Текст книги "Полынь - трава горькая (СИ)"
Автор книги: Иван Вересов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
Глава 34. Сыновний долг
Поехали на машине Степана, через полчаса были на месте со всеми необходимыми бумагами. Степан притормозил у кладбищенского забора, как раз у конторы. У входа толклись два мужика.
– А, заказчики приехали, – обрадовались они, но тут же состроили кислые лица, – работы там немерено, пять жмуров, какая ваша не известно, – начал тот, что постарше, с седой неопрятной бородой, – может она под низом лежит, а над ней еще четверо.
– Я заплачу, – пресек излияния Сергей.
– Ладно, пошли, берем лопаты что ли, – недовольно протянул молодой щуплый, в белой кепке, – вы маски взяли? – спросил он неопределенно, но смотрел на Сергея
– Какие маски? – не понял Роман
– Лицо прикрыть, а то с непривычки наизнанку вывернет. Когда еще мы девятый участок трамбовали, неделя тому, точно…
Роман побледнел.
– Найдем чем прикрыть, пошли уже, – поторопил Сергей.
– Пошли, так пошли, – крякнул бородатый, закидывая на плечо лопату, девятый с краю, можно напрямки, или поезжайте к другому входу, а мы дойдем.
– Лучше мы вместе дойдем, – сказал Степан. Он не был уверен, что могильщики не затеряются по дороге.
– И то, вместе веселее, – бородатый бодро зашагал вперед, щуплый за ним.
Участок на окраине кладбища представлял собой замусоренный, заросший лебедой пустырь. За забором было слышно проезжую часть, под забором свалены в кучи старые венки с выцветшими лентами, доски, ломаные скамьи и прочий хлам. Большие квадраты свежераскопанной земли свидетельствовали о том, что безымянных тут хоронят активно.
– А дайте гербак посмотреть, не ошибиться бы, – сказал бородатый, на удивленный взгляд Степана уточнил, – свидетельство о смерти. Изучил справку из конторы и удовлетворенно кивнул, – все так, но той неделе и было, пошли Ленька, таблички смотри, двенадцатая наша.
Мужики двинулись вдоль земляных квадратов, нашли нужный, еще раз сверили номера, вернули бумагу Степану, – ну… будем норку раскапывать, арбузы доставать * это как же так случилось, что мамаша в безродных оказалась? Теперь мороки столько, – молодой могильщик ковырнул землю лопатой.
– Ладно тебе, Ленька, люди сразу пришли, не то что потеряшки какие-нибудь. И клиенты еще свежие, не марсиане.
– Как же, свежие, – активнее орудуя лопатой, проворчал Ленька, неделя прошла, вонючки, как пить дать.
– Ты, работай, работай, скорее начнешь – скорей закончишь. Вот, уже и до первого докопались, землю обтруси и тащи его.
Они говорили между собой, как будто рядом не было посторонних. Дело привычно, оплата обещана, чувства родственников во внимание не принимались.
Первый, едва прикопанный труп вытащили легко – бесформенное нечто, упрятанное в черный полиэтиленовый пакет.
– Они у вас не в гробах, что ли? – возмутился Степан
– Безродные-то? – удивился бородатый, – спасибо, что не нудисты. Это у домашних и царские шмотки, и саркофаг, и кусты, и клумбы и батя, а этим клиентам не положено.
– Так прямо и не положено, – заспорил Ленька, – и безродным простые чемоданы выписывают, а контора их налево продает.
– Ты не трынди, знай копай. Контора разберется. Ну, что, смотрим бирку. Мешок без молнии, вот беда, ну ничего, надорвем, – свернул скользкий разговор о кладбищенских махинациях бородатый могильщик и достал из кармана складной нож. Из прорехи в мешке высунулась черно-синяя ступня, на большом пальце бирка, – Нет, это не ваш. Леня, следующего давай…
Третий мешок достать было уже не так просто, пришлось обкапывать по краям, чтобы взяться. И у каждого покойника освобождали ногу, чтобы посмотреть номер.
– А я же говорил, на дне будет! – хмыкнул Ленька, – вот она, последняя. Уууу…монстрик. Давай, тяни…
– Да, это наша, – подтвердил бородатый.
Сергей следил больше за Ромой, чем за работой могильщиков, по пустырю поплыла нестерпимая вонь, пять мешков были разложены около потревоженной могилы, из каждого торчала ступня с биркой.
– Вы готовы? – спросил Ленька, он почему-то все время обращался к Сергею. – Тогда открываем.
– Открывайте. Рома, надо посмотреть…
Сергей крепко взял Ромку за плечи и вместе с ним сделал несколько шагов к мешку с Раисой. Бородатый могильщик резанул полиэтилен, развел в стороны, отступил.
Роман взглянул и замер. Стоял и смотрел. Лица он не узнал, но волосы – да и плечи. Дряблая грудь матери уже пошла черными пятнами.
– Она… голая… я там одежду принес. – сказал он. И все смотрел не моргая.
– Ваша, что ли?
– Наша, – Степан тоже подошел, – Рома, теперь не одеть её, так в гроб положим, одежду, если хочешь, с краю…
– А гроба у нас нет, – только сейчас Сергей понял, что перевезти мать Ромки до кладбища в Береговом им не в чем. Транспорт заказан, а про гроб он не подумал, вернее думал, что она уже в нем…
– Это мы уладим, сейчас, а вам точно гроб надо? Можно ведь в кремак её, тогда только горшок и все дела.
– Что? – Сергей не понял
– В крематорий, да и прах в урну, – пояснил Ленька.
– Нет, она категорически не хотела, чтобы…сжигали, – сказал Роман.
Бородатый достал из другого кармана мобильный, отошел в сторонку и стал договариваться.
Роман оцепенел, не слышал голосов, не чувствовал ужасающего трупного запаха. Он смотрел в неузнаваемое лицо с провалившимся ртом и обмякшими щеками. Сергей потянул его прочь от ямы.
– Идем, Рома, дальше они сами все сделают.
Но Роман не двинулся с места.
– Договорился, сейчас будет вам ларец, – объявил бородатый. Ну, Ленчик, давай клиентов обратно. Ниточки взял, или так покидаем? Попросторней им будет… А вы бы шли, – снова Сергею, – и парню вашему выпить надо. Сразу отпустит, вон застыл, в первый раз, что ли?
– В первый, – Сергей понимал, что злиться на мужиков бессмысленно и не правильно, что это их работа, которую они сделали хорошо, что требовать соболезнований к каждому "клиенту" невозможно, что через руки могильщиков каждый день проходят и "домашние" и "безродные" и самое лучшее сейчас расплатиться и уйти, как можно скорее.
– Подождите! – Роман оттолкнул Леньку, не дал запахнуть полиэтилен. – Я… проститься должен…
Могильщик только головой покрутил.
– Идем, Рома, это уже не она. В церковь пойдешь, там простишься, – Сергей взял Ромку под локоть, потянул в сторону от могилы.
– Нельзя мне в церковь…я же ей смерти желал…
– Да уж и она хорошо была, – подал голос Степан, – нечего тебе себя винить. Вот и хоронишь по-человечески, а с батюшкой решим, отпоет. Идем, Рома, Сергей правильно говорит, они сами дальше. Уведи его уже на улицу! – не выдержал он, но тут же осекся, добавил тихо, – я сейчас машину подгоню.
Сергей чуть не силой потащил Ромку к выходу. И пока они стояли у ворот, ждали Степана, Роман все повторял
– Я ей смерти желал…
Примечания
*(здесь и дальше профессиональный слэнг работников крематория)
норка – могила
арбуз – испортившийся труп
жмурик – покойник
корыто – нижняя половина гроба
горшок – урна для праха
царские шмотки – вещи для переодевания трупа
батя – священник
безродный – безымянный труп
кремак – крематорий
клиент – труп
лимузин – труповозка
крот – эксгумированый труп
потеряшки – родственники, долго не объявляющиеся за трупом
марсианин – гнилостно измененный труп зеленого цвета
куст – венок
саркофаг – лакированный гроб
ниточки – веревки опускать гроб
нудист – голый труп
домашние – трупы не из больницы
монстрик – труп с избыточным весом
Глава 35. Роман и Сергей
За пределами кладбища Приморский жил обычным погожим днем. Жарило солнце, синело небо, по проезжей части проскакивали переполненные маршрутки, мимо кладбищенского забора шли люди. Никому не было дела до смерти Раисы, да и до смерти вообще.
Роману солнце казалось черным, как влажная земля, страшные полиэтиленовые пакеты, как трупные пятна на груди матери. И запах этот тлетворно-сладкий преследовал. Степан сказал: "это уже не она", а что стало с ней? Куда она ушла, или не ушла еще?
Рома не замечал, что комкает в руках несчастный узелок с одеждой, увязано все было не крепко, и вот на асфальт упал простой головной платок, за ним рубашка.
– Я подниму, – Сергей упредил Романа и собрал вещи, – давай сюда остальное, – он попытался высвободить узел из рук Ромы и не смог. Пальцы не отпускали, сжались крепко. – Да тебя трясет всего…ну тише, тише… сейчас Степан подъедет. Тебе выпить бы сейчас, мужики правы, или хоть закурить.
– Я не курю, – с трудом выдавил Роман, губы дрожали, не слушались
– А я бросил перед отъездом. Что ж Степан так долго? Идем, хотя бы в тень сядем, – через дорогу был сквер с неизменными длинноволосыми ивами, в нем скамейки.
Роман почувствовал уже привычное крепкое прикосновение рук Сергея и не воспротивился, не вырвался, как сделал бы раньше. Терпеть не мог, когда его трогали, но сейчас хотелось прислониться, и он принял поддержку незнакомого человека. Задумываться о том, что правильно, что нет, не было сил. Сергей жених Нины… Нина… Это все в прошлой жизни, от которой Романа отделила внезапная смерть матери. Он хотел, чтобы она умерла… Нет! Освободиться хотел! Но не так же…
Не глядя под ноги, покоряясь осторожным рукам, дошел до скамейки. Сергей не отпустил, присел рядом, продолжая обнимать, но это не спасало от дрожи. Рому затрясло сильнее, так, что застучали зубы.
– Тише, тише…, – повторил Сергей, обнял крепче, притянул к себе.
Тут Рому прорвал, и он невнятно, едва владея голосом и дыханием начал говорить:
– Она… я слышал её в море… купаться пошел, а темно, и тут она: "Иди домой, сынок", и дельфин… лучше бы я утонул, тогда бы она не умерла!
– Что ты говоришь глупости? Где тут связь?
– Смерти ей желал, понимаешь? Мы поссорились, я уехал, телефон не взял нарочно, чтобы она дозвониться не могла, – Роман не замечал, что говорит Сергею "ты" и одного хотел, чтобы тот не отпускал. – Если бы я знал…
– Никто не может знать.
– Как я буду? Прощенья не попросил! И все поздно уже.
– Это пройдет, Рома, поболит и пройдет.
– Не пройдет! Я виноват…
– Не говори так, никто не виноват, судьба такая, а у тебя своя. – Сергей отстранился, посмотрел в глаза. Близко. – Своя судьба у тебя, и ты не станешь, как отец, – снова притянул к себе.
Слезы подступили, брызнули из глаз, Рома заплакал, уткнувшись в плечо Сергея. Так они и сидели, пока не подъехал Степан.
– Что долго так? – Сергей помог Ромке встать.
– Да пока в конторе порешал. Они сразу до места довезут. А я за ними, только вас дома выкину и за батюшкой заеду, договорился уже. А Ромке не надо туда, я сам справлюсь – Сергей кивнул.
– Мы назад сядем. – и повел Романа к машине
– Добро, – Степан подхватил со скамейки узелок, – я Клавдии позвонил, она дома все организует. Как справлюсь на кладбище, вернусь – посидим помянем.
***
Ехали молча, при Романе говорить ни о чем не стали, за дорогу он немного успокоился, трястись перестал, но снова ушел в себя, сидел безучастный. Сергей опасался нового приступа, обморока, истерики, но это было гораздо хуже. Он держал Рому за руку, тот не сопротивлялся, руки не отнимал и при этом отдалился недостижимо, закрылся, поставил между собой и миром стену. Нельзя оставить его там, эта мысль настойчиво перекрывала все другие, даже беспокойство о Нине. Нельзя оставить… отпустить. Но как вернуть к общению?
У Сергея не было жизненного опыта на предмет похорон, последние дни так измотали человеческим равнодушием к смерти, целые организации работали в отлаженном механизме технического устранения её последствий для живых, соборованием, утилизацией, удалением останков за кладбищенские заборы.
И все было настолько регламентировано, отлажено, равнодушно, что на сострадание места не оставалось. Не было этой графы в списке ритуальных услуг. Видимость была, а за ней единственное желание – заработать.
Самыми человечными из вереницы людей, с которыми Сергею пришлось столкнуться в процессе оформления эксгумации и перезахоронения, были могильщики. Несмотря на их странные шутки, на жаргон и обыденность, с которой они раскапывали трупы, эти двое мужиков, приведенные жизнью до той самой черты, где она переставала быть, остались людьми. На Рому смотрели с участием, за это Сергей был им благодарен.
Во дворе слонялись отдыхающие, следили за приготовлениями. Клавдия и с ней еще женщины носили в дом стулья, посуду, были возбуждены, на ходу обсуждали, где устроить стол. Спорили – во дворе, или в доме.
– Места же больше, вон в беседке и на дорожке прямо поставим, и все свободно рассядутся, – доказывала одна
– А мухи замучают, так и роятся, куска в рот не положишь, лучше потеснее, но в доме, – возражала другая.
– В доме, – прекратила их спор Клавдия, – нечего народ тревожить, люди отдыхать приехали, а не на поминки смотреть, а мы тут будем… – увидела Сергея с Ромой, осеклась на пол слове, – Вернулись! Быстро вы, у нас еще ничего не готово.
– Это только мы с Ромой, а Степан поехал… он… сам там, – при Ромке не стал объяснять, Клавдия поняла.
– В дом его веди, пусть отдохнет. Я сейчас подойду.
Когда проходили по коридору мимо комнаты Раисы, из-за приоткрытой двери послышался шорох, бормотание и шаркающие шаги. Что-то упало и покатилось. Глаза Романа округлились от ужаса, он вцепился в руку Сергея.
– Мама…
– Да что ты, – Сергей вида не подал, но под ложечкой неприятно засосало. – Постой, я посмотрю, – толкнул дверь и облегченно выдохнул.
Казалось бы, нельзя было устроить большего беспорядка, чем царил там раньше, но у Ромкиного отца получилось, он стоял посреди комнаты и ковырялся в куче вещей, беспорядочно вывернутых из шкафа прямо на пол. Шкаф зиял пустыми полками, кровать отодвинута от стены, покрывало с зеркала сдернуто, ящики вынуты, подзеркальник пустой.
Дмитрий Николаевич был почти трезв и что-то судорожно искал. Он нелепо выглядел посреди разгрома в выходном костюме и шляпе.
– Пап, ты чего тут?
В ответ бормотание.
– Да вот я… Прибрать же надо, сезон, комнате зачем пустовать, сдадим. Я сдам… да… А ты где ходишь? Уборку утром не сделал! Я, что ли, должен? – голос визгливо повысился, глаза забегали, но Дмитрий продолжал. – теперь тут все по-моему будет…
– Не будет, – оборвал его Сергей
– А ты что знаешь? – мужчина опешил, но удивление тут же сменилось злобой, пьяным ехидством. – Раскомандовался заезжий, за девкой бы своей досматривал лучше…
Роман дернулся вперед, на отца, но Сергей не пустил
– Стой, не начинай сейчас, не время, – а Дмитрию бросил коротко. – Вот хозяин!
Глава 36. Скандал на поминках
Нина не участвовала в приготовлениях к поминкам. После ухода Сергея на нее навалился крепкий сон. Утренняя дурнота отступила, Нина выпила чаю, прилегла, думала на минутку, а на самом деле неизвестно на сколько.
Спала бы и дальше, но разбудила ее Клавдия. Мягко тронула за плечо. Нина открыла глаза и не сразу поняла, где находится, почему соседка тут? Еще раз огляделась – лежит она на большом диване, прикрытая легкой простыней. Большая комната, стол, комод, занавешенное цветастой шторой окно, иконы на стене…
– Ну что? Полегчало? Я в чай тебе травок добавила, вот и помогли. Скажу как заваривать, с собой мешочек сбора дам, как домой соберетесь, ты про токсикоз и думать забудешь. Ранний у тебя, он через месяц проходит.
– Домой? Да… А Сережа? – Нина отбросила простыню, села, стала поправлять волосы.
– Вернулись они с Ромкой, уж часа полтора тому.
– А я все сплю! – хотела встать, бежать к Сергею, но Клавдия удержала.
– Ты постой, еще тут побудь у меня, они там сами по-мужски. А мы по хозяйству с соседками, уже почти все сладили, с божьей помощью, – женщина поправила на плечах темный платок и перекрестилась на иконы. – Батюшку дожидаем, после похорон обещал сразу быть, тогда и начнем.
Только тут Нина обратила внимание, что Клавдия переоделась, и платье на ней было синее, почти черное.
– Это все сегодня? Сережа мне ничего не сказал…
– Они и сами не знали, наверное, получится ли, в Приморский поехали, оттуда мне Степан позвонил. Потом Сергей Рому привез, а Степа с… – она запнулась, посмотрела на Нину виновато, – ни к чему тебе сейчас все это, а что поделать, жизнь. Бог дал, бог взял. Степан с Раисой на наше кладбище поехал, туда же и батюшка, святой человек! Отпоет, потом мы посидим, помянем, вот и будет ей облегчение.
– Как же я, мне не в чем за стол сесть, яркое все, цветастое.
Нина отчего-то смутилась проявившейся набожности Клавдии, строгого платья.
– Я тебе плат дам большой, накинешь, он черный, сейчас найду, – женщина отошла к комоду, выдвинула ящик и продолжала рассказывать, перебирая вещи, – отец Федор к Дмитрию в дом сначала и идти не хотел, но Степан упросил, он же староста церковный батюшку хорошо знает.
– Почему не хотел, с Раисой ссорился? – Нина все пыталась собрать в узел перепутанные волосы.
– Нет, из-за Дмитрия все, тот в мармонство ударился, к секте примкнул, есть тут у нас, приехали, дом купили, детишек собрали сирот беспризорных, мы сначала и не поняли, председатель им все разрешил и дом оформил, с документами помог, а они как начали проповедовать. Вот и Дмитрий попался на их удочку, долго ли пьянчужку сговорить? На вот гребень, расчешись, шпильки дать?
– Если можно…
– Отчего же нельзя. Вот и плат, смотри, он шелковый, это я для паломничества берегу, собираюсь, собираюсь… а земное не отпускает. Осенью, как с садом управимся – пойду! А то, как Раиса…
– Ну что вы говорите такое?
– Да что же, никто своего часа не знает, в любой надо готовым быть, перед собой, людьми чистым.
– А перед богом? – Нина спросила и сникла, волосы снова упали на лицо и плечи.
– Перед богом то, что мы о себе знать можем? Он уж сам разберет, наше дело жить правильно. Вот, например, как Сергей твой. И где ты нашла его? Сейчас таких и нет, правильный он… А ты что это, опять не хорошо? Побледнела.
– Нет, нормально все. Вы не отвлекайтесь на меня, скажите, что помочь?
– Уже ничего не надо, мы всей улицей враз уладили. И стулья притащили к Дмитрию, и посуду, наготовили всего. Димка бы только не испортил, он как выпьет дурной становится, да с Раисой как не спиться было? Прости господи, о мертвых дурно говорить нельзя. Но ведь заела мужика. И Ромочке досталось, а какой мальчик славный. Жалко его! Дай я тебе заколю волосы, сначала заплетем, – Клавдия встала сзади, начала плести косу, – Красивые они у тебя, никогда не стригла?
– В школе с короткими ходила, до пятого класса, а потом отросли.
Руки у Клавдии были добрые, быстрые, ни разу не дернула, не сделала больно.
– Ну вот, – удовлетворенно взглянула, улыбнулась, – а ты и так красавица, как с картинки! – набросила на плечи Нины шелковую шаль, – так хорошо будет. Идем, я тебя с соседками познакомлю. Может, вы бы с Сергеем к нам перешли, пожили еще? Они с Ромкой вон как сдружились, а тому сейчас одному тяжко будет…
– Не знаю, я – как Сережа скажет. Рому жалко, но домой уже хочется.
– Ладно, как бог даст, – не стала развивать тему Клавдия, – но сегодня точно у нас ночуйте, я уже и комнату приготовила. Нечего тебе в том дворе.
За весь этот страшный день Роман не оставался один, но чувства настолько притупились, что он не реагировал на людей. Когда к нему обращались – отвечал машинально, замкнутый в вязкую пустоту страдания. Боль души не прошла, стала привычной и отгородила от мира. Жизнь шла дальше, а Роман оставался на месте.
Единственное, что касалось его – это сострадание Сергея. Может быть потому, что между ними стояла вина Романа и точно такая же невозможность исправить совершенное, как невозможность попросить прощения у матери. Это парадоксальным образом сближало. Роман не мог понять, он не в состоянии был разобраться, почему не Нина, а Сергей сейчас рядом, почему вместо ревности и неприязни – дружба? И как вести себя?
Хотелось одного, чтобы чужие люди ушли из дома, а они, напротив набивались и набивались в комнату, переговаривались громко, даже смеялись. Принесли еще стол, притащили стулья, потеснились, расселись. Уже и повод казался не важен, чуть не вся улица собралась на поминки, но это был лишь предлог, чтобы выпить, закусить, посудачить.
Роман осматривал гостей без радости, но и без осуждения. Посидят и уйдут. Вот на дальнем конце стола собутыльники отца, среди них он чувствует себя уверенно, даже распрямился, плечи расправил и в глазах незнакомый не пьяный блеск. С другого конца Степан с Клавдией – уважаемые всей улицей соседи, только мать Степана вечно грязью поливала, знала бы, что он для нее именно у председателя земли попросит на упокоение. Нина, там же батюшка настоятель поселковой церкви – отец Феодор, еще женщины тетя Оля, Ирина Петровна, Лариса, Юлия… Почему же Нина не рядом с Сергеем? Поссорились? Но даже эта мысль оставила Романа безучастным, их дело, завтра Нина уедет и забудет, сама говорила "не настоящее" зачем бы ей помнить, у нее Сергей есть… В сравнении с ним все другие должны пустым местом казаться.
Сергей… а он почему не рядом с Ниной, а здесь, близко… дотронуться можно. Все неправильно и все неважно. Шли бы они все по домам… кроме Сергея. С ним можно говорить, легче тогда.
Ритуальный ужин шел своим чередом, после того, как батюшка благословил трапезу и все выпили не чокаясь за "упокой души и землю пухом" некоторое время только вилки звякали о тарелки, да булькала водка из горлышек. Степана с отцом Федором ждали долго, все проголодались.
Затем и разговоры потекли, для приличия заговаривали и о Раисе, сдержанно, кратко, в основном с пожеланиями благополучной райской жизни. Казалось бы, что может произойти на поминках? Посидели, да и разошлись.
Беседа на дальнем конце стола все больше оживлялась, обсуждали новый молитвенный дом, Дмитрий Николаевич, не обращая внимания на осуждение в глазах батюшки, пустился в разглагольствования.
– В книге Нефия сказано о новых пророках, те родителей чтить велели, вот что главное, слушать и почитать, – отец поднял вверх палец и вперился в Романа, пытаясь сфокусировать на нем блестящий возбужденный взгляд. – Ты всегда хороший был сын, таким и оставайся! Да, мать слушал и меня должен! В новую церковь пойдем… За Раечку помолимся…
– Стыда нет, – ахнула тетя Оля, – при батюшке такое говорить! Про церковь эту поганую, чтоб ей сгореть.
– А тебя, Ольга, бог накажет за такие слова, – указующий перст переместился в сторону соседки.
– Это за капище-то богомерзкое? – не выдержал отец Феодор, – ну, Степан, зазвал ты меня в этот дом, а сердце голосу божьему внимало: "Не ходи, не ходи". Не послушал, грешен…
– Батюшка, да он спьяну! – Клавдия зыркнула на Степана, тот только руками развел, не мог же он выкинуть мужа Раисы из-за стола.
Гости все разом возмущенно загомонили.
– Спьяну, не спьяну, а я стопы свои от пыли этого дома отряхну, – священник поднялся из-за стола, – за угощение благодарствую, а благословения не дам! А ты, Рома, сам приходи, завтра, к утренней службе, исповедуешься, причастишься, бог и подаст.
– Ничего мне от вашего бога не надо! – горечь, отчаяние, обида на мать выплеснулись в этих словах. Все замолчали, с удивлением уставились на Рому, обычно такого молчаливого и покорного. – Нет никакого бога, ни в какую церковь я не пойду!
– А я говорю пойдешь! – разъярился Дмитрий и стал пробираться через тесноту застолья к сыну.
– Батюшка, сядьте! – взмолилась Клавдия. – Сдуру же он, проспится – прощения просить пойдет.
– Кому оно надо, его прощение? – подала голос Ирина Павловна и тоже встала. – Правда, не стоило приходить, Раису добрым вспомнить нечем. Что мы сидим тут друг другу в глаза брешем? Все знают какова была, злоязычная поганая баба, сына замордовала, в уборщиках держала, по ночам сортиры мыл!
– Тетя Ира, зачем вы так? Зачем про маму…
– Ах ты! В моем доме сидишь, жрешь, еще и Раечку хаешь! Пошла вон из моего дома! – Дмитрий преодолел, наконец, преграду из скамьи и стульев, занятых гостями, и подобрался к Роману. – Всех выгоню, я тут хозяин! А ты меня слушать будешь!
– Не буду, – Ромка, как очнулся от душевной комы, вместе с этим и раздражение в нем возросло десятикратно, он понял, что ненавидит лицемерных соседей, батюшку, но более всего пьяную рожу отца. И хочет ударить…
– Рома, нет! – занесенную руку перехватил Сергей. – Остановись, – схватил за плечи, заставил сесть, сам встал между Романом и Дмитрием Николаевичем.
– Не будешь? Не будешь?!! Тогда и ты убирайся, ты мне никто, знать не хочу! Дом с участком богу отдам, все слышали! Богу! Сам к Стивену в общину… Давно зовут…
Роман хотел уйти прямо сейчас, он даже рад был бы, но Сергей не пустил. Отодвинул пьяного Дмитрия, повернулся к Роману:
– Послушай меня, и вы все! – гости, готовые разнимать драку поуспокоились, даже батюшка сел на место и ждал. – Хозяин здесь Роман Дмитриевич, его мать так распорядилась. У меня доказательства есть, – объявил Сергей, вышел из комнаты, но тут же и вернулся с листом гербовой бумаги, протянул Роману, – Вот, смотри.
– Что это?
– Завещание Раисы Юрьевны
– Облапошили дуру, – взвизгнул отец Романа, – вот зачем сначала эта приехала, сидит молчит, как святая, а потом и хахаль ее! Теперь я понял…
– Дай-ка взглянуть, – подошел к ним Степан.
Завещание двинулось вкруг стола, гости одобрительно кивали и передавали из рук в руки, Дмитрий тянулся за ним, но никак не мог догнать. Толкал людей, спотыкался, наконец выхватил лист у одной из женщин, не глядя со злобой скомкал, принялся рвать.
– Вот вам завещание! Я хозяин! – руки и губы тряслись, сам весь ходуном.
– Отберите! – вскрикнула Ольга, хотела спасти остатки бумаги, но Сергей упредил.
– Пусть рвет – это копия, оригинал у нотариуса в Приморске.
– Я в суд! В суд подам!! – бился в истерике Дмитрий, сел на пол, обхватил голову руками, – Обокрали… люди, помогите…обокрали меня. Я в суд… подам… а-а-а-а-а-а
– Через шесть месяцев, – Сергей посмотрел на Романа, проследил за его взглядом, обращенным не на отца – на Нину. Она сидела странно безучастная, бледная, как полотно, потом покачнулась и начала заваливаться на руки Клавдии.
Роман и Сергей одновременно кинулись к ней.
