Текст книги "Полынь - трава горькая (СИ)"
Автор книги: Иван Вересов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
– Можно, я вам телефон оставлю, – участковый достал из кармана визитку, охотно протянул Сергею и поднялся, – позвоните, когда определитесь, либо заявление отказное составим, либо в Приморский поедем, машину закажу, если перевозить надумаете.
– Хорошо, спасибо, – принял визитку Сергей, – свяжемся с вами.
Участковый хотел идти, но в это время в кухню вошел еще один мужчина. Сергей удивился, что лицо знакомое, потом понял – он видел его на картине Романа: высокий, дородный, осанистый, взгляд тяжел, нос картошкой, усы седые щеткой торчат, стрижен коротко по-военному, ручищи здоровые.
– Это что же такое делается, Петр? – прямо с порога налетел он на лейтенанта. – В голове не укладывается! Порядочную женщину похватали и с бомжами вместе прикопали, без суда и следствия. Я ж сам Диму на опознание возил, все как надо провели, бумаги он подписал. Она это, точно.
– Я подробностей не знаю, Степан Емельянович, участок не мой, – оправдывался участковый. Ошиблись наверно.
– Ошиблись, – передразнил Степан, – а семейству каково? Всю эту котовасию по новой, да в такую жару. Ладно бы зимой, эх, Раиса, не вовремя все это, сейчас самый сезон, а она…
– Так это…человек часа своего не выбирает, – философски изрек отец Романа. При появлении Степана он оживился. – А может, по рюмочке?
– Невозможно все это! Пусть делают что хотят! – Роман ринулся вон из кухни, Сергей пошел за ним – в первую из комнат.
Здесь был полумрак, штора плотно задернута и свет только из коридора. Роман остановился посреди комнаты, Сергей в дверях. Щелкнул выключателем. Его поразили теснота и беспорядок, все было вывернуто, как будто здесь спешно что-то искали. А мебели в комнату было затиснуто столько, что посреди оставалось совсем малое пространство, не развернуться. Полкомнаты занимали здоровый трехстворчатый шкаф и пузатый комод. Был еще стол, раскладной диван, тумба для белья, трельяж. Все поверхности: и стол, комод, и подзеркальник, и тумба – завалены коробками, пакетами, заставлены всякой дребеденью. В углу притулилась рваная картонная коробка с мягкими игрушками. И стоял тяжелый запах пыли и старых вещей. Белье на диване скомкано, сбито в кучу, рядом еще один ком из вещей, из него торчал черный лифчик и коричневый шерстяной чулок. У дивана раскрытая сумка на колесах.
– Это она в город собиралась, – сдавленно произнес Роман, – вон и сумку хотела взять. И не взяла…
– Мамина комната? – Сергей заметил на комоде рамки с фотографиями и икону. Все под толстым слоем пыли.
– Да.
– А документы её где? Паспорт, пенсионное.
– Обычно в шкафу лежали, если отец не взял. Сейчас я поищу, – Роман раскрыл шкаф, тяжелый запах усилился. На полках также все было всмешку, скомкано, скручено. Роман подсунул руку под вещи на верхней полке. – Нет, не видно, значит у отца. А это что?
Внимание его привлекла странно свободная вторая полка, раньше мать хранила тут старые квитанции, счета, письма, тетрадки с кулинарными рецептами, бижутерию и прочие мелочи. Вместо всего этого на полке лежал белый сверток – что-то было аккуратно увязано в шелковую шаль с бахромой. Роман достал его, сдвинул в сторону вещи с края стола, пристроил на свободном месте и распустил неплотный одинарный узел.
– Что это? – он вытянул новую, с биркой полотняную рубашку, на пол из свертка выпала косынка, тоже белая.
Сергей подошел, поднял ее, осторожно сложил и вернул в стопку вещей.
– Это она для себя видно собрала, может… чувствовала? Или просто держала на всякий случай, чтобы было в чем…
– Что было в чем?
– Похоронить, – тихо пояснил Сергей.
Роман все держал в руках рубашку, до конца не понимая, что это значит, когда же понял, то медленно произнес:
– Нет, нельзя оставлять как есть.
И быстро вышел из комнаты, вернулся на кухню. Сергей хотел аккуратно связать смертный узелок, когда под вещами заметил уголок прозрачного полиэтиленового файлика, а в нем характерный желтоватый гербовый лист. Сергей вытащил его и пробежал взглядом. Завещание на Полянского Романа Дмитриевича… движимое и недвижимое… мать все оставляла ему. Вот и разбери теперь, ведь добра наверно желала сыну, а во что превратила жизнь?
– Я сам поеду, – услышал он из кухни решительный Ромкин голос, в котором не было слез.
– Да кто тебя одного пустит, – Сергей подумал и не стал возвращать завещание в узелок, рассудив, что надежнее документ сохранится у него.
Он подошел к окну, отодвинул пыльную штору, распахнул настежь створки, потом из сбитого кома белья на диване вытянул покрывало, набросил на зеркало, выключил свет, вышел из комнаты и плотно притворил за собой дверь.
Глава 32. Родня и соседи
Нина прошла знакомой дорожкой, выложенной плитами до дома отдыхающих, достала из сумочки ключ от съемной комнаты, она так и возила его с собой, Роман не забрал. Открыла дверь, вошла, поставила вещи прямо на пол, села на кровать и замерла в состоянии совершенной безысходности. Как будто это у нее кто-то близкий умер. А ведь мать Романа она не знала, а из того, что успела увидеть, сделала выводы, что женщина эта неприятная, злая, жестокая. Нельзя так о мертвых…
Но не о ней сейчас Нина печалилась – о Ромке, хотела бы рядом с ним быть. И что же это все накручивается одно на другое, все больше и больше, растет, как снежный ком! Об отъезде домой она больше не думала, теперь надо оставаться здесь и помочь. Сережа так решил, и она согласна. Что значат их ссоры, проблемы, непонимания перед вот таким, когда вышел из дома не прощаясь, а вернуться не к кому. И слова Сергея, что "Ничего нельзя поправить только когда крышку заколотят" приобрели страшный фактический смысл.
Нина глубоко вздохнула, в комнате было жарко, и штора не спасала. Она вспомнила как Ромка вешал эту шторку. И свое состояние тогда, и как он вовремя рядом оказался с заботой, нежностью, любовью. Выходит, она просто использовала все! Поступила, как ей удобно, не думая ни о Сергее, ни о Романе.
Она во всем виновата. Может, если бы не уехал с ней Ромка, то и мать его была бы жива, правильно сказала соседка, все из-за Нины и вышло. Как же хочется быть сейчас рядом с ним, утешить, обнять. Ведь близко, всего-то двор перебежать. Но нельзя, Сергей не велел, он знает лучше… наверное…
Тогда должен понять, что нельзя Роме здесь оставаться, уехать надо, как можно дальше из Берегового. Забыть всю эту ужасную жизнь. Но как же забыть? Что бы ни было в семье Романа, но Раиса Игоревна ему мать, и кто может судить об отношениях между ними, выбирать что помнить, а что забывать? Да и поздно теперь судить…
Постепенно от этих мыслей Нина перешла к другим, о себе. Ей разве не поздно? Разве можно остаться теперь с Сережей?
Чем больше времени проходило, тем громче звучал внутренний голос совести. Где же он раньше-то был, почему молчал? И над всем этим ватным облаком опускалась апатия, нежелание что-то менять. Потому, что поздно. Все поздно…
На кухне разговаривали и звякали посудой, смеялись. За стеной снова забухал футбольный мяч. Ничто не изменилось, люди оплатили отпуск и проводят его как ни в чем не бывало, никому ни до кого нет дела. В комнате незадачливых любовников, наверно, другие.
В дверь стукнули и сразу вошли, та самая женщина в нарядном халате. Теперь она была в легком темном платье, волосы белой косынкой повязаны.
– Здравствуйте еще раз, – сказала она и приостановилась глядя на Нину, – вам нехорошо?
– Нет, нет, все нормально, устала, не выспалась и все это так… внезапно.
– Не то чтобы внезапно, – женщина без приглашения села на единственный стул, который был в комнате, – болела Раиса, а лечиться серьезно не хотела. Я ей сколько говорила – поезжай в хорошую больницу, обследуйся. Вон мой Степан жил себе жил, а потом чуть не загнулся, камни в почках. Но отлечили же, операцию сделали, и она могла бы. Денег жалела, все в хозяйство вкладывала, Ромке оставить хотела побольше, получше. Любила она его, бывало придет и разговоров только о нем, Ромчик да Ромчик. На ней все держалось хозяйство их… А я соседка, Клавдия Петровна, можно тетя Клава, у нас тут по-простому. А вы, не родня им будете, или, может, молодой человек ваш?
– Нет, – Нина покачала головой, – мы на станции познакомились, я приехала, а Рома на перроне был, с вещами помог, сюда привез, я у них и осталась.
– В отпуск, значит, отдыхать, – покивала Клавдия, – да, сейчас самый сезон. А Раиса-то вот! Бедная. Не любили её в поселке, а мы с ней дружили. Я думала вы родня, что такое участие принимаете. Ромку жалко…
– Что же теперь? Как все будет?
– Да уж как водится, приготовим все, как положено, соберемся. Раз с похоронами не вышло, так хоть поминки устроим, соседей позовем.
– Они же не любили ее, зачем звать?
– Да как же не звать? По-божески надо…
И снова стук, просунулась в приотворенную дверь голова Ромкиного отца, разнесся по комнате винный дух.
– Это я, простите…запамятовал, звать вас как…
– Нина.
– Да! Нина, Ниночка… Ромка просил воды вам принести питьевой, так я вот… На столе на кухне бутыль поставил.
– Спасибо.
– Ну как там, чего? – оживилась Клавдия. – Что участковый?
– Петька-то? Ушел давно, а это там Степан твой, да жилец наш Сергей решают, кто Ромку в Приморский повезет, Раису откапывать. Я уж не поеду, меня не берут…
– Господи! Да как же это откапывать, – всплеснула руками Клавдия, – как возможно?! – перекрестилась и прикрыла губы ладонями.
– Вот и я говорю, – Дмитрий Николаевич протиснулся в комнату весь, – зачем тревожить её, и так знаем где, в общей, так в общей, и туда придем поклониться. А Ромка как закричит: "Это мать моя, не будет она с пьяницами бездомными лежать", вот и поедет теперь значит смотреть, как там у них положено… эксгумация, – с трудом выговорил он мудреное слово. Ну…водичку я поставил на столе, а если еще что надо… как вас…а, Нина, я запомнил. Да…без Раички остались, как жить? – он начал путаться речью, тереть глаза.
– Пойду я сама узнаю, может ты и не разобрал чего, – поднялась Клавдия.
Она ушла вместе с отцом Романа, а Нина, как сидела, так и осталась, она понимала, что перед Ромкой встала страшная необходимость, но осознать это до конца не могла, или боялась. И по-прежнему она хотела к Роману, но не шла, беспрекословно подчиняясь Сергею.
А Сергей в это время заканчивал разговор со Степаном и Ромой. Дмитрия Николаевича они к Нине отослали, чтобы причитаниями не мешал. Решили, что в Приморск Роман едет с Сергеем, а Степан пока идет в сельсовет договаривается насчет кладбища, семья Ромы там места не имела, в Береговом недавно, родни никого. А тянуть с перезахоронением нельзя. Тут без помощи председателя не решить, благо Степан с ним был в хороших отношениях, уважением пользовался.
Уже в машину сели, когда Роман сказал:
– Я узелок забыл, вещи… наверно надо?
– Даже не знаю, – Сергей заглушил мотор, – может и надо, сходи забери, он на столе остался.
– Хорошо, я быстро.
Роман вернулся в дом, Сергей ждал, а Ромки все не было, это показалось странным, надо было с ним пойти…
То, что ему предстоит – страшно, но никак не избежать и помочь нечем. Сергей подождал еще и вылез из машины.
В комнате Раисы Игоревны он застал не только Романа, но и пьяного уже изрядно отца, видно тот уже хорошо приложился к бутылке.
– А что? – размахивая руками наступал на сына Дмитрий Николаевич. – Имею право, я теперь хозяин. Мы с Раичкой двадцать восемь лет… А ты! Я сам поеду! Сам…
Роман стоял перед отцом, комкая в руках узелок, не возражал. Сергей тоже не стал вступать в споры, сказал, как решенное:
– Ну что, нашел? Поехали тогда.
При появлении Сергея отец стушевался и забормотал:
– Двадцать восемь лет, как один день… – и засеменил на кухню.
– Напьется сейчас до беспамятства, – сказал Роман.
– Выбросить надо было бутылку. Садись вперед.
– Бесполезно, у него по всему дому и в гостевых клетушках напрятано.
– Ну…разберемся.
Сначала надо было сделать одно, потом браться за другое – Сергей не стал обсуждать, что будет с отцом, если Роман уедет. Про завещание тоже пока не сказал. Так они и молчали до самого Приморска.
Ехать оказалось недалеко, но долго ждали в морге, пока сверяли номер и уточняли место захоронения Раисы.
– В один день ничего не сделаете, – монотонно разъяснял сотрудник в медицинском халате, – прежде всего необходима справка с места нового захоронения, но вам её не выдадут, пока не предоставите паспорт на захоронение и документы, подтверждающие родство с покойным. Кто у вас там? – спросил он у Сергея.
– У меня никого…
– Значит у вас, – медбрат продолжал, обращаясь уже к Роману, – затем получаете разрешение СЭС, для этого предоставляете им гербовое свидетельство о смерти и паспорт ответственного лица. Если у покойного не было инфекционных заболеваний его вам выдадут без проблем.
– И тогда можно перезахоронить? – попытался ускорить процесс Сергей.
– Нет, без разрешения правоохранительных органов никто вам могилу раскапывать не даст. Это же подсудное дело! Вот соберете все документы, закажете катафальный транспорт, тогда и назначается день эксгумации.
– Понятно, спасибо за информацию. Надо звонить Степану и участковому и маловероятно, что мы сегодня все сделаем, – Сергей обернулся к Роме, тот молча кивнул.
Бумаги необходимые для эксгумации и перезахоронения выправить удалось только через три дня, быстрее не вышло, не помогли ни деньги, ни уговоры. Неповоротливая машина ритуальных услуг вращалась неспешно, неумолимый фактор «принесите справку о справке» тормозил её.
Все это время Нина и Сергей жили в той самой комнате, снятой у Романа. Похоронные хлопоты не вязались с повседневностью летнего южного сезона, но хозяйство требовало забот – не ко времени стали прибывать отдыхающие, Роман не искал их, но и не отказывал. Он как будто прятаться начал за возней с номерами, уборкой стиркой белья. И не скрывался больше, не крался в темноте с ведром и шваброй, туалеты стал мыть днем.
Это тревожило Нину все больше, и она делилась с Сергеем. Говорили они теперь в основном о Роме и его проблемах. Друг о друге и своей предстоящей свадьбе – нет.
А поселок Береговое жил беспечной курортной жизнью, соседи Нины ходили на пляж, приносили с рынка продукты, готовили, смотрели по вечерам телевизор, сплетничали, гомонили, смеялись. На заднем дворе на веревках трепетали плавки и купальники, за стеной слышались теперь не стук мяча и гогот парней – студенты баскетболисты съехали, а скрип кровати вздохи и стоны, новые соседи оказались молодоженами.
Можно было бы переселиться в эллинг, в комфортабельный номер со всеми удобствами и более адекватными соседями, но Нина наотрез отказалась, да Сергей не слишком настаивал. Отец Ромы беспробудно запил, начал скандалить и строить из себя хозяина. Оставлять Романа один на один еще и с этим было невозможно, и надо было скорее покончить уже с похоронами! Сергей делал что мог, в Береговом все решили за день, но продавить чиновничью волокиту в Приморске никак не удавалось.
Глава 33. Клавдия
Нина целыми днями сидела в комнате, не могла ни читать, ни слушать музыку, почти не ела, мучилась тревогой, головной болью и сознанием собственной ненужности. По ночам жалась к Сергею, он обнимал, и она успокаивалась, говорить о будущем хотела, но язык не поворачивался, невозможно было строить планы на жизнь, когда вот так все. С утра Сергей снова уезжал с Романом утрясать похоронные дела, и она оставалась одна. Бездеятельность угнетала.
Наконец Нина заставила себя стряхнуть апатию и вышла днем со двора. К морю не хотелось, Нина прошла до центра поселка, бесцельно скользя глазами по заборам из-за которых виднелись отягченные плодами деревья. У обменного пункта встретила Клавдию, жена Степана убирала пачку наменянных купюр, увидала Нину, обрадовалась.
– Здравствуйте! Погулять вышли? А что не на пляже?
– Не хочется, как выяснилось, купаться мне не нравится. Там медузы.
– Нет, их всех унесло, можно идти плавать, я слышала наши постояльцы говорили. Забот сейчас, самый разгар, как там дела у Ромы? Справляется он? Дмитрий совсем совесть потерял, – нахмурилась она, – с утра уже набрался, я за молоком ходила, так встретила его у пивнушки. И не поздоровался, наглый стал, откуда что берется!
– Теперь Роме хуже стало? – Нина пошла обратно вместе с Клавдией.
– Уж куда бы хуже, казалось с Раисой он так мучился, она любить-то любила, а затыркала парня, но теперь не знаю, что и будет. С алкашом этим, как бы сам не запил. Он как сейчас? Я все зайти собираюсь, да некогда, наплыв такой народа, все номера заняты.
– В нашем дворе тоже. А Рома, он как раньше, убирает…
– Вот! Он убирать будет, вкалывать, а этот пьянчуга на шею ему сядет и погонять начнет. Ромчик добрый, совестливый, с матерью видишь как, не бросил в неосвященной земле! Дай бог каждому такого сыночка. А у нас со Степаном нету, – погрустнела она, – и ведь как хотели, хозяйство наше кому? Сестрице моей разве, там племяши, вот пусть делят, когда помрем.
– Ну что вы? Зачем говорить так?
– А как же не говорить? Нам пора и об этом… дело неизбежное. А идем к нам, Ниночка? Я вам сад наш покажу, цветочки у меня красивые, посидим в тени, кофейку выпьем?
Нина обрадовалась, ей не хотелось возвращаться в тягостное пространство душной комнаты, а в своем дворе в беседке вечно толклись соседи, на кухне тоже – и чаю не вскипятить.
– Спасибо, я с удовольствием, а то Сережи нет и нет…
– Он жених ваш?
– Да.
– Славный такой, надежный и красавец. Обзавидуешься! Теперь хороших парней мало… ну проходите, – Клавдия открыла калитку в свой двор.
Там было много тени и цветов, у стены дома, под решетчатым навесом густо увитым виноградом устроено место отдыха – мягкая тахта с ковровыми подушками, столик.
– Вон туда забирайтесь, можно и полежать, в ногах правды нет, а я кофе сварю, молочка достану. Может вы кушать хотите? У меня свекольник есть холодный, рыбка заливная. Располагайтесь, я сейчас…
Нина послушалась, прилегла, загляделась на фигурные листья и розоватые виноградные грозди. По саду плыл аромат цветов. В глубине Нина заметила гостевые домики, но они были все приподняты на фундамент и выглядели гораздо лучше, чем во дворе у Романа. Нарядные занавеси на дверных проемах, а вон с краю кабины душевые проветриваются все в кафеле.
Клавдия вернулась быстро, с большим подносом, выставила на стол супницу, тарелки, плоскую миску с рыбой в прозрачном. Нина только глянула и вдруг почувствовала такую дурноту, сорвалась с места, зажимая губы ладонью. Клавдия поняла без разъяснений.
– Туалет там, за кабинками…идем, идем…
Нину выворачивало наизнанку, так что в глазах плыли красные круги и было не до приличий. Клавдия стояла рядом, придерживала за плечи и успокаивала
– Ничего, ничего, сейчас умоемся, я тебе мелиссы с ромашкой заварю, полегчает…
Клавдия провела Нину внутрь дома, в комнату. Там было прохладно, работал кондиционер.
– Ты приляг, не стесняйся, я пойду чай заваривать, а ты отдыхай. Нина послушалась, легла, дурнота прошла, но осталась слабость и удивительное чувство, что внутри нее заключена еще одна жизнь. Это было странно, никаких изменений в теле – только сознание, но оно перевернуло мир, он весь обратился сам в себя, то, что было извне, отступило. Нина поняла, что хотела этого, не просто хотела – просила! Знала, что невозможно, что… Она приподнялась, села, положила ладони на живот. Улыбнулась счастливо, засмеялась и заплакала одновременно.
Как же это? Ведь они с Сергеем предохранялись, только один раз, там, на русле, под деревьями… Неужели так быстро? Нет, наверно еще в Питере…перед тем, как она уехала, перед самой этой дурацкой ссорой они были вместе… а теперь… малыш. Нина плотней прижала руки к животу, замерла, прислушиваясь к себе. Было похоже на… она не могла описать! Сережа, его любовь к ней вошла и осталась, никто не отнимет! Это теперь её.
Вернулась Клавдия с чаем и розеткой с вареньем.
– Вот, попробуй, совсем не есть нельзя, тоже плохо становится. В первый раз у тебя? Срок не большой наверно. Ты за тестом сходи, у меня есть, но лучше свежий купить. Да и без него ясно…
Она говорила, как о подтвержденном, не подлежащем сомнению.
– Неужели так заметно уже?
– Не то чтобы заметно, бледная немного, синяки под глазами, мужчина точно не заметит, а я про это все подробности знаю, читала-перечитала. Уж как нам со Степой хотелось ребеночка! и чего не делала только, – Клавдия подала Нине чашку, розетку поставила на стол и придвинула его ближе, – ну, а твой-то? Сергей… он хочет?
– Наверно, я не знаю…
Нина пригубила чай и вдруг ясно вспомнила, как будто услышала, слова Сергея: "Мы поженимся через три недели…знаешь…я хочу маленького…"
– Да, он хочет!
– Ну и слава богу. Вот оно как бывает, – Клавдия присела рядом, подперла щеку рукой, пригорюнилась, – Раису бог прибрал, а у тебя ребеночек будет, что взял, то и отдал. Жизнь… А скажешь Сергею-то? – встрепенулась она.
– Да не до этого ему сейчас.
– Это верно! Замордовали их со Степаном и Ромкой, одну бумажку им подай, другую, сколько можно! А вам домой надо, там и скажешь.
– Да, лучше дома скажу. Вот, Сережа тут поможет Роману и поедем. Я очень хочу домой, – Нина снова улыбнулась тому, что возрастало внутри. Было похоже на теплый ласковый огонек, шарик света, так она себе представила, как солнышко, что пробивается сквозь зеленые ветви. И свет этот рос, забирал её всю, она становилась легкой, как перышко. Странно, он внутри, а она поднимается к нему…
– Нина? – это Сергей легко стукнул в дверь и сразу вошел. – Вот ты где. Здравствуйте, Клавдия Петровна.
– Здравствуй, Сережа, а мы тут… чай пьем, умаялись, в центр ходили. И тебе налью сейчас, – женщина поднялась.
– Спасибо, с удовольствием, – Сергей придвинул стул к столу, – это хорошо, что ты здесь с Клавдией, у них потише, публика другая…
– Да, и не жарко.
– А ты? Все хорошо? – Сергей с тревогой смотрел на Нину.
– Я? Да… – она дотронулась до щеки, поправила волосы, – все хорошо, устала немного.
– Ты извини, эти дни я в Приморске пропадаю, никак не уладить все это… даже за деньги! Невозможные здесь управленцы, каждый шишка на ровном месте. И чем ниже сидит, тем раскорячивается. Бедный Ромка! И, знаешь, он замкнулся, фанатично занялся хозяйством. Чистит… моет…
– Да…
Нина не знала, что сказать, она понимала, что сейчас Сергей занят только одним – помочь Роману, и это верно, и ей надо также. А она не могла! Нина отгородилась от всего негативного, в ней сияла радость, которая ничего не хотела знать о смерти.
– А домой хочется, вот закончим здесь и поедем сразу, да? Там у нас свадебные хлопоты. И что же это делается, для себя спокойно пожить некогда. В следующий отпуск на необитаемый остров поедем.
Он шутил, чтобы отвлечь Нину, вызвать на ответ. Но она молчала, думала о своем, а времени разобраться в её состоянии не было.
Сергей не стал уточнять, что сегодня, если все сложится благополучно и не застопорится где-то чиновничий бумажный конвейер, то они с Романом займутся эксгумацией и перезахоронением. Тащить Нину на кладбище он не хотел, потому и Клавдии не сказал, когда та вернулась с чаем. А надо было бы, после повторных похорон, наверно, и поминки устроить.
Но это не главное, сейчас бы опознание пройти. Что с Романом делать? Сергея все больше беспокоила Ромкина безучастность ко всему, потеря чувствительности. Когда человека постоянно бьют он перестает чувствовать боль, вот это и произошло, Рома вошел в состояние оглушения, стал жить, как робот. Оставить его тут – значит обречь на такую жизнь навсегда. Взять с собой – потащить в Питер хвост непонятной курортной истории, которую Сергею хотелось бы похоронить вместе с Раисой.
И что с Ниной происходит? Она странная, тоже замкнулась. Может…нет! Об этом Сергей даже думать не желал, чтобы там ни было у Нины с Романом, она уедет в Питер, а дальше свадьба и все! Никаких воспоминаний. А Ромка, что с ним будет?
Все это не укладывалось в голове, не совмещалось. А впереди маячила страшная процедура.
Сергей пил чай, разговаривал с Клавдией, но сам все сильнее сжимался внутренне, предвидел, что будет тяжело. Хорошо, что Нина не заметила, не стала расспрашивать, а то ведь мог дать слабину, начать обсуждать с ней. Поделиться хотелось, найти поддержку, была бы Клавдия одна…
– Спасибо за чай, – поблагодарил он, – пора мне, сегодня мы надолго уедем со Степаном и Ромой, волокиты замучили, в полицию надо.
Разрешение от правоохранителей они уже получили, но говорить об этом при Нине не стал, в конце концов, если все состоится, то Степан Клавдию и по телефону известит.
– Поезжайте, бог вам в помощь, спасибо, что в Ромке такое участие принимаешь, ведь не родня он вам, – поднялась проводить Сергея хозяйка, – а Нина тут со мной еще посидит, в нашем дворе прохладнее.
– Хорошо… до вечера тогда, – Сергей поцеловал Нину в щеку, – не скучай, я позвоню.
