Текст книги "Черная акула"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 34 страниц)

Глава 31

Максим нашел раненого лейтенанта не без труда. Пока дежурный врач раскапывал в стопке абсолютно одинаковых папок нужные дела, он в уме пытался определить направление дальнейших поисков. Честно говоря, Максим не совсем понимал, что делать дальше. Ну, положим, отыщет он то самое заведение. И что? Он ведь так и не узнал, чем занимался убитый солдат. И даже не установил его личность. Отправить рапорт наверх? Кому? В штаб округа? Так рапорт этот ляжет на стол непосредственно Саликову. Скорее всего дело закончится тем, что чистым светлым утром он увидит в подъехавшей кабине лифта неприметного серого парнишечку с военной выправкой, а в результате его, Максима, тело найдут в том же лифте, в луже еще теплой крови. Примерно так же, как тело Иверина с разбитой головой. Писать выше? Куда? Кому? Положим даже, рапорт докатится до человека, способного принять необходимое решение. Тот наверняка пошлет проверочку, проверочка, несомненно, постучится в дверь все к тому же Саликову. Если это будет кристально чистая проверка, то, возможно, не к Саликову, а к кому-нибудь еще. Но так или иначе до Саликова информация дойдет, и тот уж позаботится, чтобы военный прокурор Максим Леонидович Латко никому и ничего больше не смог рассказать. Тогда что же остается?

– Вот они, ваши герои, – неожиданно произнес врач. Максим посмотрел на него. – Они тут у нас в реабилитационном отделении лежат. Пойдемте, я провожу. Они долго шли длинными гулкими коридорами, переходили с этажа на этаж, и Максим удивлялся, сколько же здесь мальчишек. Совсем молодые пареньки примерно такого же возраста, что и убитый солдат. Лет девятнадцать-двадцать. Несколько раз он видел людей постарше. Наверное, офицеров, попавших сюда с туберкулезом. Но основной контингент составлял все-таки молодняк.

– У нас, – объяснял на ходу врач, – реабилитационное отделение маленькое, да и хирургия, в общем-то, не лучше. Лекарств не хватает, доктора все либо поувольнялись, либо в отпусках без сохранения. – Он хмыкнул, помолчал и добавил: – Даже не знаю, зачем этих двоих сюда прислали. Их же всех либо в полевых госпиталях зашивают, либо уж в Москву, в Бурденко. Там госпиталь классный: и медикаменты есть, и доктора обученные.

– А у вас необученные? – поинтересовался Максим тусклым голосом.

– И у нас обученные, – дернул худым плечом доктор. – Но наших-то учили на древнем оборудовании, лекарства, опять же, те еще. Рынок медикаментов обновляется – оглянуться не успеваешь. Одних антибиотиков за последний год штук десять новых появилось. А мы все по старинке. Анальгин – игла – нитки. Да здесь и условий нет никаких для приема подобных раненых. «Потому-то они и живы, – подумал Максим. – Проглядел Саликов этих двоих. Думал, наверное, что никого в живых не осталось после той мясорубки, о которой говорил Лемехов. Не уследил. Может быть, и узнал потом, кинулся искать, да поздно. Концов уже не найдешь. И хорошо. Возможно, люди Саликова проверили наиболее вероятные больницы да госпитали и решили, что раненые богу душу отдали. Повезло этим двоим».

– Но повезло этим двоим, – словно прочитав его мысли, произнес врач. – Честно, повезло. Думаю, они не дважды заново рожденные, а трижды. Первый раз – когда матери рожали, второй – когда из этой мясорубки живыми выбрались, ну а третий – здесь. На их счастье, как раз из Москвы комиссия пожаловала, нам и медикаменты подбросили, и препараты разные. Так что ребята как раз вовремя подоспели. Их сразу на стол, мужик какой-то из комиссии зашел, головой покачал, языком поцокал, но больше двух минут не сдюжил. Убежал. А привезли бы их денька на три пораньше, и преставились бы, пожалуй. «Вот тебе и сбой, – размышлял Максим. – Тот самый сбой, которого никто не в состоянии предусмотреть. Ни Саликов, ни иже с ним».

– Здесь, – указал доктор, толкнул дверь и вошел. – Мы ведь, – договорил он, уже входя в палату, – хотели их в разные палаты положить, офицер все-таки с рядовым, так лейтенант ни в какую. Впрочем, ничего странного тут нет. Он ведь паренька этого, солдатика, прямо из-под огня вытащил. Палата оказалась на удивление большой – коек на шесть. Но стояли всего две, обе рядышком, у самого окна. Максим подошел ближе, осмотрелся. Кнопки для вызова сестры, вмонтированные в панели над железными дужками в изголовье, небольшие ночники, у кровати солдатика, который лежал, отвернувшись лицом к окну, алюминиевые костыли. Лейтенант, подогнув ноги, читал газету, придерживая ее правой рукой.

– Так, бойцы, – громко и преувеличенно бодро сказал врач. – К вам посетитель. Лейтенант медленно повернул голову и тяжело уставился на Максима. Взгляд раненого казался пустым, остывшим. Максим почему-то подумал, что тот решает, не послать ли гостя подальше. Однако лейтенант только кивнул молча и вновь углубился в газету. Максим испытывал некоторую неловкость. Как обращаться к раненым? По званию, по имени-отчеству? «Пожалуй, – решил он, – по имени-отчеству будет лучше».

– Олег Борисович, я – военный прокурор Латко Максим Леонидович. Лейтенант снова кивнул, не поворачивая головы. На лице его не отразилось ни любопытства, ни облегчения. Только та же угрюмость, какая-то почти звериная настороженность.

– Мне нужно поговорить с вами, Олег Борисович. Разрешите присесть? Лейтенант дернул плечом, закутанным в плотный кокон бинтов, что, видимо, должно было означать: «Присаживайтесь, если хотите». Максим взял у противоположной стены стул, придвинул к кровати и сел.

– Олег Борисович, я, собственно, к вам по делу. – Он открыл папку, вытащил бланк протокола допроса, быстро вписал звание, фамилию, имя, отчество лейтенанта. – Вы ведь, – он поднял голову и наткнулся на злой, острый взгляд лейтенантских глаз, – из разведроты воинской части номер такой-то? Я ничего не путаю?

– Ничего, – хрипло ответил тот, и Максим четко различил звенящее в голосе офицера бешенство.

– Ну и хорошо, что не путаю. – Максим примирительно улыбнулся. – Олег Борисович, у нас есть сведения, что солдат вашей роты используют сейчас для проведения какой-то махинации. Мы пока не можем сказать точно, в чем она заключается, но в свете вышеизложенного мне необходимо снять с вас показания о том, что произошло с разведротой в ходе боевых действий в Чечне.

– Наши солдаты, – медленно проговорил лейтенант, – не могут использоваться ни в каких махинациях, потому что они погибли. Все до единого. Остались только мы двое. Больше никого. Ни одного человека.

– Олег Борисович, расскажите мне, что это была за операция? Я имею в виду тот рейд, в котором погибли ваши люди. В чем он заключался? Лейтенант спокойно, без всякого выражения объяснил:

– Мы должны были дойти по улицам до железнодорожного вокзала.

– И что же произошло? – поинтересовался Максим.

– Что произошло? – Губы лейтенанта перекосила злая усмешка. – Да ничего особенного. Нас просто загнали под пули. Всего-навсего. Мы не успели пройти и двух кварталов, как нас взяли в кольцо. Они знали, что мы пойдем. Знали время. Знали маршрут. Знали, сколько будет техники. Они все знали. Нас просто убили. Свои же и убили.

– Скажите, – продолжал Максим, – по официальным сведениям, вы шли выручать головной отряд разведгруппы…

– Да не было никакого головного отряда, – почти выкрикнул лейтенант и тут же понизил голос, посмотрев на спящего солдата. – Не было никакого головного отряда. Мы должны были пройти по городу – четыре танка, шесть БМП – и определить подступы к железнодорожному вокзалу. Нас зажали в кольцо и расстреляли из гранатометов, а потом еще и самолетом проутюжили. Но тогда уже живых почти не осталось.

– Значит, головного отряда не было?

– Нет, – ответил лейтенант, – никакого головного отряда.

– Скажите, в состав вашей разведроты сколько единиц бронетехники входило?

– Я же вам уже сказал: четыре танка, шесть БМП.

– В сводках указывается около двадцати единиц танков «Т-80» и тридцать БМП.

– На разведроту? – усмехнулся лейтенант. – Да вы смеетесь, наверное? С таким количеством техники мы половину Грозного разворотить могли бы.

– Хорошо, а вот эти фамилии, – Максим показал лейтенанту список, – эти рядовые были в составе вашей роты? Лейтенант прижал развернутую газету левой рукой, и Максим вдруг увидел, что у раненого нет кисти, только культя, уродливая, забинтованная, пропитанная каким-то раствором. Взяв список правой рукой, лейтенант прочел его.

– Нет, об этих не слышал. Вот последний… Якушев… Был у нас один Якушев, но здесь написано Илья, а тот был Семен. Так что, наверное, не он. Нет, я не слышал об этих людях.

– Понятно. И вы, значит, уверены, что вас подставили?

– Уверен? Ну еще бы! Представьте, в нашей разведроте сорок автоматов, четыре танка и шесть БМП. Вот вам еще десять пулеметов и четыре пушки. – Лейтенант продолжал сверлить Максима недобрым взглядом. – Тогда ведь ни о каком штурме речи не было. Так что, все эти «духи» собрались на пути следования колонны чайку попить? Случайно там оказались? И дорогу заминировали? У нас ведь головной танк на мину налетел.

– А почему назад не отошли? – спросил Максим.

– Да потому что не успели. Замыкающие бронемашины сразу же расстреляли из гранатометов, пехоту отсекли, зажали в кольцо и уничтожили. Ребята стали выпрыгивать из БМП, оборону занимать, но там со всех сторон «духи» были, во всех домах. Я вам могу чем угодно поклясться: ждали нас. А потом еще «утюги» прилетели.

– Но хоть что-то из техники спасли? – тихо спросил Максим.

– Конечно, спасли. Точнее, одна БМП сама спаслась, та, в которой все начальство сидело. У них что-то там с двигателем случилось, метров за сто пятьдесят до того места, где нас засада ждала. Заклинило что-то. – Лейтенант усмехнулся. – Нас, товарищ полковник, умирать послали. И знали, что мы умрем. Максим торопливо записывал.

– Понятно, Олег Борисович. Ситуация ясна. А вы запрашивали помощь по рации?

– Какие рации? Там всего одна рация работающая была, в танке головном. Так я же говорю: он на мины налетел. Если только отцы-командиры подмогу вызвали, хотя не думаю. Они, наверное, в своей сраной БМП туалетной бумагой от страха обматывались.

– Бой долго длился? – спросил Максим.

– Да не было никакого боя, – ответил лейтенант. – Не было. Нас за полминуты всех пожгли. Всех. Никого не осталось. Я да вон Володька Градов.

– А вам как удалось спастись? – спросил Максим. Вопрос почему-то привел раненого в бешенство.

– Дезертирство будете шить? – зло оскалился он. – Ну давайте, валяйте, шейте. Вы ведь, б…и, под пули не лезли, а дома с женами в постельках спали.

– Я вас ни в чем не обвиняю, лейтенант, – попытался прервать офицера Максим.

– Ну еще бы вы меня обвиняли! – взорвался тот. – Вы ведь, наверное, в кабинеты без стука входите, чаек пьете, коньячок, лимончик с осетринкой жрете. Из-за вас все, все вам мало, суки. В этот момент на кровати зашевелился рядовой. Он повернулся к Максиму, и тот увидел огромные темные глаза на совершенно белом лице, запавшие, похожие на две бездонные ямы.

– Товарищ лейтенант меня в подвал затащил, – вдруг произнес он тихо, почти шепотом, растрескавшимися губами. – А потом, когда все закончилось, на себе выволок. Хотели дойти до роты, но наткнулись на ребят из спецназа. Они нас в госпиталь и отправили. Максим хотел сказать: «Повезло, что не дошли до роты, иначе сейчас лежали бы в гробах, а не здесь, в госпитале». Лейтенант вдруг замолчал. Он сполз по подушке и уставился в потолок. Максим покачал головой: пожалуй, хуже, чем сейчас, ему еще никогда не было. Он подумал и добавил тихо:

– Все правильно, лейтенант. Я бы на вашем месте поступил так же. – Тот не повернулся, продолжал изучать мелкие трещинки на побелке. – А насчет того, как вы выжили, я поинтересовался исключительно по одной причине, – продолжал Максим. – В прокуратуре тоже уверены, что вся ваша рота изначально предназначалась на убой. Никто не должен был остаться в живых. И то, что вы вдвоем уцелели, – большое везение. И для вас, и для нас. Лейтенант едва заметно усмехнулся, но все так же зло, криво, а затем жестко сказал:

– Да ладно, позвонят вам сверху, и заткнетесь вы, товарищ полковник. Засунете себе свой протокол в задницу.

– Выбирайте выражения, лейтенант, – спокойно попросил Максим. – Все-таки я старший по званию.

– Да плевать мне на вас, старший по званию. – Лейтенант вздохнул и повернулся на бок, спиной к Максиму. Тот посидел еще секунду, поднялся, подошел к раненому солдату.

– Как вас зовут, товарищ рядовой?

– Градов. Володя Градов, – ответил тот.

– Прочитайте, пожалуйста. Это показания старшего лейтенанта. Я так понимаю, что товарищ офицер не собирается их подписывать, поэтому подпишите вы. Пожалуйста, это очень важно. Володя вдруг смутился и сказал:

– Я не могу.

– Это действительно важно, – попросил Максим. – Я прошу вас не как рядового, а как человек человека.

– Да перестаньте! – вдруг заорал лейтенант, поворачиваясь на спину. – Он не может подписать, потому что у него рук нет. Отрезали ему обе руки. Давайте сюда ваш сраный протокол. – Он, даже не читая, поставил длинную подпись. – Ну что, довольны? Теперь давайте валите отсюда, пока я не покалечил вас.

– Пойдемте. – Молчавший все это время доктор коснулся плеча Максима. – Я так понимаю, что разговор все равно закончен. Максим постоял еще секунду, а затем сказал:

– Спасибо, – повернулся и вышел следом за врачом. В коридоре Максим спросил:

– А как же он ходит?

– Что? – не понял врач.

– Как ходит этот парень, Володя Градов? Я костыли видел около кровати.

– А он их культями сжимает, – объяснил доктор. – Опирается, наваливается всем весом, а потом культями прижимает к телу.

– У него и ног нет?

– Ну почему нет? Ноги спасли, – ответил врач. – У него сквозное ранение правого бедра. Нога пока в гипсе с шинами. Но месяца через полтора снимем, и все в порядке будет.

– Понятно. Максим на ходу положил протокол допроса в кейс, щелкнул замками. Вот и все. Он узнал, что хотел. Теперь ясно, ради чего все затевалось. Пятнадцать танков и двадцать БМП – вот цена жизни этих мальчишек. Возле ординаторской Максим отдал доктору халат. Шинель он оставил в машине и был рад тому, что не придется суетиться здесь перед этим человеком, который, наверное, повидал в жизни куда больше страшного, чем он сам.

– А в этой вашей официальной сводке, – спросил вдруг доктор, – что за головная группа была?

– Пятнадцать танков, двадцать БМП, сорок человек пехоты.

– Это по два пехотинца в БМП, что ли? – засмеялся врач. – Товарищ полковник, да вы и вправду смеетесь. Максим, чертыхнувшись, едва не шлепнул себя ладонью по лбу. В самом деле, как же он сразу не подумал? Сорок пехотинцев? Маловато для двадцати БМП. Ерунда какая-то.

– И техники что-то слишком много на одну-то роту. – Врач покачал головой. – Я ведь до того, как сюда попал, в Афганистане в госпитале служил. Там мне и капитана присвоили. – Он посмотрел куда-то в сторону. – Знаете, что я думаю, товарищ полковник? Между нами. Думается мне, что кто-то танки эти и БМП толкнул налево, а ребят подставили, чтобы следы замести.

– Я тоже так думаю, – согласился Максим. – Теперь так и думаю. Ладно, желаю здравствовать, товарищ капитан. – Максим козырнул. Врач засмеялся.

– Да бросьте, товарищ полковник. Я ведь все равно честь отдать не могу. К пустой голове-то руку не прикладывают.

– Да, – улыбнулся Максим. – Все правильно. Я, наверное, заеду еще на днях.

– Зачем? – не понял капитан.

– Надо же этим ребятам рассказать, что в армии еще не все покупаются и продаются. И не все пьют с начальством коньячок и лимончиком с осетринкой закусывают.

– Да ну, бросьте. Закусывать коньяк осетриной? Это пошло. – Капитан засмеялся. – Но в любом случае желаю удачи. Думается мне, этим вечером вы нажили себе целую свору «доброжелателей». Так что удача вам очень понадобится. – Он подумал и добавил тихо: – Всыпь этим говнюкам по первое число, полковник. Так, чтобы они забыли, на каком свете находятся.

– Спасибо, капитан. Постараюсь. Доктор пожал Максиму руку, повернулся и зашагал обратно. Максим несколько секунд смотрел в его обтянутую халатом сутулую спину, а затем вышел в морозную ночь.

Глава 32

Проскурин посмотрел на высокий кирпичный забор. В общем-то уже было ясно, что этот вариант – пустышка. Здесь нет ничего, кроме ночи, крыс и бродячих собак. В конце концов, цементный завод – не самое подходящее место для хранения самолетов. Но он все равно решил обойти забор в надежде найти какую-нибудь дыру и оглядеться внутри. Стена оказалась на удивление добротной, высокой, метра два с половиной. За ней было тихо и темно. От ворот Проскурин успел разглядеть черные громады корпусов завода и поблескивающие тускло-серым в свете луны цементные баки. Снаружи на воротах болтался огромный амбарный замок, ржавый, но с довольно свежими спилами. Наверное, кого-то, как и Проскурина, одолевало любопытство. Майор на всякий случай передернул затвор пистолета и, поставив его на предохранитель, сунул в карман. Если что, можно будет выстрелить прямо через ткань, не вытаскивая. «Ну вот, – усмехнулся он про себя, – ты уже уподобляешься настоящему гангстеру». Проскурин обошел завод с торца, свернул за угол и остановился. Тут, со стороны леса, было темно, хоть глаз коли. Вытянув перед собой левую руку, Проскурин медленно двинулся вперед. Под пальцами ледяными стрелами прошли ветви то ли кустарника, то ли низкого дерева. Майор наклонил их, сделал еще несколько шагов и остановился. Он вдруг четко различил впереди, шагах в четырех, пролом. Здоровенную такую дыру в стене. Тут же грудой валялся колотый кирпич. Кто-то очень постарался, пытаясь пробраться внутрь. Проскурин подошел поближе, опустился на корточки и ощупал кирпичи. Они лежали давно, смерзлись, сверху нападал снег и даже трава кое-где проросла, стремясь вырваться на свет. Значит, пролом старый. Конечно, через такую дыру никто не смог бы закатить самолет, а ворота в последний раз открывались очень давно. Проскурин пожалел, что не взял с собой фонарик. Тем не менее он, то и дело оскальзываясь, перебрался через завал и оказался на территории завода. Постоял, озираясь. Тихо, никакого движения. Узенькая железнодорожная колея, в дальнем углу несколько вагонов-тендеров, левее – огромная куча песка. «Тоже наверняка смерзшийся», – подумал Проскурин. Дальше куча поменьше – гравийная. Справа – пара высоких строений, кажущихся в полумраке живыми, насторожившимися и дышащими украдкой. Майор двинулся вперед, время от времени оглядываясь через плечо. Ему очень не хотелось получить пулю в спину. Один против миллиона, что он попал в нужное место, и все же, когда существует даже такая крохотная возможность нарваться на выстрел, следует быть настороже. Он оглянулся в очередной раз и… застыл неподвижно, ибо в эту секунду вдруг уловил странный хруст, едва различимый, но явно не природного происхождения. Кто-то наступил на гравийное крошево. И звук этот доносился изнутри, из здания завода. «Может быть, крыса или те самые бродячие псы, о которых ты подумал секунду назад?» – спросил себя Проскурин и тут же отмел оба варианта. Нет, это не был звук тронутого камня, случайно задетого собачьей лапой. Кто-то именно наступил на гравийную крошку, раздавил ее. Майор медленно пошел вперед, стараясь двигаться бесшумно, утихомиривая бешено стучащее сердце. А впереди, на фоне светло-серой железной стены, неожиданно, словно сам по себе, проявился черный проем двери. Створка, висящая на одной петле, а за ней кромешная темнота. Проскурин постоял секунду, прислушиваясь. Звук не повторялся, но он кожей чувствовал: внутри кто-то есть. Совсем рядом. Человек стоит за дверью, кутаясь во мрак, как в плащ. Стоит и наблюдает за ним. Между дверью и косяком темнела щель, достаточно широкая, чтобы в нее можно было протиснуться. Судя по всему, невидимый противник попал внутрь здания именно этим путем. Проскурин подошел ближе и осторожно просунул в щель плечо, постоял несколько секунд, ожидая непонятно чего, а затем быстро, змеей, скользнул в пыльный мрак. И тут же мощный удар сбил его с ног. Уже падая, майор успел подумать, что противник – мужик проворный, но бить толком не умеет. В глаза ударил яркий луч света. Проскурин поднял руку, загораживая глаза, и увидел четкий силуэт нападавшего. Тот стоял, сжимая в руке его, Проскурина, пистолет. И майор с удовлетворением отметил, что держит он оружие неумело, слишком напряженно. Да и стоит лажово, словно специально подставляется под удар. Не был незнакомец профессионалом. Это и стажер бы заметил. Мужчина допустил самую большую ошибку, свойственную только новичкам. Заполучив пистолет, он расслабился. Решил, что все, теперь ему сам черт не брат.

– И что дальше? – спросил, щурясь, Проскурин.

– А дальше вот что. Если ты мне не расскажешь, где спрятаны люди и техника, я отвезу тебя в прокуратуру и устрою допрос по всей форме, с пристрастием. При неукоснительном соблюдении буквы закона в нашей милой стране, – человек язвительно усмехнулся, – любят иногда стражи порядка дубинками поработать. «Ну да, отвезешь ты меня, – подумал про себя Проскурин. – Дурак».

– О какой технике ты говоришь? Не пойму я что-то, – как можно невиннее ответил он.

– О той технике. О той самой. Знаешь, о какой. О пятнадцати танках и двадцати БМП.

– Да ты чего, мужик? – тихо засмеялся Проскурин. – Ударил по башке, свалил в грязь, несешь чего-то. Ни о каких танках я понятия не имею. Так, ехал мимо, смотрю, домик интересный. Думаю, надо зайти, посмотреть. Дело свое открывать собираюсь. Помещение подыскиваю.

– Ну да, в час ночи. Самое время. Поэтому, наверное, и пушку с собой прихватил? – насмешливо осведомился человек.

– Конечно. Вдруг крысы накинутся. Или хулиганы. – Проскурин повозился, словно устраиваясь поудобнее.

– Лежи, не двигайся! Но было поздно. Проскурин зацепил его ногу ступней под пятку, а второй ногой что было сил ударил по колену. Мужчина пошатнулся, взмахнул руками, фонарик полетел в сторону, осветив на мгновение низкий балочный потолок, какой-то хлам, сваленный в углу, грохнулся и погас. Майор же рванулся вперед, ухватил противника за запястье и начал выворачивать руку, сжимающую пистолет. Выстрел плеснул отчетливо и звонко, словно кто-то со всей силой грохнул кувалдой по железному листу. И тогда Проскурин ударил предплечьем человека по своему колену. Тот вскрикнул от боли и разжал пальцы. «Макаров» с глухим звоном упал в цементную пыль. Темная мускулистая фигура все еще дергалась, пытаясь освободиться, но Проскурин уже выкручивал руку до хруста, за спину, одновременно хватая мужчину за волосы и тыча физиономией в пыль и кирпичное крошево.

– Лежать, сука, – выдохнул он жестко в самое ухо нападавшего.

– Лежать, я сказал! Башку расшибу. Тот послушно затих. Продолжая удерживать незнакомца, Проскурин пошарил свободной рукой по полу, нащупал пистолет и стволом ткнул напавшего под ребра.

– Вздумаешь дергаться – мозги вышибу, – сказал он жестко, так, чтобы тот сразу поверил: действительно вышибет. – Теперь медленно вставай и топай на улицу. Он пинком распахнул железную створку, извернулся, навалился всей тяжестью, выскальзывая на улицу первым, вытаскивая за собой спотыкающегося пленника и тут же прижимая его лицом к белесой стене. Затем отступил на шаг, сжимая «ПМ» легко, без напряга, так, чтобы ствол касался коротко стриженного затылка противника.

– Ну, теперь поговорим за жизнь, голуба моя. В эту секунду луна вновь проглянула между низкими тучами, и Проскурин сумел разглядеть, что задержанный одет в военную шинель. «Ну вот, – подумалось ему, – шестерки ушли в сторону. В ход пошли валеты и дамы».

– Так, – рявкнул он зло и напористо, – уперся руками в стену. Быстро! – И посильнее нажал на пистолет, чтобы у незнакомца не появилось желания шутить. – Руки на стену! Руки, б…ь, на стену, я говорю!!! Мужчина послушно поднял руки, уперся ладонями в рифленое железо.

– Теперь отступай. Еще.

– Да скользко здесь, – вдруг буркнул военный. – Я же поскользнусь, поеду, а ты с перепугу на курок нажмешь.

– Ничего, жить захочешь – устоишь! – без всякого сочувствия сказал майор. – Ноги на ширину плеч. Незнакомец выполнил приказание. Проскурин ловко обыскал его, но, к немалому удивлению, оружия не нашел. «Странно, – подумал фээскашник. – Почему этот человек не вооружен? Он же враг. И если приехал сюда, значит, подозревал, что и я окажусь здесь. Наверняка появился не просто так, а с целью убить меня. На худой конец заставить рассказать об Алексее. И вдруг без пушки. Так надеялся на физическую силу? Что-то не очень похоже». Сейчас, на свету, он получше разглядел задержанного и не мог не отметить, что тот не производит впечатления «крутого». В отличие от Сулимо и его широкоплечих хлопчиков.

– Где остальные? – рявкнул Проскурин, упирая пистолет в затылок незнакомца. – Давай колись, сука. Остальные где?

– Какие остальные? – непонимающе спросил мужчина.

– Кончай мне гнать, тварь! Отвечай, когда спрашивают! Где эти ваши широкоплечие дрессированные псы? Давай колись, мразь, пока я тебя по стене не размазал. – Он осторожно расстегнул шинель мужчины, полез во внутренний карман, нащупал удостоверение, вытащил и, открывая его одной рукой, рявкнул: – Говори давай, говно, а то замочу прям тут, и ни Сулимо тебя не найдет, ни вся остальная му…цкая компания. Говори, б…!

– Я не понимаю, о чем ты. Что-то не сходилось. Проскурин понимал, что явно зашел в тупик. Не орать же ему до утра. Во времена своей бытности в Москве майору приходилось не раз и не два участвовать в допросах, и он безошибочно определял, когда человек откровенно врет, когда говорит полуправду, а когда «колется на всю катушку». Сейчас ситуация подсказывала ему: задержанный действительно не понимает смысла вопросов. Но тогда выходило, что полковник попал на этот завод по делу о хищении каких-то танков. Не многовато ли хищений для одного округа? С другой стороны, будь полковник человеком Саликова, не стал бы он Проскурину липу о технике гнать. Да и не пришел бы он сюда один, а прихватил бы с собой пару-тройку этих мордасто-широкоплечих «бультерьеров». Странно… Одной рукой майор открыл удостоверение и посмотрел на фотографию. В темноте видно было плохо, но он тем не менее прочитал: «Максим Леонидович Латко. Военная прокуратура».

– Из военной прокуратуры, значит? – ухмыльнулся Проскурин.

– Да, – ответил мужчина.

– И кем же ты там? Штатным осведомителем, что ли?

– Я – заместитель главного прокурора округа. Понял? – спокойно ответил Максим. – Моя фамилия Латко.

– Ну да? А чего ж не главный прокурор? Плохо начальству прислуживаешь? – Убедившись, что оружия нет, Проскурин отступил на пару шагов, однако пистолет не опустил. – Можешь повернуться. Руки опусти. Кто такой?

– Ты знаешь, – все так же спокойно ответил Максим. – В документах все написано.

– Да ладно. Не стал бы заместитель главного прокурора округа в такую позднотень по заводам шастать. А подобных корочек я за два дня гору перевидал. Давай рассказывай, что здесь делаешь. Максим усмехнулся. Он уже понял, что этот рыжий парень не из команды Саликова. Во-первых, потому, что не убил его сразу, а вел какие-то разговоры. Не слишком-то характерно для наемников. Во-вторых, если бы Максима хотели прикончить, то выбрали бы что-нибудь более невинное: сердечный приступ, авария на дороге, на худой конец, как с Ивериным, столкнули бы под машину или организовали бы самоубийство. Но только не тут, не на заводе. Их кинутся искать, найдут здесь, и водителя, и его. Сразу понятно: убийство. Ну, а раз убийство, начнут копать. Может быть, ничего и не найдут, но волна будет более чем достаточная. Так что вряд ли это человек Саликова. Но тогда сам собой напрашивался вопрос: а кто же он? Что он делает в такой час на этом заброшенном заводе?

– Ну давай рассказывай, что там за танки? – повторил Проскурин. Максим подумал и рассказал незнакомцу всю подноготную махинации. Рассказал, естественно, так, как ее себе представлял, опустив незначительные подробности. Выложил самую суть, справедливо решив, что если этот человек все-таки работает на Саликова, то ему и так известно, как в точности обстояло дело. А если нет, то одно из двух: либо этот рыжий – милиционер, либо какой-нибудь частный охранник. На бандита он не похож. Да и нечего бандитам здесь делать ночью, тем более поодиночке. Проскурин помолчал, затем спросил:

– И ты уверен, что это дело рук Саликова?

– А ты знаешь Саликова? – вопросом на вопрос ответил Максим.

– Мне ли его не знать, – усмехнулся Проскурин. – А чем докажешь, что ты действительно заместитель главного прокурора округа? Что это не липа все? Что ты мне здесь туфту не гонишь?

– Ничего нет проще, – сказал Максим и посмотрел на часы. – Давай сейчас доедем до Новошахтинска. Сам знаешь, здесь не так уж и далеко. Пятнадцать минут, и мы в военной прокуратуре. Спросишь, кто я такой, и тебе назовут мое имя, фамилию, отчество, должность и звание. Поехали?

– Да ладно. Обойдемся. Проскурин поверил Максиму. «И с чего это мне взбрело в голову, – подумал Проскурин, – что на всем белом свете я один такой неподкупный?»

– Ну? – спросил Максим. – Так и будем молчать? Может быть, теперь ваша очередь рассказать, кто вы такой? И что, собственно, делаете ночью на этом заводе, да еще вооружившись пистолетом. Проскурин в двух словах рассказал свою историю. Теперь пришло время удивляться Максиму. Он подумал, а затем хитро прищурился.

– А у вас удостоверение есть? Проскурин засмеялся.

– Разумеется. Майор достал книжечку и протянул собеседнику, однако пистолет при этом не опустил, хотя скорее по инерции, чем из опаски. Дойди дело до потасовки, он свалил бы полковника двумя ударами, скрутил бы в бараний рог, тут у него было солидное преимущество. Максим изучил удостоверение Проскурина, удовлетворенно кивнул и отдал обратно.

– Ну что же, на мой взгляд, все ясно. Похоже, мы с вами разматываем одну и ту же историю. Только начали с двух разных сторон и теперь встретились на середине пути.

– Пока еще не на середине, – ответил Проскурин. – Мы по-прежнему не знаем, на самом ли деле существует завод. У меня, например, намечены четыре точки, и в любой из них могут разместиться самолеты.

– А тридцать пять единиц бронетехники? – усмехнулся Максим. – Тридцать пять единиц бронетехники на этих заводах разместиться могут?

– Сложно сказать, – пожал плечами Проскурин. – Я этих заводов пока не видел. Но теперь, думаю, задача упростится.

– Вообще-то мы с вами могли бы здесь и не столкнуться. Я, когда приехал, сразу понял, что их тут нет. Просто решил удостовериться. А услышал, как вы идете по двору, ну и подумал, что кто-то из этих пожаловал.