своим спортивным режимом, и кроме редкого бокала виски, я никогда не видела, чтобы он употреблял что-то вредное или некачественное.
Я осторожно забираюсь обратно на тюк сена и сажусь на платье, сшитое для меня мамой Джеда, которое теперь служит барьером между моей обнаженной кожей и колючей соломой.
Генри подходит, расстегивает ремень и ширинку, ткань боксеров едва удерживает возбужденный член. Я тянусь к нему, но он с улыбкой блокирует мои руки. А затем поднимает мои бедра и раздвигает их так широко, что я вынуждена лечь на спину.
Он опускается на колени, устраиваясь на уровне моих широко раздвинутых ног.
– Черт, как я скучал по этому.
Сейчас я жалею, что рядом нет Кэти, чтобы поддерживать там гладкость. Мне пришлось прибегнуть к бритью, ведь в городе я никуда не могу обратиться за бразильской эпиляцией. Не уверена, что в Гринбэнке вообще кто-то оказывает такие услуги. Даже если и так, боюсь, мама как-нибудь узнает, и этот разговор будет невыносимым.
Я ахаю, когда Генри одним длинным движением проводит языком по моим губам, кончик едва касается клитора.
– Смотри, – требует он.
Я с трудом поднимаю голову и встречаюсь с ним взглядом, слегка постанывая от его интенсивности, затем озираюсь по сторонам.
Никто не видит, напоминаю себе.
Он впивается в меня своим ртом, и я чувствую, как язык властно проникает внутрь, погружаясь все глубже.
– Боже мой! – Вырывается у меня, голова запрокидывается, и я вижу лишь потемневшую синеву неба. Его руки сжимают мои бедра, удерживая на месте, пока его рот работает без устали, а волна наслаждения нарастает с пугающей быстротой.
Довольно скоро мне становится все равно, что я лежу здесь, на тюке сена, голая, под открытым небом. Все, чего я хочу – это кончить.
Внезапно его язык исчезает. Я недовольно стону, а он усмехается, хватает мои руки и поднимает меня.
– Повернись, – приказывает он, хотя его сильные руки уже обхватили бедра и разворачивают меня. Ладонь скользит вдоль позвоночника до середины спины и давит вниз. Так он дает понять, что хочет, чтобы я наклонилась.
Я слышу шорох его брюк, когда он стягивает их и освобождает член. Мне хочется увидеть его – всего – но он двигается слишком быстро, его нетерпеливые руки раздвигают мои бедра шире.
Я вздрагиваю, когда гладкая головка его члена касается входа – один раз, – а затем он входит в меня одним резким толчком.
Я вскрикиваю.
– Слишком? – В его голосе звучит легкая насмешка, но он замирает, давая мне привыкнуть.
– Ты для меня всегда «слишком», – поддразниваю я, уже подаваясь ему навстречу.
Со вздохом он опускает руку между моих ног и начинает медленно, точно водить пальцами по клитору. Я такая мокрая, что его пальцы скользят без усилий.
– Ты даже не представляешь, сколько раз за эти недели я думал об этом.
Его бедра начинают двигаться – размеренно, методично.
– Быстрее, – шепчу я.
– Чтобы ты кончила слишком скоро? Не думаю. – Он сохраняет неторопливый ритм. Это одновременно и рай, и ад.
И явно не только для меня. Если он не занимался сексом с тех пор, как видел меня в последний раз, то для мужчины с его аппетитом это три недели мастурбации.
Конечно, он не занимался сексом с тех пор, как видел меня последний раз. Возьми себя в руки, Эбби!
Внезапный сильный толчок заставляет меня вскрикнуть.
– О чем думаешь?
– Ни о чем, – мой голос теряется в ритме его движений.
Он убирает руку от клитора, чтобы схватить мою грудь, и сжимает ее почти до боли.
– Встань на колени.
Я делаю как он говорит, становлюсь коленями на тюк и подставляю ему свою задницу. Генри раздвигает мои ноги как можно шире, пока я не опираюсь на локти и не прижимаюсь лбом к сену, чтобы сохранить равновесие, чувствуя, что, он вот-вот разорвет меня. Но Генри знает, что делает и быстро заставляет меня забыть о неудобстве, его удары бедрами становятся жестче, быстрее, пока я не вцепляюсь пальцами в разорванное платье, сдерживая крик. Если бы не легкий ветерок, уносящий наши стоны, я бы боялась, что звуки долетят до дома. Но все, что я слышу – это шлепки его бедер по моей заднице и хлюпающий звук, с которым он погружается в мою влажную глубину.
– Ты вся течешь, – бормочет он между тяжелыми вздохами.
– Я скучала по тебе. – И, если он продолжит в том же темпе, очень скоро я кончу.
Он замедляется на мгновение – и я проклинаю себя за то, что сказала это, потому что, кажется, он знает, о чем я думаю, – но затем ускоряется, снова опуская руку к моему клитору. На этот раз он щиплет его. Нежно, но достаточно, чтобы заставить меня зашипеть, потому что он сейчас очень чувствительный.
– Да? И насколько сильно?
– Очень.
– Ты думала обо мне?
– Каждый день и каждую ночь.
– И? Что ты делала по ночам?
Ему нужны подробности. Генри обожает грязные подробности.
– Трогала себя.
– До оргазма?
– Всегда. Ты заставлял меня кончать каждую ночь.
Теперь его ритм безжалостен. Завтра мои колени будут все исцарапаны соломой, даже несмотря на ткань.
– Только я?
– Только ты. Это всегда будешь только ты, Генри. Я… – Я прикусываю язык, чтобы не выпалить то, что действительно хочу сказать.
Я так люблю тебя.
Внезапно он выходит из меня, переворачивает на спину, крепко хватает за бедра и приподнимает, отрывая от сена. И он внутри – так глубоко, что это граничит с болью.
Теперь я вижу его всего: голубые глаза прямо перед моим лицом, грудь, подрагивающую от напряжения, идеальный рельеф мышц, спускающихся к его великолепной длине, этот член, с каждым движением самозабвенно врезающийся куда-то глубоко внутри меня.
Кровь приливает между ног, сводя мышцы судорогой, а ощущения отправляя в пропасть. Его имя срывается с моих губ в хриплом крике, пока я пытаюсь сохранить контроль. Но в этом вся суть Генри, всего, что происходит между нами – с ним я теряю всякий контроль.
Секунду спустя он издает низкий, животный стон. Я чувствую, как он пульсирует внутри, заполняя меня горячими струями. От одной мысли об этом я дышу чаще, раздвигаю бедра шире.
Со вздохом я поворачиваю голову, волосы рассыпались по плечам, частично закрывая лицо.
Но недостаточно, чтобы не заметить Джеда, стоящего у угла амбара с каменным выражением лица.
Он исчезает в мгновение ока – я успеваю только моргнуть и открыть рот, но крик так и не вырывается.
– Боже мой! – Еще две минуты назад, находясь на грани оргазма, мне было бы все равно, если бы все работники фермы пришли посмотреть на наше представление. Но сейчас я в ужасе.
Генри выскальзывает из меня и натягивает боксеры, будто ничего не произошло.
– Ты видел его? Как долго он смотрел?
Он наклоняется, чтобы натянуть на меня трусики, медленно проводя руками по бедрам. Потом стаскивает меня с тюка, чтобы одеть до конца.
– Достаточно, чтобы до него дошло, я надеюсь.
– Что? Ты знал, что он там? – В моем голосе звучит обвинение.
– Да, – бормочет он, наклоняясь, чтобы провести языком по соску и втянуть его в рот.
Это отвлекает, но недостаточно.
– Генри…
– Что? Тебе нравится смотреть, но не нравится, когда смотрят на тебя?
– Только не Джед! Он видел меня полностью голой!
Он встает и натягивает футболку.
– Он никогда раньше не видел тебя голой?
– Нет! Ты был первым! – Ну, и Кэти, моя раскрепощенная соседка по хижине в Wolf Cove, которая любила врываться ко мне в душ. Но Генри был первым мужчиной.
Он усмехается.
– Еще лучше. Теперь он точно знает, что потерял.
Он хватает мой бюстгальтер и хмурится.
– Как это вообще надевается?
– Наконец-то хоть в чем-то ты не эксперт, – ворчу я, вырывая бюстгальтер из его рук и быстро застегивая. – И это не смешно.
Генри вздыхает.
– Я заметил его прямо перед тем, как мы кончили. Я не собирался останавливаться из-за него.
– Отлично. – Мои щеки горят. Кто знает, как долго он стоял там.
– Эй… – Он берет меня за подбородок, заставляя встретиться с ним взглядом. – Он прекрасно знал, что застанет, когда пришел искать тебя. Ну и что, что он увидел, как мы трахаемся? Может, теперь он соберет вещи и уедет в колледж, как хороший мальчик.
Я не уверена, что он так поступит.
– Разве ты не застала его за тем же самым?
– Да, и мне было больно!
– Но ты ничего ему не должна. Между вами все кончено, верно? – В его голосе звучит вызов.
– Да, конечно, мы расстались.
– Тогда почему тебя беспокоит, что реальность ударит по его самолюбию после того, как он с тобой обошелся?
Я задумываюсь.
– Нет, дело не в этом. Просто… это был такой личный момент для нас. – Даже здесь, за амбаром, под открытым небом. – Я не хотела делиться этим с ним.
Он натягивает на меня порванное платье и застегивает уцелевшие пуговицы.
– Тебе нечего стыдиться. Он остался смотреть, потому что хочет то, что теперь принадлежит мне. – Он притягивает меня к себе и целует мягко и нежно. – Но он этого не получит.
Генри ведет себя как собственник, но мне это нравится.
Прохладный вечерний воздух напоминает о том, что платье едва прикрывает меня.
– Как я объясню это маме?
Он усмехается.
– Она догадается и возненавидит тебя еще сильнее.
– Она и так меня ненавидит. – Когда я хмурюсь, он вздыхает. – Я видел другое платье на бельевой веревке. Полагаю, это твое. Надень его, прежде чем зайти. Она заметит, что ты переоделась, но хотя бы не будешь полуголой.
Я не могу сдержать улыбку.
– Ты всегда на шаг впереди. Как будто все спланировал.
– Это ты соблазнила меня, помнишь? Я вел себя вполне прилично. Хотя… я целый день мечтал сорвать с тебя это платье. – Он обнимает меня за талию и ведет обратно через амбар. – Но мне пора.
Я прижимаюсь головой к его груди, чтобы еще немного насладиться теплом.
– Спасибо, что остался. Я не думала, что ты сделаешь это.
– Я тоже не думал.
Мы идем по тропинке, и пятьсот ярдов до дома и его грузовика заканчиваются слишком быстро. Вечернее небо темнеет, на нем уже проступают первые звезды.
– Нью-Йорк, а потом…?
– Лос-Анджелес, Сиэтл, Аляска. Дальше… не уверен. Спроси у моего ассистента.
– Как там… Напомни, как его зовут?
– Майлз. – Он усмехается. – Я пока не заставал его в нижнем белье на своей кровати, так что все в порядке.
– Во всем виноваты эти дурацкие колготки, которые ты заставляешь носить своих сотрудниц, – говорю я со смешком, вспоминая свои первые дни в качестве ассистента Генри. Это был настоящий ад. Я все путала и не сомневалась, что он меня уволит. И даже не подозревала, что нравлюсь ему. Что бы я отдала, чтобы вернуться и снова стать его ассистенткой! Хотя… тогда нам пришлось бы скрывать наши отношения, а я больше не хочу этого.
Пусть я и застряла на этой ферме в Пенсильвании, но хотя бы нам не нужно скрываться.
– Кто-нибудь догадался?
– Белинда подозревает, но пока не спросила прямо. Остальные… нет, еще нет. Но я уверен, что скоро все узнают.
