Текст книги "Полынь - трава горькая (СИ)"
Автор книги: Иван Вересов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)
Глава 8. На пляже
Солнце стояло низко, море слепило глаза платиновыми бликами, на небе ни облачка, а вода удивительно синяя. Нина вспомнила строку из старой песни: «Самое синее в мире Черное море мое». Так и есть! Не зря она так хотела сюда.
Нина скинула босоножки и ступила на песок, вернее на мелкий, размолотый ветром и солнцем ракушечник, но тут же ойкнула и поспешно обулась снова – идти босиком по раскаленному за день пляжу было невозможно. К ее удивлению, народа было не слишком много, Нина ожидала, что яблоку негде упасть, а вон лежаки под навесом свободны.
Она спустилась поближе к воде, пошла по берегу к лежакам. Они стояли под стилизованным под "малазийские пальмовые крыши" навесом. Но стоило Нине расположиться на деревянном лежаке, как перед ней возник деловитый парень в красной футболке и сообщил
– Это места для отдыхающих из эйлингов, они платные.
– Я заплачу, – заверила Нина.
– Нет, я же сказал, только для эйлинговых, у вас есть жетон?
– Какой жетон? – не поняла Нина
– "Все включено, кто в эйлингах на первой линии живет его с ключами вместе получают, предъявляете и можете лежать тут, хоть всю ночь.
– У меня нету жетона, я в поселке живу, – Нина силилась вспомнить название улицы и не могла. Это напугало ее. А вдруг не найдет по памяти, кого тогда спрашивать? Улицы тут заборчатые, все на одно лицо, перекрестков много, заблудиться ничего не стоит.
– Дикарем что ли живете? Это плохо, сейчас медуз в воде полно, потому и отдыхающих на пляже не густо, а будет вода чище – набегут не протолкнешься. Хотите я вам за сто гривен жетон продам? Один в один, как у эйлинговых.
– То есть он поддельный?
– Ну… вроде того, – замялся парень, – так ведь не отличить, реплика, – обрадованно вспомнил он мудреное слово.
– Нет, спасибо, – отказалась Нина.
– Тогда местечко освободите, – совсем другим, пренебрежительным тоном заявил парень. Неплатежеспособная Нина потеряла для него всякий интерес.
– Хорошо, я сейчас…
Она снова обулась и пошла к самой полосе прибоя. Волны медленно накатывали на гальку и ракушечник, вода манила войти, окунуться, поплавать. Море дышало, колыхалось, казалось необъятным, ласковым.
У Нины не было ни пляжного коврика, ни полотенца, а самое главное никого, кто присмотрел бы за вещами. Она оглянулась в надежде увидеть подходящее лицо. Неужели сплошь все жулики? Вон рядом мама с ребенком, девочка лет четырех у воды играет. А вот пара молодая, ну, этих просить не удобно, они обнимаются, собой заняты. Нина снова вспомнила Сережу. Почему все так? Неправильно! На глаза навернулись слезы.
– Да и плевать! Пойду купаться, обворуют, так обворуют, нельзя же настолько людям не доверять! – сказала она сама себе и принялась стягивать сарафан.
Положила его сверху на сумку, рядом поставила босоножки и, морщась от обжигающей ступни ракушечной крошки, пошла к воде.
То ли она перегрелась, то ли и в самом деле вода была не настолько теплая, но когда ноги окатила первая волна, Нина чуть не вскрикнула. Разбежаться бы и сразу в воду, она так делала на озере. Но какое здесь дно? Хорошо, что не бухнулась сразу, а постепенно заходила – дно оказалось каменистым. Большие неровные, с острыми краями, а главное склизские камни, между ними водоросли и что-то вроде тины, мягкое, противное. И вот ради этого она ехала сюда?! Не говоря уже о сомнительной чистоте полосы прибоя и первых двух метров водного пространства у берега. И что там парень у лежака про медуз говорил? Нина зашла по пояс, развела мутноватую воду руками, всмотрелась в глубину – дна не видно, а что-то белесое, желеобразное обволокло ноги и оно было живым, шевелилось! Нина захотелось поскорей выбежать на берег, она развернулась, неловко ступила на большой камень, поскользнулась и неуклюже плюхнулась вперед грудью. От неожиданности глотнула воды. Соленая…что за гадость! Встала, брезгливо стряхивая с рук капли и всерьез думая об обратном билете. Вот тебе и Крым…
– Нина! – услышала она с берега знакомый голос, посмотрела – точно, Роман.
Откуда он здесь? Как хорошо, он-то знает адрес!
– Рома! Ой, а я тут… Пытаюсь искупаться, – она развела руками. Видно по лицу ее можно было прочесть крайнюю степень разочарования.
– Совсем не понравилось? – спросил Роман, он был в одних шортах и босой, кроссовки держал в руке. – Здесь у рынка лучше не купаться, выходите, я вас в хорошее место отведу.
– Сейчас… Ой… Камни тут здоровые! – она медленно выбиралась на берег, нащупывая ногами путь. Роман пошел навстречу, протянул ей руку.
– Давайте помогу, это я виноват, не рассказал где купаться. Здесь есть места с песком у берега, но мало, они насыпные и народу как в лягушатнике. А лучше до отмели проплыть, когда волна не высокая – не опасно, там вода чистая, дно видно. И песок, и крабы по дну бегают.
– А медузы? Они противные? Как студень.
– Медуз на глубине нет, разве что кусачие, но они редко. А эти, у берега безвредные, волна будет – их унесет.
– А кусачие что, с зубами?
– Нееет, – засмеялся он, выводя Нину на берег, – медуз с зубами не бывает. Они жгутся, как крапива, потом следы даже, при сильном ожоге на глубине и судорога случиться может, люди тонут. Лучше с нарукавниками купаться, или с кругом. Вы хорошо плаваете?
– Да, дома озеро переплываю, – они пошли по берегу в сторону от рынка, но Нина вспомнила про вещи. – А сумка моя? Босоножки? Я там оставила, рядом с лежаками.
Роман только головой покачал.
Место куда он привел Нину было левее поселка, старая разбитая штормами набережная напоминала бетонные торосы, несколько рыбаков с удочками стояли на развороченных плитах и смотрели в воду.
– Бычков ловят, – пояснил Роман. – хорошо бы все-таки круг, или матрас надувной, на нем до отмели доплыть.
– А так нельзя разве? – Нина пристроила сумку в щель между плитами. – Вот, не заметно совсем. Главное, самой не забыть место. Ну, поплыли?
Она почему-то была уверена, что Роман не откажется.
На отмели море дышало! Это не было явные волны, но Нина чувствовала, как ее приподнимает и опускает водная масса. В соленой воде тело казалось легким и от огромности моря захватывало дух.
Они с Романом быстро доплыли сюда, от берега было метров двести и совсем другая вода, прозрачная, зеленоватая. Стоя по грудь, Нина видела ребристое песчаное дно, по нему и правда бегали крабы. Она легла на спину на воду отдохнуть и вся отдалась огромной зыбкой колыбели. Море качало, качало, удерживая ласково, отбирая мысли, а синева неба была высока и бездонна! Между морем и небом Нина стала легкой, как перышко, восторг наполнил её.
В озере невозможно было бы столько времени провести в воде, замерзла бы до посинения, а тут! Она плавала и снова ложилась на воду, вся отдавалась мерному качанию, а солнце быстро опускалось ниже и ниже. Вот коснулось краем моря, вошло наполовину…
– Красота какая! – засмеялась Нина и плеснула водой к небу, брызги получились золотистые.
– Да, на закате купаться здорово, но как солнце сядет стемнеет быстро, лучше обратно плыть.
Роман не мешал ей купаться, не приставал с разговорами, держался и рядом, и вместе с тем поодаль. Нина с благодарностью отметила его деликатность. Одной ей было бы страшно, но и общаться не хотелось.
– Хорошо, поплыли, – согласилась она, – еще чуть-чуть… краски какие, как будто акварель в море растворили, не понять в воде ты или в облаках цветных!
– Правда на краски похоже, – согласился Роман и нырнул. Нина даже забеспокоилась, что его нет долго, а он вынырнул с витой раковиной, – вот, смотрите, а вы на рынке покупать хотели.
– Эта лучше, из моря, я ее сохраню! Пока держите, ладно? Я потерять боюсь! Ну, поплыли…
Она плыла и рассказывала Роману:
– Плавать я люблю, дома в озере плаваю, у нас недалеко есть большое. Не такое теплое, конечно, со второй половины августа уже мало кто купается. И в воду лучше с разбега. А потом плавать… я люблю, чтобы неглубоко, не глубже роста, чтобы в любой момент встать и дно песчаное. Почему-то я думала тут тоже песок, уверена была, что как на озере. А тут… я как шагнула в воду… плиты каменные, как вымостили дно, а дальше камни острые и все в водорослях, вода мутная, как болото.
– Да, в этом году рано зацвело все. Жарко очень, – отвечал Роман, – он плыл рядом, легко, без усилий, а Нина с непривычки уже начала уставать. Он заметил. – Вы не говорите на плаву, дыхание собьете.
Так они доплыли до взбаламученной первой полосы пространства, облюбованного купающимися. Здесь их было гораздо меньше, чем у рынка, да и время уже к вечеру, но когда Нина с Романом заходили в воду В метрах пяти от берега было еще много народа. Люди выискивали среди камней песчаные прогалины, в этих лунках и группировалась вся пляжная публика.
Плескались как утки старушки в закрытых купальниках, резиновых надувных нарукавниках и шапочках для бассейна. Здесь же были и женщины с детьми постарше, чью безопасность обеспечивали резиновые плавсредства всех цветов и размеров, от обычных надувных кругов до экзотических игрушек в форме дельфинов, черепах, крокодилов, лебедей и даже кресел. Детишки поменьше играли у самого берега, но к вечеру волна усилилась и полоса прибоя опустела.
Плыть по мелководью было неприятно, Нина встала на ноги и двинулась к берегу по склизким камням. Взять Романа за руку она постеснялась, не упасть бы снова…
И снова разочарование захлестнуло её так, что Нина чуть не расплакалась.
Она остановилась по пояс в воде, скрестив руки на груди, нащупывая ногой дно и с тоской глядя на берег. И это все? Ради этого стоило ссориться с Сергеем? А послушала бы его – могли бы сейчас загорать в Анталии, или в Египте, да просто остались бы в Питере, на велосипедах бы на озеро ездили… Нина медленно выверяла каждый шаг по дну, наконец, выбралась на берег, дошла до расщелины с сумкой, села возле своих вещей. Было все еще жарко, купальник тонкий сейчас высохнет, тогда не переодеваясь можно накинуть платье и – домой. Лучше уж во дворе у Романа сидеть в беседке, чем здесь… Или даже прилечь в номере. С непривычки Нина устала, у неё сильно заболела голова. Солнце село, а духота такая…
– Еще раз купаться будете, или домой пойдем? – спросил Роман
– Домой…
Она подумала, что люди на пляже заметили ее неловкость, когда она плюхнулась в воду, а может и нет, ну кому здесь до нее дело? Каждый собой занят. Все так же плещутся у берега старушки, ходят с товаром разносчики, полощутся на ветру зонты и полотенца, а над всем этим гаснет оранжево-желтый закат.
За пляжем шоссе, по нему поток машин, автобусы. У остановки растрепанное дерево с искривленным стволом и жидкой серебристой листвой, дальше южные ивы с длинными тонкими, похожими на русалочьи волосы ветками, за ивами поселок.
Счастье, что Роман с ней, Нина решительно не помнила куда идти, адреса тем более.
Они остановились у скучного коричневого забора из профлиста, Роман толкнул калитку, пропустил Нину вперед.
– Вот и пришли.
– Спасибо! Наверно, задержала вас?
– Нет, это вам спасибо, я редко выбираюсь купаться.
– Как же так? Жить рядом с морем и не ходить на пляж?
– Работы много, – уклончиво ответил он, отдал ей сумку и пошел к своему дому, а Нина к своему.
Глава 9. Вечер
Романа кидало из одной крайности в другую.
Он то хотел быть с Ниной, разговаривать с ней, смотреть на ее спокойное, как ему казалось, гордое лицо. Она была не похожа на других отдыхающих, непроницаемая, или даже недовольная чем-то. С другой стороны, Роман стеснялся, готов был избегать встреч, во дворе в беседке отсиживаться.
Раньше он вообще не воспринимал отдыхающих, как возможных друзей, от этого не далеко было скатиться к заискиванию перед ними. А потом, как отец, примазываться к вечерним посиделкам в беседке, выпрашивать рюмку? И какая может быть дружба с теми, кто платит? В сезон с приезжих только ленивый не стремился содрать побольше, местные знали, что кошельки "дикарей" набиты баксами, евро и рублями. В какой-то мере встречным желанием отдыхающих было потратить накопленное на отпуск, целый год ужимались, чтобы месяц пожить на всю катушку. И вот цены на рынке взлетали до небес, но к вечеру с прилавков все сметали. Покупали без разбора: фрукты, овощи, сувениры, летнюю одежду…
Роман стал забывать то время, когда они жили не в Береговом, была квартира в городе, газ, водопровод, канализация. Отец работал, мать дома сидела и на жизнь хватало, хотя, что он знал? Мал был. Наверно, она и там не дружила с соседями, может, был и там кто-то вроде дяди Степана. Роман его уважал, но стоило обмолвиться: "У Степана Петровича туалеты нормальные и вода в душах целый день горячая и холодная, без ограничений, а у нас, как в деревне: дырки со стульчаками, да вода по часам утром и вечером…", как мать вскидывалась:
– А ты не сравнивай, не сравнивай!
Она всегда в штыки принимала любое доброе слово о соседе.
Степан, как и семья Романа, был не из украинцев и не из татар, приехал из России, он даже пенсию там получал, ездил за ней два раза в год куда-то в Московскую область. В Крыму жил лет пять, купил в у сельсовета в Береговом участок с домом и начал устраивать "гостиничный бизнес", средств не пожалел и у него даже не в сезон, когда у других комнаты, приготовленные в найм, пустовали, бывали жильцы. Мать Романа объясняла это не бытовыми условиями, а расторопностью Степана. Звала его куркулем, брюзжала:
– Конечно, у него всегда народ, он к поезду на машине подъезжает, у платформы сутками дежурит, не то что ты. А тебя не уговоришь на станцию поехать, все тут, да тут, сидишь дома, торчишь в Интернетах своих.
– В Интернете тоже можно постояльцев искать, некоторые сайт делают и рекламируют, на доски объявлений идут, – пробовал доказать ей Роман.
– Так находи! Кто же тебе мешает!? – кричала мать. – А не обсуждай, что у нас не так. Мы с отцом десять лет горбатились тут, света не видали, здоровье угробили. Для себя, что ли? Для тебя ведь! А ты…
– Я знаю, мама, – устало соглашался Роман и прекращал бесполезный разговор.
Он знал, что мать не переубедить, не согласится она перестраивать туалеты, менять трубы, покупать для кухни новые кастрюли, сковороды, посуду и столовые приборы, будет продолжать экономить на всем. В сезон, когда у соседей все номера были заняты, снимали и у них.
А еще немалую роль играло то, что дом Романа стоял на первой береговой линии, то есть до моря идти пешком пять-семь минут. Это и привлекало людей, заставляло закрывать глаза на примитивный быт, убогую обстановку в комнатах, жалкие плошки на кухне, даже на затхлую воду в резервуаре. Все равно её никто не пил, для питья отдыхающие покупали воду в бутылях.
Как бы то ни было, главным для них оставалось море, пляж, а в этом дом Романа требованиям соответствовал гораздо лучше многих. По той же причине жильцы терпели и жесткое, беспардонное обращение хозяйки. Мать Романа ни к кому не относилась по-доброму, даже к родным, а жильцам доставалось в разы больше, особенно женщинам, за глаза она называла их всех "столичными шлюхами", "шалавами", говорила, что ни одну такую в дом не пустила бы.
Когда постояльцы уходили на пляж, мать Романа рылась в их вещах. Не для того, чтобы взять что-то, а просто так. Это доставляло ей удовольствие. Люди замечали, но ничего не говорили, при первой возможности переходили к соседям. Тогда мать Романа свирепела, всячески поносила соседей, ругала сына, называла его бездельником, лентяем, никчемным тунеядцем, гнала на железнодорожную станцию в Феодосию встречать поезда из Москвы, Киева, хотя смысла в этом не было.
Степан встречал отдыхающих на машине, отвозил к себе, показывал комнаты, если это были новые люди, но в основном у него останавливались из года в год одни и те же. Он даже сроки расписывал заранее, чтобы не отказывать постоянным клиентам.
А что мог предложить Роман? Такси? Своей машины в семье не было, мать говорила: вот, мол, построимся на новом месте, тогда уж…
"На новом месте" сначала означало не на берегу, а в горах, где они купили участок с домом невероятно дешево. Это и была их первая недвижимость в Крыму. На месте ветхого домика планировали выстроить двухэтажный, с номерами. Потом возник новый, боле заманчивый проект покупки дома на берегу, все, что откладывали на стройку пустили на новую покупку, этого не хватило – тогда взяли кредит.
Чтобы отдавать отец на трех работах вкалывал, пока не сломался, мать занималась новым домом, ни о каком строительстве в горах речи уже не было, а на берегу стали осваивать то хозяйство, которое им досталось – дом и летние бараки, иначе назвать эти сооружения без фундамента, с глиняным полом и маленькими окнами, было нельзя.
Но даже они сразу начали приносить доход. В сезон люди готовы были терпеть все за шаговую доступность к морю, а новый дом стоял еще и в пригороде Феодосии – поселке Береговое, заманчивом месте для отдыха с детьми, настоящий рай для " дикарей".
Деньги потекли сначала ручейком, а после строительства еще десяти хибарок – рекой. Но и соседи не дремали, улучшались кто как мог. И после резкого подъема у родителей Романа начался спад, жадность матери мешала ей вложиться в сервис разумно, а отец права голоса не имел, да и все равно ему стало, он скучал по прежней жизни, начал крепко выпивать.
Мать озлоблялась, становилась невыносимой, распустилась настолько, что противно было смотреть, постояльцев ненавидела, завидовала им. Она начала болеть, а Роману казалось, что это все от её жадности и злобы. Он замыкался, но продолжал слушаться.
И лишь с приездом Нины почему-то пробило его на непокорность. И Роман задал себе вопрос: почему? Кто обязывает его жить так, идти по стопам отца, когда есть другая, хорошая, правильная жизнь! Или Нина ни при чем, а просто совпало так… Да какая разница? Важно одно – дальше так жить нельзя.
Глава 10. Соседи
Дома Нину встретили соседи. Пока её не было, мать Романа сговорила к себе в жильцы четырех парней-студентов, они сняли комнату через стену от Нины.
По какой-то странной закономерности люди тянутся туда, где уже есть люди, и к ужину во флигеле появились еще постояльцы – мужчина и женщина. Их привлекла возможность держать во дворе машину – под окнами комнаты напротив той, в которой остановилась Нина, была забетонирована площадка для авто, а рядом с калиткой открывались и ворота, их Нина сразу не заметила, думала – забор.
Её соседи напротив составляли странную пару, можно было предположить, что это мать с сыном, но довольно быстро становилось ясно, что это не так. Женщина, по возрасту много старше мужчины, обращалась с ним, как подружка, даже утрировала это и всячески подчеркивала. Нина не стала бы специально вдаваться в подробности их отношений, но дверь комнаты напротив постоянно оставалась широко открытой, а новые соседи говорили в полный голос. Женщина давала мужчине указания как составить кровати, чтобы получилась двуспальная, как разложить вещи. Она хихикала и кокетничала.
– Олежик, пупсик, ну давай уже стели скорее, Лёличка устала, пора бай-бай…
Нина хотела согреть чайник, но выглянув за дверь, сейчас же вернулась к себе, на кухне студенты смотрели телевизор, а мать Романа открывала вторую из трех комнат женщине с девочкой лет десяти.
– Холодильник в номере, посуда вся в шкафу, располагайтесь, – заученной скороговоркой вещала хозяйка. – Если не хотите готовить сами, то через улицу, два дома от нас, можете столоваться, там пансион. Или берите еду и разогревайте тут, многие так делают.
Нина плотно прикрыла дверь, чтобы приглушить телевизор, села на кровать, потом разделась, прилегла. Плечи и спина горели, голова болела и Нину как будто знобило.
Она ненадолго уснула, опять снился Сергей и во сне она начала беспокоиться о нем. Не случилось ли чего. Потом искала какой-то дом, ходила, ходила и не могла выбраться из замкнутого круга незнакомых улиц. Проснулась от стука и сначала не поняла: в дверь ли стучат, или во дворе. Потом сообразила – за стеной, равномерные удары, как на баскетбольной площадке, вероятно студенты, наскучив телевизором, развлекались с мячом. Слышимость во флигеле была отменная, через некоторое время стук мяча сменился стонами парочки напротив, они явно воодушевились перестановкой мебели и опробовали кровать. Возможно, это напугало девочку и она заплакала, мать стала успокаивать, потом вышла на кухню, завозилась в шкафу с посудой, зажгла свет – желтая полоска обозначилась под дверью.
Нина опять села на кровати, потом встала, подошла к окну, отвела штору, посмотрела в окно. Темень тёмная, южные ночи не то что питерские, там до августа на белесом небе звезд не видно, а тут! Яркие какие…
Захотелось выйти посмотреть, да и душно было в комнате. Нина накинула халат и тихонько вышла на кухню. Из комнаты напротив раздавался громкий храп, у студентов не спали, бубнили и пересмеивались. Во дворе пусто, мрачно. Нина пошла по дорожке к беседке, остановилась, оглушенная цикадами, подняла голову, стала смотреть на звезды. Бездонное чернильное небо! И созвездия стоят иначе, но если повернуться к северу…
Неожиданный яркий луч ослепил Нину, от неожиданности она вскрикнула. Из беседки вышел мужчина с фонарем в одной руке и ведром в другой и направился к туалетам. Он неминуемо должен был пройти мимо, приглушенный экраном фонарь не освещал лицо, только когда мужчина приблизился на расстояние вытянутой руки, Нина узнала Романа.
В это время в одной из комнат зажегся свет и стало хорошо видно его, парень был в резиновых перчатках, сапогах, кроме ведра еще и швабра, раствор в ведре источал запах хлорки. Роман отвел глаза, Нина все поняла, не стала спрашивать, отчего он убирает по ночам.
– Простите, напугал вас, – пробормотал он невнятно, – выскочил из-за угла…
– Ничего, я сама виновата, пошла ночью бродить, звезды смотреть. Звезды здесь прекрасные!
– Только звезды, а остальное?
Она хотела честно сказать, что хуже не бывает: и соседи, и море, и головная боль, но не стала расстраивать парня еще больше.
– Остальное… Не знаю, я не поняла… Мне не очень хорошо на самом деле, утром покажете где тут у вас аптека?
– Перекупались или отравились? Что болит? – встревожился он.
– Не знаю… все болит! Голова, спина…как будто ломает… у меня, наверно, температура.
– Обгорели все-таки! Я же предупреждал. Не уходите, я переоденусь только и найду градусник и лекарство. Надо спину вашу посмотреть.
– Хорошо, я в беседке подожду, – ответила она, а Роман кивнул и уже побежал к душам.
Не было его довольно долго, когда вернулся, Нина поняла, что не только переодевался, но и мылся, гелем дорогим пахнет, и волосы мокрые.
В беседке горели фонарики. Нина сидела в старом ротанговом кресле. Как и все здесь, убранство беседки – стол, половик, сетки от мошкары – было потертое, но когда-то, наверно, красивое. И виноград вился по штакетным стенам.
– Вроде полегче стало, может, это от духоты? В комнатах жарко. А отсюда уходить не хочется, цикады звенят, у нас таких нет, и звезды удивительные. Они меня поразили совершенно.
– Звезды красивые в степи… В Крыму много красивого, но не здесь. В горах, или на диких пляжах, где людей нет. Здесь-то у нас что смотреть? Заборы одни.
– Да, правда, заборы…
– Идемте, температуру померяем.
– Куда?
– В большой дом.
– К вам? – усомнилась Нина. – А мама что скажет?
– Да она спит, – заверил Роман, – и потом, мы же за вас отвечаем, паспорт записали. По договору с сельсоветом – первую помощь должны оказывать.
– А маму вашу как зовут? – шла за Романом Нина. – Я не спросила сразу, не удобно даже!
– Раиса Игоревна.
– А папу?
– Дмитрий Николаевич.
– Значит, вы – Роман Дмитриевич.
– Да.
– Красивое имя.
– Спасибо, проходите, – Роман пропустил Нину вперед, вошел за ней и прикрыл дверь.
Они оказались на той самой кухне, где утром мать пилила Романа, но сейчас она спала, в это время никогда не поднималась, вставала под утро, а отец в большом доме не показывался, он жил в одной из глинобитных клетушек, поближе к беседке.
Нина огляделась, предположила, что идеальный порядок и чистота на кухне тоже дело рук Ромы. Она стояла посреди кухни, ждала, что дальше. Свое отношение к Роману Нина могла бы охарактеризовать, как симпатию, сочувствие, но не более, а он смущался, она видела это и понимала, может быть, даже лучше, чем он сам. По возрасту Нина была ненамного старше его, а вот опыта отношений у нее, конечно, было больше. И она не хотела касаться его жизни, вмешиваться в нее. Со своими проблемами бы разобраться. И лучше уехать отсюда поскорее.
– Я спросить хотела, где тут можно билеты купить обратные?
– До Москвы?
– Нет, до Петербурга.
– Напрямую если, то из Джанкоя можно ехать, а из Феодосии с пересадкой. Вот, держите, – он достал с полки и подал ей ртутный градусник в пластмассовом футляре, – садитесь, меряйте.
– Мне повезло, что я вас встретила, сама тут ничего не знаю, в первый раз так попала, – улыбнулась Нина, сунула градусник подмышку и села на покрытый вязаным чехлом табурет. – А вы все знаете, это потому, что отдыхающих направляете?
– Нет, про Петербург я хорошо знаю потому, что хотел ехать туда учиться.
– Правда? В университет? – удивилась Нина.
– Нет, в Мухинское, или Академию художеств, я рисую.
– Художник? – Нина недоверчиво смотрела на него, она никак не могла связать в мыслях все это курортное хозяйство и занятия живописью.
– Не похоже? – насупился Роман
– Не обижайтесь!
– А что, вы правы, и обижаться не на что. Вот это всё… – Роман только рукой махнул, не желая продолжать, – давайте градусник.
Нина отдала, прежде взглянула сама.
– Температура… Странно, а я и не чувствую. Так, знобит немного.
– Это не простуда, обгорели, у вас кожа белая, сразу ожог, через одежду даже. Покажите плечи.
Нина спустила немного сарафан.
– Да, прихватило вас крепко, сейчас я сметаны дам, будете мазать. Помогает.
– Сметаны?
– Да, намажьте и не смывайте, завтра все пройдет.
– Хорошо, спасибо. Рома, вы не думайте, я не хотела… – Нине было не по себе, что обидела его, но объяснения все ухудшили бы. И Роман определенно избегал их.
– Да неважно, и правильно всё, куда мне в Академию… билет вы за сорок пять суток хотите?
– Нет, что вы! На завтра, послезавтра…
– Не понравилось, значит. Так у соседей лучше, давайте я вас завтра к дяде Степану отведу.
– Дело не в этом, мне вообще не надо было приезжать. Купаться, загорать хотела, море посмотреть. Ну, посмотрела, а не стоило оно того!
Нине снова стало обидно, что она одна, что Сергей не позвонил. А теперь и не позвонит, связи нормальной тут нет! Завтра она сама… Симку местную купит, попросит прощения, скажет, что он был прав и пусть дальше решает как быть. Или приедет сюда ненадолго, раз уж так все вышло по-глупому, или она сразу вернется в Петербург. Может, еще успеют горящую путевку купить куда-нибудь на настоящий курорт.
Нина ушла, а Роман все оставался на кухне, бесцельно переставил на полке банки, сполоснул чашку и сел на табуретку, на место Нины, обхватил голову руками, закрыл глаза – не видеть бы, не слышать ничего! Выть хотелось от безысходности…
Вряд ли она зайдет еще… уедет… Все-таки слышала утром, что мать говорила! Роману захотелось побить к черту все эти тарелки-чашки, разнести все на кухне. Сколько можно? И дело же не в постоялице, мало ли их приезжает, столько перебывало, дело в нем самом, почему терпит это все? Живет в собственном доме, как батрак. Вот мать говорит: "Не для себя, с собой не унесу, все тебе…", а зачем ему потом, когда-то, не сейчас? Потом все перегорит уже, илом затянется, как дно на пляже…
Нина… она почему? Что он мыслями к ней прицепился?
Роман не мог в себе разобраться, и он не хотел, чтобы она уезжала! И не знал, как её удержать. Купит она завтра билет и все, вернется в свой Петербург, а Роман Дмитриевич останется в Береговом, сортиры чистить и ведра с объедками выносить. Навсегда…
