Текст книги "Черная акула"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 34 страниц)

– Ну-ну-ну, – недобро хмыкнул Проскурин. – Стой-стой. Лови хлебалом ворон, пиндюк. Наблюдатель топтался, явно не зная, что ему предпринять. Вот он склонил голову к правому плечу, и фээскашнику показалось, будто он услышал тихий, чуть с хрипотцой голос. Эвон как, ишь ты, у них и рации есть. Проскурин скрылся за углом. Ни к чему обнаруживать себя, пока не придет нужный момент. К ногам подобралась вокзальная, вечно беременная сука Белка, заскулила заискивающе. Проскурин отпихнул ее. Собака заворчала и обиженно потрусила за сугробы, в темноту. А он остался стоять, прижимаясь лопатками к бетонной стене, чувствуя сквозь пальто каменный холод. Электричка загремела колесами на подъезде к станции, грохот все нарастал, пока наконец не заглушил собой все: и людские голоса, и урчание львовского лайнера, и чей-то возмущенный мат тут же на углу, и даже его собственное сердцебиение. У него была ровно минута. Проскурин быстро выдохнул и зашагал в сторону наблюдателя. Теперь тот не выглядел настороженным, он, казалось, успокоился. «Вероятнее всего, получил указания от координатора», – решил Проскурин, подходя ближе. От наблюдателя его отделяло четыре метра, – пара шагов, – три метра, – еще пара, – два, – еще пара… Проскурин, не замедляя шага, резко сунул руку под пиджак, выхватил из кобуры «макаров» и наотмашь, с хрустом опустил рукоять пистолета на массивный затылок. «Особист» даже не успел ничего предпринять, только хрюкнул странно и мешком осел в грязь. Стоящий рядом старик в кепочке, седобородый, держащий огромный рюкзак с картошкой, удивленно взглянул на Проскурина, и тот жестко улыбнулся.

– Спокойно, отец, спокойно. Я из милиции. Дед ничего не сказал. Из милиции так из милиции. А хоть и нет. Не ему тут права качать. Проскурин подхватил обмякшее тело под мышки и оттащил за вокзал. Опустившись на корточки, он быстро и деловито обшарил карманы, извлек из кобуры широкоплечего короткий автомат, из специального чехла – глушитель и, не разглядывая особо, сунул под пальто. Потом достал рацию, обычную, милицейскую, достаточно пошарпанную, но отчетливо хрустящую атмосферными помехами. Рацию зашвырнул подальше в снег. Не понадобится. Своя есть. Затем на свет появились пачка сигарет, зажигалка и красная книжица. Развернув ее, Проскурин присвистнул. Все правильно, сержант Леша не ошибся. Могучее ведомство, до которого ему, Проскурину, плыть бы да плыть, но никто не звал. Больше в карманах ничего не было. Зато на поясном ремне висел небольшой подсумок с двумя короткими обоймами и чехольчик – нож. Проскурин повертел гладкую рукоять в руках и тоже сунул в карман пальто. Наблюдатель слабо захрипел.

– Ничего, друг, в следующий раз внимательнее будешь, – буркнул себе под нос майор и поднялся. Ну что же, он увидел все, что хотел. Надо отправляться в обратный путь. За наблюдателя Проскурин не беспокоился. Полежит минут десять-пятнадцать и придет в себя. Через пару минут он уже поднимался на третий этаж желтого здания, отметив по дороге, что двоих стоявших в кустарнике уже не видно. То ли они ретировались, что маловероятно, то ли поняли, что обнаружены. Об этом думать не очень хотелось, потому что, если правильным был второй вариант, значит, эти ребята – настоящие профессионалы. Он ведь даже не повернул головы в их сторону, так, посмотрел искоса. Однако заметили. «Странно тогда, что наблюдатель у вокзала оказался таким лохом, – подумал Проскурин. – Ну, да ладно, странно, не странно, разберемся потом». Впрочем, на то, что они профессионалы, указывало и оружие, и качество документов, которые, впрочем, могли быть фальшивкой, но фальшивкой отменной, не кустарной, выполненной отличным мастером и, конечно же, для конкретного заказчика. Такие фальшивки порой могут сказать о владельце побольше всяких документов. Проскурин быстро прошагал по коридору, толкнул дверь и вошел в кабинет. Включив свет, он посмотрел на приготовившегося к броску Бориса, на Алексея и хмыкнул:

– Ну что, ребята-октябрята, здесь наши соседи.

– Вы о чем, товарищ майор? – не понял дежурный.

– Да так, Борь, о своем. – Майор повернулся к Алексею, спросил легко, почти весело: – Ну что, Твардовский, закончил поэму?

– Какой закончил? – буркнул Алексей неприязненно. – В темноте сидели.

– Ладно, давай сюда листы. Так, Борис, распишись на каждом.

– Зачем это? – спросил тот.

– Расписывайся, я тебе говорю. И побыстрее. Не задавай вопросов, некогда сейчас. – Проскурин грохнул на стол автомат и, увидев, как сразу вытянулись лица Бориса и Алексея, коротко хохотнул. – Что, орлы, оружия никогда не видели? – Он наклонился над столом, плечистый, подтянутый, живой, бормочущий скорее для себя, чем для окружающих: – Хорошее оружие, хорошее. Пистолет-пулемет «кипарис», стоит на вооружении в некоторых подразделениях МВД и ОМОНа. Рассчитан на штатный патрон девять на восемнадцать, с магазином на тридцать патронов. Оснащен креплением для глушителя. Это вам, друзья мои, не пукалка, которую на любом базаре за сотню баксов купить можно. Тут дело серьезное. – Он повернулся к Борису. – Ну, чего стоишь-то? Расписывайся, я тебе говорю.

– Валерий Викторович, – немного смущенно и в то же время с вызовом ответил Борис, – я не могу расписываться на пустых листах.

– Расписывайся, я тебе говорю! – рявкнул Проскурин. – Ты не волнуйся, уж я прослежу, чтобы тут все было правильно. Давай, ответственность беру на себя. Борис нехотя выудил из кармана пиджака ручку, бегло просмотрел написанное Алексеем и, вздохнув, поставил внизу листа невнятную закорючку.

– Так, теперь проставь число, время и свои инициалы. Фамилию написать не забудь, – быстро распоряжался Проскурин. – Давай-давай. На последнем листе еще подпиши: «Написано в моем присутствии гражданином…» Как бишь тебя, мил человек? – посмотрел он на Алексея.

– Семенов Алексей Николаевич, – ответил тот.

– Вот-вот, «гражданином Семеновым Алексеем Николаевичем». Молодец. Теперь вот что, друзья мои. Не знаю, чего нам ждать в ближайшее время, а посему поступим следующим образом. Ты, Боря, вызывай поддержку из УВД, а мы пока с этим деятелем спустимся в бомбоубежище. Кстати, не забудь запереть дверь на ключ, а то могут гости пожаловать. Как только вызовешь группу, сразу спускайся к нам. Понял?

– Понял, Валерий Викторович, – кивнул Борис и шарахнулся из кабинета. Проскурин поднял автомат, выщелкнул обойму, спрятал ее в карман пальто, а затем засунул «кипарис» за брючный ремень.

– Теперь, – бормотнул он, схватил со стола листки с историей Алексея, тщательно свернул их и спрятал во внутренний карман пиджака, – пошли отсюда, мил человек. – Не гася свет, они вышли из кабинета, и Проскурин быстро запер дверь на ключ. – Давай-давай, – приговаривал он, – бегать – это тебе не на самолете летать. Ножками нужно работать, ножками. Времени-то у нас и так в обрез, сдается мне. – Они скатились на первый этаж, и фээскашник указал на лестницу, ведущую в подвал. – Давай двигай туда. Борис уже запер входную дверь и торопливо набирал номер, прижимая телефонную трубку плечом к уху.

– Валерий Викторович, что им сказать-то?

– Скажи, нехай летят сюда и посмотрят: вокруг здания пасутся какие-то ухари в пальто. Пусть всеми правдами и неправдами выяснят, кто эти хлопчики, откуда, ну и все такое. Не мне их учить. Да, и еще скажи, чтобы поосторожнее были, оружия у этих ребят – на все УВД за глаза хватит. Давай действуй.

– Хорошо. Проскурин и Алексей спустились в бомбоубежище и остановились. Через несколько минут появился дежурный.

– Все в порядке, – сообщил он. – Группа скоро будет.

– Скоро, – передразнил Проскурин. – Надо было сказать, чтобы мухой летели.

– Они мухой и полетят, – хмыкнул Борис. – Ну, теперь-то скажете мне, что случилось?

– Да ну, Борь, – криво ухмыльнулся майор, закрывая массивную стальную дверь и запирая ее на все засовы. – В общем, ничего страшного. Может, мне только показалось. Будем надеяться, что старого волка чутье подвело. – Он подмигнул дежурному. Тот осклабился, но улыбка получилась больше похожей на брезгливую гримасу. Через несколько секунд до них донеслись отдаленные глухие удары.

– Это, наверное, из УВД, – дернулся было Борис, но Проскурин остановил его:

– Погоди-ка, друг ситный. Еще неизвестно, кто это. Я лично выяснять не собираюсь и тебе не советую. Они шли через бомбоубежище, и Алексей удивленно смотрел по сторонам. Здесь действительно было на что посмотреть. Вместо привычных нар, какие он видел у себя в части во время учений, стояли застеленные кровати с толстыми матрасами и деревянными спинками. В соседнем помещении возвышались стеллажи с консервами, в запечатанных целлофановых мешках лежало что-то напоминающее копченое мясо, продукты выстроились на полках словно в магазине. В следующей комнате, крохотной, как собачья конура, возвышались два странных агрегата.

– Система фильтрации воздуха, – пояснил Проскурин. – В общем, так, друзья мои. Отсюда есть два выхода: один – в бывший горсовет, но там скорее всего заперто. Им на гражданскую оборону чихать, поэтому на двери может оказаться замок; второй – запасный выход. Предлагаю воспользоваться именно этим вторым путем. Что скажете? – Он обвел спутников совершенно серьезным взглядом и добавил: – Поскольку возражений не замечаю, считаю, что предложение принято. Алексей пожал плечами. Наверное, этому рыжему фээскашнику виднее, куда им лучше идти. «Интересно, – вдруг подумал Алексей, – откуда этот тип раздобыл автомат? Неужели грохнул по голове одного из широкоплечих молодцев? Молоток парень. Неприятный, конечно, наглый, но молоток». Он взглянул на Проскурина с уважением. Проскурин распахнул еще одну дверь, за которой оказалась низенькая металлическая решетка, ведущая в длинный, без малейших признаков просвета, узкий тоннель, высота которого едва доходила до метра.

– Ну, друзья мои, прошу, – гостеприимно-ернически предложил майор, отпирая загудевшую решетку.

– Я не могу, – сказал Алексей.

– Что, костюмчик боитесь запачкать, товарищ летчик? Ну, тогда возвращайтесь назад, там вас с нетерпением ждут. Алексей промолчал о ране. Он смотрел, как майор, по-гусиному скрючившись, лезет в тоннель, и, заскрипев зубами, пополз следом. Борис шел замыкающим. В полной темноте пробираться приходилось на ощупь, и это, естественно, не вселяло большого оптимизма. Вскоре потолок стал еще ниже, и если поначалу беглецы могли идти, просто согнувшись в три погибели, то теперь им пришлось встать на четвереньки и ползти. Алексей не имел ни малейшего представления, какую часть пути они уже проделали и сколько еще предстоит пройти, и только надеялся, что случится это до того, как он грохнется в обморок от боли. Неожиданно под руку ему попало что-то странное – холодное и мокрое. Алексей невольно дернулся, пробормотав:

– Крыса! И тут же из темноты прозвучал недовольный голос Проскурина:

– Ты вот что, мил друг, за ноги-то меня не хватай, я тебе, чай, не баба. Расстояние держи. А крыс, если хочешь знать, здесь отродясь не водилось. Дышал фээскашник спокойно и ровно, чего нельзя было сказать об Алексее. Голова от боли шла кругом, пот заливал глаза. Пылища, поднятая ползущим впереди майором, забивалась в ноздри и в рот, мешая дышать. Алексей закашлялся, зашептал тяжело, с хрипом:

– Какие тут дистанции, к едрене матери! Ничего не вижу, хоть глаз коли.

– Это уж твое личное дело, – мгновенно отозвался Проскурин. – А за ноги меня все равно не хватай. Они проползли еще метров двадцать и неожиданно уперлись в глухую стену.

– А вот и выход, – быстро пробормотал Проскурин, повернул влево и вдруг шустро полез по стене наверх. – Смотрите, осторожно, – прозвучал над головами Бориса и Алексея его спокойный, уверенный голос. – Тут скобы расшатались, так что цепляйтесь получше. Алексей протянул руку и действительно ощутил под пальцами металлический холод вмурованных в стену скоб. Не прошло и двух минут, как все трое стояли на улице, в двух шагах от железнодорожного полотна. За зданием почты мелькали голубые сполохи милицейских маячков. Алексей жадно глотнул вечернего морозного воздуха, и именно этот глоток помог ему удержаться на краю сознания, не сорваться в бездну беспамятства, охладил голову, разогнал туманную дурь в глазах.

– Ну и что теперь, Валерий Викторович? – поинтересовался, кашляя, Борис. – Обратно подадимся? Проскурин подумал несколько секунд, а затем толкнул дежурного в плечо.

– Ты вот что, Борь, если хлопчиков наших не застали, скажи, что ложная тревога. Спросят, почему вызвал, скажешь: мол, показалось, будто кто-то в окна лезет.

– Ну да, так они мне и поверили, – хмыкнул тот.

– А это уж их дело – верить или нет. Не хотят, пусть не верят.

– А вы? – Борис прищурился.

– А мы с товарищем Семеновым Алексеем Николаевичем совершим небольшой променад. Надо нам кое-что выяснить.

– А если спрашивать будут?

– А если спрашивать будут, говори: «Не знаю где». Все. Кто бы ни звонил, хоть сам президент, говори: мол, майор только что был тут, вышел, через двадцать минут будет. Начальству, если спросят, скажешь: мол, убыл по очень важному делу, но что к чему не знаешь. И только если сами спросят. С докладами не лезь. Надеюсь, завтра к вечеру обернусь. Борис посмотрел на него внимательно и покачал головой.

– Валерий Викторович… – начал было он, но Проскурин оборвал его взмахом руки.

– Ну что, Семенов Алексей Николаевич, пойдем? Тот пожал плечами. Можно подумать, что у него был выбор. Они прошли по темной дорожке и остановились в тени у щита Дома культуры, разглядывая толпу на площади. Алексей не заметил ни одного преследователя. Проскурин, похоже, тоже. Он подтолкнул Алексея локтем в бок и кивнул в сторону автовокзала.

– Давай к расписанию. Не беги, но иди быстро. По сторонам не смотри. Боря, проводи его.

– Хорошо, товарищ майор. Они зашагали через площадь, при этом Борис начал оживленно рассказывать Алексею что-то о том, как сыграли какие-то две малознакомые хоккейные команды. Алексей только по-лошадиному мотал головой. Он не понимал ни слова из того, что говорил ему дежурный. Боль в плече сожрала слух. Проскурин в это время внимательно оглядывал площадь. Если наблюдатели до сих пор были здесь, то они ничем не выдали себя. Выждав немного, фээскашник затопал следом, деловито сунув руки в карманы пальто, втянув голову в плечи и глядя себе под ноги. Он пытался проиграть в уме варианты нападения. Что будет, если эти спортивно-активные хлопчики навалятся на них прямо здесь, на площади? Ежу понятно, что ответный огонь открывать нельзя – слишком много людей. Правда, убийцам плевать, оружие-то у них не для забавы. Если допустить, что рассказ летчика соответствует действительности хотя бы на пятьдесят процентов, то эти парни положат здесь всех. Алексей и Борис уже стояли возле расписания поездов, якобы выискивая нужную электричку. Проскурин остановился позади и сказал негромко:

– Справа в трех шагах оранжевая «пятерка». Первым сажусь я, а ты, Алексей Николаевич Семенов, падаешь рядом, на соседнее сиденье. Главное, не вздумай суетиться, не привлекай внимания. Алексей чуть заметно кивнул. Майор медленно повернулся, огляделся по сторонам и бодро зашагал к своей машине. Открыв дверцу, он шлепнулся на переднее сиденье, вытащил стопор на правой двери, и уже через секунду Алексей устроился рядом. В зеркальце заднего вида оба они могли наблюдать, как Борис пошел в сторону почты, спокойно, словно прогуливался.

– Так где, говоришь, находится аэродром?

– Так не помню, – покачал головой Алексей. – А очнулся у поселка Старошахтинск, оттуда по реке, вверх по течению. Там еще мостик был и какая-то постройка, что-то вроде огородов. Потом через лес.

– Ну, поехали. – Проскурин завел двигатель и нажал на газ. «Пятерка» покатила вперед, выбрасывая из-под колес фонтаны грязи. Уже на выезде с площади Проскурину показалось, будто он заметил в зеркальце заднего обзора вынырнувшую из-за ларьков плечистую фигуру. Хотя, возможно, он ошибся. Вскоре машина уже выезжала на пригородное шоссе. Майор, то и дело поглядывавший в боковое зеркальце, вздохнул с облегчением.

– Похоже, чисто, – буркнул он. – Теперь вот что. Давай-ка, мил человек, достань из бардачка карту.

– Какую карту? – не понял Алексей.

– Обычную, автодорожную. Давай. Алексей открыл бардачок, порылся в нем и достал тонкую книжицу «Атлас автомобильных дорог».

– Бери свою, полетную, сравнивай, ищи то место, где, по твоему разумению, находится аэродром, на который вы садились.

– Он здесь не отмечен в любом случае.

– Да это я и без тебя понимаю. Ты мне место покажи, а уж аэродром отыщем как-нибудь. Алексей принялся перелистывать страницы.

– Там уголок загнут, – сообщил Проскурин.

– Ага. – Отыскав схему дорог Ростовской области, Алексей, повернувшись боком к приборной панели, долго разглядывал ее в тусклом зеленоватом свете и наконец сказал: – Вот вроде бы. Река, посадки, а за ними как раз должен быть аэродром. Где-то вот здесь. Фээскашник покосился на схему и хмыкнул:

– Ничего себе, где-то здесь! Ты круг показываешь в десять километров.

– Точнее не могу. – Алексей вяло захлопнул книжечку. – Я же на посадку не по карте заходил. У меня там полоса вообще не отмечена. Я ведь ведомым шел. Если бы знать, сколько блуждал, сказал бы точно, а так… Темно было, ночь.

– Ну ладно. – Проскурин посмотрел на показатель бензина. – Три четверти бака, должно хватить. Поищем твой аэродром. Алексей убрал атлас в бардачок и откинулся на сиденье. Он подумал и неожиданно для самого себя сказал:

– Надо же, а я-то полагал, что вы мне не поверили.

– А я тебе и сейчас не верю, – тут же отозвался майор. – Точнее, не до конца верю. Я просто надеюсь, что хотя бы часть из того, что ты рассказал, случилась на самом деле.

– Зачем же вы в таком случае вытаскивали меня через это бомбоубежище, теперь вот едете искать аэродром? – прищурился Алексей.

– Небось думаешь, что за красивые глаза? – хохотнул Проскурин. – Нет, мил друг. Честно тебе сказать, твои глаза мне до лампочки. Читал, как в ЗГВ технику толкали? Будь здоров, брат. Хотя, конечно, до самолетов там дело не доходило. Но зато в Чечне мы этого добра напродавали столько – всем хватит.

– Так зачем вы едете-то со мной? – с раздражением спросил Алексей.

– Да понимаешь, мил друг, если все-таки окажется, что ты прав и эти самолеты действительно кто-то решил пихнуть, а денежки себе в карман положить, то, глядишь, мы и сумеем на это дело насесть. А уж если насядем да раскрутим, то меня, может быть, на прежнее место работы вернут за особые, так сказать, заслуги.

– На какое это прежнее место?

– А ты что думаешь, я всю жизнь в этом задрипанном Шахтинске прозябаю? – зло прищурился Проскурин. – Нет, брат, я раньше совсем в другом небе летал. Впрочем, – тут же оборвал он себя, – тебе об этом знать совсем не обязательно. Но уж если мы с тобой аэродром найдем, то будем считать, что повезло. Нас обоих по головке погладят, твоего капитана Сулимо скорее всего в расход пустят, хлопчиков этих твердолобых, горилл дрессированных, за решетку лет на десять-пятнадцать отправят, пару «шишкарей»-генералов снимут, а нам с тобой – по висюльке на грудь. Так что не волнуйся, я постараюсь, чтобы все у нас получилось. Алексей замолчал, набычился, глядя прямо перед собой.

– А ты не обижайся, – легко предложил Проскурин. – Ты, брат, на вещи реально смотри. Знаешь, какая мафия сейчас самая сильная? – Алексей молчал, глядя в окно. – Не бандиты, нет. Не всякие там ростовские да одесские братаны. Генеральская! Потому что у генералов все – деньги, оружие, люди – в таких количествах, что бандитам и не снилось. Но у них еще и официальная власть. Все повязаны, паскуды лампасные. Не все, вру. Но большинство. Девяносто процентов из одного корыта жрут. Генералы, прокуроры, дознаватели! Все. Кто послаще, кто попостнее, но из одного. Тотальное воровство. Беспредел. Ни хрена не боятся. Милиция к ним – ни ногой. Законы – по хрену! – Проскурин разошелся. Говорил зло и резко. – Лафа армейская. Все тащат. Одни – стройматериалы, другие – мясо с армейских складов, третьи – автоматы, ну а самые большие – танки да самолеты налево пихают! Любого достанут. Любому хребет перешибут. Все видят и молчат. Боятся или повязаны. Так-то.

– Ну? – скучно спросил Алексей. – Все? Кончил обвинительную речь? Проскурин посмотрел на него, усмехнулся вдруг с сожалением, вздохнул.

– Дурак ты, Семенов Алексей Николаевич. Как есть дурак. Я же не обвиняю, а объясняю. Если насчет «мигарей» – правда, то ты против таких людей пошел, что выбраться из всей этой заварухи живым шансов у тебя, честно говоря, ноль. Во всяком случае, если будешь бегать один, гордый сын Африки.

– А у тебя? – спросил Алексей, переходя на «ты».

– Ну, у меня процентов двадцать пять, – усмехнулся Проскурин. – А вот тебя достанут. Не сейчас, так позже. Через год, два, десять. Ты им живой как кость в горле. Если, конечно, мы их всех не ухандокаем. Надо раскрутить дело так, чтобы паханам тем, что наверху, ничего не оставалось, кроме как «шестерок» своих мокрой тряпкой по роже да в гнилое болото. В говно и по ноздри. Вот тогда мы и будем жить. Во всех иных случаях – нет. Хоть один останется живым или на свободе, и ты – труп. И я, наверное, тоже. Хотя мне, может быть, и удастся вывернуться. Так вот, брат. Значит, крутить будем на всю железку, по полной программе. Он так легко сказал про свои двадцать пять процентов, что Алексей оторопел. Человек практически признается, что идет на гибель, а говорит об этом так легко, походя, будто к теще на блины собрался.

– Но, – продолжал Проскурин, – должен же я за свои двадцать пять процентов хоть что-то поиметь. Не просто же так мне с тобой в один строй у стенки становиться, верно? Я за тебя впрягусь, ты – за меня. Потом, когда дело размотается, подтвердишь, что, мол, Проскурин Валерий Викторович помог, когда все остальные руки опустили.

– Поэтому и начальству не доложился? – криво усмехнулся Алексей.

– И поэтому тоже. Пойми, мил человек, начальство ж, оно за тебя ссориться с теми, кто наверху, не станет. Тем более местное. В Москве бы еще куда ни шло, а тут… и думать забудь. В лучшем случае на хрен пошлют. В худшем – проверять кинутся, кто ты да откуда. Два часа – и нету тебя. И никогда не было. Ты – в могиле, я – до пенсии в Шахтинске. Выбор у нас невелик. Сейчас ведь какая ситуация? Кто чем в ближайшие два-три года станет, тот тем на всю жизнь и останется. Повезет – будешь на белом коне и в белом фраке, не повезет – так до скончания века в дерьме и просидишь. Не знаю, как ты, а я лично предпочитаю коня и фрак. Алексей ничего не ответил. Он сидел молча, глядя через окно на проносящиеся мимо черные деревья, укрытые белым одеялом пухлого снега, на редкие фонари и на столбы, отсчитывающие километры, отмеряющие их путь от одной точки неизвестности до другой.