Текст книги "Безымянные боги (СИ)"

Автор книги: Иван Жеребилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

Прутья разгибать не пришлось, они нашли задвижку и уже без всякого труда открыли клетку. Сложнее было снять княжну со странных светящихся верёвок, опутавших тело. Свечение в верёвках погасло после того, как разбился кристалл, но отпускать пленницу они и не подумали. Выпутывание княжны доверили Цветаве потому, что Ждан просто не смог себя заставить подойти к лишённой одежды девице. Один взгляд на обнажённое тело пробуждал воспоминания о той ночи, когда он придушил ведьму, и его охватывала жуткая смесь стыда и желания, вспоминался тягучий, полный страсти голос и тут же накатывали воспоминания о смрадном дыхании и гниющей коже ведьмы. Он бестолково топтался рядом, пока Цветава пыталась выпутать пленницу. В итоге спутница разозлилась, отогнала его в сторону, а сама принялась ножом кромсать неподатливые путы. Спустя некоторое время, так и не пришедшая в себя дочь князя вывалилась из клетки. Её завернули в плащ будто ребёнка в пелёнку и пошли прочь из развороченной лаборатории, которую кто-то решил превратить в темницу.

В последний зал Ждан ушёл сам. Цветава осталась у входа, сторожить княжну. Не хватало ещё, чтобы та очнулась в одиночестве, посреди подземелья. Ещё умом тронется от такого, что с ней потом делать?

Четвёртый, самый правый коридор, привёл его в библиотеку. Он видел подобную у волхва Явора – свитки, книги, какие-то бумаги, горой сваленные на столе. Но эта была говраздо больше: полки, набитые толстыми томами, уходят под потолок и занимают почти весь огромный зал. Грамоте его учили, но читать дозорному некогда. Разве что бумаги захваченные или княжеские грамоты, так что библиотека особого трепета не вызвала. Ждан уже собрался уходить, когда заметил книгу, лежавшую особняком на отдельном столике у входа. Большая, отделанная тиснёной кожей с металлическим окладом и застёжкой на боку. Он подошёл ближе, присмотрелся и отпрянул в страхе. Письмена на тиснёной обложке были похожи на уже виденные, сначала в татуировках ратников, а потом на стенах мерзкого капища во втором зале. Ждан бросил ещё один взгляд на обложку, провёл пальцем по ней и скривился от омерзения: человеческая кожа. Перепутать он не мог. Такие часто встречаются у пастухов стерви или повелевающих бесами. Но от этой книги не тянуло Тьмой. Не было на ней и тёмных меток, лишь непонятные письмена, выбитые на человеческой коже. Подумав немного, Ждан сунул книгу в мешок, рассудив, что если Уйка прав и сможет защититься от княжеского гнева, то эта находка может здорово помочь убедить и волхвов, и государевых людей.

Когда он вернулся, княжна ещё не очнулась, так что пришлось тащить её наверх на руках. Пока они бродили по подземелью, солнце перевалило заполнодень. Баташ лежал там же, где его оставили, оклемавшийся Уйка подполз к камню и тщетно, но упорно пытался перетереть верёвки на руках. Когда он увидел поднимающегося по ступенькам Ждана с княжной на руках, то выпучил глаза так, словно проглотил живую лягушку и завыл что-то, пытаясь вытолкнуть палку-кляп изо рта.

Цветава снова распутала руки дозорному-чуди, и он вернул камень на место.

Устроив пленников в тени, не из-за жалости, а чтобы их не хватил удар на солнце, Ждан и Цветава сели в сторонке и начали думать, как двигаться обратно. У них в запасе был ещё день. Если идти напрямик, через Моховое, то успеют, тем более что с таким грузом – двое пленных и княжна, которая наверняка не привыкла ходить пешком.

– А если в Моховом соглядатай? – спросил Ждан.

– Наверняка. Только кому он теперь будет рассказывать о нас? Медведям?

– И то верно. Если успеем до крепости добраться, считай, наша взяла.

– Если сейчас выйдем, то к вечеру в деревне окажемся, купим припасов и в лесу заночуем, чтобы лишних вопросов не было.

Цветава согласно кивнула.

– Тогда я с пленными в лесу подожду, а ты в деревню сходишь.

– Почему?

– Сам подумай, девка в мужской одежде, да ещё в одиночку по дрогам разгуливает. Такое и не захочешь, а запомнишь.

– Твоя правда.

Разговор прервал стон княжны.

– Где я? – первым делом спросила дочка князя. – И почему лето вокруг, была же зима?

– Похитили тебя, княжна, – ответила Цветава. – Ты что помнишь?

– Похитили? – глаза княжны расширились, она побледнела. – Помню, зима была, катались на санях, весело было, помню замёрзла совсем, и в какой-то избе остановились, хозяйка меня яблочком угостила наливным. Больше не помню ничего.

– Ведьма тебя обманула, а холопам глаза отвела, – подал голос Ждан. – А чародеи в темницу заточили.

– А вы кто такие?

– Дозорные мы. Я из Хорони, отцу твоему служу, а Цветава из Вежи пришла.

– А почему мы в лесу?

Похоже, пребывание в плену даром для княжны не прошло. Ждан переглянулся с Цветавой и пошёл проведать пленников, а девушка захлопотала вокруг спасённой.

Княжна довольно долго приходила в себя: сначал не могла понять, что стряслось, потом рыдала от ужаса и запоздалого испуга, затем вспомнила о своём происхождении и ни в какую не хотела надевать сарафан. В итоге её удалось уговорить, но обнаружилось, что у них нетподходящей обувки, даже каких-нибудь завалящих лаптей. Пришлось снова что-то соображать под крики и плачь княжны. В итоге соорудили ей чуни-обмотки и одежды татей. Княжна снова плакал от отчаяния и уродства такой обуви, но поделать ничего не могла и срепя сердце согласилась идти так. Ждан, пока Ладослава капризничала, улучил момент, выкопал на дне оврага не шибко глубокую могилку и схоронил Пятоя. Костёр бы погребальный сложить, да мёду хмельного выпить, чтобы веселее было товарищу в другом мире, но нельзя сейчас задерживаться. Прежде чем опустить тело в могилу, десятник разыскал в подлеске молодую осинку, выстругал кол и, чувствуя как душат подкатившие внезапно слёзы, вколотил деревяшку прямо в грудь товарищу. Место тут нехорошее, да ещё и чародей нагрянуть может, но с таким гостинцем не получится поднять человека из могилы, будь ты хоть самим Чернояром.

Возвращаясь, он увидел, что княжна подошла к пленникам и с интересом их разглядывает.

– А что эти люди сделали? – спросила она.

– Хотели тебя перепрятать, чтобы никто больше найти не смог, да нас погубить, – ответила Цветава.

Княжна судорожно всхлипнула, закрыв рот ладошкой, и больше вопросов, решила не задавать.

Они уже было совсем собрались идти, когда кусты на краю оврага затрещали и по склону тяжело скатилась бурая гора, за ней ещё одна, потом ещё и ещё… Четыре косматых тела перегородили путь и замерли, глядя на людей маленькими, полными злобы глазками. За спиной взвизгнула княжна, Ждан осторожно оглянулся: Цветава бледная как полотно, держала обмякшую Ладиславу, закрыв той рот ладонью, чуть в стороне тряслись пленные. Баташ зажмурил от страха глаза, под ним начала растекаться лужа, Уйка, напротив, глаза выпучил, побагровел, будто варёный рак, и дышал хрипло и часто. У самого Ждана сердце будто превратилось в таран и стучало в груди так, что казалось рёбра ходили ходуном.

– Здравствуй, Потап Косматьич, – произнёс он, предательски дрожащим голосом. – И вам поздорову, богатырские родичи.

Видно медведь-богатырь его не сразу узнал, потянул носом, наклонил лобастую голову и лишь тогда ответил:

– Не узнал тебя, побратим. Нашёл, что искал?

– Нашёл, – Ждан кивнул на Цветаву с княжной на руках.

– Так это у тебя теперь две медведихи? – удивился Потап.

– Пожалуй, что так.

– Силён, брат. Только селись там, где малинники побольше да река рыбная, а то обожрут они тебя.

– Спасибо за добрый совет. – поклонился Ждан. – Пора нам, Потап Косматьич, в дорогу.

– Погоди-ка, а это кто с тобой?

Лобастая голова повернулась к пленным, которые при этом замычали и забились ещё сильнее. Здоровенный медведь-свояк и мало чем уступающая ему подруга угрожающе зарычали, а медвежонок-подросток так и вовсе скакнул вперёд, оскалив немаленькие уже клыки, правда, он тут же получил лапой по морде и с обиженным рёвом вернулся на место.

– Пленных взяли, – ответил десятник. – Теперь вот ведём их судить.

– А мы их уже осудили, – рыкнул медведь-богатырь, и родичи вторили ему строенным рыком. – Оставляй-ка их тут, брат, и иди в свою берлогу. Тут наш закон.

Ждан почувствовал, как задрожали колени, это вызвало неожиданный прилив злости, он шагнул в сторону и, заслонив пленных, обнажил меч.

– Нет, – сказал он. – Ты сам сказал: «Бери в моём лесу, что хочешь». Малины не хочу, пленных хочу.

– Опоздал ты, побратим, – мотнул головой медведь. – Они нам должны теперь не только за лапу калечную, но и за племянничка моего.

– Отдай мне их. Я их сам прикончу, будет твоему племяннику месть, а мне выгода.

– Это месть не твоя лекарь-богатырь. Ты своё взял вот и иди с миром.

– Тогда биться давай, – заревел Ждан. – Хоть с оружием, хоть без!

Медведь даже охнул от радости, но его опередил свояк, отодвинув в сторону малорослого родича, он шагнул вперёд и, насупившись, рыкнул:

– Моя месть и людишки мои!

– Тогда с тобой биться будем, – ответил Ждан. – Только коли я тебя пораню, то уйду с пленными, а если ты…

– Врёшь, – рявкнул свояк. – До смерти будем биться!

– Ты свидетель, Потап Косматьич, – повернулся десятник к медведю-богатырю. – Коли я твоего свояка побью до смерти, то уйду со всеми спутниками.

– Уговорились, лекарь, – от полноты чувств Потап грохнул лапой по земле, оставив в ней немаленькую вмятину.

– А может, всё-таки миром разойдёмся? Не хочу я одного лечить, а другого увечить.

– Трус! – проревел свояк и ринулся в атаку.

Горожане, да крестьяне, что с медведем никогда не сталкивались, думают, что он будто ярмарочный мишутка, которого скоморохи на цепи водят, будет перед броском на задние лапы вставать, да передними сучить. А те. кто сказки любит, так вообще считают, что медведь только и ждёт, чтобы с мужиком боротьбу устроить да заломать его по-честному. На самом же деле медведь нападает прыжком, наклонив голову будто таран, и бьёт лапой так, что если попадёт, то переломает незадачливому человеку и хребет, и рёбра, и когтями посечёт так, что второго удара, уже может и не понадобится.

Потапов свояк напал именно так, ревя и норовя сбить с ног десятника, потом подмять под себя и тогда уж в полную силу пустить в дело клыки и когти. Был он быстр, будто это и не медведь вовсе, а рысь или барс горный, Ждан только и успевал, что отскакивать, уклоняясь от когтей, которые пару раз едва ли не на ноготь разминулись с его животом. На нём сейчас не было ни кольчуги, ни бахтерца чтобы хоть как-то обезопасить себя от звериных когтей, с другой стороны, без доспеха двигаться легче, да только пока разъярённый медведь ловко оттеснял его сторону, вклиниваясь между ним и пленниками, похоже, решив прикончить всех троих единым махом. Улучив момент, десятник выбросил вперёд руку и ткнул остриём меча в косматое плечо. Меч – это не игла и не шило сапожное, у него острия тонкого нет, насквозь им не пронзишь, так что он косолапого будто долотом плотницким ткнул и тут же отскочил. Противник заревел обиженно и, забыв о пленных, ринулся в атаку уже серьёзно. «Эх, рогатину бы сейчас», – успел тоскливо подумать Ждан и отскочив, рубанул слева направо, прямо навстречу летящей в него рапе. Будь на его месте обычный ратник, медведь бы просто выбил оружие у него из рук. Ждану показалось, будто он ударил по обитому железом бревну, заныли пальцы, вспыхнула огнём кисть, но и его удар не прошёл даром: лес огласил рёв, полный боли, а по траве покатился обрубок медвежьей лапы. Заливая всё вокруг ярко-алой кровью обезумевший от боли свояк снова ринулся в атаку, пусть не такую стремительную, как раньше, но ничуть не меньшую по мощи. Ждан понял, что просто не успеет отскочить и всё, что он успел – выставить клинок перед собой, нацелив его куда-то в шею летящей на него горы мышц и ярости. Медведь налетел на меч будто на вертел, взвыл и сгрёб замешкавшегося Ждана в объятия, нацелившись вгрызться зубами в горло. Ждан закричал от ужаса, почувствовал смрадное дыхание и ничего не придумал, кроме как, вцепиться обеими руками в медвежьи уши, отодвинув оскаленную морду хоть на палец от своего лица. Свояк и не подумал сдаваться, он сильно ослабел от раны, кровь из которой хлестала рекой, да и меч вошёл ему в шею по самую рукоять, но, похоже, косолапый решил, умирая и противника утащить в могилу. Уцелевшая лапа упёрлась Ждану в плечо, когти, легко разорвали рубаху и впились в незащищённое тело, разрывая кожу, срывая мясо с костей, Ждан заревел не хуже медведя, извернулся и вместо того, чтобы оцепенеть от боли, сжал кулак и ударил прямо в оскаленную пасть, обдирая об клыки пальцы и предплечье, вбил руку в медвежью глотку чуть ли не по плечо. Свояк захрипел, забился, прянул было назад, но Ждан, обливаясь кровью из разодранного плеча, вцепился в торчащую из медвежьей шеи рукоятку меча, вторую руку ещё глубже сунул в пасть зверю, перекрывая дыхание. Очень некстати ему подумалось, что если меч пробил свояку горло, то он может сам себе отрубить пальцы. Зверь ещё раз попытался дёрнуться, вырваться из казавшихся ему такими слабыми рук чуди, но лишь впустую потратил силы, ярость в его глазах стихла, сменившись мольбой, которая тоже спустя несколько мгновения погасла теперь уже навсегда. Тяжеленная туша навалилась на обессиленного десятника, придавив его к земле.

Вытащил его Потап Косматьич. Сам перевернул тело родича набок и высвободил залитого своей и чужой кровью десятника. Несмотря на рану в плече, Ждан чувствовал себя вполне нормально, даже смог встать на ноги и выдернуть меч, упёршись в тушу ногой. От удара клинок сильно пострадал – остриё отломилось, сильная часть клинка изогнулась винтом, будто не медведя бил, а истукана каменного.

– Славный бой, – прорычал медведь-богатырь. – Свояк дюже сильным был. Ты честно его загрыз, получай награду и иди себе спокойно. Никто тебя не тронет.

«В прошлый раз ты мне тоже обещания давал, а оно вон как вышло», – подумал Ждан, но вслух только кивнул, бросил взгляд на медведицу, та, будто почуяв, обернулась и проревела:

– В лес мой не суйся. Сожру.

Отвернувшись, она дала подзатыльник медвежонку и побрела прочь.

– Славный бой, – повторил Потап Косматьич. – Жаль, что не я с тобой сошёлся, но обиды за это не держу. Пусть тебе медведихи раны залижут, а чтобы поскорее на ноги встать, муравьёв ешь побольше.

– Спасибо тебе, Потап Косматьич, за честность, – Ждан благодарно положил руку на медвежье плечо. – Вовек не забуду.

Медведь-богатырь в ответ на такие слова довольно фыркнул и тоже вразвалку двинулся прочь.

Только когда звери скрылись из виду, Цветава, будто отмерев, кинулась к Ждану. Рана оказалась не так опасна, помять ему кости медведь не успел. Обычному человеку пришлось бы намного хуже, но чудь крепче на рану, чем кто-либо в Великосветье. Правда, каждое движение теперь вызывало боль в плече, но он знал, что вытерпит весь путь до крепости, лишь бы кровью не истечь, но Цветава рану перевязала, а остальное уже не так страшно.

Княжна никак не могла от страха отойти, всё сидела, стонала, посерев от ужаса, и твердила, что вокруг медведи. Пленные же во время боя оба опростались от страха и вонь от них шла такая, что Ждан был уверен – никакой медведь не захочет впредь на них нападать.

Кое-как они вновь собрались, отмыли в ручье всё ещё трясшихся от страха бывших ратников, Цветава убедила княжну, что они не встретят по пути ни одного медведя, вырубила посох для Ждана, которого всё же покачивало, от слабости. На этом и двинулись дальше.

[1] Паразит

[2] Эпилепсия

Глава 22

Шли они долго, большей частью из-за того, что Ладослава часто уставала и постоянно просила присесть отдохнуть. Пленники тоже было попытались задерживать передвижение, но пара косых взглядов от Ждана заставила их переменить мнение. После боя с медведем он, похоже, здорово пугал бывших дозорных.

В итоге, когда десятнику надоели постоянные жалобы княжны на дорожные тяготы и усталость, он предложил потащить её на спине. Это имело неожиданный результат: княжна густо покраснела и заявила, что не позволит холопам, хватать её за ноги. Ждан от такого ответа даже оторопел, слава богам, на помощь пришла Цветава, которая вызвалась сама тащить княжну. Неблагородное происхождение девушки княжну не смутило, также как и то, что тащить её будет женщина. Она с удовольствием устроилась на спине Цветавы и даже что-то весело щебетала.

До деревни удалось добраться перед закатом. Сначала нашли подходящую полянку в стороне от дороги и снова связали пленникам ноги, а уж после Ждан побрёл за припасами, хоть предпочёл бы скорее полежать у костра – плечо болело нещадно, и, похоже, начинался жар. Ладослава собралась было идти с ним, чтобы посмотреть, как живут простые люди, но Ждан сумел её отговорить, сказав, что идти далеко, а она ещё не успела отдохнуть. Это убедило княжну, и она удовлетворилась тем, что стала помогать Цветаве обустраивать лагерь.

Трактир он нашёл почти сразу, оно и немудрено – самое большое здание в деревне, да ещё и возле дороги, и захочешь не пройдёшь мимо. Посетителей по вечернему времени хватало. Большей частью, конечно, местные, собравшиеся поболтать за кружкой пива, но были и те, кто сидел особняком. В Моховом большей частью жили не крестьяне, а охотники, то есть летом-то они, конечно, копались в земле, но по зимнему времени уходили артелями на пушной промысел. Вот и приезжали сюда купцы загодя, договариваться о покупке пушнины. Сейчас двое таких степенных неторопливых мужей засели в углу общего зала и не спеша беседовали.

Ждан разыскал трактирщика, договорился на половину окорока, голову сыра и вязанку лука, расплатился и, получив требуемое, уже собрался уходить, когда его окликнул один из купцов.

– Эй, чудь! – крикнул он. – Подойди-ка, разговор есть.

Ждан на такое обращение не обиделся, но слегка насторожился. Совпадение ли, что первый попавшийся купец внезапно захотел с ним поговорить? Кидаться к выходу он. Конечно, не стал, захотят так и без всякого окрика подстерегут, а если позвали, так моно и поговорить.

Он без особой спешки подошёл к столу и поприветствовал обоих купцов.

– Присядь, выпей с нами, – пригласил подозвавший его купец – поджарый, несмотря на возраст, крепкий, с обветренным лицом бывалого путешественника и выгоревшими на солнце волосами и бородой.

– Чем обязан, уважаемые? – спросил Ждан, устравиваясь на лавке.

– Меня зовут Батура из Пригорья, а это мой друг из самого стольного Богорада, Веш.

Ждан назвался Уйкой. Не хватало ещё, чтобы его имя тут прозвучало. Он сейчас должен быть как раз в Пригорье, а не по лесам шататься, да с заезжими купцами разговоры вести.

– Ты ведь из Хорони? – спросил Беш, наливая себе пива из кувшина.

– Оттуда, – кивнул Ждан.

– И как там у вас? Спокойно?

Этот вопрос ещё больше насторожил Ждана, но он вида не подал и неспешно кивнул.

– Пока самосветный камень горит, вам бояться нечего.

– А вот, как бы не так, – откликнулся купец из Бограда. – Ты там в своей крепости видно, новостей не слышал.

– Я последнюю седмицу всё больше по лесу ходил, охотился, – пожал плечами десятник. – Мог и пропустить новости. А что стряслось?

– А то и стряслось, что в стольном Богораде мятеж подняли, – отозвался Беш. – Государь убит, а убийца его, волхв Твёрд Радимилович, ушёл от погони и теперь шастает по всему Великосветью, сея смуту.

Ждану как будто мешок репы на голову свалился. Наверное, если бы сейчас в трактир вошёл волкодлак и попросил попить квасу, он бы удивился меньше.

– Вот! – заметив выражение лица десятника, чуть не подпрыгнул на лавке Батура. – Видишь, как служивый удивился! И я ему говорю, что не может такого быть?

– Чего? – хрипло спросил Ждан.

– А ничего не может. Волхв Твёрд уж сколько лет в Веже сидит и Государю верно служит, не мог он навредить. А сам Государь, нет ну ты бы Беш, пораскинул бы умом. У него одной стражи небось сотня наберётся.

– Да, что стража сделает против волшбы?

– А я другое слышал, – не собирался сдаваться Батура. – Говорят, будто бы Твёрд как раз Государя из рук мятежников спас. Перебил молниями да огнём всех лиходеев, да увёз батюшку нашего Чеслава Туровича куда подальше.

– Врут, – отрезал Беш. – Я сам видел…

– Что ты видел? Государя убитого? – Батура понизил голос потому, что на них уже начали оглядываться местные.

– Ну, не государя, но трупы видал волшбой посечённые. Говорят, что и волхвы там были убитые, что пытались Государя спасти. Волхв Завид Вербинович уж как близко к Государю сидел, уж на что умел был, а не сдюжил лиходеев. Говорят, порвали его будто волки на куски, да посреди дороги бросили.

– Кто говорит? Бабы на завалинке?

– Отчего же бабы? Люди боярские. На подходах к стольному городу верные бояре заставы поставили, вот на заставе мне и рассказали всё.

Ждан понял, что нужно уходить потому, что спор может затянуться до утра, но Батура остановил его, ухватив за руку.

– Мы чего тебя позвали, дозорный, – с озабоченным видом проговорил купец. – Волхв в Хорони, Явор Всеславич, все знают, другом Твёрду приходится. Крепость ещё государю верна или в другую сторону смотрит?

– Да, вы что же такое мелете? – даже обомлел Ждан. – Как это «в другую сторону»? И Явор Всеславич, и князь наш воевода, Светан Мстиславич Государю верно служат. А вы тут по пьяному делу разговоры развели будто бабы…

– Верно говоришь, служивый, – и не подумал обижаться Батура. – Но и ты нас пойми. Если уже в стольном граде мятежи, то и до нас докатится. Война значит, будет, а так хоть знаем, куда бежать, в случае чего.

– Правильно думаете, – хмуро откликнулся десятник. – Спасибо за хлеб-соль, пора мне.

Он поднялся из-за стола и двинулся к выходу.

Оказавшись на улице, Ждан, как бы ни был сбит с толку новостями, не стал ломиться прямо к лагерю, а, чуть отойдя от трактира, схоронился под кустом. Как выяснилось не зря – дверь трактира почти сразу скрипнула и на улицу выскочил невзрачный мужичонка, завертел головой и, не увидев десятника, он досадливо сплюнул, а после припустил куда-то в сторону деревни.

– Вот и понятно, кто тут за путниками следит, – пробормотал Ждан и двинулся, не спеша в сторону леса.

***

Вернувшись в лагерь, он отозвал в сторону Цветаву и пересказал ей разговор с купцами. Услышав новости, девушка помрачнела и, упрямо мотнув головой, заявила:

– Твёрд не предатель.

– Я в это тоже не верю, – ответил Ждан. – Он может, и затеял какую-то свою игру, и нас в это втянул, но если он Государя хотел убить, зачем ему изменников в крепости искать?

– Кто-то ложь по Великосветью сеет.

– Зачем? Чернояру хочет светлую землю отдать? Людей в вурдалаков превратить?

– Может, и так. Я всё думаю о том капище под землёй… Кто его обустроил? И кто хозяин всего этого добра?

– Там почти всё в пыли было. Хозяева давно не появлялись.

– Но кто-то же Ладиславу в этот погреб спустил? И наверняка они, как и мы с тобой, все залы обошли и всё увидели.

– Наверняка, а может, и сами всё обустроили. В последнем зале была библиотека, а скорее книгохранилище, как у волхвов в обителях, только книги там были другие. Я одну прихватил, ту, что у входа лежала.

Ждан сходил за мешком и показал фолиант побледневшей Цветаве.

– Чёрный гримуар?

– Не похоже. Я не чувствую от него смрада, как от других колдовских вещей меченых. Просто книга.

– В переплёте из кожи человечьей.

– И знаки непонятные, но это всё, чем она страшна. Никакой волшбы.

– Эй вы! Долго я буду тут голодная сидеть? Немедленно принесите еды!

Раздосадованная их долгим разговором Ладослава, стояла у костра, грозно уперев руки в бока.

Пришлось прервать разговор и заняться ужином который, конечно же, княжну не устроил – окорок был слишком солёным, сыр сухим, а лук вонючим, об успевшем зачерстветь хлебе и говорить нечего, княжна его даже пробовать не стала. Вообще эти капризы непривыкшему к подобному поведению Ждану были как ножом по горлу. Не ожидал он, что княжеская дочка окажется НАСТОЛЬКО избалованной и плаксивой. Ну совсем это не вязалось с тем образом княжны, который засел у него в памяти. Эту, настоящую, хотелось скорее отхлестать крапивой так, чтобы и рта не смела раскрыть со своими глупыми капризами. Была бы его воля, он бы так и сделал, но, к сожалению, княжну и пальцем нельзя было тронуть, пока они не доберутся до Хорони, а там дальше пусть с ней родители и дворня маются.

Пленники, в отличие от княжеской дочки, проглотили свой скудный ужин, состоявший из куска хлеба с мясом и воды, кажется, даже не разжёвывая. Трудная дорога, да ещё со связанными руками вымотала бывших дозорных, даже Уйка не пытался больше угрожать или нести околесицу, просто угрюмо сидел, глядя в одну точку. Но Ждану его молчание как раз и не нужно было, так что когда Цветава, прихватив с собой княжну, ушла к ручью за водой, он вытащил кляп изо рта бывшего десятника и спросил:

– Не врал ты, что твой отец подле самого Государя сидит?

– Что уразумел, наконец, с кем связался? – оживился Уйка. – Но если на прощение надеешься, то даже и не думай. Мы тебя…

Ждан коротко ударил под дых и напомнил:

– Ты не ответил.

– Бо..ярин Гостята…Горданович… – выдавил пленный, когда сумел, наконец, вздохнуть. – В царских палатах за дворней следит.

– Большая птица. Почему в крепости вы только сейчас зашевелились? Это связано с убийством Государя?

Уйка, услышав последний вопрос, выпучил глаза будто рыба и начал хватать ртом воздух. Пришлось Ждану взять его за шиворот и хорошенько встряхнуть.

– Начинай говорить или станешь бесполезен, а бесполезный ты и даром не сдался.

– У них получилось, – пробормотал бывший десятник. – Они смогли подобраться. Наконец-то…

– У кого получилось?

– У тех, кто служит ВЕЛИКИМ БЕЗЫМЯННЫМ.

—Что за безымянные? Говори уже!

Пришлось ещё раз тряхнуть пленного, чтобы он пришёл в себя. Похоже, когда речь заходила о предмете его поклонения, Уйка совершенно терял связь с реальностью.

– Слуги ВЕЛИКИХ БЕЗЫМЯННЫХ несут знание о том, как нам надо готовиться к приходу наших повелителей.

– Я не об этом спросил.

– БЕЗЫМЯННЫЕ – это великие всемогущие существа, они старше и могущественнее богов, они крепче камня и безжалостнее Тьмы. Они древнее мира, они создали его задолго до появления здесь людей, и они возвращаются.

– Кто тебе это рассказал?

– Отец, а ему его отец. Мы много сотен лет ждали прихода слуг БЕЗЫМЯННЫХ.

– Это как-то связано со святилищем в подземелье?

– Ты видел! – обрадовался Уйка. – Ты почуял их силу?

Ждан скосил глаза на перепуганного, бледного до синевы Баташа, который безуспешно пытался отодвинуться от сошедшего с ума командира.

– Я видел чёрное солнце.

– Да! – взгляд Уйки, впервые за весь разговор засветился радостью. – Когда ОНИ пожрут всю землю, они поглотят, и жар солнца, и мы увидим, что солнце, которому мы поклонялись, которое считали самым светлым и незыблемым, на самом деле чёрно и мертво.

– Как ты собрался выжить, если эти твои безымянные сожрут всю землю?

– Они не всех будут карать. Верные получат место у их ног и новую жизнь. Бесконечную, тёмную, полную ярости и восторга.

– Значит, это твой отец подготовил нападение на Государя?

– Не знаю, – враз поскучнев пожал плечами предатель. – Он наверняка был среди тех, кто помог слугам БЕЗЫМЯННЫХ, но больше я ничего не знаю.

– В крепости есть кто-то, кто тоже верит в этих твоих безымянных?

– Я же говорю тебе, мордофиля, больше, чем ты себе представить можешь?

– И князь?

– Вот ещё! Пусть этот дурень думает, что правит и крепостью, и дружиной.

– Тогда кто?

– Скоро сам всё увидишь. Ничего тебе не скажу, я ещё хочу жить, – открестился бывший десятник.

Дальше продолжать не имело смысла. Ждан снова заткнул бывшему дозорному рот кляпом, чтобы не слушать безумного бормотания о величии и конце мира.

Как раз к этому времени вернулись от ручья Цветава и чем-то крайне недовольная Ладослава. Оказалось, что ей вздумалось искупаться, но вода оказалась слишком холодной. Недолго думая, княжна обиделась на ручей и заодно на Цветаву, которая не предупредила, что ручей холодный.

Поговорить они смогли, только когда уставшая в пути дочь князя уснула. Услышав об откровениях предателя, Цветава нахмурилась и задумалась.

– Что не так? – спросил Ждан.

– А что, если не изменников в поруб посадят, а нас с тобой? Если в крепости столько врагов, как говорит этот Уйка, туда лучше вообще не соваться.

– Я ему не верю. Думаю, он нас запугать хочет, чтобы при случае сбежать. Только я ему не позволю.

– Так-то оно так, только он ведь не один пакостил. Кто-то и ведьму княжеский терем протащил, и лиходеев нанимал, которые тебя убить пытались.

– Бес в чёрном?

– Он. И не страшны ему, ни самосветный камень, ни дозорные, ни стража княжеская. Будто призрак в крепости поселился.

– Я призраков не боюсь.

– Я тоже просто не хочу по глупости сгинуть, а ничего умного в голову не идёт.

– Но ты же не об этом думаешь?

Она кивнула.

– Думаю, что в Веже может быть то же самое. И там предупредить их некому.

– Думаешь, Твёрд не позаботился о своей крепости?

– А вдруг его и вправду убили?

– Сомневаюсь. Это он нас учил, как нечисть бить, а не мы его. Не так-то просто волхва убить, а уж такого сильного и подавно.

– Надеюсь, прав ты, – грустно проговорила Цветава.

Они хотели вернуться к костру, но тут девушка вскинулась, будто что-то вспомнила, и потянула Ждана в другу сторону, туда, где начиналась небольшая поляна, поросшая разнотравьем.

Выйдя из-под сени деревьев, Цветава запрокинула голову и улыбнулась, глядя на россыпи звёзд в угольно чёрном небе.

– Люблю ночное небо, – сказала она. – В крепости никогда не видно звёзд, зато в горах можно всю ночь смотреть.

– А я темноту не люблю, – ответил Ждан. – Нечисть может примо за спиной стоять и не заметишь, холодно, опасно.

– Нам сейчас везде опасно. – отведя взгляд от неба, снова улыбнулась Цветава. – Последнюю седмицу нас с тобой не нечисть убить пыталась, а такие же люди как мы.

– Не такие же… Нас везде кроме крепостей сторонятся. Чужими считают.

– Пусть так. Но эти люди на своей земле пакостят. А мы с тобой, выходит, за чужую жизнью рискуем. Почему?

– Не знаю, – пожал плечами десятник. – Наверное, потому, что она и нашей стала уже, эта земля.

– Тоскливо от таких дум становится, а посмотришь на звёзды, вроде и сердце успокаивается.

Она было снова отвернулась, но тут Ждан сделал то, чего сам от себя не ожидал – шагнул ближе и поцеловал её, прямо в губы. Думал, что ударит, бросит наземь каким-нибудь хитрым приёмом, но она лишь вздрогнула и ответила на поцелуй. Сколько они так стояли он не знал, может, пару мгновений, а может, большую часть ночи, но тут девушка чуть отстранилась и тихо спросила:

– А как же Сияна?

Ждан, такого вопроса не ожидавший, сначала замер, потом запыхтел, будто котёл с кипятком, потом развернулся и молча ушёл к костру. Цветава проводила его долгим взглядом и снова стала смотреть в ночное небо.