Текст книги "Безымянные боги (СИ)"

Автор книги: Иван Жеребилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

– Прости, Государь, да сила чародейная не для потехи чужеземцев дана, – ответил волхв. – Только для защиты ею владеем, не для скоморошества.

– Значит, против воли государевой идёшь? – прищурился Чеслав.

– Государь!

Вперёд с неожиданной резвостью выскочил Завид.

– Не гневись на Твёрда Радиславича, Государь! – зачастил придворный волхв. – Прав он! Что же это за потеха такая, чтобы верных слуг стравливать? Дозволь, я ему объясню, обскажу всё!

– Дозволяю, – небрежно махнул рукой Чеслав. – Расскажи ему, что у нас тут творится, а мы все послушаем.

– Благодарю, Государь, – поклонился Завид и, обернувшись к Твёрду, произнёс: – Вижу я не по нраву тебе, и капище новое, и боги, которых Государь принял.

– Государю виднее, каким богам требы приносить, – глядя Завиду в глаза ответил Твёрд. – моё дело границы охранять, а не суды над правителем судить.

– Верно говоришь. А знаешь ли, каким богам тут поклоняются?

Твёрд подозревал, что он-то гораздо лучше Завида представляет, что это за боги и чего они хотят, но рассказывать об этом не торопился, не хватало ещё чтобы подумали, будто понимает он с чем столкнулся.

– Ходил я по разным землям, и по северным, и по южным, – покачав головой, ответил владыка Вежи, – но таких богов вижу впервые.

– А слыхал ли ты о Безымянных богах? – вкрадчиво поинтересовался Завид.

– Не слыхал, – мотнул головой волхв. – Что же это за боги такие, у которых и имени-то нет?

– Есть у них имена, да по воле чёрной и по глупости человечьей позабыли их.

– И чьи это козни? Неужели Тьма пустила корни в сердцах людских?

– Не Тьма, дорогой собрат, нет, не она. Светлые боги тут постарались. Они, да наши с тобой предшественники – те, кому подарили они волховскую силу.

– Светлые боги с Тьмой бьются…

– Не только с ней! В стародавние времена, когда не было Тьмы, древние боги царили на всех землях, на всех морях! Всё они видели, обо всём знали, но не заметили, как росла у самых их ног измена. Коварством и хитростью Светлые боги сбросили своих благодетелей в недра земные, сковали их нерушимой твердью и подарили людям свет. Но именно тогда, на беду людей и появилась впервые Тьма, а уж с ней предатели и изменники, объявившие себя богами и покровителями Светлой земли, ничего поделать не смогли.

Завид врал так вдохновенно и убедительно, что в какой-то миг Твёрд даже усомнился в собственной правоте. А вдруг, правда, это не измена зреет в тёмных подземельях, а избавление? А вдруг стоит лишь отречься от бессмысленной борьбы и наступит благо, которого не было сотни лет и сгинут без следа все вурдалаки да отродья? Только правда она всегда бывает лишь горькой да колючей, чтобы за пазухой её не утаить было, а эти речи приторной сладостью отдают, будто не волхв говорит, а купчина ушлый, который только и ждёт, чтобы простаку какую-нибудь пакость всучить.

– Выходит, если Светлые боги Тьму породили, так они с ней заодно? – осторожно спросил Твёрд.

– Если и не заодно, то точно уж не лучше, – вскинулся Завид. – От гордыни своей, от жадности до власти, обрекли на Светлые боги на вечную войну с Тьмой.

– И что же, не ужели избавление есть?

– Есть, брат мой! Есть!

В глазах Завида вспыхнул фанатичный огонь. Похоже, он действительно верил в то, о чём рассказывал. Выходит, никто ему не давал читать настоящих книг? А может давали, да он в них разглядел только то, что хотел увидеть?

– Надо вернуть Безымянных богов! – продолжил придворный волхв. – Надо вспомнить их имена! Надо снова приносить им требы, поить их кровью виновных, чтобы вернулись к ним силы, чтобы они поднялись во весь рост и изгнали, и Тьму, и Светлых богов! Тогда и жизнь наступит другая! Не будет больше ни Света, ни Тьмы, ни богатства, ни бедности, даже мужчин и женщин не будет!

– А что же нам останется? – Удивился Твёрд?

– Пустота, – от полноты чувств Завид припечатал кулаком ладонь. – Будут одна первородная Пустота да Блаженство!

– А как же роды людские? Как же города наши? Как же леса? Горы? Реки? Небо? Земля?

– Всё это создано лишь для радости Светлых богов, – отрубил Завид. – Всё должно быть отдано Безымянным богам на откуп! Виновны мы, что во всём этом взросли, но прощены будем, ежели всю скверну истинным владыкам отдадим.

– Вопросов у меня много, – задумчиво протянул Твёрд, краем глаза отметив, что Завидовы ученики довольно грамотно обходят его с трёх сторон.

– На слово мне не веришь? – понял его сомнения по-своему придворный волхв. – Знал я, что сомневаться будешь, поэтому и предлагал тебе уехать.

– А остальные, выходит, согласились?

– Те, кто умнее, согласились, а остальные… недолго им осталось. Решай, брат.

– Я хочу спросить, Государь, – повысив голос, произнёс Твёрд. – Позволишь ли?

– Говори, – отозвался с трона Чеслав.

– Как же так, скажи? Ты ведь поклялся народ свой хранить от всякого врага, а тут кто-то из-за моря пришедший собирается всё разрушить, и не только города да веси пожечь, нет! Весь род наш под корень пустить, пеплом обратить. Как же так, Государь?

– Видно старость разум твой затупила, – вдохнул Чеслав. – Слушал ты речь Завида, да видно не услышал ничего. Разве нет большей радости для всего рода людского, чем тьму опрокинуть? Разве нет большей почести для правителя, не деревню или город спасти, а весь народ свой, до последнего младенца, до последней никчёмной старухи в Блаженство ввести? Туда, где нет никаких болезней, никакого неравенства, ни жизни, ни смерти! Там всё всему равно! И самый малый и бессильный получает столько же, сколько и могучий!

– А разве это по справедливости!

– Бред горячечный эта твоя справедливость! Сколько дружинников гибнет на стенах за седмицу? А за месяц? А за год? Сколько может ещё погибнуть или обратиться меченной Тьмой тварью? А где Светлые боги? Смотрят на нас с неба? С вершин гор? Ходят незримо среди нас и помогают? Нет! Исчезли давно! Умерли и истлели!

– Прав ты, Чеслав Турович, нет в мире справедливости, только в сердце нашем она живёт. И боги там же обитают, если их не теснить прочь. А ежели намеренно всякий свет отринуть или в чужие козни попасть, так и вправду умрут внутри тебя и боги, и справедливость, а там и миру недолго останется. Говорите вы красиво да складно, только ничего из сказанного я не видел здесь, а видел сирот в грязи живущих, нищих, готовых за обглоданную кость убить любого, видел, как торгуют дурманом и сушёной человеческой плотью, для тёмной волшбы. Если с этого начинается ваш путь к Благодати, то нам не по пути. Прости, Государь.

– Убейте его, – скучным голосом приказал Чеслав.

Ученики Завида действовали как единое целое – напали одновременно, быстро, не оставляя ни единого шанса старику. Твёрд не стал выхватывать скрытое оружие или отскакивать в сторону, просто стукнул легко посохом по полу и ледяной ветер разметал всех троих в стороны. Один впечатался в стену, сполз по ней, оставляя кровавый след, второго крутнуло в воздухе, он врезался головой в стену и затих, обмякнув, третьего наполненный острыми льдинками вихрь протащил по полу через весь зал, содрав кожу до самых костей. Щадить кого-то Твёрд не собирался.

– Ах ты…!

Завид, хоть у него не было посоха, вскинул руки, перед которыми вспыхнуло чёрное пламя. Твёрд неожиданно резко, для старика, отскочил в сторону и ткнул полыхнувшим огнём посохом прямо в грудь предателя. Раздался дикий визг, перешедший в хрип, и тело бывшего волхва Завида с прожжённой в груди дырой, повалилось на плиты пола, а Твёрд шагнул к трону и спокойно произнёс:

– Я обращаюсь к тебе, тот, кто сейчас говорит губами Государя и глядит его глазами! Уходи и забери своих прихвостней! Скройся сейчас и, клянусь, я не буду вас преследовать.

Сидящий на троне в ответ лишь весело рассмеялся и махнул рукой, своим безмолвным слугам. Те всё поняли без слов, с невероятной быстротой окружив волхва.

– Отступите, и я сохраню вам жизнь, – на языке южных островов повторил Твёрд, но жрецы его будто не услышали, вскинув скрытые рукавами руки к потолку.

Твёрд вскинул было посох, но тот вдруг мигнул и погас, превратившись в обычную палку, которой разве что стаю собак можно разогнать, но никак не пятерых колдунов.

– Тебе конец, волхв, – спокойно произнёс Государь. – Смирись и покорись нам или умри бесславно и мучительно.

Над фигурами жрецов взметнулось чёрное пламя, похожее на то, что творил Завид, но гораздо более сильное. Жрецы взвыли тонко и тоскливо, и Твёрд почувствовал, что не может сделать ни шагу. Он попытался сбросить чары, но сила куда-то делась, просто исчезла, будто он стал самым обычным немощным стариком. Попытался дёрнуться ещё раз и увидел, как языки чёрного пламени сплетаются в гигантскую дрожащую фигуру, почти бесформенную, но от этого выглядевшую ещё кошмарнее, он всё ждал, что там, в глубине этой тьмы зажгутся жуткие бельма, но гигант оставался безлик, лишь наливался всё большей мощью и заполнял, затапливал жуткой, почти физически ощутимой злобой весь зал.

Твёрд понимал, что нужно что-то сделать, вырваться, рассеять жуткую непроглядную пустоту, и бежать, пока не успели опомниться колдуны-нелюди. Он попытался припомнить хотя бы какое-то заклятие, но голова была пустой, будто кто-то выкинул из неё все знания, лишт в груди бился ужас, впивался в сердце, рвался к горлу, душил колючими чёрными лапами. Языки чёрного пламени потянулись к застывшему волхву, дробясь и превращаясь в бесконечную россыпь чёрных лучей, и тогда почти обезумевший от ужаса и бессилия Твёрд закричал, сам не понимая, что.

Не было вспышки, огненного смерча или молнии, какими обычно сопровождаются боевые чары волхвов. Он всё кричал и кричал незнакомые слова, будто один из тех безумцев, что шатаются по базарам, повторяя одну и ту же фразу и считая себя божьими избранниками. Он не понимал смысла, не пытался припомнить, разум его теперь был заполнен безумным ужасом. Он был готов к смерти, этой жуткой визгливой скороговоркой он звал её к себе, тянулся к ней. Однако вместо того, чтобы поглотить его окончательно, безликий гигант вдруг прянул назад, стремительно съёживаясь, а чёрные жрецы разорвали круг, корчась от боли и подвывая, а мгновением позже, выгнувшись дугой и ревя, скатился с трона Государь.

Твёрд дрожащими руками поднял с пола посох, который, оказывается, уронил, и огляделся. Двое жрецов перестали корчится, от их тел поднимался сизый дымок. Знакомая картина, «татуировка» Пустоты перемалывала в труху неудачливых слуг. Остальные трое вяло шевелились, похоже, успев как-то уберечься. Твёрд, используя посох будто обычную дубину, оглушил всех троих и бросился к замершему у подножия трона государю. Упал на колени, приложил палец к шейной жилке и выдохнул облегчённо. Жив! Похоже, метку Пустоты нанесли не так давно, так что она не успела ещё пронизать всё тело и душу Чеслава, но истекающие гноем язвы на руках и ногах выглядели пугающе.

– Ничего, Государь, – пробормотал Твёрд, поводя руками над зловонными ранами, – потерпи немного. Главное – что, жив, а хворь мы прогоним.

От чар волхва кровотечение чуть унялось, Твёрд торопливо поднялся и на всё ещё подгибающихся ногах заковылял к алтарю, возвышавшемуся справа от трона.

Рассматривать золотую чеканку времени не было, и всё же он задержался, взглянув на искусно выполненные изображения…, Пожалуй, никто не мог бы точно сказать, каких существ изобразил мастер. Они напоминали птиц, но крылья их были покрыты чешуёй, а клювы полны зубов, возможно, это были ящеры, подобные тем, что водятся в далёких жарких джунглях чёрных земель, но изгибы их тел и захваченные неизвестным художником движения больше напоминали стремительные движения хищных рыб. Изображения неизвестных тварей покрывали весь алтарь, они то ли летели, то ли стремительно плыли в океане золота, попутно сталкиваясь в жестоких схватках, сплетаясь в клубки, обращаясь письменами, коих никто уже не мог прочесть. Искусство, с которым был выполнен алтарь поражало, но всё же чувствовалось в нём что-то настолько чужое, что в душе начинала ворочаться смутная тревога, будто алтарь кто-то проклял. Однако, когда Твёрд попытался найти в алтаре следы волшбы, ему ничего не удалось. Не было ничего, кроме золота и ценного дерева. С трудом оторвавшись от созерцания чуждой пугающей красоты, волхв подошёл к стене за алтарём и почти сразу нашёл треугольный камень. Стоило слегка надавить, как скрытая кнопка ушла в стену и чуть в стороне открылся тёмный проход.

Медлить волхв не стал – подхватив под мышки так и не пришедшего в себя Государя, он, кряхтя от натуги затащил его в тёмный коридор и потянул вниз металлический рычаг, закрывавший дверь. Когда между дверью и стеной осталась лишь узкая щель, Твёрд успел заметить, что в зал вбегают фигуры в чёрных одеждах, но было уже поздно. Рычаг он заклинил предусмотрительно прихваченной стойкой от жаровни. Конечно, это не задержит преследователей надолго, но в его положении каждое мгновение на счету.

А в том, что их будут преследовать, у Твёрда сомнений не было.

[1] Обсидиан

Глава 13

Государь очнулся, когда они почти добрались до выхода. Застонал, пошевелился и вскрикнул от боли в израненном теле.

– Где я? – слабым голосом спросил он. – Кто ты такой?

– Молчи, Государь, – откликнулся Твёрд. – Береги силы.

– Твёрд? – удивился Чеслав. – Ты откуда здесь? Где мы?

Твёрд воздохнул и решил немного передохнуть, осторожно опустил Государя на земляной пол, но тот снова вскрикнул от боли.

– Что со мной стряслось? – разглядывая язвы, спросил Чеслав.

– Измена в твоих палатах, Государь, – опускаясь рядом с правителем, произнёс Твёрд.

– Измена?

Волхв только молча кивнул в ответ.

– Кто? – севшим голосом спросил Чеслав.

– Советник твой, Завид, с прихвостнями, а за ним, почитай, все бояре.

Чеслав, прикрыв глаза, откинулся к стене.

– Ничего не помню, – произнёс он, наконец. – Последнее, что в памяти осталось – как Завид меня уговаривал чёрных жрецов принять, которых я взашей из детинца выгнал. Ласково уговаривал, да вина иноземного подливал.

– Видно, отравленным вино было, – откликнулся Твёрд. – Они, пока ты в беспамятстве был, на тело твоё знаки нанесли, да что-то то ли напутали, то ли не уразумели…

– Выходит, ты меня из лап изменщиков вырвал? – перебил волхва Государь.

– Если бы, – грустно ухмыльнулся тот. – Мы с тобой, Государь, теперь оба погорельцы и спаслись лишь милостью божьей.

– Не понимаю, – нахмурился Чеслав. – Говори яснее.

– Волховская сила против этих чёрных тварей не действует, как и свет самосветных камней. Я едва сам с жизнью не расстался, да, когда смерть уже едва за горло не схватила, припомнил богопротивное заклятие, что в запретной книге читал. ИХ книге. Они, видно не ожидали, что кто-то кроме их самих может подобное знать, вот и не успели защититься.

– Заклятие?

– Они с Пустотой знаются. Поклоняются ей, требы приносят и богам, что Пустоту эту плодят без устали. А я к ним ещё больше Пустоты призвал, вот она их и пожрала. А тебя только покусала, не успел ты ею пропитаться до самых костей, хоть и торопились тебя обратить. В этот раз повезло нам, но в следующий… ничего нам не спустят больше.

Чеслав слушал, уперев взгляд в пол и когда волхв закончил, спросил:

– Выходит, это Чернояра козни?

– Нет, Государь. Это Чернояр у них на посылках служит, и Тьма перед ними в угол забивается, будто кошка нашкодившая.

– А чего же они тогда не сметут одним махом наши крепости да своих богов не принесут?

– Их мало и, как ты видишь, сильны они, но не всесильны. Я знаю только о двух храмах, и оба так далеко от наших границ, что не так-то просто им всех завоевать. Это ведь и через Яжье пройти надо, и через болотных царей, и через степи гиблые. Упыри, да другая нечисть, там целыми армиями гибнут, а жрецам рисковать нельзя. Вот и пробуют они хитростью да посулами власть захватить, чтобы множилась их скверна под благим знаменем.

– Но теперь ничего у них не выйдет. Раз я жив, значит, предателям головы отсечём…

– Завид говорил, что большая часть твоих чародеев и бояр новую веру приняла и жрецам в верности поклялась.

– А если…

– Государь, – стараясь говорить мягче, прервал его Твёрд, – я не всех жрецов убить смог, а значит, погоня за нами будет. Некогда речи вести, уж не гневись.

Чеслав только кивнул хмуро и, застонав, поднялся.

– Потерпи немного, Государь, выберемся, и я обработаю раны – произнёс волхв, глядя на шатающегося от боли и слабости правителя.

– Оставь, – отмахнулся тот. – Ты сейчас моя единственная защита, так что думай лучше о том, как бы от погони оторваться, да не ждёт ли нас засада.

Засады у выхода, замаскированного густым колючим кустарником, не было, зато наверху, в детинце слышались отрывистые команды, звон оружия, крики и топот множества ног. Значит, тревогу уже подняли и будут травить до тех пор, пока не загонят в угол и не забьют до смерти.

– Значит, думаешь, только покажемся, нас тут же упокоят? – спросил Чеслав, задумчиво взглянув на детинец.

– Схорониться где-то надо до ночи, – вместо ответа сказал Твёрд. – Это место они первым делом проверят. И днём по улицам далеко не уйдём.

– Где схорониться?

– У гавани попробуем. Найдём сарай потише и переждём.

– А потом?

– Потом есть куда идти. Не все люди тебя предали, много верных осталось.

– Хорошо бы ты прав был, – глухо произнёс Государь и, пошатываясь, первым двинулся к гавани.

Как ни хотелось просто добрести до ближайшего лодочного сарая, забиться в уголок и просто забыться, Твёрд заставил себя проявить осторожность. Первым делом он нагнал Государя и попросил у того лоскут ткани и волос. Государь возмущаться наглостью волхва не стал, молча отсёк кинжалом добрую полосу от подола рубахи и клок волос. Получив всё необходимое, Твёрд то же самое проделал с собственной одеждой и волосами, завернул волосы в ткань так, чтобы ни один волосок не выпростался, пошептал над получившимся узелком и опустил его на землю. Оказавшись на земле, узелок сначала закрутился на месте, а после покатился в сторону, противоположную от них, скоро скрывшись из вида.

– Это зачем? – спросил Чеслав, проводив вещицу взглядом.

– Думаю, по нашему следу собак пустят, – ответил волхв.

– Так надо просто запах наш отбить от следа, хоть пряностями, хоть курительной травой.

– Это если бы у них была одна собака сработало, но у них целая государева псарня под рукой. Дойдут они до того места, где след обрывается, может быть и растеряются сначала, да только если собак не жалеть, да почаще менять, по присыпанному следу можно так же нас найти. Им тебя любой ценой вернуть надо, значит, ничего и никого они для этого не пожалеют.

– Так, а узелок этот твой что? – потерял терпение Чеслав.

– А узелок тобой да мной пахнет, и след от него потянется в сторону от нас, вот теперь можно и наш запах отбивать. Собаки точно след не возьмут.

– А ежели раскроет погоня подлог?

– Тогда, конец нам, Государь, – честно ответил волхв и двинулся к гавани.

Расчёт Твёрда был прост: преследователи уверены в том, что волхв перепуган насмерть, а государь изранен. Долго думать они не будут и кинутся сразу в город искать защиты у кого-то из бояр или волхвов, попав в расставленную покойным Завидом сеть. Твёрд очень надеялся, что среди преследователей не найдётся никого настолько подозрительного, чтобы не пойти за его приманкой, а начать искать в другой стороне. Всё-таки, как бы ни были искусны местные волхвы, а жизнь в стольном граде – это всё-таки не бдение на стенах пограничной крепости. Конечно, считать местных собратьев-предателей неумехами он бы не стал, но и переоценивать не торопился.

Солнце перевалило за полдень, жара разогнала местных обитателей по домам и улицы между амбарами, сараями, провонявшими рыбой складами и мастерскими опустели, но волхв всё равно не стал рисковать, решив обойти причалы стороной, не попадаясь никому на глаза, Государь ему не перечил, хоть и видно было, что не понимает, почему должен хорониться в собственном городе. Они пробирались чуть в стороне от дорог, скрываясь за кустами и падая в пыльную траву, каждый раз, когда Твёрду слышался хотя бы намёк на человеческие голоса. Один раз мимо проскакал конный разъезд, и волхв заметил на одном из всадников чёрную мантию с надвинутым даже в такую жару капюшоном, но обошлось, их не заметили.

Для днёвки они выбрали самый старый лодочный сарай, почерневший, покосившийся, с воротами, вросшими в землю. Стены сарая частью поросли мхом, частью сгнили до трухи, между досками проросла крапива чуть ли не в человеческий рост.

– Изжалит, – с сомнением произнёс Чеслав, глядя на разлапистые жгучие листья.

Волхв вместо ответа лишь слегка повёл посохом, и стебли, торопливо поджав листья, прянули в стороны.

– Только осторожнее ступай, не примни, – предупредил Твёрд Государя, тот кивнул и осторожно протиснулся в дыру между досками.

Твёрд видел, насколько Чеславу Туровичу трудно – лицо Государя сделалось изжелта-бледным, гной и сукровица больше не сочились из ран, но чуть схватившаяся корочка на них при каждом шаге лопалась, отчего правитель болезненно морщился, его шатало от слабости и усталости. Конечно, лучше всего было бы уложить государя в постель, смазать раны целебными снадобьями и не менее седмицы заставлять пить травы, чтобы окончательно изгнать скверну из измученной плоти. Но сейчас у них был лишь этот сарай, да немудрёные, почти знахарские чары для исцеления – всё, на что был способен почти так же уставший, перепуганный до дрожи в коленях старик, который ещё этим утром был одним из самых умелых волхвов Великосветья.

Он протиснулся следом, снова повёл посохом, и крапива поднялась так, будто и не проходил никто. В сарае оказалось пусто, лодки здесь давно не хранили, лишь по углам валялась какая-то рухлядь – обломки досок, изорванная в клочья парусина, какие-то пыльные, почти истлевшие пеньковые мешки. Государь опустился на землю у стены и, прикрыв глаза, тяжело дышал, на лбу его выступили капельки пота. Твёрд хотел было помочь, но почувствовал, что ноги у него самого подкашиваются от усталости. Он тяжело осел на землю, замер, пытаясь дышать пореже, чтобы унять сердце, которое билось так, будто желало вылететь из груди.

– Что с государыней? – не открывая глаз, вдруг спросил Чеслав. – В детинце осталась?

– Радислав сказал, услал ты её, – ответил волхв. – Не пожелали, ни она, ни наследники новых богов принимать.

– Куда услал? – Государь открыл глаза и повернулся к Твёрду.

– На Почай-реку, со всей челядью, – ответил тот.

– Не было бы худа… – выругался Чеслав. – Если я отсюда выскользну, эти… за Государыню да за наследников примутся. Поклянись мне, Твёрд Радимилович, что убережёшь их, что бы ни случилось.

– Я без любых клятв жизнь свою отдам, и за тебя, и за них. Но пока нам с тобой надо выбраться.

– Поклянись, – упрямо повторил Чеслав и потянул из ножен кинжал.

– Клянусь, – спокойно ответил волхв, чиркнул по запястью кончиком кинжала и протянул его обратно. Чеслав полоснул по и без того израненному запястью и на землю закапали тёмные, почти чёрные капли. Они скрестили руки так, что бегущая из порезов кровь смешалась, и Твёрд повторил: – Клянусь ценой жизни своей хранить тебя, Государь, и всю твою семью от любого ворога.

– Земля-мать нам свидетель, – откликнулся Чеслав. – Мы с тобой кровь смешали и побратимами стали. Теперь мои дети твоими стали, так и защищай их, как своих. А ежели нарушишь клятву, то пусть покарают тебя Светлые боги.

Твёрд пробормотал слабенькое заклятие и кровь из порезов унялась, а та, что попала на землю, будто и вовсе растворилась.

– Не все бояре тебя предали, Государь, – после длительного молчания проронил он. – Радислав меня предупредил и об измене, и о том, кто заговор у тебя под боком разжёг.

– Радислав человек верный, – покачал головой Чеслав, – да не очень-то догадливый, ему бы в поле мечом махать, а не скверну подле царского престола выжигать.

– Тем должен тайный приказ заниматься, да его распустили, а воевод, да верных людей, частью погубили, частью подальше отослали, чтобы под ногами не путались.

– Тоже я?

– Не ты. Они, когда узор поганый на кожу твою нанесли, чужой дух в твоё тело вселили. Не знаю кого. Может, одного из Безымянных богов, что послабее, но, скорее всего, кого-то из главных жрецов. Надо было им не просто власть захватить на Великоземьем, а чтобы ты сам своими руками нас всех передушил.

– Хитро придумали, да тебя не учли.

Твёрд только отмахнулся горестно.

Он ведь и вправду думал, что там, в подземелье пришёл его последний час. Что с ним сотворили проклятые жрецы, сколько бы он ни ломал голову, понять не получалось. Его не просто спеленали заклятием неподвижности, а будто бы все мысли выбили, всю мудрость, все знания, весь его опыт, накопленный за, почти, две сотни лет. Никогда ничего подобного глава вежи не встречал. Он чувствовал эту жуткую иссушающую хватку Пустоты до сих пор, а знания и силы возвращались медленно-медленно, будто крохотный ручеёк пробивал себе путь в сугробах.

Ещё удивительнее было то, что он сумел применить одно из запретных заклинаний, которое они изучили ещё давным-давно с Вороном, а позже он не раз встречал в книгах. Наполнить человека Пустотой не так-то просто, она как яд – выпьешь немного, можешь от хвори исцелиться, а хватишь добрый глоток, тут и конец тебе. Так и слишком большой «глоток» Пустоты грозил новоявленному почитателю Безымянных богов лишь скорой смертью, что для жрецов было абсолютно бесполезным, поэтому того, кто готов был примкнуть к их поганой вере, приобщали к Пустоте постепенно, медленно нанося на тело особые татуировки-узоры, по которым она текла будто кровь по жилам, и произносили особые заклинания, которые разгоняли Пустоту по узорам, выжигая человека изнутри, пока не оставалась лишь тонкая оболочка, вроде наполненного воздухом рыбьего пузыря. Тот, кто произносил заклинание, обязательно перекрывал свои узоры-«жилки», дабы самому не рассыпаться прахом от избытка мощи. Но, похоже, когда чёрные нелюди собрались принести Твёрда в жертву, некоторые их них решили «раскрыться» навстречу одному из своих богов, а волхв от ужаса и отчаяния проорал формулу призыва Пустоты. Призванная тень бога пропустила через себя всю силу, убив собственных жрецов. Тех, кто не успел закрыться, просто перемололо, остальных приложило даже через защиту. Государя не сожгло заживо потому, что на его теле было ещё слишком мало узоров. А может быть, никто и не планировал превращать его в полноценного адепта Безымянных богов, а для управления телом доставало тех узоров, что уже были.

Конечно же, он не рассказал государю о том, что уже не чаял увидеть того в здравом уме. А себе боялся признаться в том, что трясётся как заяц, навлёкши на себя гнев древних властелинов мира. Он робко уповал на заступничество богов Светлых, но и эта вера была хрупкой будто одуванчик – подует ветерок и разлетится.

Их нашли, когда солнце уже начало клониться к закату. Обычный дозор из трёх человек – ратники без жреца или волхва. Видно, отправили их сюда больше для порядка, чем для дела. Твёрд заслышал голоса гораздо раньше Государя и жестом приказал тому молчать, хоть они и так давным-давно прекратили все разговоры. Государь всё понял, отодвинулся подальше в тень и замер, а волхв продолжил прислушиваться.

– Где этот сарай? – сыто пробасил невидимый стражник, судя по тону – главный.

– Должен быть тут, – отозвался более молодой и взволнованный.

– Тут-тут, – проворчал третий. – Зачем мы вообще сюда пошли? Неужели душегубы, после того как чуть Государя не убили, будут в каком-то гнилом сарае отсиживаться? Я бы на их месте бежал во все лопатки или лучше бы лодку нанял.

– Ты, Антипка, больно умный, – перебил его обладатель баса. – Как вернёмся в детинец, буду ходатайствовать перед боярином, чтобы тебя главой над всей городской стражей поставили.

– Смейтесь – смейтесь, – проворчал невидимый Антипка,– только попомните мои слова: нет их тут, а баба эта набрехала в три короба. Вот уж ведьмин язык…

—Вот и сарай, – чуть ли не выкрикнул молодой.

– Это как же? – всполошился Антипка. – Прямо в крапиву лезть?

– Надо будет, и в нужник вниз головой прыгнешь, – с угрозой в голосе прорычал старшой. – Руби её саблей!

– Ещё чего! – заупрямился стражник. – А если там железка какая запрятана? Клинок зазубрю – ты же сам из жалования вычтешь. Разве не так?

– Так, не так, – передразнил бас. – Ладно, урюпа, стой на месте уже, а ты, молодой, лезь давай в сарай.

– Как же это? – возмутился было обладатель звонкого голоса.

– Лезь-лезь, Устах, – подбодрил Антипка. – У тебя бердыш, всю крапиву одним махом скосишь.

– Очень надо мне тут сенокос устраивать! – огрызнулся Устах. – Через тегиляй всё равно не ужалит.

– Ну вот и ладушки, – со смехом ответил Антипка и засмеялся, ему вторил бас старшого.

Устах досадливо крякнул и шипя, полез через крапиву – аккурат к пролому, через который протиснулись Чеслав с Твёрдом. Государь, заслышав приближение, заколебался, но потянул из ножен кинжал. Твёрд остановил его жестом и так же знаками приказал держаться поближе к нему.

Сквозь дыру в стене протиснулся совсем ещё молодой, безусый стражник, доспех на котором болтался, а бердыш, кажется, больше мешал ему, чем помогал. Он остановился у самого пролома заморгал, пытаясь привыкнуть к полумраку, встретился взглядом с волхвом и… остолбенел.

– Ну что там? – нетерпеливо крикнул Антипка.

– Устах, ты жив там? – всё ещё весело поинтересовался старшой.

– Проклятье! Тут собака дохлая! – не отрывая взгляда от волхва, крикнул стражник. – До чего же воняет!

– Больше никого? – уточнил старшой.

Устах в упор посмотрел на Государя и подтвердил:

– Пусто!

– Вылезай тогда, – разрешил бас.

Стражник немного деревянно развернулся к пролому и, снова ругаясь и кряхтя, полез через крапиву.

– Я же говорил, ничего там не будет, – не унимался Антипка, – а ты: «Саблей – саблей». Всыпать бы этой бабище хворостиной по гузну.

– Можно и не хворостиной, – задумчиво пробасил старшой. – Гузно-то у неё – что надо…

– Это верно, – легко согласился Антипка. – Можно и не хворостиной, лишь бы языком не молола.

– Ей крысы все кишки наружу повытаскивали уже, – тем временем рассказывал выбравшийся из зарослей Устах.

– Кому? Бабе?

– Какой бабе?! Я же говорю – собака там дохлая. Видно забралась щениться, да не разродилась или побил кто.

– Тьфу на тебя, молодой! Такой разговор испортил своими собачьими кишками. А я говорил…

– Ладно уже, – рявкнул старшой. – Заканчивайте базар, возвращаемся.

Они пошли прочь, всё так же вяло переругиваясь, а Твёрд, наконец, выдохнул и разомкнул сложенные в знак морока пальцы. Он в жизни не мог бы подумать, что такая простенькая волшба как отвод глаз, сможет отнять у него все силы.