Текст книги "Терпкость вишни"
Автор книги: Изабелла Сова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
ПЕРВАЯ СУББОТА МАРТА
Через минуту переломный момент – моя первая работа. Мы условились на двенадцать, и я уже с четверть часа брожу вокруг небольшого дома, а за мной бдительно следят четыре тщательно выбритых охранника. Уже без трех, так что можно, наверное, заходить.
– К кому? – именно так приветствуют гостей в роскошных жилых комплексах с бассейном и кортами.
– У меня урок у Янечко.
Интересно, он меня сейчас обыщет?
– Проверим. – Охранник позвонил по домофону. – Все верно. Пожалуйста!
В завершение крохотная щепотка вежливости. Я прошла на лестничную клетку и уже через минуту была в квартире родителей Милоша. Мне открыла элегантная женщина с внешностью телеведущей.
– Здравствуйте, – прошептала она, улыбаясь как дикторша. – Сейчас я представлю вам Милека. Подождите, пожалуйста, в гостиной.
Я присела на краешек кожаного кресла, терпеливо дожидаясь, когда Милош соблаговолит вылезти из своей норы. Вылез. Маленький мальчонка с пепельными волосами и синими кругами под глазами.
– Это пани Вишня, твой новый репетитор.
– А можно я буду называть тебя Косточкой? – Мальчик протянул липкую лапку с пятнами синей туши от маркеров.
– Милош! – воскликнула мама Милека с миной дикторши, сообщающей телезрителям ужасную новость. У меня самой на миг замерло сердце.
– Ладно, когда начинаем? – спросил Милош тоном крепостного крестьянина, которому велено вспахать до захода солнца целое поле.
– Прямо сейчас. Достань тетрадки и покажи пани Вишне, на чем вы закончили. А я подожду в гостиной. Приятных занятий.
Мы подошли к комнате Милоша. Его мать одарила нас телегеничной улыбкой и исчезла, закрыв за собой дверь.
– В гостиной сидит, боится, как бы ты чего не унесла, – тут же наябедничал Милош, садясь за свой стол.
– Я? Но что? – спросила я, не скрывая удивления. Да что я могу унести отсюда? Огромный цветочный горшок с куском газона? Футуристическую бетонную скульптуру? А может, гигантский стол, украшенный керамической мозаикой?
– Ну да, – подтвердил Милош. – Например, ты могла бы унести мой компьютер.
– Мне его не поднять, – заверила я ученика.
– Да я-то это знаю, а она нет. И подумать только, что она – начальник отдела, в котором производят какие-то важные расчеты.
– А я думала, что она диктор на телевидении. Ну что, покажешь мне тетрадки и все остальное?
– Сейчас. Но только можно я буду называть тебя Косточкой? – Милош упрямо стоял на своем.
– Да пожалуйста. Я не против. А вот твоя мама, похоже, будет недовольна.
– Она не услышит. А после двух уроков перестанет за тобой следить. И потом, у нас звуконепроницаемые двери. Если бы меня тут душил грабитель и я визжал как свинья, она бы ничего не услышала.
– А папа? – спросила я.
– Папа работает в Варшаве в каком-то важном международном проекте, так что он вообще не будет вмешиваться.
– Он что, не приезжает?
– Раз или два в месяц приезжает и тогда вовсю старается отработать долги по воспитанию. Так он подавляет угрызения совести, – вздохнул Милош.
– Как-то не похоже, что ты в восторге.
– А ты была бы? – буркнул он. – Почти чужой человек врывается в дом и играет в отца. Заполняет все свободное время так называемыми развлечениями, а когда наконец с ним как-то свыкнешься, уезжает. Бессмысленно это… Ну так как? Я могу называть тебя Косточкой?
Мы хлопнули ладошкой об ладошку. Милош продемонстрировал тетрадки.
– Мы закончили на «Las comidas»[16]16
Еда и продукты (исп.).
[Закрыть], а по английскому на Present Perfect, – широко зевнув, проинформировал он меня.
– А почему ты такой усталый?
– Ты бы тоже была усталая. В школе у меня двадцать пять уроков в неделю. Плюс раз в неделю немецкий, в воскресенье бассейн и урок тенниса. В четверг художественная студия. А теперь еще испанский и английский. Мама говорит, что в моем возрасте человек быстро усваивает знания и нужно это использовать.
Я как будто услышала собственного отца.
– Ой, я тоже ходила в художественную студию, – сказала я. – А кроме того, в химический кружок, на уроки испанского, на курсы английского для продолжающих и в бассейн.
– Хуже всего, – вздохнул Милош, – что теперь уже все время мы будем так вкалывать. Отдохнем только на пенсии. Ох как я мечтаю быть таким же старым, как дедушка. Дожить до семидесяти лет, поселиться в лесу и чихать на все с присвистом.
– Скоро дождешься, – попыталась я утешить его.
– Знаю, и, кажется, быстрей, чем мне думается. Так говорит папа. Потому они вместе с мамой заполняют мое время всякими разными занятиями. Чтобы я успел научиться всему, что важно.
* * *
– Для кого важно? – спросил Ирек, снимая корпус компьютера.
– Хороший вопрос.
– Должен сказать, – добавил Ирек, – мальчонка кажется очень смышленым. Видимо, он отдает себе отчет, в каком он положении. Только не знаю, повод ли это для радости.
– Немножко отдает, – подтвердила я, – а немножко играет старшего по возрасту. Как все дети честолюбивых родителей. Ему всего десять, а выражения он использует вполне взрослые.
– А потом такому исполняется полвека, он делает татуировку, натягивает джинсы в облипочку и изображает избалованного тинейджера. Только у него плохо получается, поскольку опыта нет.
– Что ты, Ирек, – возразил Травка. – Так ведут себя те, кто очень долго тренировался. К примеру, мой старик.
* * *
Интересно, каким станет когда-нибудь Даниэль. Пока что он вовсе не выглядит избалованным тинейджером. Сразу видно, что занимается каким-то серьезным делом. Никаких обтрепанных джинсов, а, напротив, галстук, темно-серый пиджак, очки в тонкой металлической оправе и портфель. Я спросила, всегда ли он так одевался.
– Когда учился, я носил то же, что все, – признался он, – но, когда стал ассистентом, самым молодым по возрасту на факультете, изменил стиль. Начал одеваться как ассистент. И играл роль ассистента. Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Множество молодых людей играют.
– Играют? – удивилась я. Мне-то всегда казалось, что молодые ничего не изображают. Они искренние, спонтанные, временами бесцеремонные. Только потом они научаются что-то изображать и притворяться.
– В том, что вы играете, вовсе не ваша вина. Молодой человек еще не сформировался, а жизнь бросает его в уже сформированный мир, где он вынужден вести себя как вполне сложившаяся личность. И что же он делает? Пользуется готовыми образцами и схемами и попросту играет. Солдата, учителя, ассистента.
* * *
– Курт Воннегут выразил это куда остроумней, – заметила Миленка, когда я рассказала им о размышлениях Даниэля. – Когда его спросили, откуда он знал, как вести себя на войне, он ответил: «Я подражал героям фильмов о войне». А кстати, твой Даниэль, похоже, любит Кундеру.
ЖЕНСКИЙ ДЕНЬ
– А знаете, что вы, мужчины, нам уже не требуетесь? – Мария опять вернулась к старой теме. К излюбленной с тех самых пор, как она увидела гуру в объятиях другой.
– Знаем, ты уже неделю это твердишь, – ответил Ендрек, развалившийся на матраце в комнате Травки, где мы уже добрый час отмечали наш день.
– Но теперь это уже действительно так. Очень скоро мы сможем сами размножаться, и вы… исчезнете. Вы, никому не нужные особи мужского пола.
– Ужасающая перспектива, – содрогнулся Травка. – Исчезнут оргазм, свободное времяпрепровождение, индивидуализм.
– Зато будут радость, наслаждение и экстаз, – заметила Виктория.
– А также зависть и гангрена, – бросил Ендрек.
– Но хотя бы не будет угнетения, расизма и такого беспорядка, – сказала я, разламывая на столе палочку с маком.
– Порядка тоже не будет! – крикнул из другой комнаты Ирек.
– Зато будут свобода, непринужденность и большое веселье, – парировала Миленка.
– Какое веселье без спиртного? – пригасил ее энтузиазм Ендрек.
– Зато с травкой, – скромно заметил Травка.
– И хорошая музыка, – добавила Вика. – А еще будут любовь, взаимность…
– А также измена, – вздохнула Миленка.
– Но без боли, – утешил ее Травка. – Иными словами, лафа в широком понимании.
– И прежде всего без мужчин, – напомнила Мария. – Чувствуете дыхание урагана, который сметет вас?
– Я чувствую только сквозняк, – отозвался Ендрек. – А может, это действительно то самое дуновение? Вот черт.
– Эй, мужики, только без паники! – крикнул Ирек. – Мы уже существуем на свете. А что, передача своего набора генов – это на самом деле такое уж приятное развлечение?
– Похоже, для некоторых в этом смысл жизни, – сказала Милена.
– Так пытаются нам внушить некоторые деятели-демографы, но, кажется, безуспешно, если судить по падению поголовья в Польше.
– Ну и пусть падает, – высказался Ирек. – С квартирами будет легче.
– Вот только кто позаботится о нас в староста? – встревожился Ендрек.
– Как кто? – ответила Милена. – Симпатичные андроиды.
СЕРЕДИНА МАРТА
Я писала очередной идиотский реферат по основам оглупления масс, и тут в кухню-ванную ворвалась взволнованная Мария. А за ней притопала Виктория, волоча сетку с замороженной пиццей и банками кукурузы.
– Ты знаешь, что произошло? – спросила Мария, нервно поигрывая медной подвеской.
– Ой, Марыся, ты поднимаешь большой шум из-за того, что не стоит и пяти минут внимания, – попыталась успокоить ее Вика.
– Мы сидели на Плянтах, я и Виктория, ждали Милену, и вдруг к нам подходит элегантный мужчина с белым шарфом. Он представился, подал нам визитную карточку и сказал, что ищет девушку для представления о Золушке.
– Мария сразу втянула живот и выпятила воздушные подушки, – сообщила Вика.
– Да, конечно. Надо уметь подать себя, – бросила Мария. – Только, к сожалению, этот тип положил глаз на Викторию. Он сказал, что именно такой и представлял себе несчастную Золушку, а как бывший визажист, знает, что с таким лицом можно сотворить чудо.
– То есть Золушку на балу после того, как к ней прикоснулась волшебной палочкой добрая фея. Тоже мне счастье, – язвительно заметила Виктория. – Только об этом и мечтаю.
– Ты могла бы сыграть главную роль в спектакле! – возмутилась Мария. – Причем в спектакле, который будут записывать для телевидения!
– Ну и что? – Виктория спокойно выкладывала покупки.
– Ты могла бы стать знаменитой. Познакомилась бы с выдающимися людьми.
– Я уже знакома с выдающимися.
– Завести полезные связи, обрести опыт. Продолжать перечисление? – закричала Мария. – Но эта идиотка сказала, что ее это не интересует. Ты можешь поверить?
– Меня и вправду не интересует.
– Как можно было отказаться от такого шанса?
– Элементарно. Тебе, наверно, трудно в это поверить, но не все хотят стать знаменитой артисткой или моделью.
– Люди бьются и за меньшие роли. Готовы ради них на все. А ты? Ты такая же пассивная, как герои книг Маркеса! Они тоже покорно принимают все, что им преподносит судьба. Измена так измена. Умерли пятеро детей, что ж тут поделать.
– Послушай, Марыся. Я считаю, что проявила бы пассивность, если бы приняла предложение того типа. А я вела себя активно. Отказавшись от того, что упало мне в подол.
– А почему ты все-таки отказалась? – спросила я, изумленная, наверно, не меньше, чем Мария.
– Ну, я могла бы сказать, что мне не понравился его белый шарф и перстень с рубином. Но я просто не хочу быть актрисой. Не хочу быть знаменитой, и мне жаль времени на такие забавы. У меня другие планы.
– В какой-то степени я тебя понимаю, – вступила в разговор Милена, которая уже некоторое время прислушивалась к спору. – Я тоже отказалась бы от такого предложения. Из страха перед полным провалом. Два раза я участвовала в школьном спектакле и скажу вам, что у меня гораздо лучше получаются шарики из пластилина.
– А я мечтаю стать актрисой! – категорически заявила Мария.
– Значит, ты наконец решила, чем хочешь заниматься в жизни, – утешила ее Виктория. – А то ведь я было думала, что ты ставишь на живопись. Но, судя по кляксам, у тебя могли быть проблемы с поиском благожелательных зрителей.
– Но тебе-то радоваться нечему, – огрызнулась Мария. – Ты могла заработать такую кучу денег, а теперь будешь думать, как прожить следующий месяц.
– Да, буду, но это вовсе не значит, что нужно хвататься за каждое предложение. Некоторые вещи я не стану делать ни за какие деньги.
– А какие некоторые? – заинтересовались мы.
– Кроме шоу-бизнеса? Ни за что не стану работать на бойне, в брачном агентстве, на птицеферме и в детских яслях.
– А ты уверена, что ни за какие деньги не станешь? – усмехнулась Мария.
– Не уверена, – призналась Вика, – но как можно дольше хочу верить, что мне это удастся.
ВТОРАЯ ПОЛОВИНА МАРТА
Сижу в библиотеке и ищу материалы для работы о методах управления маленькими группами. Но на самом деле думаю о Даниэле и Зоське. Да-да, о ней. Примерно полчаса назад, когда я выписывала очередную библиографию, она подошла ко мне и поздоровалась.
– Здравствуй, – буркнула я, хотя по идее должна была бы с презрением отвернуться и уйти.
– Послушай, Вишня, – начала она сладеньким голоском, отчего у меня сразу сработала кнопка с красной надписью «Внимание – опасность!», – ты, кажется, пишешь о методах управления группами.
– Да, а в чем дело?
– У меня точно такая же тема, – сообщила она, одергивая синюю клетчатую юбку, – причем я заявила ее еще месяц назад. И…
– Я у тебя тему не сдирала, – заметила я. – Да это сразу бы обнаружилось.
– Вот и обнаружилось, – произнесла Зофья с каким-то странным нажимом.
– Но я ее придумала самостоятельно! – несколько громче сказала я.
– Ты можешь это доказать?
– В таком случае я сегодня же заявлю другую тему, – предложила я.
– Не надо. – Зофья схватила меня за руку. – Ведь мы можем писать эту работу вместе. Ты делаешь теоретическую часть, а у меня есть идеи насчет исследований. Что скажешь?
Я слишком разволновалась, чтобы с должной серьезностью оценить предложение.
– Согласна. Когда мне нужно написать свою часть?
– Попробуй до Пасхи, а я к апрелю приготовлю исследования, и мы все объединим.
* * *
– Ну что ж, у тебя будет меньше работы, – сказал Ирек, возясь с материнской платой, – половину за тебя сделает Зоська.
– Меньше работы не будет, – объяснила я. – Я напишу столько, сколько собиралась. А Зоська добавит свою часть.
– Какую именно?
– Исследовательскую.
– Звучит заманчиво, но верится с трудом. Вспомни историю с доктором Кузнечиком.
– Сверчком.
– Ну да, да. Мне кажется, с совестью у Зоськи неладно.
– Но сейчас она могла бы донести на меня, а между тем предложила сотрудничество.
– Вот это-то меня и беспокоит, – ответил Ирек, надевая корпус. – В словаре таких людей, как Зоська, слово «сотрудничество» отсутствует.
СПУСТЯ ДВА ДНЯ
Ирек был прав. Сегодня я пошла в секретариат и спросила, когда Зофья заявила тему работы.
– Не могу сказать, – чистя ногти, ответила секретарша.
Ну да, старый университетский принцип: никакой информации на вынос, то есть да, но только доверительно и только своим. Я попросила о помощи Даниэля.
– Проверил. Она подала через неделю после тебя, – сообщил он. – Все ясно. Зоська хочет обманом использовать тебя.
Это-то я как раз знаю. Вот только как? И зачем?
* * *
– Косточка, да тут же все ясно, – сказал Милош в перерыве между уроками. – Она или хочет отомстить тебе за тест и того Жука…
– Сверчка. Но за что отомстить? Ведь это же она поступила как последняя свинья.
– Но проиграла. И хочет отыграться. Разве не ясно? Принесешь ты свою часть, отдашь ей, она первая сдаст, и кто тебе потом поверит, что это ты написала?
– А вторая возможность? – поинтересовалась я, потрясенная догадкой Милоша.
– Хочет сделать работу чужими руками. Эксперимент провести легче, чем сидеть над занудной теорией.
– Ну да.
– Может, Зоська договорилась об этом не только с тобой.
– Но зачем?
– Ой, – возвел он глаза к потолку в знак презрения к моей наивности. – Например, чтобы получить более высокую оценку. Вам не говорил профессор, что, если кто-то напишет больше работ, ему повысят балл?
– В общем-то говорил, – припомнила я. – Тот, кто напишет три реферата, будет освобожден от экзамена. Ну, голова у тебя, Милош, работает.
– Несколько лет тренировки в частной школе для гениев, – скромно пояснил он.
– Да, разумом ты проворен и вдобавок умеешь изъясняться.
– Да брось ты, – зарумянился Милош. – Мне еще далеко до детей из американских фильмов. Вот они умеют изъясняться.
* * *
– Да, – согласился Ирек. – Текстами, придуманными сорокалетними сценаристами. Но мальчонка прав. Самые умные дети всегда выступают в самых глупых американских фильмах. Они в мгновение ока находят рецепты на любой случай. Предотвратят развод, спасут джунгли. И уж они-то знали бы, как поступить с Зоськой.
ВЕСНА
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ
– Самое лучшее – проигнорировать ее, – посоветовал мне Даниэль. – Напиши работу, сдай и не вдавайся ни в какие объяснения.
Мы сидели в самом снобистском заведении Малой Польши, куда Даниэль пригласил меня, чтобы серьезно поговорить. Интересно, он взял напрокат видеомагнитофон? А если да, то какой фильм прокрутит в качестве вступления?
– Господа уже решили, что закажут? – атаковал нас кельнер с бдительным лицом, украшенным неискренней улыбкой.
– Решила? – спросил Даниэль.
– Может быть, закажешь сам? – пробормотала я, теребя льняную салфетку, лежащую у меня на коленях. – Я не знаю французской кухни.
Даниэль улыбнулся кельнеру:
– Поколение, выросшее на фаст-фудах.
– Терпеть не могу гамбургеров, – сообщила я. Но кельнер явно мне не поверил. – Просто я не люблю, не люблю все это…
– Понимаю, – прервал меня Даниэль, не уточняя, что он понимает.
– Я просто скверно чувствую себя, когда меня обслуживают другие. Я понимаю, им за это платят, но… – я немножко сбилась, – мне не нравится, когда мне ставят под нос полную тарелку, наливают воду в бокал, как будто я сама не способна это сделать. Мне тогда кажется, что совсем скоро появятся рестораны, где кельнеры будут кормить посетителей с ложечки.
– Привыкнешь, – приободрил меня Даниэль со снисходительной улыбкой завсегдатая и знатока шикарных мест.
– Это элемент игры в сотрудника высшего учебного заведения?
– Что? – не понял он.
– Я спрашиваю, ведя себя как завсегдатай и знаток, ты хочешь показать, что являешься солидным и уважаемым сотрудником высшего учебного заведения?
Сама не знаю, почему я задала этот вопрос. Никогда раньше я не отважилась бы на такое.
– Вижу, ты учишься.
– Надеюсь, я не задела тебя…
– Нет. Но быть раненым – это не так уж плохо. – Он задумался. – К сожалению, большинство людей делает все, чтобы уберечься от боли. Время проходит, мы старимся, и внезапно оказывается, что мы прозевали шанс, чтобы кто-то нас ранил.
– Это плохо, что мы избегаем боли?
– Когда-то я думал, что это хорошо. А теперь считаю, что очень, очень плохо.
СПУСТЯ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ
Сегодня Травка впервые пошел с Марией в кино. На стереофильм о динозаврах.
– Меня едва не вырвало, – вернувшись, пожаловалась Мария. – Там к очкам должны давать специальные пакеты. Как в самолетах.
– Действительно такой эффект? – заинтересовалась Милена.
– Эффект был бы, если бы сняли порнографический стереофильм, – сказал Травка. – Представляете? Здоровенный болт, стреляющий прямо в зрительный зал.
– Вот они, мужчины, – скривилась Мария. – Ни капли романтичности. Даже на первом свидании.
СТРАСТНАЯ СРЕДА
– Вы же слышали! – ликовал Травка. – Она сказала «свидание»!
– Ну да, – кивнула Милена. – Но на всякий случай не строй далеко идущих планов. У нее это могло просто случайно вырваться.
– А я думаю, что Мария уже переболела шляпоносцем. Кризис произошел во время гриппа.
– Думаешь, она забыла гуру, как Марианна забыла недостойного Уиллоби? – поинтересовалась Виктория.
– Когда я смотрю на нее, то ни о чем не думаю, – признался Травка, изображая полковника Брандона.
– Ну да, – усмехнулась Миленка. – Синдром недостаточного снабжения мозга кислородом.
СТРАСТНОЙ ЧЕТВЕРГ
Я раздумывала – ехать ли домой. И уже достала клетчатую сумку, как вдруг зазвонил телефон. Папа.
– Здравствуй, Вислава, – произнес он, и во мне сразу’ застыли все органические соки. – Я хочу узнать, намерена ли ты изменить свое мнение и признать…
– Что признать? – спросила я севшим от страха голосом. – Ведь о переходе ты уже знаешь…
– Свою ошибку, Вислава. Свою трагическую жизненную ошибку.
– Но я… я еще пока не знаю, ошибка ли это, – выдавила я. – К тому же сессию я сдала очень даже неплохо.
– Я был бы удивлен, окажись иначе. При твоем IQ, равном ста шестидесяти пяти…
– Ста пятидесяти семи, папа, – поправила я его, как мысленно делала два миллиона двести три раза, но сейчас впервые произнесла это вслух.
– При твоем IQ, равном как минимум ста шестидесяти пяти, – произнес с нажимом папа, – можно было надеяться, что сессию ты сдашь хорошо. Кроме того, я убежден, что ты особенно старалась назло мне и маме.
Я не успела спросить зачем. Он объяснил сам:
– Ты хотела показать нам, что мы неправы. Что ты правильно сделала, сменив специализацию.
– Но…
– Не перебивай, Вислава, – гневно произнес папа, после чего сделал три глубоких вдоха и уже спокойно, прямо как инструктор йоги, продолжил: – Итак, я в последний раз спрашиваю: намерена ли ты признать свою ошибку? И обещаешь ли исправиться?
Что я должна ответить? Что сожалею? А если я еще сама не знаю? Что чувствую себя виноватой? Но он и без этого знает, что чувствую. И что я должна сделать? Пообещать исправиться? Но это невозможно. Я не могу вернуться на прежнюю специальность. И не хочу.
– Это невозможно, – наконец проблеяла я, и, прежде чем открыла рот, чтобы начать перечислять причины, по каким это невозможно, папа положил трубку.
* * *
Когда пришла Миленка, я разрисовывала яйцо. Сорок третье.
– Я остаюсь здесь на праздники, – сообщила я, не прекращая рисовать увечного верблюда, который должен был изображать пасхального агнца.
– Я уже догадалась, – сообщила Миленка из глубин шкафа, где искала свой рюкзачок. – Но только я не позволю тебе остаться.
– Не позволишь?
– Нет, и не пытайся сопротивляться, – предупредила она. – Ты не будешь сидеть здесь одна. В гробовой тишине.
В какой тишине? Я ведь могу включить радио.
– Собирай вещи, у нас всего час. – Она подала мне клетчатую сумку. – Нас ждет ночной поезд.