Текст книги "Терпкость вишни"

Автор книги: Изабелла Сова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

СПУСТЯ ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ ЧАСА И ДЕСЯТЬ СЕДЫХ ВОЛОСКОВ

После бессонной ночи я поехала к папе, чтобы узнать, чем он так результативно напугал грозную секретаршу.

– Не знаю, – ответил он, всматриваясь в ножик для сыра. – Не помню.

– Ты не помнишь, что говорил? – наверное, в первый раз в жизни я подняла на него голос. – Ты, который способен страницами цитировать биографии Мануэли Дендритовой и Фридерика Лимбового, не помнишь, что кричал у нас в секретариате?

– Я был тогда не в себе. На меня все это обрушилось так неожиданно. Ты не приехала на Пасху, а тут еще мама ушла…

– Но мама ушла в конце апреля, – вспомнила я, – а я обнаружила, что меня вызывают, только вчера.

– Может, оно провисело какое-то время. – Папа перевел взгляд на щипчики для льда. – Потому что я был у вас в конце апреля.

– То есть как это «у нас»? У кого?

* * *

– То есть у меня на факультете, – сказала Милена. – Две недели назад он ворвался в секретариат и объявил, что твой перевод на другую специальность был противозаконным, потому что тогда тебе не исполнилось еще восемнадцати лет. Ты должна была представить согласие родителей.

– Здорово, – убитым голосом протянула я и опустилась на расшатанный стул.

– Не знаю, здорово ли это для нас, – Миленка прикусила нижнюю губу, – но для секретарши СЭРБ точно здорово. Она жутко обрадовалась, что ее октябрьские подозрения оказались справедливыми. И она понеслась сообщить об этом куратору. А ты же знаешь, какой он службист.

– И что теперь будет? – испуганно спросила Виктория.

– Вероятней всего, я вылечу с большим или меньшим треском, – ответила Миленка, оглядывая свои икры. – Мне кажется или на самом деле левая загорела сильней?

– А что ты будешь делать, если вылетишь?

– Еще раз сдам куда-нибудь. Вика, ну посмотри. Правая, она какая-то желтая?

– И ты можешь сейчас думать, какого цвета у тебя икры? – удивилась Мария.

– Предпочитаю думать об этом, а не о своем безнадежном положении.

ДЕНЬ МАТЕРИ[20]20
  26 мая.


[Закрыть]

Я купила огромный букет ландышей, баночку меда и, подавляя в себе неприязнь к Медведю, отправилась к маме. Вручила ей цветы и мед.

– Это для… ну, сама знаешь, для кого, своего рода эквивалент трубки мира, – смущенно пробормотала я и с места в карьер перешла к пожеланиям: – Значит, желаю всего самого лучшего, настоящего счастья и…

– Не напрягайся, – остановила меня мама. – Просто обними меня и покрепче прижмись. Этого достаточно.

С минуту мы стояли, покачиваясь в медвежьем объятии. Только сейчас я поняла, как сильно мне этого не хватало все последние месяцы. Ее прикосновения. Заинтересованных карих глаз, которые сейчас были гораздо веселей, чем год назад. Рук, утративших красоту от многолетних хозяйственных занятий. Даже ее молчания.

– У тебя опять старая прическа, – сказала я.

– Читала рассказ?

– Папа дал. Он очень страдает.

А вот надо ли было это говорить?

– Знаю. Но ничем помочь не могу. Предлагать в подобной ситуации дружбу было бы в некотором смысле издевательством. Тем паче что за четверть века нам так и не удалось наладить даже товарищеские отношения.

– Ты могла бы попробовать вернуться, снова его полюбить…

– Дорогая моя, жизнь не складывается так, как хотелось бы сценаристам мыльных опер. Я не вернусь, и это окончательно.

– Ему будет нелегко.

– А кто сказал, что всегда должно быть легко и удобно?

– Он говорит, что ему не хватает тебя.

– Ну так пусть наймет уборщицу, кухарку и садовника. И раз в неделю включает себе телевизор, – отрезала мама, глотнув карамельного пива. – Вишня, неужели ты не можешь примириться с тем, что я больше не хочу той жизни?

– Я работаю над этим, но… для всех нас это было так неожиданно.

– И подумать только, что, если бы не твой бравурный уход из дому, я до сих пор гнила бы в нашей унылой гостиной.

БУРНЫЙ ПОНЕДЕЛЬНИК

– Что ж, я была права. – Миленка плюхнулась на кухонный стул. – Сегодня мне предложили забрать документы.

– Может, я попробую уладить, – Филипп отважно играл свою роль Специалиста по Трудным Делам.

– Поздно. Я уже забрала их. По крайней мере не будет волнений с летней сессией.

– Чем я могу тебе помочь?

– Прежде всего прекрати кружить по кухне, потому что мне это действует на нервы, – прикрикнула на него Мария.

Филипп тут же сел и принялся общипывать клеенку.

– Милена, что я могу сделать?

– Оставьте вы меня все в покое! – крикнула она. – Особенно ты, Филипп.

– Ты уверена?

– Да, я хочу, чтобы ты наконец ушел! Тоже мне, жалеть он меня будет и оплакивать мою судьбу!

Без единого слова Филипп вышел, шаркая прямо как Чарли Чаплин.

– Терпеть не могу, когда меня жалеют, – попыталась объяснить этот свой взрыв злобы Миленка.

– Знаем. – Травка потрепал ее по плечу. – Ну и что теперь? Может, пойдем вместе прогуляемся или в кино?

– Да нет, – помотала она головой. – Я и кино – две вещи мало совместимые.

МИЛЕНА И КИНО

Во-первых, приобретение билета и после входа в зал первое разочарование: расстояние до экрана. Или слишком маленькое (как правило, там, где экран оказывается огромным, как Планета Смерти), или слишком большое (особенно в кинотеатрах, где экран напоминает размером носовой платок). «Ладно, – думает Миленка, разыскивая свое место, – за опыт нужно платить. Отныне буду записывать, где какой экран».

Когда же она добирается до своего места, оказывается, что:

а) прямо перед ней сидит здоровенный простуженный неандерталец с только что сделанной перманентной завивкой (жаркой африканской, распространенной в американских полицейских фильмах середины семидесятых годов);

б) слева сидят два эксперта, которые смотрели фильм семнадцать раз и теперь пришли в восемнадцатый, чтобы с опережением пересказывать всем вокруг самые интересные фрагменты, а также сообщить, чем он кончится;

в) справа устроилась компания оголодавших подростков, которые весь сеанс будут с хлюпаньем сосать колу, хрустеть попкорном и палочками, а также шуршать пакетами в поисках китайских драже;

г) сзади уселся невротический ударник, который будет сообщать о своем напряжении, ритмично барабаня по спинке кресла Милены и опосредствованно по ее чувствительным почкам;

д) на ее месте сидит человек с гладко выбритым черепом и толстой золотой цепью вместо галстука. Человек, который не любит признаваться, что совершил ошибку. Даже такую ничтожную, как неправильное прочтение номера ряда.

Наконец Миленке удается сесть на свое место и даже отвоевать для себя один подлокотник. Она с тревогой ждет фильма. После получасового блока громогласных реклам наконец-то можно погрузиться в иную реальность. И тут начинается…

Второй ряд: раздражающее хихиканье двух возбужденных гимназисток, которые в первый раз пришли в кино с мальчиком.

Девятнадцатый ряд: кто-то забыл выключить мобильник и терзает весь зал мотивчиком из «Звездных войн».

Восьмой ряд: какая-то женщина жалуется соседям на свою агрессивную мамашу, бездушного шефа и завистливых белых мышек.

Милена перестает следить за действием фильма, сосредоточившись на безнадежной борьбе с безжалостной толпой дикарей. Она пробует шикать и покашливать, за что получает замечание от соседа с мохнатым перманентом. Тогда она переключается на невербальные средства, леденя взглядом ближайших соседей. Но через несколько минут ее соседи снова шуршат пакетами и чавкают, пожирая маслянистый попкорн. Миленке остается лишь смириться с ними либо демонстративно уйти, не дожидаясь конца фильма (каковой конец она все равно уже знает, благодаря предупредительным соседям слева).

* * *

– Ну, а кроме того, есть еще одна причина: в половине демонстрирующихся сейчас фильмов играет Николь Кидман. А в другой – Джулия Робертс, – добавила Миленка.

БУРНЫЙ ВТОРНИК

Миленка не выходит из дома. Сидит целыми часами на кухне, апатично глядя на телефон.

– Да позвони ему сама, – дала я совет.

– Я не стану навязываться знатоку женщин.

– Если бы он был знатоком, он не встречался бы с тобой, – утешила ее Мария, как всегда результативно.

– Вы обе преувеличиваете, – сказала Вика. – Филипп – обычный парень. Быть может, он упомянул эту Кидман, потому что хотел произвести на тебя впечатление.

– Я тоже так думаю, – присоединилась я к Виктории. К сожалению, ничего больше я сказать не могла, потому что Филипп попросил меня не рассказывать о нашем разговоре. Сказал, что сам все урегулирует.

– Может быть, – буркнула Миленка. – Но мне без разницы. Мне все без разницы. И ничто уже не огорчает. Даже то, что со вчерашнего дня я уже не студентка. Наконец-то я от всего избавилась.

Прозвучало это крайне уныло. Так уныло, что с минуту мы не могли ничего возразить.

– Так ты что, намерена вот так вот сидеть за этой обгрызенной клеенкой, – в конце концов нашлась Мария, – когда на улице такая погода?

– Я не люблю солнца, предпочитаю лампы в солярии.

– Да дело же не только в солнце. Посмотри на деревья, на бузину, на цветущие каштаны!

– А ты-то чего такая радостная? – поинтересовалась Виктория.

– Потому что весна! – ответила Мария. – А кроме того, вчера я встретила того режиссера. Ну, того самого, что предлагал тебе роль Золушки.

– Это который с белым кашне и перстнем?

– На этот раз он был без кашне, но с перстнем и массивным браслетом.

– Ну и ну. – Виктория покачала головой. – Богатенький.

– Ты будешь слушать или будешь упражняться в остроумии? – прошипела Мария, стерев улыбку с бледного лица. – Ну так вот. Сидела я вчера в парке, делала выписки к экзамену, и тут он сел рядом со мной и спросил, выступала ли я когда-нибудь на сцене. А потом сказал, что я как раз то, что надо для роли Золушки.

– Похоже, что из всех сказок Шарля Перро он знает только эту, – заметила Миленка, улыбаясь левым уголком губ в точности как Болек.

– Может быть. Но главное, что он взял мои координаты и пообещал позвонить в первых числах июня. Так что, если все пойдет хорошо, вы еще до конца каникул увидите меня на сцене. Ну что? Рады за меня?

БУРНАЯ СРЕДА

Сказочные перспективы Марии не произвели на Миленку никакого впечатления. Она по-прежнему сидела на кухне, перестала даже смотреть на телефон. Я решила действовать и с утра отправилась в универ. Отстояла очередь в секретариат и наконец предстала пред ясные очи самого главного человека на факультете. Секретарши. Она как раз кончила обрабатывать ногти. Сосредоточившись на этой ювелирной работе, она едва удостоила меня взглядом.

– Я пришла забрать документы, – пролепетала я.

– Как так? – вознегодовала она. – Без ничего?

– А что я должна принести?

Шампанское? Шоколадку? Большой баллон лака для волос?

– У куратора была? Чтобы выяснить?

– Я больше ничего не желаю выяснять, – выпалила я. – Я хочу получить свои документы! И немедленно!

Секретарша прервала маникюр и молча прошла к шкафу. С четверть часа она рылась в кипах папок. А я ждала, и меня всю трясло. Еще секунда, и я сбегу. Не выдержу.

– Пожалуйста! – швырнула она папку на стол. – Распишись здесь. И прощай.

* * *　

– Ну и для чего ты это сделала? – буркнула Миленка.

Мы сидели втроем на скамейке под каштаном. Виктории наконец удалось уговорить Милену вылезти из кухни.

– В знак солидарности. Теперь мы будем ехать с тобой в одной телеге.

Ну, а кроме того, мне уже хватит встреч в коридоре с небезызвестным ассистентом. Я думала, что　привыкну, но, видимо, теперь я не такая пластичная, как была раньше.

– Вниз по наклонной плоскости. На самое дно, – буркнула Миленка.

– И еще я хочу проучить папу, – продолжала я, не обращая внимания на мрачную реплику Милены. – Может, до него дойдет, что он натворил.

– Обычно редко доходит. – Рядом с нами плюхнулся Болек, предварительно пожав нам руки. – Что-то ты, Миленка, слегка выцвела по сравнению с прошлым разом.

– Да ты тоже бледноват, – заметила Виктория.

– Ничего, скоро все изменится. Летом нам в амбулаторию собираются купить кварцевые лампы.

– Серьезно? – оживилась Милена.

– Ну да. Были жалобы, что мы вызываем страх, особенно у детей. Ну и заведующий решил улучшить наш облик в глазах пациентов. Отсюда идея о кварцевых лампах. Что, поверили? Милые девочки, – с осуждением посмотрел он на нас, – у нашей больницы нет средств ни на что.

– А-а, – отреагировала Миленка. И это было все.

Болек внимательно взглянул на нее.

– Ну-ну.

– Она уже дня три в таком состоянии, – объяснила Виктория. – Ты мог бы ей как-нибудь помочь?

– Мог бы, – ответил он, сворачивая фунтиком обертку от чупа-чупс. – Достаточно было бы взять ее к моему пациенту Матушке. Этот человек уже десять лет после инсульта способен произнести один-единственный глагол «идет». На вопрос, что у него болит, он в течение пяти минут повторяет «идет, идет, идет», причем так интонирует, словно произносит нормальную осмысленную фразу. Очевидно, он не отдает себе отчета в том, что с ним что-то не так.

– Для него это, наверное, благо, – заметила я.

– Для него, наверное, но не для семьи… – Болек вздохнул, складывая из обертки крохотного голубя. – После часа пребывания у Матушки начинаешь радоваться тому, что можешь от него выйти. И начинаешь по-настоящему радоваться собственной заурядной жизни.

– Так отвези туда Миленку, – попросила Виктория. – Пусть поймет, как прекрасна ее жизнь.

– В общем-то я могу. – Болек посмотрел на чупа-чупсного голубя. – Вот только зачем? Кто сказал, что мы должны улыбаться двадцать четыре часа в сутки? И кто сказал, что состояние радостного удовлетворения лучше состояния грустной задумчивости?

ПРАЗДНИК БОЖЬЕГО ТЕЛА

Милена все так же пребывала в состоянии грустной задумчивости. Виктория вспомнила о надвигающейся сессии и помчалась в библиотеку. Мария наконец навестила свою тетю, втайне надеясь на небольшое вспомоществование. А я поехала к папе, чтобы рассказать ему о том, что я бросила учебу. На этот раз он сидел у себя в кабинете, внося правку в статью о недоразумениях в партнерском браке. Я постучалась, вошла и сразу перешла к делу. Если бы я была так же тверда и решительна полгода назад… Но вероятно, без опыта последних месяцев я по-прежнему была бы пугливой мышкой, которая способна только робко улыбаться.

– Скажи, Вислава, шансов на восстановление нет? – поспешил он убедиться.

– Нет, и главным образом потому, что я не хочу этого.

– Вот и прекрасно. Я с самого начала знал, что ПАВЛ – это гигантское недоразумение. Сейчас ты спокойно сможешь сдавать на СЭРБ.

ДЕНЬ ДЕТЕЙ

Я ждала Ирека, чтобы сообщить ему последние сведения насчет того, как обстоят дела у меня в семье и в доме, и вдруг в кухню вступила высокая стройная блондинка с глазами серны. Малина.

– Ну и жара, – простонала она и опустилась на табуретку. – Я едва дошла. Четыре остановки!

– А ты что, не могла доехать трамваем или автобусом?

– Пробовала, – вздохнула она, убирая со лба пряди влажных волос, – но давка была такая, что меня чуть не расплющили. В довершение всего у почты сели трое подростков. А ты же знаешь, как себя ведут подростки.

Я кивнула, дескать, да, знаю, но Малина все равно объяснила:

– Их все смешит. Смешно, что дождь идет. Смешно, что успели вскочить в последнюю секунду и никак не могут найти проездной. Хохот на весь автобус.

– Угу, – успела я сказать.

– Я все думаю, неужели и я была такая, как они?

– Могу тебя уверить: нет, – сообщил Ирек из глубины коридора. – Ну, что на этот раз произошло?

– Научный руководитель ворчит на бабушкины гадания. Считает, что они недостаточно конкретные.

– Так приукрась их, – посоветовал Ирек. – А как с любовью? Тоже кризис?

– Нет, и это начинает меня беспокоить.

– Начинает? – рассмеялся Ирек. – Да я уже два года как слышу, что ты ожидаешь кризиса.

– И все сильней нервничаю, Ирек. Даже думаю, что мне нужно уйти первой.

– Ну так уходи. Попробуй немножко побыть одна.

– А если потом он не захочет, чтобы я вернулась, – жалобным голосом произнесла Малина, – и я останусь одна-одинешенька? Больше никого не найду и буду коротать век одинокой старушкой?

– Не будешь. Заведешь себе электронную собачку из Японии, которая ластится, лает и прибегает, как только ее позовешь. Говорят, она производит фурор в американских домах погожей осенью. Старики в восторге от нее. Я видел по ящику.

– Замечательная перспектива, – оценила Малина. – Лучше скажи, что мне делать, и зайди сюда. Чего ты там прячешься в коридоре?

– Вот он я. Мне там нужно было обувь сложить. Привет, Вишня.

Я обернулась и наконец увидела Ирека во всей его протяженности. Передо мной стояла живая копия Рейнарда, только что волосы у этой копии были пепельные, а из-под них торчали остроконечные уши эльфа. «Господи», – подумала я, но произнесла лишь:

– Привет.

НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ

– Почему ты не сказал?

– Вначале я не был уверен, что это ты. Знаешь, волосы у тебя были заколоты, и ты вся была вымазана грязью. Кроме того, – добавил он, – после Нового года и твоего восемнадцатилетия у меня сохранились довольно туманные воспоминания.

– А потом?

– А потом, когда я узнал тебя по голосу, было как-то неловко. Непохоже было, что ты в восторге от моей внешности.

– Ты от моей тоже, – парировала я.

– А я никогда не выражаю восторга. Боюсь, что меня отвергнут. Но если бы я только знал, что уже несколько месяцев разговариваю с копией Амелии…

Если бы я только знала, что уже несколько месяцев разговариваю с копией Рейнарда…

– У меня нет короткой челки.

– Дело вовсе не в прическе. А в целом. Взгляд. Лицо. Фигура. И та же самая магия.

– Перестань, а то я начну краснеть. Терпеть не могу комплиментов. Просто-напросто ненавижу! Если только это не комплименты моему интеллекту.

– Хорошо, отныне я буду говорить только о твоем IQ, – пообещал Ирек. – Черт, телефон. Наверно, Малина.

Он кивнул в знак подтверждения, что говорит сестра, и нажал на кнопку «громко».

– Привет. Что опять случилось?

– Ничего. А что-то должно было случиться?

– Ты никогда не звонила мне с хорошей новостью, так что вполне могло.

– Когда-то должен быть первый раз.

– Вы обручились?

– Ты думаешь, что только об этом и мечтает интеллектуальная невротичка на пороге тридцатилетия? – фыркнула Малина.

– Ну, тогда не знаю, – сдался Ирек.

– Ладно, не буду тебя мучить. В прошлый раз ты спрашивал, существует ли что-то, что могло бы доставить мне радость. Так вот отвечаю: существует!

– Ну и?

– Выпуклые пупки вышли из моды!

– Ну и?

– А я в течение пяти лет переживала, что у меня не такой пупок, как у звезд MTV.

– Ты шутишь? Ты хотела иметь пупок размером с абрикосину? Нет, ты действительно слишком много смотришь телевизор.

– Но теперь я больше не переживаю. Потому что наконец-то мой пупок на острие моды!

* * *

– Она действительно такая пустая или просто страшно закомплексованная?

– Закомплексованная. Она все время страдает, что она слишком толстая, что некрасивая, что у нее тонкие волосы. Впрочем, они у нее и вправду тонкие, как, к сожалению, и у меня.

– А ее друг с этим не борется? Я имею в виду не с тонкими волосами.

– Я догадался, – улыбнулся Ирек. – Он пытался. Недавно мы взяли Малину на площадь Рынок и велели ей считать всех красивых девушек. За час она увидела всего четырех.

– Неделю назад мы с Миленкой так же развлекались в парке на Гродзкой. Только мы считали мужчин.

– И что? – не скрывая тревоги, спросил Ирек.

– Я и не знала, что люди такие уродливые.

– Это все влияние телевидения. Особенно музыкальных программ. Люди смотрят и думают, что на свете живут сплошь сексбомбы обоего пола, а потом выходят на улицу и не верят собственным глазам.

ПЕРВЫЙ ПОНЕДЕЛЬНИК ИЮНЯ

Снова нам удалось вытащить Миленку из дома. На этот раз в ближайший садик. Там нас должен был ждать Филипп. И он ждал, как и пообещал Иреку. Ирек просто молодец. Он способен поразить женщину не только на ювеналиях. Целых три дня он не играл в «Дьябло», а вместо этого выбрался со мной на длительную прогулку. А услыхав историю Филиппа, взял дело в свои руки и просто-напросто позвонил ему.

– Он будет сегодня в садике «Алхимии», – сообщил мне Ирек, положив трубку. – Остается только вытащить туда Милену, и все будет отлично.

* * *

Как всегда, он оказался прав. Увидев Филиппа, Милена сперва неуверенно остановилась на тротуаре. Мы уж думали, что сейчас она развернется и уйдет. Но в тот же миг в глазах у нее загорелись малюсенькие лампочки надежды.

– Николь Кидман не мой тип, – начал Филипп, вскочив из-за столика. – А уж тем более Джулия Робертс. Только ты одна.

– Точно? – Милена шмыгнула носом, недоверчиво взглянув на него.

– Точно. Я говорю то, что думаю. Такой я человек, – бросил он уверенным тоном, и лишь опытный глаз смог бы заметить, что он нервничает. Такой уж он есть, Филипп. Перед Миленой он вынужден изображать Сильного Парня из Вестерна.

– Если так, тогда прошу прощения, – протянула ему Миленка руку в знак примирения.

– Нет, это я прошу прощения, что так наглупил и что ты из-за этого огорчалась, – растрогался Филипп, но тут же справился с охватившими его чувствами и выпалил: – Ну, раз мы выяснили недоразумение, поговорим о важном деле. У вас только два, максимум три дня на подачу документов. Я навел справки.