Текст книги "Битва пророков"

Автор книги: Иван Тырданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

– Это большая удача! Беловски, это не твой Бог нам катер подкинул?

– Да, сэр, это опять Он!

– Интересно, сколько на катере человек? Хватит ли нам места?

– У нас в России говорят: «в тесноте, да не в обиде».

– Не забывай, что там американцы!

– Они должны слышать наши двигатели. Почему они никак не реагируют? Палмер, что скажешь?

– Майкл, на катере не работает ни один прибор, кроме маячка, и нет никаких источников тепла.

– Что это значит?

– Это значит, что там нет живых людей, – сумрачно ответил штурман.

– Они все погибли?

– Нет, их там и не было. Если бы погибли, то за такое короткое время трупы бы еще не успели остыть и мои приборы бы зафиксировали тепловое излучение. Но там вообще пусто как в склепе. Скорее всего, катер сорвало с креплений, и он вынырнул из-под воды как поплавок, так как был герметически закрыт.

– Значит, они затонули где-то здесь?

– Нет, вряд ли. При таком ветре над поверхностью моря, катер, скорее всего, отнесло очень далеко от того места, где он вынырнул.

– Не упускай маячка, Билли, постоянно держи с ним контакт! А мы еще слетаем на север…

Океан успокаивался на глазах. Ветер стихал, но миллиарды тонн воды, поднятой в небо цунами, обрушивались плотным ливнем обратно. Видимости практически не было, но в сорока милях от катера пилоты заметили большие масляные пятна на воде и множество самого разного мусора. Сомнений не оставалось. Это была могила соединения кораблей 2-го флота ВМС США, которое направлялось вокруг Африки в Персидский залив, усмирять арабо-израильский конфликт, переросший в последнее время в широкомасштабную войну Запада и Востока…

Сплюнь через левое плечо!

Покружив еще какое-то время над местом гибели флота в надежде отыскать хоть кого-нибудь, было решено лететь к боту и катапультироваться, так как топливо уже было на исходе.

– Сэр, прыгайте первым, – сказал Беловски, – раздувайте спасательный плотик, а мы постараемся попасть поближе к вам, чтобы не потеряться.

– Почему я первый?

– Потому что я имею отношение к парашютному спорту и постараюсь приземлиться прямо вам на голову.

– Опять ты не уважаешь старших! Ладно, ничего не забывайте, я прыгаю. Как там водичка?

– Холодная, сэр. Волна подняла глубинные воды. Зайдите по ветру и прыгайте недолетая катера, чтобы вас отнесло поближе к нему. С Богом, сэр! Передайте Нептуну, что вы от Президента!

Беловски резко отвернул вправо, чтобы подальше отойти от самолета Бизона, и приотстал, следя за командиром. Когда самолет того подлетал к катеру, из кабины выстрелил и закувыркался в воздухе оранжевый комочек. Через несколько секунд от него отделилась тонкая змейка, которая вспыхнула ярким бутоном парашюта и повисла в плотной серой взвеси воды и воздуха. «Порядок», – подумал Майкл, уносясь от Бизона, и заложил вираж, чтобы проследить приводнение командира.

Бизон плюхнулся в темную воду всего лишь метрах в ста от катера. Было видно, как он возится в волнах в раздутом воздухом комбинезоне, как освобождается от парашюта, как рывком надувается плот и майор с трудом залезает в него. Пролетев еще раз над Бизоном и покачав ему крыльями, на что тот, лежа на спине, ответил руками, Майкл сделал еще один заход и, недолетая бота, приказал Палмеру прыгать. Через пару секунд он и сам уже кувыркался над бурлящим океаном.

Приводнились оба благополучно, раздули плоты, барахтаясь в надувных костюмах, кое-как соединились с Бизоном и погребли к катеру. Неуклюжая конструкция из трех связанных надувных пузырей двигалась с большим трудом. Она не столько двигалась вперед, сколько крутилась на месте. Тем временем ветер относил бот все дальше и дальше. Положение становилось отчаянным. Упустить бот – верная смерть! Комбинезоны с подогревом какое-то время не позволяют летчику замерзнуть даже в ледяной воде. Но подогрев не вечен, а помощи ждать неоткуда.

– Ну, какие будут соображения, боевые пингвины ВМС? – прохрипел Бизон.

– Почему пингвины, сэр? – обиделся Палмер.

– Потому что пингвины – птицы, должны летать по идее... Но они плавают в ледяной воде, как и мы.

– Нужно бросать плоты и плыть, сэр! – ответил Беловски, отмахиваясь от ледяных брызг.

– На плотах у нас все – и провиант, и связь, и оружие. Нельзя их бросать, парень!

– Сэр, разрешите, я поплыву один! Я же спортсмен!

– Бот пустой, его несет со скоростью ветра!

– Тем более – нужно догонять!

– В этом пузыре ты катер не догонишь!

– Я разденусь, сэр!

– Ты с ума сошел! Майкл, вода как лед, ты не проплывешь и ста метров!

– Сэр, я русский. Русские иногда купаются даже зимой!

– Ну и что, что ты русский! – заорал Бизон. – Ветер быстрее!

– У меня есть Бог, сэр! К тому же – какая разница, если я не поплыву, то умру чуть позже вместе с вами!

Этот аргумент заставил Бизона задуматься. На его лице, похожем на высохший бурый апельсин, появилось мучительное сомнение. Он смотрел на Майкла хорошо спрятанными в мокрые брови глазами и думал.

– Ладно… Давай, сынок, и поверь, мы будем болеть за тебя в этом заплыве!

– Майкл, если доплывешь, не забудь вернуться за нами! – уныло вставил Палмер.

– Если доплыву, вернусь!

– Я знаю, Беловски, у тебя все получится!

– Сплюнь, Билли, через левое плечо!

– Почему именно через левое?

– Слева от нас всегда стоит дьявол, а справа – ангел.

– Тогда – вот тебе!

Билли громко сморкнулся и смачно сплюнул налево. В это время плоты подбросило на очередной волне, и Бизон, качнувшись, попал прямо под плевок…

– Уоррент-офицер Палмер! – даже не захрипел, а засипел он.

– Слушаю, сэр!

– Ты… ты… – Бизон судорожно подбирал наиболее соответствующие ситуации слова, но так ничего и не выбрав из всего своего словарного боезапаса, выдохнул: – Ты не попал в дьявола, болван!

– Простите, сэр! Огонь корректировал лейтенант Беловски!

– Ты всю жизнь теперь от меня слева стоять будешь, клизма с ушами!

Пока Бизон с Палмером разбирались с плевком, Беловски успел снять с себя все лишнее, закинуть за спину рюкзачок от запасного парашюта, который он освободил для пистолета, универсального ножа, веревки и, перекрестившись, прыгнул с плота.

– Беловски, возвращайся, не оставляй нас без твоего Бога! – успел крикнуть майор.

– Есть, сэр!

Его обожгла ледяная вода, но он знал, что с холодом в воде нужно бороться только активными движениями, так, чтобы ни одна группа мышц не оставалась незадействованной. Поэтому он мощными резкими гребками, активно работая ногами, пустился в погоню за катером. Он греб как заведенный, меняя стили, чтобы по очереди разогревать все мышцы. Но ледяная вода делала свое дело. Михаил чувствовал, как холод проникает все глубже и глубже в его мышцы, как наливается бесчувственностью его кожа, как деревенеют пальцы, и он понимал, что это значит… Если его организм охладится раньше, чем он догонит бот, то начнутся судороги. Хорошо, если первой сведет ногу, будет невыносимая боль, но, терпя, еще можно будет продолжать плыть. Если сведет руку, будет гораздо сложнее. А главное, потеряется скорость, и катер вообще невозможно будет догнать! Господи, спаси и сохрани! Помоги, Господи! Помоги еще раз, не оставь меня, Господи!

Он греб неистово, уже не переворачиваясь на спину и не меняя стиля. Греб классическим «кролем», работая руками с такой частотой, что сбивался с дыхательного ритма. На каждый взмах правой руки все его существо, барахтающееся посреди огромного, бурлящего ледяными струями океана, между бездной внизу и бездной наверху, повторяло: «Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй!»

Но катер был еще далеко. Иногда Михаил попадал на вершину волны одновременно с ним, и тогда он его видел где-то там впереди. Но чаще всего бот был скрыт за пенными валами. Вскоре он понял, что очень важно рассчитать волну, использовать ее, чтобы какое-то расстояние катиться по ней как по горке. Только так можно было догнать уносящийся бот. Но скатиться можно было и в обратную сторону.

Беловски чувствовал, что силы и тепло покидают его. Еще немного, и холод скрутит в крутые жгуты его мышцы, и тогда – конец! Господи, ну помилуй! Господи, подгони катер ко мне! Не дай погибнуть душе моей, Господи!

В икрах появилось мерзкое ощущение скорой судороги. Михаил знал: сейчас любое неверное движение, какой-нибудь поворот стопы или даже пальца, может привести к оцепенению всей ноги, к неистовой, отключающей сознание боли. Господи, помилуй! Не дай же пропасть, Господи! Дай послужить тебе еще, Господи!

Вот… началось…

Заклинило ногу! Боль!

Господи, я вернусь в Россию, Господи!

Боль, Господи!

Боль!

Боль и оцепенение перекинулись на вторую ногу. Михаил с остекленевшими глазами, перекошенным ртом выхватывал с рывками рук воздух из пены и брызг.

Соленые иглы пронзали дыхание.

Кашель.

Хрип…

Господи! Я вернусь в Россию, Господи!

Я понял, что ты от меня хочешь, Господи!

Скорченное тело лейтенанта ВМС США Майкла Беловски на мгновение показалось на вершине большой волны и провалилось в пропасть под ней…

В ту же пропасть по склону волны длиной около ста метров, скатился, как с горы, и катер, о борт которого сильно ударился лейтенант. Это удар на какое-то мгновение пробудил импульс его сознания, руки инстинктивно вцепились в веревочный леер на борту катера и окаменели…

Беловски очнулся оттого, что его висящее на руках тело волны нещадно, сотрясая до кишечника, бьют о катер. Он понял, что какое-то время был без сознания и с удовольствием ощутил свои ноги. Они сильно болели, но боль была приятной, как бы отпускающей недавнюю муку. Наверное, в бессознательном состоянии все мышцы расслабились и судорога прошла, подумал он. Но почему же не расслабились руки?

Думать было некогда. Он понимал, что это не место для отдыха и попытался оторвать руку от леера, чтобы передвинуться по нему к дверце катера. Но руки не разжимались. Они как будто стали чужими, отдельными от него. Как же так? Это же его руки! Они должны слушаться его мыслей, его воли. Но они не слушаются! Господи, как мне это понять?! Если Ты спас меня еще раз, если я еще жив, зачем же губишь опять! Господи! Расцепи же мне руки, оторви, верни мне мои руки, Господи!

Но руки не слушались, несмотря на то, что готовы были оторваться от тела, под ударами волн. Он знал, что такое бывает в шоковом состоянии. На каком-то из многочисленных шоу, посвященных возможностям человека, одна женщина рассказывала, как во время взрыва дома в Сент-Луисе она провисела до прибытия спасателей на какой-то трубе, на восьмом этаже. А потом спасателям пришлось вырезать кусок этой трубы, так как не могли оторвать от нее эту женщину.

Беловски почувствовал, что сознание опять покидает его. Он обмяк и перестал сопротивляться, смотря на руки. Господи, Бог мой! Да будет воля Твоя… во всем… И я в твоей воле. Как хочешь и как знаешь, Господи…

На запястье вокруг красной звезды весело бежала секундная стрелка. В Москве Лена гуляет с собаками. У нее великолепные русские борзые. Они летят по зеленому полю, как лихие мазки акварелью…

Очередная волна шарахнула в борт и окатила Михаила пеной и брызгами. К циферблату прилип какой-то морской мусор, похожий на мокрую паклю. Он скрыл дедовскую красную звезду, бегущую вокруг нее стрелку, Москву, борзых и Лену. Беловский захотел скинуть мусор, стряхнуть, но руки не слушались, и он заорал: «Господи! Мои руки должны исполнять мою волю, я буду исполнять Твою! Иначе какой во всем этом смысл?!»

С этими словами он так возненавидел прилипший мусор и собственную недееспособность, так ему стало необходимо умереть, смотря на секундную стрелку, что он, что есть сил, рванул правую руку всем телом вниз. Волна в тот же миг швырнула бот к небу, и он почувствовал резкую боль в ладони. Прижав инстинктивно руку к себе, он понял, что она оторвалась от леера. Он ее ощущает! Ей очень больно! Слава тебе, Господи, ей очень больно!

Михаил посмотрел на ладонь, она была в крови, попробовал пошевелить пальцами – они слушаются! Но вторая рука еще держалась мертвой хваткой. Он подтянул рюкзачок, висящий за спиной, расстегнул молнию на боковом кармане, достал оттуда нож, нажал кнопку выброса лезвия и подумал: «Ты что решил, Миша – руку резать?» И сам себе ответил: «Уж лучше руку потерять, чем самому пропасть, тем более что она ничего не чувствует…»

С этой мыслью он решительно поднес нож к левому запястью, но в каком-то полубреду увидел опять на нем старые часы, красную звезду на циферблате, бегущую стрелку и представил Лену, берущую его под левый локоть со словами: «У казака, где шашка, там и баба – слева…»

«Что же я делаю? – ужаснулся Михаил. – Я же так потеряю часы!» И он начал тыкать ножом тыльную часть ладони, заставляя ее ожить. Но она по-прежнему ничего не чувствовала. Он стал тыкать сильней и чаще. Пытался лезвием разжать онемевшие пальцы. Проткнутая кожа вокруг ран была белой и чистой, как на армейском курином окорочке, но боли не было! Он с отчаянием посмотрел на циферблат и представил Лену, гордо идущую с ним под левую руку. Вдруг ее каблук ломается, она оступается и начинает плавно оседать, как в замедленной съемке. Ее растерянное лицо, широко раскрытые глаза, цепляющиеся за его левый локоть руки… И тут на красную звезду брызнули струйки крови. Он посмотрел выше и увидел, что из всех ранок сочится кровь. Его живая кровь!

Сначала он почувствовал, как кровь тысячами игл во все самые мельчайшие сосуды пронзила левую руку, как будто затекла после сна. Потом появилась отдаленная боль, которая становилась все сильнее и сильнее. Разрезанным пальцам стало больно держать леер, и они разжались. Беловски едва успел отбросить нож и схватить правой рукой веревку. Иначе упустил бы бот. Потом, перебирая по лееру плохо слушающимися руками, он добрался до узкого металлического трапа, забрался по ступенькам, повернул рычаги вакуумного запора на дверке, и она поддалась! Дверка чмокнула прилипшей резиной уплотнителей и открылась! Из последних сил Михаил ввалился внутрь бота и упал на палубу…

Боль во всем теле и, особенно в окровавленных руках, разъеденных соленой водой и холод не позволили потерять сознание. Он скинул рюкзак, открыл первую попавшуюся банку-лежак, которые располагались по бортам катера, и вывалил оттуда запаянный в полиэтилен спасательный комплект. Зубами разодрал его, так как руки нестерпимо болели и, достав огромное махровое полотенце, завернулся в него. Только сейчас он понял, как промерз. На каком волоске висела жизнь в его теле, которое тряслось так, что он подскакивал, сидя на банке, во время конвульсивных приступов дрожи.

Дрожь не проходила. Беловски понял, что просто так ему не согреться. Он свалился на палубу к мешку, попытался в нем порыться, но сообразил, что в таком состоянии он не сможет попасть рукой в нужный предмет. Поэтому вывалил все содержимое на палубу и разметал его. Увидев пластиковую флягу с виски, он обеими руками прижал ее к колену, потом так же прижимая, боясь уронить, поволок по телу к голове. Наконец кое-как ухватил ее зубами, сорвал пробку и сделал большой жадный глоток. Крепкий напиток обжег горло и потек вулканической лавой. Михаил лучше любого зонда ощутил свои внутренности. Вот раскаленный ручей, прожигая в нем дыру, пробивается вниз по пищеводу. Вот громко вздрогнуло сердце, затрепетали легкие, и разлилось в форме желудка огненное озеро. Из него стрелами по всем концам тела брызнули огненные искры, как при плавке чугуна в фильмах, и стало тепло. Постепенно мышцы расслабились, дрожь сотрясала его все реже и реже. Потом совсем прошла. Он сделал еще пару глотков и почувствовал себя живым. Смертельно захотелось спать.

Но отдыхать было рано. Усилием воли он заставил себя встать. Обработал и перебинтовал руки. Порылся в шкафах по бортам. Нашел куртку, теплую футболку, носки, резиновые сапоги, оделся и стал запускать двигатель.

Это был спасательный цельнопластиковый бот, похожий на большую мыльницу. Он прекрасно знал его устройство, так как изучал в школе подготовки пилотов морской авиации. Двигатель хоть и не сразу, но завелся. Беловски включил электричество, обогреватели и бортовые огни. Затем выпустил из сигнальной пушки сразу три ракеты и высунулся в люк, чтобы увидеть ответные ракеты Бизона. Но ответа не последовало. Тогда он несколько раз взвизгнул сиреной и выпустил еще три ракеты. На этот раз он заметил далеко в стороне ответный сигнал. Михаил сильно удивился тому, что сигнал был так далеко и совсем не там, где должен быть, но списал это на волны и ветер.

Судно плавно, но уверенно, разбивая волны на мириады брызг, направилось в сторону сигнала. Вскоре впереди, перед лобовым стеклом, появились оранжевые плоты, на которых, отчаянно размахивая руками, обнимались и дубасили друг друга по плечам Бизон и Палмер.

– На кого ты похож, Майкл? – Это были первые слова Бизона, когда он в неуклюжем раздутом комбинезоне с трудом протиснулся в дверку бота. – Мы уже и не думали тебя увидеть. Да что с тобой случилось-то? Ты дрался с морским дьяволом?

Вслед за ним ввалился Билли. Первое, что он заметил, было виски. Поэтому, не размениваясь на пустяки, он влил в себя добрую четверть бутылки и завалился на мягкую банку:

– Я согласен провести здесь самые лучшие дни в моей жизни, джентльмены!

Бизон выхватил у него виски, тоже сделал несколько глотков и скинул Билли с ложа:

– Уоррент-офицер Палмер! Не буду приказывать – «встать перед офицером!» Хотя бы «лечь!»… пониже!

Палмер надувной игрушкой скатился на палубу и засмеялся:

– Командир! Мы спасены, сэр! Тут тепло и сухо!

– Палмер, если не встанешь и не втащишь плоты и вещи на борт, то ржать будешь на них!

Палмер, ворча и ругаясь, нехотя встал и полез поднимать на борт все, что осталось на плотах. Беловски бросил штурвал, тоже завалился на банку и тут же отключился.

На катере

 

Лейтенант проснулся от запаха горячей пищи и тревожного голоса новостного диктора. Он буквально захлебывался, перечисляя уничтоженные города, штаты, электростанции, химические заводы… Майкл попытался встать, но все тело пронзила резкая боль, и он застонал. К нему подошел Палмер, он был довольно сильно пьян и возбужден:

– Майкл, очухался? Ты знаешь, в какую задницу нас засунули исламисты? Они положили цивилизацию в унитаз и тщательно смыли… Ха-ха, Майкл, эти арабы – веселые ребята, честное слово! Хочешь посмотреть риалити-шоу, которое они нам устроили! Разрази меня гром: что бы ни случилось, шоу должно состояться!

– Что ты городишь, Билли? Где командир?

– Командир спит, он, как мой дедушка, всегда засыпает перед телевизором… Вау, Беловски, да на тебе лица нет! Ставлю один против десяти: то, что на тебе, – это не лицо! Ты прекрасно бы подошел для съемок этого шоу. Посмотри: в Вашингтоне волна навалила холм из жирных налогоплательщиков высотой 80 футов! Честное слово, Майкл, они все похожи на тебя! И я понимаю почему: ведь все люди братья, да?

– Ты можешь вразумительно мне объяснить: что происходит в мире?

– В каком мире, Беловски? В мире ничего уже не происходит. Нашего мира больше нет, лейтенант! Волна на скорости 200 миль в час прокатилась внутрь континентов на сотни километров. Ты знаешь, Беловски, что половина всей жизни было сосредоточено на побережье? Теперь там ничего нет, кроме куч мусора!

Майкл сделал над собой усилие и сел. Он посмотрел на свои распухшие руки, ощупал ноги, бока:

– Помоги мне раздеться, Билли, только осторожно, не оторви руки, они не отвалились до сих пор только потому, что им очень хотелось дать в твою пьяную рожу… Но сначала принеси аптечку и сделай мне укол анаболика.

Более тщательный осмотр показал, что у Майкла было сломано два ребра, порваны связки на руках, не считая того, что все тело представляло собой сплошную гематому.

После укола стало легче. Сильно захотелось есть.

– Сколько я спал, Уильям?

– Часов десять, не меньше…

– Разогрей мне кровавый бифштекс с яичницей и принеси Интернет-приемник.

Билли, покачиваясь, пошел на корму, где был оборудован маленький камбуз с газовой горелкой:

– Ты сам как кровавый бифштекс, Беловски, лучше я сделаю тебе быстрорастворимую китайскую лапшу…

Пока Майкл ел, уоррент-офицер зачитывал сводки новостных каналов:

– Ты знаешь, центральные ресурсы не загружаются, видимо, уничтожены, ведь все они находились на побережье. Из Нью-Орлеана, Чикаго и Сан-Франциско передают, что волна докатилась до горного хребта Аппалачи. Бостон, Нью-Йорк, Филадельфия, Балтимор, Вашингтон, Чарльстон, Джексонвилл и наш любимый Норфолк с ресторанами в Вирджиния-Бич больше не существуют. Представляешь, авианосец «Линкольн» теперь валяется на склоне холма в тридцати милях от моря! Волна перекатилась через Флориду, смыв ее всю в Мексиканский залив, там же купается Куба и все остальные острова.

– А что в Европе?

– Да то же самое! Сильно пострадала Ирландия, практически смыт Уэльс, Брест, Бордо, Лиссабон. Гибралтар стал на восемнадцать миль шире. Северо-западное побережье Африки со всеми верблюдами унесло в Сахару. Кроме этого, громадные волны, отраженные от разных берегов, до сих пор гуляют по всему миру.

– А Лондон?

– Лондону повезло больше. Он только затоплен по крыши, но вода уже отступает. Правда, население не успело эвакуироваться…

– Где произошел взрыв?

– В районе Бермудских островов.

– Я так и думал, сволочи… Это самое мелкое место возле Америки, поэтому энергия взрыва не ушла в глубину. Все просчитали…

– Сила взрыва, по предварительным данным, была не менее ста пятидесяти-двухсот мегатонн! Представляешь, Майкл!

– О Боже! Откуда у арабов такая бомба?

– Накопили и купили, наверное... Ха-ха! Они все просчитали, исламский мир практически не пострадал! Всего одна бомба, Беловски! Всего одна бомба! Зачем нужны были все наши самолеты, ракеты, космические корабли? Они нас и так «сделали» как щенков!

– Вы связывались со штабом?

– Больше нет никакого штаба, Майкл!

– А Президент где?

– Президент летает на своем «Боинге», смотрит в окно и плачет! Ха-ха-ха!

– Он хоть что-нибудь говорил, делал какие-нибудь заявления?

– Да, он сказал, чтобы мы мужались, что с нами Бог. Что возмездие неминуемо настигнет преступников. Беловски, скажи: у Президента тот же Бог, что и у тебя? Ответь, Майкл! Что говорит твой Бог о том, что будет с миром?

– Не знаю, Билли, мы с ним не говорили на эту тему. Палмер, прекрати истерику! Вы хоть с кем-нибудь связывались? Хотя бы по е-мейлу, по телефону?

– Ничего не работает, лейтенант… Наверное, все уцелевшие серверы перегружены обращениями.

– Ты определил наши координаты?

– Да, сэр, определил… Но лучше бы нам их не знать…

– Так! Уоррент-офицер, возьми себя в руки, загрузи карту с течениями и ветрами и покажи мне наше местоположение!

– Есть, сэр! Вот, смотрите сами, командир… – он сунул Беловски планшет GPS навигатора. – Если бы меня спросили, как выглядит полная задница, то я бы показал эту карту!

– Так, понятно… Ты знаешь, Билли, во всем нужно искать положительные моменты, арабы вовремя перекрыли Суэцкий канал, иначе бы мы пошли через Средиземное море и сейчас были бы практически в эпицентре взрыва.

– Ты не представляешь, как я их за это люблю!

– Ближайшая к нам земля – Африка, не считая островов, на которых вряд ли что-нибудь уцелело. К тому же южная половина побережья Африки не должна пострадать от главной волны, так как скрыта материковым выступом. Нам все время необычайно везет, Билли!

– Майкл, зачем нам Африка? Я не хочу в Африку! Мы дождемся спасателей, нас найдут, к нам вышлют судно и отвезут в Америку!

– Прекрати капризничать, Палмер! Ни одного судна в Атлантике не осталось! А твоя Америка через пару суток будет напоминать гигантское болото, заваленное миллионами разлагающихся трупов! И все эти трупы, скорее всего, будут светиться от радиации, так как разрушены десятки ядерных реакторов! И это, не считая химических производств, резервуаров с токсичными компонентами, миллионов тонн пищевого сырья и продукции, стратегических хранилищ, морозильников, где растают горы рыбы, куриного мяса и говядины! Знаешь, как это все запахнет?!

Палмер остолбенел, было видно, что он переваривал эти аргументы, он представил себе картину, весь ужас того, что произошло с Америкой, бросился на банку и зарыдал.

Майкла всегда коробило, когда он видел, как плачут взрослые американцы. Слезы лились из их глаз так же часто, как и сквернословие изо рта. При выигрыше или проигрыше любимой команды, при трогательном хеппи-энде в кино, при поздравлении с днем рождения или от письма любимой бабушки здоровенные мужики зачастую всхлипывали и моргали мокрыми глазами. У русских не принято так часто плакать по пустякам, у русских мужская слеза – редкость и ценность, поэтому его всегда раздражало подобное поведение. И сейчас, несмотря на то что причина распустить нюни у Палмера была серьезная, Беловски не выдержал, швырнул в него пластиковой миской и заорал:

– Заткнись, сопля! Ты на войне! Ты забыл, куда и зачем мы с тобой плыли? Ты забыл, что наш с тобой Президент объявил ультиматум всему исламскому миру с конкретной датой нанесения ядерного удара по Мекке во время хаджа?! Он думал – мусульмане ему позволят это сделать? Ты знаешь, что такое Мекка для мусульман?

– Он бы не сделал этого! Как ты смеешь так думать, грязная свинья! Мы же американцы, мы – миротворцы! Это был акт устрашения! Мы плыли, чтобы прекратить конфликт и установить демократию!

– А ты у арабов спросил: куда они прилепят твою демократию? Тебе Бизон еще не рассказывал, как он драпал из Ирака, побросав пожитки? А ты спроси, спроси, пусть расскажет, как его провожали со всей вашей демократией!

– Ах, вот ты как?! – налился пьяной кровью уоррент-офицер. – В тебе заговорил вонючий русский, а не американский офицер! Недаром тебя не хотели брать на флот! В вас никогда не вытравить врагов! Ну, что, ты – рад? Америка погибла, ты теперь рад? Да?

Палмер побагровел, лицо стало неузнаваемым. Было видно, что стресс и алкоголь серьезно сдвинули его рассудок.

– Наслаждаешься тем, что десятки миллионов американцев будут гнить в помойке по всему Восточному побережью? А ты знаешь, что там вся моя семья?!

Майкл хоть и понимал, что с Палмером в таком состоянии спорить не стоит, но не смог сдержаться:

– А ты что хотел? Хотел, чтобы только миллионы арабов гнили? Да вас всех и тебя только американы волнуют, а ты хоть вспомнил о десятках миллионов европейцев, африканцев, латинос, которые тоже погибли сегодня? Они-то за что погибли? Вы все, американцы, живете в своей резервации для идиотов, окруженной океанами, и даже не представляете, что на земле есть кроме вас еще какие-то люди! Что им нельзя все время угрожать ядерной бомбой! Рано или поздно им это надоест, и они ответят! Да ты хоть знаешь, где находится Мекка и чем она отличается от Микки-Мауса?

Палмер бросился к куче вещей, которые затащил с плотов, и выхватил оттуда пистолет. Но в это время вскочил давно уже проснувшийся от шума Бизон и тоже заорал:

– Палмер, стоять! Заткнись, Беловски! Заткнитесь оба! Вы на судне Соединенных Штатов, а не в грязном баре Техаса! Ковбои вонючие!

– Сэр, разрешите доложить: лейтенант Беловски вел антиамериканскую пропаганду…

Бизон, скрипнув желваками, коротко и резко ударил Палмера в челюсть и вырвал у него пистолет. Голова Палмера мотнулась, но он устоял:

– Сэр!

– Молчать! Смирно!

– Но, сэр!

– Тебе мало? – захрипел Бизон и угрожающе надвинулся на Билли.

– Сэр, я только хотел…

– Здесь я хочу, а ты слушаешь и этим наслаждаешься, понял?!

– Да, сэр!

– Лейтенант Беловски!

Майкл попытался встать, но Бизон махнул рукой, чтобы сидел.

– Лейтенант Беловски, – официальным тоном сказал он, – за героизм и мужество, проявленное при выполнении заданий, объявляю благодарность. Позже будешь представлен к ордену! – И тихо добавил: – При первой возможности… А пока приказываю: всем сохранять психологическое равновесие, рассудок и присутствие духа! Уоррент-офицер Палмер!

– Слушаю, сэр!

– За вооруженное нападение на раненого офицера США я могу тебя расстрелять на месте. Но делать этого не буду, потому что если ты сегодня выжил, что в принципе было невозможно, то это значит, что и в твоей тараканьей жизни есть какой-то смысл, которого я пока не вижу! И выжил ты сегодня только благодаря этому русскому парню, понял?

Палмер сопел и молчал. Бизон опять надвинулся на него и повторил:

– Понял?

– Да, сэр!

– Поэтому приказываю помириться. Нам еще долго вместе выбираться из этого дерьма.

Беловски первым выставил ладонь для примирительного шлепка:

– Давай, Билли, не сердись. У нас говорят: кто старое помянет, тому глаз вон!

Палмер подошел к Майклу, посмотрел нетрезвым взглядом на обмотанную бинтами ладонь и смачно шлепнул по ней:

– Прости, лейтенант, я был не прав…

Беловски сжал губы от боли, но не проронил ни звука. Бизон ничего не заметил и продолжал:

– Ну, вот и хорошо. Надеюсь, что впредь подобное не повторится! А теперь я хочу, чтобы ты, уоррент-офицер, добыл мне метеосводку или на крайний случай спутниковые снимки Атлантики.

– Есть, сэр!

Где-то шла жестокая, долгожданная от перезревшей ненависти война. Где-то с наслаждением народы истребляли друг друга. Они уже не могли воздерживаться от войны, они давно уже были возбуждены до предела, до нестерпимости, сладострастным желанием уничтожить, смешать врага с камнями пустыни, с бетоном разрушенных жилищ… И это была желанная для них война. Они уже столько лет мечтали вцепиться друг другу в глаза, в горло, схватить за волосы, и им так долго не давали. Но чем дольше не даешь, тем сильнее желание.

Но это же не его война. И не Палмера, и не Бизона, и не миллионов людей, погибших сегодня во всем Западном полушарии. Какое им всем дело до Храмовой горы в Иерусалиме? Ну, стоял там 2000 лет назад Храм, потом много столетий стояла мечеть Омара. Какая разница протестанту Палмеру или ему, православному Беловскому, что там делят иудаисты с мусульманами? Почему из-за какого-то клочка безжизненной земли было пролито столько крови незаинтересованных в ней людей? Ведь Земля такая огромная, места хватит всем.

Майкл лег на спину и, глядя в покачивающийся потолок бота, задумался. Он пытался представить себе размеры океана и сравнить его с катером, с собой. Вот он, Михаил Беловский, 182 сантиметров ростом. Нет, не ростом, а длиной. Ему вспомнился однокашник, который уже в восьмом классе вымахал выше всех в школе, включая учителей. Его дразнили «Длинный». А он обижался и на полном серьезе доказывал: «Длинный, это когда в длину, а когда в высоту – высокий!» Всем от этого было смешно, поэтому продолжали дразнить еще больше.

До Африки было четыре с половиной тысячи километров. Сколько же это будет его длин? Ведь он сейчас 182 сантиметра в длину – блоха на аэродроме…