Текст книги "Полынь - трава горькая (СИ)"
Автор книги: Иван Вересов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
– Константин Митрофанович!
Тот оглянулся, не ожидал видно, что Роман не у себя, но не ответил и оставался у машины. Роман подошел. По лицу Митрофаныча понял – случилось что-то. А спросить не мог себя заставить, и не понимал почему.
– Рома…ты…не знаю я, как говорить такое…в общем из Берегового к нам дозвонились, искали тебя. – Митрофаныч отвел глаза и глядя на бампер своей машины сказал: – Раиса Игоревна умерла… соболезную…
– Мама…? – одними губами произнес Роман и пошел мимо Митрофаныча в калитку, через двор, наверх по лестнице. А Константин Митрофаныч шел сзади и говорил, говорил…
– Еще вчера ночью случилось, тебя искали, не нашли. Подробностей не понял, то ли упала неудачно во дворе, или другое что. В больницу её отвезли, в Феодосию. Там и… Но не сразу. В сознании была, тебя звала, да пока отец сообразил к нам позвонить, Леша с ним говорил, он же дежурил сегодня, меня высвистал, я и поехал сразу. Да подожди, Ром, постой, куда ты…
– Скорей домой мне надо. Отвезете? – говорил с трудом, задрожали губы
– Не смогу, экскурсии у меня с утра… И не домой тебе, а в больницу, там уже подскажут, что да как дальше делать.
– Да там подскажут… – Роман остановился у двери мастерской, взялся за ручку, – а ведь я перед отъездом…поссорился с ней… – он пошатнулся, упал, как подкошенный, Митрофаныч его и подхватить не успел.
Глава 30. Тревожная ночь
Сначала из темноты выплыли голоса.
– В больницу не заберем, показаний не вижу. Давление в норме, кардиограмма хорошая… – авторитетно, с расстановкой вещал незнакомый, – У юноши нервное истощение и реакция на стресс, как следствие обморок. Здоровый сон, щадящее питание, постельный режим день-два. Можно вызвать участкового, или сами к врачу… Сейчас укольчик сделаем…
Врач…кто заболел? Роман открыл глаза, увидел на стуле у кровати разложенный рыжий чемодан скорой помощи, врач деловито копался в нем, Нина, Сергей, Митрофаныч стояли поодаль.
– А лекарства какие-нибудь может? – спросила Нина. Почему она здесь?
– Лучше бы в больницу! – а Митрофаныч здесь зачем? И что вообще…
Вспомнил все… мама умерла… странно было произносить это, даже в мыслях, трудно поверить…
– Ну вот, очнулся, не надо сейчас в больницу, пусть полежит. Вставать не рекомендую. Как вы себя чувствуете, молодой человек? – взгляд у врача был доброжелательный. – Поднимите руку.
Роман исполнил.
– Очень хорошо, как вас зовут?
– Роман
– Полное имя, пожалуйста.
– Полянский Роман Дмитриевич.
– Год рождения?
– Девяносто пятый… тысяча девятьсот девяносто пятый.
– А сейчас у нас какой? – доктор внимательно глянул Роману в глаза и продолжил искать вену.
– Двенадцатый… Роман отвернулся к стене, хотел заплакать, а слез не было, только тупая тяжесть на сердце.
– В больницу мы сами отвезем завтра, – сказал Сергей.
Роман снова закрыл глаза, ни видеть, ни слышать никого не хотелось.
Доктор закрыл чемодан, записал данные вызова, еще что-то говорил о лекарствах, контроле давления, режиме сна, наконец, собрался и ушел. После укола Роману смертельно захотелось спать, вместе с тем засыпать он боялся. Как будто там, за пределом реальности его ждало нечто необъяснимое, голос матери в морской глубине. Мысль странная… что мать Ваську послала. И домой велела идти, возвращаться. Только разве получится к прежнему вернуться и жить? А её уже нет… Какой никакой, а был у них общий мир, семья… Не простился даже! Почему-то именно это больнее всего ранило, что расстались в соре и последней мыслью о ней была мысль злая. Сейчас, когда не стало её, Роман запоздало искал оправдания всему дурному, вспоминал это её бесконечное «все для тебя». Вот зачем? Как теперь? Выходит, на всю жизнь он сволочью остался, что так поступал с ней, ненавидел, проклинал. Нельзя мать проклинать…
Роман со вздохом закрыл лицо ладонями. Надо встать и ехать домой, там, наверно такое творится…
– Нет! Рома, не вставай, нельзя тебе. – он думал, что за доктором ушли, все, а Нина оказывается тут. Сидит рядом на стуле, где чемодан доктор раскладывал, смотрит ласково, с участием. Красивая, как из другой, настоящей жизни.
– Нина! – захотелось, чтобы обняла, пожалела, потянулся к ней.
Она взяла за руку, наклонилась, заглядывая в глаза.
– Что ты хочешь? Может, воды? Я принесу…
– Не уходи, – он удержал, а знал, что надо сказать "уезжай". Не смог.
– Я не уйду, а ты спи. Я тут буду, в доме. Ромочка! Как же это все? Горе такое… прости, я не знаю, что сказать, как утешать…
Нина заплакала. Он сжал её руку и повторил
– Не уходи.
А потом провалился в тяжелый, мутный, болезненный сон.
После разговора с Романом Сергей вернулся в коттедж с твердым решением немедленно увезти Нину, ни в Анталию, ни на какой другой курорт, а домой. В Питер. И там уже разбираться со всем, с собой, с ней, с их планами на жизнь. Сейчас важно было забрать её отсюда, из места, где становилось опасно для их любви. Он чувствовал угрозу, всеми силами пытался выставить защиту и не хотел признаваться себе, что, может быть, уже поздно.
Но когда случилось это, неожиданное известие о смерти матери Ромы, то все перевернулось, все планы Сергея рухнули, теперь он не мог поступить, как задумал.
Причин было две – одна очевидная, другая необъяснимая. Провожая доктора, Сергей думал о второй. Зачем он ввязался в это? Почему сказал "Сами отвезем"? Можно такси вызвать, еще раз неотложку, в конце концов, можно договориться с ребятами-рабочими чтобы помогли. Не в пустыне же… люди кругом, Алексей есть, Митрофаныч, наверняка еще кто-то.
Доктор распрощался и сел в машину скорой помощи, задребезжал мотор, неотложка тронулась, лихо покатилась под гору, вздымая клубы белесоватой пыли, скрылась за поворотом. Пыль отнесло в сторону крутого склона, было уже совсем светло, выкатывалось из-за гор солнце.
Во двор вышли рабочие, начались расспросы.
– Да все с хозяином нормально, – успокоил Митрофаныч, – беда у него, мать померла скоропостижно. А его не нашли сразу, нам на станцию отзвонились, тогда уж… А если он не оклемается? Ведь и похоронят без него, жара такая, – сказал он Сергею. Тот только плечами пожал неопределенно, а что он мог ответить? – Мне опаздывать нельзя, группа утренняя. Вы уж тут сами… Вот я телефон дам свой и Лешкин.
– Алексея у меня есть, мы обменялись, а свой давайте. Не беспокойтесь, мы тут разберемся.
– Спасибо, а то жалко парня, сложно у него было с матерью-то, а все же мать… вон как его пригнуло.
– Разберемся, – повторил Сергей, но сам далеко не был уверен в этом.
Судьба, как нарочно, столкнула его, Нину и Романа, скрутила в крепкий узел и выпутаться все труднее. И его "сами отвезем" вырвалось не потому, что он о Нине подумал, а потому, что не мог бросить этого странного, не приспособленного к жизни парня, которого толком и не знал.
Он занес в мобильный телефон Митрофаныча и, пожав руку экскурсовода, еще раз заверил:
– Вы не беспокойтесь, звоните, если что. Мы с Ниной досмотрим, все равно в отпуске.
– Тогда я поехал.
И вторая машина запылила по дороге, а рабочие выжидательно смотрели на Сергея. Чернявый здоровяк бригадир помялся, но спросил:
– А нам теперь что? Роман нам на день задание давал…
Сергей не был готов к такому повороту, но вида не показал.
– А вчера, что делали?
– Да хамам лицевали.
– Вот и продолжайте, Роман отлежится и скажет, что там еще, будет работа или перерыв, пока он дела эти похоронные не уладит.
– Яхшны, тогда пошли мы, – бригадир все мялся.
– Он что ли поденно платил вам? – догадался Сергей
– Ну да…
– И с этим решим, идите работайте, в пролете не останетесь.
Невольно Сергей втягивался и в эти дела Ромы. Но что там Нина? Только сейчас подумал, что одна с Романом осталась. Ведь говорят, наверно…
Сергей быстро пошел через двор, поднялся в комнаты, в их номере Нины не было, значит у Романа осталась.
По-дурацки все складывается! Вот не надо было ей ехать на этот чертов юг. А теперь нельзя увозить её, она себя заест, что бросила Рому, даже если послушается и уедет – мучиться будет, страдать. Он её хорошо знал, Нина котенка бездомного на улице оставить не могла, нищим забулдыгам милостыню подавала, посылала смски со словом ДОБРО, стоило по телевизору вылезти рекламе о детях сиротах. И как он, дурак, мог отпустить её на юг одну. Из одной ошибки росли другие и вот уже, как обвал в горах! Все-таки что у них было с Романом? Просто целовались, или больше? Нина не такая…
Он прошел через свою комнату в коридор и дальше к Роману. Нина сидела у кровати, обернулась сразу, как Сергей вошел, прижала палец к губам, что шуметь нельзя, зашептала:
– Укол подействовал, уснул крепко.
– Так пойдем к нам, что сидеть тут, – так же шёпотом спросил Сергей
– А вдруг проснется?
– Не проснется, – Сергей взял с блюдца пустую ампулу, – доктор ему диазепама вкатил. Идем к нам.
Нина осторожно поднялась и оглядываясь на Рому пошла к Сергею
– Бедный мальчик! Мать у него такая была… идем, я тебе все расскажу.
Пошли они не в комнату, а на кухню, Нина согрела чайник.
– А еды у нас так и нет, может в магазин сходишь? А я тут пока посторожу Рому.
– Нет, не пойду.
Сергей сел за стол. Все это было нелепо! Вот они здесь на чужой кухне, в чужом доме. Уехать нельзя. А Нина хотела уехать, ей жаль было Романа, но вся ситуация угнетала. Первая радость от того, что Сережа приехал – сменилась тревогой. Не раскаянием, а именно тревогой, предчувствием неотвратимого. Как в омут затягивало. Чтобы стряхнуть это, Нине необходимо было что-то делать. Не могла она сесть напротив Сергея и ждать!
– Тогда я посмотрю, что здесь у Романа, – она решительно открыла верхнюю полку буфета, – Вот банки… сахар, соль, специи, а вот манка, я кашу сварю, хоть на воде. Может масло в холодильнике есть.
– Да не хочется, Нина, не до еды.
– Нельзя так, Сережа, а то и ты в обморок свалишься от голода. – Нина уже нашла кастрюлю, налила холодной воды, насыпала манки. – Меня тетушка научила, она поваром была, кашу манную все в кипяток сыплют, а надо размочить, потом варить… знаешь, мать у Ромы… об умерших нельзя плохо, но… – без всякого перехода начала она. А руки её порхали над кастрюлькой, Нина нашла деревянную ложку и размешивала, размешивала. Сергей смотрел. – Она такая ужасная была, злоязычная, неопрятная. Мучила его, работать заставляла, как уборщика.
– Как ты вообще попала к ним? Почему в городе не сняла?
– Я ехала в плацкарте этом, – Нина перестала мешать, подошла к Сергею, – я ведь ждала, ждала, что ты тоже поедешь, думала в последний момент появишься и все это забудется. А потом стала думать, что раз не пришел, значит и не нужна я тебе. А там еще морпех был в поезде. Ой, там столько всего было, и ты правильно не хотел ехать в плацкарте. Сережа! Люди так пахнут…
– Когда не моются, смотри, убежит сейчас каша твоя.
– Ой, чем же взять, прихватки нет! – она отодвинула кастрюльку с горящей конфорки. – Надо, чтобы три раза закипела – тогда готово.
Как за соломинку цеплялась она за эту несчастную кастрюлю, понимала, что не время, что не надо говорить ничего, а остановиться не могла. Все что накопилось за эти дни одиночества, ожидания: страх, обида, разочарование переплавились в желание все объяснить, но выходило бессвязно, важное перемешивалось с незначительным. Лишь бы не молчать! Все равно о чем, но говорить.
– Морпех этот посоветовал выйти на остановку раньше, я и вышла. Станция странная, никогда не видела такого, платформы низкие, из поезда не вылезти, прыгать надо, а я с чемоданом… и жара, солнце печет. Идти не понятно куда, вокзала нет, только рельсы, да шпалы. Я испугалась. Отрыла зонт и стою, а тут Роман. Не помню, что я ему сказала, он сам подошел, с вещами помог, свел с платформы, такси поймал…
– И повез к себе…
Сергей нахмурился, не мог скрыть раздражения, а раньше он никогда не проявлял особенных эмоций, даже если спорили, голоса не повышал, не перебивал. От этого Нина тоже устала.
Невозможно так жить – ровно, запланировано, бесчувственно. Зачем тогда быть вместе, что можно дать друг другу, если все заранее известно? И поняла она это только сейчас, когда узнала Сергея другим, безудержным, горячим, нежным до слёз, способным рисковать. Она испугалась за него, когда он в бассейн прыгнул! У Нины, как оборвалось что внутри. И… отпустило сжатые пружиной чувства, они освободились, сметая здравый смысл, омывая душу. Если бы оказаться сейчас дома, а это все забыть, как сон. Но нельзя, Роман спит в соседней комнате, а проснется – надо ехать к нему в Береговое. Сергей поэтому сердится?
– Да…нет… Он не заманивал! – Нина пыталась объяснить, – Напротив, все время говорил, что у них не пять звезд, что у соседей может быть лучше. А я все равно осталась, у них двор такой ухоженный, розы… Мне плохо было, Сереженька, я сто раз пожалела, что тебя не послушала…
Она села за стол напротив, а Сергей глаза отвел, не смотрит. Почему? Не то она говорит, не важное, так бывает, что внутри все кипит, надо высказаться, а слова выходят не правильные и ничего не понять, но все равно говорить надо, не молчать! Невозможно больше молчать.
– Мы домой вернемся и все будет хорошо, правда?
– Правда, – вздохнул Сергей и взял её за руки. Нина сразу успокоилась, нервозность её прошла. – Но сначала тут разберемся, нельзя же уехать, бросить Романа. Он тебе помог…
Нина сжалась, как от неожиданного удара. Вот взять и все рассказать ему. Сейчас! Не ждать, а там пусть будет, что будет, простит, значит останется с ней. А если не простит?
Она резко высвободила руки, закрыла лицо ладонями, заплакала.
– Нина, ты что? Нинуша? – Сергей встал, шаг навстречу и вот уже рядом, поднял её, обнимает, – Ну что ты, что?
– Не знаю! – невнятно сквозь слезы, – Жалко его, так жалко! Что теперь будет?
А вопрос был не о Роме и жалко больше всего себя, ни разобраться, ни понять, невыносимо это. Нина саму себя не узнавала. Легче становилось только когда Сергей обнимал. Еще и его потерять? Нет, ничего она, никогда не скажет.
– Успокойся, я отвезу его в Береговое, а там посмотрим, решим.
– Что решим?
– Оставаться ему здесь нельзя, – Сергей сказал это с убеждением, Нина перестала плакать, взглянула на него.
– Как же тогда?
– Пока не знаю.
– У него положение безвыходное! Отец пьет, на него ничего не оставишь, а в Береговом хозяйство целое, номера и здесь стройка.
– Безвыходное положение – это когда крышку заколотили…
– Какую крышку?
– Гроба.
– Ну что ты говоришь, Сережа! Перестань, разве можно сейчас шутить?
– Я не шучу. Ладно, давай кашу, есть действительно хочется. Может, хлеб тут где-нибудь?
– Я поищу…
Простые действия успокаивали, она снова оглядела полки – ничего, а пакет с хлебом оказался в холодильнике, нашла, когда масло доставала. Мелькнула мысль, что Роман успел в магазин сходить, когда только успел? Хлеб-то свежий…
Каша вышла водянистая, безвкусная, Нина посолить забыла.
– Ужас какой, готовлю я хуже некуда! – размазывая манку по тарелке, сокрушенно покачала головой она.
– Ничего, есть можно.
– Сережа, а скажи, как ты меня нашел? – Нина спросила, и сама удивилась почему не сделала этого раньше…
А Сергей смутился, отодвинул тарелку.
– Понимаешь…я беспокоился о тебе…
– Но нашел как? Заезжал в Береговое? Нет, ты не мог знать.
– Не заезжал, я по навигатору сразу сюда приехал. В телефоне твоем новом маячок стоит.
– Так ты следил за мной!
– Не следил! Я беспокоился.
– Ты должен был сказать, предупредить. Так не честно!
– Я знаю, но вдруг бы ты отказалась?
– А я бы и отказалась.
– Тогда я не нашел бы тебя… Прости…
– Я не сержусь. Но странно, оказывается совсем тебя не знаю, а столько живем вместе…
– Зато я тебя знаю, – улыбнулся Сергей, – ну и отпуск у нас!
Нина вымыла посуду, расставила кастрюлю и тарелки по местам, убрала хлеб. Больше на кухне делать было решительно нечего, а Сергей усе сидел, задумчиво рассматривал ладони.
– Я вот что думаю, когда уладим тут все, ритуальные дела Романа и остальное, то давай домой, в Питер вернемся. А в Анталию на будущий год.
– Мы разве не можем раньше уехать? Хотя…нет, – она присела на край табуретки, – нельзя оставить, он такой еще мальчик.
И непонятно почему, она стала рассказывать Сергею о Романе:
– Как я заехала к ним, он стал заботиться, все показывал, хозяйство свое. И чистота у него такая, ведь он все сам, представляешь! Мать его заставляла по дому работать, нет, не просто помогать, а вкалывать. Он туалеты мыл, души, белье стирал, с отдыхающими все дела решал, а она только недовольна была, все ругала и ругала его! Как мы можем ему помочь, Сережа?
Сергей и сам думал "как", но то, что Нина сейчас так горячо говорила, задело его. А если бы он не приехал, а если бы не нашел её? Такого, конечно быть не могло, начать с того, что он и не отпустил бы, если бы не знал, что в любой момент найдет. Зря отпустил, не исправить теперь! А Нина продолжала, не замечая смены в его настроении. Неужели не видит, что сейчас не надо об этом говорить, не Роман сейчас главное, а они сами…
– Ты думаешь он сам справится потом, когда мы уедем? Отец его спился совсем, а был нормальный, Рома рассказывал, они раньше не здесь жили и было по-другому, а потом матери его ударило в голову курортный бизнес и началось. Видно она сильно изменилась, про это он мало говорил. Стеснялся. Он вообще стеснительный такой, друзей нет, только в Интернете. А убирал по ночам, я не узнала бы, если бы не вышла из комнаты во двор, жара ведь, непривычно, спать не могла, еще цикады эти. Вот пошла, а он внезапно навстречу, в робе, со шваброй… я испугалась, чуть не закричала. А потом поняла, что он прячется от людей. И так жалко его стало…
Она все говорила и говорила, не могла остановиться, Сергей мрачнел, понимая, что за этими словами стоят другие, которые она не в силах произнести. А как жить, если скажет? Как жить дальше? Не Роману, им как жить? Может… рубануть, разом решить все, отсечь это? Заживет, только шрам останется, любовь залечит…Сергей сжал пальцы так крепко, что костяшки побелели, ногти впились в ладони, а он и не замечал этого. Нет, все же нет, нельзя сгоряча, с Ниной нельзя, она может не выдержать, и сама себе навредит, и их отношениям.
– А потом картины его увидала. Нельзя ему здесь оставаться, Сережа! Боже мой, что же делать, что делать?
– Сейчас домой его отвезти надо.
Сергей мыслями как бы разделился, с одной стороны – Нина, с её растерянностью, метаниями и слезами, с другой – Рома. Тут Сергей вообще ничего понять не мог, что ему в этом парне, но с той минуты, как Сергей повинуясь необъяснимому порыву сиганул в бассейн, он странным образом связал с себя с Ромкой. Принял ответственность за него, что ли? Почему? Зачем? Потому, что оба они любят Нину? Абсурд. Или потому, что Роман любит правильнее, горячей, чище – все это Сергей в рисунках увидел. А вот это, пожалуй, правильно. Честнее…
Сергей поднялся:
– я пойду машину посмотрю, заправиться бы надо еще, а ты собирайся. Как проснется он – поедем, тянуть нельзя. Похороны такое дело, столько всего.
– Я и не раскладывала вещи, быстро соберусь. Сережа!
– Что, Нинуш? – он приостановился на пороге.
– Нет, ничего… не знаю… Я домой хочу!
– Я тоже, мы поедем скоро.
– А Рома?
– Ты собирайся, все хорошо будет.
Глава 31. Страшное утро
Роман проснулся и сначала даже не подумал о том, что произошло. Утро и утро, уже позднее, в окно в просветы плохо задернутых штор лепит солнце, на кухне голоса Нины и Сергея… Но сразу вслед за этим навалилось, как оглушение – необратимость произошедшего. Чувство это расширялась в груди черной дырой пустоты, сжирало все остальное и порождало апатию.
Уже ничего нельзя было изменить, а ведь он хотел взять мобильник, на всякий случай, а потом намеренно назло матери не взял. Да, именно так, ей назло! Знал, что без него дома обойтись не смогут, что ей и самой, вместо того, чтобы судачить с соседками, придется стирать, убираться, собирать плату. И Роман зло радовался, представляя, как она не сможет его разыскать, будет орать на отца, жаловаться, проклинать.
Оказывается, не будет, ничего уже не будет…
Зачем он думает об этом? Снова и снова прокручивает в голове бесконечные "если бы"? Время вспять не повернуть, теперь ему жить виноватым, расплачиваться за нелюбовь. Самым страшным было, что испытывая все нарастающее раскаяние Роман одновременно и её упрекал, ведь это она виновата! Во всем! Вот умерла, а он не прощает её, и не простит никогда. И только где-то глубоко, в том уголке души, где жили чистые детские мечты, безутешно рыдал маленький, растерянный мальчик. И некому было его пожалеть. Закрываясь, отгораживаясь от этих горячих живительных слез, Роман мертвел душой, думал только о том, что мать и смертью своей нагадила ему! Теперь он пожизненно повязан, не вырваться из плена: отец алкоголик, курортное хозяйство – всё на нем. Сейчас надо встать, ехать домой, хоронить мать, а дальше продолжать мыть сортиры и вытаскивать отца из дружеских объятий собутыльников. Или не надо? Плюнуть на все? Он перевернулся, спрятал лицо в подушку, но слез не было, только желание закрыться от всего мира.
Дверь скрипнула, шаги легкие. Нина…
– Рома, ты спишь? Рома? – тихим осторожным шёпотом.
Роман не двинулся. Нина прошла к окну, задвинула штору как следует, чтобы солнце не беспокоило его и обратно к двери.
– Нет, я не сплю, – приглушенно в подушку, прозвучало это невнятно, как стон.
– Тебе плохо опять? Голова кружится? – она подошла, наконец.
Как же он хотел, чтобы подошла и дотронулась. Из всех, только её мог он стерпеть рядом, к ней тянулся. Нина села на кровать, положила руку ему на плечо:
– Глупости я спрашиваю, конечно, плохо. А ты поговори со мной… не молчи.
Он резко повернулся, скинув руку Нины:
– О чем?!
А в глазах…пустота. Ни боль, ни отчаяние, тяжелая непроницаемая пустота. Таким Нина его не видала, инстинктивно она отшатнулась.
– Не знаю о чем…
Это было правдой, она не знала чем его утешить, не находила слов. Говорить хорошее о его матери? Но это ведь ложь… Тогда о будущем? Так нет его…
– Да ничего не надо, уезжайте вы с Сергеем, я сам домой доберусь.
– Нет! И не думай даже! Сережа пошел искать, где машину заправить, а я пока соберусь и поедем. Рома! Ну что ты?
И она вдруг обняла его, а он вдруг легко и безудержно заплакал. То ли о матери, толи о себе… Нина прижала его русую голову к груди и молча ждала.
Так Сергей и увидал их, когда вошел.
Взгляд Нины, как у испуганного ребенка – "это не то, что ты думаешь", но и с места не двинулась, Ромку не отпустила, обнимает, а тот плачет.
Сергей также глазами дал понять, что бояться ей нечего и все она делает правильно.
Да и не до разборок сейчас, в последний раз, когда поссорились – Нина уехала одна. Сергей не хотел, не мог позволить себе снова её потерять. Ни за что!
Он подошел, сел рядом с кроватью на табурет, что так и оставался с визита скорой помощи, некоторое время ждал. Когда Роман затих, Сергей осторожно положил руку ему на плечо.
– Рома… я понимаю, тебе сейчас тяжко, но надо ехать скорее. Мне Митрофаныч звонил, там дома не ладно что-то.
– Что не ладно? – испугалась Нина
– Нинуш, ты иди, собирайся, мы сами тут, – попросил Сергей и со вздохом потянул Рому к себе, отстраняя его от Нины.
Она поднялась, пошла к двери, но все оборачивалась, пытаясь найти ответ в его взгляде. Сергей только головой покачал, и Нина выскользнула из комнаты. Когда дверь за ней закрылась он заговорил:
– Маму твою на улице нашли, упала она. Подробностей не знаю, ясно только что без документов, отвезли в…
Он понял, что не может подобрать слова, чтобы сказать то, что узнал от Митрофаныча. Мать Романа поехала в город, там все и случилось – упала на улице, лежала, никто не помог, потом вызвали скорую, неотложка констатировала смерть и дальше все по схеме. Тело забрали в судебный морг, сделали вскрытие, причин насильственной смерти не обнаружили, кто и как опознавал не понятно, но опознание было, раз отец в курсе. А дальше туман. Либо он хоронить отказался, либо пьян был и ему не поверили, а может перепутали в ритуальном агентстве, только забрали её вместе с неопознанными трупами, которых как раз накопилось достаточно, чтобы везти хоронить в общей могиле. И теперь надо или эксгумацию делать, или оставить все как есть. Отец твердит: "У Романа спрашивайте, он хозяин".
Ничего этого сейчас говорить нельзя, парень сам чуть не загнулся, не выдержит такого.
– В морг её отвезли, – Сергей сжал плечо Романа, тот мотнул головой, спустил ноги с кровати, размазал по щекам слезы и так и сидел, понурясь. – Ты сам как? – Сергей пытался не дать ему снова уйти в себя
– Нормально. Вы бы ехали с Ниной… Зачем вам это? Отпуск портить.
– Нет, Рома, сам ты не справишься, похороны дело мытарное, а тут еще обстоятельства. Я не очень понял, но одно ясно – быстрее домой тебе надо, завершить все. А потом мы решим, что дальше делать.
– Что дальше? – голос Романа был спокоен, заплаканные глаза безучастны, поза выражала полную покорность судьбе, – Да ничего – что было, то и будет. Отец пьет крепко…
– Понятно, но это не причина, чтобы свою жизнь на рельсы класть. Иди умойся. И вот что, можно я несколько твоих картин выберу, чтобы с собой взять? Или сам собери.
– Зачем?
– Там видно будет, но ты возьми, ладно?
Ромкин удивленный взгляд. Значит, не все потеряно, можно парня из прострации вытащить.
– Ладно.
– Ну, давай тогда, как будешь готов – скажи. Машину я заправил.
В Береговом их встретили в стельку пьяный отец Романа, кудахчущие соседки и злой участковый – это на него коллеги из Приморского спихнули post fаctum всю процедуру дознания.
Роман сразу был атакован и стоял во дворе на подходах к хозяйскому дому.
– Ромочка, сынок! – с пьяными слезами кинулся обнимать его отец, – больше нету мамки у нас, ой, как жить будем?
– А я ж ей говорила, подожди полчаса, вместе поедем. Тогда бы и скорую быстрее вызвали, может откачали бы, – стрекотала женщина в цветастом сарафане.
– Да какой там откачали, она вся больная была! И ведь не старая еще. Все ты, забулдыга, ты жизнь ей заедал! – заспорила вторая, тощая в джинсах и футболке, заляпанной на груди чем-то малиновым, и махнула кулаком в сторону Ромкиного отца.
– Тише вы, тише! Разберемся. – урезонивал участковый.
– Да вы уже разобрались! – наступала третья в нарядном шелковом халате, видно было, что она себя ставит выше товарок и говорила уверенно – руки в боки, – где такое безобразие, чтобы порядочную покойницу вместе с бомжарскими жмуриками хоронить? По закону семь дней ждать положено, а вы?
– А я при чем? – невольно начал оправдываться страж порядка, – участок не мой. Если бы она здесь упала на улице, здесь каждая собака Раису знала, а в Приморском мало ли бомжих. Летом и не только местные, пришлые стягиваются к пляжам…
Сергей задержался на улице, помогал Нине с сумкой и потому не сразу подошел, а когда увидел всю картину в целом, то поставил сумку на скамейку, коротко сказал Нине:
– Ты не вмешивайся.
И решительно пошел к живописной группе, в центре которой стоял ошарашенный Роман. Сергей без особых церемоний отлепил его от пьяного отца и задвинул себе за спину, чтобы предотвратить повторные объятия, потом выжидательно взглянул на участкового, тот понял и представился:
– Старший лейтенант Киселев, по поводу смерти гражданки Нестеровой Раисы Юрьевны. Вы кем ей приходитесь?
– Мы у неё жилье снимаем.
– Тогда проходите, не мешайте следствию, а мне нужен сын умершей, для прояснения обстоятельств.
Притихшие от решительности Сергея женщины снова завели наперебой, а к ним тут же добавились пьяные причитания хозяина.
– Может в дом пойдем? – Сергей пропустил мимо ушей рекомендацию участкового: – Рома, давай, что во дворе стоять.
– Вот, как эта заехала, все и началось, – оттопырив мясистую губу буркнула в сторону Нины тетка в сарафане и пошла со двора, демонстративно вскинув голову.
– Ой, чья бы корова мычала, – тут же отреагировала та, что в джинсах и тоже ретировалась.
– Пойду я Степана позову, больше толку будет, – и женщина в нарядном халате последней прикрыла за собой калитку.
Во дворе остались Роман с отцом, Сергей, участковый и Нина.
– Ты, Нина иди в нашу комнату, ведь там можно нам вдвоем разместиться? – Сергей спрашивал отца Романа
– Конечно, уплочено, значит, комната за вами.
– Вот и хорошо, давай, Нина, показывай куда идти, я сумку занесу, а ты, Рома, веди гражданина начальника в дом.
– Ну почему я в комнату? Там помочь надо наверно.
– Успеешь еще помочь, тут всем забот хватит, сейчас иди, не надо тебе с нами.
Когда Сергей, проводив Нину присоединился к "следствию по поводу гражданки Нестеровой" отец Романа уже суетился на кухне, он счел самым уместным принять участкового там. По привычке оглянувшись воровато, хотя бояться гневного окрика жены было уже нечего, полез в буфет. Достал поллитровку водки, суетливо и подобострастно предложил.
– Может рюмочку? На помин души Раечки? Золотая была женщина, – губы его скривились, лицо страдальчески сморщилось.
– Какие рюмочки, дядя Дима? – лейтенант отбросил официальный тон, ясно было, что с хозяином он знаком не шапочно, видно часто из канав вытаскивал и домой препровождал. – Тут такое дело, ведь закопали уже! С одной стороны, опознали, с другой, – лейтенант безнадежно развел руками и без приглашения сел на табурет у стола.
– Закопали… что ж… все там будем, – Дмитрий Николаевич тоже присел с другой стороны стола на самом краешке табуретки, с благоговением наполнил до краев рюмку, взялся за неё. Руки у него тряслись, он старался не пролить водку – это сейчас было важней всего.
Роман с тоской взглянул на Сергея.
– И что теперь? Что положено процессуально? – спросил Сергей.
– От семейства зависит. Можно так оставить, в общем захоронении, можно эксгумацию, это законом предусмотрено. Но тогда повторное опознание надо проводить. За тем я и пришел, уточнить, коллеги из Приморского звонили, спрашивали, что родственники решили.
– Что ж решать, – Дмитрий Николаевич выпил, не закусывая налил вторую, – уж как есть, наверно. В общей, так в общей…
– Ну что ты говоришь, папа! – воскликнул Роман и хотел уйти, но Сергей удержал.
– Нет, Рома, ты постой, сядь тоже. А вам наверно хватит уже, не время сейчас горе заливать, – он забрал бутылку со стола и вернул на прежнее место – в буфет. Дмитрий Николаевич, вероятно привычный к такому обращению, и не протестовал. Он покорно сложил руки на коленях, пожевал губами, притих.
– Значит, она так и останется? – Роман смотрел на Сергея, как будто от того зависело решение. И Сергей принял это на себя.
– Наверно сейчас мы не готовы ответить, – он не оговорился, произнес "мы", тем самым подтверждая свою причастность, – можно отложить это хотя бы на день-два?
