Текст книги "Безымянные боги (СИ)"

Автор книги: Иван Жеребилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

Утром поднялись ещё до рассвета. Растолкали княжну, заставили её съесть положенный завтрак, хоть она снова начала плакать и говорить, что спасители решили заморить её голодом. Накормили и напоили пленных и двинулись в обход деревни, стараясь не попадаться на глаза жителям, но и не удаляясь в чащу. Встречаться ещё раз с родственниками медведя-богатыря совершенно не хотелось.

От Мохового дорога пошла легче, и уже к полудню они вышли к знакомой развилке и свернули к крепости. Снова задерживались в основном из-за причитаний Ладиславы. Как только покинули лес, княжеская дочь всполошилась из-за того, что солнце обожжёт её белую кожу и она станет смуглой, будто крестьянка, пришлось выдавать ей платок, в который она замоталась так, что видно было только одни глаза. Но успокоить её полностью всё равно не получилось потому, что, во-первых, открытые руки княжны всё равно загорели на солнце, а во-вторых, самодельные чуни из тряпок не очень-то хорошо защищали непривычные к переходам ступни и очень скоро спасённая ковыляла по дороге так медленно и кособоко, будто была не юной девушкой, а столетней старухой. Пришлось Цветаве снова взваливать её на спину и тащить, чуть ли не до самого посада.

Дальше всё завертелось будто масленичное колесо. Хорошо ещё, что Ждан догадался загодя надеть гривну десятника, а то их бы могли попросту загнать в поруб за бродяжничество или торговлю людьми. А как ещё объяснить, что к крепости шли пять человек, двое из которых были связаны, а третий ехал верхом на женщине? Если ещё уточнить, что только лишь двое из пятерых были людьми, а остальные являлись чудью, то тут у любого стражника мог удар случиться. Ближайший караульный, к которому они направились, смотрел на них так, будто Ждан тащил на верёвке не дозорных, а пару дивов, а потом всё как с цепи сорвалось: сначала не выдержав неуважения караульного, подняла крик Ладослава, её хотели было осадить, но она сорвала платок и предстала перед стражниками пусть в растрёпанном, но узнаваемом виде. Перепуганные недавними нападениями стражники немедленно послали гонца на княжеский двор, потребовав человека, который сможет опознать княжну. Этими людьми оказались сам князь с княгиней. Когда начальник караула увидел княжеский возок, он чуть было чувсвтв не лишился.

Княгиня, обливаясь слезами, выскочила из возка, едва он остановился, и кинулась к завизжавшей от радости дочери. Следом, совершенно не заботясь о приличиях, прибежал сам князь-воевода видно уже и не чаявший больше увидеть своё чадо. Княжна взахлёб рассказывала родителям как её спасли из леса десятник-богатырь и девица-поленица, как они изрубили целую толпу врагов, оставшихся пленили и на руках донесли её до отчего дома. О плохой еде, холодной воде и неудобной одежде княжна не упомянула, то ли позабыла на радостях, то ли решила не вгонять родителей в гнев.

Не успели разобраться с подлинностью княжны, как в караульную прибежал перекошенный от ярости сотник Военег. За ним тоже послали, как только выяснили, что что оставшиеся четверо – дозорные. Удивительно, но особо лютовать сотник не стал, наоборот, прояснил, что произошло. К тому времени Ждан вытащил кляп изо рта Баташа и заставил его пересказать историю отравления десятка следопытов из Вежи. Уйка сначала ничего говорить не хотел, но когда увидел багрового от ярости сотника, запел, как соловей, выложив даже то, чего не рассказывал Ждану. Обоих увели в поруб, хотели следом утащить и Цветаву, но заметившая это княжна подняла такой крик, что стражники сочли за лучшее не рисковать и оставили девушку в покое.

Потом их снова допрашивали уже не стражники, а какие-то люди с княжьего двора. Ждан догадался, что это представители тайного приказа. Этих больше интересовало, откуда Ждан узнал, где прячут княжну. Пришлось врать о том, что о ведьме он, как и Томица с Ланом узнали в том самом дозоре, когда их чуть не убили. Мол, когда вернулся в крепость, они втроём решили найти княжну, но подельники ведьмы оказались хитрее, чем они думали, товарищей убили, но, когда Ждан схватился с убийцами Лана, главарь ватаги рассказал ему о схроне в Волотовом лесу. Пришлось приврать о том, что опоённую дурманом Ладиславу держали в лагере у скалы, но после нападения зверей, перетащили в овраг с камнем, где её и удалось отбить. Вроде бы и складно вышло, но у него создалось впечатление, что государевы люди ему не поверили.

О том, что их с Цветавой ответы не сойдутся, Ждан не беспокоился, они ещё когда шли к Волотову лесу, условились, что будут говорить, а потом ещё раз уговорились, когда уже с княжной обратно шли. А как же по-другому было? Надо же как-то объяснять, почему он сказал, что пойдёт в одно место, а пошёл в другое, да ещё в компании девицы, которую стража искала. И уж точно не стоит рассказывать о том, как пробрался ночью в княжеские палаты и устроил там пожар.

Ждан думал, что после разговора с государевыми людьми всё закончится, но не тут-то было. Стоило только свите князя, сотнику и остальным покинуть караулку, как туда заявился волхв Явор Всеславич собственной персоной. Как оказалось, когда перетрясали их вещи, в мешке Ждана нашли взятую из подземелья. Послали за одним из волхвов дозорной сотни, которые занимались всеми колдовскими книгами, а он, только взглянув на обложку, приказал позвать верховного волхва.

Всё пошло по новой: где взял? Как узнал? Почему принёс? Что прочитал? Вопросы посыпались как горох из мешка. Но тут Ждану и врать почти не пришлось. Нашёл рядом с княжной. Взял потому, что хотел волхвам показать уж больно странные буквы. Прочитать не смог, да и не нужно ему, скорее уж по привычке любую колдовскую писанину, найденную в дозоре волхву, нести.

– Ты хоть знаешь, что за «писанину» ты в крепость притащил? – глядя на него в упор, спросил Явор.

– И знать не желаю, – пожал плечами десятник. – Подумал, что неспроста возле княжны эта книга лежала, вот и прихватил.

– А я тебе скажу: это «Ска’йот’алгту» или «Летопись Безымянных». Во всех светлых землях эта книга запрещена под страхом смерти.

«Опять Безымянные» – досадливо подумал Ждан, а вслух сказал:

– Думаете, я прятал у себя запрещённую книгу? Зачем она мне? Я даже прочитать её не смогу.

– Конечно, не сможешь, – проворчал Явор. – Это язык Падшего королевства.

– Это же где-то на востоке?

– На границе с Гнилыми горами было. Теперь уже нет.

– Значит, это дело рук слуг Чернояра?

– Мальчишка! Ты хоть понимаешь, во что вы влезли?! Понимаешь, что будет, если Государь узнает, что волхвы проморгали целую ватагу поклонников Безымянных богов?

– Прости, отче, у меня ума не хватает всё это понять. У десятника Уйки спросите об этом. Он едва в падучей не помер, когда об этих ваших безымянных кричал и хвастал, что три поколения его семьи во всё это верит.

Явор побледнел и пробормотал:

– Спросим-спросим.

– Мне теперь что делать?

– Не высовываться. Дальше уже не твоего полёта дела начинаются.

– Я бы только рад, только…

– Уйка говорил, что в крепости ещё кто-то есть, кто этим Безымянным поклоняется.

– Найдём. Я лично этим займусь, а книгу заберу. Не хватало ещё, чтобы кто-то из-за неё ещё лиха хлебнул.

Когда волхв ушёл, Ждан, наконец, смог перевести дух. Вернувшийся начальник караула приказал ему выметаться, пока цел. Спорить не было никакого желания, поэтому он вышел из караулки и сразу же нос к носу столкнулся с сотником, беседовавшим с Цветавой. При виде десятника лицо Военега вновь перекосилось от злости.

– Значит, в Пригорье сходил? – спросил он зловеще – спокойным голосом. – Товаров прикупить к зиме, значит?

– Не мог я иначе сказать, господин сотник, – набычился Ждан. – Узнал, что Уйка по подложной бумаге с десятком ушёл и сразу кинулся следом.

– Кинулся он…

Сотник даже запнулся от такой наглости.

– Ты хоть понимаешь, немысел, что чуть голову из-за своей дури не сложил? И мало что свою, так ещё и девку за собой потащил.

– Она не девка, а дозорный.

– Молчать, когда старшие говорят! С Уйкой мы разберёмся и с людьми его…

– Только Пятоя с ними не ровняйте.

– Это с чего ещё?

– Он единственный, кто Уйке слово поперёк сказал. Беззащитных отказался добивать и умер в бою, один против четверых. Мы ему помочь не успели.

– Помочь… Таких бы помощничков за ухо да нужники чистить! Спасибо хоть свои головы на плечах сохранили.

– Что теперь будет, господин сотник?

– А не знаю, – развёл руками Военег. – Раньше надо было думать, когда товарищам и командиру врал и от службы увиливал, но это пусть сам князь-воевода решает, как тебе дальше быть. Я бы палками по спине тебя отходил.

– Мы же как лучше хотели, господин сотник, – подала голос Цветава.

– Мало, девка, хотеть, надо ещё, чтобы ума хватило во всём разобраться. Ладно уж. Поздно уже вас ругать, проваливайте на отдых, а завтра чтобы были утром у меня. Поняли?

– Поняли, господин сотник!

– Так идите уже!

Глава 23

Сияна, когда увидела их обоих живыми и здоровыми, расплакалась. Она уже слышала, что княжна вернулась в крепость. Оказывается, когда убить не получилось, выкрали её тати, да в лесу спрятали, а люди князя лиходеев выследили, всех перебили, а княжну домой вернули. На последних словах вдова поморщилась и пояснила, что так бабы на базаре друг другу пересказывают, но она-то знала, кто дочь княжескую из полона вызволил. Вот и ждала их домой, а они всё не шли, вот и решила, что случилось что-то нехорошее.

Пришлось пересказывать чуть ли не весь путь до самого Волотового леса и обратно. Вдова слушала, широко раскрыв глаза, а при упоминании медведей так вообще схватилась за голову.

– Вот уж не думала, что медведи стаей могут напасть, – проговорила она.

– Сам бы в жизни не поверил, – протянул Ждан. – Впятером на окаянников навалились, почти всех передавили.

– А вас, значит, пожалели?

– Ждан с ними договорился, – улыбнулась Цветава.

Вдова расхохоталась.

– Ну и горазды вы врать. Сказали бы честно, что потравили разбойничков, да княжну выкрали. Или не так?

– Так-так, – решил не спорить Ждан. – Просто с медведями интереснее.

– И то верно.

– Нам бы помыться да поесть с дороги.

– Так, баня давно натоплена. Мойтесь, а я пока на стол соберу.

Но в баню они сразу не пошли. Ждан потянул ничего не понимающую Цветаву в дальнюю часть двора, к тайнику. Покопался немного, откидывая крышку, сунул руку внутрь и достал обруч.

– Узнаёшь? – он протянул позеленевший от времени кусок меди девушке.

Цветава замерла будто громом поражённая, потом всхлипнула и уткнулась носом ему в грудь.

– Я так и знала, – прошептала она. – Я знала, просто боялась…

– А я думал, умерла ты, – гладя её по голове, сказал Ждан. – Тогда ещё, как нас из дома забрали. Проснулся я от холода, а ты рядом лежишь, совсем от холода посинела, пытался тебя будить да не добудился. Я тогда домой вернуться хотел и тебя с собой утащить пытался, да заметили меня. Одному охраннику я шею свернул, как отец учил, второго как-то неудачно толкнул он сам и убился. Потом ничего не помню, видно, чары снова на меня наложили. Потом забыл всё, другая жизнь началась. Только когда обруч у тебя на руке увидел, вспомнил.

– А я всегда помнила, только думала, что не нужна тебе, да и сам видишь, какая я стала.

Она провела рукой по шрамам на щеке и заплакала ещё горше.

– Да ты что? – растерялся Ждан. – Подумаешь, шрамы…

– Да ты и занят уже.

– Кем ещё?!

– А Сияна разве не…

– Нет, – твёрдо ответил Ждан. – Мы с ней клятв друг другу не приносили.

И снова им помешали: бурьян в углу двора зашевелился и оттуда показалась рыжая собачья морда.

– Наконец-то ты здесь, Ждан Ярославич, – проскулила Жужка.

– Что случилось? – встревожился Ждан.

– У тиуна твоего в доме странные вещи творятся.

– Да, говори ты уже точнее! Чего тянешь?

– Помнишь, говорила я, что кобелей у него двое во дворе?

– Ну?

– Не нукай, убили обоих.

– Зачем ещё?

– А за тем, что выть они начали, без перебоя, будто покойника чуяли. Да и вообще я тебе так скажу, последнюю седмицу в окольном городе собак вообще не жалуют. Чуть ли не всех моих знакомых, кого утопили, кому палкой хребет перебили… Меня саму едва порешили, пока сюда бежала.

– И кто?

– А кто их знает. Рыскают всякие… подманят поближе и по голове палкой!

– Что случилось? – спросила Цветава. – Ты скулить начал, будто пёс.

– Жужка говорит, что на дворе тиуна Акима что-то неладное творится.

– А нам-то что с этого?

– А кто, думаешь, колдунов твоих укрывает?

– Он?! Так чего же мы тут сидим?

– Потому что я так ничего точно и не узнал. Может, он просто чудной и ни о каких колдунах сдыхом не слыхивал.

– Так, может пробраться к нему? Разведать, точно ли он ни причём.

– Мы уже разведали, так что, еле от благодарностей отмылись. Тебе не хватило?

– И что теперь? Изменники никуда не делись. Толку с того, что мы княжну домой вернули, если её через несколько дней нечисть на куски порвёт?

– Не кричи. Утро вечера мудренее, сейчас у меня ни одной дельной мысли нет, а торопиться я больше не хочу.

– А если потом поздно будет?

– Голодными да грязными мы много не навоюем. Ты иди мойся, а я ещё подумаю. Может придёт что на ум.

Цветава зашипела словно кошка, но в баню ушла.

– Злая она, – тявкнула Жужка.

– Тебя не спросил, – огрызнулся Ждан. – Станешь тут добрым, когда такое творится.

– Так что дальше делать?

– Тут пока сиди. Не хватало ещё, чтобы тебя в окольном городе прибили. Завтра сами туда сходим, осмотримся.

Ничего дельного в голову так и не пришло. Он дождался, пока помоется Цветава, попарился сам. Потом они ели показавшуюся невероятно вкусной после походной сухомятки стряпню Сияны, говорили, смеялись, обсуждали что-то, но Ждана не отпускала мысль, будто он упустил что-то важное. Когда посиделки закончились, и он улёгся спать, то долго смотрел в потолок, с полосой сияния самосветного камня.

Утро не задалось, хотя поначалу, всё было, как всегда: Ждан вскочил пораньше, облился водой из колодца, растолкал Цветаву, которая спала мертвецким сном, и они вдвоём зашагали к сотнику.

Военег встретил их хмуро, орать не стал, а напротив, уставился, будто бы они прошлой ночью снова украли княжну, причём, обманув самого сотника.

– Ну, – произнёс он наконец. – Что думаете о своём самовольстве?

– Виноваты мы, господин сотник, – ответил Ждан. – Только ведь не для себя старались.

– Так и есть, – вторила Цветава.

– Да? – заломил бровь Военег. – А я по-другому вот думаю. Думаю, что старались вы только для себя, и о других не думали. Не думали, как возвращаться будете, как объяснять, почему никому ничего не сказали. Возмнили вы себя героями, а других в остолбени записали. Разве не так?

– Господин сотник…

– Вот именно! Господин сотник! Это значит, что в сотне командую я, а не десятник над отроками! Это ясно?

– Ясно, господин сотник.

– А если ясно, то как получилось так, что ты командира своего обманул, товарищей, пусть и паршивых, и предавших, но товарищей, под смерть подвёл?

– Я думал…

– Думал? Тебе не думать надо было, а докладывать! Если бы ты доложил о том, что Уйка просто сбежал, а бумагу княжескую кто-то подделал, то совсем всё по-другому бы вышло.

– Не думаю, господин сотник, ведь звери…

– Опять не думаешь, – вздохнул Военег. – Опять с командиром споришь. Снова ты самый умный и задумал что-то. А долго ли сотня в живых простоит, если в ней сто командиров будет?

– Недолго, господин сотник.

– Правильно. Только у тебя видно своё мнение об этом. И меня ты ни во что не ставишь, и товарищей своих. Можно ли с тобой в одном строю стоять после этого? Не могу я такого человека в десятниках держать. Рано или поздно и сам пропадёшь, и людей загубишь.

– Но, господин сотник…

– Я всё сказал. Гривну снимай, не десятник ты больше.

– Гривна мне князем жалована.

– А ты думаешь, что выгонять тебя – это я сам придумал, пока ночь не спал?

– Значит…

– Княжьим повелением, ты больше не десятник, Ждан. Вот положенное жалование и добавка в благодарность от князя.

Сотник выложил на стол тяжело звякнувший мешочек.

Ждану будто молотом кто-то по голове ударил. Как это его выгоняют из сотни? За что? Вот, значит, как ему отплатили за верность и желание найти изменников! Он почувствовал, как к горлу подкатил комок, а в глазах потемнело от ярости и обиды. Словно в тумане он стоял перед сотником, не понимая, что теперь делать, то ли проситься обратно, клянясь в верности, то ли плюнуть бывшему командиру в лицо и уйти куда глаза глядят. Будто через подушку или толстую дверь до него донёсся едва слышный голос Цветавы:

– А что мне делать, господин сотник?

– Тебе в течение седмицы поручено вернуться в Вежу, – ответил Военег. – Надо ещё разобраться, кого наказывать.

– Как это кого? Уйка же во всём сознался.

Военег при упоминании о своём бывшем десятнике отчего-то смутился.

– Тут такое дело, – крякнув протянул он. – Сбежал Уйка из поруба.

– Сбежал?

– Помог ему кто-то. Ночью зарезали стражников, да и умыкнули сыночка боярского. А Баташу язык вырезали, а после горло перехватили ножом. Так что вам теперь с оглядкой ходить надо. Мало ли…

– Вот уж спасибо, – ответил Ждан. – Хоть сказали, чего бояться. Вовек не забудем доброты.

– Вот и не забывай, – враз посмурнел Военег. – А теперь пошёл вон отсюда! И ты девица, иди.

Стоило им только выйти от Военега, как Ждана окружили отроки из его десятка. «Бывшего моего десятка», – поправился Ждан.

– Господин десятник, говорят, что вы из сотни уходите, – вышел вперёд Бокша.

– Правду говорят, будет теперь у вас новый командир.

– Как же так? – подал голос толстяк Мороз. – Чем же это вы господину сотнику насолили?

– Это наше с ним дело, – отрезал Ждан. – А вы, отроки, одно должны помнить, что служить надо на совесть, от боя не бегать и крепость отстаивать до последней капли крови. Поняли?

– Поняли, господин десятник! – ответил нестройный хор голосов.

– Ну и молодцы. А чего на месте топчетесь? Пробежку уже закончили?

Бокша опомнившись, рявкнул на остальных по-командирски и десяток запылил к родной гриднице.

– Хорошие ребята, – сказала Цветава, провожая десяток взглядом.

– Будут хорошие, – откликнулся Ждан. – Будут, да без меня.

– Нос не вешай.

– Я весь будто повешенный.

– Рано нам… Про колдунов забыл?

Ждан только отмахнулся и побрёл прочь. Цветава нагнала его уже на пустынной по утреннему времени улочке между амбарами.

– Ты чего это сдаться решил?

– Так и есть, – ответил Ждан. – Руки опущу и в сторону отойду. За одно добро меня службы лишили, дальше продолжу и верный путь себе на плаху протопчу.

– А как же твои убитые товарищи? А мой десяток? А Уйка сбежавший?

– Тайный приказ без меня разберётся.

– А ты куда?

– Пойду обозы охранять или лучше бурлаком на реку. Всё больше проку. А ты возвращайся в Вежу, погуляли и будет нам.

Цветава замерла, будто Ждан залепил ей оплеуху со всей мочи, потом вспыхнула и ни слова не говоря, кинулась прочь. Бывший теперь уже десятник даже вслед ей смотреть не стал, побрёл к окольному городу, где кабак принимал посетителей с самого утра.

Пить он решил в кабаке, который стоял в самом дальнем конце окольного города, подальше от детинца там, где меньше всего вероятность встретить кого-то знакомого. Идти пришлось узкими улочками, сворачивая в переулки между домами. Сначала дома шли вполне приличные – крепкие пятистенки с тынами и устроенными подворьями, но чем дальше он шёл, тем беднее и дряхлее становились постройки. Эту часть окольного города строили ещё когда сама крепость только-только была поставлена. Нечисть тогда шла сплошной волной и не всегда стена могла орду дивов или волкодлаков остановить, а уж о крылатых бесах и говорить нечего. Посад, коим тогда был окольный город, горел по нескольку раз в год и избушки тут ставили всё больше слепленные из чего попало. Когда появился самосветный камень и прекратились бесконечные вурдалачьи набеги, посад разросся, обзавёлся палисадом и окреп, но эта часть, с ветхими покосившимися хатками, серыми плетнями, слепленными из хлама избёнками сохранилась, став пристанищем самой бедной части крепости, а также воров, менял, мошенников, без которых не может обойтись ни одно поселение, даже на границе Тьмы.

Кабак, неожиданно добротный и просторный для этой части крепости притулился почти к самому палисаду и был открыт дни и ночи напролёт. Ждан почти дошёл до него, когда перед ним будто из-под земли вырос потрёпанного вида рыжий парень, весь какой-то пыльный, помятый и провонявший потом так, будто не мылся с самого рождения и, обнажив в улыбке неожиданно хорошие зубы, произнёс:

– Добрый человек, вижу я, что ты сегодня богат. Помоги страннику. Хлебной крошки во рту не было уже два дня.

– Пошёл прочь, – Ждан был совершенно не в настроении раздавать деньги проходимцам.

– Зря ты так, – покачал головой парень. – Я по всему Великосветью хожу-брожу. Может, и тебе рассказал бы что интересное. Хоть кружкой мёда угости.

– Я тебя сейчас угощу! – разозлился Ждан, сжав кулаки, надвинулся на рыжего, но заметил, что бродяга стрельнул взглядом за спину.

– Ах ты…

Ждан попытался отскочить в сторону, закрывшись от возможного удара, но затылок взорвался болью, мир заволокло багровыми сполохами, и бывший десятник рухнул в черноту.