Текст книги "Гнев Гефеста (Приключенческая повесть)"

Автор книги: Иван Черных

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

ДУБЛЕР ПОНЕВОЛЕ

1

Полигон. 21 сентября 1988 г.

Передовая группа по испытанию «Супер-Фортуны» прибыла на полигон за неделю раньше – чтобы акклиматизировался испытатель, чтобы инженеры и служба поиска приготовили все необходимое к эксперименту.

Всю дорогу, пока летели к полигону, Игорь старался уснуть – спал он кое-как, Дина взволновала своими просьбами и упреками, и встал в половине пятого, – но сон не шел. Что происходит с женой, почему так круто изменила она отношение к испытательской работе? Давно ли сама прыгала с упоением и считала парашютный спорт лучшим, захватывающим из всех видов спорта? И вдруг: «Тебе больше всех надо? Почему ты, а не другие? Ты – приемщик, и твое дело принимать технику, когда она испытана по всем статьям, а не самому испытывать…» Словно не знает, что просил сам Веденин. А он зря не попросит. Есть, разумеется, в центре другие испытатели не хуже Андрея и его, Игоря, но они вдвоем вели «Фортуну» и лучше других знают ее «характер»… То, что Андрей сошел с дистанции, следовало ожидать – разгульная, бесшабашная жизнь до добра не доводит. Измотал себя, издергал – и нервы не выдержали… И у Дины, наверное, нервы сдают: все время одна с Любашей, мечтала работать, а теперь вот Антошку ждет… Жаль оставлять ее в таком положении, но дело-то важнее важного…

Чем бы увлечь ее, занять? Книг она читает достаточно. Научилась водить машину, иногда ездит, но без удовольствия… Парашют бы ей за спину да в небо! Хоть пару прыжков… А Антошка?

…Полигон встретил испытателей ярким солнцем, синим небом и легким теплым ветерком. У командно-диспетчерского пункта зеленели еще, не потеряв ни листика, стройные тополя – такие растут только здесь, на юге, – на клумбе цвели георгины, китайские астры.

Измайлов, выйдя из самолета, подставил лицо солнцу и закрыл от удовольствия глаза.

– Прелесть-то какая! А не махнуть ли нам, братцы, сразу после завтрака к морю? Хоть в конце лета под солнышком согреться, морской водицей ополоснуться?

Офицеры одобрительно загудели.

У профилактория, где располагались экспериментаторы на жилье, повстречался майор Свиридов, прибывший ранее на испытание планирующего парашюта, и, узнав, куда собираются сослуживцы после завтрака, попросил у полковника Козловского, старшего группы, разрешения поехать с ними.

– У тебя же завтра испытания, – возразил Козловский. – Надо посмотреть, как ты подготовился, проверить службы. Мне и старшему инженеру тоже ехать не придется.

– Да что вы, в самом деле! – возмутился Свиридов. – После обеда времени не хватит?

– После обеда и до испытания тебе положено отдыхать, и мы не имеем права беспокоить ваше величество.

– Я уже неделю отдыхаю, бока пролежал, – стоял на своем Свиридов. – И если после обеда посплю, ночь потом не сомкну глаз. А искупаюсь в морской водице – только на пользу. Скажите, Марат Владимирович, разве не так? – обратился он за поддержкой к Измайлову.

Доктор хитровато сощурил глаза, в которых нетрудно было прочитать: а что я буду от этого иметь?

Свиридов понимающе приложил к груди руку – отблагодарю.

– Пусть поедет, – покровительственно сказал Измайлов. – Морской воздух, ванны – лучшие условия для отдыха. Потому и выбрали полигон близ моря…

На пляж добрались в десятом часу. Несмотря на позднюю осень, отдыхающих у моря было немало, публика, правда, контрастная – престарелые и молодые.

«Пенсионеры и неудачники, не поступившие в институт», – подумал Игорь. Он не раз бывал здесь осенью и хорошо знал эту публику – самый бездельный, самый неинтересный народ: пенсионеры целыми днями режутся в карты, молодежь отсыпается после ночных любовных приключений, готовится к новым. Игорь удивлялся: как им не жаль растрачивать время? Ему его всегда не хватало. В школе, после занятий, – велосипед, каток, увлечение фотографией; в институте – парашютный спорт. Теперь, кроме работы и семьи, – кинолюбительство, рыбалка. И сколько в жизни прекрасного: книги, кино, театр, музыка… Если бы можно было всюду поспеть, все постичь! А эти… Пенсионерам, куда ни шло, простительно, они свое отработали; хотя отцу тоже за шестьдесят, а он находит более полезное и увлекательное занятие. Лоботрясам же… И ведь с ведома родителей, с их позволения и финансирования они прожигают жизнь…

Как-то само собой получилось, что и их испытательская компания разделилась на две группы – на «старичков» – инженеров, и на молодых – испытателей. К последним примкнул и Измайлов. Они втроем разместились у самого моря, инженеры – повыше, за волнорезом, где было потише: ветерок здесь дул свежий, высокие волны бились о камни, пенились и далеко рассеивали холодные брызги, обдавая загорающих. То отсюда, то оттуда доносились девичьи визги: шалуньи резвились у самого наката, привлекая к себе внимание.

Никто пока не купался. Из репродуктора, висевшего на пляже, сообщили: «Температура воздуха 17 градусов, воды – 19, волнение моря 5 баллов», – купаться категорически запрещалось.

– Обрадовали, – незлобиво проворчал Измайлов и стал раздеваться.

– Это после вчерашнего шторма, – пояснил Свиридов, кивнув на море. – Оно уже утихает.

Игорь, положив под голову спортивный костюм, раскрыл прихваченный еще из дома томик Юрия Бондарева – наиболее почитаемого из всех современных писателей. Его герои были понятны Игорю, близки по духу и симпатичны. Особенно Княжко из «Берега» – честный, горячий, смелый, не поступившийся совестью даже в самую трудную минуту…

Не успели офицеры устроиться, как возле них закружили две девицы: одна совсем юная, лет семнадцати, худенькая, симпатичная, вторая постарше, полнотелая блондинка с серыми глазами голодной рыси. Блондинка бесцеремонно обшарила каждого взглядом, прошла мимо, замедляя шаг, и что-то шепнула подруге.

– Смотрите, – захохотал Измайлов, – уже клюет.

Симпатичная ставридка и побывавшая на крючке пикша.

Девицы удалились, побродили по пляжу и, вернувшись, расположились рядом.

– Вот это загар! – позавидовал Свиридов. – Наверное, с весны околачиваются здесь.

Пикша расстелила покрывало, и девицы улеглись на нем так, чтобы видеть заинтригованных мужчин. Обе достали книги, раскрыли, но нетрудно было заметить, что взоры их и мысли были далеки от познания – исподтишка наблюдали за соседями. Старшая сосредоточила внимание на Свиридове, младшая – на Игоре.

– Интеллектуалки, – усмехнулся Измайлов. – Даже на пляж с книгами ходят. А я бы с удовольствием сыграл сейчас в дурака. – И обратился к девушкам: – Извините, красавицы, вы не к экзаменам готовитесь?

– К экзаменам, – насмешливо ответила Пикша. – А вы хотите предложить услуги репетитора?

– Могу, – согласился Измайлов. – Только беру я дорого.

– Тогда не сговоримся – откуда у студентки деньги. Богатых родителей, к сожалению, бог не послал.

– Значит, пошлет богатых покровителей. – Измайлов встал и перешел к девушкам.

Не себя ли он имеет в виду? – усмехнулся Игорь. Похоже, не зря ходили о нем слухи, что шубу любовнице подарил. Во всяком случае, ловелас он опытный: с первого взгляда определил, что за девицы фланируют около, и пяти минут не прошло, как установил с ними дружеский контакт. Вон уже хохочут, словно давно знают друг друга.

Блондинка достала карты и кивнула в сторону Игоря.

– Пригласи товарища, пара на пару играть интереснее.

– Игорек, перебирайся сюда, сейчас судьбу твою предскажем, угадаем, счастливый ты или несчастный, холостой или женатый, богатый или бедный, любят тебя девушки или только голову морочат, – позвал Измайлов.

«А почему бы и нет?» – вспыхнуло у Игоря шальное желание. Читать книги в профилактории успеется. А девицы занятные, особенно худенькая, еще робкая, но очень любопытная – черными глазищами так и рыскает по сторонам. Неудобно перед Свиридовым – одного оставлять, – хотя в друзьях Игоря он никогда не состоял, даже наоборот: когда Веденин назначил Игоря ведущим «Фортуны», больше всех негодовал Свиридов: «Без году неделя в испытательном центре, а уже в любимчиках ходит». Игорь не обиделся – есть такие люди, на которых нельзя обижаться: Свиридов был старше возрастом и званием, с занудливым и скандальным характером, со всеми ссорился, всем всегда был недоволен; его не любили, несмотря на то, что испытательские обязанности исполнял добросовестно и толково. И в ведущие он не попал только из-за своего характера.

– Идемте, – все-таки позвал Игорь Свиридова. – Карты я вам уступаю.

– Спасибо за снисходительность, – огрызнулся Свиридов. – Только в ней я не нуждаюсь.

Игорь смолчал: не стоит портить и без того плохое настроение испытателю, которому предстоит завтра серьезная работа. Поднялся и сел возле малышки.

– Знакомьтесь: Игорь Андреевич, декан факультета иностранных языков МГУ, доцент, лауреат Государственной премии, – безбожно соврал Измайлов, представляя Игоря.

– Ого! – удивилась Пикша и с недоверчивостью посмотрела на Игоря, а у Малышки и вовсе глаза стали большущими, как чернильницы. – Без бороды и без лысины? Я с удовольствием согласилась бы на такого репетитора. – И протянула Игорю загорелую, мягкую, пропитанную кремами руку. – Светлана.

По примеру подруги протянула руку и Малышка.

– Людмила.

– А меня зовут Марат Владимирович, – представил теперь себя Измайлов. – Тоже декан, и тоже доцент. Только по другой части, по медицинской. Уроки даю, разумеется, в своей поликлинике, с семнадцати до девятнадцати, приемы после двадцати. Плата по согласию.

– Спасибо, – поблагодарила Светлана. – К счастью, в медицинской помощи мы пока не нуждаемся.

– Отлично. В таком разе займемся умственной гимнастикой. Во что сыграем? В преферанс, в «двадцать одно»?

– Нет, нет, – запротестовала Людмила. – Мы на деньги не играем.

– Жаль. А я хотел состояние вам проиграть. – Измайлов забрал у Светланы карты и стал раздавать. – Сыграем в подкидного, или, как говорят в народе, в дурака.

– А вы подарите мне его? – нашлась Светлана.

– Дурака? – не остался в долгу Измайлов.

– Ну, если с состоянием, можно и дурака, – захохотала Светлана.

– А вам, девочки, палец в рот не клади, с рукой откусите, – признал свое поражение Измайлов. – Наш ход – у меня шестерка.

Около них остановились два парня, крепко сложенных, тоже хорошо загоревших, с серфингами в руках.

– Привет, – небрежно бросил один, обращаясь к Светлане. Изучающим взглядом окинул Измайлова и Игоря.

– Привет, Валера! – отозвалась Светлана. – Поучишь сегодня?

– Посмотрим.

Парни положили вещи и направились к воде.

Игорь обратил внимание, как смутилась Малышка, даже не ответила на приветствие; Светлана же вела себя так, словно парни были случайными прохожими.

– Сокурсники? – полюбопытствовал Измайлов.

– Кавалеры, – уточнила Светлана. – Только мелко плавают и мамки боятся.

– Впору вашей подружке, – уколол Измайлов.

– Вы так думаете? А знаете, сколько ей?

– Лет семнадцать.

– Глубоко ошибаетесь, – обиженно встала на защиту себя Людмила. – Мне давно двадцать два стукнуло.

– У-у! – сделал удивленное лицо Измайлов. – В таком случае, прошу прощения. Эти юнцы действительно до вас еще не доросли.

Игорь, забыв про игру в карты, залюбовался парнями: они вошли в воду и, выждав, когда волна стала накатываться, легко вскочили на серфинги и заскользили по самому гребню, словно на лыжах по крутому склону.

Игорь видел водные лыжи, не раз катался на них, буксируемый стремительным глиссером, а о серфингах только слышал. И вот они – на фоне лазурного неба и изумрудного с белыми прожилками моря парни казались античными героями, скользящими по волнам; солнечные лучи золотили их тела, а кипящая у ног вода пенилась и бурлила, обдавала серебряной россыпью.

Вспомнились слова Веденина: «Настоящий испытатель тот, у кого глаза загораются при виде новой техники, сердце учащенно бьется, руки зудят от желания потрогать ее и попробовать в действии». Наверное, он, Игорь, настоящий испытатель: ему так захотелось прокатиться на этих коньках-горбунках, что он не выдержал, отложил карты, встал и пошел к воде.

Парни неслись по гребням, прыгая с волны на волну, легко, неощутимо, словно акробаты высшего класса, которых море пыталось сбросить со своих плеч и не могло.

К Игорю присоединились Измайлов с девушками, потом и Свиридов.

– Во дают! – восхитился Измайлов. – Таких хлопцев и к нам можно.

Свиридов смерил доктора уничтожающим взглядом, как ничего не смыслящего в испытательском деле человека.

– Уж лучше слаломистов, они позамысловатее пируэты выписывают.

– Не скажи, не скажи, – замотал головой Измайлов. – Удержаться на таком гребешке – акробатом надо быть.

Свиридов передернул плечами – что ты, мол, понимаешь – и не стал спорить.

Парни катались минут десять, так же легко спрыгнули со своих пенопластовых досок и вернулись к девушкам.

Тот, которого Светлана назвала Валерой, протянул ей доску.

– Давай учись.

Светлана повертела доску, взглянула на гулко разбившуюся о прибрежные камни волну, зябко передернула плечиками.

– Разрешите попробовать мне? – попросил Свиридов.

– Ты что, шею решил свернуть? – воспротивился вдруг Измайлов. – А на эксперимент я за тебя пойду?

– Не сверну. – Свиридов взял охотно протянутую Светланой доску. – Не боись, доктор, не таких коней объезживали. – И пошел к воде.

– Ну, ну… Только в случае чего я тебя на пляж не брал и здесь не видел, – предупредил Измайлов.

– Договорились.

Свиридов довольно легко повторил прием парней – вспрыгнул на доску – и заскользил по волне. Один гребень перевалил, второй… А на третьем то ли замешкался, то ли поторопился – волна ударила его, подбросила и, опрокинув головой вниз, потащила на глубину.

Девушки и парни громко захохотали. Засмеялся и Измайлов, хотя глаза обеспокоенно приковались к тому месту, где упал Свиридов. Но опасность ситуации все поняли тогда, когда волна обнажила распластанное и беспомощное тело.

Игорь, парни и Измайлов кинулись в воду.

Поймать и вытащить на берег Свиридова удалось быстро, но когда спасатели взяли его под руки, он взвыл от боли.

Его опустили на гальку.

– Что с тобой? – склонился над ним Измайлов.

– Рука, – заскрипел зубами Свиридов.

Измайлов стал ее прощупывать – раны не было, – а у предплечья уже обозначилась опухоль; и едва врач коснулся его, Свиридов дернулся всем телом.

– Ну натворил! – Измайлов был вне себя. – Говорил же! Что теперь? Конец месяца, весь коллектив без прогрессивки… Веденин голову снимет…

Свиридов лишь стонал на его причитания.

– Перестань! – прикрикнул на него Игорь. – Идти можешь?

Свиридов умолк и, опираясь на левую, здоровую руку, стал подниматься. Игорь и Измайлов помогли ему.

– В автобус! – скомандовал врач.

Прибежали Козловский и Грибов. Они то ли видели «акробатический этюд» Свиридова, то ли без слов поняли, что произошло, – оба были в растерянности, обескураженные. Игорь искренне им сочувствовал: руководителя завтрашнего эксперимента с планирующим парашютом и начальника парашютно-десантной службы ждут пребольшие неприятности.

– Вывих, перелом? – наконец вымолвил Козловский, просительно заглядывая в глаза доктора, словно тот ответом мог помочь делу.

– Какая разница, – раздраженно буркнул Измайлов. – Все равно к испытанию он не годен.

Козловский схватился за голову.

– Что же делать? Что делать?..

Отсрочка эксперимента с планирующим парашютом расстроит и Веденина, подумал Игорь. Конкуренты и без того зуб на него точат, где только могут ставят подножку, порочат его изобретения, а теперь появится еще один повод. И коллектив не очень-то будет доволен, если не получит прогрессивку. И он принял решение.

– Не паникуйте. На эксперимент пойду я.

– Ты? – Козловский недоверчиво уставился на Игоря. В глазах блеснула надежда и тут же погасла.

– Веденин ни за что не разрешит.

– Разрешите вы, Венедикт Львович, – твердо сказал Игорь. – У Веденина без этих мелочей забот хватает.

– А что, идея! – обрадовался Измайлов. – В случае чего объясню, что надо было проверить Арефьева после госпиталя на более простом и легком эксперименте.

Козловский облегченно вздохнул.

2

«Унылая пора! Очей очарованье!..» Не зря великий поэт любил осень. Несравненно прекрасна она ранним утром, когда солнце еще не взошло, но уже обагрило небосвод и высветило все многоцветие красок – нежных, чуть притушенных почти невидимой дымкой тумана. Все еще спит – бархатные георгины и пестроцветные астры на клумбе, вьющиеся розы у входа в КДП и стреловидные тополя вдоль дорожек, застывшие как часовые; виднеющийся за аэродромом лес и далекие вершины гор; спят еще и самые ранние птицы – самолеты, опустив в сладостной истоме крылья; только у вертолета уже суетятся люди, словно тормошат его, будят от крепкого сна. И небо, чистое и бездонное, кажется от этой благостной тишины еще прекраснее, еще притягательнее; оно светлеет на глазах, багрянец поднимается выше, а у горизонта уже появляется золотистая каемка, преображающая и вторую, западную половину небосвода – из фиолетовой в синюю, из синей в лазоревую.

Сколько раз Игорь наблюдал за восходом солнца и каждый раз не мог оторвать глаз, любуясь волшебным переливом красок, неповторимыми, колдовскими, пробуждающими в душе такое неодолимое желание подняться ввысь, что нет сил совладать с собой. Это Дина назвала небо как-то колдовским: отняло, мол, у нее мужа. И она права: тот, кто однажды испытал счастье подняться ввысь, на всю жизнь влюбляется в небо и становится его рабом…

Чихнул, заурчал вертолет – проснулся, – Игорь зашел в парашютоукладочную, открыл опломбированный им же накануне шкаф и достал оттуда два парашюта – экспериментальный и запасной.

Новый парашют, очередной прыжок с вертолета. Ни то ни другое не волновало испытателя: он так привык к подобным экспериментам, что они стали для него обыденной работой. Работой, правда, не простой, требующей ясной мысли, собранности, ловкости. Особенно при прыжках с вертолета: четыре десятка лет прошло, как создали эти уникальные, многоцелевые машины, а вот покидание их остается делом сложным и опасным – при малейшей оплошности можно угодить под несущий или хвостовой винт. Конструкторы поначалу предложили отстреливать лопасти при аварийной ситуации, но это породило другие сложности: вертолет падал как камень, и покидание усложнялось; да и отстрелянные лопасти являлись угрозой. Пришлось ограничиться строгими правилами аварийного покидания, разработанными испытателями, участие в которых принимал и Игорь.

Планирующий парашют уже испытывался в воздухе. И с манекеном, и с испытателем из самолета. Данные превзошли ожидаемое: парашют обеспечивал более мягкое и плавное приземление.

И все-таки Игорь не обольщался – новинки зачастую преподносят сюрпризы, поэтому вчерашнюю половину дня он посвятил тщательной подготовке.

У вертолета Игоря поджидали полковник Козловский, подполковник Грибов и капитан Измайлов. Старший группы дал последние ценные указания: не зарываться, не рисковать, все делать строго по инструкции. Пожелал счастливого приземления и ушел. За Игоря взялся Грибов: прощупал пульс, помог надеть парашюты, проверил вытяжные кольца. Еще раз напомнил:

– Никакой отсебятины. Кольцом пользоваться только в случае отказа автомата. Планирование по спирали, приземление – в круг. Ясно?

– Как божий день, товарищ подполковник, – пошутил Игорь. – Да вы не волнуйтесь, все будет, как учили.

– А мы и не волнуемся, – хлопнул Грибов Игоря по плечу. – Пошли.

Командир экипажа вертолета доложил: двигатель опробован, экипаж к полету готов.

– Тогда по коням. – Грибов шутил, но лицо оставалось озабоченным: посылая Игоря на эксперимент, он и Козловский шли на серьезное нарушение, и в случае малейшей неудачи им влетит по первое число и за Свиридова, и за подставного испытателя.

Грибов первым к люку пропустил Игоря, поднялся за ним и сел рядом. По другую сторону примостился Измайлов и тоже потянулся к пульсу.

– Успеешь, дорогой доктор. Чувствуешь, как здесь дынями и яблоками пахнет? – спросил Игорь.

Измайлов повел носом.

– Эмалью, бензином и чуточку аптекой – от меня.

А Игорю запах дынь и яблок щекотал ноздри, вызывал аппетит. Вернусь с полигона и махну на рынок, решил он.

Когда командир экипажа вошел в вертолет и проходил мимо, Игорь придержал его за руку.

– Куда за дынями летали?

Тот удивленно посмотрел на испытателя, но понял, что отпираться ни к чему – Игорь свой парень, – заговорщически подмигнул:

– Потом скажу. И угощу – у нас там осталось.

Измайлов помотал головой.

– Ну и нюх у тебя. Как у овчарки.

– Люблю дыни и яблоки, – ответил Игорь. – И вообще все сладкое. – Полез в карман, достал карамельки. Протянул Измайлову и Грибову. Доктор отказался.

– Я, как твой друг Батуров, предпочитаю горькое.

– Как хотите. – Игорь сунул карамельку в рот.

Качнулся, вздрогнул вертолет, и двигатель заработал. Игорь выглянул в иллюминатор. Техник убрал из-под колес колодки и дал разрешение на выруливание.

Гул усилился, вертолет тронулся с места и, набычив лобастую голову, оторвался от земли. Поплыли вниз и назад домик КДП, клумба, стреловидные тополя. А горы стали расти, приближаться. Дымка у их подножия обозначилась четче, определеннее – словно кто-то расстелил длинный бледно-голубой шарф. И солнце, будто пробудившись от рокота двигателя, высунулось из-за горизонта и потянулось ввысь. Под вертолетом бежали сады с еще не убранными кое-где яблоками, виноградники, дорога, петляющая между предгорными холмами, и селения вдоль нее с белыми аккуратными домиками. А за грядой гор уже угадывалось море: небо из лазоревого переходило в серо-голубое без видимой черты горизонта, и определить, где кончалось небо и начиналось море, было невозможно.

Вертолет неторопливо набирал высоту по кругу. Игорь зачарованно наблюдал, как меняются краски и пейзажи, то багряные, то голубые, то оранжевые, то темно-сизые – восходящее солнце и небо, скошенные поля и горы. И в груди приятно щемило от этой красоты, волновало, бередило душу и звало куда-то в неизведанное.

Грибов положил ему на колено руку. Игорь оторвал взгляд от иллюминатора и посмотрел на высотомер. Стрелка остановилась на двух тысячах – заданная высота. Последний разворот, и вертолет взял курс к полигону.

Измайлов посчитал у него пульс, удовлетворенно кивнул.

Штурман дал команду приготовиться.

Бортовой техник открыл люк. Воздушный поток рванул в отсек, закружил, завертел пылинки, занесенные обувью листья, траву. И запах дынь, яблок мгновенно сменился другим, непонятным, но очень знакомым. Небо! – вспомнил Игорь. Так пахнет только здесь, на высоте, – чуточку морем, чуточку озоном, как на земле после дождя, и самую малость ароматами осеннего леса, здешнего, южного, где созрели кизил и шиповник, айва и можжевельник, где на пеньках пробились первые россыпи опят…

Загорелась зеленая лампочка. Игорь шагнул в зев люка, прохладная волна хлестнула его по лицу, отпрянула, освобождая дорогу, и он полетел вниз.

«Один, два, три…» Он отсчитывал в уме и видел, как удаляется вертолет, как синева сменяется чернотою – его повернуло лицом к земле, – как дымит где-то костерок.

Его легонько тряхнуло – распустился вытяжной парашютах, – и тут же последовал сильный рывок. Он поднял голову и увидел над собой ярко-оранжевое треугольное полотнище, очень похожее на дельтаплан. Слышно было, как шелестит ветер, ударяясь о ткань, будто шепчет что-то ласковое, волнующее, – такое можно услышать только во сне. И бурный восторг и радость хлынули ему в грудь. Захотелось крикнуть на весь мир: «Слушайте, люди, и смотрите: я самый счастливый человек на свете!»

И он крикнул, только другое: «Э-ге-гей!»

Ему показалось, что эхо раскатилось по всей земле. Повертел головой. Слева, впереди увидел белый игрушечный автобус – санитарная машина, – около него две крошечные фигурки: не иначе Свиридов с Козловским. Ему показалось, что они машут руками. Неужто и в самом деле услышали? Вполне вероятно: здесь, наверху, где нет никаких препятствий и воздух относительно чист и разрежен, звуковые волны распространяются быстрее и дальше.

Игорь потянул за стропы слева, парашют накренился и стал разворачиваться влево. Выйдя на прямую к полигону, Игорь отпустил стропы, и парашют заскользил по направлению к санитарной машине. Ощущение было такое, что Игорь не спускается, а парит над землей подобно птице, легко, свободно, и крылья послушно несут его туда, куда он хочет, стоит только пошевелить рукой. Да и руки ли это, не крылья? Как бывает во сне: ты машешь руками, и они поднимают тебя выше и выше. Сердце замирает от страха, не гнетущего, вызывающего дрожь в теле, а сладостного, упоительного. А сейчас и страха не было – только радость, только восхищение. Ах какой умница Веденин! Парашют – чудо спасательной техники, легче и удобнее других и ткани требует меньше. А какое широкое применение найдет он в военном и спортивном деле. Жаль, не видит его Батуров, вот позавидовал бы…

Как он там? Держит ли слово? Наконец-то влюбился всерьез… Любит ли его Вита? Почему осталась в городке одна, ведет себя как-то странно… Жаль Андрея, если ему и на этот раз не повезет. Хоть и бесшабашный он парень, а товарищ надежный. Надо написать ему, может, одумается, вернется в испытатели. Что может быть прекраснее познания неба?!

Земля приближалась. Санитарный автобус увеличивался, уже хорошо просматривалась красная полоска сбоку, крест; и в стоявших около него людях нетрудно было узнать Свиридова и Козловского. К ним присоединился третий – шофер.

– Развернитесь на сто восемьдесят, против ветра! – крикнул в мегафон Козловский.

– Понял. – Игорь потянул за стропы и сделал над автобусом вираж.

Земля побежала под ноги, Игорь нацелил их в круг и приготовился к завершающему этапу эксперимента. Удар, он спружинил ноги и устоял в кругу.

Когда подошли Козловский и Свиридов, он отстегивал уже лямки парашюта.

3

Вечером того же дня Веденин зашел по делу в газгольдерную и увидел там Матушкина с Таримовой. Женщина подошла к нему как к старому знакомому.

– Здравствуйте, Юрий Григорьевич. Спасибо за хорошего консультанта. Федор Борисович так понятно объясняет, что можете зачислять в свой штат: мастером, правда, не смогу, а в подмастерьях справлюсь. Единственное, о чем он умалчивает, так это о вас.

– И правильно делает: попасть в вашу книгу не совсем безопасно, – отшутился он.

– А я-то и впрямь посчитала вас героем – были летчиком, теперь – известный конструктор. Неужто, как и Батуров, стали бояться высоты?

– Угадали, – не поддался он на уловку. – Коль это сумели узнать, остальное тем более…

Часом позже, когда Веденин собирал в кабинете бумаги на катапульту, позвонил из Москвы главный редактор журнала «Советский воин» и теперь устно попросил оказать помощь Таримовой.

«Экая пробивная бабенка», – с неудовольствием подумал Ведении. Но просьбу пообещал выполнить.

Перед концом работы явилась Таримова. Пришлось принять. Они проговорили до полуночи. И если поначалу он отвечал на ее вопросы сухо, неохотно, то под конец так разговорился, что она едва успевала записывать в свой толстый красный блокнот. Его удивили ее познания в авиации (когда она только так глубоко вникла в суть дела?), верная оценка испытательского труда – тут, видимо, Батуров постарался, – перспектива спасательной техники. Вопросы были конкретны, умны, и Веденин проникался все большим уважением к этой интересной и напористой женщине.

Таримова первая напомнила, что ему завтра лететь на полигон, и спрятала блокнот.

– Спасибо, Юрий Григорьевич. Ваш рассказ так зажег меня, что сегодня же сяду писать.

Он довез ее до квартиры Батурова и пожелал успехов.