Текст книги "Битва пророков"

Автор книги: Иван Тырданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

– Ну, иди тогда. Помоги тебе Бог!

Венеслава исчезла в темноте. Беловский остался один с Захарией. Тот тяжело дышал и больше не говорил. Что же делать? Может, Изволь поможет? И она незамедлительно ответила:

– Ты правильно сделал, что вспомнил меня. Никогда не забывай, кто ты есть. Ты не отсюда. Тебя это все не касается. Да и девчонок сильно не прижимай!

– Я и не прижимал.

– Я видела! Не прижимал он…

– Ты что, ревнуешь?

– Чего? Я ревную? Ну, ты и сказанул! – фыркнула Изволь.

– А чего же ты волнуешься?

– Мне по должности волноваться положено! А вот тебе девчонок прижимать не положено!

– Ты говорила, что не замечаешь плохого, помнишь?

– Ну, да, говорила, ну и что? Я действительно не замечаю плохого.

– А то, что я дрожащую Венеславу прижал, заметила?

– Заметила…

– Значит, в этом нет ничего плохого!

– Ну, ты и демагог!

– С тобой – только так!

– Ладно-ладно, дамский угодник, вспомню я тебе…

– Ты лучше скажи – долго мне еще тут командироваться?

– Да нет, немного уже осталось, – как-то грустно пробормотала она. – Скоро домой…

– Я так и не получил задание. Зачем меня сюда засунули?

– Это твоя первая миссия, Миша, тут нет специального задания. Просто проекту был необходим дополнительный компонент в данной ситуации. Ты им и стал. Без тебя все произошло бы точно так же, кроме маленьких деталей.

– Например?

– Это не моя компетенция. Да и рано тебе это знать. Ты еще находишься в том времени. Вот вернешься к себе – кое-что узнаешь. А теперь я должна тебя оставить. Высшие силы прерывают связь.

– Как оставить? Мне же говорили, что ты всегда будешь со мной?

– Да, я всегда с тобой. Мы всегда с тобой. Нас много. Ты – не один, помни это. Не забывай, что тебя никогда-никогда не оставят! Не забывай этого!

– Что ты говоришь, Изволь! Изволь!

Она уже не отвечала. Михаил потряс оберег, но он молчал. Эх, так и не спросил, что с Захарией делать. Вдруг откуда-то рядом послышался голос:

– Ничего пока не делай.

– Кто тут? – закрутил головой Беловский.

– Это я, Тимофей.

– Тимофей, здравствуй! Как я рад! Где ты?

– Я тут, перед тобой…

– Где? Не вижу!

Появился свет. Перед Михаилом действительно проявился стоящий на коленях Тимофей. Свет опять исходил из него. Между ними лежал Захария с рваными руками и ногами. Тимофей склонился над ним и гладил спутанные волосы черкаса.

– Это мой сын…

– Захария – твой сын?!

– Да.

Михаил рассмотрел Захарию и увидел, что тот был еще совсем молод. Над верхней губой только начали пробиваться черные усы.

– Это он затеял драку с русами.

– Почему?

– Он мстил за меня. Он любил меня.

Беловский заметил, что Тимофей плачет.

– Почему ты плачешь, ты же на Том Свете? Разве у вас бывает горе?

– Конечно, бывает. Переживания – это свойство живой души. А мы – живые.

– Но это же страдания. А я слышал, что вы избавлены от страданий.

– Правильно, мы избавлены от своих страданий. Нам уже ничего и никогда не грозит. Но мы не можем быть равнодушными к страданиям других. Мы не избавлены от жалости, от любви, от сострадания. Наоборот, они у нас стали еще сильней… Ты знаешь, тут все о вас страдают. Все! Даже сама Царица Небесная плачет о вас! Даже сам Господь!

– Захария умрет?

Тимофей отвернулся, сдерживая рыдания. Потом вздохнул и дрожащим голосом сказал:

– Нет, он сейчас не умрет. Он еще долго будет мучиться. Очень долго! Пятьдесят четыре года, представляешь?! Без рук и без ног! – Он затрясся. – Зачем ты родился таким сильным, сын! Почему ты не умер, как все?!

Беловский не мешал Тимофею горевать. Когда он опять успокоился, Михаил спросил осторожно:

– Как же он будет жить без рук и без ног? Кто его будет кормить?

– Ангел его прокормит.

– Какой Ангел?

– Тот, что сейчас был с тобой.

– Венеслава?

– Да…

– Она же язычница?

– Сам ты язычник! – обиделся почему-то Тимофей. – Ангелы не бывают язычниками!

– Я не понимаю…

– Поймешь.

Он нагнулся к Захарии, чтобы поцеловать его.

– За что же ему такие страдания?

– За гордыню!

– Он так молод…

– Да, молод! Но горд! Красив, силен, вольный черкас! Сын Тимофея! Был бы попроще – прошел бы мимо пьяного руса. Зачем стал задирать его? И вот – сколько беды из-за него вышло, сколько христиан сегодня пострадали! Посмотри вон туда!

Тимофей указал на восток, туда, где уже занималась ранняя летняя заря. Там в небе виднелись тысячи светлых фигур. Они были светлее неба и медленно уходили в рассвет, где сливались, растворяясь в утреннем свете. Иногда они останавливались, поворачивались к спящему стану хазар, к зеркальной глади могучих рек Оки и Волги, к дремучим лесам в Заволжье, к рождающимся в них пластам туманов, как бы прощаясь, и шли дальше.

– Зачем ты не с ними, Захария?! – содрогаясь всем телом, шептал Тимофей. – Как бы я тебя сейчас встретил и обнял, сынок!

– Но он ведь все равно спасется?

– Не знаю… Надеюсь, что спасется. Иначе, зачем Господь его оставил на такие страдания? Он должен искупить свою вину. Всю, до последней капли! Но и этого будет мало! Для его спасения потребуется еще много жертв! Велика его вина!

– Он всего лишь подрался!

– Вина, грех, как и подвиг и благодеяние, исчисляются последствиями. Только последствиями! Только они важны! Они уродуют будущее, ты же знаешь это, Михаил!

– Да, уже знаю…

– С сегодняшнего дня Каган начнет гонения на христиан во всей Великой Хазарии. Всего за год тысячи и тысячи будут убиты, епархии разгромлены, церкви осквернены! Остатки христиан бегут в степи и горы и будут влачить там жалкое существование столетиями! Мой народ будет уничтожен навсегда! Черкасы исчезнут с лика земли. Остатки превратятся в кочевников, в разбойников, без городов и постоянных жилищ. Забудут свое происхождение и даже язык! Вместо христианизации всего Кавказа, Поволжья, Дона и Причерноморья, как сказали бы в ваше время, на этих территориях будет пустыня! Вот что он сделал сегодня! Вот цена его вины!

– Неужели нельзя искупить?

– Можно. Любую вину можно искупить, кроме хулы на Духа Святого!

– Но посмотри, Тимофей, на эти светлые души, которые уходят в зарю. Это же тоже твой народ! И то, что он так светел, – тоже результат поступка Захарии.

– Это, конечно, так. Но все они ушли рано! Очень рано! С таким трудом засеянное поле только взошло, зазеленело, но его погубил град! Урожая нет, Михаил, понимаешь? Каждый из этих людей должен был произвести тысячи потомков, которые повлияли бы на всю историю Евразии. Но поле превратилось в пустыню!

– Но и сорняки на поле тоже не взошли…

– Да, согласен, сорняки не взошли. Хазария тоже будет уничтожена до последнего камня. Это тоже результат. Но это все равно нулевой результат. Все, светает, Михаил. Мне пора уходить. Будь мужественен!

– Ты мне все время это повторяешь.

– Да, повторяю. Мужество тебе очень пригодится. Не сдавайся! Благослови тебя Господь! И торопись, уже светает, скоро проснутся стражи!

Он исчез. Вскоре пришла Венеслава с кувшином воды. Она плеснула немного в пересохшие губы Захарии, и они зашевелились. Она плеснула еще, и Захария стал жадно сглатывать.

– Много воды не давай, – предупредил Михаил, знакомый с навыками выживания в пустыне, – понемногу нужно поить, а то умрет.

Они решили торопиться, потому что светлело на глазах. Над Волгой вставал утренний туман. Хорошо бы было под его покровом сплавить Захарию куда-нибудь в густые прибрежные кусты. Беловский взял его под мышки и приподнял.

– Венеслава, помоги! Здоров же Захар Тимофеевич!

Девушка схватила черкаса за ноги под колени и помогла закинуть его к Михаилу на спину. Сильно болела раненая грудь. Поврежденные ребра еще не зажили. Но он, превозмогая боль, поволок Захарию к берегу. То, что стало уже немного светло, было на руку им. По крайней мере не наступили ни на одного, спящего на берегу руса. Им удалось добраться до берега незамеченными.

– Неси сюда, – шептала Венеслава, – я тут челнок привязала!

Беловский зашел в воду и осторожно опустил раненого в лодку. Венеслава тоже легко запрыгнула в него и сказала:

– Ты возвращайся и ложись спать, как будто и не уходил никуда. А то сейчас начнут просыпаться, и кто-нибудь увидит, что ты куда-то отлучался. А я отвезу черкаса за дальний островок. Там есть затон, заросший тальником. Я его спрячу и вернусь. За меня не беспокойся…

– Хорошо, Венеславушка-ангел, плыви с Богом!

Михаил действительно крепко уснул. И проснулся лишь от громких голосов на берегу. Он приподнялся со скамьи, на которой спал и увидел, что там, где стояли кресты, бегают и чего-то кричат хазары. Он понял, что они заметили пропажу Захарии. Он увидел челнок и понял, что Венеслава уже вернулась. Какая умница!

   Русы тоже давно уже проснулись и удивленно смотрели на хазар.

   – Чего они там суетятся, Беляк? – спросили у него ближайшие воины.

   – Кто-то пропал, вроде бы с креста…

   – Вот те на! Неужели убег?

   – Не понятно…

   Вскоре верхами приехал недоуменный Каган со свитой. Он велел всем отойти от крестов. Беловский вышел послушать, что они говорят. Каган был вне себя. Он кричал на хазар:

   – Найти его! Из-под земли достать! Вы хотите сказать, что он воскрес, как сын плотника? Найти!

   Хазары забегали, изображая поиски. Каган от этой глупости пришел в еще большую ярость.

– Все – вон! Вон с глаз моих! – хрипел он. Русы не понимали и, наоборот, походили ближе, чтобы полюбопытствовать. Каган кричал:

– Следы, не затопчите! Уйдите, уйдите же отсюда! Михаил! Где ты? Уведи русов!

Михаил подбежал к толпе и перевел слова Кагана. Русы с пониманием закивали и отошли в сторону. Между крестов, согнувшись, осторожно ходил высокий и тощий как жердь хазарин. Он где-то прыгал на цыпочках, где-то стоял на одной ноге, стараясь не повредить изрядно затоптанные уже следы. Потом он подошел к Кагану и доложил:

– Там была женщина и варяг.

– Да?! – изумился Каган. – Неужели варяг? Зачем варягу спасать черкаса? Ты ничего не путаешь?

– Нет, мой господин. Тут была женщина и варяг. Следы варяжского башмака. Это или рус, или варяг. Женщина у них только одна – дочь вождя. Допроси ее, мой господин!

Каган сморщил лоб. Такого он не ожидал. Он уже сильно устал от русов. От них постоянно исходили какие-то неприятности. Он делал все, чтобы не поссориться с ними. Святослав, наверное, уже близко. Скоро он будет тут. Непременно нужно его дождаться и не обидеть русов. Они должны ему сказать, что Каган к ним относился как к дорогим гостям, иначе все пропало! Все замыслы могут рухнуть от малейшего каприза этих варваров! А тут еще эта девчонка! Второй раз из-за нее срываются все его планы! Она приносит ему несчастья! Но как от нее избавиться? Ведь она дочь вождя…

Неужели она снюхалась с молодым черкасом, который пропал с креста? И когда только успела? На глазах у русов? А почему бы и нет? Они не просыхают уже столько дней! Да их самих можно выкрасть в любое время, как баранов! Что ж, вполне возможно, что снюхалась… Но что же с ней сделать? Наказывать ее нельзя… Нельзя ссориться с русами! Ах, какая досада! Ну, ничего… всему свое время! Однако нужно хотя бы найти и вернуть беглеца! Нужно поговорить с ней. Ласково поговорить. Позвать отца, рассказать ему все о ней. Вместе надавить, пожурить по-отцовски. Сучка, конечно, распустит сопли и сознается. А мы ее простим великодушно. Простим за молодость и уважение к русам. Конечно, простим, разве мы не умеем прощать? Христиане врут, что прощают всех направо и налево. Им прощать-то некого! Что могут сделать все эти нищие проповедники? Что и кому? Поэтому они и прощают, что ничего все равно не сделают. Они свое бессилие прикрывают благородными побуждениями. Вот ты попробуй простить, когда в твоих силах сделать все! Когда от твоего слова зависит жизнь тысяч и тысяч! Когда это не пустые фразы, а действительно реальный поступок. Простить – это великий поступок, сотрясающий основы всего мирозданья. Поступок, оставляющий какое-либо деяние без последствий, без завершения, без конечного результата. Это в корне неправильно! Это – незаконно! Это может сломать весь мир, весь порядок в мире! Справедливость требует своего торжества, нельзя его останавливать.

Как же простить? Ведь Закон требует справедливости! Девчонка нарушила Закон. Наплевала на Суд! Такое нужно обязательно наказывать! Но нельзя! Нельзя!

Каган мучился и не знал, как поступить. Он позвал мудрецов. На траве расстелили ковер. Пришли старцы, уселись, разложили свитки и стали степенно спорить. Каган слушал их молча. После непродолжительного диспута старцы пришли к общему мнению, и Каган с ним, похоже, согласился. Ему помогли забраться на лошадь, он позвал Михаила и стал говорить русам:

– Сегодня ночью, когда мы мирно почивали, некие злодеи, преисполнившись неуважением к нашему и вашему суду, помогли бежать одному преступнику. Их было двое. И они, как ни странно, были русскими…

В толпе поднялся ропот. Каган продолжил.

– Мы, своей милостью, готовы прощать до бесконечности своим гостям, учитывая многие обстоятельства. Но Закон – есть Закон! Скажу вам больше: одним из злоумышленников была Венеслава, которую я люблю как дочь! – Каган улыбнулся, изображая отцовскую любовь.

Толпа русов взорвалась криками:

– Ты врешь! Ты клевещешь!

Каган примирительно продолжил:

– Успокойтесь, успокойтесь, друзья мои! Что не простишь молодости? Нельзя же карать неразумных чад за их ошибки? Мы знаем, что у наших детей впереди идет не умысел, а отсутствие умысла. А раз нет умысла, то и карать не за что! И мы великодушно ее прощаем! Пусть ее уважаемый отец сам решает ее судьбу! – ласково улыбнулся Каган. – Но мне бы хотелось, чтобы мои дорогие гости помогли восстановить мне правосудие. Преступник, который учинил подлое убийство ваших людей и моих гостей, должен понести заслуженное наказание! Согласны ли вы с этим?

– Согласны!

– Тогда приведите сюда Венеславу. Пусть она скажет – где он?

– Венеславу, Венеславу сюда!

Из толпы вышел хмурый Ратко, который железными пальцами сжимал руку дочери выше локтя. Он вытолкнул ее вперед. Она встала, опустив голову.

Каган спросил:

– Скажи, дитя мое, где черкас, которого ты спасла. Не бойся, мы ничего тебе не сделаем. – Он ласково засмеялся. – Не бойся нас, мы – твои друзья!

   Беловский переводил слова Кагана, судорожно размышляя. Что делать? Нужно выручать Венеславу! Но как? Может быть, сознаться, что это он выкрал Захарию? Скорее всего, так и придется сделать… Каган продолжал:

   – Неразумная девочка, видимо, попала под коварное влияние молодого и наглого черкаса. Отцу я бы посоветовал повнимательнее следить за собственной дочерью.

Ратко скрипнул зубами.

– Но это их семейное дело. А нам бы хотелось спросить у Венеславы: кто был с тобой? Назови его имя!

Венеслава стояла молча, не поднимая глаз.

– Милое дитя, мы прощаем тебя, уважая твоего славного родителя. И мы сейчас же отпустим тебя. Тебе не следует так сильно волноваться. Только назови нам твоего сообщника! Или покажи – где беглый преступник!

Венеслава продолжала стоять не двигаясь. Каган понимал, что это может продолжаться вечно, что девчонка упряма и одними словами из нее ничего не выудишь. Но что было делать дальше? Он растерялся. Мудрецы говорили, что для свершения правосудия в принципе достаточно было бы наказать одного сообщника. Но как его узнать?

Беловский готов был уже сознаться в любой момент, чтобы помочь Венеславе, но ждал обострения. На берегу повисла пауза, которую нарушил долговязый следопыт. Он подошел к Кагану и что-то тихо ему сказал. Каган удивленно и радостно распрямился в седле и громко позвал:

– Михаил, подойди ко мне, друг мой!

Михаил подошел.

– Михаил, будь любезен, подойди к тому месту, куда укажет тебе этот человек.

Долговязый взял Беловского за рукав и провел по песку перед крестами. Каган спешился и подбежал к ним. Потом он попросил Михаила подозвать к ним Ратко и Венеславу. Михаил подозвал. Когда они подошли, Каган торжествующе сказал:

– Посмотри, мой русский друг и гость, на эти следы. Вот эти оставлены ночью. Видишь, тут варяжский башмак и женский сапожок.

Михаил перевел и эти слова.

– А теперь посмотри, уважаемый, на следы твоего толмача!

Каган уничтожающе посмотрел на Беловского. Но тот выдержал взгляд и перевел слово в слово. Ратко склонился над песком, потом посмотрел на Михаила:

– Зачем ты это сделал, Мишка?

Тут вмешалась Венеслава:

– Отец, это я его попросила!

– Она лжет! Замолчи, Венеслава! – закричал Беловский. – Ратко, она выгораживает меня, не верь ей!

– Я и не верю… Но ты-то зачем это сделал? Зачем ее впутал в это?

Вмешался Каган:

– Михаил, не забывай переводить мне все, что вы говорите! Для чего я тебя держу?

– Он спрашивает у меня, зачем я это сделал.

– Да, отличный вопрос! Мне тоже интересно – для чего ты это сделал?

Беловски молчал. Он не знал, что говорить. Еще не придумал. Каган опередил его: – Впрочем, можешь не отвечать! Я и так знаю! Переводи мои слова русам!

Беловский перевел.

– А теперь, я попрошу всех гостей внимательнее посмотреть, что будет дальше!

Михаил перевел и это. Русы подошли ближе, обступив Беловского со всех сторон.         – Теперь смотрите!

Каган достал из ножен легкий меч и зацепил им рубаху Михаила. Демонстративно подержав немного на весу, он быстрым движением распорол ее, и все окружающие увидели висящий на груди Беловского крест Тимофея.

– О! – изумился Каган и спешился. Он подошел ближе к Михаилу, сорвал крест и поднес его к глазам. – Где-то я видел уже этот амулет! А, Михаил, не напомнишь – где я его видел? Не тот ли это самый крест, который был у Тимофея?

– Да, это он…

– Что я слышу, Михаил? Да тут открывается целый заговор! Откуда у тебя этот крест?

Беловский молчал. Не мог же он сказать, что ему дал этот крест воскресший Тимофей?

– Я выяснил, что бежавший черкас – сын Тимофея. Это правда, Михаил?

– Правда.

– Ты помог бежать сыну Тимофея, на тебе крест Тимофея. Не слишком ли много совпадений? Ты сам-то хоть не брат Тимофея?

– Нет, не брат.

– Но родственник?

Беловский вспомнил, что Тимофей действительно говорил, что они родственники. Ему все стало безразлично. Отпираться уже поздно: ничего не изменится, и он решил говорить, что придет на ум.

– Да, родственник.

– Ну, вот! Я так и предполагал! Ах ты хитрец, Михаил! Ах хитрец! Всех обвел вокруг пальца! Ай, молодец!

– Я никого не обманывал!

– Я же говорю – молодец! Никого не обманывал и так всех обвел! – с искренним восторгом заливался Каган. Он был большим любителем и ценителем тонких интриг. – Жаль, как жаль, что мне придется тебя казнить! Глупец ты, Михаил! Я начал такое грандиозное дело! Ты мог бы стать близким мне человеком. Весь мир бы лежал у твоих ног. А ты выбрал нищего черкаса!

– У тебя нет будущего, Каган.

– Что ты знаешь о будущем?

Беловский улыбнулся.

– Многое знаю. Например, то, что твои замыслы не состоятся, потому что у них нет возможности состояться.

– Не смеши! Что ты можешь знать? Вот я знаю, что сегодня до заката ты пойдешь вслед за Тимофеем.

– Нет, не за Тимофеем. У меня свой путь.

– Ха-ха-ха! У тебя закончился путь, Михаил. Можно сказать – ты приехал!

Михаилу захотелось подразнить Кагана.

– Ты знаешь, на этом месте будет стоять большой христианский город. И на местах всех твоих городов тоже будут стоять большие христианские города. Белоснежные соборы с золотыми куполами будут отражаться в Волге. И будущие поколения будут спорить, где находилась твоя столица, потому что от нее ничего не останется, ни камня! Была Великая Хазария, и не осталось от нее ничего, кроме смутных воспоминаний.

– Ты врешь, Михаил! – испуганно зашипел Каган. – Наши пророки говорят другое! Не смей!

– Ваши пророки – не пророки…

– Ну ладно, я вижу, что ты мне хочешь подерзить. Я знаю – христиане любят страдать, обвиняя в этом нас. Мы, де, и Христа вашего распяли и вас преследуем. Ложь все это! Тут нужно уточнить – мы не Христа распяли, а преступника, не христиан преследуем, а преступников. Вы не нарушайте законы, и вас никто не будет преследовать. Но вы не сможете жить честно, поэтому всегда вас будут наказывать. Всегда, вплоть до полного искоренения! Кто тебя просил выкрадывать сына Тимофея? Скажи сам – нарушил ты закон? Нарушил? Или это я нарушил? Молчишь? Нечего сказать? А я знаю, что тебе нечего сказать!

Ты сейчас хочешь выглядеть героем, помучиться за правду, за Христа… Нет! Ничего у тебя не выйдет! Ты будешь получать свое справедливое наказание как гнусный предатель! Как Иуда Искариот, которого вы так не любите. И не более того! Это слишком сладко – умереть героем. А ты вот попробуй умереть дерьмом! И ты умрешь дерьмом. Никто не пожалеет о тебе! Понятно тебе, Михаил? Не думай о себе так возвышенно...

Каган позвал новых толмачей.

– Вот замена тебе, Михаил. Ты с ними знаком? Я знаю, что не знаком. Ты никогда не был в Итили у Мордахея Рыжего. Они тебя не признали. Ты обманул всех. А говоришь – не обманывал.

– Ты сам меня вынудил. Я тебе говорил, что я свободный человек.

– Мне надоело с тобой препираться. Судить тебя будут русы. Да-да – твои дорогие русы! А ты надеялся, что я? Нет, я тебя прощаю, как не умеет прощать даже ваш Иисус. Узнай, как это больно – быть прощеным врагом и проклятым своими! Вот смотри, Михаил, как изящно я это сделаю! Я тоже кое-что умею! – улыбнулся он.

Через новых переводчиков он подозвал русов поближе. Подошли Ратко и несколько пожилых воинов. Каган потребовал, чтобы подошла и Венеслава. Он сорвал крест с груди Михаила и протянул его Ратко.

– Посмотри, мой друг, на это ужасное распятие. Не видел ли ты его где-нибудь раньше?

Ратко рассмотрел крест и вспомнил:

– У казненного мной черкаса был, кажется, такой же…

– Правильно, правильно! Ты можешь спросить у него самого – чей это крест?

Ратко повернулся к Беловскому.

– Это правда, Мишка? Это крест Тимофея?

– Да, вождь, это его крест…

– А теперь спроси у него – кому он устроил сегодня побег? – продолжал Каган.

– Его сыну…

– И последнее звено в цепи наших рассуждений – как и когда он появился среди русов? – торжествовал Каган.

Ратко вспомнил, что Беловского нашли в то же время, когда черные папахи изрубили отроков и старого Кукшу. Вождь недобро покосился на него, осененный догадкой.

– Так ты тоже был с ними? Ты – заодно с ними? Ты – предатель?!

– Нет, Ратко, я не предатель…

– Так почему же на тебе крест черкаса? Почему ты спасаешь его сына, который устроил резню наших людей? Как это объяснить?

Каган, которому исправно все переводили, поставил победоносную точку:

– Спроси у него еще про то, кем он приходится этим черкасам! Я узнал, что они – родственники!

– И это правда, Беляк?! – стальным голосом спросил Ратко.

Беловский не знал, что ответить, он понимал, что Каган хитро расставил капканы, и единственным выходом из данной ситуации была ложь. Но он не хотел врать вождю. Он не знал, что говорить. Тимофей для Ратко оставался тем самым презренным, лукавым убийцей отроков, недостойно торговавшийся за свою жалкую жизнь.

– Это правда? Что ты молчишь? Ты нам врал? Ты – предатель?

– Это правда, Ратко. Я действительно дальний-дальний родственник черкасам. Но это не то, что ты думаешь. Я – не предатель. Я не могу объяснить, ты все равное не поймешь, не поверишь… Каган клевещет…

Стоявшие вкруг русы закричали:

– Врет гадюка! Измена! Смерть изменнику!

Ратко схватил Михаила за волосы, достал меч и повернул его голову к русам.

– Убей его! Убей пса! – кричали русы. – Смерть предателю!

На него посыпались удары и полетели плевки. Ратко стоял, держа его за волосы, готовясь перерезать Михаилу горло, и ждал только, когда русы насытятся местью. Но Каган опередил:

– Подожди, вождь, не спеши! Он еще не сказал, куда он скрыл вашего врага – сына Тимофея. Нам нужно его вернуть на место – он указал на пустующий крест. – Кстати, вчера мы не распяли одного злодея. Он пытался бежать. Но его крест приготовлен и ждет своего христианина. Они же так любят кресты!

– Правильно! Любо! Любо! На крест шакала смердячего!

Михаила швырнули на землю и прижали голову ногой к песку. Он посмотрел из-под чьей-то подошвы и увидел охваченное ужасом лицо Венеславы. Ее огромные глаза сверкали от слез, приоткрытый, перекошенный от ужаса рот как будто бы стонал, но не было слышно. Не было слышно, но стонал громко, очень громко. Он не стонал, он кричал ураганом, срывающим крыши, вырывающим с корнем дубовые рощи шквалом. Беловский слышал ее, хотя не было слышно. Ее толкали, трясли за плечи, разбрызгивая из глаз драгоценные искры слез, показывали на Михаила пальцами, что-то ей говорили, убеждали, а она все кричала и кричала молча, не в силах оторвать от него небесных глаз. Михаил тоже улыбнулся ей глазами:

– Ангел-Венеславушка, не плачь по мне! Слезы твои – живая сила Руси. Окропила ты своими глазками всю ее. Нет в ней уголка неосвященного твоими святыми слезками.

Неизвестно как, но Венеслава все поняла. Она упала на колени, обняла его, прижалась и прошептала:

– Я не верю им, Мишенька!

Ее быстро оторвали множество рук и куда-то унесли. Стало одиноко, пустынно, холодно…

Он не слушал окружающее. Он думал о Венеславе и о том, как всего одна маленькая девочка своим присутствием может включить жизнь. Или выключить отсутствием. Вот ее увели, и жизнь сразу остыла. Сейчас она появится, и станет светло и радостно. Даже тут, в этом положении.

Его пинали, били и называли самыми грязными словами. И это были его любимые русские люди, его предки. Он пришел сюда, на эти страдания ради них, ради их потомков, ради их вечной жизни. А они его бьют смертным боем… Господи, Господи, укрепи меня! Не знают они ничего, как объяснить им? Не поймут они, не поверят! Не поверят, что он из XXI века, что он может рассказать столько про их будущее, подготовить их к нему, чтобы они потомкам свом передали – где, когда и чего опасаться. Но не поверят ведь! Потому что невозможно им в это поверить! Они верят Кагану, верят, что он, Мишка Беляк, – предатель, лазутчик и шпион! Что из-за него погибло столько русов! Это – правдоподобно с их точки зрения. А в то, что он родился только через тысячу лет, разве можно поверить? Господи, ну зачем ты так часто ставишь нас перед тем, во что невозможно поверить? Господи, укрепи дух мой! Тимофей, моли Бога обо мне!

Беловского завалили на спину, о чем-то спрашивали, но он их не слушал. Кажется, они предлагали ему быструю смерть за выдачу Захарии. Что значит – быстрая или короткая? Это значит долго или сразу. Это значит, что он умрет скоро или через какое-то время. Но какая ему разница, если он еще даже не родился? Чем они его хотят запугать, неразумные?

Он смотрел на русов, которые сидели на нем и стояли рядом. Он понял, что ищут гвозди, которых у русов не было. Послали к хазарам за гвоздями. Сейчас их принесут.

Каган подошел к Михаилу:

– Все-таки мне очень жаль тебя. Ты ведешь себя очень достойно. Я еще не видел такого мужества перед казнью. И это – искренне.

   Беловский понял, что он не врет.

   – Мне тоже жаль тебя, Каган. Поверь, я не врал тебе.

   Каган попросил русов оставить их одних, отпустить Михаила и отойти на двадцать шагов. Ему хочется самому поговорить с преступником. Русы с почтением удалились. Михаил поднялся с земли, отряхнулся немного, утер рукавом разбитое лицо. Каган пригласил присесть на приготовленный еловый крест и сел рядом на перекладину. Они смотрели друг на друга какое-то время.

   – Ты даже не представляешь, как я не хочу твоей смерти, – начал Каган. – Не знаю почему, но я к тебе проникся… Со мной это впервые. Я чувствую к тебе симпатии. Я не хочу твоей смерти, но я не могу ее остановить! Мне грустно от мысли, что я не смогу поговорить с тобой завтра. И послезавтра не смогу. И никогда уже не смогу…

   – Да, ты останешься один.

   – Я не один, Михаил, вокруг меня тысячи, десятки, сотни тысяч! Но поговорить так, как с тобой, – не с кем.

– Как знать, может быть, и поговорим еще, – улыбнулся Михаил.

   – Не улыбайся так! От этого мне становится не по себе! Ты должен меня проклинать. Почему ты не проклинаешь меня?

   – Я на тебя не зол.

   – Но почему? Объясни!

   – Ты же боишься моих объяснений, зачем просишь?

   – Зачем, зачем! – раздражился он. – Неужели ты даже перед смертью не хочешь сказать мне то, что ты знаешь. Скажи и умри! Какая теперь разница! Я чувствую, что ты что-то знаешь и не говоришь!

   – Ты не поверишь мне, как не поверишь в то, что я сегодня не умру.

   – Ты повредился рассудком, Михаил! Сейчас принесут гвозди и тебя распнут. Посмотри – какая чудная стоит погода. На небе – ни одного облачка! На таком солнышке ты провесишь не более двух-трех часов. Хотя как знать, вчера, говорят, некоторые черкасы жили до самой ночи.

   – Да, жили… Они очень красиво уходили в рассвет. Я видел…

   – Ты точно бредишь!

   – Я не стараюсь тебя ни в чем убедить, Каган. Если хочешь – не слушай меня.

   Каган встал. Заходил. Потом сел на перекладину опять, взял крест Тимофея и вгляделся в изображение Иисуса Христа.

   – Скажи: Он действительно – Мессия?

   – Ты сам знаешь…

   – Что я знаю?! Если бы я знал, я бы не спрашивал!

   – Да, Он – Мессия.

   – Но зачем так сложно? Зачем Он нас обманул, Михаил? Мы Его ждали столько лет, столько было жертв, лишений, боли, обиды – ради Него, а Он пришел так, чтобы мы его не узнали! Зачем Он нас так жестоко обманул?

   – Это долгий разговор, Каган. Мы сейчас не успеем…

   – Слушай, Михаил, я могу отменить казнь! Например, я скажу, что произошла ошибка. Посмотри – вон у того варяга, который недавно наступил на твою голову, точно такая же обувь как у тебя. Он больше всех над тобой измывался. Я могу сказать, что это были его следы! Мне никто не посмеет возразить!

   Беловский посмотрел на варяга. Удивительно, но он был сильно похож на майора Лароша. Может быть, тоже родственник? Почему бы нет? Ларош – французская фамилия. Весь север Франции вскоре будет занят норманнами. Это современная Нормандия. Неизвестно, как сложится судьба этого морского разбойника. Где успокоятся его кости, где осядут его потомки. Но если сейчас его убьют вместо него, то, возможно, не будет никаких потомков, не будет и Бизона, который сейчас валяется на столе в баре где-то далеко в будущем, на яхте «Наяда»… И к тому же фамилия… Ларош – Ла-рош. Что это по-французски? Ла – артикль, Рош – не рос ли? Не рус? Интересная мысль…

   – Нет, Каган, не нужно убивать невинного варяга.

   – Безумец, ты можешь принести много пользы! Ты молод, умен, тебе нужно жить! Почему ты не хочешь остаться тут, почему не хочешь говорить со мной каждый вечер? Представляешь, Михаил, ты будешь рассказывать мне про Иисуса. Я хочу про него все узнать. Но мне не дают про Него узнать! Я, как Каган, не имею права даже прикасаться к вашим книгам!

   – Мне жаль тебя.

   – И посмотри на Венеславу, Михаил! Посмотри, как она на тебя смотрит! И ты оставишь ее здесь одну? Знаешь, что ее ждет? Я могу тебе сказать – ее ждет старый, жирный, колченогий булгарин, который-таки получит ее, как я и обещал!