Текст книги "Безымянные боги (СИ)"

Автор книги: Иван Жеребилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

Глава 26

Сияна, узнав о том, что им приказано перебраться в княжеские палаты, расстроилась до слёз, но поперёк ничего не сказала, разве что не поняла, почему оба такие смурные, если их князь к себе приблизил. Цветава отговорилась тем, что долго ещё не увидит товарищей из Вежи, а Ждан сослался на боль в плече. В итоге вдова настояла на том, что такой поворот судьбы надо отпраздновать, и занялась готовкой, а теперь уже княжеским стражам наказала собирать вещи.

Собирать Ждану было особо нечего, разве что забрать из тайника шапку-невидимку и обруч, что он и сделал, прихватив и свой старый кинжал. Вещи Цветавы вообще помещались в одном заплечном мешке.

От ожидания непременных подлостей и неожиданных ударов в спину, настроение никак не желало подниматься, так что праздник вышел не больно-то весёлым, кусок в горло не лез, разговор не клеился. Когда легли спать, Ждан тихонько поднялся с лавки и позвал домового. Ждать пришлось довольно долго, но Бородыня Твердихлебович всё же вылез из-под печки, держа в руках мурлыкающую чёрную зверушку, одну из тех, что помогали в бою с анчуткой.

– Чего позвал, Ждан Ярославич? – спросил домовой, усаживаясь на полешку.

– Кошка? – спросил Ждан, кивнув на неведомое животное.

– Коргоруша, – улыбнулся домовик. – Помощничка моя. Они мне во всём помогают – и дом в чистоте держать, и крыс да мышей гонять, и мелкую нечисть. Да вот приболела одна, ну ничего, выхожу. Так, зачем звал?

– Поговорить надобно. Слыхал, что ухожу я?

– Слыхал. Скверная новость. Кто хозяюшку защищать будет?

– Ты и остальные домовики.

– Наше дело – дом хранить, а она сама себе хозяйка, – запахал руками Бородыня. – Люди не в нашей власти.

– Тогда что-нибудь придумаем. А скажи, Бородыня Твердихлебович, есть ли в тереме княжьем у тебя друзья или родичи?

Такой простой вопрос отчего-то вверг домового в тоску, он снял протестующе мявкнувшую коргорушу с колен и, поднявшись с полешки, начал мерить комнату шагами.

– Не то я что-то сказал? – забеспокоился Ждан.

– Да, не в тебе дело, – откликнулся домовик. – Были у нас там родичи, и у меня, и у вострухи моей. Ведьма, чтоб ей вечно в осиновой клетке корчиться, всех извела, и не только наших, но и баганов княжеских, и банника прогнала прочь, до смерти загнобила. Палаты княжьи для нас давно уже чёрным местом стали. Никто туда жить не идёт, потому и безобразие там творится, и жизнь не идёт.

– Жаль, – покачал головой Ждан. – Я думал, хоть к кому-то можно будет обратиться за помощью.

– Прости, Ждан Ярославич, – развёл руками Бородыня. – Теперь тебе одному, похоже, придётся с нечистью воевать.

– А в княжеском тереме нечисть завелась? – насторожился Ждан.

– А как же? —удивился домовик. – Там, где добро не живёт, обязательно зло селится.

– И кто там может быть?

– А кто его знает? Может, шерснатые поселились или злыдни, а может, кто-то чудинку подселил. Ведьма наверняка расстаралась.

—Они же всех в тереме изведут.

– Изведут, – кивнул домовик. – И вас могут подстеречь. Наружу они не суются, им самосветный камень будто соль в глаза брошенная, а вот в самом тереме…

– И что нам с ними делать?

– Да, ты главное не бойся. С анчуткой управился и этих разгонишь, они послабее будут. Всё больше на страхе людском жиреют, на ненависти да раздоре.

– А про колдунов чёрных в крепости ничего не слышал?

– Про колдунов не слышал. Да только тут такое дело…

Домовик замялся, будто никак не мог решиться продолжить.

– Что стряслось? – решил сам спросить Ждан.

– В окольном городе что-то творится, – ответил Бородыня. – Нехорошее что-то. Там у нас родни много, да в последнюю седмицу никто не отвечает. Я туда коргорушу послал, так видишь, она хворой вернулась.

– Порчу на город навели? – встревожился Ждан.

– Порчу мы бы почуяли, – поморщился домовик. – Тут что-то другое, чужое совсем. Родичи то ли по углам разбежались, то ли перемёрли все разом. Корогоруша молчит, ничего не рассказывает, дрожит только. Сроду такого не упомню.

«Сначала собаки пропали, теперь домовики», – подумал Ждан, а вслух сказал:

– Может, это как-то связано с колдовством?

– Тёмную волшбу мы бы почуяли, а тут будто просто всё опустело.

– Опустело, говоришь, – задумчиво произнёс бывший десятник. – Вот оно что…

– А ты никак до чего-то додумался? – встрепенулся домовик.

– Лучше бы я ошибся, Бородыня Твердихлебович. Если прав я, то скоро никому тут жизни не станет.

На том они с домовым и расстались, а утром Ждан встал до рассвета и снова вернулся мыслями к разговору с домовиком. Домовик говорил о том, что пусто стало в окольном городе и Уйка пленный орал что-то о том, что придёт великая пустота и всё пожрёт. Уж не одной ли цепочки – это звенья? Но зачем убивать домовиков и собак? Люди для колдунов опаснее, навели бы хворь или страху бы нагнали, а тут… будто и не происходит ничего. Разве что мелкие незаметные пропажи.

Надо было срочно найти Велимира с Некрасом. Во-первых, если в окольном городе и вправду незнакомая волшба творится, то надо им оттуда уходить, а во-вторых надо, чтобы кто-то Сияне помог в случае чего. Правда, тут есть одна закавыка, никто точно не скажет, только ли в окольном городе лихо приключилось. Может и в посаде, и в детинце то же самое скоро будет.

Его размышления прервали проснувшиеся Сияна с Цветавой. Тут же началась суета, какие-то сборы, хотя всё уже было собрано. Потом завтракали, обнимались на прощание, оба новоиспечённых охранника княжны клятвенно пообещали заходить в гости, как только появится возможность.

В палаты они пришли как раз к моменту, когда княжну умыли, убрали в наряды и вывели к столу завтракать. Увидев своих спасителей, Ладослава взвизгнула счастливо и чуть не повисла на шее у Ждана. На радостях даже хотела посадить их за стол рядом с собой, но княгиня, не роняя достоинства, вразумила дочь, наказав обоим гридням подождать снаружи обеденного зала.

Вообще, первый день на новой службе показался Ждану удивительно скучным – они с Цветавой тенями ходили за княжной, если она выходила из женской половины палат, когда Ладослава уходила в свои покои за ней шла одна Цветава, а Ждан сидел снаружи у лестницы, будто сторожевой пёс возле калитки. Как только ожидалась прогулка или поход на обед или к ужину, из женской половины выбегала нянька и предупреждала его. Ждан тут же вытягивался в струну и ждал, пока не спустится толпа девиц, нянек, мамок и невесть кого ещё и топал следом, с ужасом понимая, что если кто-то захочет подобраться к княжне, то он просто не услышит его за всем этим щебетом и смехом.

Наконец, к вечеру это истязание закончилось, Ждан отправился в выделенную ему комнату в мужской половине, Цветава же осталась с княжной на женской половине, её поселили напротив Ладославы.

Комната, которую ему досталась, совсем не напоминала уютный дом Сияны, скорее уж обитель волхва-отшельника – каменные стены, сводчатый потолок, под самым потолком окошко, забранное кованой решёткой, лавка с шерстяным одеялом, полка на стене, запас свечей, вот и всё убранство. Ждана бедность обстановки нисколько не смущала, непонятно было только зачем ему дни и ночи напролёт торчать в палатах, если его даже на женскую половину не пускают. Что он сможет сделать, если на княжну нападут?

Зажигать свечу он не стал, пусть свет из оконца и тускловат, но он тут не грамоты разбирает. Только опустившись на лавку, Ждан понял, как сильно устал за день, глаза слипались, ноги гудели, он уже почти соскользнул в сон, когда заметил в верхнем углу какое-то шевеление. Не поворачивая головы, скосил глаза, из-за полуприкрытых век и увидел, как по потолку к нему ползёт нечто, больше всего напоминающее выросшую до размеров собаки жабу, заросшую густой чёрной шерстью и лысой сморщенной головой на тонкой шее, все четыре конечности существа походили на человеческие руки с той лишь разницей, что на руках не растут длиннющие чёрные когти, загнутые будто крючки. Подобравшись ближе, тварь застыла, будто проверяя, не проснётся ли спящий, потом двинулась дальше, зависнув прямо над лавкой. Каким образом существо держалось на потолке, Ждан даже предполагать не брался, уж точно не за счёт страшных когтей, по пути следования не осталось ни единой царапинки. Оказавшись над спящим, мохнатый, выгнул шею, будто она была вовсе без костей, и уставился на спящего парня, довольно хрюкнул и, растопырив в стороны конечности, рухнул ему на грудь.

Ждан уже сообразил, что к нему явился не кто иной, как шерстнатый – зловредный дух, о котором предупреждал домовой. Подобные этому существа живут тем, что душат во сне людей, устраиваясь на груди и не давая вздохнуть. Если обычный человек попытается шерстнатого скинуть, тот вцепляется ему в горло своими когтями разрывая шею, может и голову оторвать, если осерчает. Но подкармливать зловредных духов Ждану совершенно не хотелось, поэтому он перехватил шею твари прямо на лету и резво соскочил на пол, приложив шерстнатого о лавку. Вредитель взвыл и попытался полоснуть по державшей его руке когтями, однако Ждан не дал ему этого сделать, раскрутив над головой будто ядовитую змею и снова шарахнув о лавку.

– Пощади! – завопил дух.

– Ага, только сейчас ещё раз об лавку стукну, – пропыхтел бывший десятник.

– Не надо! Пощади!

– Кто тебя на меня натравил?

– Никто. Ай…, – взвизгнул дух, когда голова его снова стукнулась о край лавки.

– Говори, иначе до утра буду тебя так колотить!

– Тиун! – заверещал шерстнатый. – Акимом звать, он с ведьмой знался, нашему брату подношения делает! Вот и сегодня молока мне в миску налил, да имя твоё шепнул.

Ждан от неожиданности чуть было не выпустил тощую шею. Почувствовав слабину, дух рванулся было, но снова захрипел в железном захвате.

– Кого ещё приказывали извести?

– Никого… Ай! Ладно, злыдни девку здоровенную должны до смерти замучить!

– Зачем?

– Не знаю… Ай!

– Знаешь, собака! Отвечай, или я тебе шею на узел завяжу!

– Княжья дочь не нужна больше. Извести её надо.

– А это зачем? Кто приказал? Князь?

– Не-е-е-ет! Не бей больше! Голова гудит… Ай! Княгиня, княгиня с тиуном в сговоре! Она всё!

– Врёшь! – новость так ошеломила бывшего десятника, что он всё-таки ослабил хватку и зловред вырвался, стрелой взлетев под потолок, и растворился в тёмном углу.

Ждан обессиленно опустился на лавку, сон как рукой сняло. Он вспомнил, что шерстнатый говорил про Цветаву и едва не бегом кинулся из комнаты, у самой двери опомнился и бросился обратно к своему мешку, порылся, отыскивая шапку, и снова подскочил к двери. Из комнаты он выскользнул уже невидимым.

Если в прошлый раз проходу в женскую половину ничего не препятствовало, то сегодня Ждану не повезло: кто-то постарался и запер дверь на засов. Он попробовал поддеть брус прихваченным тонким ножом, но ничего не вышло, слишком тяжело. Тогда не мудрствуя особо, он просто постучал, те загрохотал кулаком, а слегка пристукнул костяшками пальцев.

– Кто? – раздался женский голос из-за двери, но Ждан, конечно, промолчал в ответ.

Выждал ещё немного и снова постучал.

– Кто там балуется?

После следующего стука за дверью завозились, послышался шум отодвигаемого засова и в приоткрывшуюся щель высунулся курносый нос. Ждан не стал дожидаться, пока проход снова закроется, надавил на створку, легко оттеснив дородную девку в сторону, та, не увидев никого, кто бы мог открыть дверь, икнула и попятилась назад. Оказавшись внутри гридень княжны, не стал задерживаться у дверей, подмывало ущипнуть девку или мяукнуть ей в самое ухо, чтобы до потолка подскочила, но он сдержался, лишь хорошенько запомнив лицо и решив сказать князю, чтобы этой сторожихе всыпали десяток хворостин за глупость. Это ж надо на стук ночью двери открывать! А если бы там душегубы стояли?

Цветава, оказывается и не думала свою комнату запирать. Всё верно: ставни закрыты, темнота вокруг, спросонья пока с засовом разберёшься, так уже всех перебьют. А душегубу засов не помеха.

Он шагнул в комнату и замер, увидев открывшуюся картину: Цветава с закрытыми глазами разметалась на широкой лавке, лицо девушки было бледным, под глазами залегли тени и губы посинели, на лбу блестели капельки пота, но главным было не это. Вокруг спящей суетилось шесть существ размером не больше кринки для молока. Все шестеро были похожи будто близнецы: лысые головы, сморщенные безносые морды с горящими красным огнём глазами, тощие, замотанные в чёрное рваньё тельца, из-под рванья торчали худые руки с загнутыми когтями и такие же ножки.

Когда Ждан вошёл, один из злыдней как раз дул Цветаве на веки, чтобы не проснулась, а другой, устроившись на груди, ухватил крошечными ручками шею девушки, пальцы злыдня начли удлиняться, превратившись в белёсых змей. Цветава закашлялась, попыталась оторвать поганца, но на руках у неё повисли ещё двое, не давая пошевелиться. Последний из пакостников устроился у ног, достал откуда-то здоровенное гусиное перо и начал щекотать девушке пятки. Все действия злыдней сопровождались хихиканьем и едва слышным разговором, но разобрать, что они друг другу говорят не получалось, да и не очень-то и хотелось. Ждан без единого звука прыгнул к лавке, сграбастал душителя и ударил со всей мочи о стену. Эффект превзошёл все ожидания: в стороны брызнуло чёрной жижей, а щуплое тело в руках осыпалось чёрной пылью. Висевшие на руках Цветавы создания оскалились, обнажив мелкие чёрные зубы, и попытались ухватить ими Ждана, но он просто ухватил обоих за загривки и столкнул лбами так сильно, как только мог, сморщенные головы лопнули будто две варёные репы, в руках у Ждана остался только зловонный прах. Последние двое сообразили наконец, что что-то пошло не так, как они задумывали, тот, что дул на веки, ловко соскочил на пол… чтобы попасть под каблук сапога. Ждан топтал злыдня до тех пор, пока не осталась одно лишь чёрное пятно на досках. Спасся только последний, он, бросив на лавке перо, шмыгнул куда-то в тень и растворился там.

Стоило только раздавить дувшего на веки коротышку, как Цветава застонала и открыла глаза, заметила приоткрытую дверь и тут же оказалась на ногах с кинжалом к руке. Глаза девушки напряжённо вглядывались в темноту, она смотрела прямо на Ждана, но ничего не замечала. Не заметив ничего подозрительного в комнате, Цветава метнулась в коридор, этим Ждан и воспользовался, выскользнув следом. Девка у двери взвизгнула, увидев растрёпанную княжью телохранительницу с кинжалом в руке, но та на неё цыкнула, и сторожиха замолчала.

– Никто не проходил? – спросила Цветава, подойдя ближе.

– Так как же? – растеряно залопотала девка. – Чудилось мне, будто стучится кто-то, я дверку то приоткрыла… а оттуда будто ветром пахнуло! Ох и запужалась! Обмерла вся! А потом гляжу – нет ничего, снова тишина.

– Приоткрыла? – чуть ли не прошипела Цветава. – А если бы это лиходеи по душу княжны пришли? Понимаешь ты, корова безрогая, что они бы тут наделали?

– Дык ты ж рядом, – захлопала глазами девка. – Да и кто в терем пролезет? Только свои стучать и могут.

Цветава вздохнула глубоко, будто бы решала, стоит ли ей дальше что-то говорить, в итоге просто махнула свободной рукой и пошла в свою комнату.

Ждан, услышав, как стукнула дверь её комнаты, скользнул ближе к выходу, ущипнул всё так же стоявшую с выпученными глазами девку за ягодицу и мяукнул ей в ухо. Заревела она точно не хуже коровы, наверняка всю женскую половину переполошила, Ждан же, не теряя времени, отодвинул засов и выскользнул наружу.

Этой ночью он больше не сомкнул глаз, всё сидел на лавке, баюкал саблю и ждал, что шерстнатый снова явится или злыдни придут поквитаться. В то что насмерть передавил злобных тварей он не верил.

Если бы он снова вернулся в женскую половину палат, то увидел бы, что вспыхнувший было переполох уняли, девке-разтетёхе надавали подзатыльников и долго успокаивали хором княжну. Цветава же, которая снова первой оказалась у двери, успела заметить на засове снизу вмятину от кончика ножа. Вернувшись в свою комнату, она отворила ставни и в свете самосветного камня увидела, что на стене и полу, рядом с лавкой, где спала, чернеют два больших пятна, и пол устилает чёрная пыль. Когда ложилась спать, пятен не было, она помнила точно, а когда навалились кошмары, в которых её кто-то душил, она сквозь сон слышала какой-то визг и приглушённую ругань. Потом всё стихло, и она, наконец, смогла проснуться, а потом уже начался весь этот балаган.

На какое-то мгновение ей показалось, что в тёмном углу кто-то зашевелился, но это была лишь тень.

Глава 27

Утром терем гудел от произошедшего ночью. Оказывается, к княжне сквозь все двери пробился див с кошачьей головой и змеёй вместо хвоста. Он обманом сумел открыть все засовы, навёл морок на девку Добрушку и уже навис над самой княжной, капая на неё слюнями, но тут в комнату ворвалась Цветава с кинжалом. Она схватила злыдня за рога и вышвырнула его прочь, а потом одним махом отрубила ему хвост, который тут же сгорел синим пламенем. Увидев эдакую силу, див трусливо сбежал через печную трубу, обратившись то ли крысой, то ли летучей мышью.

Рассказывали эту историю все, причём дива уже видели и на кухне, и во дворе, и даже у дверей в княжескую опочивальню. Ждан, слушая эту историю, веселился от души, а Цветава мрачнела от пересказа к пересказу. В итоге сплетни им просто наскучили, и улучив момент, когда княжна обедала, Ждан отозвал Цветаву в сторону и шёпотом пересказал ей всё, что услышал от шерстнатого, опустив только свой последующий визит в женскую часть терема.

– Выходит, княгиня собственную дочь решила извести? – ужаснулась девушка.

– Думаю не просто так, – покачал головой Ждан. – Тут какая-то хитрость кроется. Может что-то вроде жертвы или откупа.

– Кому?

– Да, кто его знает? Помнишь, Уйка что-то кричал про пустоту? Может, как раз этим, которые её несут.

– А нам что делать? А если и князь с ней заодно?

– Не похоже. Он-то как раз дочь любит и во всём ей потакает. А нам теперь нужно Ладославу хранить пуще глаз своих.

– Сохранишь её тут, как же, – проворчала Цветава.

– Схватку с дивом вспомнила?

– Да ну тебя! Какой ещё див? Это девка – лоб толоконный, разболтала. А на самом деле услышала она ночью стук, да дверь и раззявила. А дальше не пойму, что было. На меня саму будто морок напал: сначала кошмары мучили, будто душили меня, потом проснулась, а рядом чую, стоит кто-то, а не видно его, сколько ни вглядывайся. А потом дурёха эта завопила не своим голосом, и снова кто-то засов в сторону отодвинул. И свежие отметины от ножа я на брусе нашла, будто засов раскачать пытались или сдвинуть. Выходит, ночью кто-то через дверь в женскую половину зашёл, а после вышел.

– Как же это он невидно и неслышно мимо этой твоей Добрушки, да мимо тебя проскользнул?

– А вот не знаю. Может, у княгини, да у тиуна третий помощник имеется, который невидимым может становиться.

– А может, почудилось вам?

– Может, и почудилось, – пожала плечами Цветава, но было видно, что сама она так не думает.

После обеда взбрело княжне пойти на базар прикупить орехов в меду, посмотреть заморские ткани и специи. У Ждана глаза на лоб полезли от ужаса, как представил, что придётся следить чуть ли не за всем базаром, но девки дворовые так и загомонили от радости, предвкушая скорое развлечение. Ждана с Цветавой, конечно же никто не спрашивал.

Немного обрадовало бывшего десятника, что на базар взяли ещё четверых стражников с бердышами и саблями, правда смотрели они на молодых гридней свысока, мол, хочет княжна в игрушки играть, пусть её, а к нам со своей глупостью не лезь.

В итоге, когда приехали на базар, стражники остались стоять у возка, хмуро следя за толпой, а Ждану и Цветаве пришлось лезть в самую толчею, пытаясь хоть как-то прикрыть сумасбродную подопечную от шального удара или стрелы. Получалось из рук вон плохо – дворовые девки кудахтали как курицы и бестолково метались по рядам, сводя на нет все усилия.

В общей толчее кто-то подхватил Ждана за руку. Он хотел было в ответ ткнуть наглеца локтем под бороду, но тот ловко дёрнул руку к земле так, что Ждан на миг потерял равновесие. Тут же будто из-под земли вырос рыжий парень с коробом, полным калачей и пряников, и голосом Некраса заголосил:

– Покупай пряники да калачи!

Расхватают, потом не кричи!

С мёдом, с ягодой, на любой вкус!

А ухвативший за руку Велимир шепнул:

– Разговор есть, десятник. Важный.

Ждан кинул Некрасу медяк, схватил из короба тёплый ещё калач и пошёл следом за гомонящей толпой с княжной во главе.

Цветава оглянулась, увидела, с кем он под руку идёт, сделал страшные глаза и тут же отвернулась. К ней подскочил Некрас, сунул петушок на палочке и скрылся в толпе.

– Что узнали? – не оборачиваясь спросил Ждан.

– Тиун твой мечется, будто муравей, каких-то три воза во двор пригнал, а что в них непонятно, всё рогожей укрыто. А в доме у него будто вымерли все, даже собаки не лают.

– Думаешь, в ближайшее время?

—Грядущей ночью всё они попытаются сделать. Будь готов.

– Куда мне? От княжны не отойдёшь.

– Ты уж мне поверь, когда закрутится всё, не до княжны будет.

– Они её на заклание приготовили.

– Тише ты. И не только её. Но тут ещё кое-что есть.

В это мгновение княжна завопила, будто её резали тупым ножом, но в следующий миг она уже засмеялась, примеряя ожерелье из крупного заморского жемчуга. Ждан сплюнул от злости и постарался сместиться так, чтобы лучше видеть, что там творится.

– Кто-то письмена гадкие рисует на стенах, – продолжил Велимир.

– И, что? Мало ли сумасбродов?

– Может, и много, да мы уже такое видели в Богораде, и лучше бы не повторилось, то, что мы видели.

– А что там было?

Тут из толпы выскочил Некрас уже без короба и молча хлопнул Велимира по плечу и кинулся дальше.

– Будь готов сегодня ночью, – велел тот. – Мы тоже в детинце будем.

Подручные Твёрда скрылись в толпе, будто их и не было, а мимо Ждана пробежал базарный стражник.

– Рыжего такого не видел? – спросил он.

– Видел, – ответил Ждан. – Мимо пробегал.

– Куда?

Ждан только руками развёл, стражник досадливо сплюнул и двинулся дальше уже шагом.

Они ещё походили по торгу, причём княжна придумала игру – незаметно поменяться платком с девкой из дворни и убегать от гридней. Всё это сопровождалось радостным смехом, причём смеялась не только сама Ладослава, но и окружавшие её девицы, и оставшиеся у возка стражники. Ждан подумал, что если подобное поведение будет повторяться раз за разом и каким-то чудом подопечную не убьют враги, то он сделает это сам. Судя по злобному выражению лица Цветавы, она была того же мнения.

В детинец они вернулись далеко за полдень. Девушки выпорхнули из повозки и гомоня побежали на женскую половину, следом за ними прошагала красная от злости Цветава, Ждан остался ждать у входа, потихоньку остывая после поездки.

К счастью, остальную часть дня княжна терема не покидала, лишь вышла к ужину. Ждан воспользовался заминкой, отозвал в сторону Цветаву и пересказал ей разговор с Велимиром.

– Что значит «не до княжны будет»? – нахмурившись, спросила девушка.

– Значит, что совсем худо дело.

– А чего мы тогда не бежим к князю-воеводе или хотя бы к сотнику Военегу?

– И что мы им скажем? Что в свободное от службы время шпионили за государевыми людьми, а помогали нам подручные волхва, который хотел Государя убить?

– Он не убивал.

– Это ты другим расскажи. Эту ночь нам пережить надо, вот и весь сказ.

Разговор прервали крики с улицы, сначала орали стражники, потом к ним присоединился хриплый, видно сорванный голос, торопливые шаги на лестнице к трапезной, схватились было за оружие, но это оказался гонец, пропылённый и шатающийся от усталости.

– Беда! – прохрипел он, привалившись к стене. – Беда, воевода!

Два дюжих стражника выскочили из трапезной, подхватили гонца под руки и втащили внутрь, почти сразу из дверей выскочили княгиня и Ладослава, обе бледные и растерянные, двери за ними захлопнулись. Ждан с Цветавой молча переглянулись и двинулись вслед за княжной.

Неизвестностью они мучились недолго, скоро прибежал посыльный и велел Цветаве бегом бежать к князю. Вернулась она нескоро, бледная, с поджатыми в нитку губами.

– Что? – подскочил Ждан.

– Войско нечисти к самой светлой границе подобралось, – ответила она. – Видно, их ещё больше стало, пока нас по порубам да лесам гоняли.

– А что князь?

– В ярости. Грозит Военегу и всей сотне головы отрубить, если…

– Если что?

– Если крепость выстоит, – закончила девушка.

Терем загудел, будто пчелиный рой. Началась суета, крики, бестолковая беготня. Всех, кто оружие в руках держать не мог, из детинца выдворяли в окольный город и посад. В срочном порядке к стене переместилась сотня дозорных. К вечеру должны были подтянуться сотня старшей дружины и четыреста мечей младшей, причём половина из них конными. К тому времени, когда опустились сумерки в детинце яблоку упасть негде стало, но подготовка и не думала стихать. В окольном городе начали созывать ополчение, коего в крепости насчитывалось около пяти сотен, отправили гонцов по деревням. Эти хоть до темноты не успеют, да к завтрашнему полудню придёт ещё сотни три.

Княжну, конечно, никто в тереме не оставил – отправили в окольный город, подальше от суеты и грядущих опасностей. С ней вместе услали и всю дворню, вместе с гриднями. Княгиня со слугами должна была приехать позже, а князь остался на Cтене вместе с дружинниками.

Ждан только каким-то чудом не растерялся от всей этой суеты и стремительности и даже сумел организовать переезд так, что ничего не потерялось и никого в толчее не помяли. Возы с княжеским добром беспрепятственно выехали из ворот детинца и двинулись к боярскому дому, в котором полагалось пребывать княжне, но, когда Ждан увидел, куда княжий возница направил куцый обоз, он едва не заорал, чтобы поворачивали прочь, да летели без оглядки куда глаза глядят. Предназначенный дом располагался подальше от детинца, где стояли все боярские дома, а главное – всего в двух домах от него высился терем тиуна Акима.

***

Конечно, он не стал кричать и бегать вокруг возов, требуя немедленного отъезда. Не хватало ещё больше переполошить толпу девок. Да они такой гвалт поднимут, что потом сам не рад будешь, но про себя он решил, что княжну здесь он не оставит и сам не будет, будто баран в стойле дожидаться смерти.

Цветава тоже сразу смекнула, что дело тут не то что нечисто, а смердит, хуже падали. Поэтому они со Жданом коротко переговорили, ещё до приезда княгини телохранительница проскользнула в светёлку возбуждённой переездом Ладославы. Ей подход вражьего войска, дружинники, поспешный побег из терема виделись настоящим приключением, и поэтому, когда подруженька Цветава предложила княжне пошутить с матушкой шутку, та не то что согласилась, а мало не завизжала от восторга.

В срочном порядке в светёлку к княжне вызвали девку Любинку, которая так на княжну походила, даже батюшка-воевода раз как-то спутал, разве что волосы подлиннее у неё, да глаза карие, а не голубые. Всем остальным в доме было объявлено, что княжна от хлопот дневных умаялась без меры и почивать ляжет пораньше, а Любинка ей будет сказки сказывать, да колыбельные петь. Цветаву тоже в светлице оставили, дабы никто покоя княжны не потревожил.

Как только закрылась на щеколду дверь. Любинку тут же взяли в оборот: обрядили в наряд Ладославы, волосы убрали под кичку[1], а после строго настрого запретили из комнаты выходить, даже если сам князь-воевода будет стучаться. А чтобы не вздумала баловать, княжна лично ей пригрозила, что расскажет батюшке, как вместо того чтобы косы Ладославе заплетать, Любинка частенько с конюхом Абсеем на конюшне целуется, а может, и не только. Та от таких посулов перепугалась до смерти, впрочем, княжна смилостивилась и пообещала, что коли шутка удастся, то будет Либинке и приданое богатое, и платье жемчугом расшитое, чтобы с Абсеем клятву богам принести.

Цветава сначала спрыгнула сама, потом помогла спуститься Ладославе. Та спрыгнула вниз из оконца даже не взвизгнув, лишь рассмеялась тихо, когда телохранительница её у самой земли подхватила. Ставни на окошке опочивальни тут же захлопнулись, как и оговорено было. Дальше они, обряженные в самые обыкновенные сарафаны и платки, проталкивались сквозь гудящую от тревоги толпу к воротам в посад, княжна крутила головой и охала на каждом шагу, всё норовила остановиться, то на баб с узлами вещей поглазеть, то на мужиков с топорами да копьями, собиравшимися в десятки, а то и целыми артелями, уже шагавшими к детинцу. Немного разочаровал её опустевший посад, разве что повеселило, как потешно бегают и визжат купцы, собирая добро в обозы, да снующие между амбарами и лабазами приказчики, похожие на муравьёв.

Когда они подошли к дому с резными коньками на воротах, уставшая было княжна хотела уже заплакать, и шутка не казалась такой уж смешной, но стоило только войти в калитку, как к ним под ноги кинулась рыжая собачка, да такая умильная, что Ладослава даже в ладоши захлопала. Собачонка совсем не напоминала злющих кудлатых кобелей с княжеской псарни, которых и погладить-то можно было только в присутствии псаря. Нет, эта оказалась ласковой и игривой, настоящей плясуньей, вон как завертелась вокруг! А потом на задние лапки встала и будто «барыню» начала ломать. Вот потеха!

На тявканье собачонки из дома выглянула красивая женщина-чудь, удивилась, увидев Цветаву, а ещё больше княжне, но, конечно, прогонять не стала, напротив, позвала в дом и угостила пирогами, которые оказались даже вкуснее, чем у княжьей стряпухи бабки Лукерьи. А дом у красавицы Сияны оказался уютными совсем не таким пустым, как тот, в который Ладославе матушка велела ехать, так что она сама не заметила, как, наевшись пирогов, напившись травяного чаю, уснула на лавке крепким сном. Правда не заметила она ещё и того, что Цветава и Сияна себе другой чай заваривали и пили совсем понемногу, больше подливая ей.

Когда княжна уснула, Цветава с Сияной вышли в светёлку вдовы и уже там продолжили разговор, правда, вдова произнесла лишь одно слово:

– Беда?

– Беда, Сиянушка, – кивнула Цветава. – Враг под стену уже подошёл, а в тереме у князя – чисто гнездо змеиное. Княжну извести решили, вот мы и придумали её у тебя спрятать.

– Верно придумали, – одобрила Сияна. – Я девчушку в обиду не дам.

– Себя тоже сбереги. Как начнётся всё, до утра продержись, а коли мы не появимся, хватай княжну и бегите подальше.

– И ты себя береги Цветавушка, – всхлипнула вдруг Сияна. – И Ждана там в обиду не дай, а то знаю я его…

– Ждан велел, если будешь одна уходить, чтобы ты про Жужку не забыла, да для домового с банником пару валенок приготовила, – ухмыльнулась Цветава.

– Вот уж…Сам мало что не под топор лезет, а туда же, то о шавке этой заботится, то о домовиках, – нахмурилась вдова. – Ладно уж, передай ему, что всё сделаю.