Текст книги "Терпкость вишни"

Автор книги: Изабелла Сова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

– Я не знала, что у мамы были кудрявые волосы.

– А от кого у тебя эти кудряшки?

Действительно. От папы я могла бы унаследовать самое большее обширную лысину.

– Интересно, почему она тогда не ушла.

– Она ушла, но сразу же вернулась, потому что оказалось, что у нас будет ребенок. То есть ты.

* * *

А если бы мама решила уйти годом или тремя месяцами раньше? Страшно подумать, что было бы тогда.

2.05. Я решила навестить маму и узнать из первоисточника, что происходит.

– Заходи, – сказала она и пошлепала на кухню.

Я пошла за ней. Она достала из холодильника банку пива.

– Хочешь?

Я кивнула. Мы перешли в комнату, где посередине на деревянном полу лежал огромный матрац. Перед матрацем низкая скамья на неошкуренных сосновых чурбаках, а на ней миски с жаренными в меду фисташками.

– Садись. – Мама освободила мне место среди десятков разноцветных подушек. – Что тебя привело?

– У меня поручение.

– Я вся обратилась в слух.

– Папа сказал, что происходит что-то нехорошее, и попросил меня осторожно выспросить тебя.

– Нехорошее? – Мама расхохоталась, а потом сделала большой глоток пива прямо из банки. – Наконец-то я чувствую себя по-настоящему хорошо. Я перестала беспокоиться и планировать на пять лет вперед. Я наконец-то живу.

– А он? Ну этот, новый? – робко спросила я. – Какой он?

– Теплый, спокойный и… – она на миг задумалась, – простой. Возможно, ты с ним сегодня познакомишься. Он уже должен вернуться из леса. О, звонит домофон! – Мама выбежала в коридор. Я никогда еще не видела, чтобы она двигалась с такой легкостью. Как будто у нее в жилах вместо крови несколько литров гелия. Она открыла дверь, и я увидела папин субститут.

3.05. – Я совершенно не понимаю, – рассказывала я возмущенно, – как она могла выбрать нечто подобное!

– А что в этом удивительного? – ответил вопросом Ирек. Как обычно, он сидел под столом среди проводов и коробочек. – Если женщины все бросают ради Тарзана, сходят с ума по Супермену и Фантомасу, то почему нельзя для разнообразия влюбиться в обыкновенного медведя?

– Можно, но почему это должна быть моя мама?

– Думаешь, у моей мужчины были лучше? Было дело, жила она с одним, так он ставил будильник на пять утра и вламывал без передыху до полуночи. Прямо тебе кролик из рекламы батареек.

– Но он был нормальный мужчина, а не медведь из леса!

– Если твоя мать счастлива с ним…

– Но что люди скажут?

– Люди? – Ирек саркастически усмехнулся. – Вроде бы мы принадлежим к поколению, которому наплевать на мнение других. Ну как тут верить экспертам?

4.05. Обсуждаем, где лучше провести очередной жаркий день.

– Давайте поедем в Криспинов, – попросила Миленка. – Посидим на песочке, поплаваем.

– Ну да, ты будешь демонстрировать миру свой загар, а мы будем стыдливо прятаться в кустах. Большое спасибо, – фыркнула Мария.

– Там почти нет кустов, – утешил ее Травка. – Самое большее, ты смогла бы укрыть ноги одним из своих свитеров.

– А давайте поедем куда-нибудь в лес, – предложила Виктория. – Например, в Неполомицах отличная пуща, с зубрами.

– Не знаю, как там насчет зубров, а вот миллионы комаров там точно имеются, – содрогнулся Травка. – Прошлым летом мы поехали туда с Болеком. Прошли всего каких-нибудь метров двести, как Болек спасовал и дал сигнал к отступлению. В последнюю минуту, потому что эти аэропиявки успели выкачать из меня литра три крови. Так что пуща отпадает. Разве что кто-нибудь из вас снабдит меня специальным комбинезоном и противогазом.

– Так они тебя кусают?

– Ну да, потому что я ем много меду. В неделю банку. А джема так даже две. И вдобавок всякие сладкие кашки.

– Вы тут о кашках, а время уходит, – объявила Миленка. – Едем куда-нибудь, а то я изжарюсь заживо.

– А что если в Багры? Или в Скалки? – подсказал Ирек.

– В Скалках хорошо летом, когда вода согреется, – сказала Виктория, – берешь матрац и уплываешь на нем к отвесной стене подальше от качков, оккупировавших оба пляжа.

– Тоже мне пляжи! – хмыкнула Миленка. – Один – кусок каменистого берега с редкой травой, а второй – асфальтовая дорога, подходящая прямо к воде. Но какое-то специфическое очарование там есть, особенно если сумеешь перебраться через вал пластиковых бутылок.

– Но не в эту пору, – поддержал Викторию Травка. – Там мы запросто получим тепловой удар.

– Так куда едем? – спросила я.

– А может, в Кобыляны? – вспомнила Вика. – В общем, это недалеко, и, кажется, там есть какая-то речка. Можно будет ополоснуться.

– А я слышал, что речка там совершенно безнадежная, – сообщил Ирек. – Но это мнение моей сестры, так что явно изрядно преувеличенное. Малина любит рисовать действительность в мрачных тонах.

– Будем надеяться, что она ошибается, – сказал Травка. – Ты едешь с нами?

– Нет. Я должен сделать запасную копию данных. Недавно я потерял все фото Амелии.

– Да и фото Рейнарда из «Брейнсторма» тоже, – напомнила Виктория, – а мне бы хотелось в субботу посидеть и посмотреть ему в глаза.

– Что вы такого нашли в этом Рейнарде? – удивился Ирек, громыхая корпусом компьютера. – Ничего особенного, таких на Рыночной площади сколько угодно. Травка и то лучше выглядит.

– То же самое я недавно говорил о тебе, – не остался в долгу Травка. – Ты куда лучше его выглядишь. Особенно когда голову вымоешь.

– А ты и с сальными волосами выглядишь лучше, – отбил мячик Ирек.

– Может, вы учредите клуб взаимного обожания? – бросила Миленка.

– Ладно, – завершил игру Травка. – Так что насчет Кобылян?

– А есть там кусты? – спросила Мария, глядя на свои белые ноги.

– Вроде бы полно, – ответила Виктория. – А заодно и горы, и множество велосипедных троп.

– У нас нет велосипедов, – заметил Травка.

– Вечно ты отыщешь какую-нибудь проблему, – буркнула Миленка.

– Я всего лишь констатирую факт, и это вовсе не значит, что я не хочу ехать в Кобыляны.

– Ну так поехали, – сказала Виктория.

И мы поехали.

* * *

Сидим в кустах, прячась от жгучих лучей солнца. Озираем окрестности и полощем ноги в речушке шириной с лист формата А4.

– Я и не знала, что в эти Кобыляны так трудно добираться.

– Да, быстрей было бы доехать до Закопане, а уж про Криспинов я и не говорю, – отметила Миленка, вытирая лицо листом лопуха.

– А чего Ирек не поехал? – поинтересовался Ендрек.

– Да делает какой-то backup, – объяснил Травка.

– А если по правде, хочет немножко покопаться в «Дьябло», – выдала секрет Миленка. – Он создал нового монстра и хочет его слегка развить.

– А помню, он издевался надо мной: дескать, я подсел на машины, – сообщил Ендрек, – потому что у меня был в жизни период, когда я часто ходил в залы игровых автоматов.

– Я тоже ходила, – призналась Виктория. – Еще до лицея. Спускала там все карманные деньги.

– А я в выпускном, год назад. Рассказал об этом Иреку, а он мне сразу заявил, что я попал в зависимость. И что мне нужно обратиться к его знакомому, какому-то Пупке.

– К Губке, это психиатр, – пояснил Травка. – Иреку самому нужно к нему обратиться. Знаете, что он делает, когда встает?

– Ну?

– Чистит зубы, пьет кефир с амарантом и включает «Дьябло».

– Он способен пить эту гадость? – удивилась Вика. – Я дважды пробовала, но так и не смогла. Хотя утверждают, что это пища двадцать первого века.

– Нет, я предпочитаю старинные изобретения вроде вареников или колбасы, – мечтательно произнес Ендрек.

– А я люблю поэкспериментировать, – призналась Вика.

– Знаем, знаем.

– Ну жара! – вздохнул Травка.

– Может, поплаваешь? – насмешливо предложила Мария, указав на жалкий ручеек.

– Девочки, вам не кажется, что у рыбок покрупней тут могут быть проблемы, если им захочется развернуться? – заметил Травка.

– Да и с плаванием, наверно, тоже: они могут оцарапать брюхо о дно, – поддержала я Травку.

– Да какие рыбы, о чем вы? – изумился Ендрек. – Если тут кто и живет, то максимум пиявки. У них такой богатый выбор кровеносных сосудов.

Все, как по команде, вытащили из ручейка ступни.

– Шучу, шучу, – хитро улыбаясь, успокоил нас Ендрек.

– Ты просто завидуешь, потому что твои лапищи не помещаются в воде и ты можешь смочить только пальцы, – бросила Миленка.

– А я-то рассчитывал, что смогу смочить все тело. Виктория так завлекательно описывала достоинства Кобылян.

– Я повторила только то, что мне рассказывал Олек, – объяснила Вика. – Я не виновата, что он так приукрашивал.

– А мы думали, что ты тут бывала, – удивился Травка.

– Я что, должна всюду бывать? – возмутилась Виктория.

– Но у нас возникло такое впечатление, – сообщила Мария.

– И вот тут ты крупно ошиблась. В Кобылянах, дорогие мои, я сегодня в первый раз.

ЧЕРЕЗ ЧАС, ИЛИ ЧЕРЕЗ ДВА

Лежим попками кверху. Полощем в ручейке ладони. Скука.

– Рассказали бы что-нибудь, – попросила Мария. – А, Ендрек?

– Я вам что, Шахерезада?

– Нет, ты просто знаешь столько отличных историй, – польстила ему Мария.

– Ладно, Марыська, не подлизывайся, – Ендрек не слишком успешно пытался скрыть, какую радость ему доставил комплимент Марии.

– Посмотрите, какой красивый жучок, – сменил тему Травка. – Выглядит прямо как «гольф» со стопятидесятисильным двигателем.

– Да, в версии «металлик». – Ендрек пригляделся к членистоногому. – То есть на две тысячи злотых дороже.

– Интересно, есть у него четыре воздушные подушки и ABS? – задумчиво спросил Травка.

– Естественно. А фары какие, видишь? – Ендрек дотронулся травинкой до жучка. – А тонированные стекла?

– Еще бы. И номера с подсветкой. Настоящая крутая тачка! – присвистнул Травка. – А когда ночью он едет по деревне, то сверкает, как дискотека. Интересно, сколько он сжирает? В городе, наверно, больше десяти литров. Естественно, когда он бывает в городе.

– А какое у него ускорение… На глаз восемь с половиной от ста. Небось на проселочной дороге за ним так пыль и клубится. – Видимо, Ендрек заметил наши мины, потому что объяснил: – Мы тут о машинах заговорили, а вам, видно, скучно.

– Ладно, девочки, просыпаемся, просыпаемся. – Травка, как заправский гипнотизер, защелкал пальцами у нас перед глазами. – Теперь поговорим о дружбе, о любви и о смысле жизни.

– Когда я слышу «смысл жизни», меня начинает тошнить, – бросил Ендрек.

– Почему? – удивилась Мария, наша искательница смысла жизни.

– Потому что мне вспоминаются мои старики и их советы. Они мне вечно вбивали в голову, что я должен жить осознанно. Старательно отбирать минуты, чтобы потом у меня были только самые лучшие воспоминания.

– И что?

– Я коллекционировал их, а как же! Целых десять лет.

Мы все, не скрывая зависти, вздохнули. Каждый из нас охотно выбросил бы кое-что из памяти. Очистил бы многие ящики и вымел мусор из иных углов. А вот Ендреку это не нужно. У него только драгоценные воспоминания, аккуратненько уложенные в коробочки, выстеленные пунцовым бархатом.

– И знаете, что у меня осталось от тех лет, когда я играл в коллекционера? Ничего! Во всяком случае, ничего, что мне хотелось бы вспомнить.

БЛИЖЕ К ВЕЧЕРУ

– Может, попытаемся голосовать? – нетерпеливо предложила Мария. – Мы тут уже полчаса ждем, и хоть бы что.

– Ох вы, жители большого города, – усмехнулся Ендрек, приехавший, как я, Виктория и Милена, из маленького городка.

– Подождем еще чуточку, а потом уже будем беспокоиться, – сказала Миленка, небрежно прислонившаяся к столбу с указанием остановки. – Вон он, уже едет.

– Наконец-то, – с облегчением бросила Мария, – а то я уже собиралась отбиться от стада.

Автобус подъехал и резко затормозил около нас, подняв клубы бурой пыли.

– Могли бы приехать по расписанию, – сделала замечание водителю Мария.

– Ну да, мог бы, – согласился он с ней, – но как-то не получилось. Попытаюсь завтра, – пообещал он, улыбаясь нам радушной блистающей (двумя золотыми зубами) улыбкой. – Ну так что? Выкурю я, пожалуй, сигаретку, и возвращаемся в город.

Мы сели. Кроме нас в автобус влезли три толстые тетки в костюмах цвета зеленого горошка, абрикоса и небесной лазури, щедро спрыснутые ландышевой туалетной водой. И еще одна с усиками, как у Володыевского, распространяющая природный аромат.

– Эта троица едет на маевку в город, – высказал предположение Травка. – А эта усатая… Может быть, на депиляцию?

– Ну где этот чертов водитель? – заворчала Мария.

– Вот и я! – сообщил чертов водитель, усаживаясь на свое место. – Удобно устроились? Ремни застегнуты? Готовы? Тогда старт!

5.05. Я опять посетила папу. Выглядел он так, словно всю неделю не покидал кухни. Он сидел точно на том же месте, на котором я оставила его. И так же всматривался в ровно разложенные столовые приборы.

– Ты видела, – произнес он. Вероятно, определил по моему лицу. – Такой стыд.

– Может быть, тебе переехать в другой город? – посоветовала я.

– Надеюсь, мама одумается. Поэтому я хотел бы тебя кое о чем попросить…

Ну да, я должна выступить в роли живого укора. Вот только не знаю, подействует ли это на маму. Она стала какая-то непредсказуемая.

– Хотя бы попробуй, – попросил папа и полез в карман пиджака. – Кстати. Из-за сумасбродств Кристины я совершенно забыл о тебе. Я даже не знаю, как ты финансово справлялась эти несколько месяцев.

– Неплохо благодаря твоим переводам.

– Моим переводам? – Он сделал большие глаза; такие же, наверное, у него были, когда он узнал о мамином романе. – Я не посылал тебе никаких денег.

7.05. Если не папа, то кто же? Мама – нет. Она сама сказала мне это, когда я в первый раз посетила ее в новой квартире (название «берлога» подошло бы куда больше). А в дверях сунула мне в руку несколько сотен злотых от нее и ее нового, Мишки, порекомендовав обязательно купить фисташки в меду. Бабушка? Для нее я еще один персонаж «Капли любви». Причем эпизодический, так как в поле ее зрения появляюсь исключительно во время редких семейных торжеств. Дядя с тетей? Исключено. Наверное, они даже не знают, что я ушла из дома. Папа всегда старался сохранять видимость. Может быть, Даниэль? Пожалуй, нет. После нашего расставания он вряд ли прислал бы мне деньги. А они пришли ровно через неделю после того, как я оставила ему книжку. Разве что он чувствует себя виноватым.

– Нет, он не похож на человека, у которого могут быть угрызения совести только потому, что он разочаровал робкую девчонку, – вернул меня на землю Ирек, мастеря что-то глубоко под столом. Кажется, он подключал новый принтер.

– Тогда кто? Кто-нибудь из нас навряд ли. Ты едва сводишь концы с концами. То же самое Виктория. Милена платит за электричество, газ и телефон. А Мария…

– Такая проза, как выслать деньги голодающей подруге с соседнего матраца, ей даже в голову не пришла бы. Другое дело – расчувствоваться, глядя фильм об экзистенциальных проблемах молодежи из Беверли-Хиллз.

– Тогда я не знаю.

– А я тем более. Какое-то время я подозревал мою бабушку, потому что она любит помогать другим. Но это не она. Она сказала, что уже спонсирует кого-то. Кажется, молодого мужчину.

– Мне приходит в голову только одно, – сказала я. – Филипп. Человек, который способен справиться с любой проблемой.

ВТОРАЯ НЕДЕЛЯ МАЯ

Устав от загадки денежного перевода, я наконец выбралась к маме. Ее возлюбленный, к счастью, был в лесу.

– Я пришла с миссией, – начала я прямо с порога. – Может быть, ты еще раз обдумаешь свое решение…

– Ты говоришь прямо как отец, – прервала меня мама. – Тут нечего обдумывать.

– Папа пообещал, что изменится, – не сдавалась я. – Он может посвящать тебе каждый день на два часа больше. И вы чаще будете ходить в театр.

– Небогатая у него фантазия, – хмыкнула мама. – Ни на что больше его не хватило?

– Он сказал, что это должно доказать тебе силу его чувств.

– Безумная сила, – рассмеялась мама. – Два часа занудных разговоров в день и театр по субботам. Колоссально.

– А чего бы ты еще хотела? – спросила я.

– Не знаю, – пожала она плечами. – Пусть он еще почитает биографии знаменитостей. И увидит, как мужчины боролись за любовь женщины. Например, поклонники Айседоры Дункан впрягались в ее экипаж.

– Если тебе это так нравится, – повысила я голос, – то, может, тебе поменять своего медведя на пару гнедых скакунов?

– Ты спросила меня, чего бы я хотела, и я привела тебе пример, – сказала мама, наливая себе кружку подогретого меда. – Хочешь еще?

Я кивнула. С удовольствием узнаю, что по вкусу моей шальной мамочке.

– Ну скажем… А, вот пожалуйста: муж Фриды Кало на похоронах ел ее пепел. Вот это любовь.

– Но ты ведь живая, – заметила я.

– Да, и только теперь по-настоящему это чувствую.

– Да, знаю, ты уже говорила. Только вот не понимаю, как ты смогла так несправедливо обойтись с папой. После двадцати семи лет! – выложила я на стол последний аргумент.

– Теоретически я могла бы подождать с этим еще год или два, – сказала мама. – Только зачем? Чтобы отметить жемчужную свадьбу?

– Но ведь ты же любила папу! – крикнула я.

– Любила? – удивилась мама. – Просто мы встретились в кафе. Потом он пригласил меня в дансинг, а там уже все само пошло.

– Но должна же была быть хоть какая-то причина, по которой ты выбрала именно его!

– Конечно, – согласилась мама, сделав глоток. – Прическа.

– Что прическа?

– У твоего отца была прическа, как у Друпи.

* * *

А если бы у него была прическа, как у Джеймса Бонда, то что? Меня не было бы на свете? Так кто же я? Дурацкая случайность? Жертва моды? И вообще, кто этот Друпи?

* * *

– Один из представителей итальянского диско наряду с Альбано, Пупо и Макарони, – объяснил Ирек. – Я знаю это, потому что бабушка была когда-то поклонницей этого жанра.

– Похоже, что моя мама тоже. И только поэтому она вышла за папу. Я уже сама не знаю, кто я такая, – пожаловалась я.

– Вижу, у тебя та же проблема, что у Данни из фильма «Пирл-Харбор», – вздохнул Ирек. – Он это так сформулировал: «Сам уже не знаю, кто я. Выгляжу героем, но героем себя не чувствую».

– Потрясающая скромность. – Я тут же представила себя говорящей, что выгляжу героиней.

– Ну да. Взгляни на себя. Он, кстати, мог бы получить «Оскара» за абсурдное нагромождение патетических текстов. Но нас, в сущности, это не должно удивлять. Как сказал Воннегут устами одного из своих героев, почти в каждом фильме и в других произведениях содержится предпосылка, что война – это ад, но она необходима, чтобы превратить мальчика в настоящего мужчину.

– Интересно, – пробормотала я, листая журнальчик для любителей компьютерных игр.

– Ну, у Курта есть тексты и получше. Моя сестра могла бы много чего процитировать, потому что она любит Воннегута.

– Да нет, я не о том, – сказала я.

– А о чем?

– Когда ты цитируешь чужие высказывания, меня это нисколько не раздражает. Ты называешь автора… и, кроме того, не чувствуется, что ты этим хвастаешь.

– Хвастаю? Чем?

– Тем, что ты много читал и способен воспроизвести фрагмент текста. С Даниэлем, сам понимаешь, другой случай.

– Вишня, а может, дело вовсе не в цитатах? Может, ты просто искала какой-нибудь повод?

ПОЧТИ СЕРЕДИНА МАЯ

У меня важное поручение. Нет, речь идет вовсе не о том, чтобы склеивать черепки, оставшиеся от брака моих родителей, а об элементарном родительском собрании в школе Милоша. Он целую субботу умолял меня сходить на него.

– Понимаешь, Косточка, – он потер покрасневшие от пыльцы глаза, – в последнее время у меня выскочило несколько четверок. Сама понимаешь, что это значит для ребенка, которого считают гениальным.

Знаю. В лицее по этой причине я хотела совершить самоубийство, съев целую упаковку витамина С. Все кончилось болями в желудке и лимонно-желтой мочой.

– Я эти четверки исправлю, – уверял он меня, – но сейчас просто не хочу нервировать маму. Тем более что ее вроде бы собираются в очередной раз повысить, и она страшно волнуется.

– Надо думать, ты мне это говоришь не без причины, – высказала я догадку.

– У нас будет родительское собрание. Сходи, а? Один-единственный раз.

– И как я там должна представиться?

– Да никак. Наша классная не требует подробных объяснений. Как только она произнесет мою фамилию, ты просто скажешь «здесь» – этого будет достаточно. Потом выслушаешь несколько дурацких замечаний, возьмешь табель с оценками, и на этом конец.

* * *

Ну как я могла не пойти? Я отправилась к нему в школу сразу после упражнений по основам высказывания абсурдных взглядов. В класс я вбежала с небольшим опозданием и уселась на первую парту, потому что все остальные были заняты взволнованными папочками и мамочками. Но немало было и представителей более молодого поколения, а может быть, просто репетиторов, интересующихся успехами своих воспитанников.

– Ты за кого пришла? – ткнул меня шариковой ручкой парень с соседней парты.

– Милош Янечко, – шепнула я как можно тише, чтобы не привлекать внимания учительницы.

– А я за Асю Витовскую. Подтягиваю ее по физике. Ее родители в заграничной командировке уже больше полугода, а бабушка прийти не смогла, потому что ей надо быть на собрании общества игуановодов, ну, это которые игуан разводят.

– А я за семью Петрека Мацейки, – сообщила девушка с парты позади нас. – Он схватил несколько четверок и боится реакции своего амбициозного папаши.

– Пожалуйста, потише, – попросила классная, обведя нас утомленным взором заслуженного педагога. – Итак, приветствую всех собравшихся и… – она глянула на часы, – перейдем прямо к конкретике. Может быть, сделаем так: я пойду по списку и раздам табели с оценками. Адамский Войцех.

Со второй парты у окна поднялась невысокая брюнетка:

– Здесь.

– Хорошо, – пробормотала классная, что-то черкнув в своем кондуите. – Итак, что мы имеем… Подделка записок от родителей по поводу отсутствия в школе, разбил аквариум с вуалехвостами. Деньга вернул. И все. Следующий – Бернаж Марек!

– Я, – выдавил из себя бородатый мужичина. Наконец-то родитель, хотя полной уверенности нет. Быть может, Бернаж Марек послал на родительское собрание соседа.

– Отлично. Замечаний нет, – объявила училка, а представитель Марека вздохнул так, что шевельнулись листки на учительском столе. – Цебуляк Анна. Отсутствует? В таком случае следующая Дубель Доминика.

– Интересно, что натворил мой ученичок, – шепнула соседка по парте. – Только бы не пришлось мне платить за какой-нибудь аквариум.

– А моя зимой сделала на школьной террасе снеговика, – сообщил репетитор Аси Витовской, – а на нос-морковку нацепила листок с надписью «Директор».

– А мой Петрек дал в газете объявление о кастинге для «Большого брата», и в восемь утра перед школой собралась такая толпа, что пришлось отменить три первых урока, – вздохнула жертва Мацейки.

– Дорогие родители, еще раз прошу вас: соблюдайте тишину!!! – рявкнула классная так, что мы все сжались, как первоклашки. – Благодарю вас. Янечко Милош.

– Это я, – вскочив, отрапортовала я, – то есть… здесь.

– Хорошо. Что у нас тут…

Я почувствовала себя, как ученик, дожидающийся оглашения так называемого дополнительного вопроса. Такой вопрос, как известно, должен позволить учителю с чистой совестью влепить ученику единицу.

– Милош ироничен. Задает язвительные вопросы. А на просьбу дать дневник для записи замечания отвечает: «Смысла нет, потому что моя мама замечаний не читает, а я давно уже нечувствителен к критике».

Багровая от стыда, я схватила табель и вернулась на свою парту. А когда немножко пришла в себя, взглянула на оценки. Три четверки среди моря двоек и троек. Я увидела даже две единицы. Ничего себе!

* * *

– Перестань кричать! От твоего крика оценки у меня лучше не станут, – резонно заметил Милош, причем достаточно спокойно для одиннадцатилетнего ребенка, уличенного в обмане.

– Ты же говорил, что у тебя только три четверки! – орала я по телефону.

– Так у меня правда всего три четверки.

– А остальные? Двойки и единицы?

– Ты из-за них так кипятишься? – удивился Милош. – Оттого что реальность не соответствует твоим высоким ожиданиям?

– Мальчик! Циничные замечания оставь для своих друзей по детской площадке! – прорычала я. – Лучше подумай, как мы сообщим это твоей маме.

– А я и не собираюсь сообщать, – сказал Милош. – Я не вынесу разочарованного выражения ее лица, когда она узнает, что ее сын вовсе не гений.

– Меня удивляет, как она могла так долго заблуждаться. Она что, не заглядывала в твои табели?

– Раньше у меня были более покладистые репетиторы, – признался Милек. – Они писали за меня домашние работы. А потом пришла ты, и это кончилось.

– Я тебе уже объясняла почему.

– Да, я помню: «Если тебя всюду возят, то ты перестаешь ходить, так как тебе не нужно пользоваться ногами. А потом ты уже не сможешь, даже если захочешь».

– Вот видишь, – обрадовалась я. – Запомнил! Я хотела, чтобы ты пользовался ногами, пока еще не поздно.

– Все это прекрасно, – вздохнул Милош, – только вся беда в том, что уже два года как у меня нет нижних конечностей. Поняла?