Текст книги "Безымянные боги (СИ)"

Автор книги: Иван Жеребилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

– Кому же тогда?

– Тем, у кого нет даже имён, тем, перед кем даже Тьма кажется всего лишь простой разбойницей с кучкой прихлебателей…

– Погоди… не слыхал я о таких.

– И никто не слыхал. И в землях откуда они пришли никто не был. И явились они не грозной силой, не воинами, не корабельной армадой. Три года назад вернулись посольства из дальних земель, и на одном из кораблей, самом потрёпанном, зашедшем в моря, которым нет названия приплыли жрецы. Немного совсем, едва ли больше полудесятка. Странные, во всё чёрное замотанные с головы до пят. Объяснили, что поклялись, будто не будет их кожа видеть солнца, покуда не падёт с мира Тьма. Посмеялись мы над такой бесполезной клятвой, но к Государю их пустили, ибо приказ был, пускать всякого, кто с тьмой борется. Поначалу их речи Государю не по нраву пришлись, боги их, которых по именам запрещено называть, сплошь гниль да слизь источают. Мол, живут они не в светлых небесах, а ползают по подводным глубинам, грызут мировой камень, точат ходы в теле земли-матушки. И будто всю свою бессмертную жизнь воюют они с тьмой, теснят её в глубинах, оттого она и выползает на солнечный свет, оттого и бушует в нашем мире. Говорили они, что веками ведут летопись в книгах, коим нет конца, и знают, что скоро боги выползут из глубин на землю, поглотят тьму окончательно и будут царить над всеми людьми и остальными богами, а того, кто не покорится, ждёт только смерть. И не только тело его пожрут безымянные боги, но и душу, и судьбу, и саму память о нём.

– И государь поверил?

– Нет. Приказал взашей выгнать их из палат. Да только жрецы хитрее оказались. Не было у них ни больших сил, ни волшбы, как у наших волхвов, ни даже таланта складно говорить, каким славятся мудрецы с берегов Внутреннего моря. Зато были у них чёрные книги с письменами столь мерзкими, что при одном взгляде внутри всё в узел перекручивается. И с этими книгами они пошли…

– К Завиду, – закончил за воеводу Твёрд.

– Так и есть, – кивнул воевода. – Уж не знаю, что они там посулили, только Завид будто змея на сковородке завертелся. Послов из других земель отвадил, всё Государю шептал что-то вкрадчиво, обещал что-то. От речей его воздух будто на болоте смердеть начинал. Он и бояр подговорил. Этих уже без всяких речей, просто посулил золото, коего в землях чёрных жрецов, оказывается, было как грязи. К добру да погибели Тьмы через жадность государевых людей склонил.

Радислав с отвращением плюнул на пол, но тут же будто опомнился и поспешно затёр плевок подошвой.

– Что дальше было? – спросил Твёрд.

– Дальше? – воевода скривился, будто от зубной боли. – Дальше уговорили Государя первую требу справить, выказать почтение безымянным богам. А после этого… переменилось всё, и Государь переменился. Ничего его больше не волнует, кроме того, когда же явятся из глубин новые боги, когда повергнут тьму? Государыня было заупрямилась, всегда она могла мужа переубедить, но не в тот раз. Услал Государь и её, и наследников в дальний острог.

– Куда? – похолодев, произнёс Твёрд.

– На Почай-реку.

– Чем же прогневила его так Государыня?

– Не захотела от светлых богов отрекаться и детей запретила трогать. Пригрозила, что потравит и себя, и наследников, не сама, так людей верных хватит.

– Тяжкая угроза.

– Не было тебя здесь, когда всё началось. Люди пропадать начали. Тайный приказ распустили. Воевод верных разослали кого-куда. Никто об измене не говорил, заговоров не плёл. Все государю верны были.

– Но измена зрела?

– Так и есть. Государь всё больше от дел отходил. Ни охот, ни пиров не устраивал боле, послов дружественных земель перестал принимать, зато жрецов чёрных больше не гнал, а подле себя посадил, вместе с Завидом и его прихвостнями. Дни напролёт говорил он с жрецами, дни напролёт горели жаровни с травами, привезёнными из безымянных земель. Потянулись к нашим гаваням странные корабли со странными купцами на борту. Я был против, чтобы таких гостей привечать, да меня вмиг на место поставили, охраняй, мол, палаты, а с купцами без тебя разберутся.

– А эти подземелья?

– Построены специально для жрецов. Они и сейчас там, за этими дверями.

– Государь с ними.

– С ними, – кивнул воевода. – Да, только…

– Что?

– Я Государя сызмальства знаю. Всегда при нём был, всегда от худа берёг. А теперь… будто и не он это. Будто подменили нашего владыку. Сам на себя не похож – исхудал, осунулся, а глаза бешенные и коли заговоришь с ним о чём-то кроме этой новой веры, в ярость впадает, кидается будто зверь дикий, но чаще без движения лежит, будто мёртвый, дышит едва-едва…

Радислав замолчал, играя желваками.

– А зачем ты нам это всё рассказываешь?

– Знаю, что верен ты Государю, всегда давал ему мудрые советы и всегда он тебя слушал.

– Думаешь, и в этот раз послушает?

– Не знаю. Может быть, и послушает, если морок с себя сбросит… или если ты ему поможешь?

– Значит, ты решил два дела вместе свить – и меня в лапы к жрецам привести, и Государя из их лап вырвать?

– Верно угадал, только обижаться и мстить мне потом будешь.

– А зачем темнил до последнего?

– Веры никому нет, повсюду у них глаза и уши, бояре друг на друга доносят, простой люд в застенках да ямах томится по наветам.

– А если и я со жрецами сговорюсь, как Завид?

Воевода в ответ только горько усмехнулся и покачал головой.

– Не той ты породы, Твёрд Радимилович, чтобы с врагом договариваться.

– А ежели не удастся Государя спасти?

На этот раз Радислав не отвечал долго, будто боролся с кем-то внутри себя, но всё-таки нашёл силы вымолвить:

– Тогда сам знаешь, что делать. Светлая земля превыше нас, смертных.

Посмурневший волхв только кивнул в ответ и уточнил:

– Сколько выходов из подземелья?

– Всего три – этот, ещё один, справа от главного коридора, в личные палаты Государя ведёт и последний, еще не доделанный к гавани тянется от главного зала. Там проход, за алтарём, на треугольный камень нажмёшь и откроется.

– Людей моих из детинца выведи, и сам уходи вместе с семьёй, – велел волхв, дождался кивка воеводы, жестом остановил вскинувшихся подручных и решительно постучал посохом в обитые металлом створки, дождался, пока двери приоткроются и спокойно зашагал внутрь.

[1] Божедурье – природный дурак

[2] Растопча – разиня, олух

[3] Телеух– олух, глупый

Глава 12

Поначалу коридор почти не изменился – та же каменная кладка, укреплённая подпорками, те же факелы и жаровни вдоль стен, разве что воздух стал более сырым, да по кладке кое-где сочилась влага.

На двоих послушников-привратников замотанных до самой макушки во всё чёрное Твёрд даже не посмотрел, сразу двинулся дальше, на ходу пытаясь осмыслить услышанное и придумать, что делать дальше. Он давно уже не был безрассудным отроком, который мнит себя героем и чётко осознавал, что выпускать его из этого сырого подземелья никто не собирается. Воеводе позволили всё рассказать лишь по той причине, что это уже ничего не меняло, но волхв из Вежи всё же был ему благодарен за то, что удалось отправить обратно Некраса и Велимира. Люди они верные и пошли бы за ним до самого конца, но смерти их Твёрду ни к чему. Больше пользы принесут живыми, а там, сохрани светлые боги, ещё свидится с ними.

То, что рассказал Радислав, огорчило волхва сверх всякой меры, но не огорошило, не подкосило и земли из-под ног не выбило. Главное – он узнал, с кем предстоит столкнуться, и пусть знание это наполнило душу глухой тоской, но рано ещё говорить о том, чтобы так просто сдаваться.

О безымянных богах он услышал не в первый, и даже не во второй раз.

Пятнадцать лет минуло с тех пор, как он вместе со своим учителем, Вороном, ушёл на поиски спасения от тварей, меченных Тьмой.

Пятнадцать лет… столько молчат все, кто был с ним, о том, что увидели там, пройдя через гиблые степи и испоганенные леса, пробираясь тропами Гнилых гор и забредя далеко за заклятые северные границы обитаемого мира.

Пусть дружинники на стенах Вежи и Хорони верят, что упыри да волкодлаки самая опасная нечисть на всём свете. Пусть защитники крепостей Поморья и Берегини успокаивают себя тем, что одни лишь пираты из далёких земель решаются заходить в свет самосветных камней, но сам волхв твёрдо знал, что и Тьма, и порождённые ей твари, лишь тонкий занавес, которым прикрылся настоящий ужас. И зовётся он – Безымянные боги. Вечно голодные, ненасытные, безразлично готовые пожрать всё, что попадётся им под руку. Настолько ужасные, что чародеи древности сделали всё возможное, чтобы стереть любое упоминание о них. Любую память, сказку или слух, без жалости выжигали, если в них был хотя бы намёк на безымянных богов, медленно, но неуклонно пожирающих мир, неустанно роющих в земной тверди норы, подтачивающих само основание земной тверди, множащих Пустоту.

Пустоту, которая гораздо страшнее Тьмы.

Впервые они встретили храмы Безымянных богов в самом сердце Гнилых гор, куда проникли в поисках утерянного в незапамятные времена племени великанов-асилков. Оказалось, что целый светлый народ асилков томится в заточении у властелина Гнилых гор, чародея Чернояра. Дни и ночи великаны дробили, обтёсывали, перетаскивали гигантские глыбы камня, срывали под корень целые горы, строя всё новые и новые стены и бастионы тёмных крепостей. Выручить их не представлялось никакой возможности, и Твёрд, и Ворон лишь бессильно скрипели зубами, глядя как гордый народ прошлого, гнёт спины для торожества Тьмы.

Но рабство асилков было не единственным открытием волхвов. В самом сердце гор, куда они пробрались с превеликим трудом, кроме крепостей, высились гигантские храмы, каких ни один из ныне живущих людей не видел. Невозможно представить себе мастера, который способен был бы сотворить нечто подобное с камнем. Храмы словно бы парили, стремя грациозные угольно-чёрные шпили в небо, но вместе с тем, в них чувствовалась непонятная чуждость, угроза всему, что живёт ныне под солнцем и чего касается длань Светлых богов. Чем дольше волхвы и воины смотрели на сооружения, тем больший ужас охватывал их сердца, будто холодные змеи вползали в самое сердце, стремясь поглотить их души.

Они видели толпы нечисти, исторгнутые из гигантских стрельчатых врат, сотни крылатых демонов кружили вокруг шпилей, вереницы замотанных с ног до головы в чёрные одежды жрецов брели внутрь, волоча за собой целые стада чёрных как смоль баранов, красноглазых коз, ревущих от ужаса быков, обречённых на заклание.

Однако самыми ужасными были не сами постройки, а окружавшие их статуи, такие же огромные, высеченные из того же сверкающего чёрного камня, больше всего походящего на вулканическое стекло. Жирные лоснящиеся тела покоились на гранитных основаниях, множество рук сплетались так, что образовывали уродливые дырявые крылья, едва ли способные поднять массивных хозяев хоть на ноготь, жуткие головы, смесь оскаленных пастей, тонких человеческих черт и отвратительных то ли щупалец, то ли облепивших лица змей. Они возвышались над колыхающимися толпами нечисти, над жрецами, над всеми Гнилыми горами, сея вокруг себя невероятный дух ярости и злобы, такой сильный, что даже Тьма трусливо отступала, забивалась куда подальше, бежала от гневного взгляда заплывших складками глазок.

В какой-то момент, ошарашенным, почти оглохшим от непрестанного воя нечисти волхвам показалось, что статуи дышат, но приглядевшись, Твёрд понял, что такое впечатление создаёт постоянно сочащаяся будто бы из самого камня слизь, которую жрецы собирали в огромные чаши и уносили куда-то в тёмные недра главного храма. Гранитные основания оказались сплошь залиты кровью жертвенных животных и людей. Даже до скалы, где засели волхвы и воины, ветерок доносил сладкое зловоние мертвечины. Чёрные жрецы убивали почти без перерыва, оставалось только удивляться, откуда они берут столько скота. Позже Ворон предположил, что они пришли в особый день, когда жертвоприношения не прекращаются с утра до ночи и с ночи до утра. Кроме этого, Твёрд заметил, что в момент убийства жертвы, слизь начинала обильнее сочиться из камня.

В тот день двое воинов сошли с ума от ужаса и, прежде чем их успели остановить, кинулись в пропасть. Остальные выглядели немногим лучше, но Ворон не зря был старейшим из волхвов, он сумел не только вразумить ратников, но и задумать то, от чего у самого Твёрда волосы едва дыбом не встали.

Жрецы прибывали в долину с храмами по горным дорогам. Шли небольшими группами, уже в самой долине объединялись и направлялись к храму и своим мерзким божествам. Одну из таких группок и решил перехватить Ворон, устроив засаду среди скал. Всё произошло очень быстро, никто ничего не успел понять – лучники ударили залпом по жрецам, остальные выскочили из укрытия, когда тела повалились на землю, подхватили и оттащили в сторону десяток тощих тел, ещё двоих, только раненных оттащили в другую сторону, собрали вмиг стрелы, жреческие пожитки, замели следы на дороге и снова скрылись в горах.

Когда с убитых сняли одежду, многих просто вывернуло от омерзения. Жрецы не походили на людей, скорее на иссушенных полуптиц-полуящериц с синюшной кожей, костистыми конечностями, массивными головами и телами, сплошь покрытыми тёмной вязью непонятных татуировок. Как только тела хозяев остыли, татуировки дрогнули, расплылись, заструились ручейками тьмы, в несколько мгновений, перемолов плоть и кости в пыль. Сама же тьма, будто вода впиталась в землю, только трава пожухла на месте рассыпавшихся мертвецов.

Ворона жуткое исчезновение тел не смутило, он был занят раненными, которые не говорили на языке Великосветья, а лишь гортанно переговаривались. Но старый волхв узнал этот язык, на похожем наречии говорят народы, что живут на островах южных морей. Он попробовал поговорить на этом языке с пленными, это перепугало их до полусмерти, видно не ожидали, что-кото-то из волхвов сможет с ними поговорить. Возможно, от испуга, а может быть от ворожбы, которую Ворон исподволь творил, общаясь с жрецами—чудовищами, те разговорились.

Оказалось, что Чернояр, с его служением Тьме, крепостями и легионами тварей лишь прикрывает служителей Безымянных богов от чужих глаз. Прикрывает не из страха, но из почтения, как верный слуга, преклонившийся перед безмерной силой владык. Храмы же статуи и народ жрецов живёт здесь, в Гнилых горах уже сотни сотен лет, с тех пор как у Безымянных богов ещё были имена, тогда они ещё не вступили в войну со Светлыми богами, которые изгнали их прочь, в недра земли и глубины морские. В те времена коим нет исчисления, которые стёрты даже из самых подробных летописей, Безымянные боги царили везде, разрывая, поглощая, пожирая всё, что попадалось на их пути. Они сеяли Пустоту щедрыми руками, они пожинали ничто, стирали грани между ужасом, вырывавшимся из их глоток и чрев, и всем остальным миром, обречённым ими на Погибель. Но они проиграли битву со Светлыми богами, сумевшими взрасти и окрепнуть вдали от алчных глаз властелинов. Эти новые боги заперли прежних владык в тверди земной, несокрушимой и вечной, но голод Безымянных богов был так силён, что они начали пожирать и несокрушимую твердь. Они нашли в самой глубине земной спящую там Тьму и изгнали её прочь. Она не может вернуться обратно и бродит под солнцем, метя всех, до кого дотягивается, хоронится в пещерах и ущельях, ждёт ночи, чтобы обрести хоть толику былой силы и дрожит перед изгнавшими её исполинами, служит им надёжным укрытием. А Безымянные боги сотни сотен лет точат несокрушимую твердь земли, роют в ней норы из конца в конец, и когда-нибудь пустоты станет так много, что весь мир рухнет в эту пропасть и Светлые боги не смогут его спасти. Тогда вновь взойдут на трон древние властелины и уже некому будет их остановить. Жрецы же забились в самые глухие уголки белого света, и все эти годы служат ушедшим властелинам, приносят им жертвы для того, чтобы, когда рухнет в пропасть мир, они смогли обрести достойное место у ног своих господ.

Всё это рассказали жрецы, но понял их только старый Ворон, и потому никто ничего не сказал, когда он двумя движениями перерезал говорившим глотки и молча наблюдал, как рассыпаются их тела серым тленом. Никто ничего не знал языка странных созданий, но все почувствовали дух беды. Нужно было уходить из Гнилых гор, пока не хватились пропавших тварей, пока не пустили по их следу орды нечисти.

Книги они нашли в мешке одного из убитых. Сначала Ворон хотел сжечь поганые письмена, но вовремя одумался и мешок понёс сам, хоть ему и предлагали помощь. И только когда они выбрались из гор, потеряв в беспощадных боях ещё восьмерых, он рассказал Твёрду всё, что услышал, и объяснил, что за книги всё это время тащил на себе. Письмена в них были диковинными, Твёрд таких не видел никогда, хоть и знал десяток языков, да ещё столько же мог распознать. Ворон же узнал угловатую вязь, которой были испещрены страницы, сработанные, как он понял, из человеческой кожи. Тот же язык южных островов, почти забытый во всём остальном мире. Там на одном из тысяч клочков суши, по словам жрецов, стоит главный храм Безымянных богов, по сравнению с которым, виденный ими покажется гнилой деревенской хатой. И сотни тысяч рабов со всего света там роют огромный котлован, стремясь помочь древним владыкам вырваться из плена.

Только позже стало понятно, что им крупно повезло, когда они напали на жрецов – те просто не успели ничего сообразить, видно, вообще не ожидали нападения в самом сердце собственных владений. От книг веяло злом, таким древним, что сердце сжималось при одном взгляде на них. Однако старый волхв не стал слушать сердце и углубился в изучение невиданных давным-давно изничтоженных во всём остальном мире знаний. Читал сам и заставлял читать Твёрда, хоть того от одного взгляда на чудовищные фолианты охватывало чувство омерзения.

Волхвы многое умеют – призывать дождь и разгонять тучи, чтобы урожай не сгнил, укреплять заклятьями оружие и доспех, чтобы не тупились, не ржавели, чтобы отвести стрелу или сделать воина менее заметным, могут врачевать раны и исцелять хвори. Без умения убивать не сохранить жизнь, поэтому каждый волхв сумеет создать копьё-молнию, испепеляющее врага, огненный шар или ударить по недругам каменным градом. Наиболее умелые могут вмиг сложить стену из камней, чтобы защититься от врага, пустить на неприятеля тучу пыли или превратить твёрдую землю в хлябь, которая поглотит врагов без следа. Самые отчаянные и любопытные идут по самому краю, между Светом и Тьмой, чтобы познать искусство призыва духов, научиться общаться с предками, чтобы получить их совет или наложить на себя и воинов благословение самих Светлых богов, могут они и воскрешать невинно и безвременно убиенных людей и животных. Но то, что было описано в книгах почитателей Безымянных богов, невозможно было читать без содрогания.

Твёрду не раз попадали в руки книги служителей Тьмы, чёрные гримуары некромантов —«пастухов стерви», свитки заклинателей демонов, узелковые записи упырьих шаманов, но никогда он не чувствовал такого омерзения, как при чтении древних книг Безымянных богов. Сначала ворон помогал ему разобраться в каракулях иноземного языка, но позже он уже сам, внутренне содрогаясь, преодолевая искушение сжечь эту погань, листал страницу за страницей, познавая чуждое колдовство. В книгах говорилось о многом: как подчинить себе душу человека, чтобы он об этом и не знал, как вселиться в тело врага, если он пытается тебя убить, как из кусков плоти и неизвестных снадобий создавать чудовищ, способных пожрать целые армии, как подчинить себе любого слугу тьмы. Говорилось так и том, как вступать в связь с безымянными богами, чтобы познать их мудрость или вселить их дыхание в женское чрево, порождая самых отвратительных тварей, схожих с человеком внешне и наполненных внутри Пустотой, как прорывать ткань иных миров, впуская иномирных демонов, и как самому путешествовать по неведомым дорогам иномирья. И эти страшные знания Ворон заставил Твёрда заучить чуть ли не наизусть, правда, пользоваться прочитанным они почти не могли – без чёрных «татуировок», связывающих владельца с Пустотой подобные чары отнимали слишком много сил. Твёрд однажды, после попытки сотворить самое простое заклинание лишился способностей на две седмицы. Он много раз предлагал Ворону уничтожить книги и просто забыть всё, продолжив просто дальше искать средство оживления самосветных камней, но тот был непреклонен, повторяя, что нужно не просто знать о враге, но понять, как он действует, как думает, чего желает и чего боится. А узнать это всё можно было, только изучив то, что изучали последователи Безымянных богов.

Почти год они изучали чуждую волшбу, не обращая внимания на косых и тревожные взгляды воинов, пресекая ропот и не прекращая ни на день поисков. Ворон с каждым днём, с каждой прочитанной страницей становился всё мрачнее, всё больше замыкался в себе и Твёрд всё чаще обнаруживал, что его старый наставник бормочет что-то невразумительное, будто общается с кем-то незримым, но у волхва всегда находились силы вернуться к общению с учеником, к поискам и движению к главной цели. Твёрд так думал до того самого утра, когда обнаружил, что старый волхв бесследно исчез, забрав все манускрипты. Всё, что он оставил, письмо-наказ Твёрду, в котором заклинал того не забывать прочитанного, узнавать, как можно больше о Безымянных богах и их последователях, думать, как спасти Светлую землю, от открывшейся напасти и никому не рассказывать о том, что видел, слышал и прочитал за последний год.

Что произошло со стариком Твёрд так и не узнал. Может быть, он гораздо лучше понимая написанное, оказался соблазнён могуществом невиданных божеств, может быть, сошёл с ума от ужаса или решил в одиночку вступить в бой с богомерзкими созданиями, свившими гнездо в этом мире. В одном не было сомнений – даже у такого умелого и мудрого волхва как Ворон, нет ни одного шанса победить ни Чернояра, ни его хозяев.

Твёрд тогда мысленно похоронил учителя и по сей день корил себя за то, что не хватило у него духа сжечь богомерзкие книги. Может быть, тогда и остался жив Ворон. Но наказа он не забыл и не только сам, но и с воинов взял клятву молчать, и те пятеро, что с ним вернулись, служили верно и молчали крепко. Одним из этих воинов был Велимир.

Позже, размышляя над тем, что говорил Ворон, Твёрд понял, насколько был прав старик и с ужасом осознал, что уже может быть поздно что-то исправлять. Порождения Беымянных богов – пустые люди не несли в себе Тьмы, как обычные упыри или мертвяки с волкодлаками. И если зловонную Тьму самосветные камни жгли без жалости, то Пустота могла проникнуть за границы Великосветья без всякого труда, будто раскалённый нож сквозь кусок сала. Это могло означать, что соглядатаи чёрных жрецов УЖЕ шастают по Светлой земле, сговаривая, соблазняя людей, суля им великие блага, кои несёт Пустота.

Вернувшись, он тайно начал искать, аккуратно спрашивать, рассылать людей, читать всё запретное, что попадалось под руку, почти перестав общаться с некогда близкими соратниками и друзьями, прослыв затворником и остервенелым борцом с нечистью. Только самые верные люди знали, чем на самом деле занимается главный волхв Вежи. За пятнадцать лет им удалось изловить и допросить пятерых «пустых», ещё двоих убить, заполучив книги, испещрённые уже знакомой угловатой вязью. И снова, преодолевая омерзение, Твёрд читал отдающие гнилью тексты, вновь погружался в пучины, лежащие далеко за пределами чёрной волшбы. Снова, преодолевая омерзение, балансируя на грани потери сил, а иногда и жизни, пробовал использовать чуждую магию, пытаясь нащупать хоть какой-то способ использовать оружие врага, против его самого. И каждый раз, лёжа в полубеспамятстве или горячке, после очередной неудачи, он напоминал себе, что должен быть готов к тому, что рано или поздно пустота протянет свои щупальца и нависнет над Светлой землёй.

Теперь понятно, почему Ворон наказал никого из братьев-волхвов не посвящать в то, что они видели, не показывать тайных книг, не упоминать даже намёком о Безымянных богах. Слишком уж велик соблазн, слишком уж кажется близкой и покорной сила Пустоты. Нелегко устоять, прикоснувшись к такому. Завид и не устоял, и других втянул, и Государя решил погубить…

Твёрд лишь молча вздохнул, отгоняя воспоминания, и двинулся дальше по коридору к освещённому факелами залу.

Его встретил сам Завид в сопровождении троих учеников, на шее у одного Твёрд заметил чёрные росчерки татуировки, но был уверен, что и остальные, включая самого Завида, несут на себе метки Безымянных богов.

– Ты пришёл, Твёрд Радимилович, – вместо приветствия произнёс главный волхв.

– Пришёл, да не к тебе, а к Государю, – резковато ответил Твёрд. – Он здесь?

– Здесь-здесь, – усмехнулся Завид.

– Он может меня принять?

– Думаю да.

Улыбка придворного волхва стала совсем уж издевательской, но Твёрд, казалось, не обратил на это никакого внимания, лишь велел:

– Ведите.

Подручные Завида удивлённо переглянулись, но сам волхв в ответ только коротко кивнул и двинулся через зал, постукивая резным посохом. Твёрд шёл следом и чувствовал затылком взгляды учеников. Наверняка примериваются как бы напасть неожиданно, но, похоже, приказа сразу убивать его не было, а сами что-то то делать они вряд ли решатся.

Они прошли через первый зал, куполообразный, неожиданно высокий, сухой и хорошо освещённый. Стены зала сплошь покрывали письмена, похожие на книжные. У Твёрда не было возможности вчитаться в тексты, но он быстро понял, что это формулы призыва, причём не только демонов, которые часто и подробно описывались в книгах, но и самих Безымянных богов. Проходя через центр зала Твёрд почувствовал, как кожу слегка покалывает – в воздухе разлилась чуждая магия. Он чуть было не запаниковал, допустив мысль о том, что вот-вот разверзнется межмировой переход и пол зала вздрогнет от поступи забытых божеств, но быстро взял себя в руки и не подал вида, что что-то почувствовал.

Миновав первый зал, они очутились во втором, почти таком же большом и тут уж Твёрд невольно замедлил шаг, всё же не сумев сдержать удивления и ужаса. По всей окружности зала были расставлены уже давно знакомые статуи. Пусть не такие огромные и искусно сделанные, как те, что окружали храм Гнилых гор, но всё равно узнаваемые —массивные тела, покрытые чешуёй, уродливые суставчатые руки-щупальца, сплетающиеся то ли в крылья, то ли в огромные плавники, лица, слепленные из жуткого месива глаз, зубов и извивающихся щупалец-змей. Твёрд на своём веку перевидал множество тварей, от кривоногих упырей до редких южных пустынных олгоев – гигантских червей, способных проглотить целый караван, но, если бы его попросили описать хоть одного Безымянного бога, он бы не смог. Его ни на миг не покидало чувство, что все эти щупальца, зубы, когти, лишь тонкая оболочка, за которой скрывается что-то настолько ужасное, что при одной мысли об этом у него начинали дрожать колени. Статуи расположились у стен, а в центре зала пылало гигантское зеленоватое пламя, бросавшее мертвенные блики на статуи, отчего казалось, что глаза их злобно сверкают, а змеи-щупальца непрестанно извиваются.

– Удивлён? – Завид с ухмылкой смотрел на замершего волхва.

– Откуда это? – выдавил Твёрд, тщетно пытаясь оторваться от пляски бликов на боках статуй, будто боялся, что стоит лишь отвести взгляд, как статуи оживут и накинутся на него.

– Приезжие мастера сделали из смоляного камня[1].

– Это государь велел?

– Сам всё узнаешь, – Завид прекратил улыбаться и кивком указал на проход в следующий зал: – Пойдём. Нас Ждут.

После призрачного зелёного пламени свет обычных факелов показался необычайно ярким. Твёрду понадобилось несколько мгновений, чтобы привыкнуть, но Государя он разглядел почти сразу – тот сидел на высоком резном троне у дальней стены зала, небрежно опершись на подлокотник, а рядом с троном, в позах полной покорности замерли пять замотанных в чёрное фигур.

– Здравствуй, Твёрд Радимилович, – зычно поприветствовал его Государь. – Проходи, не стой в дверях, гость дорогой!

– И ты здравствуй, Государь мой, Чеслав Турович, – глубоко поклонился волхв, хотя уже отчётливо понял – ТО, что сидело сейчас на троне, не было ни Государем, ни человеком вообще. Сейчас губами правителя Великосветья говорило нечто, чему давно не было имени ни под какими небесами. От этого осознания он почувствовал, что губы начинают предательски трястись. Он был здесь один, совсем один, против этого жуткого первородного ужаса, которому даже названия подобрать никак не удавалось. Он понял, что сегодня сгинет в этой тьме, которую не способны разогнать ни свет факелов, ни колдовское зелёное пламя.

– Хорошо ли встретили тебя, не обидели ли? – ласково поинтересовался государь.

– Благодарю, Государь, – покорно ответил Твёрд. – Приняли меня ласково и уважительно, и тем обязан я твоей доброте. Благодарю, что принял и не прогнал.

Исподволь он разглядывал Государя – высокий, плечистый человек, некогда мощный и мускулистый, а теперь иссохший, будто мёртвая ветка, с потемневшей кожей, заострившимися чертами измождённого лица и слишком уж отросшей бородой. Чеслав Турович напоминал скорее смертельно больного, чем получившего благословение от богов. Одет он в расшитую золотом рубаху, такие же порты и мягкие сапоги, на поясе кинжал в богатых ножнах с чеканкой, на голове ни венца, ни короны, положенных, при официальных встречах. Рукава рубахи закатаны и видны чёрные росчерки и кляксы «татуировки».

– Что же ты такое говоришь, – делано изумился Государь. – Как это я могу прогнать тебя – главного моего советника?

– Приятны твои речи, Государь, – поклонился Твёрд, – да не достоин я таких похвал. Твои советники подле тебя сидят, а не как я, в глуши да безвестии .

– Скромность твоя похвальна, – покачал головой Чеслав, – да не к лицу она тебе. Все здесь знают могуществе волхва Твёрда, об уме твоём и смелости. Кто понаслышке, а кто и нет.

Он обернулся к чёрным фигурам, те подобострастно поклонились.

– Позволь спросить, Государь, – подал голос Твёрд.

– Спрашивай, – благодушно кивнул Чеслав.

– Для чего ты призвал меня из крепости? Я вижу, что советников у тебя с избытком, и по мирским делам, и по божьим…

– Чудится мне, не одобряешь ты дружбы моей с чужестранцами? – нахмурился правитель.

– Это не мне судить, Государь, – вкрадчиво ответил Твёрд. – Моё дело служить Великосветью, да волю твою исполнять.

– Волю, говоришь? – Чеслав на мгновение задумался, а уже мгновением позже лицо его просветлело. – Знаю! Вот тебе моя воля! Покажи-ка, могучий чародей, свою силу перед гостями заморскими.