Текст книги "Битва пророков"

Автор книги: Иван Тырданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

   На берег согнали толпу людей. Слышались женские крики на незнакомом языке и детский плач. Вокруг толпы скакали конные воины. Они, гортанно крича, давя крайних конями, как отару овец собирали пленников в плотный круг. Потом подошли несколько пеших воинов с черными бородами и окровавленными большими кинжалами в руках. Они деловито выхватывали из толпы людей, осматривали, срывали одежду, заглядывали в рот. Если человек нравился, его толкали влево, к другим воинам, которые вязали пленников кожаными ремнями, остальных вправо. Там другие бородачи, лениво переговариваясь, автоматическими движениями резали горла старухам, раненым, маленьким детям и толкали хрипящие тела в овраг.

Хазарские воины брезгливо поморщились. Один другому сказал:

– Звери…

– Молчи, услышат! Улыбайся лучше, а то и нас зарежут. Им все равно кого резать. Сам Каган боится их…

Перекрикивая шум толпы, хазарин обратился к горцам:

– Уважаемые, скажите, где нам найти Шамуила?

– А кто ты такой? – на ломанном хазарском спросил перемазанный кровью косматый воин.

– Мы – посланники Великого Кагана, ищем Шамуила.

– Шамуил сейчас сам придет сюда смотреть мордовок. Ждите! – И он отвернулся, чтобы с раздражением полоснуть по шее дико кричащего в истерике ребенка. – Совсэм поговорить с чэловэком не дают!

Вскоре с горы прискакали галопом несколько всадников. Громко смеясь и перешучиваясь, они спешились перед кучкой связанных женщин и стали их рассматривать, тыча в них нагайками. Среди них выделялся один гигантским ростом и трубным голосом. Ему доложили, что прибыли посланники от Кагана, и он подошел к ним.

– Приветствуем тебя, подобный льву Шамуил! – начали перепуганные хазары. – Великий Каган шлет тебе угощенье со своего стола и вино. Он печалится оттого, что не может разделить с тобой трапезу!

Шамуил подошел к лодке, взял один из больших кувшинов и опрокинул в глотку. Напившись, он посмотрел на лежащего Беловского.

– А это еще кто?

– Великий Каган просит уважаемого Шамуила поговорить с этим пленником, так как Великий Каган знает, что только от проницательного Шамуила на всей земле невозможно скрыть никакую ложь!

– Опять этот правоверный иудей не хочет брать на себя грех! Чистюля! Ладно, давай его сюда!

С этими словами он легко схватил Михаила и швырнул бородачам. Они перекинули Беловского через седло лошади и повели ее под уздцы.

Через какое-то время его бросили в глубокую яму, возле шатра, возвышавшегося посреди шумного лагеря. Вокруг больших костров, на которых жарились туши лошадей и овец, разговаривая криком, толпились горцы. Они делили добычу. Михаил успел заметить три трупа с деревянными лопатами около кучи земли. Видимо, они только что вырыли эту яму. Сразу стало тихо. Шум лагеря в яму доносился как будто издалека, свет костров не был виден, и на черном небе стали заметны яркие звезды. Он так давно не был в одиночестве! Хотя прошел всего лишь один день, но как он был насыщен событиями! Неожиданно заговорила Изволь.

– Ну, как тебе средневековье?

Беловский вздрогнул. Несмотря на все ужасы, которые он пережил за день, он не забывал, что находится в другом времени и все это происходит в принципе не с ним. Он помнил, что на самом деле он сидит сейчас на яхте «Наяда» посреди Атлантического океана. И что это все не более чем захватывающее приключение, виртуальная игра с эффектом полного погружения.

– Фильм ужасов…

– Подожди, это еще цветочки…

– Что ты хочешь этим сказать?

– Настоящая история выглядит совсем не так пушисто, как ее представляют потомки. Но это и хорошо. Совсем необязательно воспитывать поколения на кошмарах. Ужасы забудутся, и в памяти останутся лишь подвиги. В памяти всегда остается только хорошее.

– Это называется – приукрашение истории.

– Совсем нет, это естественный и очень нужный процесс признания главенства подвига над преступлением. Приоритет добра.

– Не заметил что-то я сегодня никакого приоритета добра…

– Большое видится на расстоянии, как известно. Добро в мире гораздо значительнее. Факт его присутствия несоизмеримо важнее и нужнее. Поэтому пропагандистские машины всех времен и народов старались всячески вздуть собственную историю и принизить историю конкурентов. В конце ХХ века историю России пытались уничтожить, залив ее потоками негативной информации, которая действительно имела место быть. Но несмотря на все усилия проектировщиков будущего, они не смогли справиться с фактами великих подвигов прошлого, которые с легкостью нейтрализовали тонны исторического негатива. Кстати, вот тебе еще один способ влияния прошлого на будущее.

Михаил лег на влажную землю. Он очень устал и хотел спать. Но не вовремя появившаяся Изволь не оставляла его. Как бы ей объяснить, что ему нужно отдохнуть хоть немного? Ведь скоро придет этот ужасный Шамуил и, наверное, будет его пытать. Очень не хотелось с ним встречаться… Тем более что признаваться-то было не в чем! И наврать не было возможности. Ведь он действительно не знал ни одного хазарина, кроме Тимофея. Да и тот – черкас… Интересно – жив ли он еще или уже скончался? Наверное, скончался… Несмотря на всю неприязнь, которую он испытывал к Тимофею утром, сейчас он вспомнил о нем с симпатией и грустью. Упокой, Господи, его во Царствии Твоем! Он все-таки не предал Тебя… Хоть и был, конечно же, порядочной сволочью в жизни!

Неизвестно, как бы повел себя в такой ситуации сам Михаил. Человеку свойственно ошибаться в оценке самого себя. Он всегда думает, что уж кто-кто, а он-то обязательно свершит подвиг, если доведется. Но в реальной ситуации, когда предоставляется такая возможность, человек сильно меняется. Из него вылезает истинная сущность. А она – очень труслива. Победить ее, сохранить облик человека, такого, какими мы стараемся выглядеть в повседневной жизни, и есть подвиг.

Что же сказать Шамуилу? Как же не хочется пыток! Михаил бы с удовольствием признался во всем, лишь бы не пытали…

Вдруг на фоне звездного неба появился человеческий силуэт. Кто-то стоял над ямой и рассматривал Беловского. Ну вот, подумал он, наверное, за ним пришли… Совсем не успел отдохнуть! Но, вопреки этим предположениям, человек сам спрыгнул в яму. «Эх, одиночество кончилось опять!» – с досадой подумал Беловский.

В темноте не было видно лица соседа. Он деликатно, стараясь не задеть Михаила, расположился рядом и сказал по-русски:

– Я тебе не помешаю, отдыхай.

Голос показался знакомым. Сосед продолжил:

– Скоро придет Шамуил. Это страшный, изощренный садист. Вытерпеть его пытки невозможно. Лучше тебе, Миша, долго с ним не общаться.

– Откуда ты знаешь мое имя?

– Так мы же сегодня с тобой познакомились! – как-то радостно сказал сосед.

Михаил стал судорожно вспоминать – кто бы это мог быть из русов? Вроде бы он общался только с Ратко. Но это был не Ратко. Может быть, кто-то на тризне слышал его имя от вождя и посчитал это уже за знакомство? Но ведь хазары на острове всех перебили, кроме Ратко и его самого! Вдруг Беловский с удивлением обратил внимание на то, что незнакомец говорит на современном русском языке! Откуда в десятом веке слово «садист»?

– Так ты тоже из «Битвы пророков»?

– Нет, Мишка, – добродушно засмеялся он, – я же Тимофей, не узнаешь?

– Что-о-о?! – вытаращил в темноту глаза Михаил. – Тимофей?! Черкас? Откуда ты здесь? Ты не умер?

– Нет, я умер уже несколько часов назад.

– Не понимаю…

– Я – мертвый. Для вас, живых, я – мертвый.

– Ты дух?

– Можно сказать и так. У вас это так называется. Хотя я тот же самый Тимофей, а не дух. Вернее, уже не дух. Можешь потрогать, я – живой.

Михаил с трудом перекрестился. Мистический ужас от встречи с духом сковал его движения. Еще недавно он видел изуродованное, трепещущее тело Тимофея в жуткой позе на колу, и вот сейчас он вновь беседует с ним! Дух Тимофея перекрестился тоже.

– Вот это правильно! Перекреститься никогда не помешает. Мало ли кто придет…

Михаилу стало спокойней.

– Как же ты умер, если живой?

– Как Иисус Христос – умер и живой.

– Ты воскрес?

– Ну, да – воскрес.

– Ты извини, Тимофей, сам понимаешь – первый раз я с духом… с воскресшим…

– Ладно, ладно, понимаю. Все достаточно просто: воскресение примерно то же самое, что произошло с тобой, когда ты материализовался в нашем веке. Ты был собран заново из разных материалов на основе твоей души. Твоя душа – это как бы план, проект, по которому можно тебя собрать где угодно и когда угодно. В вашем времени, например, совершенно одинаковые автомобили одной марки собирают в разных странах, на разных заводах, в разное время, потому что есть единый проект. Так и человека можно воссоздать когда угодно и где угодно по плану его души.

– А я-то думал раньше: как воскреснут в собственных телах все умершие, ведь от них уже ничего не осталось?!

– Душа не исчезает. Она – вечна. Вопрос лишь в том, захочет ли Генеральный Конструктор воссоздавать данную модель по данному проекту, или нет. Ведь бывают и неудачные проекты.

– Так, значит, твой проект был воссоздан?

– Да.

– Тимофей, мне было тебя жалко.

– Я знаю, знаю. Я тебе очень благодарен, Миша, за то, что пытался мне помочь. Ты мне подарил надежду. С ней было легче.

– Легче?

– Конечно, легче. Во-первых, ты мне хотел помочь умереть по-христиански. Спаси тебя Господь за это! Во-вторых, поверил мне.

– Тяжело тебе было?

– Очень тяжело, Миша. Очень страшно и больно… Не дай Бог никому такой смерти! Но зато теперь мне очень хорошо! Слава Богу! Если бы не отмучился на колу, мучился бы вечно. Господь справедлив!

– Долго ты еще терпел после нас?

– Нет, не долго. Я видел, как вы уплыли. Я остался один. Было очень горько и одиноко. Кругом трупы, трупы… Жарко было. Больно. Меня сильно жрали слепни и мухи. Но Господь сократил мои страдания. Вскоре я потерял сознание от солнечного удара. В это время я исповедовался. А потом я ненадолго очнулся, попрощался с белым светом и быстро умер от огня внутри.

– Кому же ты исповедовался, там же все погибли?

– Ко мне пришел святой Тимофей. Он и исповедовал. Как пришел, так перестало быть горько и обидно. Он жалел меня. Я ему плакал про всю свою жизнь. Человека редко жалеют. Но это ему очень нужно! Только Господь да святые меня жалели в жизни. Да вот ты еще…

– А где сейчас ты, в раю?

– Можно сказать, в раю, – засмеялся Тимофей, – тебе пока этого не понять, да и не нужно вовсе. В свое время сам узнаешь. Я с мучениками. Там нас мно-о-о-го!

– Тебя простили?

– Странно, конечно, но простили. Я сам удивился. Не надеялся даже. Не хотелось мне умирать. Ой не хотелось… Все рассчитывал бросить набеги, бросить убийства и уйти в пустыню грехи отмаливать. Не успел… Все откладывал да откладывал… Поэтому и страшно было умирать, не время еще, рано мне еще было! Я испугался! Знаешь, какое было отчаяние! Да тут еще русы долго думали, не верили мне, надежду мою уничтожали. Выжить не давали! Понимаешь, изменить душу не успевал я перед смертью! Вот что страшно! Но Господь знает же наши мысли. Он за мысли нас любит. За мечты…

– А с Каганом хотелось согласиться?

– Очень хотелось! Сам не знаю – как пересилил себя, как не сдался! Коварный он, этот наш родственничек!

– Родственник? Чей?

– Чей-чей, наш с тобой!

– Мы тоже родственники? Я же русский?

– А я черкас. Из нас казаки потом произошли. В тебе же есть казачья кровь?

– Есть…

– Ну вот, я – твой предок.

– И Каган тоже казак? – ухмыльнулся Михаил.

– Ха-ха! Нет, Каган не казак, но тоже родственник…

– Не может быть?

– Может, может… Хазария еще недолго просуществует. Ее замысел уже иссяк, как ручей в пустыне. Потомки Кагана разойдутся по свету. Некоторые сохранят родословную, некоторые забудут, растворятся в других народах. Тем более что у него будет очень много потомков. Но у иудеев настоящими потомками считаются только те, которые рождены иудейкой. А твои предки были, или будут – как тебе угодно, – от булгарки.

– Ну и дела!

– Тайна крови – великая тайна. Да и какая разница? Все мы от Адама! Но я пришел к тебе не за этим. Я хочу тебе помочь, потомок, – с иронией сказал Тимофей.

– Устроишь побег?

– Нет, бежать тебе не нужно. С Шамуилом бы поскорей закончить…

– Как?

– Слушай меня: когда он начнет тебя спрашивать, сразу же говори, что, мол, вид такого могучего господина тебя привел в ужас (он это любит), поэтому ты решил больше не отпираться и сознаться во всем.

– Так в чем?

– Слушай, не перебивай! Еще скажи, что сам Каган не смог тебя «расколоть», как ни бился, а великий Шамуил развязал твой язык одним своим взглядом. Понял?

– Понял…

– Самое главное, скажи, что ты убежал от итильского купца Мордахея Рыжего. У него действительно бежал ученый раб. Это подтвердят купцы, которые плывут с Каганом. Запомнил? Мордахей Рыжий!

– Запомнил…

– Ну, все, Миша, я уже пойду, наверное. Я рад, что у меня такой потомок.

– Жаль… Посидишь, может, еще?

– В следующий раз. Мы с тобой еще увидимся!

– Знаешь, я никак не могу представить, что ты именно тот самый Тимофей. Жаль, что не вижу тебя… Не обижайся, но в последний раз ты выглядел как-то не очень… Да и говорил не так… Как бы тебе это сказать: не тянул на святого, что ли…

Тимофей засмеялся:

– Когда ты меня видел в последний раз, я еще был великим преступником. А теперь, если хочешь, посмотри.

В яме вдруг стало светло. Михаил увидел Тимофея в белоснежных одеждах. Его лицо было светло и чисто. Но это был действительно он. Свет исходил прямо из него, как будто внутри него горел светильник.

– Удивительно, Тимофей! Действительно это ты! Странно, все то же самое – и нос, и глаза, и губы, а кажется, что ты совсем другой.

– Это результат любви.

– Какой любви? Я не понимаю тебя…

– На самом деле это очень просто. Моя внешность преобразилась любовью. Для ясности, ну, чтобы ты понял, представь себе любящую мать или жену. Для них все в сыне или муже – прекрасно. Они их просто любят. Хотя те же самые люди другим могут казаться противными, мерзкими, какими угодно! Это потому, что люди в них видят грех и недостатки, а любящие мать и жена только достоинства. Они не замечают в них плохого. Для них плохое не существует! Так и Господь наш не видит в нас плохое и воскрешает только то, только те качества, которые ему в нас нравятся, которые он в нас любит. Понятно?

– Да, теперь понятно… Но как быстро! Ты умер всего лишь несколько часов назад!

– Опять ты забыл, что тут нет времени, Миша. На самом деле у меня уже столько всего произошло! И девять дней, и сорок, и година, и вечность! Ну ладно, давай прощаться, помоги тебе Бог! Обнимемся, что ли?

– Давай, только я тебя перемажу, я же весь в глине и крови!

– К нам грязь не пристает…

Он крепко обнял Михаила.

– Подожди. Возьми еще вот что!

Тимофей протянул бронзовый нательный крест, тот самый который был на нем перед смертью.

– Не снимай его. Как бы ни было трудно – не снимай!

В яму неожиданно на свет плавно спустились еще три человека. Беловский узнал их. Это были убитые мордвины, которые лежали наверху с лопатами. Они обратились к Тимофею:

– А что с нами? Как же мы?

   Тимофей взял за руку одного из них.

   – Ты пойдешь со мной. А вы пока останетесь здесь. Ваша судьба еще не решена.

   Михаил спросил:

   – Он тоже христианин?

   – Нет, они все язычники. Но потомки одного из них крестились и молились за предков. Поэтому я забираю его с собой.

   – А остальные?

   – Они не оставили после себя потомков. Их рода угасли. Поэтому некому за них молиться. Но у них все равно есть надежда на то, что некоторые святые люди молятся за весь род человеческий. За всех забытых, сгинувших, пропавших. Для человека очень важно иметь потомков! Очень! И чем больше, тем лучше! Помнишь, в Библии все время говорится о такой награде от Господа, как «благословлю род твой, потомство твое будет как песок морской». А в ваше время враг рода человеческого убедил многие народы, что можно не иметь детей. Горе им, поверь мне!

   – А как же монахи, у них же тоже нет семей и потомков?

   – Как это нет? У монахов семья – Церковь. Ну ладно, Миша, мне пора. Мужайся, кровь моя в тебе! Благослови тебя Бог!

В это время сверху в Михаила полетели комья земли.

– Эй, рус вонючий! Дерьмо свиньи! Тебя сюда спать, что ли, пригласили? А ну вставай, шакал! Вылезай наверх!

Беловский не сразу, но понял, что он спал. Небо было уже светлее. Наступало утро. Он спал, видимо, долго, так как сильно затекли ноги, скованные цепью. Он потянулся.

– Ну, проснулся наконец, гной струпный? А ну вылезай!

В него больно уперся длинный шест, который ему спустили. Он ухватился за него, и его вытянули наверх трое здоровенных горцев. Первым делом они избили Михаила, стараясь всячески показать, как они его презирают. Они плевали в лицо, швырялись глиной, вытирали об него ноги. Беловский думал: почему, за что они его так презирают? Неужели он так мерзок, так противен им? Ведь они его совсем не знали, он не успел им еще ничего сделать! Но горцы были неистовы в проявлениях своего презрения. Они много раз дали понять, что жалеют только о том, что его приходится вести к Шамуилу, иначе они бы с ним такое сделали, такое! И они перечисляли все, чего они бы с ним, презренным, сделали. Ему подумалось: а таких людей тоже любит Господь? Тимофей говорил, что Господь любит за мысли, за мечту. А эти мечтают скормить его свиньям, утопить в дерьме, набить его кишки навозом. Хотя, может быть, и он видит в них только плохое? Может быть, он не замечает в них хорошее? «Какие же силы нужно иметь для того, чтобы увидеть это, Господи? Возможно ли это человеку?» – думал Михаил, пряча лицо, куда настойчиво старались попасть сапогами горцы, в грязные локти. Не слишком ли многого Ты от нас требуешь, Господи?

Потом его привязали к седлу на длинную веревку, и они поскакали. Какое-то время ему удавалось бежать за лошадью, делая гигантские скачки, но споткнулся и больше встать уже не смог. Благо, что его волокли по влажному от утренней росы лугу.

Вскоре они остановились у большой мордовской избы, на крыльце которой стоял полуголый, заспанный Шамуил. Почесывая косматую голову, Шамуил подошел к Беловскому, молча рассмотрел его и, зевая, показал горцам на высокую перекладину. Горцы схватили Михаила под мышки, подвесили его как барана для разделки и уселись на завалинку для наблюдения за процессом. Они тихо переговаривались и в полголоса смеялись. Было видно, что в присутствии Шамуила они не смели заявлять о себе слишком громко.

Беловский решил долго не ждать и начал первым:

– О Великий Шамуил, слава о силе и доблести которого гремит от Кавказа до варяжских пределов! Нет ужаснее врага и нет надежнее друга, чем Великий Шамуил! Все цари мира мечтают иметь союзником бесстрашного горного льва! Могу ли я, слабый рус, надеяться на то, что у меня хватит духа хоть что-нибудь скрыть от него? Как только я увидел пылающие очи славного героя, затрепетало мое сердце от страха, душа готова распрощаться с телом от одного вида почтеннейшего Шамуила!

   Шамуил застыл с открытым для зевка ртом и с интересом посмотрел на висящего Михаила. Он трубно сморкнулся, вытерев руку о бревно избы, и уселся на колоду. Беловский продолжал.

   – Великий Каган со всем своим войском не смог вытащить из меня и слова. Ничего у него не получилось, как он ни старался! Поэтому, обессилев, он отправил меня к отважному барсу, славному Шамуилу!

   – Ха-ха-ха-ха-а-а-а-а! – заржал Шамуил. – Великий Каган не справился! Ха-ха-ха-ха-а-а-а-а!

   – Где уж там Великому Кагану равняться со вселяющим ужас во врагов Шамуилом, от одного вида которого расслабляются животы у целых армий…

   – Ха-ха-ха-ха-а-а-а-а-а! Как ты сказал, рус, расслабляются животы? Ха-ха-ха-ха-а-а-а-а! – ревел он. На завалинке ему заискивающе вторили скромные горцы. – Каган не смог, а я смо-о-ог!

   – Да, да, победоносный Шамуил, Каган не смог добиться от меня ни слова! А тебе я скажу все, что ты захочешь, потому что разве кто-нибудь может под луной устоять перед яростным тигром Шамуилом?!

   – А-ха-ха-ха-ха-а-а-а-а! Никто не сможе-е-ет! – заревел тот, схватил колоду, на которой сидел, и швырнул в коня. Лошадь свалилась как подкошенная и забила в конвульсиях копытами. – Видал?

   – Пожалей меня, господин, не то я умру от страха, так и не успев рассказать тебе тайну, которую не смог выведать у меня сам Каган! Как же он тогда поверит тебе, что я готов был во всем сознаться, если я умру? Он скажет тебе: и даже ты не смог одолеть этого руса!

   Великан задумался и велел снять с перекладины Беловского. Горцы бросились исполнять, аккуратно сняли его и бережно посадили в траву. Шамуил сходил за колодой и опять уселся на нее перед Михаилом.

   – Ну, говори свою тайну! – почти нежно сказал он.

   – Я бежал от итильского купца Мордахея Рыжего.

   – От Рыжего? Знаю я эту шельму…

   – Редкостная шельма, мой господин, этот Мордахей!

   – Да, да, правильно ты сказал – редкостная шельма!

   – Грех служить такому хозяину, который заставляет раба участвовать в своих преступлениях, обманывая почтенных и уважаемых всеми господ! – почувствовав ситуацию, на ходу импровизировал Беловский.

   – Да, да, рус! Хороший ты рус! – одобрительно ревел Шамуил.

   – Убежал я от Мордахея, так как не в силах был больше помогать набивать ему мешки золотом, полученным обманом и хитростью! Грех обманывать почтенных господ!

   – Правильно – грех!

   – Я не хотел сознаться Кагану в том, что принадлежу этому недостойному человеку! Каган не смог вытащить из меня ни слова, так как для меня лучше смерть, чем служба Рыжему! Но, увидев тебя, затряслось мое сердце, подогнулись колени, о Великий Шамуил! И я признался тебе во всем…

   – Ну и правильно сделал! Все равно бы у меня заговорил, – довольным львом проурчал Шамуил.

   – Без сомнения, Великий Шамуил!

   Гигант явно пришел в хорошее расположение духа. Он что-то крикнул в открытое окно избы, и из нее выбежали мальчики с блюдами и кувшинами. Они поставили еду прямо на траву перед Михаилом. Шамуил схватил кусок вареной конины, засунул в огромную пасть и жестом предложил сделать то же самое Беловскому. Тот с видом самой благодарности, рассыпаясь в комплиментах о беспримерной милости и великодушии Шамуила, с немалым удовольствием перекусил. Когда они закончили трапезу, один из сидевших в сторонке горцев, всячески угождая, как будто совсем недавно и не оскорблял, посадил Беловского в седло, а сам побежал пешком, держа повод. Они добежали до лагеря, где была яма, но его не спустили в нее, а завели в шатер, где грудами лежало разное награбленное барахло. Горец порылся в нем, выбрал расшитую шелком рубаху, красные атласные шаровары и дал их Беловскому, одежда которого после поездки по лугу превратилась в лохмотья грязно-зеленого цвета.

   Приодевшись, Михаил, осознав свое положение, сел на большой сундук и приказал горцу подобрать ему сапоги. Горец с большой готовностью метнулся выбирать обувь, поднося разные пары для примерки. Он помогал Михаилу обуваться, разуваться, участливо советовал и был очень счастлив, когда Михаил выбрал наконец мягкие варяжские башмаки с косыми нахлестами, инкрустированные бронзовыми бляшками. Со стороны могло показаться, что они очень дружны и невозможно было даже представить, что этот разлюбезный человек еще совсем недавно глумился над Беловским. Когда горец ползал перед ним на коленях, помогая сдернуть тесный сапог, Михаила так и подмывало желание помочь ему, упершись в него другой ногой. Хотелось высказать ему тоже что-нибудь гадкое, обидное. Ведь Беловский искренне презирал этого двуличного и ничтожного человека. Презирал до брезгливости, до омерзения. Но он сдержался, не захотев уподобляться больному слепой злобой дикарю. Он не мог заставить себя полюбить этого человека, но в его силах было сдержать к нему ненависть и презрение. Не дать им вырваться из души, пережав ее как воду из рвущегося из рук шланга.

   Беловского переправили в ставку на большой ладье с подарками от Шамуила. Каган встретил его милостиво, отругав, однако за скрытность. Он тоже в весьма обтекаемой и неконкретной форме одобрил побег от Рыжего, который, видимо, успел надуть не только простака Шамуила, но даже самого Кагана. Ему даже было весьма приятно досадить Мордахею, силой приобретя у него ученого раба. Он радостно предвкушал, как будет грызть и складывать в тряпицу свои желтые ногти от досады Мордахей, и эта радость была связана в сознании Кагана с Беловским.

   Положение Михаила в ставке Кагана нельзя было назвать удручающим. Его даже расковывали днем, когда уплыть незамеченными с острова было невозможно, и надевали бронзовые браслеты только на ночь. Ему выделили старую палатку и позволили свободно ходить, правда, в сопровождении двух стражников. Иногда Каган вызывал Беловского к себе на беседу. Он хорошо угощал его и даже позволял забирать с собой еду, которую Михаил относил Ратко, сидевшему в отдельной землянке. Каган расспрашивал про русов, про варягов, про славян. Он хотел понять, чем одни отличаются от других и от третьих. Беловский сам не знал этого толком, что-то уклончиво отвечал, а потом искусно переводил разговор на другие темы.

Ему было позволено приходить к вождю, и вечерами он сам спрашивал у Ратко, стараясь как можно больше понять историю Руси. Выяснилось, что русы – это такие же варяги, только живущие не на море, а на реках. Раньше они говорили на одном языке, но потом с юга и запада пришли славяне. Они не враждовали с русами, жили в лесах, полях, занимались земледелием, бортничеством и охотой. Русы же сидели на берегах рек, строили мощные города на высоких откосах, ходили в дальние походы на ладьях и защищали славян, а славяне кормили русов. Постепенно два народа смешались так, что сейчас уже стало невозможно отличить руса от славянина. Язык постепенно стал у всех один – славянский, и название стало общим – русы. Варяги же весьма часто наведывались в Русь. Иногда погостить, отдохнуть от бесконечных войн, иногда выбрать невесту, чтобы увезти к себе за море. Но чаще всего они приходили торговать у русов хлеб, мед и пушнину. Или проходили купеческими караванами на Волгу и Днепр, чтобы добраться до дальних восточных стран. Относились к ним тепло, так как и те и другие прекрасно знали, что русы и варяги – один народ. Тем более что варяги еще помнили, что вышли на север, за море, именно отсюда. Здесь была их прародина. Время от времени они договаривались объединенными силами выступать против врагов или свершить набег на дальние страны, обогащавший их на несколько лет. Вот и сейчас, говорил Ратко, должны прийти варяги, чтобы защитить Русь от хазарского нашествия. Не могли не прийти, верил Ратко!

   Также Беловский узнал, что сам Ратко выходец с верховьев Волги, с устья Дубны. Его отец в поисках нового удела лет сорок назад пришел в мордовские земли. Он хотел построить со временем в Кадницах город и закрепиться на этих берегах. Местные народы – мордва, мурома и мещера, тоже не враждовали с русами. Они прекрасно уживались, не имея точек пересечения. Русам не нужны были их поля и леса.

Несколько лет все было хорошо. Кадницы росли как на дрожжах. Прослышав о новом поселении, с верховьев Волги и Оки приходили новые и новые русы, женились, строили дома. Случалось, что оставались жить ограбленные по пути купцы, бежавшие из плена различные славяне, они женились на местных девушках, растили детей. Коренные жители этих мест тоже селились поближе к Кадницам, чтобы было удобней торговать с русами, искать у них защиты, и были всегда рады породниться. Но в последнее время стали сильно беспокоить булгары и хазары. Несколько раз чудом удавалось вовремя спастись, уводя в глухие леса скот и людей, унося весь скарб. Хазары жгли постройки, которые приходилось каждый раз восстанавливать. Для постройки города еще не хватало сил, поэтому о том, чтобы попробовать держать оборону, нечего было и думать.

   Теперь же все было уничтожено. От его мира не осталось ровно ничего. Ратко сильно это переживал. Единственное, что его хоть немного приободряло, – это то, что его дочь Венеслава, скорее всего, жива и находится где-то близко. Он видел, как Каган обратил на нее внимание и что-то шепнул слуге. Скорее всего, ее не убили, а пленили за ее необыкновенную красоту.

Каган брал мало пленных. Он не хотел обременять войско в начале большого похода, который он начал в этом году. Во-первых, пленных нужно было кормить и стеречь. А во-вторых, они занимали много места на кораблях. Отправлять же их в столицу он не хотел, так как это тоже потребует дополнительных затрат, отвлечения сил и кораблей. Но он не хотел брать на себя и большую кровь невинных жертв. Это противоречило его закону. Хотя в таком походе по различным соображениям без большой крови было не обойтись. Для этого он вступил в союзнические отношения с горцами во главе с Шамуилом. Каган вообще рассчитывал как можно меньше участвовать в боевых действиях, доверяя эту работу бесстрашному горному льву, который стал Шамуилом совсем недавно, под влиянием хазарских дипломатов и чар его родной сестры.

Положение Хазарии обострялось. Огромная Византия протягивала свои щупальца все дальше и дальше на восток и север. Ее миссионеры прошли уже по всем тропам от Варяжского моря до империи Цинь. Ее епархии действовали во всех народах вокруг Хазарии, окружая ее плотным кольцом. Мало этого, сама Хазария была уже опутана церковной сетью! Епархии возникали и расширялись так быстро, так беспрепятственно, что было страшно думать об ожидающем мир будущем. Константинополь брал за горло без огня и меча, без битв и походов! И это невозможно было не только остановить, но и даже воспротивиться этому было нельзя! Ведь миссионеры приходили якобы с миром! Но каково коварство! Какова подлость! Приходилось сидеть и безропотно смотреть на то, как эти черви разъедают плоть Хазарии! Нет, нужно встать и стряхнуть их! Перебить всех до одного!

Но нельзя! Руки связаны! Потому что эта идеология только укрепляется от этого! Каждый труп миссионера только утверждает христиан в безумии! Они, в слепом фанатизме, видят в любом акте естественного возмездия всего лишь дьявольскую ненависть к их Христу. Справедливое наказание в этом извращенном учении превратилось в подвиг! Но как же в таком случае с ними бороться? Как же тонко придумано! И как подло! О, сын плотника, ты запустил в мир живучую гадину! Нет, будущее не будет таким, каким его видишь Ты, каким видит Константинополь! Он, Великий Каган, не допустит этого! Прежде всего он не допустит крещения Руси. Этого огромного океана народов, этого безбрежного пространства! Если он не сможет остановить византийскую экспансию на север, Хазария погибла! Великий Каган прекрасно это понимал. Сейчас судьба мира решается здесь – на Итили! Нужно привлечь русов к себе, сделать их друзьями или поработить! Для этого нужно их хорошо узнать. Понять все тонкости их характера и железной хваткой схватить их самые нежные струны. Он уже узнал, что они любят веселые многолюдные пиры, где совершенно доверчиво могут расслабиться настолько, что теряют способность что-либо понимать и сопротивляться. Удивительная беспечность! Видимо, они чувствуют себя в полной безопасности в кругу своих. Это говорит об их верности и сплоченности. Это плохо для него, для Кагана, который хочет покорить этот народ. Но это достоинство можно сделать недостатком. Нужно приучить их расслабляться не только в своем кругу, но и вообще где угодно, когда угодно! Вот тогда ими можно будет управлять!