Текст книги "Терпкость вишни"
Автор книги: Изабелла Сова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
ПЕРВЫЙ ВТОРНИК ИЮНЯ
У нас остался всего один день. Двадцать четыре часа на то, чтобы принять решение. Решение, которое может определить всю нашу жизнь.
– Я начинаю думать, а не попробовать ли еще раз на СЭРБ, – промолвила я, изгрызая мнимые заусенцы на левом большом пальце. – Нет, нет. Это всего лишь краткое мгновение слабости и остатки влияния папы. Господи, ну что же выбрать?
– Я попыталась бы сдать на историю искусства, – предложила Мария. – А потом вы откроете галерею и будете продвигать мою живопись.
– А мы думали, ты станешь актрисой, – удивился Травка. – Ты с таким воодушевлением рассказывала о роли Золушки.
– Уже не хочу, – ответила Мария, не прекращая расчесывать щеткой волосы. – То был минутный каприз. Теперь я думаю, что все-таки стану художницей. Перелью на полотна свою боль и любовные разочарования.
– А что на самом деле произошло? – не отставал Травка. – Ну не верю я, что ты сама отказалась от призвания артистки.
– Да ничего не произошло, – соврала Мария.
– Марыся, ну ты же знаешь, что рано или поздно правда выходит наружу.
– Ну ладно, расскажу, – нервно произнесла Мария. – Режиссер этот – обычный врун. Как гуру и половина мужчин в этом мерзостном мире.
– Так я и думала, – произнесла Виктория. – Ну какой режиссер носит на себе столько золота? Разве что он режиссирует клипы музыки диско.
– Да ничего не режиссирует! Разве что свою запутанную жизнь! – крикнула Мария.
– А как ты это узнала? – не отступал Травка.
– Случайно. Вчера Ирек показывал мне в компьютере фотографии. И вдруг среди фото Тома Круза я увидела этого типа в белом кашне на фоне какого-то памятника. Спрашиваю, кто это такой, а Ирек отвечает, что это его отец. «А я не знала, что он у тебя режиссер», – заметила я. В ответ Ирек рассмеялся и говорит: «Да никакой он не режиссер. Зато фантазия у него космическая».
Мария расплакалась, поэтому мы временно прекратили размышлять, какой факультет выбрать. Через час нам все-таки удалось утешить ее. Самыми действенными оказались аргументы Травки, который с жаром долго доказывал, что живопись ей подходит куда больше, чем банальная роль Золушки.
– Я тоже так думаю, – согласилась она и вытерла глаза. – Так на какой вы все-таки будете сдавать?
ПЕРВАЯ СРЕДА ИЮНЯ, РАННЕЕ УТРО
Осталось несколько часов. А мы до сих пор не решили. Пока что пробуем свести воедино советы благожелательного окружения.
– Что бы ты ни выбрала, ты всегда сможешь изменить, – это мама, – так что не нервничай, не стоит того. Кстати, Медведь подсказывает, что, может быть, стоит сдавать на лесоводство или защиту окружающей среды.
– Выберите философию, – посоветовал Травка. – Унаследуете от меня все учебники и лекции. Большая экономия времени и денег.
– Только мой факультет не выбирайте. Специалистов по управлению напроизводили на двадцать лет вперед, – это Малина. – Вот только жаль, что в этой стране уже нечем управлять.
– На медицинский и не думайте, если только не хотите присоединиться к ста тысячам отчаявшихся врачей, – это Болек.
– Не идите на дошкольное воспитание, – это Виктория, – я на каникулах работала в детском саду, и можете мне поверить: подрастает поколение настоящих чудовищ.
– Юридический ни в коем случае, – это Ендрек, – разве что у кого-нибудь из вас фамилия Цолль.
– А может, все-таки на СЭРБ? – понятно кто.
* * *
– Ну что? – прервала напряженное молчание Миленка.
– Полный сумбур, – призналась я, обкусывая указательный палец. – Остается одно: отбор методом исключения.
* * *
Итак, это не может быть факультет, на котором необходимы способность к ручному труду и склонность к точным наукам. А также специальность, требующая проживания неподалеку от Ягеллонки. А равно факультеты, где заниматься надо больше сорока часов в неделю. И те, которые славятся вредными лекторами и вредными секретаршами.
– Все факультеты этим славятся, – заметила Виктория.
– Ну да, но на некоторых секретарши особенно вредные, – заметила Милена. – Но кажется, я уже знаю, что выбрать.
– Я, кажется, тоже, – сказала я.
– О том же самом думаешь, что и я?
Я кивнула.
– Конечно. Это единственно возможный выбор.
ПОЧТИ ЧТО СЕРЕДИНА ИЮНЯ
Точно такой же выбор сделали более тысячи человек. Это получается по двадцать человек на место. Ничего удивительного, что мы находимся в состоянии жуткого стресса. И зубрим с рассвета до заката. Пытаемся заполнить лакуны в обществоведении (тьфу!), политике (кошмар!) и состоянии современной польской культуры (к счастью, тут учить не так уж много). Ирек и Филипп заваливают нас сотнями изданий лекций, книжек и тестов на интеллект. Только достаточно ли окажется этого, чтобы вдвоем победить сорок соперников?
ВТОРАЯ ПОЛОВИНА ИЮНЯ
Продолжаем зубреж; мы с Миленкой готовимся к вступительному, Мария и Виктория – к последним экзаменам сессии. Травка перенес два экзамена на сентябрь, так как по причине несчастной любви он никак не может сосредоточиться на текстах святого Фомы Аквинского.
– Посижу летом, как только немножко отойду, – пообещал он. – Кстати, а что Мария? По-прежнему в состоянии войны с мужской половиной человечества?
* * *
Похоже, да. Вчера вечером мы отдыхали в садике на Старовисляной. За соседний столик села влюбленная и изрядно потрепанная пара. Наверное, оба они немногим старше сестры Ирека, но могли бы смело сыграть сорокалетних, переживших тяжелые времена. Без всякого грима. Мы с девочками стали обсуждать, что так разрушительно действует на бренную человеческую плоть. Было высказано несколько предположений: дешевое вино (так считает Миленка), сырое, пораженное грибком жилье, отсутствие работы и перспектив развития (мнение Виктории). Мария упрямо стояла на том, что это неудачная любовь, и в доказательство продемонстрировала за ухом первый седой волос.
– Девочки, не стоит так изводить себя, – убеждала она нас, не скрывая горечи. – Особенно из-за самцов.
Мы уже намеревались запротестовать, но нас заглушила эта парочка, заговорившая о комарах.
– Такой сукин сын прокусывает до самой кости, – возмущенно произнесла она, истощенная шатенка в бархатной блузе изумрудного цвета.
– Котик, только это не сукин сын, – возразил ей он, истощенный шатен в бархатной блузе в серо-синюю полоску. – Это сукина дочка. Кусаются самки комаров.
– Что ты несешь, Зенек! Ведь говорится же спрей от комаров, а не от комарих.
– Извините, я позволю себе вмешаться. – Мария повернулась к ним. – Ваш молодой человек прав. Действительно, кровь пьют самки комаров.
– Вот видишь, котик, я же говорил тебе, – только и успел произнести обрадованный Зенек, так как Мария грубо оборвала его:
– Но в мире людей кусают обыкновенно самцы. И потому следовало бы наконец придумать какой-нибудь действенный спрей против них.
ЗА НЕДЕЛЮ ДО СВЕТОЯНСКОЙ НОЧИ[21]21
Светоянская ночь – ночь накануне Ивана Купалы.
[Закрыть]
Кажется, я начинаю выходить на прямую. В этом большая заслуга Ирека. Он вытаскивает меня на длительные прогулки и даже предложил помочь научиться относиться с симпатией к новому маминому возлюбленному. Пока что благодаря аргументам Ирека я примирилась с фактом, что мама живет с тем, с кем живет.
Кроме того, мы все лучше расправляемся с самыми разными тестами. Так что, может быть, нам удастся прорваться через эти экзамены. Вдобавок вчера позвонила мама Милоша.
– Пани Вишня, – начала она своим голосом теледикторши, – я решила позвонить вам, потому что… потому что… Речь идет о Милоше.
Это я уже догадалась. Хотя в первый момент испугалась: а вдруг в квартире у них пропала какая-нибудь ценная безделушка?
– Понимаете, – голос у нее немножко потускнел, – Милош – мой единственный ребенок. В нем весь смысл моей жизни.
Уж не лишилась ли она работы или, может, всего лишь шансов на очередное повышение?
– Я хочу, чтобы он был счастлив. И неважно, получит он Нобелевскую премию или выберет этнографию и будет вести простую жизнь в Бещадах.
Действительно, если живешь в роскошном жилом комплексе с бассейном и кортами вдали от ветхих домов, пораженных грибком, трудно представить себе худший сценарий.
– Милек несомненно вырастет счастливым человеком, – попыталась я ободрить ее. – У него есть все задатки для этого.
– Но у него также огромные недоработки за прошлые годы. И сам он не справится. Поэтому вы нам нужны.
– Я? – искренне изумилась я. Ведь я не справилась со своей задачей репетитора.
– Только вы новели себя честно. И только вы не поддались на уговоры Милоша.
– Ну, не вполне, – растерянно пробормотала я. – Ему удалось отправить меня на родительское собрание.
– Это такая мелочь в сравнении с тем, что делали другие репетиторы, – сообщила она. – Но я не об этом хотела… Дело в том, что нам нужен человек, который научит Милека снова пользоваться ногами. Кто заставит его вспомнить о собственных ногах. Короче говоря, вы нужны нам.
Ого, похоже, я и вправду выхожу на прямую.
СПУСТЯ ДВА ДНЯ
Пожалуй, однако, нет. Только что произошел исключительно важный разговор с хозяином обеих квартир.
– Я-то собирался выбраться к вам еще в декабре, – сказал он, протягивая нам жесткую мозолистую руку. – Мне позвонила тогда какая-то пани Ольшанская или Ольшевская. Она была здорово возмущена, что я держу пансион для студентов мужского и женского пола. И позволяю им заниматься бог знает чем.
Ну конечно, тетушка Марии. Вся она здесь со своими принципами пани Дульской[22]22
Пани Дульская – героиня сатирической комедии (1906) польской писательницы Габриели Запольской (1857–1921), олицетворение фарисейской буржуазной морали.
[Закрыть]. Пока пансион для лиц обоего пола держит она, все в порядке.
– Но вы ведь ничего такого не держите! – возмутилась Миленка. – В одной квартире живут ребята, в другой, как вы видите, одни девушки.
– Вот потому я обдумал все и не стал вмешиваться. Но сейчас мне придется.
Хозяин уселся и горестно вздохнул.
– Так что все-таки произошло? – спросила Виктория. – Соседи пожаловались?
– Боже упаси. Этого только не хватало. – Он принялся обмахиваться большим куском вафли для торта. – Но есть, есть одна проблема. Месяца два назад навестил меня отец кого-то из вас, барышни, и стал грозить налоговой инспекцией.
Только этого не хватало! Папа не прекратил разрушительной деятельности. Раз он страдает, пусть страдают и другие.
– И что? – спросила я, с трудом хватая ртом воздух. Еще годик-другой такой жизни – и инфаркт обеспечен. Невроз и зачатки язвы двенадцатиперстной кишки уже налицо. Так считает Болек.
– Вот я и думаю. Плату вы не задерживаете, на отсутствие удобств не жалуетесь, но иметь дело с налоговой инспекцией, вы уж меня извините, я не хочу.
– И когда нам съезжать? – нервно осведомилась Миленка.
– Ну, не будем сразу о худшем. – Хозяин смущенно почесал в затылке. – Я вовсе не хочу вас обижать… Ну, скажем, в конце месяца. Вы не против?
ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ВЕСНЫ
Не против. А что нам еще остается? То есть остается до переезда чуть больше десяти дней, и мы отчаянно ищем квартиру. Это значит – ищут Травка, Ирек и Филипп (который безумно рад, что сможет жить рядом с Миленкой). Мария сдала экзамены и в награду отбыла на Мадейру (подарок от гордого ее успехами автора). На прощание сказала, что обязательно вернется, так как привыкла к нам.
При этом одарила всех нас многообещающей улыбкой, каковую Травка использовал как повод, чтобы дать ей очередной, предпоследний шанс. Виктория помогает нам готовиться к экзаменам. Нет, она не проверяет наши знания, не ксерит нам материалы. Она делает то, что делали женщины героев. Готовит, убирает, стирает и уверяет, что все будет хорошо. Мы благодарны ей. Но кто отблагодарит тысячи тех, с помощью которых выигрывали войны и обретали независимость?
ЛЕТО
СВЕТОЯНСКИЙ ВЕЧЕР
Через несколько дней мы переселяемся в пустой дом в окрестностях Матечного. Ребята уже вставили выбитые стекла, отдраили дочиста пол и прошлись по стенам белой краской. Травка хотел покрасить зеленым (цвет надежды), но мы накинулись на него: нет времени на цветовые эксперименты.
– Приедет Мария, чего-нибудь намалюет, – утешил его Ирек.
– Ох, чувствую, что она будет жаловаться на рамы. – Травка показал на покоробившиеся от старости и краковских дождей деревянные рамы. – Вы посмотрите, какая щель. Туда влезет целая ладонь.
– Спокуха, – утешил его Филипп. – Осенью заткнем туда старое одеяло, а потом зальем все монтажной пеной, и будет тепло, как в и́глу.
А сейчас мы кончаем паковать вещи. На этот раз помогаем Виктории. Миленка признала, что нельзя все время эксплуатировать молчаливое меньшинство. Даже если оно не протестует, поскольку получило в наследство от предков гены спокойствия и смирения.
– Ну дела! – Миленка оглядела кучи всевозможных коробок, заполняющих нашу комнату. – Больше всего времени, если не считать пребывания в солярии, я провожу за зубрежкой, распаковыванием коробок, упаковкой коробок, перевозкой коробок, жизни среди коробок, а также поисков нового места для старых коробок. Неужели так выглядит подлинная жизнь?
По мнению Болека, выглядит она гораздо хуже.
– Больше половины моих пациентов живут на каком-то временном постое. Они снимают углы, живут нелегально, без регистрации, самовольно вселившись, спят в приютах, больницах и тому подобных заведениях, – говорил он, макая палочки в холодный чай (это его любимое лакомство). – Вообще, если подумать, мало у кого есть свое жилье. А если и есть, то очень ненадолго. Потому что вскоре человека доканывает инфаркт, алчные внуки, которые отправляют его в дом призрения, или налоговое ведомство. И мы возвращаемся к исходному пункту. Меня лишь удивляет: зачем некоторые люди тратят столько энергии, чтобы получить в собственность бетонную коробку?
НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ
А меня это нисколько не удивляет. Вместе жить замечательно. Вот только переезды… Если бы у меня была своя бетонная коробка, я могла бы забыть о прозе жизни и заняться чем-нибудь высоким.
– Ты говоришь прямо как Марыся, – заметила Виктория.
– Ну хорошо, я могла бы заняться чем-то важным и серьезным. Например, наукой.
– А сейчас ты изъясняешься как твой папахен, – поморщилась Миленка.
* * *
Кстати, о нем. Он перестал звонить, после того как я категорически объявила ему, что не вернусь на СЭРБ. Да я и сама тоже не горю желанием беседовать с ним. Хотела написать ему письмо, но как-то не было ни времени, ни мотивации. И лишь визит хозяина квартиры активизировал во мне такие запасы злости, что я схватилась за перо. А точнее, за клавиатуру.
Поначалу это должны были быть несколько сухих коротких предложений, однако я разошлась и в результате настучала без малого пять страниц предложений хоть и не всегда коротких, но, вне всякого сомнения, язвительных. В них я выразила всю свою горечь и сожаление по поводу разрушительной деятельности папы. В запале я сравнивала его со зловещим Лордом Вейдером, который губил все возвышенное и благородное, а также с мстительной Поппеей (в версии, которая нам известна по роману Сенкевича «Камо грядеши»), с коварным Саруманом Белым, преступным профессором Мориарти и еще кое-какими другими отрицательными героями. Дописав письмо, я бросила его в почтовый ящик.
Уже через несколько минут я пожалела об этом. Но было поздно.
ЗА ЧЕТЫРЕ ДНЯ ДО ЭКЗАМЕНОВ
Только-только завершили перевозку барахла На «микрофиате» Ендрека; как известно, в Польше это самое популярное грузовое такси. Устав от перетаскивания коробок и зубрежки идиотских формулировок, я вернулась к проблеме, которая не дает мне покоя уже много недель. Кто тот неведомый благодетель, который посылает мне деньга?
– Могу попросить бабушку, чтобы она раскинула карты. Может, ей удастся найти какие-нибудь указания, – предложил Ирек, когда мы гуляли по Краковскому парку.
– Ой, было бы здорово! Мне так хочется узнать, кто это.
– А кого ты подозреваешь? – Он подпрыгнул и сорвал цветущую ветку сирени. Хулиган.
– Да нескольких человек. В первую очередь родителей Миленки. Затем, пожалуй, Филиппа. У него-то самого с деньгами не очень, но при его умении убеждать он мог уговорить каких-нибудь спонсоров.
– А ведь я, пожалуй, ревнивый, – признался Ирек, постаравшись, чтобы это его высказывание прозвучало как можно беззаботней.
– Не стоит ревновать, рядом с тобой у него нет никаких шансов, – сказала я и дернула его за чуть длинноватый рукав куртки.
– По правде сказать, я предпочел бы услышать что-нибудь о моих глазах, которые сжигают как пламя, но сойдет и так.
И это говорит любитель «Саги о Форсайтах», герои которой выражают терзающие их страсти легким движением бровей или бравурной песенкой, как бы небрежно сыгранной на старом пианино.
– Но тебе вовсе не надо говорить этого. – Ирек посмотрел мне в глаза. Мысли он мои читает, что ли? Или прочел по движению бровей? – Я знаю, что ты чувствуешь. И то же самое чувствую я.
* * *
Откуда Иреку известно, что это именно я? И откуда мне известно, что это именно он? Откуда Травка знает, что это именно Мария? Откуда уверенность Миленки? Филиппа? Моей мамы?
Я могу говорить только за себя. И отвечу, как женщина на вопрос, почему перед месячными она готовит шесть кастрюлек супа. Потому! И все.
ПЕРВОЕ ИЮЛЯ, РАННЕЕ УТРО
– Сколько у нас осталось времени?
Я посмотрела на часы:
– Около получаса, если я сумела правильно определить положение стрелок. Руки у меня дрожат, как листья осины на ветру.
– А я так нервничаю, что у меня зудят десны, – пожаловалась Миленка. – В последний раз такое со мной было на выпускных экзаменах.
– Может, поговорим о чем-нибудь приятном? – предложила я, растирая занемевшие пальцы.
– Давай. Ты уже знаешь, кто выступал в роли святого Миколая?
– Кое-какие подозрения у меня имеются, но ничего определенного. Бабушка Ирека сказала, что это мужчина и что все выяснится в августе.
– Придется подождать, ничего не поделаешь, – вздохнула слегка разочарованная Миленка. – Господи, кто это звонит в такую пору?
Я подбежала к двери и получила странную посылочку от папы. Воспитательный фильм.
– Ну, вскрой хотя бы, – сказала Милена, одергивая синюю юбку до колен. – Посмотрим, что он выбрал.
– Сейчас открою, хотя не уверена, что это самая удачная мысль. Дополнительный стресс перед решающим экзаменом.
Дрожащими пальцами я развернула красивую бумагу и увидела название фильма «Возвращение Джедая». А ниже – приклеенный к кассете скотчем маленький голубой конверт.
– Несколько ободряющих слов от папы, – бросила я, не скрывая того, что нервничаю.
– Да прочитай же, – настаивала Миленка, тоже не скрывая, но только любопытства: что на этот раз придумал мой папа?
Я вскрыла конверт и прочла:
«Вишенка! Что бы ты ни выбрала, я держу за тебя кулаки. Да пребудет с тобою сила.
Лорд Вейдер».
СЕРЕДИНА ИЮЛЯ
– Ну что? Что? – спрашивала Миленка, проталкиваясь к листу с результатами.
– Не вижу… – Я нервно искала наши фамилии. Ирек стоял рядом, сжимая до боли мою ладонь. – Кажется, еще один год к черту.
– Есть! Вишня! Есть! На тринадцатом месте! Видишь? – заорала прямо мне в ухо Миленка и показала стоявшим неподалеку родителям знак победы.
– Сдали! Слышишь, Рысек? Сдали! – услышала я голос ее мамы, заглушаемый лаем Азы, Бари и Кайтека.
Я отыскала тринадцатый номер. Все правильно. Мы с Миленой рядышком. В одной телеге.
Я повернулась, ища в толпе за нашими спинами знакомые лица. А, вон они. Метрах в пяти от нас родители Милены. Ее мама – как обычно, взлохмаченная, но зато в потрясных джинсах с бахромой. Папа Милены, гладко выбритый, оглядывается в поисках кленового листа. Рядом три собаки, заливающиеся лаем. Чуть подальше Филипп, украдкой утирающий скупую слезу. А вон Ендрек подбрасывает Викторию высоко, под самые облака. Травка, обрадованный то ли тем, что мы сдали, то ли тем, что Мария приехала на несколько дней и стоит рядом с ним и машет нам своей аристократической рукой. А рядом со мной Ирек, от волнения прикусивший нижнюю губу. Похоже, до него еще не дошло, что мы сдали. А вот и Болек. Он приехал на несколько минут – убедиться, не нужно ли кого реанимировать. Никого не нужно. Очевидно, в этом причина разочарованного выражения его лица. А прямо перед ним мама; одной рукой она отводит с лица каштановые кудряшки, а другую подняла, чтобы продемонстрировать, что она держит за меня скрещенные пальцы. Ее Медведь тактично стоит чуть поодаль и несмело машет мне своей мохнатой лапищей. Похоже, все. Нет! Кого-то еще не хватает. Ну да, он не пришел. Быть может, что-то помешало – лекция или какая-нибудь конференция, на которой он обязательно должен присутствовать. Достаточно того, что он прислал кассету. И вдруг возле одного из каштанов я вижу щуплого человека в очочках в тонкой металлической оправе. Пришел! И теперь показывает мне поднятый вверх большой палец, означающий, что все о’кей.
Я зажмурила глаза, а потом стала быстро-быстро моргать.
