Текст книги "Черная акула"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 34 страниц)

Глава 16

Дежурный позвонил, когда Сережку уже уложили спать. К телефону подошла Ирина и окликнула из комнаты приглушенно:

– Максим, это тебя! Максим сунул ноги в тапочки и пошлепал в коридор. Сейчас мысли его были заняты. Он только что излагал все свои предположения на бумаге. Это полезно хотя бы тем, что помогает сосредоточиться на одной задаче. Только что не без удовлетворения Максим вписал в план своих разыскных мероприятий еще пару пунктов, на его взгляд совершенно необходимых. В коридоре он снял трубку и, все еще занятый своими мыслями, представился:

– Латко, слушаю вас.

– Товарищ полковник, лейтенант Трофимов, дежурный по УВД.

– А, да, слушаю, лейтенант. В принципе, Максим знал, что услышит. Другое дело, что ему хотелось надеяться на везение. Однако фортуна сегодня, похоже, повернулась к нему спиной.

– Товарищ полковник, номер действительно ростовский, – сообщил Трофимов, – но его сняли с «Жигулей» примерно полтора месяца назад. Сами «Жигули» не угнали, а номер сняли.

– Дело-то завели? – спокойно поинтересовался Максим.

– Завели, конечно, но вы же знаете, у ребят из областного УВД «висяков» десятки. А тут машина на месте, номера только украли. Хозяин от радости чуть не прыгает. Понятное дело, объявили в розыск, но кто там будет смотреть? Номера-то могут на любую машину поставить.

– Вы хотите сказать, что их особенно и не искали, – утвердительно произнес Максим.

– Ну, в общем, не очень, конечно, – согласился Трофимов и, словно оправдываясь, добавил: – По правде говоря, у них там дел и посерьезнее хватает.

– Хорошо. А насчет «уазика» не поинтересовались, лейтенант?

– Дал запрос. Сказали, что через пару дней список пришлют. Но сразу вам могу сказать, товарищ полковник, что список листов на десять будет. Почитай, в половине ростовских организаций на «уазиках» катаются. И это только в одном городе. А если по области посмотреть, то и вообще беда. На проверку полгода уйдет. Утверждение было в общем-то бесспорным. И вдруг Максима осенило.

– Когда, говоришь, номерок-то сняли? – переспросил он.

– Примерно полтора месяца. Посмотреть точно, товарищ полковник?

– Да нет, не нужно. – Максим помассировал висок, озадаченно хмыкнул и спросил на всякий случай: – А ты ничего не путаешь, лейтенант? А то ведь знаешь, как бывает. Иногда месяцы в голове перепутаются. Думаешь, скажем, что дело было в ноябре, а оказывается – в декабре.

– Ну что вы, товарищ полковник, – как-то даже обиженно заметил лейтенант. – Полтора месяца – в ноябре это было. То ли семнадцатого, то ли шестнадцатого.

– Ну, спасибо, Трофимов.

– Да не за что, товарищ полковник. Обращайтесь, если вдруг что понадобится.

– Хорошо, лейтенант. Спокойного дежурства.

– Ага, спокойной ночи, товарищ полковник. Максим повесил трубку.

– По работе? – спросила из комнаты жена.

– Да. Он заглянул в гостиную. Ирина сидела перед телевизором и смотрела какой-то жуткий боевик. По пустынной ночной улице носилась команда оголтелых парней и палила друг в друга из автоматов, а бородатый дядька с очень знакомой физиономией приказывал своему приятелю разворачивать машину и рвал из-под куртки массивный пистолет. Максим несколько секунд наблюдал за киноперестрелкой, затем усмехнулся и дернул головой. Посмотреть кино, так у них там все просто. Хотя кое в чем Максим все же завидовал штатовцам и иже с ними. В основном это касалось компьютерной сети. Вернувшись на кухню, Максим просмотрел записи и прибавил к ним еще один пункт, пометив его буквой «П», что означало «подумать». «Стало быть, номера сняли в середине ноября. Выходит, эти ребята уже тогда предвидели, что им придется кататься по делам. И по таким делам, что лишний раз лучше не „светиться“. Интересно, интересно. Значит, афера, которую задумал человек-невидимка, готовилась уже полтора месяца назад. По всему видно, что ребятишки собирались не семечки с колхозного поля тырить. Серьезно готовились, долго». Максим подумал и дописал еще один пункт: «Проверить данные: пустующие заводы, склады, технические сооружения с а)железнодорожным подъездом; б)хорошей подъездной дорогой; в)достаточно удаленные от крупных населенных пунктов (г.г. Шахтинск, Новошахтинск, радиус 10–50 км)». Следующий пункт: «Проверить заказ воинских частей на железнодорожные товарные вагоны». Подумал и вычеркнул последний пункт, решив, что невидимка – человек достаточно предусмотрительный, операцию разрабатывал долго и у него было время обдумать все до мелочей. Не стал бы он так подставляться. И все-таки Максим был уверен, что пресловутый человек-невидимка, лицо, о котором он размышлял большую часть дня, не мог предугадать всего. Где-нибудь должен быть прокол. Возможно, штришок, мелочь, ерунда, но она есть, а значит, ее можно найти. И если Максиму удастся это сделать, то удастся добраться и до самой сути происходящего. Надо дождаться завтрашнего дня, разослать запросы и ждать, ждать. То, что ему нужно, может находиться под самым носом. Максим аккуратной стопочкой сложил записи в кейс-атташе. Кейс он не любил, носил редко, – слишком официально, папка проще и руку не тянет, – но завтра намеревался взять. Выключив в кухне свет, он посмотрел в окно. Народу на улице хватало. Многие как раз сейчас возвращались с работы. На углу, на крохотной платной стоянке, маячил оранжевый «рафик», рядом с которым мирно беседовали двое крепких широкоплечих ребят в пальто. Машина была наполовину скрыта тенью, но эти двое стояли под самым фонарем и болтали о чем-то, смеялись, курили. У Максима было достаточно хорошее зрение, чтобы определить: помимо пальто эти двое одеты еще и в практически одинаковые темные костюмы. «Милиция? – подумал он. – Наверняка. Ждут кого-нибудь из своих подопечных. Но „зевнули“, встали плохо. Как на ладони». Максим потянулся, хрустнул суставами, крякнул с удовольствием и отправился в комнату. Он чувствовал удовлетворение от проделанной сегодня работы, от того, что что-то сдвинулось с мертвой точки, пошло, покатилось, от того, что ощутил наконец – след взят, и взят скорее всего правильно, от того, что завтра предстоял день, полный беготни и вопросов. Чувство это знакомо, наверное, каждому человеку, занимающемуся любимым делом. Ирина кивнула:

– Иди, я сейчас тоже приду. Ночник не гаси.

– Хорошо. Максим умылся, почистил зубы, прошел в спальню, погасил верхний свет, зажег ночник и остановился у окна, чтобы задернуть шторы, невольно бросив взгляд на улицу. «Рафик» все еще был на стоянке, а два парня все так же курили, словно им больше нечем было заняться.

Глава 17

Улыбчивый спокойный парень с умным лицом, сопровождавший Алексея, постучал, а когда из кабинета донеслось торопливое «войдите», повернул ручку и, толкнув дверь, кивнул Алексею:

– Заходи, – затем сказал: – Валерий Викторович, тут к вам посетитель. Алексей шагнул в кабинет и огляделся. Комната была довольно маленькой и типично казенной. Широкий стол с жестяной биркой на боку, несгораемый шкаф, пара стульев и еще один небольшой столик у стены справа с печатной машинкой, накрытой дерматиновым чехлом. Валерий Викторович Проскурин оказался коренастым, крепко сбитым мужчиной лет сорока трех, рыжим, с большими залысинами над высоким, умным лбом. Был он чуточку раскосым, веснушчатым и усатым. Быстро глянув на Алексея, Проскурин махнул ему рукой, что, по-видимому, должно было означать «заходи», и указал пальцем на стул, стоящий у самого окна. Все это время он говорил по телефону: что-то быстро спрашивал, выслушивал ответ собеседника, а затем задавал новые вопросы. Иногда Проскурин задумывался. В такие мгновения лоб его прорезали глубокие морщины, а белесые брови сходились к переносице. Алексей прошел через комнату, опустился на стул, откинулся на спинку и тут же почувствовал невероятную усталость. Все его тело словно налилось свинцом, в голове моментально образовалась янтарная дымка, которая затягивала мозг и давила на веки. Сопровождающий вышел, плотно прикрыв за собой дверь. А Проскурин все продолжал говорить по телефону, изредка поглядывая на посетителя абсолютно без всякого интереса. «Должно быть, – подумал Алексей, – этот человек принимает меня за обычного фискала. Одного из тех, что стучатся в двери и заискивающе говорят, как в том анекдоте: „Знаете, а мой сосед что-то ест“». Наконец Проскурин закруглил разговор, положил трубку и деловито, с веселой ноткой в голосе спросил:

– Ну что, товарищ, с чем пожаловали? – «Товарищ» у него прозвучало почти издевательски, а букву «щ» он произнес как «сч»: «Товарисч». И в этом тоже слышалась насмешка. – Что расскажете интересненького? – Задавая вопрос, Проскурин начал собирать со стола какие-то бумаги и заталкивать их в несгораемый шкаф, доверху набитый папками, тетрадями и отдельными листами. Алексей подумал. Собственно говоря, он даже не очень представлял себе, с чего начать, поэтому несколько минут сидел молча, щурясь и глядя на порывисто-быстрого, полного энергии Проскурина, делающего, несомненно, важное дело. Безумно важное. Именно такой вид и был у Проскурина. Вот он здесь работает, и в самый неподходящий момент появляется какой-то тип с расцарапанной рожей и сидит тут вместо того, чтобы коротко и ясно стукнуть на соседа и спокойненько убраться восвояси.

– Что, друг ситный? – почти тем же веселым тоном гаркнул Проскурин. – Отечество в опасности?

– С чего это вы взяли? – неприязненно произнес Алексей.

– А иначе чего бы ты сюда пришел? Стоит на тебя взглянуть, сразу понимаешь: над страной нависла кошмарная угроза. Акулы империализма раззявили свои зубастые пасти на нашу многострадальную Родину. Причем все в лице твоего соседа по коммуналке. Верно я говорю?

– А вы, простите, – тихо и зло буркнул Алексей, – со всеми разговариваете на «ты»?

– Ну почему со всеми? – дернул округлым мускулистым плечом Проскурин. – С друзьями на «ты», иногда с коллегами. С начальством исключительно на «вы».

– И к какой же категории отношусь я? К друзьям или коллегам? Алексей ощущал, как каждая жилка в нем буквально звенит от еле сдерживаемой злости. Ему и так сегодня досталось, не хватало еще, чтобы этот рыжий придурок отпускал свои плоские шутки. Алексею очень хотелось встать и уйти, но сделать этого он не мог, потому что внизу его поджидали суровые ребята в пальто.

– Смотри-ка, а мы, оказывается, зубастые. – Проскурин повернулся и изучающе уставился на сидящего перед ним посетителя. – Ты пока никто. А дальше – как фишка ляжет. Может, коллегой будешь. – Он усмехнулся, полыхнув красивыми белыми зубами. – Так. Ну что, друг ситный… – Проскурин придвинул стул, сел, все так же деловито потянул ящик стола, достал чистый лист бумаги, ручку и посмотрел на Алексея. – Давай рассказывай, что у тебя.

– У меня-то?

– У тебя, – кивнул Проскурин. – Для начала: фамилия, имя, отчество.

– Алексей Николаевич Семенов.

– Та-ак, – протянул Проскурин, записывая. – Семенов Алексей Николаевич. Возраст, домашний адрес, телефон? Алексей продиктовал.

– Бобров? – с нескрываемым интересом хмыкнул Проскурин. – Это где же такой?

– Под Воронежем, – спокойно ответил Алексей, наслаждаясь удивлением этого рыжего нагловатого бугая.

– Под Воронежем? – еще удивленнее протянул Проскурин. – А ты ничего не путаешь, мил человек?

– Ничего, – устало кивнул Алексей.

– Далековато ты забрался. Алексей начал рассказывать. Сначала с трудом, медленно, но затем слова сами потекли из него, четкие, ясные, выражающие суть происходящего. В глазах Проскурина сначала читалось недоверие, затем интерес, а под конец нескрываемое веселье. Он даже бросил записывать. Когда же Алексей стал рассказывать про сержанта Лешу, Проскурин крякнул и резко выбил из крышки стола звонкую дробь ладонями. Алексей моментально оборвал свое повествование и в упор уставился на собеседника.

– Что? – отрывисто и жестко спросил он. – Что-то не так? Проскурин вдруг захохотал, громко, откинувшись на стуле, задрав широкое скуластое лицо к потолку. Он постанывал, всхлипывал, втягивал воздух широко открытым ртом, но тут же снова начинал хохотать.

– Что, сильно смешно? – В голосе Алексея прозвучали натянутые нотки раздражения.

– А ты сам-то как думаешь? – крякнул Проскурин, гоготнул еще раз и моментально оборвал смешок. На щеках его перекатывались тугие желваки. – Ты что же, мил человек, – тихо и зло поинтересовался фээскашник, – не понял, куда пришел, что ли? Это тебе не конкурс анекдотов. Алексей смотрел в раскосые колючие глаза. Ощущение у него было такое, словно его ударили под дых. Проскурин неожиданно резко поднялся, перегнулся через стол, уперевшись в него мускулистыми широкими руками, и, наклонившись так, что его лицо почти касалось лица Алексея, потребовал:

– Ну-ка дыхни.

– Ты что, думаешь, я пьяный, что ли? – спросил Алексей, холодея от злости и бессилия, от понимания того, что именно так фээскашник и думает. Этот жлоб не верил ни единому его слову. Если бы у Алексея было время подумать, он, наверное, и сам решил бы, что для постороннего его рассказ звучит не более реалистично, чем, скажем, одна из новелл Рэя Брэдбери. Но когда пересекаешь черту, отделяющую вымысел от реальности, и перестаешь воспринимать события, пусть даже самые невероятные, как бред терзаемого белой горячкой алкоголика, подобное удивление воспринимается не как недоверие, а как оскорбление. Алексей не был исключением из общего правила. Для него нереальное уже стало реальным, и недоверие Проскурина вызвало сильнейшую волну злобы. Разум жаждал выплеснуть то дичайшее напряжение, которое накопилось за последние сутки. Алексей сцепил кулаки, ощущая, как натянутые до предела нервы физически проступают сквозь кожу и оплетают его, будто толстая нейлоновая нить, звенящая, перехватывающая дыхание, режущая измученные мышцы до крови.

– Ты что, едрена мать, думаешь, что я нажрался и пришел тебя байками развлекать? – резко выдохнул он прямо в веснушчатое лицо. Видимо, мелькнуло в его глазах что-то такое, что заставило Проскурина снова опуститься на стул и с любопытством вглядеться в измученного, грязного, очень уж странного посетителя. – Ты думаешь, мне делать не хрена, да? Ты думаешь небось, что я целые сутки только сидел и решал, что бы мне такое придумать посмешнее, поинтереснее, чтобы наколоть такого умного, классного парня, как ты, да? – Волна постепенно перерастала в цунами, сметающее слабый голос рассудка, заглушающее его, хоронящее под своей многотонной толщей. – Ты думаешь, я специально науськал каких-то там хорьков, чтобы они твоих приятелей ментов в Старошахтинске положили, да? Думаешь, я их специально сюда приволок, чтобы они за мной через площадь гонялись? Кстати, ваш же парень с автовокзала, сержант Леша, их видел. Думаешь, я специально в эти лохмотья вырядился? А так я инженер, миллионер, у меня три квартиры, восемь машин и стая любовниц по пятам бегает. У нас же, у богатых, свои причуды. Мы же по-особому развлекаемся.

– Ты псих, что ли, или нервный? – вдруг спокойно поинтересовался Проскурин.

– Конечно, и псих, и нервный. Из Белых Столбов сбежал. Ты позвони, поинтересуйся. Тебе-то по своим каналам пять секунд это проверить. Легкая усмешка медленно сползла с губ Проскурина.

– Ну ладно, у тебя какие-нибудь документы есть? – сухо спросил фээскашник. Алексей понимал, что тут бы ему и остановиться, говорить дальше спокойно, рассудительно, но его уже понесло:

– Да нет, понимаешь. Убийцы забрали, а я как-то не догадался, что ты спросишь. Надо было, наверное, подойти к ним и сказать: «Ребят, вы уж мне отдайте, пожалуйста, документики-то, а то мне же в ФСК надо идти. А там без документиков, сами понимаете, меня всерьез никто не воспримет».

– Увянь, – посоветовал Проскурин. – Угомонись и не поднимай хвост, раз с тобой спокойно разговаривают. А то ведь, друг, я сейчас наряд вызову, и уконтрапупят тебя сперва в вытрезвитель, а потом на пятнадцать суток. Заодно и на работу сообщат.

– Да на какую работу? – Алексей подался вперед. – Меня нет уже на работе, понял? Меня вообще уже нигде нет. Не существует в природе, понял?

– А только что ты говорил наоборот, – посмотрел на него Проскурин. – Что, мол, тут за тобой чуть ли не вся международная мафия гоняется.

– Ты не передергивай, – поморщился Алексей, вздохнул, вдруг вспомнил и достал из кармана карту. Проскурин с любопытством наблюдал за посетителем.

– Что это?

– Держи. Алексей бросил карту на стол. Проскурин взял ее, покрутил в руках.

– Карта, – наконец изрек он. – Ну и что?

– Да не просто карта! Полетная карта с печатью и подписью командира полка. Понял?

– Не дурак, – эхом откликнулся фээскашник, глядя на карту уже внимательнее. Несколько минут он задумчиво созерцал ее, а затем кивнул энергично. – Ну ладно… Взяв телефонную трубку, он набрал номер и, опершись на локоть, принялся второй рукой тереть лоб.

– Дежурный? – буркнул он озабоченно. – Из Шахтинска, ФСК, Проскурин тебя беспокоит. Слушай, у вас сегодня никаких особых инцидентов не было? – Он послушал полминуты, а затем резковато оборвал: – Я тебя не про чепуху спрашиваю. Это все для оперов. Меня серьезные случаи интересуют. Понимаешь, серьезные. – Он вдруг быстро взглянул в сторону Алексея и спросил: – Ага, а сколько их там? Живой? Хорошо. Показания сняли? А почему? И когда? Завтра? Ну ладно. Завтра так завтра. Слушай, Трофимов, а ты мне мозги не пудришь? Не может быть, чтобы вообще свидетелей не было. Там ведь большой поселок. Ясно. Кто работает? Ну, они, может быть, до утра опрашивать будут… Ну ладно. Понятненько. Если что-нибудь объявится, ты нам тогда сразу перезвони. Дежурному передашь, если не будет никого. Ну, бывай. Бывай, Трофимов, бывай. Он положил трубку, еще с полминуты помалевал узоры, затем достал новый лист, шлепнул его на стол, протянул Алексею ручку и приказал:

– Так, стало быть, вот что, мил друг. Бери-ка ручку, листочек и подробненько все опиши. Что, да как, да почему.

– Если подробненько, то мне твоего листика и на половину не хватит, – буркнул Алексей.

– Ты не хами давай, – одернул его Проскурин, но достал еще один лист и положил поверх первого. – Давай, времени у тебя немного, так что особенно не витийствуй, понял? – Он снял трубку и начал набирать новый номер, приговаривая на ходу: – А то, кто знает, на Достоевского ты вроде бы не похож, а может, как начнешь писать, так не остановишь потом. – И тут же без всякой паузы добавил: – Отделение? Кто-кто? Когда представляться научишься? Ты вот что, Семкин, кончай мне тут голову морочить. Не мальчик, понял? Вот-вот. Слушай-ка, у тебя сегодня кто в патруле? Вот ты мне Медведева и подошли. Да ладно, кончай нюнить. Не надолго, на пять минут. Вопросик тут мне один выяснить нужно. Давай-давай, прямо сейчас. Пусть хватает фуражку, кителечек и рысью сюда. Правильно, Семкин, мыслишь, по-деловому. Так что давай. Смотри, ты меня знаешь, я ждать не люблю. Алексей, краем уха слушавший разговор, усмехнулся. Ишь ты, набоб местный, ждать он не любит. Феодал, едрена корень. Беги к нему рысью.

– Что смотришь-то? – спросил Проскурин, брякая трубку на рычаг. Алексей удивился. Ему казалось, что собеседник даже ни разу не глянул в его сторону.

– Не нравится, как разговариваю? Так здесь, мил человек, по-другому нельзя. Это тебе не Ростов, не Москва, не Питер. Тут, знаешь ли, кто сильнее, тот и прав. Если ты кому-нибудь на голову не сядешь, то тебе кто-нибудь заберется. Это уж как пить дать. Он выдвинул ящик стола и принялся копаться в нем, будто разыскивая что-то нужное и безумно важное. Алексей едва успел закончить первый абзац, когда в дверь постучали, тихо и деликатно.

– Войдите, – начальственным тоном соблаговолил отозваться Проскурин. Дверь приоткрылась, и Алексей увидел сержанта Лешу собственной персоной. Тот выглядел встревоженным.

– Разрешите, товарищ майор? – В голосе стража порядка слышались чуть ли не просительные ноты.

– Давай, Медведев, заходи, – махнул рукой фээскашник. Сержант Леша приоткрыл створку ровно настолько, чтобы протиснуться бочком, проскользнул в кабинет и тихо, без щелчка, закрыл дверь за спиной. Он узнал Алексея и остановился в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу.

– Что, Медведев? Знакомые все лица? – прищурился Проскурин, поворачиваясь на стуле. – Что молчишь-то?

– Я, товарищ майор, собственно… Мне дежурный приказал зайти. Говорит, какой-то вопрос решить надо.

– Надо, Медведев, надо. Подходи поближе-то, не бойся, я тебя не укушу. Сержант Леша неловко протопал к столу и остановился, явно решая, что делать дальше: то ли присесть, то ли, может быть, остаться стоять.

– Присаживайся, сержант, – гостеприимно, как близкому другу, предложил Проскурин. – Не стесняйся, чувствуй себя как дома. Алексей снова усмехнулся.

– Видишь, гость у нас какой любопытный, – продолжал между тем болтать Проскурин. – Смеется все. Весело живется, видать. Да ты садись, Медведев. Что же тебя, как красную девицу, уговаривать-то надо? Давай. Сержант переборол себя, подвинул стул и сел. На его молоденьком лице отчетливо читалась усиленная работа мысли. Сержант пытался сообразить, за какой такой нуждой пригласили его в это здание. Ведь каждому известно: ФСК просто так никого в гости к себе не зовет. Уж если позвали, то жди беды. Алексей понимал, о чем думает сержант Леша. Наверняка о том, что Проскурин врежет ему по первое число за то, что упустил опасного преступника. Хотя, с другой стороны, если бы этот человек, бомж, был преступником, разве пришел бы он сюда? И ведь спрашивал именно о том, как в ФСК попасть. Не сходились в рассуждениях сержанта Леши концы с концами. Алексей смотрел на него и почти слышал, как скрипят мельничными жерновами мозги сержанта, как пытаются связать факты воедино, и ничего не получается, не связываются они, скользкие больно.

– Ну, Медведев, – Проскурин сцепил пальцы рук в рыжий кулак, навалился на стол грудью и, пытливо глядя сержанту в глаза, ласково, по-дружески спросил: – Что имеешь рассказать интересненького?

– Да я, товарищ майор, собственно, и не знаю.

– Да брось ты! – Проскурин хмыкнул. – А товарищ вот, – кивок в сторону Алексея, – утверждает, что ты у нас кладезь ценнейшей информации.

– Что-то не пойму я, товарищ майор, – наконец нашелся сержант. Проскурин выпрямился, откинулся в кресле и посмотрел на Медведева с любопытством.

– Ты где звание-то получал, сержант? В армии небось?

– В армии младшего дали, – сообщил тот и неуверенно улыбнулся. – А уж когда в отделение пришел, там сразу сержанта получил.

– Оно и понятно. – Проскурин хохотнул. – Ладно, рассказывай мне, голубь сизый, что сегодня на площади-то видел. Алексей приподнял голову и тоже посмотрел на стража порядка. Тот от двух этих пристальных взглядов совсем растерялся. Довольно толково сержант Леша описал их встречу на автовокзале, а затем перешел к происшествию на площади.

– Ну вот, – продолжал говорить он, глядя на Проскурина. – И когда товарищ отскочил за почту, тут наши встряли. Ну, знаете, Володька Шелепин, Серега Буненков.

– А они-то чего полезли? – прищурился Проскурин. – Что этой шантрапе-то нужно?

– Ну они, понимаете, товарищ майор, подумали, будто приезжие к нашим задираются, а мы с ними все-таки с детства вместе, в один детский сад ходили. И потом в одной школе… Вот и решили выручить.

– Ну и как, выручили? – поинтересовался Алексей. Он ничуть не сомневался в исходе сражения. Страж порядка только вздохнул.

– Понятно, – кивнул Проскурин. – Так, говоришь, этот высокий лейтенант тебе удостоверение показал? Ты его хорошо разглядел-то?

– Так точно, товарищ майор, – смущенно улыбнулся Медведев. – У меня зрительная память отличная. Если один раз увидел, то все, запомню на всю жизнь.

– И откуда он?

– У него написано «Особый отдел штаба округа».

– Вон как. Точно? Ничего не путаешь?

– Да у меня глаз алмаз, – хмыкнул сержант Леша. – Точно все разглядел.

– Давай-ка опиши мне этого особиста. Страж порядка быстро и достаточно толково составил словесный портрет одного из людей Сулимо. Проскурин записал, пробежал написанное глазами, хмыкнул одобрительно:

– Молодец, Медведев, соображаешь. Глядишь, и до старшины дорастешь. Ну ладно, ты вот что. Сейчас дуй в свое отделение, а по дороге как следует по сторонам смотри. Если заметишь кого-нибудь из этих ребят, сразу мне сюда звякни. Понял?

– Так точно, товарищ майор, – кивнул тот. – Понял.

– Ну давай иди.

– Есть, товарищ майор. – Сержант Леша козырнул и быстро выскользнул из кабинета, радуясь в душе, что обошлось.

– Всем бы хорош парень, – вздохнул Проскурин, когда за Медведевым закрылась дверь. – Одно худо: робок уж больно. «Зато ты, я смотрю, не из стеснительных», – подумал Алексей неприязненно. Проскурин ему активно не нравился.

– Ты пиши-пиши, – кивнул фээскашник. Алексей вздохнул и вернулся к прерванному повествованию. Он добрался как раз до половины, когда телефон на столе взорвался неприятным, язвительным звонком. Проскурин снял трубку.

– Слушаю, – без всякого интереса сказал он. Алексей оторвался от записей и поднял глаза, внимательно наблюдая за реакцией рыжего набоба. Тот помолчал, а затем кивнул.

– Никого, говоришь? – Проскурин стрельнул взглядом в сторону посетителя. – А ты внимательно смотрел-то, Медведев? Или, может быть, у тебя опять от волнения в глазах застит? Нет, «может быть, пропустил» тут не устраивает. Ты уж давай дельно излагай. Значит, точно никого. Ну ладно. – Проскурин бросил трубку на рычаг, снова сцепил пальцы в кулак и в упор, тяжело глянул Алексею прямо в глаза. – Ну, что скажешь, мил друг? Медведев никого не заметил. Никто тебя не караулит, убивать, судя по всему, не собирается.

– Они где-то здесь, – сказал Алексей. – Я знаю. Может быть, прячутся.

– Может быть. Ты ведь военный, должен понимать: у нас, как и у вас, «может быть» в расчет не принимается. Тут дело обстоит так: либо эти «особисты» где-то поблизости, и тогда ты, возможно, заметь, – Проскурин поднял узловатый палец, – возможно, рассказываешь что-то похожее на истину. Скорее всего у страха глаза велики, и твое происшествие имеет вполне разумное объяснение. Либо, – он развел руками, – никого рядом нет, и тогда с тобой следует разбираться особо. Что скажешь? Алексей пожал плечами.

– А что я должен сказать? – вопросом на вопрос ответил он. – Верить или нет – ваше дело. И разбираться во всем этом вам сподручнее, чем мне. Одно знаю точно: если я выйду из этого здания, меня убьют. А если меня убьют, вам уже ничего и никогда не удастся доказать.

– Правда, что ль? Не может быть. – Проскурин засмеялся, но с напряжением, уже не так раскованно, как раньше. – Надо же, как ты меня к стенке припер, – не без язвительности заметил он. – Всей спиной. Прям аж страшно сделалось. Ей-богу, слушаю тебя, как детектив читаю. Единственный свидетель, то да се, команда бандитов, которые голову оторвут любому, «если не вынесут сейчас же». Ну, и так далее. Алексей пожал плечами еще раз.

– Я уже сказал: верить или не верить – ваше дело.

– Ну-ну. – Проскурин поднялся, подошел к двери и выключил верхний свет. Кабинет погрузился в темноту. – Подожди-ка, друг ситный. Посидим маленечко в потемках. Он пересек кабинет, пальцем слегка раздвинул тяжелые шторы и посмотрел на улицу. Алексей тоже повернулся к окну. Узкий клин света, отбрасываемый фонарем, едва заметно освещал лицо фээскашника. И было оно вовсе не спокойным, а застывшим, холодным и внимательным. Проскурин вглядывался в сумрак за окном не меньше минуты, а затем аккуратно отпустил штору и хмыкнул:

– Любопытно, любопытно. – Подойдя к двери кабинета, он выглянул в коридор и позвал коротко: – Дежурный! Через несколько секунд на зов подоспел тот самый парень, который сопровождал Алексея от дверей здания до кабинета.

– Слушай, Борис, кто-нибудь еще работает сейчас?

– Никого, кроме вас, товарищ майор, – ответил тот, и в голосе его послышалась нотка укоризны. Что-то вроде: мол, и сами не отдыхаете, и другим не даете.

– Ага. Ты, значит, вот что… – Проскурин бросил еще один быстрый взгляд в сторону посетителя. – Побудь пока здесь, покарауль этого фрукта, чтобы он когти не подорвал, а я выйду на пару минут.

– Что случилось-то, товарищ майор? – спросил Борис. Алексей четко различил в его голосе нотку беспокойства.

– Да нет, ничего, – ответил Проскурин. – Все в порядке, Боря. Ты не волнуйся. Просто пригляди здесь. Да, только свет не включай.

– Почему? – Тревога в голосе дежурного усилилась.

– Да ты знаешь, тут Медведев приходил с автовокзала, сказал, что какой-то тип интересовался, где наша организация размещается. Вот хочу сходить посмотреть. На всякий случай. Пусть думает, что в здании больше никого нет. Ладушки?

– Хорошо, Валерий Викторович, – ответил дежурный, которому явно не нравилось происходящее. Борис подозрительно уставился на Алексея. – А что, может побежать?

– Кто его знает! – усмехнулся Проскурин. – Тебе же наша клиентура известна. Сейчас не рвется, а там… Может и побежать. Но если побежит, то ты уж, Борь, не стесняйся.

– Понял, Валерий Викторович, – откликнулся тот. – Не волнуйтесь. Никуда он не денется.

– Ага, именно это я и имел в виду, – снова улыбнулся Проскурин. Подхватив с вешалки пальто, он исчез в коридоре. До Алексея донесся быстрый топот ног по паркетному полу, а затем все стихло. Борис осторожно прикрыл дверь кабинета, но не пошел дальше, а остался стоять у самого порога, внимательно всматриваясь в посетителя.

– Как ты думаешь… – начал было Алексей, намереваясь выяснить, куда же на самом деле направился Проскурин. Но дежурный тут же оборвал его:

– Молчать! Сиди и не шевелись. Попытаешься встать – стреляю без предупреждения. Алексей только вздохнул.

Тем временем Проскурин спустился на первый этаж и совершенно открыто вышел на улицу, на ходу натягивая пальто. Несколько секунд он постоял на крыльце, с наслаждением вдыхая вечерний морозный воздух, как обычно это делают люди, проведшие долгий утомительный день в душном маленьком кабинете, затем сосредоточенно и быстро, не глядя по сторонам, зашагал к почте. Выйдя на площадь, Проскурин рассеянно, как бы между прочим, окинул взглядом толпу и направился к коммерческим ларькам.

– Тухлое дело, – пробормотал майор себе под нос. – Дело тухлое. Он уже заметил двоих высоких плечистых ребят, которые прятались метрах в пятнадцати от почты в голых кустах, и еще одного засек стоящим на углу, между станцией и автовокзалом. Наверняка где-то рядом скрывались и остальные трое. В общем-то все подходило под схему, описанную летчиком. Другое дело, верна ли сама схема. Надо выяснить. Без этого не стоит даже хвост поднимать. Но то, что за странным посетителем следили, сомнений не вызывало. Да и Медведев подтвердил – «особисты» работают. Армейские. Срань лампасная. Проскурин остановился у ларьков и принялся сосредоточенно разглядывать витрины. Улучив момент, он бросил быстрый настороженный взгляд в ту сторону, где расположился один из широкоплечих наблюдателей. И наткнулся на ответный взгляд, такой же настороженный, брошенный украдкой, исподволь. Впрочем, наблюдатель моментально отвернулся и сделал вид, что изучает расписание пригородных поездов. Этого-то момента Проскурин и ждал. Он сделал шаг вперед и оказался между двумя киосками, затем в три прыжка преодолел расстояние от ларьков до автобусной станции, ворча себе под нос, торопливо прошагал по серому жидкому снегу мимо железной двери с небольшим крылечком и свернул за угол, обходя здание с тыла. Тут было совершенно темно. Стояли штабелями деревянные ящики и железные поддоны, на которых даже в такой темноте можно было прочесть: «БУФЕТ». Воняло кошатиной и мочой. Слева темнели островерхие крыши железных гаражей, прямо виднелся откос и стоящий на нем семафор с горящим зеленым глазком. «Скоро электричка пойдет», – подумал Проскурин, ускоряя шаг. Он уже слышал электричку. Проскурину предстояло преодолеть метров пятьдесят, прежде чем состав подойдет к станции. Придерживая полы пальто, майор обошел здание вокруг и замер на углу. Осторожно высунув голову, он увидел плохо крашенную торцевую стену железнодорожной станции, толпу рядом с ней и выделяющуюся из всеобщей суеты напряженную широкую спину. Наблюдатель судорожно вертел головой, видимо пытаясь отыскать его в толпе.